Текст книги "По дороге к высокой башне. Часть вторая (СИ)"

Автор книги: Олег Будилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

Пока Ругон любовался окрестностями, мужчины развели костер и приступили к приготовлению мяса, а девушки накрыли на стол и принесли из кладовой сыр, зелень и хлеб.

– Займись оруженосцами, – попросил я Полуна, – накорми их и напои.

Старик кивнул и подмигнул мне.

– Не беспокойся, господин, к ночи они позабудут имена своих девок.

Зная любовь Полуна к местному крепкому пиву в этом можно было не сомневаться.

– Что привело вас в наши края, – спросил я гостей, когда с приготовлениями было покончено и мы, наконец, уселись за стол.

Ругон вытер вспотевший лоб и залпом осушил довольно вместительную кружку. Видно было, что путь через горы дался старику нелегко. Похоже, годы давали о себе знать.

– Дело нас привело, – проворчал он, – неотложное и опасное. И оно не предназначено для чужих ушей, – воин бросил многозначительный взгляд на улицу, – закрой дверь от греха.

Я выполнил его просьбу и сел поближе, чтобы старику не пришлось кричать через стол.

– Наверху никого нет? – Ругон налил себе еще вина и положил на глиняную тарелку большой кусок козьего сыра.

– Никого.

Признаться, поведение старика удивило меня. Что за тайну привез он из столицы? Судя по тому, что он не отправил скорохода, а пожаловал сам, дело было и вправду серьезное. Неужели король все-таки узнал обо мне?

– Нашелся верховный владыка, – понизив голос, сказал Ругон, – оказывается, степняки его не убили. Старика принял под свою защиту один из молодых ханов и теперь готов отпустить его с миром.

Сначала я не поверил своим ушам. Я вспомнил неподвижное тело, лежащее на широкой кровати, сухую стариковскую руку безвольно свесившуюся вниз. В тот день, когда кочевники захватили монастырь, владыка почувствовал себя плохо и наотрез отказался покидать свои покои. Он думал, что не перенесет дорогу и хотел умереть в родной обители.

– Как, – удивился я, – как такое возможно?

– Представляешь, – наконец подал голос Марон, – Гамон давно оплакал его, а старик жив и здоров.

– В это трудно поверить, – сказал я.

Перед моими глазами вставали пылающие постройки и мечущиеся по двору черные тени. Даже сейчас спустя несколько лет я часто слышал во сне истошные крики умирающих монахов и гортанную речь степняков. После войны мы всюду искали владыку, но не нашли ни тела, ни каких-либо свидетельств того, что он остался жив. Страна давно оплакала его и выбрала приемника. Даже самые близкие соратники и ученики считали, что владыка давно вознесся к сверкающим вершинам.

– Я тоже сначала засомневался, – проворчал Ругон, – но клянусь тебе это правда.

– Ты что не рад? – Марон вперил в меня суровый взгляд. Он всегда с недоверием относился ко мне и, похоже, сейчас его прежние подозрения ожили с новой силой.

Конечно, я порадовался за старика, по-своему я был очень привязан к нему. Но в истории чудесного спасения владыки из рук варваров была одна мелочь, которая омрачила мою радость. Владыка был единственным человеком, который знал историю моей жизни. Не той вымышленной жизни, которую я поведал Ругону и остальным, а самой настоящей. Явившись миру, он расскажет обо мне правду и тогда все, кто мне дорог узнают, что Тибон из Регема самозванец, мошенник и плут.

– Я думаю, что наш друг просто не ожидал услышать такую хорошую новость, – неожиданно вступился за меня Ругон. Мне показалось, что в его словах проскользнула едва заметная ирония.

– Вы привезли добрые вести, – сказал я, – давайте выпьем за это.

Марон сделал небольшой глоток и отставил кружку в сторону, а Ругон осушил свою до дна. На улице раздался шум, в дверь постучали, и на пороге появился Полун с большим деревянным блюдом, на которой истекали соком толстые ломти мяса. Торопясь подать угощение гостям его не стали долго держать на огне, поэтому, несмотря на то, что края подрумянились, кое-где сквозь корочку проступила кровь. Я забрал блюдо у Полуна, подождал, пока старик опять закроет за собой дверь и поставил его на середину стола.

– Угощайтесь, друзья.

Разливая вино, я украдкой наблюдал за гостями. Интересно, зачем они пришли? Конечно, я был счастлив увидеть Ругона и узнать, что владыка пережил войну и сейчас находится в добром здравии, но неужели старый воин проделал такой большой путь только для того, чтобы рассказать мне об этом?

– Я рад принимать вас в своем доме, – осторожно начал я, – но не думаю, что вы пришли только затем, чтобы повидать меня.

Гости переглянулись.

– Зачем я вам понадобился? – прямо спросил я.

Ругон смущенно крякнул, прочищая горло.

– Ты вырос, мальчик, – тихо сказал он, – и похоже не привык терять время даром. Я тоже считаю, что нам незачем ходить вокруг да около. Сначала дело, а потом выпивка.

Я кивнул и с интересом уставился на него, ожидая продолжения.

– Тагону нужны надежные люди, которые готовы отправиться за владыкой в степь и привести его обратно в столицу, – сказал старик, – надеюсь последний из рода Трех вершин не откажется присоединиться к отряду?

Все знали, что мы с владыкой долгое время прожили в одном монастыре. Дворяне ни минуты не сомневались в том, что он знал о моем высоком происхождении и принимал участие в сокрытии моей тайны. Я никогда не говорил им ничего подобного, но они сами придумали некоторые подробности моей жизни и теперь справедливо считали, что я должен с радостью броситься на помощь своему наставнику и благодетелю. Знали бы они, что за все время, проведенное в обители, владыка заговорил со мной не более трех раз.

– А сам то ты пойдешь в степь? – спросил я Ругона. На Марона я даже не смотрел. Признаться, его участие в походе меня совершенно не волновало, но старику я был обязан жизнью и, если он решился отправиться в путь, ни что на свете не могло бы удержать меня в стороне.

– Да, – ответил он.

– Тогда и я пойду.

Ругон облегченно вздохнул, улыбнулся и высоко поднял кружку.

– За успех нашего похода.

– За успех, – сказал я.

– За успех, – словно эхо повторил Марон.

Утомленные долгим переходом дворяне ели и пили за четверых. Запасов еды, которые они уничтожили за один день мне одному хватило бы надолго, но я не жалел ни мяса, ни вина. Как бы ни сложился этот поход, мне не суждено было вернуться из него живым. Или меня прикончат степняки, или сами дворяне, когда узнают о подлоге. Но глядя на раскрасневшееся от еды и выпивки лицо Ругона, я дал себе слово, что пойду со стариком до самого конца даже, если впереди меня ждет тяжкое обвинение, позор и мучительная смерть.

Мы оставили деревню на рассвете. Полун не пошел со мной в поход. Его можно было понять – он не мог бросить семью. Теперь, когда я уходил у него больше не было причин отлынивать от своих обязанностей и на его широкие плечи опять легло бремя заботы о близких.

– Да и стар я бродить по дорогам королевства, – сказал он, – ты лучше, господин, сына моего младшего возьми. У него быстрые ноги и сильные руки. Он тебе пригодиться.

От такого предложения я отказываться не стал. Гулин взрослел на моих глазах, и я знал, что мальчишка вырос крепким и смышленым. В дальнем походе слуга мне был необходим, так почему бы не воспользоваться предложением Полуна?

– А не боишься, что твой сын сложит голову вдали от дома, – прямо спросил я, – в поход иду, не на праздник?

– Как боги решат, так и будет, – Полун опустил глаза, – знаю, что ты его не обидишь, а над остальным мы не властны.

Узнав о том, что я покидаю деревню крестьяне вышли нас проводить. Они столпились возле башни, как и в тот первый день, когда я в сопровождении Марона и носильщиков пришел в долину, чтобы предъявить права на наследство. Я тепло простился с ними, но пробираясь через ущелье ни разу не оглянулся. Скоро у моего дома появится новый хозяин. Перед уходом все вещи я опять убрал в сундуки. Пусть после моей смерти достанутся хорошему человеку. Из степи мне обратной дороги не будет.

Странное дело, несмотря на то, что Ругон много выпил перед сном и сейчас маялся с похмелья, он не ругался и ни на что не жаловался. Неужели вчера пробираясь через горы он устал намного сильнее.

– Обычно тебя слышно за версту, – с улыбкой сказал я, – а сегодня ты почему-то не ворчишь и не причитаешь?

Ругон хрюкнул и дружески хлопнул меня по плечу.

– Вчера я заприметил тебя на скале. Вблизи зрение подводит меня, зато вдаль я вижу хорошо. Я специально шумел, чтобы ты не вздумал прожечь во мне дыру из магического жезла.

– Скалы искажают звуки, и сначала я не узнал твой голос, – сказал я и сокрушенно покачал головой. Страшно представить, что случилось бы, напади мы с Полуном на путников. Хотя я был совсем не уверен в том, что наша атака увенчалась бы успехом. Несмотря на преклонные годы, воин был совсем не прост.

– Нечего думать о том, что могло бы случиться окажись я менее наблюдательным, а ты более горячим, – сказал старик, словно прочитав мои мысли, – и все-таки вчера у поворота я перехитрил тебя, – добавил он и захохотал так громко, что с обрыва вниз посыпались мелкие камешки.

Пока мы с Ругоном шли впереди отряда, Марон тащился сзади. За всю дорогу он не проронил ни слова, хотя иногда я ловил на себе его заинтересованные взгляды. Возможно, он ждал, что я заговорю первым, но мне и без него было, о чем подумать. Интересно как долго продлиться поход и сколько еще воинов присоединиться к отряду? Не может быть, чтобы нас было всего шестеро. Война закончилась совсем недавно, и кочевники еще не забыли свое поражение и богатую добычу, которая ускользнула у них из-под носа в самый последний момент. Они, не раздумывая, нападут на нас, как только мы выйдем из ворот пограничного города. Даже в мирные годы купцы, отправляясь в степь, сбивались в большие отряды, чтобы при случае можно было отбиться от разбойников или варваров, которые решат поживиться за чужой счет. Обычно в караване одних только носильщиков насчитывалось не меньше сорока человек, а сверх того были еще сами торговцы, проводники и охрана. Значит и в нашем отряде людей должно быть не меньше. Неизвестность пугала. Как долго нам придется идти по степи, сколько нужно взять с собой припасов, нужно ли будет платить за владыку выкуп или хан отдаст его просто так?

Когда мы вышли из ущелья мои сомнения рассеялись. Оказывается, отправляясь за мной, Ругон оставил часть людей у входа в долину. Правда воинов среди них не было, зато носильщиков и слуг было не меньше десятка. На глаза мне попался старый оруженосец Ругона, с которым мы когда-то вместе сражались с ордой. Он тепло приветствовал меня.

– По дороге к нам присоединятся остальные, – сказал Ругон, – здесь только малая часть отряда.

– Много нас будет? – спросил я.

– Не много и не мало, – уклончиво ответил старик, – конечно малым числом в степь соваться нельзя, но большой отряд будет слишком заметен. Великий хан дал нам право на проход, но какое-нибудь воинственное племя все равно может напасть на нас.

Я был наслышан о коварстве кочевников и хорошо себе представлял, на что они способны.

– Власть хана так непрочна? – спросил я.

– Степь велика, – ответил Ругон, – пока в одном месте ему поклоняются, в другом уже зреет мятеж.

– Неужели он оставит вероломство без ответа?

– Для кочевников главное добыча. Сначала они порежут всех нас и ограбят, а потом станут разбираться между собой кто прав, а кто виноват. Возможно, кого-нибудь и накажут, вот только нам с тобой от этого будет не легче.

Я надеялся на то, что, выбравшись из ущелья, мы свернем на главный северный тракт. Идти лесными тропами тяжело, к тому же по дороге мы могли бы зайти в Нуйс, где я собирался пополнить запасы огненного порошка и повидать мастера Гирона. Похоже, Марон был со мной согласен. Его усадьба была недалеко и, отправляясь в поход, он хотел еще раз увидеть мать и сестер. Но Ругон не стал нас слушать. Старик торопился, поэтому решил идти вдоль западного хребта. Конечно, так мы могли бы выиграть несколько суток, но я совсем не был уверен в том, что нам стоило путешествовать через эти, забытые богами места. Поселения там встречались редко, а в лесах можно было встретить только охотников, да маленькие крестьянские караваны, двигающиеся от деревни к деревне.

– Первый месяц лета уже перевалил за середину, нужно спешить пока не пересохли степные ручьи и колодцы, – ворчал Ругон, – если не поторопимся, всю дорогу будем мучиться от жажды и выдавать воду по глотку в день.

Ни мне, ни Марону его план не нравился и причины для спешки нам показались надуманными, но спорить со стариком было бесполезно. На самом деле я не имел ничего против путешествия по диким землям. В конце концов, неважно какие дороги приведут меня в степь. Конечно, с одной стороны каждый лишний день, проведенный в пути, откладывал мой позор и бесславную кончину, но с другой – не лучше ли было поскорее со всем этим покончить. Смерть не страшила меня, только было стыдно признаться друзьям в обмане.

В отличие от меня Марон был ужасно недоволен планами Ругона. Его раздражала вынужденная спешка и то, что он не успевал зайти в родную усадьбу. Меня забавляли его детские обиды. Я искренне не понимал, почему он так рвется домой. Получалось, что Марон покинул мать и сестер совсем недавно. От его родового гнезда до моей башни было не больше трех дней пути. Неужели молодой воин за такой короткий срок уже успел соскучиться по родне?

Следуя плану Ругона, мы забирались все дальше в глушь. Путь этот был мне знаком. В свое время Марон вел меня к дому именно этой дорогой. Конечно, тогда была зима, а сейчас стояло жаркое лето, но я узнавал места, которые мы проходили два года назад. В горах всегда много ориентиров – то тебе бросится в глаза нависающая над обрывом елка, то вздымающийся к небесам каменный зуб, то опасная расщелина, которую лучше всего обойти стороной.

Для тех, кто родился и вырос в долине, она казалась огромной, но я-то знал, что степь была намного больше. У нас ведь как бывает – чуть свернул с дороги в сторону или в какой-нибудь город попадешь или уткнешься в подножие гор, а в степи хоть месяц иди до края не доберешься. Вот и мы, проплутав неделю по лесам, наконец, вышли к обжитым местам. По тракту идти легко – дорога прямая, ухоженная, куда не кинешь взгляд всюду трактиры да харчевни, в которых можно умыться, поесть и хорошенько выспаться. Конечно лавка на постоялом дворе – это не собственная мягкая постель, зато гнус не кусает, холодом от земли не веет и кривые корни в спину не впиваются. Оказавшись в привычном мире, Марон повеселел. Конечно, его мечтам о посещении родной усадьбы не суждено было сбыться – уж больно далеко мы ушли, зато и бить ноги на узких тропах да трепать дорогую одежду в лесах больше не придется.

Через несколько дней мы добрались до западной стены. Несмотря на то, что совсем рядом была деревня, в которой сразу после великой битвы мы залечивали, полученные в бою раны Ругон решил заночевать под открытым небом. По его приказу отряд расположился в поле у самой кромки леса. Слуги развели огонь, нарезали еловых лап для постели и установили походный котлы. В ожидании ужина мы расселись вокруг костра. За нашей спиной шумели деревья и тревожно перекликались птицы.

– Не стану я здесь спать, – заявил Марон, зябко кутаясь в плащ.

Я понимал недовольство молодого воина. В двух шагах от нашей стоянки темнел "лес мертвецов", в котором мы похоронили несколько сотен воинов, павших в битве с ордой. Сам Марон в погребении не участвовал, потому что был тяжело ранен и отлеживался в деревне, но судя по всему, слышал истории о здешних призраках и не собирался проверять их на себе. Деревенские жители считали этот лес проклятым и старались обходить его стороной.

– Как тебе только в голову взбрело остановиться на ночлег в таком месте? – спросил он Ругона.

– Место, как место, – старик пожал плечами, – пусть крестьяне всякие глупости болтают, нам до их страхов дела нет. Мы здесь друзей похоронили, а их души давно бродят среди сверкающих вершин.

– А про призраков ты слышал?

– Пустое, – Ругон отмахнулся, – но привел я вас сюда действительно не случайно – хотел, чтобы вы вспомнили, как проливали кровь на этом поле, как тяжело всем нам досталась победа над степью.

– Как такое можно забыть, – Марон скривился, – у меня до сих пор в дождливую погоду рана ноет.

Я в задумчивости потер плечо. За последнее время шрам стал значительно меньше, но думаю, он никогда полностью не сойдет.

– Я хочу, чтобы вы поняли, как важен для нас этот поход, – сказал Ругон.

Мы с Мароном переглянулись.

– Главное не в том, что владыка торопится вернуться домой, а в том, что, оставаясь в плену, он сумел сговориться с молодым ханом о мире, – продолжал воин, – по его словам кочевники готовы взять серебро и оставить нас в покое на несколько лет. Старик надеется договориться с королем и с торговыми гильдиями. Если они согласятся дать деньги на выкуп, то он сумеет в очередной раз оттянуть начало новой войны на долгие годы. Именно поэтому нам с вами, как можно скорее нужно доставить владыку в столицу.

Я хорошо понимал, о чем говорил Ругон. В свое время стараниями церкви удалось остановить набеги орды на целых 30 лет. С кочевниками бессмысленно было вести переговоры. Клятвы для варваров ничего не значили. Их можно было либо подкупить, либо победить в бою. Они всегда охотно брали наше серебро, но с каждым набегом их аппетиты росли. Предыдущий король Табин Одноглазый воевать не любил и предпочитал откупаться от беспокойного соседа. За время своего правления он опустошил казну, чем вызвал недовольство знати. Ныне здравствующий монарх Дидон не собирался платить кочевникам, потому что ценил деньги больше человеческих жизней. Он ничего не желал слышать о выкупе и собирался сражаться со степью до конца, но настал момент, когда в бесконечных битвах сложило головы почти все взрослое население королевства. Узнав об этом, церковь пришла в ужас. Чтобы остановить кровавую карусель монахи тайно вступили с кочевниками в переговоры и заплатили выкуп из своих средств. Говорят, что сумма была так велика, что возместить ее не смогли до сих пор. Тогда еще совсем молодой владыка во главе большого обоза отправился в степь и подписал с верховным ханом мирный договор. Для нашего королевства даже 10 лет спокойной жизни были большим подарком, что уж говорить о нескольких десятилетиях. За это время страна разбогатела, а люди привыкли сытно есть и сладко пить. Но время неумолимо. После смерти последнего великого хана все изменилось, и кочевники опять напали на нас. Мы сумели разбить орду, но в степи осталось много племен, которые до сих пор жаждали крови.

– Зачем нам платить выкуп, – удивился Марон, – два года назад мы наголову разбили войско кочевников. Неужели ты думаешь, что сейчас они смогут собрать против нас новую армию. Уверен, что им это не под силу.

– Степь большая, – не согласился с ним Ругон, – в ней много людей и коней. В прошлый раз не все племена поддержали молодых ханов. В последней войне они не потеряли ни одного человека. Так что им мешает собрать новое войско?

Я хорошо представлял себе жизнь степи и был полностью согласен со стариком. Несмотря на то, что в великой битве многое варвары сложили свои головы, сейчас им на смену подрастают младшие братья и сыновья. В своем трактате "дикие народы юга" Гугон Красноречивый писал: "каждый кочевник готов в любой момент покинуть свое племя для того, чтобы принять участие в войне, потому что жизнь его пуста и не сулит ничего кроме тяжкого труда, тогда как на войне он сможет добыть себе славу и имущество убитых врагов".

– Нам необходимо с ними договориться, – настаивал Ругон, – что такое деньги по сравнению с человеческими жизнями? Даже после того, как король расплатился с ополчением и воинами и выделил деньги на восстановление Пауса, казна не оскудела. 30 лет без войны обогатили страну.

– Нельзя вечно платить за мир со степью, – не сдавался Марон, – что же мы за воины, если боимся открытой драки?

Не трудно было понять, о чем он толкует. В дни мира воинское сословие никак не могло проявить себя и проводило дни в праздности, зато во время войны дворяне могли рассчитывать на щедрое вознаграждение и внимание королевской особы. Только в бою можно было снискать славу. Наверно, если бы я был настоящим дворянином и родился в собственной усадьбе, то думал так же, как Марон, но моя жизнь сильно отличалась от той, к которой привыкли молодые воины. Я провел много времени среди простых людей, успел повоевать в рядах ополчения и потому хорошо понимал, сколько горя принесла народу война.

– Битва ради битвы не имеет смысла, – упорствовал Ругон, – говорю вам – стране нужна передышка. Нужно время, чтобы бабы смогли нарожать и вырастить новых воинов.

Марон не стал продолжать спор, но я видел, что слова старика его не убедили. В этом не было ничего удивительного, потому что молодой воин просто озвучил нам то, о чем думали большинство дворян.

– Мы сильно рискуем, отправляясь в поход, – продолжал старик, – но я хочу, чтобы Вы поняли – сейчас наши жизни по сравнению с жизнью владыки ничего не стоят. От его возвращения в столицу зависит многое.

Марон презрительно фыркнул.

– Жизнь каждого из нас важна для богов. Но к чему все эти разговоры? Мы не дети и понимаем, что в степи нас могут ждать тяжелые испытания.

Ругон нахмурился.

– Я говорю не про степь.

Мы с Мароном удивленно переглянулись.

– Тогда, о чем ты говоришь? – спросил молодой воин.

– Гамон считает, что по дороге на нас могут напасть, – пояснил Ругон, – нас могут попытаться убить прямо здесь в долине, когда мы с владыкой поедем обратно.

– Кто может решится на такое? – не понял я.

– Возращению владыки обрадуются не все. Думаю, что в столице найдутся люди, которые попробуют нам помешать.

– Чушь, ерунда, – Марон покачал головой, – никто не осмелится напасть на посланников короля.

Ругон внимательно посмотрел на него и очень серьезно сказал, – а король нас никуда не посылал.

Вот это была новость, так новость. Если даже меня от слов старика бросило в дрожь, то, что уж говорить о Мароне. Молодой воин вскочил на ноги.

– Как же так, – возмутился он, – ты же говорил...

– Я сказал, что Гамон собирает отряд, который должен привести владыку домой, – перебил его Ругон, – а ты не стал задавать лишних вопросов.

– Но ведь Гамон правая рука короля, – воскликнул Марон, – я был уверен, что он выполняет его приказ!

– У короля больше не осталось ни "рук", ни "головы", – проворчал старик, – он никого не слушает и ничего не желает знать. Он понимает, что владыка станет уговаривать его заплатить выкуп степнякам и поэтому не хочет видеть его в столице.

– Я бы тоже не обрадовался такому просителю, – с вызовом сказал Марон, – если монахи так боятся новой войны, то пусть, как и прошлый раз заплатят из своих кошельков.

Я подумал о том, что на месте владыки давно сидит новый человек, который может иметь свое мнение на этот счет. Захочет ли он отдать деньги собранные со всей страны на великое дело или решит потрать их на себя и своих приближенных? Раньше в монастырях жили скромно, но все меняется.

– Казна каждый год собирает налоги, а церковь живет на пожертвования. Даже если священники обдерут все серебро с алтарей, у них не хватит денег. Без помощи короля им не справиться.

– Неужели все дело в деньгах, – не унимался Марон, – возможно у короля есть более веские причины не доверять владыке.

– Какие, например? – удивился Ругон.

– Не знаю, – молодой воин насупился, – но я бы тоже не стал безоговорочно доверять человеку, который несколько лет провел в стане врага.

– Ах, вот ты, о чем, – проворчал старик, – похоже, тебе, как и нашему королю везде мерещатся заговоры. Может быть, вас с ним сразила одна и та же хворь?

– Не стоит тебе говорить такое, – вспыхнул Марон.

– Почему, – спросил Ругон, – в столице открыто говорят о том, что король боится мятежа. Он считает, что владыка собирается при помощи союзников лишить его трона.

– Это невозможно, – запротестовал я, – других претендентов на трон нет. Сын короля еще слишком мал, чтобы править, а он последний из рода.

В древних манускриптах мне доводилось читать о дворцовых переворотах. В темные времена брат восставал на брата, и корона могла по нескольку раз в год переходить из рук в руки внутри царствующей династии. Поговаривали, что с тех пор короли старались избавляться от младших братьев пока те не вышли из "нежного" возраста, потому что гибель ребенка легче было списать на несчастный случай.

Ругон с Мароном одновременно уставились на меня. Сначала я даже не понял, что означают эти взгляды, но потом сообразил. В свое время я выдал себя за потомка древнего рода, который мог бы претендовать на королевский трон.

– Да бросьте, – возмутился я, – вы что, правда, думаете...

Я осекся и не смог продолжать. Какой из меня к демонам король! Я даже в страшном сне не мог представить, что кто-то всерьез думает о том, что я со временем смогу стать монархом.

Видимо мы сильно расшумелись, потому что расположившиеся неподалеку слуги встрепенулись.

– Не нужно ли чего, господин?! – спросил оруженосец Ругона.

Мы назначили его старшим над остальными, как самого опытного. Его беспокойство было понятно. Если дворяне раскричались лучше лишний раз спросить, в чем дело, пока тебе не отвесили тумаков за нерадивость и лень.

– Нет, – крикнул в ответ старик, – занимайся своим делом, и ужин наш не сожги!

Неожиданное вмешательство слуг оказалось очень кстати. Марон сменил неприятную для меня тему. Видимо ему так же, как и мне, мысль о перевороте показалась смешной и нелепой.

– Не буду спорить, – сказал он, – владыка великий человек и в свое время много сделал для всех нас, но не он главный в королевстве – сказал он, – как можем мы – воины идти против воли короля? Неужели Гамон этого не понимает? Зачем он вообще затеял этот поход?

– Когда-нибудь всем нам придется отвечать за свои дела перед богами, – сказал Ругон, – и когда на весы судьбы лягут добрые и злые поступки, совершенные тобой в этом мире никакой король не поможет тебе оправдаться перед бессмертными. Гамон хочет спасти страну, и он не может оставить старика в руках степняков. Для него это дело чести.

– А для тебя?

Старик не ответил. Все было понятно и так.

Бедный Марон! Отправляясь в поход, он и подумать, не мог, что выступает против правящего дома. Если о нашем приключении узнают, то пострадает не только он, но и все его многочисленное семейство. Легко поступать по совести, когда ты один, как перст. Мне же было наплевать на то, кто и зачем решил отправить отряд в степь. Я был согласен с Ругоном – владыке не место среди варваров.

– Я не стану противиться воле короля, – сказал Марон, – думайте, что хотите, но дальше с вами я не пойду.

– Хорошо, – неожиданно легко согласился старик и примирительным тоном сказал, – проводи нас хотя бы до Пауса. Возможно, Гамон сумеет тебя переубедить.

– Он тоже там будет?

– Конечно. Он собирается возглавить поход.

– Хорошо, – Марон кивнул, – я пойду с вами в Паус, но на большее можете не рассчитывать.

Я очень надеялся на то, что он останется и поужинает с нами, но Марон наотрез отказался ночевать в поле. Он подхватил свои пожитки и, не прощаясь, быстро зашагал в сторону деревни.

– Ступай за мной, – крикнул он на ходу оруженосцу, – сегодня мы будем спать под крышей!

– Почему ты сразу не открылся нам? – спросил я, когда мы с Ругоном остались одни.

Старик перемешал горящие угли длинной палкой. Языки пламени отбрасывали на его лицо причудливые тени, и от этого иногда казалось, что передо мной сидит не пожилой мужчина, а совсем молодой человек.

– Сейчас, когда мы оказались у самой границы Марон даже, если очень захочет, не сможет помешать нам. Но если бы он знал всю правду с самого начала, я не дал бы за наши жизни ломаного гроша.

– Значит, во мне ты был уверен? – с надеждой спросил я.

– Извини, Тибон, – старик вздохнул, – наш поход настолько важен, что я никому не могу доверять.

Выходит, Ругон специально тянул время перед тем, как открыться нам. Ну что же, глупо было на него обижаться. Я был рад, что сумел пройти испытание и оправдал ожидания старого воина.

– Ты, правда, считаешь, что люди короля могут помешать нам? – спросил я.

Старик кивнул.

– Они могут попытаться.

– Но зачем, – возмутился я, – ведь нет никакого повода подозревать владыку в предательстве! Даже ребенку понятно, что он хочет сделать для страны доброе дело!

– Ты, что не слышал, что я говорил до этого, – проворчал Ругон, – королю везде мерещатся предатели. В надежде раскрыть заговор он не щадит ни друзей, ни врагов. Сейчас в столице любого могут посадить в тюрьму и подвергнуть пыткам.

Меня передернуло. Каждый мальчишка в королевстве слышал истории о королевских палачах, которые рождались и умирали в подземных казематах. Поговаривали, что они никогда не выходят наружу, потому что солнечный свет может ослепить их. Я живо представил себе осклизлые каменные стены темницы и уродливых полулюдей – полуживотных, склонившихся над распростертым человеческим телом.

– Но ведь на самом деле никакого заговора нет, – спросил я, – или все-таки есть?

Старик долго не отвечал. Он смотрел на огонь, и казалось, к чему-то прислушивался.

– Ругон, – окликнул я его.

Старик вздрогнул, словно пробуждаясь от наваждения и устало потер ладонями лицо.

– Не знаю, – наконец ответил он, – но, если бы он был, я бы наверно к нему примкнул.

Ночью мне не спалось. Я все время ворочался с боку на бок и поэтому встал с первыми петухами. Проклятые птицы голосили в деревне, что было сил. Мои спутники крепко спали, завернувшись в дорожные плащи. После ночевки на голой земле ломило все тело, поэтому я решил немного размяться, сходил к реке, умылся, но возвращаться на стоянку не стал, а прошел немного вперед и остановился у самого леса. «Заросли мертвецов» манили меня. Когда-то мы похоронили здесь много храбрых воинов. Погибших было столько, что нам пришлось гроздьями подвешивать их на деревьях. Жуткое зрелище до сих пор стояло у меня перед глазами. Если бы мы были в горах, то укрепили бы тела на склонах или укрыли в пещерах, но здесь на равнине нам пришлось хоронить их по-другому. Главное было поднять мертвецов повыше, чтобы уставшим душам не пришлось долго искать путь к сверкающим вершинам.

У кромки леса я остановился и оглянулся. Передо мной раскинулось широкое поле, заросшее дикими травами. В конце лета крестьяне срежут их острыми косами, но пока зеленые стебли еще тянулись вверх и наливались соками земли. Когда-то на этом месте сошлись две огромные армии. Тысячи людей пришли сюда с одной целью – убивать друг друга. С тех пор прошло больше двух лет. Шрамы, оставленные войной, затянулись, а на месте разрушенного военного лагеря поднялась молодая поросль, которая до срока скрыла просевшие неглубокие могильники. Тела степняков мы стаскивали в круглые ямы, оставшиеся после ужасного магического урагана. Мертвых кочевников закапывали без всякого почтения, сбрасывая в одну кучу людей и лошадей. Не знаю, как в степи принято хоронить мертвецов, но мы не собирались заботиться о том, чтобы души неверных нашли дорогу домой, и обрекли покой.