Текст книги "Хроники странного королевства. Возвращение (Дилогия)"

Автор книги: Оксана Панкеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 50 страниц)

ГЛАВА 10

В подобную ночь мое любимое слово – налей!

Б. Гребенщиков

Кантор поставил на пол футляр с гитарой и огляделся. Огромное неосвещенное помещение, в котором он оказался, походило на зрительный зал, не видевший публики по меньшей мере год.

Кресла партера были сдвинуты и свалены с правой стороны, левая же носила следы малярно-штукатурных работ. С дюжину кресел стояли полукругом ближе к сцене, и пыль с них кто-то заботливо стер. Сама сцена, на которой и находился Кантор, тоже не выглядела заброшенной – на ней много и регулярно топтались, а под свежими следами просматривались разводы от половой тряпки.

И что же хотела сказать уважаемая судьба, помещая клиента в это сомнительное заведение?

Что он должен вернуться на прежний путь? С одновременным намеком на то, что путь барда для него отныне не цветы и аплодисменты, а пустые обшарпанные залы?

Поскольку сей глубоко теоретический вопрос пока не поддавался разрешению, мысли несчастной жертвы судьбы постепенно переключились на более практические вопросы. Прежде всего Кантор попытался определить, где он находится и который час. Если о втором ему охотно сообщили часы (ничего себе, половина пятого, это значит, он почти три часа трепался?), то ничего, указывающего на первое, вокруг не обнаружилось. Кантор хотел было поискать выход в надежде, что на улице определиться будет проще, но в глубине зала послышались шаги и голоса. Кто-то споткнулся, от души помянул чью-то маму и спросил, почему под ногами мусор, а осветительного шара опять нет на месте.

«Я в Мистралии…» – успел подумать Кантор, но в следующую секунду бессовестная судьба беспощадно скорректировала его умозаключения.

– Маэстро, вы его в прошлый раз оставили около сцены, – напомнил другой голос. – Осторожно, здесь ведро… Это рабочие, наверное, побросали всякий хлам…

Вот на этом месте Кантор действительно готов был сделать то, что предполагал догадливый товарищ Торо, так как этот голос он узнал бы в любых обстоятельствах. Но сказать вслух все, что он думает о судьбе и «Господних чудесах», не рискнул.

Нет, только не сейчас. Даже если вынести позор возвращения все равно придется, надо же к этому как-то морально подготовиться… Но не объявляться сейчас, когда он в растерянности и чуть ли не в истерике, когда ему не то что сказать, а даже подумать ничего умного не удается!

Кантор подхватил гитару и бесшумно отступил на несколько шагов, укрывшись за обветшалой декорацией, которая при жизни изображала не то гномью кузницу, не то комнату с камином. Глупо, но искать выход в темноте, грохоча и опрокидывая всевозможный хлам за кулисами, было бы еще глупее.

Маэстро и его ученица добрались наконец до искомого шара, и в зале стало немного светлее.

– Вроде ничего получилось, – прокомментировал Ольга. – Не Королевская Опера, но миленько и со вкусом. Когда весь зал отремонтируют, будет вообще прелесть.

– Мне тоже нравится. Вот только беспорядок здесь развели такой, что глянуть страшно. Надо будет завтра сказать Зинь, пусть обяжет рабочих убирать за собой ведра и инструменты. Заодно пусть уборщицу сменит. Я вчера обратил внимание, как скверно вымыта сцена. Я уже говорил, что глупость это – набирать обслуживающий персонал из девиц, мечтающих о сцене. Уборщица должна прибирать, а не вертеться среди актеров в надежде, что ее сказочным образом оценят и наделят главной ролью.

– А бухгалтер? – хитро напомнила Ольга.

– Зинь со своими обязанностями справляется. И, насколько я заметил, ей интересно. Обрати внимание: пока она носилась со своей великой мечтой, с ней постоянно приключались всяческие несчастья. А как только человек занялся настоящим делом, разом исчезли все проблемы. Все у нее получается, никто ее не обманывает, и вообще, такое впечатление, что она не из провинции приехала, а всю жизнь в столице прожила.

Заскрипели и зашуршали передвигаемые кресла. Светящийся шар, который до сих пор перемещался по залу, замер на месте. Видимо, господа решили присесть.

– Маэстро, а помните, я вас спрашивала насчет мюзикла? – не очень уверенно, словно ей самой было неприятно напоминать, произнесла Ольга.

Кантор не выдержал и все-таки выглянул в огромную рваную дыру, которая украшала расписанный холст и находилась как раз на уровне глаз. Уж очень хотелось взглянуть на обоих. А его в этой дыре вряд ли заметят, свет на нее не падает.

Ольга так и не изменила своей манере экстравагантно одеваться, однако лица рассмотреть было невозможно, поскольку она сидела спиной. А Карлос, напротив, изменился разительно. Даже сейчас, отмытый от грязи и прилично одетый, он все равно не стал тем, прежним. Состарился так, словно не пять лет прошло, а все двадцать. Седой, великое небо, совершенно седой, почти как Амарго, весь какой-то согнутый, придавленный, говорит тихо, как бы через силу… и заглянуть в него почему-то не получается. Вот если бы товарищ Кантор водки выпил, вместо того чтобы священнику исповедоваться, может, тогда бы получилось…

– Попытаюсь тебе доступно объяснить, – как раз говорил маэстро, глядя куда-то мимо Ольги и бессильно свесив руку с сигаретой, которая, казалось, сейчас выпадет из его пальцев. – Я тебе уже объяснял, если ты помнишь, что отношения внутри труппы, так же как и отношения ученика и наставника, не должны по возможности выходить за рамки товарищеских, особенно если дело касается актера и режиссера, или же руководителя и подчиненного…

«Не может быть! – ужаснулся Кантор, чувствуя неприятную вспышку внутри. Неужели она… его… с ним… Он же старше ее почти вдвое, он ее наставник, он только-только бросил пить… Неужели все было настолько плохо? Или это она из жалости? Пойми этих женщин…»

– В данном случае дело тоже заключается в этом, – продолжал между тем маэстро Карлос. – Твой Артуро может быть тысячу раз талантлив и достоин ведущих ролей, но в том театре, где ты работаешь, тем более лично участвуешь в подборе актеров… Он здесь даже мелькать не должен, чтобы не давать поводов для сплетен, которые опошляют саму идею искусства. Если человек талантлив, он может иметь успех или не иметь его, но талант у него никто не отнимет. Но если бард достигает успеха благодаря протекции, особенно протекции любовницы, никого уже не интересует, талантлив он или нет. Класс бардов, то бишь среда людей искусства особо сильно напоминает клубок змей, и в стремлении ужалить конкурента они превосходят даже воров… об этом я тебе тоже, кажется, говорил. Общественное мнение будет предвзятым и неприглядным: человек бездарен и достиг успеха только благодаря… э-э… если позволишь, я не буду вдаваться в интимные подробности, ты и так поняла.

Кантор тоже понял. Во-первых, что ошибался, подозревая Ольгу в домогательствах к наставнику. А во-вторых, что его место в Ольгиной жизни действительно занял другой мужчина. И визит товарища Кантора будет вдвойне неуместен, что бы ни думала по этому поводу бесстыжая судьба.

– А мне казалось, – возразила Ольга, – что он вам просто не нравится. Вы его за что-то не любите и не желаете иметь с ним дела.

– Если ты хочешь услышать честный ответ… Я считаю, что он вообще не годится для театра. Он певец, вот и пусть поет, желательно где-нибудь в другом месте. Драматический актер из него не получится, да он, как мне кажется, не особо и стремится к этому. Он хочет получить роль в мюзикле, предполагая, что как профессиональный певец будет иметь преимущество перед другими актерами. А я не возьму его в свою постановку.

– Почему не возьмете? Вы его действительно за что-то не любите?

– Скажем так, он не соответствует тому образу главного героя, который я намерен воплотить. Я не хочу сейчас вдаваться в долгие объяснения. Когда начнем репетиции, поговорим об этом подробнее, а пока просто поверь мне на слово, как наставнику. Кстати, о том, что при подборе актеров не следует руководствоваться только личными симпатиями, я тебе тоже говорил.

– Ну а если не обязательно именно в этот спектакль и на главную роль? Ну пусть пока где-нибудь «кушать подано» сыграет, а потом посмотрим, выйдет ли из него актер. У него такие проблемы, маэстро, вы не представляете…

– Представляю, – возразил Карлос, которого трудно было купить на такой туфте.

Еще бы он не знал, что такое проблемы и какие они бывают, с горечью подумал Кантор. Но все же приятно видеть, что он, хотя и кажется полностью сломленным жизнью и этими самыми проблемами, во всем, что касается работы, остался прежним. Искусство превыше всего, и испортить постановку из сострадания к чьим-то проблемам – это не в его стиле. Однако маэстро по-прежнему терпеть не может открытых конфликтов и всячески старается их избегать, никак не может сказать Ольге прямо, что он думает о ее протеже, а она его к этому настойчиво подталкивает. Никакого почтения к наставнику! «Неужели так уж ей дорог этот… как его там…»

– И должен заметить, – продолжал между тем Карлос, – что Артуро Сан-Барреда – парень с амбициями, и твое «кушать подано» его не устроит. Он до сих пор не может забыть, что когда-то был звездой первой величины у себя на родине и вдруг оказался в чужих краях без публики, без денег и без своего папы, который ему все это обеспечивал. Он снова хочет быть первым, лучшим… говоря проще, он хочет славы и успеха. Не меньше.

Кантор чуть не свалил декорацию. Говоря честно, он не бросился напролом к Ольге со своим мнением только потому, что с ним внезапно приключилось что-то вроде истерического паралича. Услышав знакомое имя, он сначала подумал было, что ему послышалось. Что последствия тяжелой контузии все-таки повредили его пресловутый слух, несмотря на старания сестры Жюстин. Этого не могло быть, этого не должно было случиться, не имело права попросту! Ольга – и Артуро Сан-Барреда?! Да как она могла… да как он посмел!.. Да что она, не видела, какая он гнида?!

– Вы его действительно не любите, – сделала вывод Ольга. – Но почему? Что он вам сделал?

– Да ничего, – пожал плечами маэстро. – Я даже не был с ним знаком. Слышал о нем несколько очень неприятных высказываний, это правда, но лично мы ни разу не сталкивались. Так что основной причиной является все же мой художественный замысел, которому он никоим образом не соответствует.

– А второстепенной? – не унималась Ольга. – Если не вешать мне лапшу насчет отношений внутри труппы?

– Не вешать лапшу? – Карлос выпрямился и рывком бросил окурок прямо на пол, чего раньше за ним не водилось. Его пришибленная вялость моментально исчезла, он словно слегка ожил, рассердившись. – Я говорил совершенно серьезно. Но если тебе недостаточно уже названных двух причин, прилипчивая ты упрямица, то я не побоюсь назвать и третью. Эль Драко перевернется в гробу, когда Артуро получит эту роль. А я не люблю оскорблять мертвых. Особенно… его.

– А если он жив?

– Тогда еще проще, – вздохнул Карлос, снова расслабившись и опустив плечи. – Тогда он твоего Артуро все-таки убьет. Как только узнает. И все решат, что проклятие сбывается.

Хорошо бы, невольно подумал Кантор. Интересно, знает ли Артуро о проклятии? Неужели не боится? Как бы то ни было, спасибо, Карлос, за добрую память…

– Кто кого убьет? – донесся из-за кулис слегка пьяный жизнерадостный голос, и на сцену вывалились до неприличия веселые братья Бандерасы, собственными одинаковыми персонами.

Они-то откуда взялись? Столько лет о них не было слышно, а тут вдруг как по волшебству в одном месте собираются все старые знакомые… И с ними уже упомянутый Артуро Сан-Барреда! Они что, совсем совесть потеряли – пить с этим мерзавцем?

За их спинами светилась спасительная дверь, в которую было бы очень удобно шмыгнуть. Не стоять же, в самом деле, за этим камином или кузницей до вечера! Вот пусть только сойдут со сцены… может, если все заговорят, будет достаточно шумно, и никто не заметит постороннего человека, убегающего из театра…

– Да это мы по ходу пьесы, – невесело отозвалась Ольга. – Маэстро объясняет мне некоторые принципы подбора актеров… Ребята, вы хоть когда-нибудь трезвыми бываете?

– Бываем, – с готовностью отозвался Хуан. Вообще-то братьев Бандерасов, как и всех близнецов на свете, постоянно путали, но Кантор с первого дня знакомства научился их различать по интонациям голоса и сейчас был абсолютно уверен, что это сказал именно Хуан. – Да ты сама видела, разве не помнишь? Это ты тогда была пьяная, а мы вовсе нет.

– Луис, это просто неприлично! – возмутился Сан-Барреда. – И недостойно, упоминать…

– Я Луис, – флегматично перебил его второй Бандерас. – А он – Хуан. А ты – ханжа. Подумаешь, девушка немного выпила и какому-то болвану салатницу на голову надела! А не надо было к девушке приставать! Да и салата в посудине оставалось на донышке… Маэстро, Ольга все еще как бы на занятиях или мы уже можем пригласить ее в заведение напротив?

– Можете, – вздохнул наставник, недовольно взирая на братьев. – Хотя Ольга прекрасно знает, что я не одобряю ее хождений по подобным заведениям.

– Это просто недостаток молодости, – заверил его Хуан. – Оно с возрастом пройдет. Когда Ольге будет шестьдесят, она бросит курить, перестанет пить, перейдет на исключительно платонические отношения с противоположным полом и научится рассуждать о безнравственности современной молодежи…

– Шестьдесят? Да она сопьется к тридцати, – проворчал Карлос – В последний раз предупреждаю, паршивцы: не спаивайте мне ученицу. И если дирижер мне пожалуется, что вы явились на репетицию подвыпивши, уволю без разговоров. А ты… – Он сделал продолжительную паузу, внимательно изучая Артуро, словно видел впервые в жизни, затем продолжил: – Приходи в следующий понедельник трезвым, я тебя послушаю… и, возможно, возьму на подпевки.

«Карлос, я тебя люблю!» – растроганно подумал Кантор, наблюдая, как перекосило от этих слов красавчика Артуро. На подпевки! Ха! Как же, непревзойденный Артуро Сан-Барреда, лучший из лучших, первый из первых, краса и гордость родной Мистралии, и вдруг – на подпевки, да еще «возможно»! Так его, Карлос, так его, гада! Главную роль ему, подлецу! Сейчас! Мало того что эта скотина украла одну из лучших моих песен и охмурила мою девушку, он еще протянул свои лапы к моей любимой роли!

– Спасибо, – с демонстративной горечью в голосе ответил Артуро, заломив красивые тонкие брови.

– Если тебя что-то не устраивает, можешь не приходить, я не обижусь. А если ты рассчитывал на большее…

– Я слышал, – печально сообщил Артуро. – Насчет переворотов в гробу, и все такое. Я не навязываюсь, просто подумал, что вас заинтересует моя кандидатура, только и всего. Если нет – я не настаиваю. И упрашивать не буду. Только знаете, что я вам хочу сказать? Не поставите вы «Юность волшебника». Я понял, чего вы хотите, и у вас это не получится. Вы уперлись в вашего незабвенного Эль Драко и не видите никого другого на его месте, поэтому пытаетесь найти точно такого же. А одинаковых людей не бывает, и уж тем более вы не найдете второго Эль Драко в этом собрании неудачников, коим является ваш театр. Я говорю так, не боясь кого-то обидеть, поскольку и сам сознаю себя неудачником и ничуть не удивлен, что мне предлагают подпевки…

– Уж не переживай, – усмехнулся Карлос. – Я знаю, что мне нужно, и у меня даже есть на примете пара кандидатур, более достойных, чем твоя. А что касается Эль Драко… не трепи его имя попусту, а то не ровен час вспомнит он о своей посмертной женитьбе, заинтересуется, как там поживает его супруга, и увидит, кто ему наставляет рога…

Нет, судьба все-таки задалась целью как следует позабавиться над бедным товарищем Кантором! В дополнение ко всему, что он только что услышал, как раз на последних словах Карлоса Хуан Бандерас с какой-то радости решил взглянуть на сцену. Спрятаться Кантор не успел.

– Дайте свет! – испуганно вскрикнул барабанщик, не отводя глаз и делая судорожные хватательные движения. – Кто это?! Не показалось же мне, не так много я выпил, чтобы призраков видеть!

Донаблюдался, горестно подумал Кантор, поспешно приседая. В дыре, служившей ему окном в мир искусства, была видна только верхняя часть лица, и впечатление, которое сложилось у Хуана, получилось вполне логичным…

Вот так и рождаются нездоровые истории о призраках, продолжил свою мысль Кантор. После чего поспешно прикрылся плащом, подхватил гитару и бросился прочь, в светящийся прямоугольник двери, которую нетрезвые барды позабыли или поленились закрыть. Два шага – и он исчез из поля зрения сидящих в зале, утешая себя только тем, что подлец Артуро, наверное, полные штаны успел накласть, если тоже увидел. Может, испугается да и сбежит от Ольги? Хотя ерунда все это. Ольга – дремучий скептик, и множество свежих следов на пыльном полу без сомнений убедит ее в том, что в зале присутствовал нормальный живой человек, а все, что показалось пьяному Хуану Бандерасу, есть следствие злоупотребления алкоголем и желания поиздеваться над Артуро. Все это она немедленно скажет вслух, после чего пожалеет паразита, приголубит и напомнит о самоуверенных рассуждениях товарища Кантора насчет того, что ее любовникам ничто не грозит… Твою мать да когда же закончится этот коридор?!. И где же здесь выход на улицу?.. Ну, товарищ Торо, доберусь я до тебя и твоего «Господнего чуда»…

Вырвавшись на свободу, Кантор промчался для верности пару кварталов, хотя за ним никто не гнался. Пожалуй, из всей компании только у Ольги достаточно смелости, чтобы погнаться за неизвестным нахалом. У остальных четверых бардов не хватило бы отваги на подобный подвиг, но остановить бесстрашную девушку они наверняка способны. Хотя бы для того, чтобы их не позорила. Вчетвером должны были справиться.

Остановившись, чтобы перевести дух, Кантор наконец ощутил холодный осенний ветер. Тот самый, который ему надоел еще в Вийонском лесу и от которого он успел отвыкнуть за несколько дней в Мистралии. Ветер немедленно распахнул полы плаща, просочился под куртку через свежие дыры и продул насквозь рубашку. Кантор надвинул поплотнее шляпу, чтобы ее не сдуло и не пришлось, как идиоту, гоняться за ней по улице, и пожалел, что не взял тот шерстяной свитер, который любезно предлагал Торо. Придурок, покаялся он, ну чего было и не взять? Шляпу так не забыл, причем не потому, что холодно, а так просто – как же, кабальеро и без шляпы!.. А между прочим, теплая одежда пригодилась бы намного больше. Нет, болваном ты был, товарищ Кантор, болваном и помрешь. Остается только уточнить, от холода или от рокового удара сковородкой по физиономии, которым тебя наградит любимая женщина, как только разберется, кто прятался за декорациями и подслушивал чужие разговоры…

Кантор завернулся в плащ, чтобы не светить дырами на всю улицу, и зашагал прочь. Пусть гоняться за ним и не стали, с минуты на минуту вся компания вывалится из театра и направится в то самое заведение, столь любимое непутевыми близнецами. И вот будет замечательно, если по пути они наткнутся на знакомую шляпу!

Он бесцельно торопился неведомо куда, и на душе было так же серо и пасмурно, как в вечернем осеннем небе. Как, ну как такое могло случиться? Ольга – и вдруг Артуро Сан-Барреда! Как она ухитрилась из всех возможных мужчин выбрать именно эту лживую скотину? Или все же прав был внутренний голос, утверждая, что бегство товарища Кантора противоречило расчетам судьбы? И мстительная судьба нарочно потрудилась, чтобы сделать последствия максимально неприятными для упрямого мистралийца? Если к этим последствиям присмотреться внимательно, получается, что все действительно сложилось одно к одному. По голове получил, проклятие схлопотал, путь потерял, так еще и девушка, которой он желал только лучшего, связалась с давним и ненавистным врагом! Ну, как ее угораздило?!

А тебя как? – перебил внутренний голос. Твое желание непременно повоевать я еще понимаю, любой мужчина поймет. Но девушку бросать зачем было? Что стоило просто попрощаться и пообещать вернуться? Ведь ждала бы, до сих пор бы ждала, в окошке высматривала и сейчас бы, вот прямо сейчас, может, через пару минут, с радостным визгом повисла бы у тебя на шее, осыпая поцелуями… Нет же, придурок, умирать собрался. Наслушался идиотских предсказаний, хотя никто не гарантировал, что они сбудутся. И ладно бы по-тихому собрался, а то еще и торжественно объявил об этом на каждом углу! Как еще не додумался гроб заказать, сейчас бы, как король, имел начало для коллекции.

Словно в довершение к прочим несчастьям начал накрапывать противный мелкий дождик. Как будто судьба основательно задалась целью испортить Кантору жизнь всеми возможными способами.

Я ведь хотел как лучше! – попытался возразить он, хотя на этот раз голос был прав и даже почти не язвил. Сам же знаешь! Сколько раз об этом говорили!

Ну и как, получилось «как лучше»? – не унимался внутренний голос. И никто ведь не додумался встряхнуть болвана за шиворот и объяснить, сколь глупо ты будешь выглядеть, если все обернется не так, как ты рассчитывал! Хорошо получилось, ничего не скажешь! Распрощался с жизнью по всем правилам, и на тебе – вернулся!

Я не собирался возвращаться! – напомнил Кантор.

Однако вышло так, что вернулся. Жив и почти здоров. И выглядишь теперь как полный идиот.

Возразить на этот раз было нечего, поскольку и сам он чувствовал себя именно так. Полным идиотом.

Дождь усиливался и минут через пять уже хлынул в полную силу. Кантор забеспокоился, не отсыреет ли гитара, на всякий случай снял плащ и укутал футляр, оставшись в одной рубашке под дырявой курткой. Надо было все-таки определиться, куда идти, да поскорее убираться с неуютной улицы. Конечно, не к Ольге и не во дворец, а вот, например, к Элмару. Он единственный человек, который все поймет правильно и не станет задавать глупых вопросов. И еще у него можно легко и без особых усилий выспросить все, что нужно. А впрочем… наверное, лучше все-таки к Жаку. Во-первых, Элмар на радостях обязательно возжелает как следует выпить, а это не к добру. Хотя и хочется, впервые за последние три луны, зверски хочется напиться до беспамятства и забыть обо всем… Во-вторых, что еще хуже, у Элмара в доме имеется толпа слуг, для которых личная жизнь господ – интереснейшее развлечение, сродни телесериалам, которые существуют в Ольгином мире. И известие о внезапном приезде пропавшего мистралийца же разнесется по городу, обрастая слухами и домыслами… Ну нет!

Кантор резко встряхнулся, отгоняя от себя неприятные мысли о том, как подробности его несчастной любви будут смаковать городские сплетники, и решительно зашагал к дому Жака.

Идти было неблизко, и по дороге он успел основательно вымокнуть и замерзнуть. Где-то ближе к центру Кантора окатила водой из лужи проезжавшая мимо карета с гербами на дверцах, отчего он расстроился окончательно и даже перестал обращать внимание на дождь. Погруженный в свои невеселые думы, он еще несколько раз поскользнулся на мокрой брусчатке и один раз даже плюхнулся в лужу, не успев удержать равновесие, но хуже ему уже не стало. Хуже было некуда, а мокрый он был и без того.

Словом, жизнь сегодня казалась особенно отвратительной и паскудной, и, стуча в дверь, окоченевший и павший духом Кантор ничего больше не хотел, разве что лечь в ближайшую лужу и утопиться. А в особенности не хотел он никого видеть и уже сожалел, что пришел. Ну, на кой он тут сдался, у Жака своя жизнь и свои планы на вечер, может, они как раз с Терезой затеяли романтический ужин, а тут его принесло на ночь глядя… И зачем его вообще забросило в этот город? Что он тут забыл? Кому он тут нужен?

– Кто там? – послышался из-за двери испуганный голос Жака.

До сих пор от всего шарахается, трус несчастный… чего сам выполз дверь открывать, если так боишься, завел бы привратника размером с Элмара…

– Это я, – ответил Кантор, все больше сожалея, что пришел. – Диего.

За дверью невнятно ахнули, заскрежетали замки и совы – штук пять, наверное! – и внезапно осмелевший хозяин выскочил на крыльцо.

– Диего! – с непонятным восторгом вскричал он, и его сияющие искренней радостью глаза красноречивее всяких слов дали понять Кантору, что он, возможно, несколько ошибался насчет собственной ненужности. – Господи, Диего, это правда ты! Откуда, какими судьбами?! Заходи же скорей, мыша ты мокрая, дождь ведь на дворе!

– Ну, куда, куда… – проворчал Кантор, пресекая попытки обниматься. – Я же мокрый… Возьми лучше вот гитару, отнеси наверх, чтобы возле огня не стояла… Только футляр открой…

– Отнесу, открою, не переживай, заходи скорее. Сейчас мы тебя обсушим, согреем, – продолжал тарахтеть Жак, буквально втаскивая его в дом. – Раздевайся прямо здесь, скидывай свои мокрые шмотки вон туда, а я тебе найду во что переодеться… Ты же простудишься, дурила, ты что, вот так и шлялся под дождем в одной рубашке? Что за мазохизм такой непонятный? Ну, давай, давай шевелись, как разденешься, заходи в гостиную, там выпить есть чего, камин горит, погрейся, а я сейчас сбегаю наверх, найду тебе каких-нибудь покрышек…

На этом он, наконец, сделал паузу, и Кантор, который послушно начал раздеваться и как раз приступил к штанам, услышал в комнате подозрительные шорохи.

Ну, так и знал, там Тереза, и сейчас начнутся сочувствия, утешения и проповеди заодно… Жак тоже хорош, сказать не мог, вот было бы весело, если бы он сейчас в одних трусах ввалился…

– Кто у тебя там? – спросил он, и Жак беззаботно махнул рукой:

– Не беспокойся, не дама, можешь и трусы снимать, спорим на три щелбана, что они у тебя тоже мокрые?

– Мокрые, – ворчливо согласился Кантор, и переполненный радостью Жак наконец умчался, а сам он продолжил раздевание, гадая, кто же это восседает в гостиной королевского шута в такой час. Мафей, что ли? Или Элмар зашел якобы выпить, а на самом деле нажраться вусмерть? Хоть бы не король… Или у Жака есть еще какие-то друзья, о которых ему пока неизвестно? Одно отрадно – это точно не Артуро Сан-Барреда…

Снимать трусы Кантор все же не стал, хотя они действительно были мокрыми. Свалив одежду грудой в углу прихожей и забрав с собой только оружие, он вошел в гостиную с максимально независимым видом, на какой был способен, и тут же с величайшей досадой понял, что на сегодня судьба еще не исчерпала список издевательств, припасенных для бедного товарища Кантора. В кресле у камина восседал именно король, печально уставившись на кубок, который грел в ладонях.

– Добрый вечер, – сказал Кантор, хотя ничего доброго в этом вечере не наблюдалось.

– Добрый вечер… – невесело усмехнулся его величество, подняв взор от сосуда и оглядев полуголого гостя. Затем как-то непривычно тепло и радушно пригласил: – Присаживайся поближе к огню, пропажа. Я знал, что ты вернешься рано или поздно. И я рад тебя видеть, наглая ты морда. И снял бы ты действительно свои мокрые трусы, неужели меня стесняешься?

А какого демона, в самом деле, подумал Кантор и все-таки снял, после чего придвинул кресло поближе, как ему было рекомендовано, и сел, протянув занемевшие от холода конечности почти вплотную к огню.

– Повезло же тебе с погодой, – посочувствовал король и, не поднимаясь с кресла, набросил на него плед с собственного королевского плеча.

Затем, точно так же, не поднимаясь, потянулся к столу и налил в свободный стакан темно-коричневой жидкости из стоящей здесь же бутылки. Иногда удобно быть таким длинным, мимоходом подумал Кантор, пытаясь понять, что не так с его величеством. Что-то действительно было не так – и с речью и с движениями…

– На, выпей, скорее согреешься. Трясешься весь… Жаков самогон тебе будет в самый раз.

Можно было и отказаться, честно объяснив причину. Шеллар бы понял, не стал бы прикидываться обиженным или как-то иначе принуждать собутыльника к питию. Но отказываться отчего-то не хотелось.

Не умру я от одного стакана, решил Кантор. А голова будет болеть – так что мне, привыкать?.. Все равно завтра приступ. А если и умру, то по крайней мере не придется позориться перед Ольгой…

– Спасибо, – кивнул он и полюбопытствовал, заметив, что на столе присутствует еще и рюмка: – А зачем здесь третий стакан? Вы кого-то ждали?

– Да нет, – все так же невесело засмеялся король. – Просто Жак сначала достал этот стакан, а я решил, что он мне будет маловат, и попросил кубок. А стакан Жаку лень было убирать, так он на столе и остался. Жак еще сказал – раз лишний стакан, значит, придет кто-то, примета такая. Я отнесся к этому предположению без должного внимания, так как приметы у переселенцев одна другой глупее, а ты все-таки пришел… Ты пей, пей, не держи, это я пью для собственного удовольствия, а тебе надо в лечебных целях, иначе к утру сляжешь. Но если тебе скучно пить одному, могу составить компанию. Твое здоровье.

Кантор последовал толковому совету его величества, после чего с трудом отдышался и поплотнее завернулся в колючий шерстяной плед, прислушиваясь, как тепло постепенно расползается от желудка по всему телу. Голова пока никак не отзывалась.

Король между тем снова потянулся к столу, чтобы наполнить свой опустевший кубок, однако на этот раз промахнулся и опрокинул бутылку. Правда, она была почти пуста, так что ничего страшного не случилось. Зато Кантор наконец понял, что его так смущало в речи и движениях его величества. Король был пьян. В стельку. Вусмерть. До зеленых чертиков. Бывший телохранитель никогда не видел благопристойного Шеллара III всерьез пьяным, потому и не догадался сразу. Да и не особенно заплетается язык у нетрезвого короля, и соображает он вполне разумно, несмотря на количество пустых бутылок на столе. Пока он не продемонстрировал полное отсутствие координации, трудно было определить, что его величество изволили самым неподобающим образом нажраться…

С чего бы вдруг? С какого такого горя? Судя по его печальной физиономии, все-таки с горя, на радостях пьют иначе… Неужели с королевой что-то не так? Или с ребенком? Да нет, если бы что-то такое, не помчался бы он к Жаку пьянствовать, всю ночь стоял бы на коленях у постели любимой супруги, держал бы за руку и шептал слова утешения… Так что же такого приключилось, ваше величество? Только не говорите, что Кира спуталась с Артуро Сан-Барреда, а то я умру на месте…

– Ну вот, – пожаловался король, – самогон кончился. Жак! Где ты, бездельник?! У тебя тут гости умирают от недостатка выпивки, причем один из них твой король, а второй крайне нуждается в горячей спиртовой ванне изнутри, а тебя где-то демоны носят! Кстати, Кантор, может, тебе действительно не помешает горячая ванна?

Предложение было соблазнительным, но Кантор все же отказался, высказав опасения, что в этой самой ванне и уснет. На самом же деле ему просто не хотелось вылезать из кресла, а хотелось еще выпить и понаблюдать за пьяным королем. Это было безумно интересно, увидеть, что веселенького отколет его величество, когда выпьет еще столько же. Эх, его бы в «Лунный дракон» на тот памятный вечерок, сколько нового узнали бы бедные подданные!