Текст книги "Убийство в Рабеншлюхт"

Автор книги: Оксана Аболина

Соавторы: Игорь Маранин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

17

Поднявшись по скрипучим ступеням на второй этаж – лестница со двора, чтобы не тревожить хозяйку – молодые люди попали в просторную, почти квадратную комнату. Никого из чужаков в комнате не оказалось, лишь остатки неубранной трапезы еще лежали на столе, да нехитрый скарб был растолкан под лежанки вдоль стен. Иоганн поискал глазами распятие, но вместо него увидел короткую сучковатую доску, на которой стояла глиняная статуэтка вороны. Ворона – крупная, даже толстая, вместо глаз маленькие черные пуговки – была аккуратно склеена из разбитых кусочков. Видно, кто-то уронил по нечаянности, но затем не поленился, собрал все до единого осколки и склеил игрушку заново. Только игрушку ли? На месте распятия?

Запах пота и чеснока, и еще какой-то, похожий на то, как пахнет позавчерашняя тушеная капуста с сосисками – блюдо, которое Иоганн терпеть не мог – заставил юного сыщика быстрее миновать комнату и остановиться у распахнутого Мартином окна.

– Смотри! – Мартин тоже с удовольствием вдохнул свежий воздух. – Холм видишь?

Этаж был всего второй, а сосны и тисы за окном куда выше, но на север от дома начиналась глубокая ложбина, за которой виднелся высокий лысый холм. Пара километров, решил Иоганн, на глаз прикидывая расстояние. Даже без подзорной трубы можно было запросто разглядеть редкие чахлые кустики, что пытались закрепиться на склоне. А так разнотравье, цветы – горбатый луг да и только. Горбатый луг с каменной шапкой: на самой макушке холма не росло вообще ничего.

– Странный какой… – заметил Иоганн. – На других лес растет, а этот словно бритвой выскоблили.

– Это особый холм, – кивнул Мартин. – Мы думаем, именно на него вернется Мать-Ворона…

– Кто? – прыснул Иоганн, невольно оборачиваясь к толстой глиняной вороне с глазами-пуговицами. Молодой чужак насупился, помрачнел лицом, прищурился недобро.

– Будешь зубы скалить, – предупредил он, – в лоб дам. И никакого уговора больше.

Мысленно обругав себя, Иоганн принял виноватый вид. Это он умел. Иной раз напроказничает, попадется под горячую руку матушке – та его розгами готова отстегать, а физиономию повинную увидит, выругается в сердцах, махнет рукой, да и отстанет.

– Мать-Ворона за бедных и сирых заступница, – продолжил Мартин. – Кто истинно верует, того от бед оберегает, надежду дает, удачу приносит. Больных от недугов излечивает. Нужно только инци… ицни… и-ни-ци-а-ци-ю пройти.

На трудном слове чужак запнулся, но справился, выговорил по слогам. Посмотрел на Иоганна – не смеется ли? – и продолжил дальше.

– Когда-то она защищала всех: не было ни бедных, ни богатых, только счастливые. Эти времена Золотым веком называются. А потом пришли люди с козлиными головами и убили Мать-ворону. Выгодно им было, что появятся несчастные, бедные и больные. Что войны начнутся, беды разные, эпидемии. Они как вампиры – только не кровь пьют, а несчастья наши, не могут без этого. Но только все равно скоро конец их владычества – недолго до возвращения Матери-Вороны осталось. Ух, отольются им тогда слезы бедняков. Потому и злятся, из кожи вон лезут, чтобы не допустить обратно к людям. Ищут ее среди обычных птиц, знаешь, сколько их поубивали в округе? Да только она не среди птиц…

– А где? – с любопытством глядя на собеседника, спросил Иоганн. – И как вы с ней общаетесь? Откуда знаете, что она вернется?

– Вот на этом холме она знаки нам разные оставляет. Как только мы отыщем ее по этим знакам, Мать-Ворона окончательно проснется, и снова наступит на земле Золотой век. Только как ее искать, извини, не скажу, нельзя… У врага уши везде. Кто знал, что Феликс предаст? Ни врагов, ни предателей Мать-Ворона не щадит. Теперь понимаешь, почему вам убийцу никогда не найти? Не человек это. Ну… теперь твоя очередь рассказывать.

Нельзя сказать, что речь молодого чужака совсем не произвела впечатления на Иоганна, но ни в какую Мать-Ворону он, конечно, не поверил. Сказки детские, смешно, право… Зато стало ясно, кто оставил знак на заборе кузнеца. Скорее всего, сам Мартин это и сделал, пока доктор упрашивал Ганса отвезти убитого. Ганс постарше, не будет чужой забор портить. Но кто же тогда живых ворон убивает? И зачем? Эти вопросы никак не давали покоя юному сыщику.

– Эй, парень! – из избы вышел кузнец и, задрав голову, окликнул Мартина. – Куда все ваши подевались?

– На поляне, – ответил Мартин.

– Слезай-ка сюда, дело есть. И ты, Иоганн, слезай, отец Иеремия распорядился, чтобы со двора никуда. Понял?

Иоганн кивнул. Во дворе кузнец вручил Мартину огрызок карандаша и заставил написать несколько слов на листе бумаги. Лист забрал с собой, чужака добродушно потрепал по голове и отправился со двора в сторону, противоположную холму. Наверное, на ту самую поляну, где собрались чужаки.

– Добрый человек кузнец, – вздохнул Мартин. – Говорят, раньше все такие были. Золотой век, эх…. Ну чего замок на язык повесил? Обещал же про убийство Феликса рассказать.

Ответная речь Иоганна произвела на Мартина немалое впечатление. Однако, по словам Мартина выходило, что чужаки тут ни причем. Все они в это утро находились неподалеку, в поле зрения друг друга, и никак не могли оказаться на месте преступления, пока Анна не попросила Ганса съездить в деревню за провизией. Вот разве что мадьяр… За мадьяра Мартин поручиться не мог.

Впрочем, о самом главном юный сыщик Мартину говорить не стал – о перевернутой бочке, о велосипедных следах, о рассыпанных монетах и прочих собранных следствием уликах. Вот про странную рану на горле Феликса рассказал. Даже продемонстрировал в чем странность, отыскав похожую на древко алебарды палку.

– Представь, что вот тут еще топорище на конце, – отдав палку Мартину, заявил он. – А теперь попробуй меня по горлу ударить.

Мартин взял в руки палку, примерился и медленно довел ее до шеи сыщика. Бить оказалось неудобно, нужно было сначала сильно наклонить корпус, изогнуться и уже из такого положения наносить удар.

– Я же говорил, не человек его убил, – констатировал Мартин, отдавая «алебарду».

– А кто тогда? Не Мать же Ворона?! Зачем ей Феликса по горлу бить? – запальчиво спросил Иоганн и тут же прикусил язык. А ну как его приятель снова обидится? Но того вопрос не обидел, а заставил задуматься.

И молодые люди принялись искать такое положение, из которого удар алебардой был бы удобным и естественным. Расшумелись, размахались палками, даже поставили друг другу пару синяков. Впрочем, подумаешь, синяки, едва до настоящей беды не дошло. Войдя в азарт, они и не заметили, как оказались за забором в лесу. Лишь когда племянник отца Иеремии, споткнувшись, полетел в траву и чуть не угодил в больший волчий капкан, приятели, наконец, угомонились. Побледневший Иоганн с ужасом посмотрел на острые зубья капкана, а Мартин протянул ему руку, помогая встать, и виноватым голосом произнес:

– Извини, забыл совсем. Не стоит нам в эту сторону ходить.

– Волки что ли?

– Да какие здесь волки… От привидений это. Они на холме часто появляются… Сторожат Мать-Ворону, а потом злобу свою на чем ни попадя вымещают. Собаку вот недавно убили. Да что собака, и люди, бывало, пропадали. Один точно. Думаешь, почему мы мимо колодца так проскочить хотели? Когда почитай каждый день призраков видишь, поневоле начнешь шарахаться. Может, кстати, и не Мать-Ворона, может эти самые привидения до Феликса добрались… Хотя вряд ли. Неприятный он был, все ходил, чего-то искал, вынюхивал… И еще говорят: к жене лесника клинья подбивал.

– Слушай, а давай на холм сбегаем? – неожиданно предложил Иоганн.

– Зачем это? – опешил Мартин. – Нельзя туда. Да и дядя твой сказал, чтоб ты никуда со двора.

– А мы быстро! Одна нога здесь, другая там. В интересах следствия, а? Если там привидения бывают, должны же от них какие-то следы оставаться?

– Мы туда не ходим, – отрезал Мартин. – Не положено.

Но Иоганн не отставал. Принялся убеждать Мартина, что днем на холме им ничего не грозит, тем более, вдвоем. Сначала тот уперся крепко, с места не сдвинешь. Не положено и все тут. Стали разбираться кем не положено, и выяснилось, что запрет этот сложился как-то сам собой… Первый знак – ту самую разбитую глиняную ворону, что теперь стоит на полочке в комнате – обнаружил Студент. Имени его никто не знал, но уважали крепко. Когда Ганс привел Мартина в общину – еще там, в городе – уже тогда считалось, что Студент слышит голос Матери-Вороны. Он и предостерегал всех от посещения холма, ходил сам, а оттуда приносил перерисованные на бумажный лист знаки, и вся община толковала их, принимая совместно решения. Знаки те, объяснял он, проявляются на скале, но увидеть их дано не каждому. Слепым да глухим идти к Матери-Вороне – только гневить ее. Поначалу, как сюда приехали, думали, что вот оно счастье – рукой только ухвати, помоги Матери-Вороне в мир вернуться. Да не все так просто оказалось… Долгим к ней путь оказался, трудно знаки искать. Кто-то в вере сомневаться начал. И Студент пропал. Поначалу искали – нигде найти не могли, в город даже ездили. А потом откуда-то слухи поползли, что с ума он сошел, в реку кинулся. Говорят, выловили где-то ниже по течению. Но так или нет, не знает никто, спрашивали в соседних деревнях – никто ни слуху, ни духу об утопленнике. Тогда вот и стали появляться призраки. Чтоб окончательно людей прогнать и не дать Матери-Вороне в мир вернуться. И ворон тогда же убивать начали.

Когда Мартин дошел в своем рассказе до появления первых призраков, они с Иоганном уже давно пробирались едва видимой тропкой на другую сторону ложбины.

Иоганн крепко держал в руках палку-«алебарду» и внимательно поглядывал по сторонам, а молодой чужак на всякий случай вытащил нож. Никаких призраков-привидений, однако, им по дороге так и не встретилось. Пару раз из высокой травы взлетали крупные серые птицы, недовольно ругаясь на своем птичьем языке, да юный сыщик принял за змею толстую кривую ветку и начал колотить по ней «алебардой». Впрочем, змея сразу же хрустнула и сломалась, а Иоганн облегченно выдохнул. На самом дне ложбины деревья тесно переплетались кронами, почти не пропуская солнечные лучи. Подлесок здесь был чахлым, редким, зато под ногами стелился толстый мягкий мох. Он поглощал звуки шагов, и даже голос становился немного другим – глуше и тише.

– Замри! – неожиданно скомандовал Мартин.

Иоганн как поднял ногу, так и остался стоять, не решаясь нарушить наступившую тишину. Только посильнее сжал в руке свое «оружие» да скосил взгляд, стараясь понять, что же так насторожило его спутника. Нога становилась все тяжелее и тяжелее, а Мартин все медлил, вслушивался в лесную тишину.

– Пропадем с тобой, как тот Студент, – прошептал он, наконец, и двинулся дальше.

Иоганн с облегчением опустил ногу и тут же спросил:

– А кто заместо Студента на холм ходит?

– Мадьяр, – ответил Мартин. – Вот ведь повезло, а? Нет, чтобы мне такой дар – видеть знаки?

Иоганн не дал своему спутнику размечтаться, сбил новым вопросом:

– А Феликс? Он когда появился?

– Феликс-то? Да уж после… Сначала он нашим очень даже по вкусу пришелся: умел притворяться, когда нужно. Тому пособит, с тем по душам поговорит, того похвалит. Один Ганс сразу сказал, что дерьмо, а не человечишко. Так и вышло. Вызнал от нас, что нужно и бросил. Недаром он всё про привидения расспрашивал, встречи с ними искал. И в бумагах у лесника рылся, я сам видел. Анна однажды с кузнецом куда-то поехала, а этот тут как тут. Рыщет по дому, высматривает что-то, по шкапам лазит. Ганс как увидел, схватил за шкирку, выволок вон да такого пинка дал – метров сто этот гад летел. Анне уж говорить не стали, чего хозяйку расстраивать? Прибрались немного да дверь прикрыли, она и не заметила… Слышишь? За нами и левее?

– Ничего не слышу, – помолчав немного, ответил Иоганн.

– А мне всё кажется идет кто-то за нами… – признался Мартин. – Мы останавливаемся, и он тоже.

Лес обрывался резко, словно отрубил кто тупым топором. Неровно отрубил, кривой край получился – то здесь то там отдельные деревья выскакивали на холм, но видно было, что не жильцы. Чахли, сохли, словно за невидимой чертой начиналось какое-то проклятое для растений место. Впрочем, травы и цветов было много. И папоротника… Островки его попадались то тут, то там, и суеверный Мартин огибал их, ведя за собой Иоганна. Самое последнее дерево, попавшееся им, оказалось совершенно белым, без коры, словно с него заживо содрали кожу. На верхней ветке сидела крупная ворона, настороженно косясь на путников, и Мартин в нерешительности остановился.

– Пошли давай! – прошептал Иоганн. – Поздно возвращаться.

Почему прошептал и сам не понял. Вроде никого вокруг нет, разве что ворона, только отчего-то вдруг стало неуютно на душе, зябко. Иоганн даже плечами передернул и с удивлением заметил, что Мартин поежился одновременно с ним. Чужак нерешительно потоптался на месте, затем повернулся к дереву, что-то беззвучно пробормотал одними губами и отвесил поклон.

Идти по склону оказалось довольно легко. Холм старый, пологий, да и привычно уже было для Иоганна лазить по холмам – не первое лето проводил у дяди в гостях. Мартин то и дело оглядывался на оставшийся внизу лес, словно ожидал погони, но все было тихо. Удивительно тихо было вокруг. По душе по-прежнему скреб чей-то острый коготь, а еще вдруг привиделось нечто несуразное – то ли сам выдумал, то ли действительно мелькнуло – вроде жертвенного камня и нож кровавый в руке. Только привиделось, как началась каменная шапка. Большие валуны скрыли от них склон, пришлось пройти между ними, и приятели оказались на площадке посередине которой лежал огромный плоский камень. Точь-в-точь как только что почудился юному сыщику. Нехороший это был камень, веяло от него чем-то жутким, в иное время Иоганн обошел бы его стороной, но тут… На самом краю его возвышалась пирамида отрубленных вороньих голов. Все они были повернуты клювами в одну сторону и указывали на Знак, нарисованный на скале. Да-да, один из тех знаков, про которые рассказывал по дороге Мартин. Он и бросился к нему, не давая сыщику как следует разглядеть эту диковину. У самой скалы чужак остановился, замер благоговейно, и отвесил поклон – точно такой же, как у дерева с содранной кожей. Иоганн уже знал, что знаки разгадывали всей общиной, собираясь на поляне за забором, и каждый имел право толковать Слово Матери-Вороны.

Убедившись, что знаки действительно существуют, племянник отца Иеремии испытал серьезное смятение. До сего момента он воспринимал рассказы приятеля-чужака как некую сказку, выдумку, заблуждение. Но теперь перед его глазами было реальное доказательство, что Мать-Ворона общается со своими… как звучит это слово, которое он недавно прочитал в одной из книг?… адептами, вот! А, значит, и призраки могут быть настоящими. Неужели убийца Феликса действительно не человек? Но кто? Мать-Ворона? Привидения? Какая-нибудь нечисть, питающаяся несчастиями других людей?

Иоганн отвел глаза от пирамиды вороньих голов и взял себя в руки, решив, что когда вернется, обязательно поговорит на эту тему с дядюшкой. Уж кому как не ему отвечать на такие сложные вопросы. А сейчас следует поискать ответы попроще. И Иоганн принялся тщательно осматривать площадку. Найденный ими знак оказался не единственным: на камнях, на скалах виднелись полустертые рисунки. Еще обнаружились обрывки листов с нарисованными на них странными знаками – то ли китайскими иероглифами, то ли древними рунами. Оказалось, что их рисовали сами чужаки, но зачем и с какой целью, Мартин отвечать отказался. На земле валялись несколько глиняных черепков, два старых окурка и пачка из-под папирос.

– Студент такие курил, – сообщил Мартин. – У нас остальные либо махрой дымят, либо табак нюхают.

Иоганн ему не ответил. С раскрытым от удивления ртом он смотрел, как за спиной Мартина из-за валунов появляется чья-то фигура. От страха юноша даже не сразу сообразил, что это мадьяр.

– Ка-а-ар! – раздалось громкое карканье, Мартин оглянулся и увидел, как вслед за мадьяром на площадку влетела черная ворона. Возможно, именно та, что сидела на последнем дереве. Сам мадьяр, увидев молодых людей, остановился, в руках чужака был огромный нож. Мадьяр свирепо посмотрел на них и сделал шаг вперед. Нервы мальчишек не выдержали, они развернулись и с громкими воплями ринулись прочь. Вслед им неслось злобное карканье ворон, еще больше подгоняя Мартина и Иоганна. Опомнились молодые люди только внизу, у подножия холма, и то ненадолго. Переглянулись и бросились бежать дальше – через ложбину к спасительному хутору лесничихи Анны.

18

К тому времени, когда выяснилось, что Иоганн и Мартин, не спросясь позволения, ушли в холмы, Генрих успел запрячь лошадь в телегу.

– Ну что поделать, поезжайте, – расстроенно произнес отец Иеремия. – Неизвестно, когда теперь мальчики появятся.

Кузнец недовольно нахмурил брови, повел плечами, сказать ничего не сказал, но уезжать, похоже, без священника не намеревался – пошел в сарай и стал греметь там какими-то железяками. Отец Иеремия заглянул к нему в дверь – в углу сарая валялось несколько ржавых капканов. Вероятно, неисправных. Генрих, напевая себе под нос, чинил один из них.

Окинув взглядом обширный сарай, отец Иеремия оценил хозяйственность лесничихи: здесь было все, что могло понадобиться в работе по дому, и все располагалось на своем месте: по стенам висели хомуты, посредине сарая стояли токарный станок и плотницкий верстак, сзади размещался садовый инвентарь, а в переднем углу были аккуратно разложены инструменты и всевозможная утварь. Всё больше – по полкам, поструганным и покрашенным. Только несколько топоров стояли на полу, чуть в стороне.

Отец Иеремия пригляделся к ним повнимательнее – топоры как топоры, ничем не примечательные, в отличие от алебарды, которой был убит Феликс. А ведь одним из них скорее всего зарубили лесника. Связаны или нет эти два убийства?

Священник, задумчиво потирая переносицу, побрел по двору. Навстречу ему двигался давешний чернобородый попутчик.

– Ганс! – окликнул его отец Иеремия. – Среди вас, говорят, есть мадьяр. Мне бы хотелось спросить его кое-о-чем, – священник надеялся, что если и не сумеет добиться от мадьяра образца почерка, то хотя бы поймет почему тот отказывается написать несколько слов. Может быть, как Йоахим, он попросту не умеет писать? А может… Надо бы, конечно, уточнить.

– Мадьяра нет, ушел сразу вслед за мальчишками, – буркнул Ганс. – Кажется, на кабана отправился, взял свой нож. Вернется – тогда поговорите. Только вряд ли вы от него добьетесь чего. Мадьяр зол, нем и нелюдим.

Отец Иеремия не представлял, как можно быть нелюдимее самого Ганса, но от одной мысли об этом содрогнулся внутри себя. Зачем этот неприятный человек ушел с ножом вслед за Иоганном и Мартином? Ганс говорил невозмутимо – может быть, такие походы были в порядке вещей у чужаков, а может, Ганс просто не осознаёт, что по округе разгуливает оголтелый бессовестный убийца и что мальчикам, возможно, угрожает опасность.

Отец Иеремия не на шутку взволновался, он собирался поговорить с чужаками, спросить их, кто где был сегодня в полдень. Но вместо этого с молитвой к Богородице на устах, мимо конюшни и хлева, мимо пустующей собачьей будки, поспешил к калитке.

– Осторожнее там! – крикнул ему один из чужаков. – Тут вокруг ловушки понатыканы. Попадетесь еще в какую, типун мне на язык.

Вот и забор. Но куда идти дальше? Священник не знал направления, в котором отправились юные искатели приключений, он растерянно посмотрел по сторонам и тут громко каркнула сидящая на ближайшем вязе ворона. Вслед ей ответила другая, через несколько секунд на отца Иеремию обрушился целый шквал требовательных надрывных звуков, большие птицы вылетали из кустов, а следом за ними – о счастье! – выскочили Иоганн с Мартином. Живые и здоровые, только до смерти перепуганные. Отец Иеремия не стал бранить племянника, так обрадовался его возвращению, но тут же поспешил к сараю за кузнецом.

– Мы на минутку вышли, – оправдывался, сопровождая его, Иоганн. – Время так быстро пролетело. Вы не думайте, дядя, мы не просто так гуляли, мы проводили расследование на местности.

Наконец телега могла отправиться в путь. Анна вышла проводить гостей, и они поехали обратно к кузнице.

– Вы чего-то испугались в холмах? – добродушно – ведь опасность миновала – спросил отец Иеремия. – Надеюсь, не призрака увидели?

– Призрак все больше к ночи является, когда темнеть начинает, – машинально обронил кузнец и дернул поводья. – Рано ему еще.

– А вы сами его видели?

Генрих недоуменно пожал плечами:

– Кто его знает – есть ли он, нет ли, я ни разу не видел, а у колодца Рэнгу он, говорят, появляется, ну, и в холмах… там даже чаще. Чужаки видели, и в деревне многие, почему я должен сомневаться?

Священник оживился:

– Вот мне интересно, а кто-нибудь знает, что нужно призраку? Ведь если он является людям, должна быть для этого какая-то причина. Неужели вы не хотели никогда разузнать, в чем тут дело?

– Я не любопытен, – сухо заметил кузнец. – Чем меньше лезешь в чужие дела, тем дольше живешь на этом свете. Анна считает, что призрак – это ее покойный муж. Боится дико. Что я мог сделать для нее – сделал: поставил вокруг хутора ловушки, капканы, собаку вместо убитой привез. Думаю, если не бояться, призрак не навредит. Человек бывает гораздо страшнее привидения.

– Это да, – охотно согласился священник.

– Не лучше ли не устраивать панику, а заниматься каждому своим делом? – укоризненно произнес кузнец.

Отец Иеремия покраснел до корней волос, это ведь была его обязанность – таким образом вразумлять невежественных, полных предрассудков, прихожан, но появление призрака, возможно, связано с убийствами, и, значит, ему следует разобраться во всём. И в этом вопросе тоже.

Лошадь доехала до глубокой вязкой лужи и понуро остановилась.

– Но! Но! – хлестнул кнутом Генрих, но лошадь стояла как вкопанная – так, словно перед ней расстилалась не лужа, а по меньшей мере море. Задумавшись и глядя вглубь леса печальными глазами, она прядала ушами и вовсе не собиралась трогаться дальше. – Но! Поехала! – снова гаркнул кузнец и уже хотел слезть с облучка, чтобы повести лошадь в поводу, но тут раздалось очередное громкоголосое карканье, на телегу налетела туча ворон, и лошадь, тяжело вздохнув, и выйдя из состояния глубокой задумчивости, потянула телегу вперед. В этот раз Иоганну было не так страшно проезжать топкое место, как по дороге к лесничихе – вероятно, на него подействовало добродушное спокойствие кузнеца.

– Мартин много раз видел призрака, – затараторил он, боясь, что дядя опять начнет задавать свои вопросы Генриху, а он не успеет высказаться. – А сегодня мы видели знаки. Рисунки на скалах. И еще был один знак – мы нашли отрубленные вороньи головы. Убийца не только людям головы отрезает, но и воронам.

– Топором? – хмыкнул кузнец. – Ну-ка, дружок, возьми там, под рогожей, топор, да попробуй им хоть одну из этих тварей зашибить.

Священник внимательно посмотрел на кузнеца. Он уже не раз думал об этом. И вправду – убить ворону налету топором не так уж просто, да еще вот так, чтобы голову ровно-ровно отрезать. Сколько, говорил Иоганн, он нашел вороньих обезглавленных трупов? Четырнадцать? Пятнадцать?

– Значит, убийца сначала ловит ворон, а потом отрубает им головы, – загорячился Иоганн. Он испугался, что его версия может быть сейчас отвергнута.

– Или их убили метательным оружием, – добавил кузнец, – кто-то, кто хорошо им владеет. Очень хорошо. Не хуже, чем я владею молотом и наковальней, – он задумался. – Я видел у графа Еремина книгу: в Австралии туземцы бросают изогнутые отточенные палки, их называют бумерангами. Такая палка вполне может снести вороне голову, если бросить ее со сноровкой. И в Индии местные воины бросают во врага круглые острые диски – их называют чакрами. Люди много придумали орудий, как убить себе подобного. Вот, скажем, топор. Полезная в хозяйстве вещь. Всегда можно дров нарубить. Так ведь нет, сразу найдется кто-то, кому придет в голову из этого сделать орудие убийства: секиру, лохабер, бердыш, алебарду, – кузнец осекся, и это не прошло мимо внимания отца Иеремии.

– Кстати, насчет алебарды, – тут же спросил он. – Для кого вы ее изготовили?

– Ох, Себастьян, ох, паршивец, – скрипнул в сердцах зубами кузнец. – Сколько раз говорил ему: никто не должен видеть мою работу, запирай дверь, если уходишь. А лучше – вообще ни шагу со двора.

– Если бы отец Себастьяна признал его сыном, он бы не ушел, уверяю вас, – мягко вступился за подмастерье священник. – А дверь он, наверное, забыл закрыть.

Кузнец немного помолчал, а потом хмыкнул:

– Хитрый вы, святой отец, хотите, чтобы я мальчишку запросто так сыном признал. А если я в этом не уверен, что он мой сын, если…

– … если так, можно было бы усыновить его, – закончил за Генриха отец Иеремия. – Ведь не чужой он все-таки, а при том сирота.

– И дверь он не запер не потому, что забыл! Он наверняка поджидал этого проходимца Альфонса Габриэля. Стоит мне уехать, как он сразу этого пройдоху кормить-поить начинает.

– Себастьян – добрый мальчик, – мельком заметил отец Иеремия.

– А кстати, – встрепенулся кузнец, – вы узнавали, где был бродяга во время убийства?

Священник задумался. Нину с Йоахимом он об этом не успел спросить, а надо бы… А что говорил учитель? Он сказал, что не помнит, когда появился бродяга, но когда обратил на него внимание, тот торчал за забором.

– Вряд ли однорукий бродяга справится с алебардой, – сказал отец Иеремия.

– Но кинуть бумеранг он мог?

– Стоп-стоп-стоп, – запротестовал отец Иеремия. – Это уже вовсе досужий вымысел. Алебарда была воткнута в горло Феликса. Его ударили два раза. Это факт. А бумеранги – это всего лишь ваше предположение.

– А может, вправду бумерангом? – взволнованно подскочил Иоганн. – Мы с Мартином пробовали, как можно ударить человека топором по горлу! Так вот – это очень-очень несподручно, дядя! Надо низко, почти пополам изогнуться и стоять при этом сбоку от того, кого хочешь ударить. И надо чтобы противник еще при этом держал шею открытой и не пытался сопротивляться. Но если тебя хотят ударить топором, пока размахиваются, ты не будешь стоять столбом, ты десять раз успеешь поднять руки, чтобы как-то защититься.

– Вы – что, баловались с топорами? – нахмурился отец Иеремия.

– Да нет! Это был «судебный эксперимент», – затараторил Иоганн, не забыв вставить почерпнутое из газеты модное выражение. – Мы палкой сражались. Вот давайте я вам покажу…

– Потом-потом, – отмахнулся священник. – Сейчас есть вопросы поважнее. Я все-таки хочу узнать, для кого Генрих делал алебарду.

– Я не могу разглашать тайну заказчика, – пробурчал кузнец. – Мой клиент никак не связан с убийством. И вот что я хочу сказать насчет удара по горлу. Такую рану алебардой можно нанести только лежащему человеку. И ваш племянник прав: лишь при отсутствии сопротивления. Значит, тот, кого убивают, должен быть без сознания.

– Или мертв? – подскочил Иоганн. – Феликса могли отравить, дождаться, когда он умрет и тогда убийца совершенно безопасно для себя мог ударить его алебардой. Чтобы замести следы!

– Ну, если человек мертв, то от удара топором не будет много крови, – уточнил кузнец.

Священник вспомнил залитую кровью рубашку Феликса и причитания доктора Филиппа.

– Много было крови, – сказал он. – Но все-таки, давайте вернемся к алебарде. Я не ошибусь, если предположу, что вы делали ее по заказу графа Еремина?

Генрих нахмурился, помолчал, а затем отрицательно мотнул головой:

– Нет! Граф Еремин тут ни при чем.

– Ну хорошо, – добродушно согласился отец Иеремия. – Тогда позвольте мне задать еще несколько вопросов. Кто знал о вашем отъезде, Генрих?

– Себастьян знал. А вроде, никто больше. Себастьян наверняка проговорился Альфонсу Габриэлю.

– А Феликс?

– Феликсу я говорил, да. Он заходил вечером насчет ограды узнать, вроде как отец до отъезда приказал ограду поправить. Но насколько я понимаю, вы ведь его не подозреваете в самоубийстве?

– Нет, конечно, нет! Но Феликс договорился с убийцей о встрече в кузнице. И убийца специально выманил Себастьяна. Мне не хочется думать на Рудольфа… Но Рудольф наверняка знал что-то важное, чему сам не придает особое значение. Феликс делился с ним всем, даже своими любовными секретами, наверняка и здесь без него не обошлось. Если Феликс сказал учителю о вашем отъезде, тот мог нечаянно проговориться об этом при встрече с убийцей.

– Или убийца мог услышать этот разговор, – добавил кузнец.

– Да, это так, – вздохнул отец Иеремия. – К Рудольфу каждый день наведывается Йоахим. По идее, он мог услышать.

– Зачем ему убивать Феликса? Мне вообще не хотелось бы плохо говорить про молочников, – насупил брови Генрих. – Мне дико неловко перед ними за крашеную свинью.

Вспомнив полосатую пиратку-хавронью, напугавшую его несколько часов назад, отец Иеремия с трудом погасил невольную улыбку.

– Нет, я не говорю, что Йоахим убийца, но если такой разговор между Феликсом и Рудольфом состоялся, он вполне мог его услышать и передать кому другому. Это надо все разузнать.

В это время телега подъехала к колодцу Рэнгу. В отличие от чужаков, кузнец не стал торопить лошадь, напротив, остановил ее, слез с облучка и пошел к колодцу напиться воды. Мрачное было это место. Заброшенное и жуткое. Иоганн, котором было немного не по себе, смотрел на Генриха с нескрываемым восхищением.

– Все боятся колодца Рэнгу, а вы нет! – такими словами он встретил вернувшегося к телеге Генриха. – Чужаки, как его увидели, так припустили во всю прыть.

– Кстати, откуда вы знаете чужаков? – спросил священник. – Ведь это вы их отправили на постой к Анне?

Генрих задумчиво пожевал губами.

– Я о них слышал еще в городе, – вспоминая, ответствовал он. – Говорили, что это безобидные чудаки, почитатели древнего местного языческого культа. Я вот всю жизнь в Рабеншлюхт живу, а ничего такого не слышал об этой Вороне-Матери. – на эти слова громким обиженным сварливым хрипом отозвалась взлетевшая с тропы ворона. – Только и осталось от этого культа – одно название у деревни. Да еще эти шкодлы всюду летают, – он хлестнул кнутом в сторону, где сидели на ветке, нахохлившись, несколько больших серых птиц. – А потом чужаки пришли ко мне. Им надо было идти в холмы, искать там что-то собирались, знаки какие-то. А мой дом в деревне – крайний к ним. Только Анна ближе, поскольку совсем в лесу живет. Я и подумал, что мне лишние люди – суета, ни к чему, а Анне – какой-никакой доход. И мужики при хозяйстве будут. А чтоб не шалили по бабской части – так я за этим слежу.

– Генрих, Анна говорила вам что-нибудь о бумагах мужа?