Текст книги "Война 2 (СИ)"

Автор книги: Олег Говда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Мы поговорили еще минут десять, и дядюшка Рейл, наконец, смирился.

– Выходит, быть мне бургомистром, – сказал странным голосом – вроде и с надежной, а вроде бы и надеясь отвертеться.

– Быть, – сказал я. – И вот вам первое задание. Мне срочно нужно двадцать мешков выварной соли. Достать их нужно так, чтобы Баккарал ничего не знал и ничего не заподозрил. Сумеете?

– Двадцать мешков выварной соли? Ох…

– Срочно.

– Это дело не легкое…

– Срочно. Заплачу золотом, как полагается. Лучше – на сегодня, но понимаю, что так скоро не собрать. Можно на завтра. Срочно.

– Ох, господин император. Ставите условия страшные… Но, как понимаю, без этого дела не быть мне бургомистром? Так хоть скажите, зачем вам столько соли? Стрелять ею во врагом будете?

Я пояснил. Он взглянул на меня уважительно.

«Вот же аферист, господин император-то, а!» – сказал его взгляд.

Я перевел дух. Как же тяжело работать с хорошими людьми, пусть это даже не люди, а хогги!

*Дивергентное мышление – способность решать одну проблему несколькими путями.

Глава 17

Дядюшка ушел в великих раздумьях, пошевеливая лопатками, между которыми – так мне казалось – пробивались ошметки давным-давно опаленных крыльев.

Дела мои тяжкие…

Пока Сакран и Армад не прибыли, я дал инструкции Блоджетту и быстро пообедал, совершенно не чувствуя вкуса еды. В затылок стреляло. В голове крутились слова главного сенешаля: «Часть высшего духовенства уже покинула пределы Норатора…»

Ну да, ну да. Все-таки наивный вы человек, господин Блоджетт. Почти вся активная часть духовенства во главе с Омеди Бейдаром движется уже в Китрану, и плевать им, что там придется иметь дело с прозрецом – прожженным, согласно догматам веры в Ашара, еретиком, которого надлежит немедленно изловить и истребить. Они заключили бы договор даже с дьяволом, присутствуй таковой в местной религии, лишь бы вернуть всю меру своей власти. Но дьявола нет, есть его земной наместник – прозрец. Значит, договор будет заключен с ним…

План медленно созревал, покачиваясь на волнах сознания еще бесформенной картинкой. Но картинка медленно проявлялась…

Я сказал сенешалю, что у нас нет сил, чтобы вторгнуться в Китрану. Да, формально – был прав. Но, однако же, силы эти ведет за собой бравый капитан шантрамских горцев. И силы эти, прошу заметить, немалые, плюс это не банальное ополчение, это настоящие рубаки, способные драться без жалости. А значит… значит… Нельзя терять ни секунды!

Я кликнул секретаря, велел позвать Шутейника. Изложил ему все, что придумал к этому часу. Совиные глаза хогга расширились:

– Немыслимо!

– Но выполнимо.

– Самоубийственно!

– Но выполнимо.

– Проще сразу забраться в намыленную петлю.

– Но выполнимо.

Он выругался.

– Выполнимо, мастер Волк! Но шансы…

– Хорошие.

– Но Норатор…

– Останется под началом дядюшки. Я видел его в бою. Он цепкий и совершенно бесстрашный сукин сын.

Шутейник подумал немного, возведя желтые очи к облупленному потолку (да, не слишком то хорошо содержался главный кабинет архканцлера!).

– Вот что он сукин сын – тут я вполне согласен. А что до остального… Нет, подумать только, дядюшка – бургомистр!

– Еще не бургомистр. Завтра собрание ратманов. Завтра мы въедем в город во всем блеске и величии… А затем да, он станет бургомистром.

– Завтра?

– Завтра.

– И его выберут…

– Выберут с той же легкостью, с какой мы вошли в Храм Ашара.

Мой гаер ухмыльнулся.

– Вы, мастер Волк, обладаете какой-то штукой… прямо не знаю как назвать… Когда обстоятельства… ну, не вполне хорошие обстоятельства… каким-то хитрым вывертом оборачиваете себе на пользу. Прямо магия какая-то!

Есть такое, дорогой мой друг. Но это не магия, а лишь знание психологии, и в особенности – психологии толпы, которая по своему развитию приближается к разуму десятилетнего ребенка.

– Играем на парадоксах, – промолвил я. – От меня ждут, что я окопаюсь в Нораторе, и буду его укреплять и ждать осады. Я же поступлю иначе. Быстрый переход и быстрый безжалостный удар. Я все ставлю на карту.

– Однако… если мы уйдем… – сказал гаер задумчиво. – Значит город останется под дядюшкой… И почти без защиты!

Все-таки не верил он в дядюшку так, как верил я.

– Успокойся, Шутейник. Мы добудем селитру, Брауби немедленно изготовит порох. Угли и сера у него есть. Пушки мы оставим у дядюшки на попечение Брауби. Итак, в руках нового бургомистра будут: часть Алых крыльев, пушки, хогговское ополчение, городская стража Таленка и дворянское ополчение. Всего около четырех тысяч, к которым в любой момент может присоединиться ополчение горожан. Другими словами – солдат для защиты городских улиц будет предостаточно. Твой дядя не глуп и он быстрейшим образом укрепит город. На реке и на море будут крейсировать суда Кроттербоуна с матросами и частью людей Аниры Най. Все будет хорошо.

В глазах хогга все еще плескалось недоверие.

– Вы ведь слышали: Ренквист зашевелился. А если он…

– Город выстоит. Город выстоит и против сил Ренквиста, и против сил Адоры и Рендора, если они нас все же переиграют. Но повторяю: не переиграют. Их усилия сейчас направлены на Китрану, и на Норатор они пока не смотрят. Скажу больше, теперь они хотят обойтись малой кровью и ожидают, что после коронации Варвеста трон подо мной – или под моими соратниками, ведь я пока для них мертв – зашатается так сильно, что из Норатора все побегут под руку Варвеста, и меня – если я, повторюсь, все же окажусь в живых, а я окажусь, безусловно, – в конце концов получится взять почти голыми руками.

– Ладушки-воробушки! Не верю, что такое может случится!

– Может, Шутейник, если я запущу ситуацию и позволю событиям развиваться именно так, как хотят Сакран и Армад.

– А чего же они хотят в точности, мастер Волк?

– Двоевластие. Вялотекущая гражданская война на истощение. Постепенно мое положение – включая сборы налогов с провинций – станет настолько скверным, что от меня отвернутся даже самые преданные соратники. Поэтому сейчас наша задача: не допустить двоевластия и затянутой гражданской войны. Мы должны настичь Варвеста и прихлопнуть. А с ним, желательно, прихлопнуть и прозреца. Таким образом, Адора и Рендор потеряют возможность продвигать своего кандидата на трон, и их война из освободительной немедленно станет завоевательной, что очень не понравится многим дворянам Санкструма, которые доселе колеблются, чью сторону занять… Вот тут-то я и развернусь.

В глазах Шутейника сверкнуло понимание.

– Вот, значит, как вы мыслите! А я и не подумал… Значит, мы должны…

– Да. Послезавтра вы выдвигаемся, чтобы напасть на Китрану.

– Ох!

– Я устроил послам Адоры и Рендора небольшую ловушку. Она убедит их в том, что мы никуда не уйдем из Норатора. Но об этом позже. Пока что садись, пиши депеши. Отправим разными путями двух нарочных к Бришеру. Один всяко достигнет цели.

– Ладно. Ой, то есть: слушаюсь. Но дядюшка – бургомистр… Подумать только!

* * *

В апартаменты Силы Духа я пробрался тайком, прикрыв тело плащом, а лицо – шляпой. Глаз во дворце множество, но пока никто не должен знать, что император – живехонек. Особенно не должны об этом знать господа Сакран и Армад. Пока шел по притихшим коридорам, видел унылых придворных, что напоминали теней. Ощущение: будто в Варлойн пришла чума, настолько все депрессивно. Ну, ничего, скоро над дворцом воссияет солнце: император вернулся!

Щелкнула задвижка, двери распахнулись изнутри руками Блоджетта. Мой бывший секретарь уже разложил на пыльном столе груду бумаг и перьев, расставил несколько чернильниц, даже шандалы с оплывшими свечами водрузил – дескать, велась в апартаментах в отсутствие императора уж-жасно напряженная работа.

Постамент с троном занавешен тяжелыми кулисами малинового бархата. Такие же занавеси – на окнах. Я зашел за одну и усмехнулся: при всем желании из зала меня не увидят.

Немного погодя в двери условным стуком постучался Шутейник. С ним был Лонго Месафир, глава фракции Великих, и четверо из Адженды. Чуть погодя пришло еще несколько владетельных дворян. На носилках доставили также Трастилла Маорая, с ним явилось несколько его приближенных. Из порта привезли Аниру Най. Пришел кардинал Мосс, тот, что предостерегал меня вскрывать могилу Семериона Растара. Всех владетельных особ я расположил за кулисами. Они могли слышать все, что происходит в зале. Всем им было приказано хранить строжайшее молчание. Меня они, разумеется, не могли видеть: я все так же скрывал свое лицо под шляпой.

Еще двадцать минут томительного ожидания. Простенки, обшитые блестящими дубовыми панелями, поблескивали, ловя отсветы свечных огней. Картины пыток святых на потолке, кажется, шевелились от нагревшегося, спертого воздуха. И вот наконец… Мы с Шутейником едва успел шмыгнуть за штору у окна.

Секретари распахнули двери, и в апартаменты Силы Духа вошли послы Сакран и Армад. Их сопровождала пятерка стражей Храма – тех самых, что уцелели, когда Алые Крылья штурмовали храм перед моей коронацией. Вот же наглецы, а! Гвардейцев Храма почти всех разоружили по моему приказу, но часть из них осталась при послах, которых я пока что не мог тронуть.

– Господа п-послы! – поклонился Блоджетт (он один остался в зале на виду).

Послы ответили краткими кивками и принялись напряженно осматриваться, стоя у торца стола. Армад – приземистый и багровошеий, и Сакран – тощий до той степени, что казался недоедающим. Одежды по-прежнему скромные, лишь посольские знаки сияют яростно, жалят взгляд, отражаясь от свечей на столах. В прошлый раз бумажный свиток держал Сакран, теперь эта честь перешла к Армаду.

Осматриваются… особо смотрят на задернутый кулисой помост. Что-то чуют… Я в который раз поразился их мощному, какому-то звериному чутью.

Блоджетт смотрел на них с противоположного конца стола, щеки его покрылись румянцем. Черт, старик, выдержи, я верю в тебя!

– По поручению наших монархов, пришедших к взаимному согласию и принявших как должное споспешествовать взаимному благу наших государств, – сказал распевно Сакран, – мы, представители блистательной Адоры и сияющего Рендора, явились к самозваному императору Сакнструма!

– Император мертв, г-господа, – склонив голову, ответил Блоджетт в точности так, как я его инструктировал.

Послы синхронно кивнули.

– Слухи дошли до нас, господин старший сенешаль, – промолвил Армад. – Император мертв, а значит, Варлойн должен приветствовать нового императора – Варвеста!

– Но м-мы еще не успели объявить траур по Торнхеллу-Растару! – произнес старый сенешаль с надрывом. Он прекрасно выучил роль и играл как будто всегда был прирожденным актером. Хотя… что я говорю? Политики – лучшие актеры во все времена.

– Вы объявите траур, господин Блоджетт, – сказал Армад, помахивая свитком.

– Вы объявите траур, – подхватил Сакран, – и примите нового императора – Варвеста Растара. Мы – полномочные его представители и, как его представители, мы требуем передачи управления Санкструмом в наши руки.

– Так будет до тех пор, пока Варвест не явится в Варлойн во всем своем блеске и величии! – добавил Армад.

Мне послышалось, что Блоджетт издал горлом звук, похожий на скрип старого и несмазанного тележного колеса.

– Однако еще не успел остыть труп прежнего императора… – проговорил он, сбиваясь, и я видел сквозь щель (Шутейник, присев на корточки, глядел в зал тоже) что он не на шутку возмущен, зол, и даже свиреп.

– Нас это не волнует, старик! – отрезал Сакран.

– Нам плевать на это! – добавил Армад. – Мы пришли взять власть именем законного монарха и мы возьмем ее. Или…

– Или что? – спросил мой сенешаль.

Армад взмахнул свитком.

– Ты, как главный сенешаль Варлойна, прекрасно знаешь – что. Здесь – объявление войны Санкструму нашими странами: Адорой и Рендором. Война освободительная и святая. Против остатков приверженцев ложного монарха, окопавшихся в Варлойне и Нораторе и не желающих отдать трону законному наследнику!

– Святая война! – добавил Сакран с какой-то насмешливой ноткой. Гнусные у них обоих были интонации. Я бы сказал, классические политические, лживые интонации у них были.

Блоджетт пошатнулся… сделал шаг назад, к помосту. Высокий его залысый лоб покрылся бисеринами пота. Он даже не играл, он взаправду был возмущен.

– Но мы еще не справили тризну по Торнхеллу! – вытянув по-птичьи шею, вскаркнул он.

Послы переглянулись, обменявшись улыбками. Сейчас они ощущали себя хозяевами положения. Да что там хозяевами положения – властелинами мира они себя ощущали!

– Твой Торнхелл – жалкий самозванец, и тебе это известно, старик! Это всем известно! – вскричал Сакран. – Труп его так и не был найден, и, скорее всего, не будет найден уже никогда. А впрочем… даже если он еще жив – это ему не поможет. Варвест грядет!

Наступила пауза. Блоджетт напряженно дышал. Я посмотрел в окно. Вдали на эспланаде началось шевеление. Мелькали алые накидки горцев Шантрама. Хех, так и надо. Так и надо.

– А что будет… будет… – прошептал он. Затем набрал воздуха в грудь и сказал зычно: – Что будет со всеми приверженцами Торнхелла? Что будет с дворянами всех наших фракций? Тех, кто стоял ранее за Торнхелла или же просто занимал позиции нейтральные? Я хочу… гарантий!

Послы переглянулись. Как бы хорошо они не владели собой, я буквально видел, как их взгляды наполняются едва сдерживаемым триумфом.

– Вам некуда бежать, – промолвил размеренно Сакран. – Но господин Варвест милостив. Всех помилуют…

– Да, – елейно добавил Армад. – Репрессий почти не будет. – И в голосе его звучала такая ложь, что все – включая и тех, кто был скрыт за кулисой – поняли: люди Варвеста вырежут всех приверженцев Торнхелла, а так же нейтральных дворян, до кого смогут дотянуться их руки.

– С нами явилось во дворец триста человек, – проговорил Сакран не менее елейно. – Это и солдаты, и священники, и некоторые дворяне, которые заменят на всех главных постах твоих людей, старик.

Блоджетт отступил еще на шаг к кулисе.

– Я… – прошептал он побелевшими губами. – Я н-не могу… я б-буду сопротивляться! И вся фракция Великих, и вся фракция Умеренных будет! Вы не подавите нас, вы не сможете… вы не должны!

Тут Армад потерял терпение. Шея его побагровела еще больше и он, обойдя стол, шариком подкатился к Блоджетту.

– Дурной старик! Брось эти глупости, дурной старикашка! Сила с нами. А с тобой – лишь запах свежей могилы! Что, ты отказываешься нам подчиниться, старый дурак? Ну, говори!

– Я приносил присягу Торнхеллу… – прошептал мой сенешаль, делая еще один шаг к кулисе. – И все дворяне Санкструма приносили… Почти все… Все кто уцелел.

– Дурачок, – сказал Сакран ласково. – Все вы так или иначе – мертвецы. Но мы даем слово: если ты напишешь сейчас официальное, со всеми нужными печатями, признание нас как временных правителей – мы сохраним жизнь тебе и твоей семье.

– А п… п… прочие? – прошептал Блоджетт. – Все кто стоял за Торнхелла… все кто был к нему приближен? Даже господа Умеренные симпатизировали в последнее время…

– Мы не обещаем тяжких репрессий, – пропыхтел Армад, словно не услышал слов Сакрана про мертвецов. – Ну же, старик, пиши признание и прими нас как временных правителей Санкструма! Варвест вскоре коронуется в Китране, он уже туда направляется, и вскоре вступит в Норатор, и нам нужно подготовить блистательный прием!

Блоджетт поднялся на ступеньку помоста, уперся спиной в кулису.

– Я… не… могу… – прошептал, умоляюще выставив руки перед Армадом. – Я приносил присягу… И останусь ей верен.

– Дурак! – взвизгнул Армад, и, привстав на цыпочки, хлестнул свернутой в бумажку трубкой по щеке Блоджетта. – Ну вот тебе, на, на! – он сунул бумагу в руки старшего сенешаля. – Вот тебе объявление войны нашими странами, получи его. Теперь пути назад нет! Но это ненадолго. Сейчас мы возьмем власть, старый ты дурачок, наши люди уже расходятся по дворцу! Ха-ха-ха! Это самая быстрая война в истории, старик. Через полчаса ты подпишешь капитуляцию, иначе…

– Угу, – сказал я, вместе с Шутейником выбираясь из-за шторы. По щелчку моих пальцев Блоджетт потянул кулису, открывая ошалевшим послам не менее ошалевшие лица первых лиц Санкструма. – Вы, господа хорошие, немножко заигрались. Ай-ай-ай… Значит, чтобы не случилось, вот эти лица, – я показал на людей на помосте, – будут подвергнуты репрессиям и казнены, да? Ай-ай-ай… А вы, стало быть, явились в Варлойн и в присутствии венчанного монарха попытались захватить власть, да еще объявили Санкструму войну… Ай-ай-ай. Нет, господа, война – это ладно, но вот попытавшись вероломно захватить власть, вы вывели себя за рамки посольской неприкосновенности, и я могу с чистой совестью отдать приказ о вашем аресте.

В жизни бывают минуты, ради которых стоит жить. Эти минуты нынче и наступили. Я смотрел на окаменевшие лица послов и наслаждался законным триумфом. У них в буквальном смысле отобрало речь. Их в буквальном смысле охватил паралич. Они действительно окаменели.

– Все ваши люди арестованы, – проговорил я с улыбкой. – И вы арестованы тоже. При свидетелях, при огромном скоплении высших лиц империи вы признались, что пытались захватить власть в Варлойне. Отныне – добро пожаловать за решетку, где вы будете пребывать, пока я не раздавлю Варвеста как гниду. Пусть он придет, я встречу его в Варлойне и Нораторе как должно. Ведь у меня теперь есть войска… и пушки!

Сказав так, я усмехнулся. Среди собравшихся на помосте наверняка найдутся те, кто передаст мои слова оставшимся в Нораторе соратникам послов. Итак, Адора и Рендор будут думать, что я остаюсь укрепляться в Нораторе, тогда как я… должен буду нанести стремительный смертельный удар.

Я вздохнул полной грудью.

Что ж, прекрасный день.

Минус два серьезных противника. Отлично. Мне есть чем гордится, честное слово.

Глава 18

О, какое прекрасное яркое утро! Под порывами свежего ветра раскачиваются макушки деревьев, но солнце – не красное, прошу заметить! – уже взобралось на небосклон и смотрит оттуда, ласково прищурясь. Мы со средней скоростью движемся в открытой повозке по дороге на Норатор. На козлах Шутейник, ну а в повозке мы с дядюшкой Рейлом. Сегодня я ему устрою отличное паблисити, которое горожане долго помнить будут. Перед нами двое конных Алых, позади – еще пятьдесят и Амара. Это на случай непредвиденных действий врагов. Я уже учен и стараюсь не ездить без большого эскорта. Сейчас я наряжен как император – голубой жюстокор с орденской лентой через грудь, однако под этим отвратительным нарядом – прочная кольчуга, опускающаяся ниже ягодиц, да и шпага у бедра – вовсе не бутафорская. Да, я уже учен, и опасаюсь стрелы из толпы. И Бантруо Рейл – одетый расфуфырено (красные штаны, желтые ботинки, малиновый жилет и синяя длинная куртка – тоже облачился в кольчугу, каковая добавила его бокам, хм, солидности. Теперь Бантруо Рейл – один из моих важнейших союзников, и я должен заботится о его жизни.

Я повторяю в уме строки передовицы, которую вчера поздно вечером распространили в городе:

«ИМПЕРАТОР ЖИВ!

Завтра в десять утра состоится торжественный въезд в Норатор нашего благословенного Арана Торнхелла-Растара, венчанного монарха, которого мы считали убитым в результате подлого вторжения захватнических войск Адоры и Рендора! С ним будет великий герой Санкструма – хогг Бантруо Рейл, владелец славной нашей газеты «Моя империя»! Это он подобрал раненного в бою императора и лечил его самоотверженно, делился последней крошкой хлеба и прятал у себя в доме, пока убийцы, подосланные Сакраном и Армадом рыскали по улицам Норатора, как стая бродячих собак. Но теперь убийцы пойманы, а Сакран и Армад – арестованы, и император может вступить в город во всем своем блеске и величии, рука об руку со своим спасителем – героем Норатора Бантруо Рейлом!»

О войне я сообщу стране завтра. Важно не перегрузить информационную повестку, ведь город до поздней ночи будет обсуждать назначение дядюшки бургомистром.

Шутейник правил двойкой лошадей, то и дело озабоченно оглядываясь через плечо. Ему категорически не нравилась затея въезда господина императора в город в открытой повозке. Насчет дядюшки он особо не переживал, и я подозревал, что Шутейник до сих пор должен ему круглую сумму и, если стрела настигнет Рейла-старшего, не станет особенно убиваться.

Распугивая собак и кошек, согнав с низких карнизов стайку голубей, наша кавалькада вступила в пределы Норатора. Город, разумеется, шумел. Пестрая толпа раздавалась перед нами.

Под праздничный перезвон колоколов всех церквей и храмов Норатора, мы двигались по улицам города.

– Ох, – сказал дядюшка и начал – в соответствии с моими указаниями – усердно размахивать рукой, на каковое приветствие толпа ответила восторженным гулом.

– Крепитесь, – сказал я и тоже замахал.

На самом деле, это, конечно, было классическим театральным представлением, каковым является любое появление политика на публике – четким, рассчитанным на определенный эффект представлением.

Никаких трибун для торжеств. Наша открытая повозка – уже трибуна. Мы едем, иногда останавливаемся и принимаем овации почтенной публики.

– Ох…

В глубине повозки сидел перемотанный бинтами актер, которому было велено изображать последнего уцелевшего лакея бургомистра.

Нас великолепно принимали, нас обдавали овациями и возгласами. Мы двигались к ратуше медленно, но верно. Я не чувствовал уже особого волнения – после всего, что случилось, я, можно сказать, пообтерся, привык. Однако меня согревала и переполняла энтузиазмом мысль, что сегодня я получу Норатор, получу безраздельно, со всеми потрохами, что смогу теперь действовать с развязанными руками, не опасаясь удара в спину, понимая, что над городом поставлен твердый и правильный начальник, который и в мое отсутствие сможет его отстоять.

Повозку подбрасывало на битой дороге. Каждый толчок отдавался болью в моей голове.

– Ох.

– Дядюшка?

– Да?

– Когда станете бургомистром, первым делом вы почините все нораторские дороги!

– Ох-ох-ох!

Однако я видел, как разгораются азартным блеском его глаза. Да, город скоро окажется под его управлением, и тогда уж дядюшка развернется!

А вот и ратушная площадь с магистратом, который так же зовется городской управой. Здание двухэтажное, сравнительно скромное, с обязательной башней. По сторонам виднеются кареты, в которых прибыли на заседание ратманы. Мы ехали все медленнее, увязая в рокочущем потоке людей и хоггов. Щеки дядюшки раскраснелись, я тоже ощущал жар – похоже, обычная психосоматическая реакция, хоть я и не волнуюсь явно, подсознание все равно кипит и плещет.

Мы подъехали к ступенькам магистрата. Я оглянулся. Океан голов затопил площадь перед ратушей. Народ шел за нами, ожидая – как это водится у народа – от политиков чуда. Ну и славно, сегодня чудо будет явлено, дядюшка станет новым бургомистром. О боги, как же все это просто!

На другой стороне я видел красную и мрачную колоннаду Университета Больших Наук, где прямо сейчас Фальк Брауби, взявший Университет под свою горячую волосатую лапу, отливал пушки, ладил пистоли и экспериментировал с составом пороха.

Снова нахлынул какой-то туман, реальность вытянулась в коридор с размытыми стенами… Я беру столицу Санкструма под свой контроль. Вот прямо сейчас… пространство и время исказились, даже звуки толпы стали доносится как сквозь вату.

Алые спешились, образовали вокруг нас коридор до самых ступенек магистрата. Мы с дядюшкой сошли с повозки. Шутейник спрыгнул и встал рядом. Я почувствовал пожатие крепких пальцев. Амара. Тоже рядом. Вот так. Теперь мне совершенно нечего опасаться – плечом к плечу с Амарой и Шутейником я могу сокрушить всех, кто встанет на моем пути.

– Ох.

– Спокойно, дядюшка. Пошли!

Ну что, дорогой Бантруо Рейл, ты, конечно, прохиндей, но прохиндей честный, пусть это и прозвучит парадоксом. А вот теперь – добро пожаловать в мир достаточно крупной политики, где плавают алчные приспособленцы, бесчеловечные интриганы, где вовсю цветет мир эгоистов, которые блюдут только свои интересы, где ницшеанский Сверхчеловек бы сразу скукожился, сдулся, не смог бы выжить, забился бы под стол и заскулил, потому что слишком мелок он и слаб для алчных акул, заседающих в магистрате.

Перед нами услужливо распахнули двери и мы вошли в тускло освещенный холл. Широкая лестница из мрамора с протертыми выемками ступенек… Двое Алых впереди. Шестеро – позади. Повторюсь, теперь я уже научен и не бравирую опасностью. А вот и зал заседаний в глубине еще одного холла. Зал не выглядел подобием зала Коронного совета, здесь шаткие деревянные трибуны для ратманов располагались с трех сторон вытянутого помещения. Посредине же оставалось свободное пространство с кафедрой, откуда могли выступать ратманы. Кафедра смотрела в торец помещения, где среди трибун возвышалось место с пустующим мягким креслом. О, ну это понятно – кресло еще недавно продавливал тощий зад Таленка. Теперь там будет покоится и измышлять справедливые указы увесистая задница Бантруо Рейла.

За трибунами у стен и широких окон оставалось много свободного пространства, которое было заполнено охраной ратманов и почетными жителями города. Навскидку, в зале собралось человек триста.

Рядом с креслом бургомистра восседал сам Баккарал Бай, дюк всех дюков. Все трибуны были заняты. Девяносто девять ратманов и большое количество их секретарей уперлись взглядами сначала в меня, затем – в дядюшку. Затем в Шутейника, Амару, и в перемотанного бинтами актера, который изображал последнего уцелевшего лакея Таленка.

Я не стал медлить и выступил вперед, взошел на кафедру.

– Господа!

– Господин император! – вскричал кто-то с места. – Какое счастье, вы живы!

– Господин император! Господин император! – закричали ратманы хором. Один Баккарал Бай молчал, сверлил меня враждебным взглядом круглых буркал, и, когда все вскочили поклониться, лишь слегка нагнул свою голову-глыбу. Рядом с ним восседал тощий человек в серых одеждах, с ярким, золоченым медальоном на выпуклой цыплячьей груди. Я видел его в Варлойне, когда он пытался «переводить» мне речи дюка дюков. Он тоже лишь слегка привстал, явно не хотел злить своего патрона. Ну-ну.

Я стукнул по трибуне ладонью, и этот знак призыва к вниманию тут же установил в зале скрипучую, пыхтящую, напряженную тишину.

– Господа ратманы, я счастлив, что вы, лучшие люди и хогги Норатора, соль и плоть города, искренне приветствуете мое возвращение. Даже господин Баккарал соизволил поклониться, что, верно, не слишком легко при его комплекции. – В зале раздались сдержанные смешки. – И я не менее рад тому, что в этот тревожный час вы собрались тут радеть о благе нашего города. Ведь пастырь ваш, бургомистр Таленк, мой близкий и славный друг, был подло убит руками дэйрдринов… – раздалось слитное гудение, не слишком, должен сказать, печальное. «Прикончили скотину, туда ему и дорога, дали бы мне его кости, я бы на них еще и попрыгал!» – вот что я прочел в глазах многих депутатов. – Как понимаю, сейчас вы оживленно ведете прения – кому же выпадет счастливый жребий стать новым бургомистром? – Я обвел выжидательным взглядом зал. Все молчали.

– Ы-ы-ыххх! – родил вдруг Баккарал.

– Господин император совершенно прав, да здравствует наш премудрый император! – перевел человек-крыса.

– Отрадно, отрадно, – проговорил я. Амара хмыкнула за моим правым плечом, Шутейник – за левым, и только дядюшка позади всех моих соратников что-то промямлил, все-таки смущался он в высшем этом обществе упырей, ужасно смущался. – Однако же я, вознесенный на крыльях вашего восторга, тем не менее опечален тем фактом, что вы не вышли поприветствовать прибытие императора и его нового друга и героя всего Санкструма – Бантруо Рейла!

Собрание сдержанно зашумело.

– Ы-ы-ых! – одышливо молвил Баккарал Бай. Все-таки у него были глаза спрута – огромные серые, с круглыми пульсирующими зрачками. Очень скверный у него был взгляд, прямо-таки хищный.

– Господин Баккарал с поклоном говорит: господа ратманы приносят свои извинения, но они вынуждены были с раннего утра собраться в ратуше, чтобы выбрать нового бургомистра, дабы город не остался без пастыря и начальника! – пропел человек-крыса, глядя на меня предерзко.

Я соизволил милостиво кивнуть, вроде как принял и понял.

– Да-да, господа, нелегкий ваш выбор…

– Ы-ы-ыхххх!

– Господин Баккарал Бай, дюк всех дюков, говорит: выбор ужасно труден, однако почти сделан. Так как господин Бай давно уже возведен в дворянское сословие, господа ратманы склоняются к тому, чтобы отдать пост бургомистра под его руку!

– Ох, – сказал дядюшка.

Ну, это было понятно, это я предполагал. Хорош бы я был, если бы позволил этому упырю стать во главе столицы!

Я улыбнулся собранию ласково, как несмышленышам.

– Нет-нет, господа ратманы и вы, дорогой мой Баккарал Бай, вы зря старались и тратили свои силы. Положитесь на императора. Он прибыл сюда, чтобы разрешить все ваши споры и противоречия. Всемерно заботясь о вашем благе, он привез нового бургомистра – господина Бантруо Рейла! – С этими словами я сделал нетерпеливый жест рукой, и дядюшка, пыхтя, взобрался ко мне на кафедру.

Ратманы зашумели, многие вскочили с мест, переглядываясь.

– Что? Как? Почему? – понеслись крики. Даже Баккарал Бай привстал со своего места. Пунцовые его щеки оплыли, глаза выпучились и сверлили меня с неукротимой яростью.

– Вы забываетесь, господин император, ваше величество! Пых-фых… – соизволил он заговорить лично. – Норатору даровано право самоуправления! И лишь благородные ратманы… пых-пых… могут выбирать нового бургомистра! Так было и так будет всегда!

Дядюшка Рейл поджал уши, затем встрепенулся, выпятил грудь и уставился на Баккарала с ненавистью. Губы его шевельнулись, он неслышно произнес ругательство.

– Ну что вы, что вы, – сказал я, мирно поведя рукой перед собой. – Ну конечно же, выбирает почтенное собрание, и только оно. Так было и так будет всегда. Вы и сейчас выберете нового бургомистра сами.

– Мы выберем Баккарала Бая! – вскричал человек-крыса, всплеснув руками несколько раз, словно пытался нагнать энтузиазма на толпу депутатов.

– Однако вот лакей из имения Таленка, – произнес я, и актер вышел перед кафедрой. Он был замотан бинтами как мумия, только глаза блестели. Для полноты картины он очень уверенно хромал, а левую руку держал скрюченной. – Он слышал последние слова бургомистра, который просил – о Ашар, не велел, лишь смиренно просил – передать город под руку его доброго друга, хогга Бантруо Рейла!

Ратманы зашумели. Актер-лакей глухим голосом подтвердил мои слова.

– Последняя воля покойного, последняя воля покойного! – загнусил он, пока я легким шлепком по трибуне (условный знак) не призвал его к молчанию.

– Следует уважать, господа, последнюю волю! – произнес я веско.