Текст книги "Война 2 (СИ)"

Автор книги: Олег Говда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

– Мы уже сутки следим за каждым подходом к владениям Горста, – проговорил баклер. – Вот трое прознатчиков. Шли с разных сторон. Отправлены из Китраны.

К моим ногам подволокли троих избитых в кровь, связанных мужичков.

Там где три – там может быть и четыре. Или пять. Предположим, кто-то из прознатчиков просочился сквозь кордоны брай и сейчас оценивает обстановку… Или – уже оценил и скачет с докладом. Значит, времени терять нельзя. Выдвигаться нужно в течение ближайшего часа, двигаясь быстрым маршем, поджимая прознатчика и, возможно, опережая, чтобы нанести быстрый удар… и… Да пребудет с нами милость Ашара!

Глава 22

– Но почему – кот, мастер Волк?

– Когда угнетают свободное мышление разным мракобесием и жестоко манипулируют рассудком, разум помрачается. В этом состоянии можно провести свою контрманипуляцию с этим рассудком. И с точки зрения манипуляции помраченным сознанием – демон-кот ничуть не хуже, чем, скажем… – Я помолчал, подбирая ассоциацию. – Ну, скажем, ничуть не хуже, чем волшебная говорящая собака, или разумный конь, которому заставляют поклоняться. Или бык, которому приносят жертвы. – Как в Древнем Египте, хотелось бы добавить. – Побольше иррационального абсурда, это всегда срабатывает. Ну а кот… вот он, под рукой.

– Он, вроде бы, и не против, а, мастер Волк?

– Он умен.

На самом деле, Шурик не был под рукой, он предпочел ехать в возке с Дарией и Горчаком, поскольку мы двигались передовым отрядом в сопровождении кибиток брай, ну а у брай были в почете собаки, а Шурик их… скажем так, не очень любил. Вот и ехал в возке позади нашей кавалькады. Десять кибиток, возок с привязанной к нему Бабочкой, сотня Алых. Передовой отряд. Мы двигались к Китране тремя колоннами, с тремя же передовыми отрядами. Мы с Шутейником были в центральном передовом, в кибитке баклера. Внутри было уютно, пахло травами. На плетеных циновках и матрасах, набитых сушеной травой, разлеглись бойцы брай. В полумраке поблескивали глаза. Баклер выгнал из кибитки собак, так что те не тревожили меня своим вниманием, хотя ранее, перед тем, как мы выехали, псы успели спеть по мне хоровой реквием.

Баклер сидел на козлах, правил четверкой лошадей, дымил эльфийским листом. Маленький кисет вручил и мне перед выездом.

– Последний, – сказал со значением. – Больше не будет… Если… – Он умолк, качая огромной головой. Имел в виду понятное: если я не разберусь с Лесами Костей и Эльфийской тоской, не будет больше никакого эльфийского листа. Я не стал уточнять, что листа и так и так не будет: мертворазум каким-то образом обратил его в эту самую тоску повсюду в Санкструме, и вряд ли эльфийский лист возродится в будущем. Все, закончились славные деньки. Теперь придется искать другое курево. Даже не знаю, какое. Может, какие-то листья…

Интересно, почему эльфийский лист у баклера не превратился в золу, как у Шутейника недавно? Может, какая-то местная магия помешала? При случае расспрошу подробней.

Я поделился листом с Шутейником, он кивнул благодарно, закурил трубку. О коте и манипуляциях расспрашивал подробно, кивал, усмехался. С гаером, который, явно, проштудировал не один курс в Университете, я мог говорить на одном языке, он понимал, схватывал слету, мгновенно усваивал информацию. Дядюшка его был таким же, быстрым на мысли. Как он там управляется Норатором, интересно? Как там Амара? Она должна кое-что сделать для меня, кое-что очень важное… И, возможно, жизненно необходимое для победы.

Так мы и ехали. Десять кибиток с нашей во главе, позади – сотня Алых, и возок с подростками и котом.

Разговор постепенно увял. Трубка Шутейника угасла. Мы задремали под мерный перестук копыт. Мои сны были спокойны. Удивительно, но под защитой брай даже Стражи не смели являться. Я спал настолько крепко и хорошо, что не сразу проснулся, хотя меня настырно трясли за плечо стальные пальцы баклера.

– Император! Император!

Я раскрыл глаза, с трудом соображая, что к чему, где я и что происходит. Шутейник уже проснулся, мигал совиными глазами.

– Ч-что?

– Посмотри, император! Я не понимаю…

– Что? – Я распрямил ноги, повертел головой. В щели полога пробивался серый рассвет.

– Мост, – проговорил баклер гортанно и странно, как будто был испуган, хотя я думал доселе, что такого человека ничто не может испугать. – Я задремал, император. каюсь. Лошади сами вывезли на мост. Теперь мы стоим посредине. Я не понимаю… Посмотри!

Нехорошее чувство опасности поднялось изнутри. Я сграбастал шпагу, нацепил, переглянулся с гаером и выбрался сквозь полог на козлы. Затем – спрыгнул на… О мой бог! На тесно переплетенные щупальца Эльфийской тоски!

Мост впереди терялся в тумане. Туман – густой, ледяной, плотный – был со всех сторон. Я не видел даже, что под мостом – река или пропасть? Позади слышался гомон голосов – кибитки въехали на мост, за ними толпились Алые, я слышал, как испуганно всхрапывают их лошади.

– Мы еще в Оверри, это старый каменный мост через высохшее русло Тэйты… – сказал баклер тихо. – Есть объезд, но далеко… Внизу по склонам местное кладбище… Посмотри, император… Посмотри!

Он прошел чуть вперед, я – за ним, хотя мне казалось, что каждый мой шаг по Эльфийской тоске регистрируется мертвожизнью. Эльфийская тоска заткала мост так плотно, что я не видел ни малейшего блеска камня. Я шел как по пружинящему ковру. Шел – и мне было страшно. Впрочем, баклер боялся не менее моего. В руке его виднелся топор на длинной рукояти.

Через пять шагов из тумана выплыл заслон из червезмей, сплетшихся между парапетами моста в стену чуть выше моего роста. Бугристая стена, мне показалось, чуть заметно пульсирует, там и тут… Дышит. Тянет соки из земли. И мешает проехать.

– Что делать, император? – спросил баклер хрипло. – Мы заехали в скверное место по моей вине. Я чую скверну кругом. Скверну и магию. Гнусную магию.

– Ашар! – это господин император выразился.

– Ладушки-воробушки! – а это Шутейник.

А я боялся сказать лишнее слово. Каким-то образом мертворазум прознал, что я следую этим путем, и возвел преграду. Верно? Или я от огромной власти и такой же опасности превратился в параноика?

Баклер покачал в руке топор.

– Я бы мог попытаться прорубить это… но… Ты главный, император, ты решаешь.

Я и гаер переглянулись. Совиные глаза моего друга испуганно блеснули. Слишком хорошо он помнил мои рассказы о Лесе Костей и о том, на что способны эти червезмеи.

Позади зашумело, несколько людей баклера приблизились. В руках топоры и кинжалы.

– Что делать? – вновь спросил баклер. Топор в его руке покачивался. Я хлебнул ледяного тумана, ощутил запах сырой, вывороченной земли, будто могилу раскопали…

Из белого сумрака, снизу, из-под моста, вырвалось белое щупальце червезмеи, сграбастало баклера поперек туловища, оторвало от моста, и попыталось затащить куда-то вниз.

Шутейник охнул, его меч ударил по щупальцу с оттяжкой. Щупальце лопнуло, мертвый конец тут же ослабил захват, опал с тела баклера, как обычная обрубленная веревка, и сам баклер приземлился на четвереньки.

– Назад… – прошептал я. – Назад! – крикнул громко. И еще громче: – Все назад, назад, отступаем!

Шутейник взглянул на меня, глаза расширились, став нереально огромными: позади меня, колыхнув волосы, что-то зашевелилось. Мне не требовалось оборачиваться, чтобы понять, – что. Меня охватило поперек туловища, и, поскольку весил я не в пример легче баклера, легко оторвало от моста.

– Мастер Во-о-о… – ударил в уши вопль моего друга.

Меня унесло в ледяной, воняющий землею туман, я не успел опомнится, как щупальце разжалось, бросив меня на упругое переплетение Эльфийской тоски. Я был на дне высохшего русла, в белом, ужасном сумраке, который просматривался хорошо, если на три метра.

Потеря ориентации… Я испуганно завертел головой. Поднялся. Поперек груди словно хлестнули раскаленной цепью – так сильно сжимало меня щупальце.

В метре от меня разверзлась широкая яма, откуда, быстро перебирая конечностями, полезли белые существа, тощие, явно нагие, схожие с людьми только в том, что у них имелись четыре конечности и маленькая, совершенно белая, лишенная намека на растительность голова. Словно огромные зародыши, еще не развившиеся до той степени, чтобы появляться на свет… Я отступил, щупая шпагу, которую, к счастью, не выхватил на мосту – иначе неминуемо бы выпустил ее из рук, когда меня сграбастало щупальце.

Переднее существо задрало голову, нашарило меня слепым взглядом черных провалов глаз. Лицо у него было словно белая резиновая маска. Открылся черный провал рта… молча, совершенно молча. Я увидел в провале старые, полустертые, редкие зубы и попятился. Безумный страх объял, сердце заколотилось со страшной силой.

Существо взделось на ноги-спички и заковыляло ко мне, вытянув мосластые тощие ручонки.

Наверху ржали лошади, слышались яростные крики. Мне почудилось, что слышу стук топора: значит, баклер рубил преграду.

– Ла… воро… шки! – донесся крик Шутейника. – Госпо… импе… Ма… олк!

– Я здесь! – заорал я во всю силу легких. – Здесь! Здесь!

– …жив!

Конечно жив, черт возьми! Додумается Шутейник бросить мне веревку?

Существо заковыляло в моем направлении. Следом, поднимаясь на тощие ноги, ко мне начали свое шествие еще пять или шесть уродов. А из черной и, кажется, бездонной ямы лезли еще, еще, еще… Нашаривали меня мертвыми взглядами, поднимались, и начинали двигаться ко мне, раззявив страшные гнилые рты в молчаливом крике…

Я сглотнул, выволок шпагу, и, когда переднее существо оказалось рядом, хлестнул поперек этой страшной резиновой маски изо всех сил. Лопнула белая плоть, обнажая старый, рассохшийся, желтый череп… давнего мертвеца, пролежавшего в могиле не один десяток, а может, и всю сотню лет!

Я отступил на шаг – чисто рефлекторно, запнулся о выступ тоски, упал на спину, на пружинящий ковер, тут же вскочил, ударил шпагой поперек шеи твари изо всех сил. Голова отделилась на удивление легко, существо кулем рухнуло перед моими ногами. Я ударил следующего, стараясь бить в шею, благо, твари не защищались… Я бил, бил и бил, убивая, разрубая тварей, забыв себя от дикого отвращения, я готов был рубить их вечно, лишь бы они не прикоснулись ко мне своими корявыми, мерзкими мосластыми руками.

Существа умирали молча, распространяя запах разрытой могилы. Я рубил остервенело, яростно, и, когда последняя тварь упала, почувствовал себя совершенно вымотанным. Сколько времени заняли… убийства? Наверное, не больше пяти минут. Я, конечно, уже не тот рохля, что явился в Санкструм, но и твари – далеко не могучие воины. Они просто шли ко мне, вытянув корявые руки, и умирали, без судорог падая на землю. Судороги – это ведь от нервной системы и головного мозга, а у этих существ, кажется, давным давно не было ни того, ни другого. Или… еще не было? Они производили впечатление механических кукол, которым еще не настроили внутреннюю механику.

– Ма… Во…

– Зде-е-есь! – гаркнул во всю мощь своих легких. В глазах все плыло. Я рванул ворот рубахи, сыпанули пуговицы, начал дышать быстро, как загнанная собака, только что язык не высунул.

– Как тебе мои новые слуги? – проговорил знакомый саркастический и совершенно мертвый голос. Проговорил изнутри моей головы.

– Ты? – воскликнул я, хотя мог бы и промолчать. Все равно ведь ожидал явления мертвого разума. Ну, вот он и явился.

– Не удивляйся легкой победе, – сказал голос с усмешкой. – Они еще растут. Они еще слабенькие. Их много. Они растут. Но растут быстро… Я не могу ждать, пока удавлю вас Тоской. Я решил ускорить…

– Это же… – проговорил я, глядя на порубленные тела, из которых выпирали древние желтые кости.

– Покойники, – подтвердил голос. – Тут кладбище и мне легко с ними работать. Облечь новой плотью и заставить подняться. Они еще слабы, но их много. Я ращу свою армию, человек. Новую, сильную, прыгучую и почти бессмертную. – Он захохотал совершенно безумно, а я содрогнулся. – Ты стоишь в окружении мертвецов, человек, – проговорил голос. – Они вокруг. Ну же, оглянись! Оглянись!

Я послушно оглянулся.

Белые существа немо стояли позади меня, чуть пошевеливая передними… конечностями, на которых – я теперь ясно видел! – мертворазум отращивал какое-то подобие загнутых когтей… Существа были и впереди и с боков, а когда я повернулся к месту побоища – стояли и передо мной в двух-трех метрах плотным рядом, который терялся в тумане. Страшно и мерзко пахло сырой землей… Наверное, их, этих тварей, было тысяча или более… Я зажмурился, я не хотел это видеть. Но они продолжали стоять и тогда, когда я раскрыл глаза, дыша ртом, чтобы только не втягивать земляной могильный смрад. Смотрели на меня черными провалами несуществующих глаз. Покорные воле мертвого разума.

– И я предупреждал: я не могу ждать долго, – произнес голос. – Армия из могил, ну, не смешно ли? Так много прекрасного материала из людишек… Армия растет и ждет, и скоро… скоро… скоро…

Предупреждал… а я сделал вид, что понял и принял, а сам…

– Вот-вот, – проговорил голос устало. – А сам…

Забываю, что он роется в моем разуме, как в своей кладовой.

– Роюсь, – подтвердил голос. – Все твои помыслы мне известны… Великая Мать что-то хочет получить от моего эльфа? Что она хочет?

– Что она хочет?

– Что она хочет?

– Что она хочет? – снова расслоившись на тысячу жужжащих голосов, истерично заорал голос.

– Я не знаю!

– Он не знает? – взвизгнули голоса истерично.

Болезненный укол в сердце бросил меня на колени, голову сжало словно в тисках. Разум рылся у меня в голове, топтал грязными сапогами, плевал, насмехался, вынимал наружу все грязные тайны, смеялся и отбрасывал в сторону: его интересовала только Великая Мать. А мертвецы толпились вокруг и молча смотрели на мою пытку.

– Он не знает… – вдруг проговорил разочарованно.

– Не знает…

– Не знает…

– Узнай. Узнай, и привези эльфа к нам.

– К нам!

– К нам!

– К нам!

Голос вдруг снова прозвучал в одиночестве:

– Ты принадлежишь уже нам, пришелец. Нет спасения от моих сил. Это последний раз, когда я тебя предупредил. Если вскоре – очень быстро! – ты не явишь в мой лес эльфа, я схвачу тебя и растворю в себе… в себе и навсегда! Ты понимаешь, человек? Вскоре тебе не будет места на земле… я найду тебя везде, где пожелаю, найду и присоединю к своему разуму!

Угроза ассимиляции с этим чудовищем… Нет, только не это, только не это! Надо… что-то решать.

– Решай, решай, человек, пришелец, решай… – прошелестел голос, затухая. – Решай быстрее. Если ты не решишь, я пойду и возьму эльфа сам. Силой. А тебе… останется навечно пребывать в моей утробе… Ты ведь так не хочешь этого, верно? Верно? Верно?

– Нет, – сказал я едва слышно. И крикнул: – Не-е-ет!

– Ма… олк…

Передо мной свесился канат, по которому, быстро работая руками, с ловкостью циркового акробата спустился Шутейник. Спрыгнул, смерил меня взглядом, затем оглянулся.

– Ла… – Он выхватил меч, завертелся, не зная, что делать, кого атаковать, да и атаковать ли?

Разум исчез. Его слуги, получив неслышную команду, развернулись, и начали растворяться в тумане, будто покорное стадо роботов-рабов, кем они, собственно, и были…

Шутейник смотрел на шествие, открыв рот, шрам на лбу налился кровью.

– Что… это… почему… откуда? – прошептал. Я побоялся, как бы он не сошел с ума от увиденного.

– Теперь тебе опасна любая земля, где есть мы… – сказал мертворазум напоследок. – А мы скоро будем везде… Мы будем везде, и ты никуда уже не ступишь… А значит, привези нам эльфа. Это последнее наше предупреждение…

– Предупреждение…

– Предупреждение…

Голос окончательно истаял.

Шутейник смотрел на меня широко раскрытыми глазами.

– Мастер Волк?

Я устало сунул шпагу в ножны.

– Пошли… вернее, поехали дальше. Потом все расскажу.

– Но, мастер…

– Пошли, друг. У нас очень мало времени… – Я кивнул на канат. – Ты – первый.

– Нет, мастер Волк – вы первый! – проговорил гаер, хотя я видел, что ему дико страшно тут оставаться. – Вы первый, вы нужны Санкструму. И не спорьте, а то я страшно заругаюсь! Вот просто ужасно заругаюсь!

Я не стал спорить. Обернул канат вокруг запястья несколько раз, дернул. Меня потянули вверх. Вознесенный над кладбищем, я подумал: а ведь и правда, у меня совсем не остается времени. Теперь я должен действовать максимально быстро…

Глава 23

Жуткое приключение закончилось. Эльфийский разум пропустил господина императора и его кавалькаду. Баклер сказал, что преграда, которую он с таким остервенением принялся рубить, вдруг, в какой-то миг, просто распалась, бледные червезмеи-щупальца расплелись, разошлись в стороны и исчезли, извиваясь, под мостом. Случилось это примерно тогда, когда господин император, изнывая от отвращения, рубил совершенно безопасных мертвецов. Уже тогда мертворазум, тайком усмехаясь и зная исход нашей встречи, освободил путь.

– Никогда такого не видел, и, надеюсь, больше не увижу, – сказал баклер гортанно, глядя на меня со значением. Я был владыкой этой земли, и мне – именно мне, и никому иному – решать все проблемы, включая и проблему Леса Костей.

Мы с Шутейником ехали теперь в кибитке вдвоем, баклер выгнал всех брай, понимая, что господину императору и его помощнику требуется переговорить наедине. Впрочем, я был уверен, он слышит нас с места возницы, хоть мы, откинув полог, устроились у задника кибитки.

– Люди – звери. Когда дело касается денег и власти. Впрочем, как и хогги, – родил Шутейник. – Дерутся за власть, даже понимая, что власти этой будет у них с гулькин нос, когда мертвецы явятся…

– Поэтому и нужно решить все наши дела с Варвестом как можно скорей, – произнес я, основательно приложившись к фляге с горячительным. Блаженное тепло прошло по телу. Нервная дрожь (а меня била дрожь, да еще какая!) унялась. – Чтобы у меня были развязаны руки, чтобы я мог действовать и разобраться с Лесом Костей навсегда. – Сказал и осекся. Не услышал ли Лес мои слова?

– А как у вас там, – спросил Шутейник, подумав. – Так же жрутся за власть, забыв обо всех? А, мастер?

– Ну что ты, друг, – ответил я. – У нас все иначе. Наши правители честны и справедливы. Ночей не спят на своей ответственной работе. Недоедают. Дети их всегда ходят в отрепьях.

Гаер все понял, хмыкнул сочувственно.

– Получится у нас? А, мастер Волк? – спросил он для проформы. Сколько раз уже задавал мне этот вопрос…

– Всегда получалось.

Глаза хогга блеснули. Этим простым ответом я вселил в него веру в благополучный исход.

– И все-таки эти твари…

– Он их растит. Усиливает. Там, в земле.

– Опасно очень.

– Разумеется. Бедный Санкструм заполучил еще одного деятельного врага… Но их можно убивать. Да, вероятно, вскоре они станут сильнее, но, тем не менее, подчиняются они простым физическим законам, и если такой твари, скажем, отделить голову – она сдохнет.

Шутейник знал слово «физика», как уже говорил, он, безусловно, был знаком с лекциями Университета.

– А если… если, мастер Волк, он, – Шутейник упорно не называл мертвый разум никак, кроме как «он», словно боялся, что разум его услышит (впрочем, и я этого теперь боялся), – усилит их настолько, что они станут, ну… чрезмерно сильными? Непробиваемыми? Я не знаю еще чем и кем станут, но вы понимаете, к чему я? Неуязвимые, страшные, лишенные морали, направляемые из единого места чудовища? Они просто будут убивать всех, и детей, и женщин… вообще всех… Будут делать так, как прикажет ему этот…

Нехорошая дрожь прошла по телу. Шутейник словно бы читал мои мысли, опасения, хотя при его остром уме это было неудивительно.

– Об этом я сразу подумал. Да, не исключен и такой исход. Я не знаю, сколько мертворазум нам оставил времени, прежде чем он усилит своих… хм, существ… Не знаю даже, как их толком-то назвать…

– Ладушки-воробушки! Они уже не люди. И не хогги. Думаю, он и хоггов так же поднимет с наших кладбищ.

– Не исключено.

– И вот как назвать таких… – Он пощелкал пальцами в очевидном затруднении. – Вот даже не знаю…

– Бакурганы, – вдруг произнес баклер странным, глухим голосом. – Простите, император. Я не хочу подслушивать, но я все слышу, слишком тонкий у меня слух. Бакурганы – так называют у нас неупокоенных мертвецов.

– Не страшно, баклер, – сказал я. – Слушайте. Вам – можно. Пусть будут – бакурганы.

– Ладушки-воробушки, звучит-то как мерзко!

Баклер хмыкнул, его седовласая голова наклонилась, мне показалось он смеется.

– Наш язык умеет подобрать нужное звучание под каждое явление или предмет. Любовь у нас певуча, смерть – спокойна, предательство – мерзко. Мы живем искренне, и мы называем черное черным, а белое – белым.

– Как вас зовут, баклер? – спросил я. – Если имя не положено знать пришлым – не говорите…

Он снова опустил голову. Теперь уже явно – смеялся.

– Не положено, император. Но вы – замечательный владыка Санкструма, а ваш друг… он настоящий друг, и разве могут наши обычаи быть выше дружбы и уважения к хорошим людям и хоггам? Мое имя – Заман. Я буду признателен, если никто кроме вас не будет его знать.

– Обещаю вам, баклер.

– Ладушки-во… И я – обещаю! Значит – бакурганы… И вот если…

– Если они усилятся бесконечно, мы, конечно, с ними не справимся, – сказал я со спокойствием, которого не ощущал. – Именно поэтому проблему Леса Костей нужно решать как можно быстрее. Возможно даже, в ущерб другим… проблемам.

Я подумал, что у мертворазума, очевидно, где-то существует центр, что-то вроде единого мозга, или нервного узла, где аккумулируются все гнусные мысли этого… этих созданий. И я не я буду, если этот центр не находится в Лесу Костей подле Норатора. Возможно, я не прав, но вот кажется мне, что я на верном пути. И если найти этот центр и туда ударить… Я пресек мысли, словно меня и впрямь вот прямо сейчас могло услышать роевое сознание.

Однако версия, что щупальца Эльфийской тоски – это как нейроны, по которым передаются приказания к другим, меньшим центрам, заслуживает внимания. Основной центр нужно отыскать и прижечь, как прижигали язвы на Земле в средние века.

Утро наступало. Сырой ветер разогнал туман. Раскаленное солнце проело в тучах золотые кипящие дыры и оттуда пускало косые широкие лучи, словно причесывая ими землю. Мы выехали на Серый тракт, обросший по краям ноздреватым изумрудным мхом, и я принялся разглядывать бесконечные линии холмов, толпящиеся друг за другом. Лошади звонко застучали подковами по булыжникам старой империи. Какая-то ложная безмятежность была разлита в воздухе…

Заман оглянулся, сказал со значением:

– Мы уже на землях Китраны.

Значит, если нас ничто и никто не задержит, к следующему утру мы будем возле столицы прозреца. Все. Пути назад нет. Теперь – только вперед, вперед, вперед. Сминая все препятствия на своем пути. Не давая врагу опомниться. Как там Амара? Исполнила ли мой приказ? Ее путь не такой кружной, она-то поедет прямо…

Сквозь распахнутый полог кибитки я увидел всхолмья по обеим сторонам Серого тракта, сожженную деревеньку и разрушенный храм Ашара, от которого дэйрдрины оставили только груду битого кирпича и зазубренные основания стен. Как бы не относился к религии, видеть разрушенные храмы единой, объединяющей людей Санкструма религии… не слишком приятно.

Баклер вдруг заволновался, придержал лошадей на крутом каменистом склоне, остановил всю нашу кавалькаду. Долго принюхивался, смотрел вдаль. Я высунулся с тыльной стороны, оперся о дугу кибитки. По ходу нашего движения за крутым скатом виднелся лес, нависал над дорогой, как огромная шкура с густым, косматым мехом.

Баклер остановил кибитку. Оглянулся.

– В лесу нас ждут, император.

– Засада?

– Я не знаю. Нас ждут. Много людей. Отсюда до леса больше двух миль. Мы остановимся и подождем твоего капитана.

Скверно. Ой как скверно. Неужели…

Мимо кибиток, что тянулись за нами, пыля, уже скакал одинокий всадник. По огненной бороде я опознал Бришера.

– Что такое? Э? – воскликнул он, не слезая с жеребца. – Почему остановка посреди… посреди…

– Нас ждут в лесу, – просто ответил Заман.

Бришер был опытнейший солдат, тут же все понял, нахмурился и дернул себя за бороду.

– Много? Сколько ты чуешь, баклер?

– Много. Больше сотни.

– Кгхм! Это немного! Немного это! Всего сотня? Две? Три?

Баклер покосился в сторону леса, веки с белесыми – седыми? – ресницами затрепетали, мне показалось, что цыганский барон каким-то внутренним зрением сейчас проникает сквозь завесу деревьев.

– Чуть менее двух сотен.

– Тьфу! Кгхм! – Бришер направил взгляд на меня, цыкнул пустым зубом. – Разведчики, возможно! У меня сотня, значит, мы их раздавим как гадов! Да, как гадов! Разбейте лагерь и делайте вид, что остановились на дневку. Зажгите костры. Готовьтесь. Мы с Алыми объедем сейчас, ударим из леса им в спины! Будьте готовы, что эти… побегут на вас. Мы будем их убивать. И вы будете их убивать. Это разведчики, верно. Сомнем! Нельзя дать им уйти! Убить нужно каждого…

Заман кивнул степенно:

– Дело говоришь, капитан.

– Но некоторых оставить для допроса, – сказал я. Появление разведчиков говорило о том, что план мой частично провалился. Возможно, прознатчики проскользнули сквозь заслоны брай на землях барона, возможно – успели побывать там раньше. В любом случае, стоит предполагать, что дэйрдрины оповещены и ждут… О чем оповещены? Хотя бы о том, что со стороны смежных владений скапливаются войска. Этого уже достаточно, чтобы враг выслал крупные разведотряды.

Бришер немедленно ускакал. Заман развил бурную деятельность, составляя из десятка кибиток вагенбург, то есть защитный периметр, внутри которого были помещены кони и люди. Вскоре запылали, задымили костры, к которым не подвешивали на треногах котелки. Мы просто сжигали дрова, обманывая противника. Брай толпились у лошадей, готовые взлететь в седла по команде баклера. Цыганский барон сидел на козлах кибитки, повернувшись к лесу боком, и рассеянно строгал ножом какую-то ветку. Он, разумеется, играл на публику, на случай, если из леса за нами наблюдали. На самом деле, он, как я уже понял, слушал лес, улавливал биение его жизни каким-то шестым чувством, наверное, чем-то вроде магии.

– Шутейник, – позвал я, теребя рукоять шпаги. – Что думаешь?

Гаер пожал плечами.

– Не знаю что и сказать…

Томительно тянулись минуты. Они сливались в какой-то бесконечный тягучий поток, в котором я бултыхался, задыхаясь. Прошло более часа… Солнце жарило уже нестерпимо. Ветер колыхал травы… Я до боли всматривался в неровную кромку леса. Ну же? Ну?

Понятно, что Бришеру нужно сделать изрядный крюк, чтобы объехать врага по максимально широкой дуге, тем не менее – Алые на лошадях, а за час конный может проделать больше десяти миль… Может, что-то случилось? Может, Бришер напоролся на крупные силы противника?

Шутейник кусал губы. Развел руками, открыл рот, намереваясь что-то ответить.

В лесу ухнуло, бабахнуло, рявкнуло. Баклер метнул на меня взгляд:

– Магия!

Из-за деревьев вырвались вопли, конское заполошное ржание… Я услышал лязг железа, дальний, будто слесарь затеял перекладывать в умелом ящике инструменты.

Заман крикнул гортанно и несколько десятков брай заняли места в седлах. Но цыганский барон медлил. Лишь когда из-за деревьев показались темные силуэты конников, он отдал приказ. Брай растащили две кибитки, и в образовавшееся отверстие устремились люди баклера. Я оседлал Бабочку и последовал за ними. Заман скакал рядом на корявом, плотном, как и он сам, жеребце, который с трудом нес немалый вес цыганского барона. Он метнул взгляд на меня, свирепо оскалился, что-то выкрикнул.

Брай сшиблись с беглецами, остервенело рубили их топорами и кинжалами. Я увидел черные балахоны и высветленные белилами лица. Дэйрдрины. Выхватил шпагу, подгоняя Бабочку шенкелями. Не то, чтобы мне хотелось участвовать в схватке, кровь моя не кипела от боя, а вот сердце, наоборот, екало, однако каждый такой момент помогал мне ассимилироваться в этом мире, проще говоря – я использовал его как терапию, чтобы перестать… бояться.

Из леса вылетали Алые, гнали дэйрдринов на брай, рубили в спины… Бришер был прав: его сотня играючи справилась с двумя сотнями сектантов.

Брай валили дэйрдринов азартно, свирепо, безжалостно, как давних своих заклятых врагов. Брызгало красным. Заман, однако, почти не участвовал в схватке, и я понял, что он пытается охранять меня, слабенького крейна. Конный дэйрдрин ринулся на меня, размахивая палашом. Я парировал глупейше, подставив под удар тяжелого клинка лезвие, а не плоскую часть шпаги. Треск. Дэйрдрин перерубил мой клинок, и я остался с коротким обломком шпаги в руке. Лицо-череп вытянулось, рот открылся в немом вопле, палаш взметнулся… Заман налетел сбоку, обрушил топор на голову дэйрдрина. Еще один дэйрдрин двинулся на меня, но, пока он примеривался ударить палашом, я воткнул ему в глаз обломок шпаги. Конь дэйрдрина понес, а сам он, уже мертвый, бултыхался в седле, запрокинув голову с обломком шпаги к небу…

– Господин… император! – одышливо и, как мне показалось, с укором выкрикнул Заман. Да-да, цыганский барон, я знаю – не нужно лезть в те дела, в которых не шибко смыслишь. Не нужно лезть воевать, если у тебя руки заточены под перо, а не под шпагу.

Вскоре все было кончено. Брай, покинув седла, бродили по полю и деловито приканчивали раненых. Ко мне подскакал Бришер, за ним двое Алых тянули по траве какого-то человека в сером…

– Вот кого нашли, император! Этот гад сжег троих наших… Пришлось его… Он подыхает, но его еще можно допросить! Да, допросить!

Человека отвезли в вагенбург и бросили на траву лицом вверх. Я спрыгнул с лошади и нагнулся, охнув, узнав…

Ревинзер. Старый маг из сподвижников Таренкса Аджи. Его уложили посреди вагенбурга, в сером, словно пошитом из мышиных шкур кафтане справа на уровне груди виднелась окровавленная пузырящаяся от дыхания дыра. Кажется, в Ревинзера саданули копьем. Седая его бороденка слиплась от крови, превратилась в кровавую сосульку. Опытный Бришер поднес к синюшным губам мага фляжку с виски, влил несколько глотков.

Глаза старика распахнулись, в них – постепенно – появилось осмысленное выражение. Он увидел меня, узнал и содрогнулся.

– Ты слышишь меня, Ревинзер? – позвал я.

Он заперхал, на губах вздулись мелкие кровавые пузыри.

– Ты… Ты новый император…

– Я твой император! Я – император Санкструма.

Он замотал головой.

– Не мой… Варвест грядет…

– Ты с дэйрдринами, Ревинзер! Значит, ты можешь знать, кто – прозрец? Так кто он???

Веки с малиновыми набухшими венами закрылись. На губах появилось нечто похожее на улыбку превосходства. Да, он знал, он определенно знал имя прозреца!

– Кто прозрец, Ревинзер? Кто прозрец?

– Дурак. Глупец. Глупец и дурак!

Я молчал, ждал, борясь с желанием парой оплеух подстегнуть умирающего. Это желание было новым для меня, обнажившим наработанную в Санкструме жестокость.