Текст книги "Война 2 (СИ)"

Автор книги: Олег Говда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Глава 20

После этого известия и я подвис, как брат с сестрой от стишат моего гаера. Не потому, что испугался, а потому, что понял: Бришера нужно в любом случае выручить, но если это случится, инкогнито наше будет нарушено… Прозрец и люди Варвеста так или иначе узнают о нашем присутствии, или, по крайней мере, заподозрят чье-то присутствие в своих владения задолго до того момента, как я захочу себя обозначить.

– Мастер Волк! Мастер Волк! – голос Шутейника доносился как сквозь густой туман. А я все колебался. Что-то говорила Дария, ей горячо вторил брат.

А я колебался.

Отвратительная музыка приближалась. Процессия двигалась чуть наискосок относительно места нашего наблюдения. Свет факелов осветил вязанки хвороста на пустыре, набросанные, очевидно, еще до того, как дэйрдрины выбрали себе жертв. Я протер глаза: связанных жертв везли на трех тачках, нет, на двух, потому что на третьей виднелось запеленатое тело покойника, видного чина этой сволочной секты. И – да-да! – теперь и я увидел огненную бороду капитана Бришера. Капитан горцев был жив, дергался в путах, а спеленали его как следует, перевязав не просто веревками, а колодезными цепями. Даже на изрядном расстоянии я видел, какой бешеной яростью сверкают его глаза.

Надо решаться… Ждать нет смысла, дэйрдрины достигли точки назначения и принялись сбрасывать хворост и дрова в общую огромную кучу.

Не ждать! Капитан не просто нужный мне человек и предводитель горцев, он – мой друг, а друзей… друзей не бросают. Даже если наше вмешательство грозит крахом всех планов по срыву коронации Варвеста.

Решение пришло внезапно. Я ведь все равно вез кота с определенной целью, так почему бы не форсировать некоторые моменты моего плана?

– Шутейник, остаешься за главного. Горчак, Дария – остаетесь с Шутейником, на месте! – Я метнул взгляд на сержанта Алых. – Остальные – за мной. Убить всех, кроме пленников. Нет, стойте! Оставьте одного дэйрдрина в живых! Это – обязательно! Шутейник, на два слова!

Я сообщил своему гаеру план, он покосился на Шурика, хмыкнул, покачал головой.

– Ладушки-воробушки! Это ежели кот согласится.

– Согласится, друг мой, обязательно согласится!

Я выгреб из костра тлеющие уголья, растоптал сапогом и, схватив горсть горячей золы, растер по лицу. Прозрецу не стоит знать, что за всем стоит бывший архканцлер и нынешний император. Зачернив лицо, я скрою свои приметы. Хотя свои меня все равно узнают.

Придерживая шпагу, я кинулся к лошадям, взлетел в седло Бабочки если и не с молодецкой удалью и грацией джигита, то, по крайней мере, с приемлемым умением. Не перевалился на другую сторону, хотя и охнул, когда отбитая скачкой задница ударилась о седло, бросил ноги в стремена. Сердце вело себе не в пример тише, не рвалось бешеным зайцем из груди, как в те разы, когда я участвовал в схватках.

Мягко понукая, направил лошадь вверх по склону, в прогал между кустарниками; пока это делал, мимо нас глухо прогрохотали копыта лошадей Алых. Справа и слева мелькнули серые и черные лошадиные тени и черные же тени всадников.

Омерзительная мелодия прервалась на визгливой ноте. С пустыря донеслись встревоженные крики.

Когда я поднялся на склон, Алые уже россыпью неслись вниз, а когда я, слегка пришпорив Бабочку, понесся по полю, Алые уже налетели и рубили дэйрдринов в капусту; лишь блестели молниями палаши.

Я двинул Бабочку в гущу схватки, выхватил шпагу (дрянное оружие для конника) и чуть не упал, так как правая нога выскользнула из стремени. Рядом со мной неотрывно двигались две тени: сержант Алых приставил охрану. Дэйрдрины сопротивлялись, звенело оружие. Что-то яростно ревел Бришер. Извиваясь, он умудрился выпасть из тачки и, на моих глазах, лежа на боку, согнув связанные ноги, распрямил их, сделав подсечку одному дэйрдрину. Тот упал, и Бришер, неимоверным усилием извернувшись, приподняв голову, ударил дэйрдрина лбом в высветленное белилами лицо. Удар был страшен, брызнула кровь. А Бришер бил и бил дэйрдрина своим лбом, не уступавшим в твердости каменной дубине, бил, хотя даже после первого удара по конвульсивным движениям сектанта, видно было: Бришер первым же ударом загнал носовую кость дэйрдрина прямо в его помраченный мозг.

Я не успел поучаствовать в схватке: Алые были столь профессиональны, что за две минуты уничтожили почти всех. Двое сектантов попытались спастись бегством, но их догнали, зарубили в спины. Одного – совсем молодого, тонкошеего пацана – пленили, хотя Бришер, рыча, порывался перегрызть ему глотку. Пацан сидел у тачек, стучал зубами. По выбеленным щекам, к которым прилипли комья земли и травы, текли обильные слезы.

Алые подхватили разбросанные факелы, осветили место побоища, начали освобождать жертв заклания. Это были подростки, и я скрипнул зубами. Ничего, прозрец, потерпи – тебе недолго осталось существовать на этом свете, если ты, конечно, человек, а не демон. Хотя – какие демоны в этом мире? Все зло творят люди…

Капитан узнал меня, прозрачно-серые его глаза (оба подбиты, левый сильнее заплыл) сверкнули:

– Аргх! Арх…

– Тихо! – взревел я. – Да, мы посланцы великого демона-кота! Мы – те, кто грядет на смену греховным дэйрдринам! Демон-кот с нами! Он пришел взять ваши души за грехи человекоубийства.

Я скорчил Бришеру выразительную гримасу. Он не понял, изумленно сощурился.

– Кгхм!

– Схватить этого страшного рыжего! – велел я, прежде чем Бришер успел снова поименовать меня архканцлером. – Он мне не нравится! Схватить этого рыжего, во имя демона-кота, и отвести в наш огромный десятитысячный лагерь! – я неотрывно глядел на пацана. – Сам его допрошу. Немедленно исполнять! – гаркнул я Алым. Бришера освободили от цепей и, схватив под руки (весил он хорошо за сто двадцать) с помощью двух конников сопроводили в лагерь. Капитан наемников был столь изумлен, что не проронил ни слова, только в мою сторону оглянулся беспомощно, как ребенок. Из носа его свисала огромная кровавая сопля.

Ничего, капитан, потерпи, все мы терпим ради общего дела. А нос мы тебе в лагере утрем.

По склону уже бежал Шутейник. Рядом с ним вразвалочку семенил Шурик в кожаных проклепанных доспехах. Гаер увидал Бришера, поприветствовал кратким жестом. Бришер, совершенно сбитый с толку, ошеломленный, смятый, взревел что-то непотребное.

– Господин владыка, демон-кот прибыл! – С этими словами Шутейник бухнулся ниц перед Шуриком. – О великий демон-кот, вот твои жертвы! – воскликнул он, без перерыва кланяясь и показывая рукой на трупы дэйрдринов.

Кот изумленно посмотрел на меня.

– Муа-а-р-р?

Гаер вымазал кошачью морду кровью убитого, но еще не освежеванного кролика. В неверном свете факелов и луны кот казался огромным, да, собственно, таким он и был, в три раза крупнее обычного домашнего кота; окровавленная морда, длинные клыки и огромные глаза добавляли ужаса, а проклепанные кожаные доспехи – объема. Парнишка-дэйрдрин смотрел на кота и сотрясался мелкой дрожью, я боялся, как бы его прямо тут, на месте, не схватил инфаркт.

Я навис над пленником.

– Эй ты! Я – чистец, посланник демона-кота, которого ты здесь зришь! Трепещи, ибо немногим дано увидеть демона-кота, и остаться при этом в живых.

– Му-а-а-ар? – кот был ошеломлен не менее дэйрдрина.

– О великий кот! – вел свое Шутейник. Я боялся, как бы он, в припадке веселого энтузиазма, не сбацал в честь кота стихотворный экспромт.

– Демон-кот безжалостен и грозен. Немногие из тех, кто зрел его лик, уцелели! Трепещи же! – взревел я, подавая Шутейнику знаки.

Пацан трепетал. Я молился про себя, чтобы кот не уселся и не начал намывать свою ряху. Но пока происходящее занимало Шурика больше, нежели вопросы собственной гигиены. Он приблизился к дэйрдрину, обнюхал его и негодующе фыркнул.

Я рывком вздернул дэйрдрина на дрожащие, неверные ноги.

– Ступай прочь, негодяй, ступай к своим! Неси им страшную весть: за их грехи и кровь, за преступления против людей и кошек небеса и ад послали на дэйрдринов неисчислимое войско демона-кота! Пощады не будет! Если хотят уцелеть, пусть выдадут мне голову прозреца, на котором лежат неисчислимые грехи за погубленные души! Запомни это! Я – чистец – говорю устами демона-кота! Всякий из дэйрдринов, кто отмоет со своего лица демонскую маску и уйдет из ордена, будет прощен, но прощен и награжден будет тот, кто принесет мне голову прозреца! А всех тех, кто не сдастся на милость чистеца – ждет страшная гибель!

С этими словами я развернул парнишку к деревне и отвесил ему под… в общем, приложился сапогом к его заднице.

– Беги, несчастный! – взревел ему в спину. – Беги!

И он побежал. Подтянув свой балахон, опрометью ринулся к деревне. Упал, вскочил, снова упал, прокатился по комковатой траве, вскочил и бежал так быстро, как только мог.

Я поглядел на Шутейника. Он привстал с земли и расхохотался.

– И вы думаете, мастер Волк, сработает эта… эта комедия?

Я пожал плечами.

– Любая секта, построенная на мистицизме, глубоко иррациональна. Участники ее настолько… – я помедлил, не в силах подобрать слова, эквивалентного земному «зомбированию», – настолько размягчились мозгом, что принимают любую мистическую чепуху, которую им льют в уши создатели секты, за чистую монету. И я подумал: почему бы не использовать это оружие против прозреца? Он-то не дурак, но большинство дэйрдринов после… размягчения мозга поверят в демона-кота с такой же легкостью, с какой поверили в постулаты самого прозреца, который по какой-то причине возненавидел всех кошек… А теперь убираемся отсюда, Шутейник, нам нужно отойти в глубину Оверри миль на пять-семь, ибо… ну, нет у нас огромного и многочисленного военного лагеря!

Говоря так, я ошибался. Бришер привел с собой армию горцев Шантрама.

И еще в одном я ошибся: мне стоило захватить еще одного дэйрдрина для допроса.

* * *

– Проклятие! Проклятие! Проклятие!

– Капитан Бришер, я поясню…

– Проклятие, господин архканцлер!

– Уже император.

– Кгхм! Поздравляю! Но все равно: проклятие! Проклятие семь тысяч раз!

Мы отошли от места лагеря примерно на десять километров, и остановились в ложбине, где решено было скоротать ночь. Снова разожгли костры, поставили котлы, кое-как обогрели и накормили ошеломленных пленников. Их взяли с собой: неизвестно, что дэйрдрины сотворили бы с обреченными на заклание людьми. Возможно, приговоренные к смерти были бы преданы казни в любом случае. Ну а труп главного дэйрдрина я велел забрать – его бы бросить собакам, как делали с трупами преступников в средние века, но я забрал его для усиления интриги. На самом деле, мы просто закопали квартального надзирателя под кустами.

– Все это была игра, чтобы дэйрдрины поверили, – в который раз повторил я, с искренним участливым теплом глядя на капитана. Капитан, однако, кипел гневом, да таким, что мне казалось – еще чуть-чуть, и из его ушей повалит раскаленный пар.

– Отвратное непотребство! Я не знаю новых ругательств, чтобы выразить как! Я! Я как! – внутри него все кипело. – Как я! Всех! Убью! Не приму унижения! И доблесть моя не иссякла! – Он снова приник к фляге со спиртным, буль-буль-буль. Я позавидовал его жажде. Сам я начал ограничивать потребление спиртного, ибо шибко не хотелось мне спиться.

С трудом мне удалось его успокоить. После начал расспросы. Капитан привел отряд в четыре тысячи горцев. Все с оружием, все на лошадях, все горят жаждой деятельности. Один из моих посланников добрался все-таки до Бришера, перехватил, и капитан срочно свернул в сторону Китраны. Расположился он лагерем благоразумно: не рядом с границей, а в десяти милях, на землях своего знакомца, барона Гроста, человека проверенного и заслуживающего всяческого доверия. Вдобавок он присутствовал на моей коронации и приносил клятву верности. Далее Бришер решил разведать обстановку, и, как полагается людям бесстрашным, с одним телохранителем отправился в Китрану, в саму провинцию и в город. Переоделись они крестьянами. В городе их не разоблачили, благо, кое-какая экономическая деятельность сохранилась и при дэйрдринах: крестьяне и ремесленники занимались торговлей. А вот когда они, закончив свои шпионские дела, пробирались к Оверри, тут-то их и разоблачили, заподозрили шпионов и отвезли в районную управу. Подвергли пыткам. Помощник Бришера умер, капитан был крепче, не проронил ни звука, тогда-то его и велели сжечь.

– Порядочная дыра эта ваша Китрана, тьфу, тьфу. Да и мерзкая притом. Да! Вы не представляете, господин император, какая мерзкая и гнусная это дыра! Страхом пропитан каждый камушек, кгхм! Каждый камушек! Я думал, меня там кондрашка хватит, так там страшно и гнусно, да, страшно и гнусно! А ведь я думал, я не боюсь никого и ничего, кроме собственной жены… кгхм, м-да. Но нет! Оказалось: есть вещи пострашнее жены, м-да. Это липкий страх от взглядов… Когда каждый может оказаться доносчиком… Да, доносчиком!

– Вы видели Курган с капищем, капитан?

Он набычился, затем вздернул на меня заплывшие глаза.

– Видел ли я? О, видел! И там не капище, а цельный скверный храм, выстроенный из камней разрушенных церквей Ашара! Да, Ашара! Дорога к скверному храму именуется Путем Страданий. Вдоль нее на кольях трупы и головы грешников… И живые люди в колодках, стоящие на коленях… Я рискнул посетить сам скверный храм, да простит меня Ашар, ведь я был там с целью разведать обстановку! Вход в него охраняют два гиганта – два страшных человека, каждый – на полторы головы меня выше. Глаза пусты и безумны. И еще там есть Палач. Тот, что обслуживает Путь страданий… Он массивен как бочка, и глаза его тоже пусты и безумны! – слова лились из капитана сплошным потоком, то, что он видел, несомненно, оставило страшные шрамы на его душе. – У него огромный кривой клинок, явно адоранской работы… Это даже не человек, гнусный демон, обиженный природой и Ашаром урод с огромным свисающим носом и отрубленными ушами… он глух, господин император, глух и лишен жалости… И он убивает, как… Будто в нем сидит кровавый демон. Убивает с довольным утробным урчанием, как огромный медведь…

– Что вы видели в храме, капитан?

Бришер на секунду зажмурил глаза. Кровь отлила от его красных щек, полные губы, скрытые в зарослях подпаленной бороды, скривились горестно.

– Ф-ф-фуххх… Я видел вымазанный свежей кровью алтарь, видел как Палач четвертовал на нем женщину… Видел… кровавый обряд…

– Который вел… прозрец?

Капитан быстро кивнул.

– Да, тот, кто именовал себя прозрецом.

– Видели его лицо?

– Лишь подбородок. Вымазанный белилами подбородок. Он был в капюшоне. Да, на нем была малиновая ряса с капюшоном. Он провел по мне взглядом, да, взглядом, и мне даже показалось, что узнал, а ведь я был тоже замаскирован, и бороду скрыл, а на голову повязал тряпицу. И мне стало не по себе. Мне стало очень не по себе, господин император. А ведь я не боюсь никого, кроме жены!

Воцарилось молчание. Капитан тяжело дышал. Затем снова надолго приник к фляге.

– Я с радостью сровняю это место с землей, господин император. Кгхм! Если мне не дадут людей – я возьму в руки кайло и лопату и сам, своими руками, сровняю Курган с землей, пусть даже на это потребуется десять лет! И своими же руками я хочу отрубить голову прозрецу, а еще больше – его Палачу. Да, Палачу! И я клянусь в том, что употребляю все силы, дабы извести их обоих, даже если мне потребуется на это сотня лет! Да, сотня лет!

Он допил остатки виски, а последними каплями смазал себе затылок.

– Я ведь забыл сообщить вам главную новость, господин император. Этот гнусный подонок Варвест завтра прибудет в Китрану морем, а коронуют его, стало быть, послезавтра.

Я вздохнул. Ну, что-то подобное я и предполагал.

Итак, у меня два дня на то, чтобы попытаться сорвать коронацию.

Глава 21

– Обычный послушник, послушник первой ступени, – сказала Дария, похожая сейчас на взъерошенную птицу, – ходит в серой робе. Послушник второй ступени ходит в робе салатовой. В темных робах – черных, красных – ходят боевики и члены высших ступеней Черного Конклава. Они на высших ступенях посвящения. Лица все дэйрдрины мажут белилами только когда происходит великий праздник или тризна.

– Или война, – добавил Горчак уныло. – Резня. Когда они совершают набеги на соседние земли…

Сестра кивнула, рассеянно опустив руку под стол. Там зашебуршилось, громогласно заурчало. Шурик почему-то проникся к Дарии интересом и с удовольствием принимал от нее ласку. Атли он, кстати, невзлюбил, просто терпел. Амару любил. Шутейника терпел, но недолюбливал. Невозможно понять этих кошек, как и женщин, собственно. Ведь во всякой женщине – о да, это банальность – есть что-то от породы кошачьих.

За окном рассвет. После краткой передышки в лощине, мы быстрым маршем двинулись к землям барона Горста, благополучно достигли их и соединились с войсками Бришера. Капитан собрал в горах Шантрама всех, способных держать оружие. Четыре тысячи конников – огромная сила, и я почувствовал себя куда увереннее. Все должно получиться. Все обязательно получится. Капитан ловко расположил войска во владениях барона. Ах да, к этому войску барон, озабоченный сохранением собственных земель от сектантов, придал еще триста пятьдесят человек, из них пятьдесят конников. Немалая подмога!

Нам нужен быстрый удар и такая же победа. К Китране идти более суток, можно быстрее, но тогда устанут и люди, и лошади, а прибыть мы должны относительно свежими. Значит, утром выдвигаемся, и прибываем на следующем рассвете – аккурат к коронации чертового Варвеста, который, надеюсь, заблевал от морской болезни всю палубу адоранского корабля.

Мы сидели вокруг стола в большой зале баронского замка. Мы – это я, его императорское величество (в совершенно разобранном состоянии), Шутейник, мой ближайший друг, Бришер – еще один друг, ради которого я готов пожертвовать своей жизнью, его командиры числом в восемь человек – все зверского вида, рыжие, патлатые и обильно бородатые, Дария, Горчак и барон Горст с двумя приближенными. Барон был похож на Бришера габаритами, но совершенно лыс, он сжимал и разжимал огромные кулаки, то и дело прикладывался к кубку, подливал себе какого-то дрянного вина, пятная кроваво-красными пятнами огромную карту Китраны и окрестностей, разложенную на столе.

Все кроме меня – бодры и веселы, привычны не спать сутками. Нет, так-то и прежний владелец моего тела был привычен к такому, но тело вместе с душой землянина частично унаследовало и его психосоматику. Во всяком случае, я так предполагал. Нужно работать над собой и внушать, что, мол, я такой же как местные, ко всему привычный, хотя в зеркало еще в Варлойне видел: похудел, усох, четче обозначились жилы на руках. Стал настоящим поджарым волком. Какой месяц я уже работаю на форсаже? И насколько меня еще хватит?

– Значит, – сказал я, отпив из своего кубка шантрамского виски, – люди в серых робах особой опасности не представляют?

Боги, как же похоже на владения Ренквиста, где тоже была в ходу цветовая сегрегация одежды. Очень похоже. Только Ренквист умнее и не столь кровожаден. Впрочем, возможно, дэйрдрины – один из его проектов по дестабилизации Санкструма, я уже говорил это и повторю – возможно прозрец просто обособился от Ренквиста, решив не делиться куском пирога, возжаждав личной, ничем не ограниченной власти.

Дария и Горчак одновременно замотали головами.

– Они… – воскликнул Горчак, и беспомощно посмотрел на сестру, став похож на гусенка с тощей шеей, что высматривает мать. – Они эти…

– Безумцы! – сказала Дария. – В головах мякина. Они… ярые… есть другое слово, я помню, я читала…

– Фанатики, – мягко подсказал Шутейник.

Горчак хлопнул по столу:

– Точно! Спасибо, дядя Шутейник. Фанатики! Если им дадут оружие, и прикажут убивать – они будут убивать. Они… у них с головами… от публичных молений… Перекрут в башке у них у каждого, и все тут. И назад не воротишь… Я уверен: не воротишь! Мы сами были на этих молениях, когда наши… наши…

– Наши родители надели серые робы, – докончила сестра. – В голове помрачение случается на этих молениях. Все раскачиваются, воют под ужасную музыку… И этот вой даже спустя много времени отдается в ушах. И с каждым молением все трудней, трудней сдерживаться и не отдаться всеобщему безумию… О Ашар! – она прикрыла глаза ладонями и зарыдала.

Это звучало приговором. Я должен был вернуть большую часть заблудших душ к свету. Но как? Сомнительно, что у меня что-то получится. Максимум – я рассею дэйрдринов по Санкструму. Они чересчур зомбированное… стадо. Затем моим людям придется тут и там фиксировать и гасить очаги этой мерзости. Впрочем, это лучше, чем долго воевать с этими фанатиками. Вряд ли они проникнутся мыслями о мире после моих воззваний. Большую их часть придется… истребить.

Барон Горст плеснул в кубок из кувшина, кровавая клякса упала точно посреди очертаний Китраны и заискрилась; в ней, будто в микрокосме, отразились бесчисленными звездами огни светильников, подвешенных на стенах зала. Я уставился на эту каплю. Вселенная наша изрядно кровава, а я еще добавляю крови… Впрочем, нет, откуда эти глупые мысли? Я как хирург – я делаю операцию, отсекая от организма страны часть больного органа с благой целью. Глупо рефлексировать и бояться крови в случае, когда только через кровь ты можешь спасти страну. А в случае с дэйрдринами и Варвестом для меня оставался лишь единственный путь к победе: применение насилия.

– Тем не менее, это банальное и тупое ополчение, – прогрохотал Бришер. – Не опасны. Да и оружия у них нет, как понял. Ведь нет? Выдать могут, разве что… Черноробники хуже. Но мы справимся. Черноробников будем убивать. – Он с хрустом сжал кулак. – Да, убивать. Убивать всех, всех до единого! – Он энергично поскреб в патлатой бороде и поднял взгляд. – Итого: серых роб около пяти тысяч. Черных – три-четыре. Малиновых – тысяча. Все прекрасно! Да, все прекрасно! Против нас – не более пяти тысяч обученных солдат. Фанатики? Да, фанатики. Но мы воюем за правое дело, а они – от помрачения ума. – Он гулко постучал пальцем сначала себе по лбу, затем – по очертаниям городских стен. – Я был в Китране и знаю все слабые места. Вот тут, тут и тут – стены низкие и совершенно не охраняются, к тому же ремонт их не производился уже много лет. Мои люди уже связали лестницы. Город будет взят пятью сотнями человек, они же откроют ворота, куда ворвется конница. И это будет конец подлого прозреца! – Он резко опустил руку под стол, и по энергичным звукам, похожим на те, какие издает рубанок, соскребающий верхний слой дерева, я понял, что кот под столом перешел к капитану и подставил лоб под его корявые пальцы. Бришер был еще одним человеком, которого Шурик безоговорочно признал своим. Повторю: кошек, как и женщин, понять невозможно. Только принять, да.

План Бришера мы уже обговаривали, пока двигались к владениям Горста. Все звучало хорошо и просто, хотя именно таким образом, слету, и берутся самые серьезные твердыни, а уж Китрана твердыней не была никак. Просто гнездо разбойника, возомнившего себя новым мессией.

– Не стоит недооценивать прозреца, – заметил Горст, меряя взглядом заляпанную карту. – По слухам, под его началом до двадцати тысяч человек…

– Слухи, все слухи! – отрубил Бришер. – Он, конечно, нагоняет мрака, страха и тому подобной бурды, да, бурды! А как же – пусть все боятся. На деле там не более десяти тысяч, из них пять – шелупонь, ко дну котелка прилипшая. И мы ее ложками, ложками! – Он шумно отхлебнул из кубка и взглянул на меня. – Вы полагаете, господин император, что слухи о… о коте?.. кгхм…

– Разойдутся. Уже расходятся. На слабые головы дэйрдринов это подействует. Да, времени, чтобы слухи пустили плотные корни, маловато, но зато, когда мы вторгнемся, слухи о демоне-коте будут… у всех на слуху.

Капитан хмыкнул, обнажив в ухмылке зубы (правый верхний резец ему выбили дэйрдрины, впрочем, Бришера это совсем не заботило) покосился на узкое окно, за которым уже теплился рассвет, затем расхохотался.

– Да уж, огромный кот-демон, да уж! Если бы не увидел – не поверил бы! А ведь он и правда – чистый демон! Как он тогда на берегу с теми убивцами, а?

Чистый демон ткнулся мне в ноги, и теперь уже я начал чесать его щеки, лоб и мохнатые огромные ухи. План Бришера звучал достаточно просто, но где-то в нем крылась какая-то слабина, которую я пока не мог понять… Вернее говоря, я ощущал ее интуитивно, но не мог оформить словами. Наверное, меня посетило озарение, что просто так ничего не получится, что придется очень постараться, постараться до кровавого пота и таких же кровавых слез, чтобы взять Китрану, пленить Варвеста и прозреца.

– Значит, господин император, – гулко и зычно произнес барон Горст, – презренный Варвест намерен короноваться в Китране?

– В Китране, барон. Туда морем или же посуху прибыли уже, – во всяком случае, я уверен, что прибыли, – все те дворяне, что не принесли мне клятву верности, а также низложенный кардинал Омеди Бейдар со своими приближенными. Это главный злодей, который готов на все, чтобы сохранить свою власть и свое влияние в клире Ашара. Кстати, Бришер, учтите: кроме дэйрдринов там могут быть мятежные войска дворян!

Капитан прогрохотал что-то урапобедительное и так цыкнул зубным прогалом, что кот под столом зашипел.

Горст обменялся странными взглядами со своими людьми. Я встревожился. Если барон против церковной реформации, у меня могут быть большие проблемы…

– Говорите прямо, барон! Прошу вас!

Горст вновь переглянулся со своими людьми, с трудом поворачивая тугую шею, ухватился за стол, точно тот давал ему точку опоры в зыбком тумане.

– Вот что, господин император, ваше величество… Я не против реформации, я даже всецело за – хотя бы потому, что платить церкви десятину из доходов своих людей, и в первую очередь крестьян, мне вовсе даже не улыбается, а люди мне нужны сытые и здоровые… Люблю сытых и здоровых, и чтобы улыбались, а не нюнились… Но… Но… – Он в очевидном затруднении приоткрыл рот. На помощь ему пришел вассал – человек пожилой и осанистый, с резким, будто рубленым топором лицом и орлиными глазами.

– Я барон Тивок, господин император. Тут вот какое дело… все что вы говорите, и все что говорит капитан Бришер – прекрасно и вполне выполнимо, и мы будем участвовать завтра в деле, и обязательно победим! Единственно, что нас гложет, это… как бы вам сказать… По нашим сведениям, господин император, в Китране в прошлом месяце уничтожили последний храм Ашара!

– Да, – проговорил Горст, – в Китране не осталось ни одного храма Ашара, господин император. Его разнесли по камушку, а камни те использовали, чтобы домостить Путь Страданий и пространство перед Поганым Храмом… Так что где будет короноваться прихвостень Варвест – решительно непонятно!

– Ладушки-воробушки! – воскликнул Шутейник.

Я выразился куда более витиевато. Получается, Варвесту негде короноваться? Зачем же тогда он плывет в Китрану?

– А храмы в окрестностях? – осведомился Бришер, раздувая ноздри.

– Все храмы во владениях дэйрдринов снесены. Все до последней часовеньки, – поведал Тивок. – За моление Ашару – смерть. Скажите, дети?

– Смерть, – подтвердили хором Дария и Горчак. – Сначала пытки, потом публичная казнь…

Я ловил недоуменные взгляды Бришера и Шутейника. Дело принимало странный оборот. И что, останавливать операцию? Черт возьми, гнойник дэйрдринов все равно необходимо раздавить! Так или иначе: отворачивать поздно, я как паровоз, набравший полный ход.

– Возможно, Варвеста повезут куда-то за пределы владений прозреца, – сказал я задумчиво. – Ведь короновать, действительно, можно в любой часовне… Нет, мы не будем ничего отменять. Сегодня мы выдвинемся в нужном направлении и завтра на рассвете возьмем Китрану!

У входа в зал случилось шевеление. Служка, семеня по зеркально натертым плитам, подбежал к Горсту и что-то прошептал. Редкие брови барона взметнулись в удивлении.

– Баклер от брай… Только что прибыл… С ним много кибиток. Просят пустить именем императора… вашим именем!

Отлично. Брай – еще одно мое тайное оружие. Значит, сход баклеров решился мне помочь. А уж то, что они найдут меня где угодно, это я прекрасно знал.

– Пустите его, барон. Это наши союзники.

Я выбрался из-за стола, прошел к выходу.

В зал ступил осанистый человек – огромный, носатый, сивый, с бородой веником. К полам длинной кожаной куртки привязаны разноцветные ленточки – тоненькие, и почему-то показавшиеся мне живыми змейками. Баклер был с меня ростом, но весил при этом добрых сто пятьдесят килограммов. Остановился подле меня, отвесил короткий поклон. Глаза блеснули: узнал. И я узнал его.

Это был тот самый баклер, с которым свела меня судьба в самом начале пути. Тот, чей сын умер страшной смертью, подхватив бешенство от лисицы.

– Господин император, наш сход постановил во всем помогать вам, – сказал баклер с легким гортанным акцентом. – Если…

– Если?

– Если господин император и дальше позволит нам свободно перемещаться по Санкструму. У нас нет оседлости и нет родины, родина наша – весь мир. Но мы ценим то, что император делает для нас и наших свобод и мы знаем, что господин император держит свое слово. – Он перевел дух, губы немо шевелились, я понял, что старательно репетировал эту речь, которую, скорее всего, ему подсказала… Амара. – Никто из людей от власти не делал еще такого для нас. Мы решили – помогать. Со мной двести человек. Двести опытных и сильных мужчин. И сотня женщин – опытных и умелых врачевателей. Мы готовы к войне, император.

Я схватил его ладонь, стиснул в рукопожатии – искреннем. Он даже немного отшатнулся, не ожидал такого. Затем осторожно пожал мою ладонь, но все равно не рассчитал силы, и у меня сложилось впечатление, что ладонь на два мига побывала в камнедробилке.

– Если все получится, большой войны не будет. Я хочу взять Китрану и убить прозреца, и, по возможности, помешать короновать Варвеста и пленить его.

– Мы возьмем Китрану с господином императором. Одно условие: император передаст нам всех пленных дэйрдринов в малиновых робах.

Верхушка секты. Бонзы.

– Вы убьете их?

Седовласая голова цыганского барона произвела величавый, даже несколько торжественный кивок.

– Слишком много они нам задолжали. Слишком долго преследовали нас и убивали. Нас ловили и истребляли по их приказам. Мы – в тяжкой вражде. Или мы – или они.

– Но прозрец – мой. Я должен его допросить и, возможно, я убью его лично.

Баклер с мгновение подумал, затем кивнул огромной головой.

– Как пожелаете, господин император.

Мы вышли на поле перед замком, где при свете факелов я увидел десятки кибиток брай. Туман застилал траву. Крепко пахло лошадиным потом. Баклер что-то крикнул гортанно, и спустя две минуты передо мной в три ряда выстроились бойцы. Одеты в разное, однако одинаково сильны и решительны. Вооружены тоже разным, но у всех вдобавок – длинные ножи, которыми сподручно действовать в тесноте, например, на городских улицах, или… в Нечестивом Храме.