Текст книги "Один в чужом пространстве"

Автор книги: Олег Приходько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

– Хобот, я тебе чаю китайского привезла, – вскочила вдруг Валерия и направилась к лежавшей на комоде сумке. – Глянь, какая пачка, целых полкило!

– Ни разу не пил, – он погрузился в изучение серебристой упаковки. – Я заварю?

– Действуй, – Валерия вернулась к столу, взяла фужер с недопитым вином.

Я сел на дубовую полированную лавку и принялся уплетать бутерброды.

– Курнем? – предложила Валерия, когда хозяин скрылся на кухне.

Я с готовностью достал «Кэмел». Ей – десятая, мне – одиннадцатая. Перевалило за полпачки, а конца этому «заданию» что-то не видать.

– Хобот не курит, выйдем на крылечко? – Она направилась через гараж во двор.

Я прихватил с собой пару бутербродов для волкодава…

«Волга» стояла снаружи. «Значит, она должна вернуться в город, – рассудил я. – Приехала специально для того, чтобы сообщить какую-то новость. Не чай же пить за тридцать кэмэ!»

– Кое-что я узнала, – сказала Валерия, когда мы уселись на старые деревянные ступеньки под навесом.

Я понял, почему она не повела меня в беседку: не хотела, чтобы Хобот стал свидетелем разговора. Было холодно, но на мое предложение одеться она только отмахнулась.

– В гостинице обнаружили мертвого человека, – сообщила негромко, прикурив от моей зажигалки. – Вы знали об этом?

Шериф подошел ко мне, как к старому знакомому, проглотил бутерброд и, положив на мои колени тяжелую башку, застыл в ожидании ласк. Вообще мы с ним здорово подружились – «волк» и волкодав; на протяжении всего времени, что я носил в сарай уголь, он важно сопровождал каждую мою ходку, как мне показалось, не столько охраняя от меня дом, сколько меня от воображаемых им врагов. Будь он моим, цена мне как охраннику подскочила бы вдвое!

– Знал, – ответил я, почесывая белую шерсть на груди пса. – Это ему я должен был отдать «дипломат». Но когда я пришел, он был уже мертв.

– Вам известно, кто он?

– Нет.

Валерия сделала пару жадных, глубоких затяжек. Я почувствовал, что она волнуется.

– Я говорила с портье, – выдохнула она дым и посмотрела на меня в упор. – Он подданный Германии.

Та-ак!.. Значит, скандал, в который я вляпался, был как минимум европейским. Жить становилось все интереснее. Нашли кого подставить! Можно подумать, у Ассамблеи ООН без Стольника дел не хватает. Если еще выяснится, что я подорвал экономику Соединенных Штатов, то моя жизнь может оборваться на электрическом стуле. В том, что наши меня выдадут, можно не сомневаться.

– Надеюсь, не канцлер Коль? – спросил я, облизнув пересохшие губы.

– Шутите? – на лице ее не было и тени улыбки.

– Ничуть. Я работаю охранником в одном кооперативном агентстве, – заговорил я, поняв, что дальнейшие недомолвки между нами просто неуместны. – В мое задание входило сопровождение пассажира от Москвы до Киева – проще, чем раку ногу оторвать. По пути клиент сбежал, а мне подбросил чемоданчик и записочку с адресом, пообещав рассчитаться на месте. И все! А теперь выясняется… Какие уж тут шутки!

Выглядеть перед ней жалким мне не хотелось, но боюсь, что получилось именно так: уж больно растерянно прозвучала моя исповедь.

– В убийстве подозревают вас, – сообщила она осторожно, словно опасаясь, что я разрыдаюсь на ее хрупком плече. – Вы оставили в гостинице паспорт на этот номер.

– Логично с их стороны. Только если бы я собирался пришить иностранного подданного, я бы не оставлял свой паспорт на этот номер.

Валерия помолчала.

– Допустим, я вам верю, – сделала ударение на «я».

– И на том спасибо.

Слышно было, как Хобот в доме звенит посудой, накрывая на стол.

– Что вы собираетесь делать дальше?

– Из любого положения есть как минимум два выхода.

– Один из них – тюрьма? – угадала она ход моих мыслей.

– В моем положении легче отсидеть в тюрьме, чем доказать свою невиновность.

Дверь отворилась. Свет из ее проема полоснул по двору, отбросив гигантскую тень хозяина. Шериф вскинул тяжелую черную морду и завилял хвостом.

– Эй, курцы! Чай созрел. Пахнет, как в харбинском трактире, – оповестил Хоботов.

– Ты был в харбинском трактире? – изумилась Валерия.

– Я не был. Но мне рассказывали.

Она засмеялась. Я не переставал удивляться ее способности мгновенно переходить из одного душевного состояния в другое.

– Разве можно пересказать запах? – Она поднялась, отщелкнув окурок. – Нет. Поэтому я приглашаю вас пойти и попробовать это зелье самим, – мне показалось, что генерал впервые улыбнулся. Я встал. Шериф отступил на шаг и, склонив морду набок, ждал – останусь я с ним или пойду пить китайский чай.

– Сейчас мы придем, – Валерия в дом не спешила. – Послушайте, Женя… – начала, как только за генералом затворилась дверь.

– Не стоит, – перебил я ее, смекнув, о чем пойдет речь. – По крайней мере, сейчас.

– Но почему? Может быть, это решит все проблемы?! Настал мой черед проявить характер.

– Знаете, я ведь не вчера родился, – сказал я тоном, не терпящим возражений, – и за моими плечами тоже имеется кое-какой опыт. В том числе – работы в органах. Это для вас он «милый Хобот», а как он поведет себя, когда…

– Но ведь вы его совсем не знаете! – горячо возразила Валерия.

– Именно поэтому. И давайте больше не будем. Я понял, зачем вы привезли меня сюда, спасибо, конечно, но… как бы это понятнее выразиться… я еще не до конца сыграл свою партию.

Я скорее почувствовал, чем увидел в темноте, как она насупилась.

– Я вообще понятливая, – бросила коротко и вошла в дом.

– Не обижайтесь! – я в последний раз вдохнул дым сигареты и устремился следом…

В гостиной действительно здорово пахло чаем. Пока Хобот копошился на кухне, Валерия оповестила меня вполголоса:

– Сейчас я должна буду уехать, у меня завтра репетиция в десять утра.

Судя по тону, это прозвучало, как: «Ты что, здесь жить собираешься?»

– Я поеду с вами, – успокоил я ее.

У меня появился план, и попасть в город для его реализации нужно было именно сейчас, ночью. Она хотела спросить еще о чем-то, но в комнате появился хозяин.

– Между прочим, – сказал он, наполняя чашки душистой заваркой, – Китай по производству чая находится на втором месте в мире.

Валерия озорно подмигнула мне:

– Константин Андреевич у нас – большой знаток статистики. Сейчас мы его раскрутим… А кто на первом, Хобот?

– Индия.

– А на третьем?

– Угадай.

– Мы?

– Шиш с маслом, Шри-Ланка.

– Смотри ты, никогда бы не подумала. А СССР на каком?

– На четвертом. Сто пятьдесят восемь тысяч тонн в год.

Чай оказался очень вкусным. Я отхлебнул из пиалы и возразил, поддерживая разговор:

– У вас устаревшие данные, Константин Андреевич.

Он с любопытством посмотрел на меня:

– Разве?

– Нет такой страны.

На некоторое время в гостиной воцарилась тишина. Я, конечно, не предполагал, что генерал, с головой уйдя в сельское хозяйство, до сих пор не знает о распаде супердержавы и мои слова станут для него открытием. Но по их с Валерией молчанию понял, что задел какую-то ненужную струну. Похоже, они вообще избегали разговоров о политике, и по тому, как Валерия перевела разговор на другую тему, я догадался, что не далек от истины.

– А где больше всего пьют? – спросила она.

– Чая – в Англии, алкоголя – во Франции, – с готовностью ответил Хобот, – Но если потребление чая повсеместно падает, то потребление алкоголя – наоборот. В той же Франции за последние двадцать лет оно выросло на пять литров на душу населения, и это – включая младенцев и стариков.

– Н-да-а, спивается человечество, – вздохнула Валерия.

Я представил, каков был бы прирост потребления алкоголя в СССР в литрах на душу младенцев и стариков, и подумал, что и в этом смысле мы распались своевременно. Осведомленность Хобота меня не удивляла, я сам любил листать статистические справочники, чтобы где-нибудь в компании ввернуть цифровые данные о том, например, настолько количество самоубийств у нас превышает количество убийств. Удивляло другое: в его доме я не увидел ни телевизора, ни радиоприемника, ни подшивки газет. Напрашивался вывод, что генерал умышленно отворачивался от политики. А значит, у него были на то веские основания. Интересно бы узнать, какие?

– Берите варенье, Женя, – придвинул он ко мне вазочку, – это красная вишня, очень вкусно.

– Спасибо, – я положил себе в розетку несколько ягод без косточек.

«Красная вишня»… Что-то знакомое… Где-то я слышал… Буквально за секунду в моем воображении прокрутились события последних суток, вынося меня куда-то в темный, промозглый сентябрь из уютного сельского дома.

– Что с вами? – я увидел удивленные глаза Валерии. А в самом деле, что?

– Нет, я просто… Вы сказали про варенье из красной вишни, и я подумал – какая же она бывает еще?

Они синхронно посмотрели друг на друга, обескураженные неразрешимостью такого простого вопроса, задумались и вдруг засмеялись, да так заразительно, что смех передался мне, и мы хохотали от всей души долго, позабыв про чай.

Наконец Хобот погасил улыбку на лице.

– Между прочим, – выдал очередную информацию, – в Японии растет желтая вишня, а я ел варенье из зеленой.

– Врешь, поди? – Валерия окончательно справилась с весельем и, посмотрев на часы, торопливо допила чай. – Спасибо, пора нам.

– А Рахманинов? – вскинул брови хозяин. – Обещала ведь.

– Приезжай на концерт. Мы еще неделю в филармонии. Он вышел из-за стола и, подойдя к роялю, решительно

поднял крышку.

– Я тебе Шопена играл? – спросил задиристо. – Не ходи в должниках, это неприлично. Приеду я на твой концерт, обещаю. А сейчас – moderato, вступление, а?..

Валерия подошла к роялю, подкрутила деревянный стульчик, села и закрыла глаза… Хобот навис над инструментом, я же остался стоять, охваченный торжественной тишиной, хотя о музыке Рахманинова не имел ни малейшего представления.

Она заиграла. Очень тихо, потом – все громче. Через минуту я уже ни о чем не мог думать: какая-то родная, теплая, неведомая до сих пор волна чувств подхватила меня, повлекла в детство, перед моим мысленным взором возникли покойница-мать, Танька в школьной форме, мальчуган в коротких штанишках со шлеёй через одно плечо. В нем я узнал себя. И не было ни засады, ни Рахимова, и Мишка еще, должно быть, не родился на божий свет… Где это все?.. Когда?.. Откуда этот колокольный звон?.. Откуда я знал про этот колокольный звон там, в ночном поезде, во сне наблюдая за метавшим в медный таз яблоки племянником, если только сейчас услышал его в музыке Рахманинова?.. Нет ничего, способного остановить мой полет над зеленой равниной! И как, оказывается, радостно жить! Неведомая сила, наполнив мышцы, заставила меня распрямить плечи, я почувствовал, как повеяло ветром в закрытой наглухо горнице; а потом вдруг – булыжная площадь, колонна красивых, сильных мужиков, я – посередине, Хоботов в кольчуге и богатырском шлеме – впереди, и женщины в кокошниках машут из распахнутых окон, и мир вокруг плавится в ярких лучах полуденного солнца…

До самого шлагбаума мы ехали молча. Восторги, выраженные вслух, оказались бы сейчас нелепыми, разрушили бы мир, в котором мы еще пребывали.

Мы тепло простились с Хоботом. Долгая притирка разновозрастных незнакомцев завершилась доверительным рукопожатием, когда я спустился с чердака с тяжеленной сумкой на успевшем отдохнуть плече. Хотя полного генеральского расположения я удостоен не был.

– Валерия, а Константин Андреевич, он что, в отставке? – робко спросил я, нарушив тишину.

Она помолчала.

– В каком-то смысле, – ответила нехотя.

– А точнее?

Большая улица была освещена плохо: Киев экономил электроэнергию. Валерия включила дальний свет фар.

– А если точнее, то он… в опале. Было в русской армии такое понятие.

– Почему?

– Представьте, не интересовалась.

Любопытно. Я и сам пребывал опальным милиционером, но чтобы генерал КГБ?!. В моем представлении такой чин – почти государственный деятель. Что же он должен был натворить, чтобы попасть в опалу в такое демократичное время?.. Я спросил об этом, хотя, скорее всего, с Хоботовым мы больше никогда не увидимся.

– Насколько я знаю, он ушел из КГБ, а в наше «демократичное» время это называется как-то по-другому. В России, кажется, МБР, здесь – СБУ?..

– Да он что же, как Калугин?

Вопрос ей не понравился. Она усмехнулась, бросила на меня презрительный взгляд и, подобрав слова, жестко ответила:

– Калугин – скандальный, а этот – опальный. Как говорят в Одессе, это две большие разницы.

Ее тон задел меня за живое. Совершенно не желая обострять отношения, я, против своей воли, все же полез в бутылку:

– А почему вы так уверены в его непогрешимости? Вы не допускаете, что его попросту замучила совесть? В КГБ, насколько мне известно, не присваивали генеральские звания за информацию о положении на чайных рынках.

Она не рассердилась, хотя я определенно переборщил.

– Я уверена в том, – ответила, чеканя слова и не отрывая пристального взгляда от дороги, – что мой муж, полковник Герман Тубельский, ценой своей жизни прикрыл отход человека с чистой совестью. И ничего другого я просто не хочу знать!

Я почувствовал себя очень неловко.

– Извините меня.

– И пожалуйста, если судьба сведет вас с этим человеком еще раз, не говорите ему о том, что я вам сейчас сказала. Он думает, что я об этом не знаю.

Я кивнул и надолго замолчал, обдумывая услышанное. Мы подъезжали к центру. Близилась минута расставания, и лицедействовать больше не хотелось.

– Валерия, – сказал я искренне, – спасибо вам за все.

– Вы так говорите, будто мы с вами больше не увидимся. Решили сдаться властям?

– Я не имею права подставлять вас.

Мы проезжали по темному, совершенно безлюдному переулку. Дома с правой стороны были разрушены – видимо, их собирались отстраивать заново.

 
Все перед ним завалено,
Что сброшено, что снесено,
Скривились домики, другие
Совсем обрушились…
 

Ничего не знал наизусть, кроме «Медного всадника», но, похоже, его одного мне хватит на все случаи жизни.

– Что я могу сделать для вас? – спросила Валерия.

– Остановите на секунду.

Подхватив тяжелую сумку, я добежал до угла и выбросил из нее на груду щебня шесть огнеупорных кирпичей, прихваченных с хоботовского чердака: должен же был он видеть, что я ухожу с тем же грузом!

– Валерия, – бросил я на заднее сиденье пустую сумку, – я спрятал «дипломат» на чердаке. Хочу, чтобы вы об этом знали.

– Вопросов не имею, – усмехнулась она и, выехав на одну из центральных улиц, выключила фары.

Здесь, несмотря на позднее время, прохожих было много.

– Мы можем проехать до гостиницы через вокзал? – спросил я. – Если это не очень сложно, конечно.

– Хорошо.

Через несколько минут мы оказались на вокзальной площади. Вокзал кишел пассажирами и милицией. Я начал возвращаться в реальность.

– Собираетесь выйти?

– Нет, нет, не останавливайтесь, поехали!

Я засек время. Описав круг, мы спустились вниз по знакомой мне улице с трамвайным полотном и… ровно через четыре минуты оказались у гостиницы «Ленинградская»!

Ровно четыре минуты!

Значит, таксист катал меня лишних двадцать шесть минут! Возможно, как раз в это время в гостинице и было совершено убийство. Ненавязчивый киевский сервис стоил жизни гражданину объединенной Германии.

Валерия поняла, что у гостиницы останавливаться нельзя, высадила меня за перекрестком. Я вышел не прощаясь и скрылся в темноте арки ближайшего дома.

Так легче переносится разлука и быстрее бежит время.

13

Первый час ночи. Выглядываю из своего укрытия – никого. Хорошо бы сейчас сесть за столик в уютном кафе «Атлантик» и заказать двойной виски со льдом, без содовой. Но я не в штате Айова, я – в Киеве на Владимирской, и здесь, кажется, нет ночных кафе. Здесь пусто, темно и тихо, и дома сплошь в строительных лесах. Запоздалая пьянь, редкое движение – такси развозят по домам и притонам посетителей кабаков. Шумы усиливаются: приближаюсь к перекрестку. Вправо, к люминесцирующему центру, ниспадает улица Ленина. Надо же!.. А в Вильнюсе, я читал, памятник Пушкину уже снесли… Еще функционирует метро – станция «Золотые ворота». Красиво. Наверно, я полюбил бы этот город, окажись в нем при более благоприятных личных обстоятельствах. Лирику прочь: неизменный мент за углом. Горстка пассажиров из подземного чрева… Толстый пенсионер выгуливает кривоногого барбоса под стать себе… Угол. Театр оперы и балета. Никогда не был в опере, жив буду – схожу (стыдно: столичный все-таки житель)… Машины в ряд: «запорожец», «нива», еще «нива», «четверка», «девятка», еще «девятка», потрепанный «форд»… У гостиницы «Лейпциг» двумя колесами на тротуаре – защитный УАЗ. Дежурят?.. Можно не сомневаться. Нарастает буря: рокеры. Один… два… три… четыре… пять! Отсутствие глушителей, брань, крик, перегазовки. Задача – разбудить район. От этого – кайф… Дворами, дворами, Стольник!.. Доски, хлам. «СТРОИТЕЛЬСТВО ВЕДЕТ РСУ-11 „КИЕВ-СТРОЙ“…» Просвет – сквозной подъезд без дверей – улица. Угол. Теперь – вверх. Гостиница остается слева. Улица кривая, покатая до середины, дальше – вверх… Вот она! На сломе. Маленькая, но все же стояночка на семи ветрах. Охраны нет – зачем? Кому надо, уведут и из швейцарского банка. «Волга», «мерседес», мотоцикл «днепр», «запорожец», еще один – наштамповали уродцев!.. И наконец, у дощатого крашеного забора – он, родимый! «Фолькс» – Д412 – горбун: надежный, красный, не из роскоши, зато скоростной… Мужик отчаливает на «волге», провожает женщина в халате – из ближнего подъезда. С крутизны – таксомотор с зеленым огоньком… Рискнем!

– Шеф! – пальцы в рот; таксеры – на свист, как собаки. – Свободен?

– Садись.

Километр – десять рэ, почти как сигарета «Кэмел».

– Куда?

Что-то надо придумать… Вспомнил! Красивое название:

– В Дарницу.

– Что плотишь?

Могу достать до лба пяткой, академиев не кончал, кроме «Медного всадника» с литературным наследием меня ничего не связывает, но от жлобского «плотишь» коробит.

– Сойдемся.

– Деньги есть – Иван Петрович, денег нет – мудак и сволочь, – заводит таксист счетчик и, развернувшись, едет мимо гостиницы.

Чертов хмырь! Сейчас кто-то тормознет – и все пропало!.. Мне подсадка никак не нужна… Нет: команда, шатаясь и горланя, – мимо; все пропито, хотят успеть пройти «Золотые ворота». Поворот – оперный побоку… Спускаемся вниз, кружим, как циркуль, вокруг точки-стоянки с «бенцами» и моим «фольксом» (моим – это точно, другого окрест нет). Пора блефовать!

– Ох, ч-черт!.. – хлопаю себя по карманам. Лезу в задний, привстав. Выворачиваю боковые (артист!). – Ну, б… Ну-ка, стой, шеф!

– «Бабки»? – встревоженно прижимается к бордюру.

– Не психуй, с «бабками» порядок. Паспорт.

– Назад?

– Разворачивай!

Удобнее – вкруговую. Там – опять вниз с крутизны, мимо стоянки.

– Дом какой?

– Здесь тормозни, я мигом.

Смотрит подозрительно. Надо дать много во избежание вопросов.

– Хватит?..

На стольник мог бы и реагнуть, но нет; сует бумажку в нагрудный карман молча. Хмырь – он и в Африке хмырь. Ладно, больше не натикает…

Влетаю в сквозной подъезд. Двор «ОРСУ-11». Хруст стекол под кроссами. Запах затхлый, сырой – из прошлого века. Улица. Стоянка – налево вверх. Хорошо, что я не страдаю «топографическим идиотизмом» (вполне официальное, медицинское название неспособности больного ориентироваться в пространстве). Теперь вдохни и не дыши… пусто!

Мерси, фортуна! Первая часть операции под кодовым названием «Ключ» прошла успешно. В случае чего – уйду дворами туда, где меня ждет заготовленный извозчик с включенным двигателем: все оплачено!

Неоновый фонарь не в жилу, но не камнем же его. По опыту опроса свидетелей в былые времена знаю: хотя бы в одном из двух десятков темных окон, выходящих на стоянку, обязательно торчит страдающий бессонницей пенсионер. Полистав любой детектив, он может заранее подготовиться к завтрашнему допросу: «Вы утверждаете, что не спали в 00.45?.. Кого вы видели в это время на стоянке?.. Как он выглядел?.. Он пытался завести автомобиль?.. Он отпер дверцу ключом?.. Когда он вышел из салона?.. Куда пошел?.. Ах, вы не дождались и пошли в туалет? Извините… Рад, что вы знакомы со статьей об ответственности за дачу ложных показаний. Спасибо, вы очень помогли следствию». Но это – если они знают о существовании «фольксвагена» вообще. По моей логике – не знают. Если документов не окажется в машине – их забрал убийца: я был в номере первым после него и ничего не обнаружил. Мне достался ключ. Он от зажигания?.. Или от дверцы?.. А может быть, и то и другое? То, что ключ был не в связке, вселяет надежду на его универсальность. Без брелока… может, запасной? Хотя, к чему гадать, осталось перейти улицу.

Я – господин профессор Стольник, подданный объединенной Германии, приехал на Европейский конгресс физиков, иду к своему «фольксвагену» Д412 – прокатиться. А в чем, собственно, дело? «О-о, ja-a! Ich liebe nacht Kiew!» Стоянка… Холодная ручка дверцы… Заперто!.. Спокойно… спокойно… а с обратной стороны?.. Тоже… Ну?! Ключ же, дурак!.. Нервы – ни к черту. Есть!.. То, что доктор прописал: я – в салоне. Не хлопай, тихонечко… вот та-ак!..

Сердце молотит, как у соловья, по ошибке залетевшего в виварий. Пять секунд… десять… пятнадцать… Если бы это была ловушка, меня бы уже обложили («Руки за спину! Не двигаться!» – и дуло к затылку). Но все тихо, пора работать.

1. СОДЕРЖИМОЕ ПЕРЧАТОЧНОГО ЯЩИКА (по-русски – «бардачка»): комплект никелированных инструментов (отвертка крестообразная, круглогубцы, шило, изолента; пакет с предохранителями; ремень вентиляторный синтетический; записная книжка в нераспечатанной упаковке (сувенир?); коробка из-под сигарет «Лейпциг», карандаш цанговый; значок члена какого-то клуба с вензелем; картонные подставки под пивные кружки (3 шт.); свеча зажигания японская; пустой футляр с золоченым тиснением (очки?); авторучка шариковая разовая; кассета магнитофонная в нераспечатанной упаковке.

Все?.. Короче, ни хрена.

Со стороны метро – шумная троица: двое парней висят на спотыкающейся девице. Остановились. Прикуривают. Светиться мне ни к чему – падаю на пол. Рычаг переключения передач больно упирается в бок.

2. СОДЕРЖИМОЕ КАРМАНОВ ЧЕХЛОВ НА СИДЕНЬЯХ: атлас шоссейных дорог на английском языке; техпаспорт Д412 на немецком; руководство по ремонту и эксплуатации автомобилей «фольксваген».

Опять пусто…

Компания проходит, выясняя отношения. Приподнимаюсь; в глаза синий отсвет проблескового маячка: «скорая».

3. РЕЗУЛЬТАТ ОСМОТРА ПОЛА: песок; на пандусе впереди – след обуви; сухие листья (2 шт.); под сиденьем – замша (кусок 30x50 см.); груша резиновая (?); монтировка никелированная (хромированная?).

Время… Сколько ждет таксист?.. Минут пять?.. Ищи, профессор, ищи, что там у тебя еще в салоне?..

4. НА ПОЛКЕ У ЗАДНЕГО СТЕКЛА: чисто, пусто, если не считать дорожной пыли.

Опять машина, на этот раз – левый поворот: въезжает на стоянку. Разъездились, сволочи, не спится им! Падаю.

5. СОДЕРЖИМОЕ ПЕПЕЛЬНИЦЫ: окурки (в т. ч.: сигарет без фильтра – 1 шт:, сигарет с фильтром – 2 шт., пахнут табаком «Вирджиния»); пепел; спичка бумажная, сгоревшая; клемма медная, обрезанная; фольга упаковочная от пластинчатой жевательной резинки «Спирминт», листок из блокнота алфавитного нелинованный с буквой «С», сгоревший наполовину, в пепле, но что-то все же на нем написано…

Что – не разглядеть.

Двое вышли из подъехавшей машины, разговаривают, хлопают дверцами – мне не подняться. Я лежу под приборным щитком в самой неудобной, какую только можно придумать, позе, уткнувшись носом в провода, ни черта не видно: неоновый фонарь впереди, свет его падает на спинки сидений и сюда не попадает. Сую обгоревший, скомканный листок в карман – чем черт не шутит, – но, скорее всего, его придется свернуть трубочкой и засунуть себе в… Хорошо бы поддеть никелированной монтировкой крышку багажника! Приподнимаюсь… нет, нельзя: двое на ночь глядя затеяли менять колесо. Переноска высветила дальний угол площадки, ясно, что незамеченным мне отсюда не уйти. Где-то там, через квартал, прыгают цифирки на таксометре, исчерпывая лимит отпущенного мне времени. Добро, кабы он уехал, но мой щедрый жест пригвоздил его надолго – это как пить дать: я клиент с размахом, будет ждать.

Если эти двое – оперы, то я в перекрестии прицела. Тогда им – пять баллов за артистичность! В салоне ловить больше нечего, надо выходить. Пока стираю замшей свои «пальчики», мелькает шальная мыслишка: завести сейчас этот «фолькс» да чухнуть в Москву! (Маразм крепчал…)

Для профессора я, пожалуй, молод, а вот для владельца «фольксвагена» – плэйбоя – в самый раз. Выхожу с хозяйским видом…

– Ключ на двадцать четыре… Монтировку… Держи. Свети сюда… Куда ты светишь?.. – раздается из-под «волжанки». Тот, что снаружи, поднимает голову… Насвистываю «друм, линкс, цвай, драй» и аккуратно закрываю дверь салона. Какая-то царапинка на кузове – ай-яй-яй!.. Ногой – по скату, вальяжно (это – в любой стране признак обеспеченной беспечности).

– Куда ты светишь, е… Отвертку подай! Да не эту!..

Нет, они – лохи. Баллы за артистичность – мне. Ломанул бы багажник, да незачем, разве что найду в нем еще один труп – по закону бутерброда. А что, меня бы это не удивило… Только не бежать, спокойно посмотреть на часы, тридцать шагов вниз, налево через улицу, в подъезд… Плюнуть на все да поехать в эту Дарницу, что ли? Операция «Ключ» завершена бесславно, сам ключ можно выбросить. Таксера придется отпустить: «Паспорт не нашел, а без него, сам понимаешь, в Дарнице делать нечего».

Как легко становится на душе, когда из двух всегда имеющихся в наличии выходов остается только один!

Держа руки в карманах куртки, насвистывая, я выхожу из сквозного подъезда на наклонную улицу. Таксист не подвел, ждет. Да и куда ему деваться: под самый бампер тачки подставлен бок «канарейки», а на капот облокотился лейтенант, с ленивым любопытством перелистывая его документы. Патрульный № 2 в освещенном салоне курит, не сводя с меня профессионально-подозрительного взгляда.

 
С подъятой лапой, как живые,
Стоят два льва сторожевые… —
 

Ай да Пушкин! Ай да сукин сын!..

Внутренне я уже давно был готов, по ироничному выражению Валерии, «сдаться властям»; когда же и в «фольксвагене» не удалось обнаружить ничего, способного навести на след, мною овладело полное безразличие. Однако, стоило появиться опасности, как мозг инстинктивно заработал в поисках выхода: «Не суетись. Это просто ГАИ – проверяют путевой лист. Возможно, здесь нельзя останавливаться – крутой спуск. Тебе до этого нет дела, ты всего лишь пассажир…»

На улице никого не было, я оказался в центре внимания, и о том, чтобы бежать, нечего было думать. Единственный выход – идти на посадку (какая двусмысленность применительно к моей ситуации!), к тому же таксист наверняка уже увидел и узнал меня. Лихорадочно обдумывая ответы на возможные вопросы, я шагнул на проезжую часть, как вдруг снизу послышался стремительно нарастающий рев мотоциклетных моторов. Патрульный в «жигулях» резко повернулся в сторону, откуда один за другим выскочили пятеро ошалевших от скорости «черных всадников». Это были те самые рокеры, которых недавно видел я, но теперь на каждом мотоцикле сидело еще по девице, отчего улица заполнилась невообразимым визгом. Патрульный стал разворачиваться; лейтенант быстро вернул документы таксисту и замахал светящимся жезлом. Я же решил не досматривать эту серию до конца и, рванув в направлении надвигающейся кавалькады, перемахнул через ограду стройплощадки.

Ноги мои, ноги!.. Принято считать, что человек в среднем темпе проходит километр за пятнадцать минут. Интересно, сколько он пробегает за то же время рысью? Хотя, если по пути приходится перепрыгивать ямы, балки, блоки, кирпичи, лужи, доски, металлолом и прочее, чем богаты наши стройплощадки, то это, кажется, называется не рысью, а галопом. Так или иначе, в стремлении оторваться подальше от района гостиницы «Ленинградская», с которым меня больше ничего не связывало, я преодолел километра три, прежде чем оказался перед остовом высотного недостроенного здания. В углу дощатой ограды стоял освещенный вагончик; это означало, что я нахожусь под надежной охраной своего коллеги. Тем лучше! Зайдя с тыльной стороны небоскреба, я отдышался и, присев на какую-то балку, решил перекурить. «Интересно, – подумал я, доставая из кармана "Кэмел", – будет когда-нибудь на цоколе табличка "ЗДЕСЬ ПРЯТАЛСЯ СТОЛЬНИК", подобно той, которую я видел на стене "Ленинградской": "ЗДЕСЬ ТВОРИЛ ГАШЕК"? Почему бы не приравнять труд охранника к труду писателя – он не менее рискованный и не менее творческий!»

Вместе с пачкой сигарет в моей руке оказался грязный, скомканный листок с опаленными краями. Было тихо и ветрено. Пламя зажигалки трепетало и тухло несколько раз, пока наконец мне удалось разобрать написанное. Впрочем, «разобрать» – это громко сказано:

RN 20-20

Hg2 Sb2 O7 (756, 61)

196,0127 + 1–0,002%

№ 4 – 19

30, 23 kg

99,99

(cherry)

дкий до ПО 1,01325 БАР

37, 07 С

50, 72 С

0,07 С

Я порвал ненужную бумажку, пустил ее по ветру и закурил. И без того было ясно, что покойник прибыл на конгресс физиков. Очевидно, он делал эти записи в блокноте, готовясь к своему докладу. Может быть, что-то мог прояснить левый край листка, но он благополучно сгорел в пепельнице «фолькса», не оставив мне никакой надежды.

Это была двенадцатая сигарета из пачки. Две выкурила Валерия, одну – Отставник; значит, моя – девятая. Пора подводить итоги…

Первая.Я получил задание и отправился на поиски подарка племяннику. Задание оставляло желать подробностей, но, насколько я тогда понял, Квадрат сам ни черта не знал, просто получил оплаченный заказ (а может, и кое-что в лапу). Что можно извлечь из этой «вешки»? Знал ли Квадрат об уготованной мне миссии?.. Вот в чем вопрос! Верить в его причастность к похищению «дипломата», а тем более – к убийству, не хотелось, но и сбрасывать эту версию со счетов было бы преждевременно.

Я замерз. Першило в горле. Ветер пронизывал вспотевшее от выпитого чая и бега тело. Сказывалась усталость. Я выглянул из-за угла на далекий хлопок двери и увидел, что к стройплощадке приближается сторож в сопровождении понурой дворняги. Окрестности с его стороны хорошо просматривались, поэтому нужно было срочно передислоцироваться.

Я вошел в темную пустоту бетонной коробки и стал подниматься по ступенькам. Достигнув пятого этажа, решил продолжить восхождение до крыши – гулять так гулять! Хоть на Киев посмотрю, будет о чем Мишке рассказать…

 
…Ночная мгла
На город трепетный сошла…
 

Крыши как таковой еще не было – не положили перекрытия, «трепетный» город просматривался из незастекленных проемов окон, а над головой нависал черный квадрат испещренного звездами неба. Внизу было куда менее интересно, поэтому, соорудив на бетонном полу настил из досок, я улегся на спину, положил руки под голову и стал наблюдать за облаками…

Вторая.Ее я выкурил в Москве на вокзале… Вспомнил – вздрогнул: будь она проклята! Перрон, киоск, венгры, опоздание на поезд… Не выкури я тогда эту вторую – не сидел бы сейчас, как майский кот, на крыше киевской новостройки!