Текст книги "«Если», 2015 № 02"
Автор книги: Олег Дивов
Соавторы: Далия Трускиновская,Наталия Андреева,Джерри Олшен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)
– Я не поняла…
– Чего тут понимать? Ограбят транспорт и скинут продукты по дешевке в то же «Измайлово» на склады. Они уже такое проделывали – не слыхала разве? Директора и службу снабжения «Пресни» судили…
– Давайте вернемся! – взмолилась Наташа.
– Еще чего! Нам нужно догнать и вернуть старого маразматика. Пока он еще сопит и плюется!
Снегоход мародеров приблизился, из окошка затемненной кабины вылезла рука в огромной рукавице с толстым стволом десантного револьвера.
– Пугает, – сказал Иван Леонидович. – Ну, и нам есть чем испугать… Держись, говорят тебе!
Держа руль левой рукой, правой он достал из-под сиденья блестящую трубку с кнопками и, резко распахнув дверцу, направил ее в окно совсем поравнявшегося с «Умкой» снегохода – а что произошло потом, Наташа не поняла. Выстрела она не услышала – но что-то же Иван Леонидович сделал? «Умка» резво рванул вперед, а темный снегоход повело куда-то вправо, по дуге, и он на неплохой скорости врезался в сугроб у стены старого, сталинской еще постройки дома.
– Иван Леонидович, что это было?
– Двухфазный патрон. Сперва – слезоточивый газ, потом – термоточка. Этот снегоход встретил печальную кончину… Вперед!
– А люди…
– Они успеют выскочить.
– Но там снег, сугробы, они просто утонут в снегу!
– Предпочитаешь утонуть вместо них?
«Умка» понесся дальше, нырнул между домами, вылетел на улицу и тут уж, задрав вверх лыжи, показал, на что способен.
– Мародеры не боятся холода, – сказал Иван Леонидович, – Старые дома на сигнализации, но они научились отключать датчики, да и сигнализация уже дохлая…
– Мертвый город… – прошептала Наташа; она знала, что люди покинули Старую Москву, но не подозревала, что безупречная белизна пустых улиц вызовет такую острую жалость, – Что это за площадь?
– Не площадь – железнодорожная развязка. Тут планировали разобрать рельсы и построить что-то эпохальное. Не успели. Мы приближаемся к старым вокзалам – Ярославскому, Казанскому, Петербуржскому…
– Железнодорожная развязка?
– Ты никогда не видела поезд?
– Никогда.
– По-моему, ты уже не рада, что увязалась за мной.
Наташа промолчала. Она увидела белый зимний мир – тот, что наверху, она вдохнула свежий живой воздух, но радости не получилось. Теперь у нее была ее собственная картинка – но не возникло желания перенести ее на экран большого, как у профессиональных дизайнеров, планшета. Не стоило ради мертвого мира рваться на волю из «Сокольников»… Осталось только желание поймать Мишкиного деда и доставить его к врачам. Если только еще не поздно.
– Сейчас начнутся узкие улицы. Ты была в самой Старой Москве? Летом?
– Нет.
До самого Кремля они молчали. А там опять напоролись на мародеров. Точнее – услышали их совсем близко.
Мародеры перекликались – подавали друг другу пронзительные сигналы, тембр звука был хуже зубной боли.
– Разве Кремль не охраняют? – спросила Наташа.
– Все ценное оттуда вывезли, а охрана автоматизированная. Кто-то, конечно, сидит в подземельях – под Кремлем целое подземное логово, старые ходы, еще при Иване Грозном их нарыли… К воротам лучше не соваться. Сейчас смотри внимательно – где-то тут должен быть этот старый хрен. Как он гениально заморочил мне голову! Детка, берегись бывших учителей – манипуляторы высшего класса… А этот вообще гениален!
Наташа удивилась – Мишка ничего не рассказывал о дедовой гениальности.
– Он или у Кремля, или носится по Тверской, или вообще катается с горок в Китай-городе, у Ивановского монастыря. С него станется! Ты не представляешь, что это за человек! Он приходил к нам смотреть на Солнце… Ага, так я и знал!.
Снегоход выкатил на Красную площадь. Слева из сугроба торчали разноцветные купола Василия Блаженного, справа – красные башенки Исторического музея. А впереди – кремлевские башни, чьи силуэты знали даже затворники подземных корпусов.
На площади шла опасная игра – мародеры на четырех снегоходах гоняли, пытаясь повалить, пятый – и он чудом от них уворачивался.
Оказалось, у «Умки» есть встроенная сирена – вроде тех, какими снабжают маяки-ревуны. С диким воем «Умка» понесся по Красной площади, ударил сбоку мародерский снегоход, опрокинул его, стремительно развернулся, встал на дыбы – и всем немалым весом рухнул на длинные лыжи другого, прямо у него под носом. Наташа решила, что сейчас обе машины развалятся на кусочки, но у кабины «Умки» всего лишь пошло трещинами.
– Арамчик, уходи! Уходи, Арамчик! – орал Иван Леонидович. Он уже разворачивался для новой атаки.
Над Красной площадью стоял вой и визг, как будто вылезли из глуби веков и подрались хищные тиранозавры и аллозавры.
Два мародерских снегохода притормозили. Теперь им угрожал справедливый бой – двое против двоих. Из опрокинутой машины вылез человек, закричал, призывая на помощь, но мародеры не спешили рисковать собой – кто его знает, какие подарочки может преподнести этот синий снегоход.
Наташа была в ужасе и в восторге.
Те сражения, которые она видела, происходили на больших игровых экранах. Оттуда можно было уйти в любую минуту. И мужчины, сидевшие перед мониторами, восхищения не вызывали – от них требовалась не нормальная мужская смелость, а скорость мышления. И Мишка был таким же, как прочие труженики виртуального фронта: сообразительный, когда дело касалось его ремесла, нерешительный во всех прочих жизненных областях; клад для умной, деятельной, желающей быть единовластной хозяйкой в доме женщины. А вот Иван Леонидович – то еще сокровище…
Мародеры отступили, бросив своих неудачников на растерзание «Умке». Они подались к Васильевскому спуску – это был прекрасный путь для бегства. А убегать было самое время: из-за Спасской башни наконец появился вертолет-наблюдатель.
Иван Леонидович выключил сирену и с трудом открыл дверцу.
– Арамчик, ломать тебя об колено! Ты что, не видел, что они тебя гонят?!
Снегоход Арамчика подкатил к «Умке», остановился, Иван Леонидович заглянул в окошко и растерянно сказал:
– Этого следовало ожидать…
Он сам открыл дверцу и, с трудом опустившись на колени в своих меховых доспехах, взял за плечи человека в серой термомаске, лежащего на полу в причудливой позе – находясь в сознании, никто такой позы не примет.
За рулем сидел высокий сутулый человек. Впрочем, не совсем сидел: когда снегоход остановился, он просто рухнул на руль.
– Старый черт, ты как? – спросил его Иван Леонидович, – Да скажи хоть слово!
– Я справился… Я еще на что-то гожусь… – прохрипел Мишкин дед, – Они Арамчика подстрелили. Вези его домой… скорее… а я… а я, наверно, здесь останусь…
– Я тебе что говорил? Я тебе говорил – если будет опасность, сразу же назад! И попробуй скажи, что вы с Арамчиком не видели этих сволочей!
– Да видели… Ванька, помолчи… Не могу же я… уходить… когда ты орешь…
– Я те уйду! Я те уйду! Эй, ты, как тебя… – позвал Иван Леонидович Наташу. – Иди сюда, поможешь его перетащить.
Наташа вылезла из «Умки» и по колено провалилась в снег.
– Требуется помощь? – спросил нечеловеческий голос со спустившегося пониже вертолета.
– Сообщите по кабелю в «Сокольники» – везем раненого и больного, – ответил Иван Леонидович. – Пусть в медблоке подготовят две палаты.
С большим трудом они перенесли в свою кабину Федора Васильевича и Арамчика. Их снегоход взяли на буксир, и «Умка» понесся обратно.
Федор Васильевич, как оказалось, разбирался в медицинских браслетах. Инъекция ему полагалась раз в четыре часа, но он, взяв у Наташи ее очки, сумел наладить связь с браслетом, влез в его установки и получил добавочную.
– Я же знал, что мне скоро нацепят эту дрянь… Вот, готовился, – объяснил он, – Ванька, давай вези меня в обсерваторию.
– Ты спятил.
– В обсерваторию.
– То же самое ты увидишь у нас на мониторах.
– Нет, не то же. С Москвой я простился, теперь мне нужно солнышко… живое, понимаешь? Живое!
– От того, что ты будешь на пятнадцать метров ближе к светилу, ничего не изменится.
– Ванька, кому говорю?
– Ты сдурел.
Наташа слушала эту бестолковую беседу краем уха. Она пыталась понять, что с Арамчиком. Медицинское образование, которое она получила на полугодовых курсах, было совсем уж узкоспециальным – она знала всю технику в стоматологическом кабинете, не более того. Но приемы первой помощи ей были приблизительно знакомы.
Был ли Арамчик ранен пулей? Получил ли он удар разрядника? Поди пойми, когда на нем поверх комбинезона толстенная шуба. Наташа не могла даже докопаться до запястья, чтобы найти пульс.
– Проклятый браслет, – вдруг сказал Федор Васильевич. – Если бы я мог его снять! Арамчику нужна инъекция стимулятора, вот что! Ванька, придумай что-нибудь!
– А ты как же?
– Сейчас ему нужнее. А мне врачи другой дадут.
– Не дури, скоро приедем, нас уже ждут.
– Девушка, девушка… как он там?. – спросил Федор Иванович.
– Дышит, – ответила Наташа. – Дыхание короткое…
– Кровавой пены на губах нет?
– Нет.
– И на том спасибо. Девушка… это ведь вы с Мишкой приходили?.
– Я.
– Вы ему передайте – со мной все в порядке. Я всех увидел – и Лубянку, и Ильинку, и Покровку, и Маросейку, и Ильинку… а до Варварки не доехали… Они мои красавицы… У них не названия, у них имена… как у женщин… Варварушка… теплый дождь в мае… такой бывает только в Москве… идешь мокрый и счастливый…
Наташа толкнула Ивана Леонидовича, чтобы хоть на секунду поймать его взгляд. Старик явно заговаривался, и это было дурным знаком.
– Мы уже проезжаем Садовое кольцо, – не глядя ответил Иван Леонидович, – Быстрее не получается.
– Надо избавиться от этого, как его… прицепа! – воскликнула Наташа.
– Потеряем время. Пока затормозим… Мы идем со скоростью сто два. Осталось примерно четыре километра.
– Но сперва – к обсерватории, – попросил Федор Васильевич.
Возле «Сокольников» их уже ждали. Сделав круг, чтобы погасить скорость, Иван Леонидович подрулил к выходу четырнадцатого корпуса, и сразу же навстречу выскочили двое, каждый с самоходными носилками. Арамчика уложили, носилки втолкнули в распахнувшуюся ровно на четыре секунды дверь.
– Нет! К обсерватории! – потребовал Федор Васильевич.
– Ты не залезешь наверх.
– Это ничего. Мне нужно.
– Через пару минут, – пообещал санитару Иван Леонидович. – А ты беги в корпус.
– Я с вами, – строптиво ответила Наташа.
– Ну, ладно. Поехали. Что за обсерватория – знаешь?
– Понятия не имею.
– У нее имя есть – «Звездное небо». Сперва была народной, туда все лазили смотреть на звезды. Потом ее забрал себе университет, поставили новое оборудование. Это было ровно за год до начала минимума. Поэтому вся наша группа и поселилась в «Сокольниках» – чтобы быть к ней поближе.
То, что Иван Леонидович назвал «минимумом», стряслось двадцать лет назад, и Наташа, учась в школе, вынуждена была в этой беде разобраться – насколько астрономические дела могут быть доступны ребенку. Она вместе с подругой Улей делала сперва плоскую, потом трехмерную виртуальную модель Солнца, на которой проступали и исчезали пятна.
– Вы смотрите на Солнце? – спросила Наташа.
– Да.
Старик молчал. Видимо, собирался с силами.
Обсерватория оказалась совсем близко, просто была скрыта деревьями. Наташа увидела четырехугольные белые башни. На двух были большие купола.
– Вот, – сказал Иван Леонидович, – По лестнице я тебя не потащу. Сам еле пропихиваюсь.
Федор Васильевич высунулся из «Умки», опираясь на дверцу.
– А солнышко-то светит, – сказал он с непонятной радостью, – Светит наше солнышко. Вот туда я и полечу, а ты наблюдай…
– Зачем тебе обсерватория?
– Хотел убедиться, что она жива.
– Убедился? Нет, это же надо додуматься! Ты что, считал, будто мы тебе на мониторы и в голонишу какие-то старые записи вытаскиваем?
– Помолчи, Ванька. Я должен знать, что все в порядке… что оставляю все в порядке…
– Опять ты чушь несешь, Васильич.
– Меня сейчас уложат и будут аккуратненько гасить. Это правильно. Я не должен никого собой обременять. Ни тебя, Ванька, ни Инессу, ни Жана, ни Мишку своего. Я не против, понимаешь? Я только должен знать, что оставляю все в полном порядке и с надеждой на светлое будущее. Поехали в корпус… Воздухом я надышался, воздух отличный, теперь можно и к врачам… Девушка, вы, когда этот проклятый второй минимум пойдет на спад, подумайте обо мне – я услышу…
– Это мистика, Федор Васильевич, – сказала Наташа.
Она знала, что в ближайшем будущем спада не предвидится.
Точнее, когда в школе проходили первый минимум Маун-дера, который длился семьдесят лет и получил название малого ледникового периода, кем-то умным было решено: второй, только что начавшийся, короче не будет. Минимум Шперера, случившийся в Средние века, был длиннее – девяносто лет, но измерений температуры никто не вел – термометров еще не изобрели. А минимум Дальтона, тридцатилетний, стал как бы слабым отголоском маундеровского.
Нынешний ледниковый период был настолько очевиден, что не было нужды давать ему имя ученого, вычислившего его по признакам солнечной активности. Признак был тот же самый, что у маундеровского минимума в семнадцатом веке: после двухсот лет безупречной, с точки зрения астрономов, жизни Солнце вдруг взбунтовалось. Чуть ли не в одночасье количество солнечных пятен снизилось в несколько тысяч раз. И на землю пришел холод.
Двадцать лет при холоде они уже прожили. Оставалось еще полвека.
Можно было, бросив обжитые «Сокольники», перебраться на юг – но кем ты, избалованный комфортом человек, будешь на юге? Лучшие ступеньки социальных лестниц заняты, а ответственная должность сборщика мандаринов в Северной Африке – не для тебя, отладчик программ, не для тебя, ассистент стоматолога…
– Нет. Не мистика, – возразил старик, – Вы меня слушайте, я сейчас в таком состоянии, что очень умные вещи могу сказать… настоящее зрение просыпается… Ванька, тащи меня к эскулапам. Я сделал все, что хотел. Осталось взлететь…
– Слава те Господи, – проворчал Иван Леонидович и погнал снегоход к башенке, в которой были двери четырнадцатого корпуса.
Потом Федора Васильевича на каталке отправили в палату. Иван Леонидович пошел вперед – говорить с врачами, а Наташа, стянув осточертевшую маису, шла вровень с изголовьем носилок. Одежда вдруг сделалась неимоверно тяжелой, и Наташа еле волочила ноги в унтах.
– Бросай ты моего дурака… иди замуж за Ваньку… – вдруг прошептал Федор Васильевич. – Ему всего сорок восемь, сопляк, малолетка…
Помолчал и добавил:
– Его можно любить!.
Раздвинулись двери палаты, пропуская каталку, санитар вошел следом, двери сомкнулись.
Наташа осталась в коридоре и терпеливо ждала Ивана Леонидовича, только сбросила на мягкий пол шубу. Он вышел, очень недовольный, костеря врачей, которые ни в чем не разбираются и ни черта в жизни не понимают.
Потом он подобрал шубу, перекинул через плечо и пошел к бегущей дорожке, Наташа побрела следом. Она молчала – боялась спросить про старика и услышать правду.
У астрономов Ивана Леонидовича ждали с нетерпением. Там уже узнали, что Арамчик получил очень неудачный удар пластиковой пулей – в область сердца.
– Это я виноват. Нужно было послать старого маразматика к лешему! – воскликнул Иван Леонидович, – Вот теперь этот мальчишка – на моей совести! А как ему откажешь? Профессиональный демагог, черти б его драли! Ему бы в торговлю идти, он эскимосу снег по двойной цене продаст!
Коллеги понимающе молчали.
– Арамчик сам вызвался, – наконец сказала женщина, по виду – ровесница Ивана Леонидовича. – Ему это было интересно. И он любит старика…
– Я не должен был отпускать.
Потом Иван Леонидович обвел взглядом своих астрономов.
– Работаем, – тихо сказал он, – Работаем.
Наташа не знала, как быть: оставить теплые вещи и убираться прочь? Этого ей не хотелось. Выйти на связь с Мишкой, чтобы он ее отсюда забрал? Тоже не хотелось.
Один из экранов был свободен – наверное, техника Арамчика, подумала Наташа. Почему бы не сесть к нему, почему бы не посидеть в уголке тихо? Но ведь не пустят…
А если выйти в приемную – то сразу явится охранник и выставит с охраняемой территории.
Наташа высмотрела-таки тихий уголок. До начала дежурства еще было время. Надев очки, она поработала с пультом и нашла астрономическую энциклопедию. Перед глазами образовалось звездное небо. Наташа стала искать британца Маундера с его минимумом.
Когда они с Улей делали свою модель, то, конечно, не смогли поместить на нее нужное количество солнечных пятен: до ледникового периода их было чуть не пятьдесят тысяч, на модели поместилось двенадцать. А после угасания осталось лишь три живых пятна. Вот что они сумели передать – так это изменение скорости вращения Солнца.
Наташа знала: после минимума Солнце восстанавливается очень медленно. Выход из глубокой фазы минимума – по меньшей мере пятнадцать лет. Она поискала последнюю информацию. Узнала, что замеры радиоуглерода в воздухе ничем не отличаются от прошлогодних. То есть его на два с половиной процента больше, чем до начала ледникового периода. А будет ли понижение добрым знаком – профессора не могли договориться.
Нужно было уходить, нужно было уходить… а не получалось…
В поисках новостей Наташа набрела на виртуальную гостиную «Звездочет». Разобраться, о чем спорили в разных ее ветвях, она не сумела, но дискуссия о подземных комплексах вокруг Москвы была более или менее понятна.
«Это была вынужденная мера, – писал некто Ульдемир. – Чтобы вообще не бросать Москву, как бросили Ярославль и Вологду. Когда Солнце активизируется – будет кому все восстанавливать».
«И все равно получается, что бросили, – возражал некто Минотавр, – Смотри сам – когда минимум кончится и понемногу начнет теплеть, люди что, так сразу полезут наверх?! Подземная Москва выгоднее. Во-первых, она уже есть, все отработано, все действует. Во-вторых, тепло! Верхняя Москва стране будет не по карману – при наших ценах на газ».
«Вы забыли про батареи Клейнера, – напомнил некто Пор-фирий, – Их же можно расконсервировать. Солнечная энергия вообще бесплатная».
«Скажи это Солнцу! – посоветовал некто Бай. – Пусть скорее активизируется!»
«Нет больше Верхней Москвы. Мы теперь – Москва!» – проповедовал некто Билл.
Наташа невольно вспомнила Мишкиного деда. Надо же, какие бывают чудаки… Человек, желающий проститься с Ильинкой и Лубянкой, – именно чудак, из другого времени и из другого племени… Однако в его упрямстве и в его бредовых словах было что-то такое, чуть ли не за душу берущее, и оно врезалось в память, оно там поселилось!
И вдруг Наташа ощутила себя в кабине «Умки» – «Умка» летел, как бешеный, вокруг были ветер, снег и свет. И радость, радость, невзирая ни на что.
Снег и свет – картинка сложилась! Экран планшета уже ждал Наташиных пальцев!
Очки тихо зажужжали – это Мишка прорывался сквозь дискуссию.
Он выкинул текст: «Как ты?»
Она ответила: «Нормально, а ты?»
«Меня вызвали к деду».
«Как дед?»
Ответа не было долго – до того долго, что Наташа вдруг угадала печальную правду.
Ей не хотелось верить в собственную интуицию. Да и какая уж интуиция – горестного известия все подспудно ждали. Вон Иван Леонидович – работает, переговариваясь с долговязым парнем в виртошлеме, тычет указкой в алые и рыжие завихрения, подвешенные в небольшой голонише возле его экрана. Но это – способ отодвинуть в сторону мысли об учителе. Когда, чему научил его этот старик? Чему вообще может историк научить астронома?.
Она смотрела на великана, которому было мало стандартное рабочее кресло, и мысленно посылала вопрос: кто ты, что ты за человек? Почему так причудливо растет твоя седеющая грива – от острого мыска на широком лбу длинной прядью на плечо?
Астрономы вдруг загалдели.
– Это ошибка, это наложение!
– Это Арамчик баловался!
– Это системный сбой, я знаю!
– Такого просто не может быть!
– Теренс предупреждал!
– Он об эффекте дублирования предупреждал!
– Тихо! – гаркнул Иван Леонидович, – Нико, включи экран Арамчика, он надежнее твоего!
Всей толпой ученые подошли к угол icy, где пряталась Наташа, и, не замечая ее, вывели на экран несколько картинок, стали их укрупнять и уменьшить, ссорясь и тыча пальцами в непонятные девушке подробности.
– Чтоб я сдох! – воскликнул Иван Леонидович, – Теренс – старый дурак, а группа Гольдштейна – детский сад!
– Но этого не может быть, – возразила Инесса.
– Но это есть. И это случилось минут десять назад.
– Началось! Люди, началось!
– Ты не понимаешь? – спросил Степанов Наташу, – Люди, она не понимает! Ей-богу, не понимает! Вот, смотри! Мы первые это обнаружили! Вот тут, вот тут! Видишь?
– Это новое пятно на Солнце, – сказала Инесса, – Свеженькое, новорожденное. Солнце оживает, теперь понятно?
– Надо Васильичу сообщить! – закричал юноша в вирто-шлеме с поднятым забралом, – Он обрадуется!
Тут Наташа наконец встретилась взглядом с Иваном Леонидовичем. И поняла – все это время он ждал сообщения из медблока; знал, что вот-вот будет дурная новость, и работал, и заставлял работать всех своих…
– Не надо, – сказал Иван Леонидович, да так сказал, что все притихли. – Он же обещал… Вот он и долетел!
ТРУСКИНОВСКАЯ Далия Мейеровна
__________________________________
(род. в г. Риге).
Живет в Латвии. Окончила филфак Латвийского госуниверситета. С 1974 г. активно занимается журналистикой, публикуется как поэт. Прозаический дебют – историко-приключенческая повесть «Запах янтаря» («Даугава», 1981). Ее иронические детективы объединены в несколько сборников: «Обнаженная в шляпе» (1990), «Умри в полночь» (1995), «Демон справедливости» (1995) и «Охота на обезьяну» (1996). Повесть «Обнаженная в шляпе» была экранизирована (1991). В фантастику пришла в 1983 г. с повестью «Бессмертный Дим»; широкую известность ей принесли повести и романы «Дверинда» (1990), «Люс-А-Гард» (1995), «Королевская кровь» (1996), «Шайтан-звезда» (1998), «Аметистовый блин» (2000), «Дайте место гневу божию» (2003) и др. Полная версия романа «Шайтан-звезда» (2006) была включена в шортлист «Большой книги». Дважды лауреат приза читательских симпатий «Сигма-Ф» за рассказы, опубликованные в «Если». На ее счету премии фестивалей «Фанкон», «Зиланткон», «Басткон». Член Союза писателей России. В последние годы публикуется под псевдонимом Дарья Плещеева.
©Людмила Одинцова, илл., 2015
