Текст книги "По дороге к высокой башне. Часть вторая (СИ)"

Автор книги: Олег Будилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Утро выдалось холодное. От реки медленно наползал туман. Скоро он должен был добраться до нашей стоянки и скрыть от моих глаз черные кляксы остывших кострищ и спящих товарищей. Я зябко поежился и вошел в лес. Продираясь сквозь заросли, я внимательно смотрел под ноги, чтобы не наступить на дремлющую змею или на торчащий из земли обломок стрелы. В этих местах должно было остаться много оружия. Думаю, что даже самые жадные до наживы крестьяне побоялись его собирать. И не мудрено – этот зловещий лес мог напугать кого угодно. Я тоже не хотел углубляться в заросли, поэтому остановился на первой попавшейся поляне, опустился на колени и принялся читать поминальную молитву. После битвы монахи отпели погибших, но не думаю, что с тех пор кому-нибудь пришло в голову помолиться за упокой усопших, да и священника в ближайшей деревне отродясь не было. Все-таки когда-то я был послушником и воспитывался в монастыре, поэтому посчитал своим долгом помянуть умерших.

Раньше я часто обращался к богам. С тех пор много воды утекло, и я перестал каждый день беспокоить их своими никчемными просьбами. Слышали ли они меня, вспоминали ли глупого послушника, который сбежал из монастыря, чтобы затеряться в огромном жестоком мире?

Чтобы не нарушать тишину этого места я молился про себя. Не стоило тревожить сон мертвых. Когда священная песня была пропета, я поднялся с колен, отряхнул штаны и засобирался в обратный путь. Выходя из молитвенного транса, я неожиданно сообразил, что совершенно не помню, откуда пришел. Следов на земле не осталось, поэтому направление пришлось выбирать наугад. Продравшись через заросли ольхи, я оказался в березовой роще и только здесь сообразил, где нахожусь. Видимо я сделал небольшой крюк и вышел левее того места, где заходил в лес. Не зря эта роща показалась мне знакомой. Два года назад сразу после битвы мы устроили в ней лазарет. Раненых было столько, что для всех не хватило места в деревне. Несмотря на то, что давно заброшенная стоянка вся заросла молодыми деревцами кое – где еще можно было разглядеть покосившиеся навесы и прогнившие лежаки. На одном из них меня когда-то выхаживал оруженосец Ругона. Растревоженный воспоминаниями я не заметил старую обвалившуюся канавку для отвода воды, споткнулся и чуть не упал, с трудом удержавшись от нехороших слов, которые так и норовили сорваться с языка. Неожиданно справа послышался треск и на открытое место выскочил до смерти перепуганный деревенский парень. Он затравленно огляделся, промычал что-то непонятное, и хотел было броситься в заросли, но был схвачен за шиворот оруженосцем Ругона.

– Стой, паршивец, – сказал слуга.

Парень дернулся, и ветхая ткань расползлась, оставив в руках слуги кусок домотканой рубахи. Крестьянин хотел юркнуть в лес, но оруженосец преградил ему дорогу. Понимая, что ему не уйти деревенский дурачок замотал головой, выставил перед собой худые руки, защищаясь от страшного незнакомца, и заверещал от страха.

Я решил до поры не вмешиваться в происходящее и посмотреть, что будет дальше. От странной парочки меня скрывали густые заросли молодых берез, зато мне прекрасно было видно все, что происходило на поляне.

Оруженосец попытался поймать парня за руку, но тот извернулся и даже умудрился лягнуть своего обидчика ногой. С большим трудом слуге удалось скрутить незнакомца. Невзирая на яростное сопротивление, он что-то у него отобрал, а после оттолкнул в сторону.

– Дай, дай! – заверещал дурачок и набросился на оруженосца с кулаками.

Силы были явно неравны, и через минуту парень оказался на траве. Слуга Ругона придавил его коленом к земле и прошипел, – куда он тебя послал? Куда идешь?

Дурачок залопотал что-то непонятное.

– В город? – переспросил его оруженосец, – ты шел в город?

Парень придушенно пискнул и кивнул.

Слуга отпустил беднягу и отошел в сторону. Оказавшись на свободе, паренек вскочил на ноги, но вместо того, чтобы броситься наутек неожиданно схватил валяющуюся в траве палку и напал на оруженосца Ругона. Не думаю, что слуга хотел убить дурачка, просто сработал воинский инстинкт. Молниеносным движением он выхватил кинжал и вонзил в грудь чужака. Парень прянул назад, захрипел и повалился навзничь.

– Что ты наделал?! – воскликнул я и вышел на открытое место. Если бы я знал, что мое бездействие приведет к гибели ни в чем не повинного человека, я бы не стал медлить.

При виде меня оруженосец сначала опешил, но потом низко поклонился.

– Я не хотел его убивать, господин, – сказал он.

– Зачем ты на него набросился? – спросил я.

– Это доносчик, господин, – ответил слуга, – давайте вернемся в лагерь, и я все расскажу. А сейчас мне нужно отдать это письмо моему хозяину, – он показал мне обрывок пергамента, который только что отобрал у деревенского паренька.

– Хорошо.

Я согласно кивнул, но перед уходом все-таки осмотрел несчастного. Удар пришелся прямо в сердце, и я уже ничем не мог ему помочь. Мы перетащили тело на старый прогнивший лежак. Перед уходом я прикрыл голову мертвеца срезанной с молодой березы зеленой веткой и вложил ему в руку щепотку земли. Без такого подношения к богам лучше было не являться. По дороге я прочел молитву. Пусть боги будут милостивы к деревенскому пареньку, который погиб непонятно за что. Конечно, о смерти крестьянина нужно было сообщить деревенскому старосте, но скорее всего Ругон даже слушать меня не станет. В этом мире жизнь простолюдина не стоила ничего.

К нашему возвращению походный лагерь был уже свернут. Похоже, Ругон торопился отправиться в путь и теперь ужасно злился от того, что мы ни свет, ни заря сбежали по своим делам. Марона с оруженосцем нигде не было видно, наверно они еще не пришли из деревни.

– Ну, где вы ходите?! – напустился на нас старик.

– Я встретил твоего оруженосца..., – начал я, но Ругон не стал меня слушать.

– Это я и так вижу, – проворчал он и повернувшись к слуге буркнул, – рассказывай.

– Господин Марон ушел на рассвете в сторону гор. Перед уходом он сговорился с деревенским старостой о том, что тот отправит гонца в ближайший город. Я проследил за посланником и забрал у него вот это.

Оруженосец поклонился и передал старику кусок пергамента.

Ругон быстро прочитал записку и протянул мне.

– Нам нужно немедленно уходить. Марон сделал свой выбор.

Я развернул мятый листок. Видимо молодой воин писал впопыхах при свете свечи или лучины. Буквы вышли неровные, а строки иногда налезали одна на другую.

"Верный слуга короля Марон из Велема спешит предупредить о том, что группа дворян собирается вернуть в столицу бывшего верховного священника Фифона. Они выйдут из Пауса через несколько дней. Ведет их Гамон из Нукена".

От западной стены до Пауса было не больше двух дней пути, а если не делать долгих привалов, то можно было добраться значительно быстрее. Теперь после предательства Марона нам нужно было спешить. Конечно, гонца мы перехватили, но кто знает, что придет в голову молодому воину. Вдруг он захочет подстраховаться и отправит еще одного. На пути Марона было несколько деревень, где запросто можно было нанять любого мальчишку. Интересно сколько еще ему понадобиться деревенских дурачков для того, чтобы успокоить свою совесть и остановить нас?

Оруженосец Ругона предложил догнать Марона, но старик отказался.

– Я не стану ему вредить, – сказал он, – пусть дальше боги решают судьбу мальчишки.

Никто из нас не стал с ним спорить.

Конечно, о смерти простолюдина Ругон даже слушать не стал. Все его мысли были заняты предстоящим походом, и любая помеха только раздражала старика. Казалось, сейчас он мог думать только о том, как скорее добраться до Пауса. Чтобы не терять времени даром он даже позавтракать нам не дал.

– Поедим на ходу, – сказал он, – медлить нельзя.

Западная стена рассекала долину на две части, отделяя южные окраины от центральных областей. После того, как мы миновали ворота и спустились к реке, она осталась от нас по левую руку. В мирное время ворота никто не охранял, и путники могли свободно передвигаться в обе стороны. Стену построили на тот случай, если орда захватит Паус и прорвется в долину. Раньше я никак не мог понять, зачем она нужна. На строительство этого защитного сооружения ушли огромные деньги. Почему королям древности было не укрепить сам приграничный город, не настроить еще башен и не посадить внутри огромное войско? В свое время мои наивные вопросы сильно развеселили Ругона. Он объяснил мне, что каждый раз отдавая Паус на растерзание степнякам, король ослаблял натиск орды. Разграбив город, большинство племен поворачивало обратно в степь, а у оставшихся уже не хватало сил для захвата столицы и разорения долины. Объяснения Ругона звучали чудовищно, но после того, как я стал свидетелем великой битвы и отступления армии кочевников, мне пришлось признать, что в этом тактике был определенный смысл. И все-таки я приходил в ужас от мысли, что каждый раз для спасения королевства в жертву приносили целый город.

В Паус мы прибыли к вечеру второго дня. Два года назад отступая, кочевники сожгли приграничный город дотла. Кварталы бедноты выгорели полностью, уцелели только дома богачей, которые словно орлиные гнезда нависали над ущельем. Конечно, некоторые из них тоже пострадали, но огонь не смог взобраться по крутым склонам и потому уничтожил только то – до чего сумел дотянуться. Сейчас на месте обугленных печных труб выросли новые дома. Деревянные стены еще не успели потемнеть от ветров и дождей, поэтому возрожденный Паус казался светлым и чистым. Восстановленный купол единственного храма сверкал в лучах заходящего солнца, словно укрытая снежной шапкой горная вершина.

Город был построен в ущелье. Зажатый с дух сторон отвесными скалами он протянулся с севера на юг. Говорили, что с высоты он был похож на дремлющую гигантскую змею. Наверно поэтому на его гербе был изображен серебряный полоз. Заблудиться в Паусе было невозможно. Раньше до великого пожара его много раз перестраивали, поэтому в кварталах бедноты хватало узких никуда не ведущих улочек, проходных дворов и мрачных тупиков, но сейчас дома, возведенные заново, вытягивались в ровные линии. Новые улицы вели к городской стене и главным воротам и сходились на базарной площади.

Жизнь на торжище била ключом. Здесь продавали, покупали и меняли любые товары, которые можно было найти в королевстве, обменивались новостями, смотрели выступления бродячих циркачей и слушали заунывные песни сказителей. Каждый день сюда стекались жители со всей округи. Если в деревнях базарный день бывал раз в неделю, то на центральной площади Пауса он не заканчивался никогда. На наше счастье Ругон решил сделать остановку, чтобы слуги могли попить из фонтана и немного перевести дух. Носильщики были привычны к тяжелому труду, но нашим оруженосцам пришлось нелегко, потому что помимо провизии и вещей, необходимых в походе им приходилось тащить на себе доспехи господина. Сам Ругон отдыхать не собирался. Он обошел ближайшие лавки, зачем-то задержался у палатки оружейника, но подходить к прилавку и рассматривать оружие не стал. Казалось, он чего-то ждал и то и дело начинал беспокойно озираться по сторонам. Неожиданно к нему подошел пожилой торговец и поклонился. Обычно купцы не решались так настойчиво предлагать свой товар, и ждали, когда воин заговорит первым. Сначала я подумал, что Ругон прогонит наглеца, но тот неожиданно проявил удивительную заинтересованность, словно и вправду собирался купить некоторое количество выделанных коровьих шкур. Внимательно наблюдая за ними, я заметил, как торговец тайком шепнул старику несколько слов. Похоже, странный купец не случайно просиживал штаны у себя в лавке. Неужели ждал нас? Ругон еще немного поговорил с незнакомцем и махнул нам рукой приказывая следовать за собой. Купец запер лавку и повел нас в сторону крепостной стены. Несколько торговок проводили отряд безразличными взглядами. Никому в Паусе не было до нас никакого дела. Каждый день в город стекались караваны со всей страны и появление еще одного ни у кого не вызвало удивления.

На город опускались сумерки. Народу на улицах заметно поубавилось – уставшие за день горожане отправлялись по домам. Мы миновали несколько перекрестков, и вышли к широкой лестнице, ведущей наверх в купеческий квартал. Всего несколько пролетов отделяли мир бедняков от мира богачей. Раньше я принадлежал к низшим слоям общества, поэтому мне никогда не доводилось подниматься на второй городской уровень. Дежурившие в купеческом квартале стражники без лишних разговоров спускали вниз оборванцев вроде меня. Конечно, сейчас они только проводили меня почтительными взглядами и даже наших носильщиков пропустили без разговоров, потому что слуги шли в сопровождении местного жителя, причем, судя по всему довольно влиятельного. Попадавшиеся навстречу горожане, учтиво здоровались с нашим проводником. А он уверенно перевел нас по узким подвесным мостикам с одной стороны ущелья на другую и вывел на одну из улиц. Очень скоро купец остановился перед каким-то домом и с силой постучал в массивные ворота. Набранные из толстых досок и кованых гвоздей они могли бы послужить надежной защитой не только от воров и всевозможных проходимцев, но и от вражеской армии. Казалось за забором только и ждали, когда вернется хозяин, потому что не успело смолкнуть эхо глухих ударов, как створки распахнулись.

Люди Гамона встретили нас в большом зале. Все уже были в сборе. Оказывается, мы прибыли последними. Всего за владыкой решили отправиться 11 воинов, не считая оруженосцев, слуг и носильщиков. Собравшиеся радостно приветствовали Ругона и меня. Никого из дворян я не знал, конечно, кроме самого Гамона. За последнее время воин-судья совсем не изменился. Он не стал особенно выделять меня и только кивнул при встрече.

– Рад видеть вас, друзья, – сказал он, обращаясь сразу ко всем, – пока слуги накрывают к ужину, я хочу сказать вам несколько слов.

Разговоры смолкли и все приготовились слушать.

– Я понимаю, что многие из вас проделали длинный путь и хотели бы перед походом отдохнуть в Паусе несколько дней. Но сегодня мне сообщили о том, что король уже знает о нашей экспедиции и попытается помешать нам, поэтому я призываю вас не медлить и выступить завтра с рассветом.

Как только Гамон замолчал, все дворяне заговорили разом. Как я понял, никто из них не отказывался выступить утром, похоже, воинов возмутила позиция короля и сейчас они торопились выказать свое недовольство.

Гамон поднял руку, призывая всех к порядку.

– Не стоит обсуждать решения монарха, – сказал он, – король считает, что действует во благо страны. Сейчас каждый из нас должен спросить себя – готов ли он выступить против правящего дома. Еще не поздно отказаться. Кара за неповиновение будет жестокой и скорой.

В этот раз никто не спешил первым подать голос. Дворяне, молча, смотрели на Гамона. Наконец один из них – могучий старик, который был на голову выше самого рослого воина, выступил вперед.

– Каждый из нас уже принял решение. Мы идем.

– Идем, – словно эхо повторили остальные.

Задумавшись о своем, я промолчал, и несколько человек осуждающе посмотрели на меня.

– А ты почему молчишь? – спросил воин маленького роста, чем – то похожий на покойного Тагона.

– Конечно, – спохватился я, – конечно, я иду с вами.

Раньше глядя снизу на нависшие над городом дома богачей, я и подумать, не мог, что купцы живут в таком достатке. Человека, не привыкшего к роскоши, размеры обеденной залы завораживали. Для встречи дорогих гостей слуги зажгли такое количество свечей, которыми можно было бы осветить целую деревню. И все равно света не хватало. Верхние стропила тонули во мраке. Пламя свечей туда не доставало и от этого казалось, что крыша упирается прямо небо. Сама зала была больше любого крестьянского дома во много раз. За столом одновременно могли отужинать человек двадцать. Конечно, в монастыре тоже были длинные лавки и столы, но они не шли ни в какое сравнение с теми, которые я увидел в этом доме. Массивные столешницы и потертые сидения успели много повидать на своем веку, но именно их древность придавала этому залу особую атмосферу. Интересно, как они смогли уцелеть во время войны? Наверно пожар сюда не добрался. Кочевники разграбили склад и дом, а мебель не тронули. Может быть, перед уходом мне удастся узнать у хозяина историю этой усадьбы. Купец ужинал с нами, и казалось, был в курсе всех событий. Судя по всему, Гамон полностью доверял ему. Я то и дело бросал на старика заинтересованные взгляды, но мы сидели далеко друг от друга и поэтому я не решился с ним заговорить. Надо заметить, что общаться в обеденном зале было не очень удобно – огромная столешница не позволяла обратиться к человеку, сидящему через несколько сидений от тебя. Наверно если бы дворянин захотел что-нибудь сказать на одном конце стола, на другом его бы не услышали.

От еды и вина меня стало клонить в сон, поэтому сразу после ужина я отправился спать. Таких, как я было большинство. Завтра мы должны были встать ни свет, ни заря, поэтому засиживаться за столом никто не собираться. Все-таки купеческий дом не гостиница и предложить каждому гостю собственную спальню хозяин не мог. Несмотря на это Гамону отвели отдельные покои, а всем остальным постелили в обеденной зале прямо на полу. Я так хотел спать, что наверно мог бы лечь, где угодно. Устроившись в уголке, я только закрыл глаза и сразу провалился в глубокий сон. Ни разговоры разгоряченных вином дворян, ни посторонний шум не могли меня разбудить, и все-таки через час я проснулся и сел на постели. Слуги потушили большинство свечей и только у дверей оставили несколько штук для того, чтобы, отправляясь в уборную, гости с первого раза смогли найти выход. Осторожно переступая через спящих товарищей, я прошел через залу и выбрался во двор. Город под нами еще не спал. Паус не умолкал даже ночью. Кварталы бедняков круглые сутки жили своей беспокойной жизнью и сейчас до меня доносились чьи-то тревожные пьяные вопли и окрики городской стражи. Здесь наверху было холоднее, чем внизу и дышалось легко. Запахи из выгребных ям и сточных канав не достигали второго яруса. Над моей головой высокое чистое небо было полно звезд. Я немного полюбовался на них, вдохнул полной грудью свежий горный воздух и засобирался обратно. Неожиданно откуда-то справа я услышал голоса. Обогнув угол дома, я оказался в небольшом саду. Деревья на втором ярусе не приживались, поэтому их высаживали прямо в кадках. Они не могли вытянуться вверх, зато круглый год радовали хозяев свежей зеленью. Если такое дерево погибало, его просто заменяли на более молодое. В саду на низких скамеечках расположились Гамон и Ругон. Видимо после ужина они не пошли со всеми, а уединились здесь, чтобы обсудить детали предстоящего похода.

– Теперь ты понимаешь, что я не могу пойти с вами? – спросил судья.

Ругон тяжело вздохнул.

– Может быть, это и к лучшему, – немного подумав, сказал он, – оставайся здесь. Нам будет намного спокойнее, если мы будем знать, что в нужный момент ты откроешь перед нами ворота Пауса.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Гамон.

– Я не боюсь, нападения в долине, но что мы будем делать, если нас с владыкой попробуют перехватить прямо здесь? Что, если король прикажет закрыть городские ворота? Как тогда мы выберемся из степи?

Два года назад я стал случайным свидетелем разговора владыки с Гамоном. Тогда прячась за занавеской и дрожа от страха, я подслушал тайную беседу. Конечно, большинство мальчишек на моем месте тоже побоялись бы показаться вельможам на глаза, но до сих пор вспоминая свой проступок, я мучился от стыда. Теперь мне больше не было нужды прятаться словно вору, поэтому я кашлянул, чтобы заранее предупредить дворян о своем приближении и вышел из-за деревьев.

– Кто здесь? – забеспокоился Гамон.

– Это Тибон, – даже в темноте Ругон сразу узнал меня, – что это тебе не спится?

– Вышел подышать и услышал ваши голоса, – ответил я.

– Ну, тогда иди сюда и налей нам вина, – проворчал старик.

Я не заставил просить себя дважды, взял кувшин и наполнил три невысоких серебряных стакана.

– Гамон не пойдет с нами, – сказал Ругон.

– Да. Я слышал.

Воины переглянулись.

– И что еще ты слышал? – осторожно спросил судья. Его тон мне не понравился.

– Больше ничего. Я только подошел.

– И что ты на это скажешь? – не унимался Гамон.

– Неважно пойдешь ты с нами или нет, – просто ответил я, – думаю, что мы справимся.

Не знаю, может быть, мой ответ прозвучал слишком грубо, но я действительно считал, что в походе мы прекрасно можем обойтись без него. Командовать нами может и Ругон, а людей в отряде достаточно. Похоже, старик был со мной согласен, потому что он неожиданно расхохотался и сказал, – вот тебе ответ настоящего воина. Клянусь честью мальчишка прав.

Утро выдалось пасмурное. На рассвете зарядил противный нудный дождик, который в этих краях был большой редкостью. Летом на город налетали из степи сухие беспокойные ветры, которые разгоняли редкие тучи и не давали проливаться осадкам. В пору моего детства зажиточные земледельцы валили валом в наш монастырь отбивать земные поклоны и просить богов о дожде.

– Вот и хорошо, что льет, – сказал Ругон, который похоже совсем не боялся промокнуть, – зато пыль глотать не придется.

Старик заботливо заворачивал свои любимые латы в чистую холстину перед тем, как убрать их в сундук, который нам любезно предоставил хозяин дома. Гамон решил, что в поход мы должны отправиться под видом монахов. Соответствующая одежда была заготовлена заранее. Монашеская куртка при всем желании не смогла бы прикрыть доспехи, поэтому нам пришлось оставить полюбившиеся оружие в купеческом доме. Многие не хотели расставаться с дорогими сердцу вещами, но Гамон был неумолим. Все-таки наш поход должен был проходить в полной тайне, и любая мелочь могла нас выдать.

– О нас и так уже все знают, – ворчал один из воинов, любовно поглаживая черненый бок тяжелой кирасы, – королевские гвардейцы почти наступают нам на пятки, так чего прятаться? Шли бы в полном вооружении.

– А стража у ворот? – спросил кто-то.

– Перебили бы всех и делу конец.

Понимая, что отправляться на вражескую территорию совсем без защиты нельзя Гамон приготовил для нас короткие кольчуги, которые можно было скрыть под одеждой. Я ничего не понимал в железных рубашках и не мог определить их качество. Не думаю, что их привезли из столицы. Скорее всего, заказ исполнили местные кузнецы. В любом случае мои спутники внимательно осмотрели кольчуги и без лишних разговоров натянули их под куртки. Признаться, я был даже рад, что оставляю свои тяжелые латы в сундуке. Нам предстояло идти ни день и ни два, и таскать на себе такой вес было бы настоящим мучением.

Когда все вещи были собраны, слуги пригласили нас к завтраку. Ни Гамона, ни хозяина дома в гостиной не оказалось. Странное ощущение овладело мной, когда за стол уселись одиннадцать монахов. Два года назад столько же братьев отказалось покидать обитель, несмотря на то, что войско кочевников уже приблизилось к городу. Никто из них не спасся. Все они погибли при осаде монастыря и после того, как орда отступила, мы нашли на развалинах одиннадцать изувеченных тел. Погруженные в свои мысли мои спутники ели молча. Привыкая к новой одежде многие не стали опускать тяжелые капюшоны. Складки грубой ткани скрывали очертания тел и казалось, что рядом со мной сидят не могучие воины, а обычные монахи. От мысли, что призраки тех далеких времен вернулись, чтобы повидать предавшего их собрата меня бросило в дрожь. Чтобы побороть внезапно нахлынувшую слабость я на мгновение зажмурился. Когда открыл глаза, наваждение спало. Надо было вчера меньше налегать на вино. Я украдкой взглянул на Ругона. Старик хмурился. Наверно, если бы я рассказал ему о своих страхах, он только рассмеялся мне в лицо. Старику не терпелось поскорее покинуть Паус и кажется, я начинал его понимать.

Готовый к походу караван построился во дворе. Переоделись не только дворяне – оруженосцы тоже натянули на себя какие-то обноски и теперь ничем не отличались от носильщиков. В таком виде узнать их было совершенно невозможно. Мечи, кинжалы и магические жезлы до поры были упакованы в тюки и мешки с припасами. Наверно, если бы королевские шпионы нос к носу столкнулись на улице с нашим караваном, никто из них никогда не заподозрил бредущих по своим делам смиренных монахов в злом умысле.

– Оружие достанете не раньше, чем пройдете ворота, – поучал нас Гамон, – ваши вещи стражники осматривать не будут. Сейчас много кто ходит в восстановленный монастырь, поэтому охрана не удивится еще одному каравану. Если остановят, скажете, что несете припасы в обитель. Говорить будет Тибон. Он жил в монастыре и знает, как общаются монахи.

Воины с интересом уставились на меня. Все они были из богатых и знатных семей и, похоже, не ожидали обнаружить в своих рядах бастарда. Конечно, почувствовать во мне дурную кровь они не могли, но рассказ о моей жизни в монастыре говорил сам за себя. Ни один дворянин никогда не отправит своего законнорожденного сына на воспитание в обитель.

Я твердо выдержал насмешливые взгляды собравшихся. Признаться, услышав слова Гамона, я не столько смутился, сколько возгордился. Приятно, когда старший признает твою значимость и собирается поручить тебе важное дело. Я не боялся предстоящего разговора со стражниками и думал, что с легкостью смогу выдержать испытание. Главное, чтобы остальные дворяне вели себя тихо. Если они станут бросать на охрану ворот надменные взгляды, то нас могут и остановить. Ну, это уже была забота Гамона. Пусть подумает, как сбить со своих людей излишнюю спесь.

В этот раз мы вышли без провожатого – купец остался дома. Обратную дорогу не трудно было найти – сначала переходишь по мостикам через ущелье, потом спускаешься по лестнице в нижний ярус, а там и до базарной площади рукой подать. По утреннему времени народа на улицах было совсем мало. Даже самые буйные ночные гуляки, наконец, угомонились и пошли спать, а добропорядочные горожане еще не вставали. Раньше в дни мира, когда караваны из столицы шли прямиком в степь и делали в Паусе короткую остановку, торговцы даже ночами не смыкали глаз, да и трактирщики круглые сутки держали двери заведений открытыми. В те благословенные годы жизнь в городе бурлила днем и ночью. Местные купцы меняли товары и у торговых гильдий, и у кочевников, которые везли в долину красивые ткани, вяленое мясо, изделия из железа, бронзы и кожи. Обычно варвары дальше Пауса не ходили. Караваны останавливались под стеной и, избавившись от товара, старались поскорее вернуться в степь. Но война навсегда изменила привычный уклад жизни и теперь городские ворота почти все время стояли закрытыми. Во-первых, в Паусе боялись нападения, а во-вторых за стеной делать больше было нечего. Торговля со степью закончилась, а в монастырь, который раскинулся в половине дня пути от городской стены прихожане теперь ходили редко. Напуганные войной миряне предпочитали молиться в церквях, расположенных поближе к дому. Редкому смельчаку, пожелавшему перебраться за городскую стену, нужно было заплатить пошлину, да еще и уговорить стражу открыть ворота. Солдаты могли и отказать под каким-нибудь надуманным предлогом, если им было лень тянуть тяжелые створки. Наврут, что видели вдалеке степных всадников – вот и весь разговор.

На базарной площади было пусто и тихо. Мы спугнули нищих, которые рылись в отбросах. Завидев наш отряд, они кинулись врассыпную. Охраны у ворот видно не было – видимо сидели в башне. Может быть, спали, а может, прятались от дождя. Я постучал в низкую дверь караульной и вошел внутрь. В небольшой комнатке на дощатых нарах спали двое, еще один стражник сидел возле печки и помешивал кочергой угли. Несмотря на то, что утро выдалось теплое, хоть и дождливое, внутри было жарко натоплено. Пахло потом, мокрой кожей и грязными портянками.

– Чего тебе? – без всякого почтения спросил караульный.

– Нам бы, добрый человек, ворота открыть, – сказал я, смиренно кланяясь, – из самой столицы караваном идем. Несем припасы в монастырь.

– Недавно же караван проходил, – удивился солдат, – неужели святые отцы уже успели все вино выпить?

Я не стал отвечать на дерзость и только ниже склонил голову.

Неожиданно из дальнего угла на свет шагнул здоровенный детина. Видимо он дремал там, в темноте сидя на табурете, поэтому я не сразу его заметил.

– Сколько вас? – спросил он.

Судя по начальственному тону передо мной оказался караульный староста. Уже два года прошло после войны, а на солдате все еще красовались расшитые цветным узором сапоги степняка. Другой бы за это время уже успел стоптать каблуки и изорвать тонкую кожу, но, похоже, стражник был из бережливых. Наверно дорожил дорогим трофеем и носил удобную обувь только на службу.

– Вместе со мной одиннадцать монахов и около двадцати носильщиков.

– Ничего себе! – удивленно воскликнул здоровяк, – что-то я таких больших караванов и не припомню.

– Скоро день середины лета, – пояснил я, – в монастыре будет большой праздник. По слухам, из столицы прибудет сам владыка.

– Вот оно, что, – недоверчиво протянул солдат, – ну пойдем, посмотрим.

Второй стражник тоже увязался за нами.

При взгляде на сгрудившихся у караулки переодетых дворян у меня по спине побежали мурашки. Сейчас они совсем не были похожи на смиренных монахов. В ожидании возможных неприятностей воины подобрались и приготовились к драке. Длинные куртки не могли скрыть военную выправку, а бесформенные капюшоны – колючие, настороженные взгляды. И еще их выдавали руки. Если приглядеться становилось понятно, что мои спутники никогда не занимались физическим трудом. Окажись я на месте стражников обязательно бы заподозрил недоброе, но начальник караула даже не посмотрел в сторону моих товарищей. Похоже, его больше интересовал груз, который несли носильщики.

– Ну – ка покажи, что там у тебя, – сказал он одному из наших слуг, указывая на тяжелые мешки.

Молодой оруженосец замешкался, не зная, как поступить, и я бросился ему на помощь.

– Давай, давай, – затараторил я, стаскивая объемные тюки с плеч молодца.

Делая вид, что тесемки, стягивающие горловину верхнего мешка, никак не хотят развязываться, я быстро прощупал ткань, стараясь определить, что находится внутри. Похоже, оружия там не было. Пока я возился, начальник караула нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Наконец я сдернул веревку и показал ему содержимое одного из тюков. Краем глаза я успел заметить, как Ругон сделал несколько шагов в нашу сторону и предостерегающе покачал головой. Боги благоволили нам – в мешке, который солдат выбрал для осмотра, было вино и вяленое мясо.