Текст книги "ВозРожден быть знаменитым (СИ)"

Автор книги: Оксана Кас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Глава 5
История семьи

Как и положено у эмигрантов, семью Хан сделал успешной один талантливый и упорный человек. Дедушка Даниэля – Джисон, или по-английски – Джексон.

Он переехал в США вместе с родителями, когда был подростком. Они, в целом, даже неплохо устроились. Прадед Даниэля легко получил должность управляющего в небольшом цеху, где работали молодые эмигранты, а бабушка, будучи женщиной достаточно напористой, умудрилась ворваться в кабинет местного кутюрье, который делал свадебные платья для богатых женщин, и показала свои навыки вышивки. Несмотря на то, что женский труд оплачивался в те годы не особо высоко, за такие навыки платили прилично и прабабушка Даниэля словно задала семье Хан моду на своевольных и уверенных в себе женщин.

Нормальный заработок родителей позволил Джексону хорошо закончить школу и поступить в университет. Закончил он его с дипломом переводчика, владея на достаточно высоком уровне сразу четырьмя языками – английским, корейским, китайским и испанским. Вместе со своим знакомым, тоже сыном эмигрантов, просто из Европы, они на двоих открыли маленькую юридическую фирму, где помогали платежеспособным эмигрантам уладить дела в США. Чаще всего помощь касалась маленького бизнеса.

Постепенно фирма росла, набирали новых сотрудников и практически любой более-менее обеспеченный кореец или китаец, приезжая в Нью-Йорк, шел к ним за юридическими консультациями. И большая часть этих людей оставались с ними даже когда обустраивались в стране и начинали свободно говорить по-английски. Многие из этих фирм становились весьма успешны, что сказывалось и на доходах соучредителей юридической фирмы. К тридцати трем годам Джексон Хан был достаточно обеспеченным человеком.

Но при всем невероятном для цветного эмигранта успехе, его родители – прадедушка и прабабушка Дана – старательно капали сыну на мозги, что работа-работой, а жениться уже пора. И непременно на кореянке. На то, чтобы как-то завлечь американку нужной национальности, у деда не было времени – это же нужно долго ухаживать, потому что местные девушки уже знают себе цену. И он поехал в Сеул, где обратился в брачное агентство. Тогда его познакомили с бабушкой. Она была моложе его на тринадцать лет, не говорила по-английски, но очень хотела замуж за обеспеченного и красивого мужчину – дед ей подходил. Через полгода переписки они поженились, бабушка переехала в США, через год после свадьбы родила папу, а еще через год – его младшую сестру, Лили. Или Нари, на корейский лад. Но за все это время бабуля едва научилась покупать продукты на английском.

Ей не нравилась страна, не нравились нравы, не нравилось полное отсутствие почтительности, не нравился шумный Нью-Йорк. А деду не нравилось, что его дети мало говорят по-английски, потому что дома принято общаться на корейском. В общем, папа первым отправился в школу с пансионом, через год такая же судьба постигла тетю, а еще через год бабуля решила, что в США она нужна только на каникулах и умотала обратно в Корею. Дед, к слову, к этому капризу жены поначалу отнесся по-джентельменски – купил ей небольшой домик в пригороде Сеула, высылал деньги на проживание и оплачивал ее перелеты: она бывала в США на Рождество и летние каникулы.

Но годы шли, дети становились старше, бабуля начала ездить еще реже… они начали ссориться, а потом дед и вовсе завел любовницу – вдову, у которой уже были дети. Так получился дядя Джонатан: незаконнорожденный ребенок, которого старательно баловали все его старшие братья и сестры, потому что он им годился в ранние дети.

Появление ребенка на стороне очень огорчило бабулю… и она вообще перестала приезжать в США. Она всегда хорошо готовила, стала готовить кимчхи и разные маринованные овощи сначала для некоторых знакомых, потом – в ресторан высокой кухни, а со временем начала преподавать традиционные рецепты молодым девушкам, которые хотели этому научиться.

В ссоре родителей тетя Нари больше сочувствовала маме, которой ей особенно не хватало. И после школы, вместо того, чтобы поступить в колледж, тетя уехала в Сеул, поступила там в университет, а после и начала работать. При этом в профессии она пошла по стопам отца – тетя Нари работает переводчиком. Она тоже полиглот – знает и японский, и испанский, но при этом работает преимущественно как специалист по англо-корейскому направлению. Дан иногда видит тетю в новостях – многие государственные встречи переводит именно она.

В отличие от младшей сестры, папа Дана остался в США, получил профессию, женился на американской кореянке, которая по-французски говорит лучше, чем на родном языке. Как итог – дома не говорили по-корейски, разговоры с бабулей часто переводил папа или тетя, потому что ни Дан, ни Мэри, ни уж тем более младшие, не изучали родной язык. Это после Дан его выучил за полгода, потому что решил стать айдолом.

Тетя Нари была его крестной – вся их семья формально является католиками. Тетушка его балует и даже не пытается сделать вид, что у нее нет любимчика. Она дарит ему дорогие подарки, вечно подкидывает денег на карманные расходы и поддерживает в большинстве авантюр. Именно она помогла ему освоиться в Корее в прошлый раз – если бы ее и бабули там не было, родители гарантированно бы не позволили Дану становиться трейни в другой стране.

Раз в год-два Мэри с Даном летали в Корею в гости к тете и бабушке. Мама называла это «гастрономическим туром», потому что они очень любили острую корейскую кухню, с удовольствием уплетали рисовые сладости и даже считали вкусной бобовую пасту, которую мама не переносила категорически. В целом, их знание родной культуры во многом едой и ограничивалось. Тетя пыталась привить им какие-то историко-культурные знания, но они сопротивлялись, бабуля пыталась научить корейскому, но они хорошо знали только названия блюд. В общем, они долгое время были нагловатыми американскими внуками. Но не в этот раз. Этим летом Дан прилетел в Корею, умея говорить по-корейски.

– Ты не мог за один учебный год научиться так бегло говорить по-корейски, – уверенно говорила Мэри, когда они выходили из кафе.

– Но я же говорю, – резонно заметил Дан.

– Только не надо вот того же, что и родители говорят – гены. Никакие гены не позволят так уверенно орать на официанта, когда весь учебный год ты учился петь и танцевать. Я тебя вообще за домашкой по корейскому не видела! Чтобы выучить язык, недостаточно родиться в семье с талантом к его изучению, – бурчала Мэри.

– Спал со словарем под подушкой, – веселился Дан. – Включал на ночь к-поп в наушниках… на самом деле, мы с БигБи общаемся между собой на корейском, знала?

Мэри сердито толкнула его в плечо. Хотя последнее было частичной правдой. Дан не имел ни малейшего понятия, почему афроамериканец в частной школе выбирает в качестве иностранного именно корейский язык, но БигБи вместе с Даном ходил в группу для тех, кто уже разговаривает по-корейски, а не только начал его изучать. При устройстве в школу Дан сказал, что немного знает язык потому что говорит с тетей. Дома свои знания объяснил хорошим учителем. И только Мэри все пристала с требованием объяснить происходящее… как будто он может.

– Ты это сделал мне назло, – буркнула Мэри. – Теперь на твоем фоне я выгляжу невежей и хамкой. Еще и кланяется по-особенному… позер.

– Хочешь научу? – весело спросил Дан.

– Говорить?

– Нет, кланяться. Для изучения языка придется записаться на нормальные курсы.

Мэри хитро посмотрела на него и ехидно уточнила:

– А как же словарь под подушкой и к-поп в наушниках? Генетика?

– Может у тебя мамина генетика? Она по-корейски хорошо умеет только материться.

Мэри засмеялась, соглашаясь. Но сомнительно, на самом деле, что их мама не могла выучить корейский. Скорее – просто не хотела. Она была занята изучением английской литературы разных лет.

– Ты вообще какой-то странный последний год, – внезапно сказала Мэри.

Они вдвоем зашли в один из местных классических магазинов и Дан купил им лед и кофе в пакетиках. Они уселись на высокие барные стулья и неспешно смешивали себе напиток. [*В Корее большая часть небольших, городских супермаркетов снабжены специальными местами для того, чтобы съесть то, что вы купили. В понятие «специальных мест» входят на только столики, но и термос с кипятком и микроволновка. В самих магазинах продают не только заварную лапшу, но и целые наборы из нескольких блюд, которые можно съесть, просто открыв упаковку. То же касается и напитков. В Корее очень любят напитки со льдом и купить их можно в супермаркетах. Отдельно продается пластиковый стаканчик с готовым льдом, отдельно – пакет с напитком. Это может быть сок, кофе, коктейль. Пакет переливают в стакан со льдом и можно пить.*]

– Странный? – переспросил Дан.

Они говорили по-английски и на них иногда с любопытством посматривали.

– Да. В школу новую перевелся, будто с цепи сорвался – стал таким примерным учеником, что мама уже устала тобой хвастаться, – весело добавила Мэри.

В ее голосе не было зависти. Скорее – интерес. Дан нерешительно повел плечами. Родители, если и считали его поведение странным, наверняка боялись вопросами «спугнуть» его настрой. А вот сестра о подобном не переживала.

– Не знаю. Сначала подумал, что можно было бы попробовать завести друзей – меня же никто не знает. А потом… там такая атмосфера – все так много делают, что и мне захотелось

– Разве? – уточнила Мэри. – Даже БигБи называет тебя монстром учеты. Сколько у тебя классов было и сколько ты планируешь в следующем году?

Дан усмехнулся, признаваясь:

– Я беру все, что влезает в расписание, а остальное добираю кружками, пока время окончательно не закончится… театральный не влезает. Эх, не сыграть мне Ромео.

– Азиатский Ромео? – скептически уточнила Мэри.

– Ну в этом году была же чернокожая Джульетта, – пожал плечами Дан. – Это школьная постановка, на главные роли берут лучших, а не тех, кто подходит внешне.

Мэри уже потягивала свой айс-американо с ореховым вкусом, но продолжала пристально смотреть на Дана.

– Но с тобой же все в порядке? – внезапно спросила она.

– В смысле? – удивился Дан. – Что со мной не так?

Та пожала плечами:

– Просто… вот тебя травят в школе, ты долго лечишься, мы планировали переезжать, а потом ты… просто будто решил чего-то добиться и поэтому много работаешь. Вот и спрашиваю – с тобой все в порядке? Не слишком ли ты… много на себя берешь?

Дан глупо заморгал. Он и не думал, что сестра может обратить внимание на это с подобной стороны. Если так подумать – да, с ним не все в порядке, раз он решил снова залезть в корейский шоубизнес, потому что хочет спасти несколько хороших людей и отомстить нескольким нехорошим людям. Но это не та проблема, о которой он может рассказать.

– Все хорошо. Просто решил брать от жизни все, – улыбнулся он.

Мэри, хоть и кивнула, продолжила сверлить его пристальным взглядом. Явно не поверила.

Беспокойство сестры по-своему согревало. То, что в свою бытность айдолом он вынужденно отдалился от семьи, его всегда волновало. Вот только для родителей расстояние и занятость не сказывались на их отношении. А вот с Мэри он со временем общался все меньше и меньше, что огорчало. Когда они были совсем малышами, они были не разлей вода, но с каждым годом словно все сильнее отдалялись друг от друга.

Она так и продолжала его подкалывать, называя подхалимом. Бабуля явно объявила Дана любимым внуком и своей предвзятости не скрывала. Когда он поболтал со многими ее соседками, вообще стал образцом внука. Комплименты о внешности теперь сыпались на него, как из рога изобилия – все тетушки в округе желали сказать Дану, каким красавчиком он растет.

Он был высоким для своей семьи даже в свои четырнадцать – успел вымахать до метр семидесяти. И до семнадцати прибавит еще тринадцать сантиметров, а к двадцати рост остановится на невероятной для его семьи отметки в метр восемьдесят пять. Все в его семье были ниже. Даже папа. Так как рост в Корее являлся важной составляющей красоты, ему уже сейчас желали продолжать так же хорошо расти.

Вообще все, за что насмехались в прошлой школе, в среде бабулиных подружек было предметом восхищения. Маленький нос, пухлые губы, большие глаза. То, что он похож на азиатского пупса, было предметом подколок в США и ставилось на пьедестал совершенства в Корее. Уже к шестнадцати спадут щеки, прорисовывая нехарактерные для азиатского типа лица высокие скулы, отчего его постоянно называли ненастоящим. Говорили, что он – будто герой манхвы [*Комикс/манга в корейском стиле. Он немного отличается внешне от японских. Лица узкие, с более реалистичными пропорциями, черты ближе к азиатским. Впрочем, и в японской манге встречается такая рисовка, но для манхвы она более характерна.*].

Когда в своей прошлой жизни Дан ездил к бабуле в Корею в свои четырнадцать, он не знал корейский и не понимал восхищения окружающих, поэтому так и вернулся в американскую школу, абсолютно уверенный, что он – урод. Это потом он понял, что мнение о прекрасном может меняться в зависимости от страны. Знал бы он заранее, возможно, у него было бы поменьше комплексов.

Глава 6
Английская поэзия

В этот раз в Корее он не только ел. Посетил с Мэри некоторые достопримечательности, пофоткались в традиционной одежде и побывали на концерте традиционной музыки. Еще он закупился косметикой, вещами и даже книгами. Все это предстояло отправлять в США посылкой, но бабуля была так рада тому, что внук интересуется родной страной, что была готова даже за перегруз в самолете заплатить. Мэри на эти хороводы вокруг брата цокала и весело жаловалась маме, что у них тут новая религия – Даниэльство. Оно и раньше процветало из-за тети, а теперь в дело вступила и бабуля, получив наконец возможность говорить с внуком на родном языке.

Бабушка у него была из небогатой, но очень традиционной семьи. Католичество она приняла, но в церкви была четыре раза – на своем крещении, на своей свадьбе и на крещении своих детей. В то время, когда она уезжала из Кореи, она еще свято верила, что жена должна во всем слушаться мужа. Дедушка научил ее быть смелой и свободной – он юную супругу не ограничивал и даже надеялся, что она выучит язык и поступит в колледж… да, судя по рассказам, дедуля к супруге относился самую малость как к ребенку. Тринадцать лет разницы, что поделать. Удивительно, что он вообще на ней женился.

Бабуля прекрасно готовила. А еще она хорошо пела, умела танцевать народные танцы, но главное – была идеальной домохозяйкой. Умела делать по дому, кажется, все. Их было три дочери в семье, каждая старалась стать идеальной невесткой, чтобы не остаться в старых девах.

Что по-своему поражало, несмотря на всю ее драму в браке, она всегда очень хорошо отзывалась о дедушке. Он умер, когда Даниэлю не было и года, поэтому как раз из рассказов бабули-долгожительницы (судя по всему, она пережила и Дана в прошлой жизни) он узнавал о дедушке. Вроде между ними столько всего было – огромная разница в возрасте, разница менталитетов, взглядов на жизнь, они не сошлись в стремлениях и целях, после рождения детей по сути и не жили вместе, потом была измена деда… но она все равно рассказывала о нем с теплотой и уважением. А еще говорила, что Дан на него похож, только выше. Это было частично правдой. У него были такие же глаза, форма носа и даже губ, но другой овал лица и общая «тонкость» скелета сильно меняли ощущения от внешнего вида. Пожалуй, Дан был похож на отфотофопленную фотографию дедушки – будто его внешность подправили под современными стандарты.

Но спорить об этом Дан не хотел. Похож так похож.

Здесь же, вдали от шумного Нью-Йорка, Даниэль впервые начал писать песни. Разобрался немного с программами, купил себе совсем портативный вариант синтезатора – когда клавишные можно свернуть в рулон, потому что они сделаны из специального силиконового материала. Звук такие клавиши, разумеется, сами не давали – только через компьютер, но это все равно ему было удобнее, чем прописывать все вручную.

Но больше всего ему не хватало каких-то фундаментальных знаний. Пока что у него выходило только что-то простое, ровное и незамысловатое. Но его новые вокальные возможности буквально требовали, чтобы в песне можно было показать все, на что он способен.

То же самое со стихами. И, если в плане музыки научить его могли только в школе, то с поэзией был учитель поближе. Мама.

Она профессор литературы и поэзия – ее главная страсть. У них все полки в доме заставлены сборниками стихов, она читает лекции по этой теме. И хотя сама она стихов не пишет, она нередко говорила и Дану в том числе, что поэзия – то же мастерство. Человек, не имеющий выдающегося таланта, вряд ли напишет Шедевр, но делать что-то достойное и интересное постоянное – это по силам всем, кто более-менее в этом разбирается.

Когда они вернулись домой, Дан вечером нерешительно заглянул в ее кабинет – небольшая комнатка с одним окном, где кроме книжного стеллажа во всю стену и письменного стола влезла только мягкая софа. Мама работала с бумагами, сидя за столом, а с ноутбуком – сидя на этой софе. Само наличие кабинета объяснялось тем, что в университете ей пошли навстречу и позволяли работать из дома, присматривая за детьми, и ей было необходимо место для работы.

Дверь в кабинет редко когда до конца закрывалась, но сейчас Дан стыдливо прикрыл ее за собой. Мама, посмотрев на него поверх своих компьютерных очков, удивленно вздернула брови:

– Что-то случилось?

Дан качнул головой. Вот вроде бы ему на самом деле уже не четырнадцать, но сейчас ему было очень волнительно говорить об этом с мамой. Как бы ты там ни было, но стихи – это что-то личное, особенно когда ты не уверен в их качестве.

Не дождавшись его ответа, мама захлопнула крышку ноутбука и отставила его на стол. После сняла очки и похлопала рядом с собой, предлагая сесть.

– Что не так?

– Все так, – нерешительно улыбнулся Дан. – Просто мне неловко это показывать и просить у тебя помощи… Я… начал писать стихи.

Мама удивленно вздернула брови, но сказать что-то не успела, Дан поспешно продолжил:

– Мне не нравится, что получается. К тому же – я хотел бы, чтобы это стало текстом песен, но получается что-то крайне скучное. Я бы хотел понять, как это делать правильно.

Мама явно удивилась еще больше. Она повернулась к нему всем корпусом и уточнила:

– Хочешь научиться писать стихи?

Дан кивнул:

– Иногда у меня возникают какие-то строчки, я их записываю, но… хотелось бы, чтобы там было не пару удачных строчек, а полноценная лирика.

– Показывай, что там у тебя, – улыбнулась мама, а сама встала с софы.

Дан пролистал блокнот до стихотворения, которое ему более-менее не стыдно показать, а мама в это время нашла какую-то книгу на полке, вытащила ее и вернулась обратно на софу.

– Меняемся, – улыбнулась она.

Дан протянул ей блокнот, а она ему – книгу. Сборник поэзии. Увесистый том. Дан пролистал его – стихи написаны достаточно мелким шрифтом. Сколько их тут? Тысячи?

Еще не начиная читать то, что он ей дал, мама пояснила:

– Любое мастерство строится на тренировках и наблюдении. В случае с поэзией – нужно больше читать стихи. Ты же сам рассказывал, что в вашей школе постоянно говорят, как важно знать основы? Вот, это твои основы. Не нужно читать всю книгу целиком. Так, пару стихов в день. Отмечай те, что тебе понравились, пытайся понять, почему они показались тебе хорошими. Если особенно понравится какой-то автор – скажи, возьмешь его индивидуальный сборник.

Дан кивнул. И что ему это раньше в голову не пришло? Мама между тем углубилась в чтение. Она чуть прикусила губу и иногда слегка улыбалась. Стихотворение не было написано из-за каких-то событий в жизни Дана. Он боялся, что за подобные строчки его точно заподозрят в сумасшествии – там слишком уж недетские темы. Поэтому повырывал из блокнота все лишнее и оставил только нейтральные пробные темы. Это стихотворение вообще было вдохновленно просмотром фильма.

– Вообще, это неплохо, – похвалила мама.

– Ты говоришь это как литератор, или как родитель? – уточнил Дан.

Она улыбнулась:

– Одновременно. Я же не сказала, что это хорошо. У тебя неплохо получается, ты умеешь управлять словами, но не ритмом, из-за чего стихотворение и кажется пресноватым. Это как… как однотипная мелодия. Простая рифма, все ровно и одинаково. Тут дело не в том, что это какие-то ошибки. Дэни, это просто нехватка опыта. Если хочешь – можешь выбирать стихи, которые тебе понравились, и мы будем с тобой вместе их обсуждать… в принципе, тексты некоторых песен тоже можешь приносить, только где лирика зацепила, а не мелодия.

Дан тоже улыбнулся ей в ответ. Мама положила его блокнот поверх своего сборника и чуть приобняла за плечи. И начала выспрашивать неловкую информацию, которая всегда так важна родителям – давно ли пишет, планирует ли заниматься этим серьезно и все в этом роде. Но все же ее внимание и забота, пусть и немного смущали, скорее радовали. Хотя в свои настоящие четырнадцать он бы уже сбежал от ее обнимашек. Не то, чтобы ему сейчас так уж нравилось терпеть тисканье в исполнение мамы, но относился он к этому философски: ей надо, она заслужила. Возможно, будь у него дети, он бы тоже хотел их затискать.