Текст книги "Его (ЛП)"

Автор книги: Обри Дарк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Моей навсегда.

– Пойдём со мной, котёнок, – попросил я, аккуратно её поворачивая. – У меня есть ещё один подарок для тебя.

Кэт.

Следуя за Габриелем по лестнице, я гадала, узнал ли он про лезвие. Меня бы не удивило, если бы на самом деле он просто меня дразнил. Да и вообще, как бы я смогла им воспользоваться? Если держать его неправильно или недостаточно крепко, то это всего лишь поранит его. И разозлит.

А я не хотела злить его. Мне приходилось видеть то, что он делал с людьми, которые его злили. Правда, будто он убивал только плохих людей, или нет, я подозревала, что он сумел бы найти предлог, чтобы убить девушку, ставшую свидетелем убийства, совершённого им.

Он вёл меня через дом. Каждый шаг я делала медленно, смакуя его. Здесь свет был ярким, и, хотя он обжигал мне глаза, я не могла нарадоваться. Слишком долго меня продержали в подвальной темноте. Возможно, если я позволю ему сделать со мной то, что ему хочется, он выпустит меня оттуда. Возможно…

Нет. Я бы не стала продавать себя за клетку получше. Скрепя сердце я продолжила подниматься по ступенькам следом за ним. Он впустил меня в ванную комнату, и я неспешно занялась делом. Выдавила зубную пасту на палец, воспользовавшись им, чтобы почистить зубы. Я не собиралась пользоваться зубной щёткой серийного убийцы, независимо от того, насколько ужасно пахло из моего рта.

Тем не менее, когда я отправилась на выход, он остановил меня и повернул обратно в комнату.

Он сел на край ванны и включил краны. Вода с паром полилась в гранитную бадью кремового цвета. Я же стояла в дверном проёме и наблюдала.

– Что ты делаешь? – наконец спросила я.

Гейб поднял на меня взгляд, будто удивляясь, что я всё ещё была здесь.

– Ты собираешься принять ванну, – сказал он. – Это твой второй подарок, котёнок.

Я едва ли не расплавилась изнутри. С тех пор, как я последний раз купалась, прошла почти неделя.

– Спасибо тебе, – произнесла я. Он остался. Впрочем, даже когда ванная наполнилась, он не сделал ни шага, чтобы уйти. – Ты останешься и будешь смотреть? – спросила у него, нахмурившись.

– Я помогу, – ответил он.

Из моего тела вырвалось всё дыхание, и я скрестила руки на груди.

– Я могу искупаться и сама.

– Ты собираешься мыться с этими повязками на обеих руках?

Я посмотрела вниз на уже начинавшие сползать грязные бинты.

– Возможно.

– Тебе нельзя мочить швы. Можешь заработать заражение, – он говорил это как само собой разумеющееся, словно это была самая обычная проблема с одним лишь решением.

– Я не…

– Что, котёнок?

– Я не хочу, чтобы ты видел меня голой, – ответила я, презирая прозвучавшую в собственном голосе робость.

– Это так плохо, да?

– Но…

– Нет, котёнок, – он встал рядом с ванной. – Помочь тебе раздеться?

– Нет! – почти прокричала я. Это было слишком рискованно, он мог обнаружить в моём лифчике лезвие. – Нет, я… Я сама.

Отвернувшись от него, я быстро разделась, стягивая лифчик так, чтобы не выдать хорошенько припрятанное лезвие. Во рту пересохло, когда я повернулась к нему совершенно голая. Мои щёки сильно покраснели, я чувствовала жар, исходящий от них. Мне было ненавистно обнажаться на полном свету.

Возможно, стоя перед серийным убийцей, глупо стесняться. Но я ничего не могла с собой поделать. Его глаза пронеслись по моему телу: по каждой жировой складке, по каждой шероховатости, которой тут не место, по моим волосатым ногам и по небритой… Ну, вы поняли. Я ждала, что он скажет, насколько отвратительной я была, ведь ему даже пришлось приказать мне принять ванну.

Вместо этого он облизнул губы.

– Ты… Невероятная, – произнёс он.

У меня отвисла челюсть. Я попыталась скрыть удивление, в то время как он протянул мне руку и помог залезть в ванну. Как только мои ноги коснулись воды, все другие мысли исчезли. Я скользнула вниз, позволив своему телу опуститься в восхитительно горячую воду. Пар облаком вздымался вокруг нас, отчего зеркало в комнате запотело.

Я прикрыла глаза. Мои ноги потёрлись друг о друга под водой.

Мне было так хорошо. Я почти забыла, где я и с кем. Однако, когда я открыла глаза, он пристально наблюдал за мной. И слегка закашлялся.

– Благодарю тебя за послушание, – проговорил он. – А теперь ещё одна сделка.

Ещё одна сделка. Моё сердце забилось чаще. Что он делал со мной? Я никогда не реагировала на парней так, как на него. Но от низкого рокота его голоса моё сердце так затрепетало, словно я была каким-то озабоченным подростком. Убеждённость в его голосе, то, как он двигался, с какой уверенностью говорил. И я не могла ничего поделать, разве что приложить все силы, какие только есть, чтобы попытаться и запихнуть чувства обратно.

– Ты позволишь помыть тебя, а взамен я наложу на все твои порезы новые повязки. Идёт?

– Да, – шепнула я.

Он взял мочалку и окунул её в горячую воду. Кусок мыла, который он подобрал, был одним из тех роскошных брусков ручной работы, походящих на разрезанную ванильную помадку. И пахло оно так же хорошо, даже слишком.

Когда Гейб прикоснулся мочалкой к моей спине, мои губы раскрылись. Я не могла сдержать облегчённого вздоха, когда на моих плечах закружила ткань, растирая кожу и выписывая долгие медленные круги.

– Хорошо, котёнок? – прошептал он.

Я согласно покачала головой. Послушно, как он и хотел. Вот какой я буду до тех пор, пока у меня не появится шанс.

Он помыл мою спину, а потом и шею, осторожничая у серебряной цепочки. По какой-то причине он не попросил снять её перед купанием. Должно быть, это было настоящее серебро.

Габриель безболезненно убрал бинты и осторожно задвигал руками вокруг порезов на моих руках. Несколько раз горячая вода побуждала вздрогнуть меня, когда мочалка слишком близко подбиралась к свежим порезам от оконного стекла. Я гадала, вынудили ли его мои раны задуматься о том, как я попыталась бежать.

Он развернул бинты на одной из моих рук, омывая вокруг. Его пальцы массировали мои один за другим, промывая тканью и щели между ними. Ощущение было столь чувственным, что мой пульс начал учащаться. Он помассировал пятку в своей ладони, прямо под глубоким порезом. Ткань помутнела от мыла с водой. А потом он остановился, всё ещё удерживая рукой моё запястье.

– На руках ты не порезала только запястья, – сообщил он.

Затем поднял их выше – на свет – и тогда я поняла, на что он смотрел. Страх превратил мою кровь в лёд. Я попыталась отстраниться, но не успела.

– Хотя они уже были порезаны когда-то, – произнёс он. – Тут есть шрамы. Вдоль обоих запястий.

Он взял мою руку и пробежался большим пальцем по белому шраму. Я внимательно наблюдала за ним, выискивая признаки гнева. Вместо этого, когда он поднял лицо вверх, его глаза наполнились слезами. Он сморгнул их, но не раньше, чем я увидела.

– Что это, котёнок? – спросил он.

Его голос разбил моё сердце – таким ласковым он был. Мне пришлось напомнить себе, что это был тот же самый человек, который воспользовался пилой, чтобы разрезать тело на своём кухонном столе.

Но этот человек отличался от того, которого я увидела через окно. Он был… Нежным. Несмотря на саму себя, я почувствовала, как моё сердце раскрывается.

– Я… Однажды я пыталась покончить с собой, – произнесла я.

– Когда?

– Когда мне было пятнадцать.

Он молчал, а я попыталась прочитать эмоции на его лице. Его глаза светились глубоким тёмно-серым отблеском в дымке горячей воды. Я не могла понять, о чём он думал. Он жалел меня? Был недоволен мной? Я отчаянно хотела понять, но, как только увидела, что он немножечко открылся, Гейб тут же отстранился и надел маску безразличия.

– Поэтому ты убежала? Потому что попыталась покончить с жизнью и не удалось?

Я резко вскинула голову.

– Откуда ты знаешь про мой побег?

– Откуда ты знаешь? – повторил он с лёгкой издёвкой. – Да ладно тебе, ты же работаешь в библиотеке. Я разузнал.

Я выдернула кисть из его руки, и он отпустил меня. Шрамы запульсировали, вспомнив тот день, когда я попыталась покончить с собой. Записка. Нож.

– Спасибо, что напомнил мне о моём провале, – сказала я.

– С треском. Ты куда более живая, чем большинство людей.

Подняв свои глаза к его, я встретила пустой взгляд. У меня не было ни малейшего понятия, о чём он говорил. Я не ощущала себя живой. Я была узницей. Хотя это и не прозвучало как оскорбление. Я сжала и разжала руку, пытаясь избавиться от фантомной боли.

– Ты знал о моей попытке самоубийства? – осведомилась я. – В смысле до этого?

– Они не держат учёт по делам несовершеннолетних в общедоступных файлах. Я всего лишь заметил шрамы.

Он вздрогнул, и я почувствовала себя смелее.

– Я порезала себя, – сообщила я. Не знаю почему, но мне хотелось, чтобы он знал все детали. Казалось, будто он этого не хочет, но мне было всё равно. – В ванной, чтобы потом было легче убрать.

– Видишь, поэтому я и не хотел оставлять тебя одну в ванной комнате, – плоско пошутил он. После он тут же посерьёзнел, а его ресницы опустились на щёки. Он придвинулся ко мне, скользнув мылом по моему плечу. Когда он перешёл на шею, моё дыхание перехватило. – Тебе было больно, котёнок?

Шрам снова запульсировал, и я затолкала чувства обратно. Он относился ко мне с добротой, чтобы манипулировать мной? Мне хотелось потянуться к нему, но я не хотела, чтобы он меня контролировал. Не так. Я сжала губы, прежде чем заговорить.

– Меньше, чем я думала, и я просто чувствовала… Что ускользаю.

– Да.

– Вот почему мне не так страшно. То есть умереть. Это было… Умиротворяюще, – улыбка растянула уголки его губ. – Что?

Он взглянул на меня, уронив руку:

– То, как я убиваю людей, не несёт для них умиротворение.

Я дёрнулась подальше от него, разбрызгивая воду за бортики ванны.

– Зачем ты так говоришь?

– Что говорю?

– Зачем ты сказал это мне? Ты не убьёшь меня спокойно? Или…

– Ох, я вообще тебя не убью, – произнёс он, приподняв брови, будто удивлённый моим выводом.

– Но ты убиваешь других. Пытаешь их.

Он грустно улыбнулся и выжал горячую воду на моё плечо. Мочалка казалась грубой на моей коже, и я захотела, чтобы его рука вернулась обратно, как бы сильно не ненавидела это желание.

– Я же говорил тебе, котёнок: те мужчины, которых я нахожу, – нехорошие. Мне необходимо убивать, и если кто и должен умирать, то хорошо, что это они.

Я опустила взгляд на запястья. Белый шрам почти светился на фоне раскрасневшейся от жаркого пара коже.

– Ты задумывался об этом? – тихо спросила я. – О самоубийстве?

– Убить себя? – он громко рассмеялся, и этот звук эхом отразился от плитки ванной. Это была такая странная реакция, но его смех вынудил меня рассмеяться вместе с ним, таким он заразительным был. – Боже, нет. Это ненормально.

– Ненормально?

– Я не осуждаю, – произнёс он, разводя руками. – Это просто ненормально.

Я с трудом моргнула. Его реакция застала меня врасплох.

– Не могу поверить: серийный убийца думает, что я ненормальная.

– Прими это как комплимент. Большинство людей такие же, как я: мы наслаждаемся жизнью. Ну, или, по крайней мере, не хотим, чтобы у нас её отобрали. Думаю, это редкость.

– Я не… Не…

– Не волнуйся, котёнок, – произнёс он, улыбаясь. – Но ответь на другой вопрос для меня, пожалуйста. Заключим сделку, если захочешь.

– Конечно, – ответила я, недоуменно качая головой.

Казалось безумным, что серийный убийца смеётся надо мной из-за попытки убить себя. Опять же, касательно этой ситуации не существовала ничего, что не являлось бы безумием.

– Скажи мне, котёнок, – проговорил он, всё ещё дерзко улыбаясь мне, – почему ты пыталась убить себя?

Гейб.

Её тело было восхитительным. От воды её кожа окрасилась в бледно-розовый, а щёки залились румянцем в белой дымке воды. Она послушно держала руки по обе стороны ванны, бинты же парили в нескольких дюймах от воды. Я всё время ждал, когда же её руки случайно соскользнут в воду, но они так и не сдвинулись с места.

Она в совершенстве контролировала своё тело. Я заметил это по тому, как она двигалась. Пальцами ног осторожно проверила воду и опустилась в неё, лишь убедившись, что та не обожжёт.

«Я бы не обжёг тебя, – хотелось мне сказать. – Я бы не причинил тебе боль».

Конечно, это было не совсем так.

– Почему ты пыталась убить себя?

Это был простой вопрос, но по её реакции я понял, что ей довольно долго не доводилось на него отвечать. Её пухлые розовые губы разомкнулись, каштановые волосы потемнели почти до самых чёрных корней, повлажневших от пота. К её шее прилипла прядь волос, и мне захотелось смахнуть её и оставить на том месте поцелуй.

– Мне надоело, – ответила она.

– Жизнь?

– Да, – слово соскользнуло с её губ, а взгляд стал пристальным, будто она наблюдала за тем, как они перемещаются. Я молчал. Мне хотелось послушать. Хотелось понять. – Я ненавидела своих родителей, – продолжила она. – Мой отчим был отвратительным, а мать не стала его останавливать, когда он…

Она махнула рукой, как будто мне было известно то, что скрывалось в этом пробеле: жестокое обращение, возможно, или какие-то эмоциональные переживания. Эмоции вынудили её замолчать, и она опустила взгляд. Она глядела на своё тело под чистой горячей водой? Или пыталась найти своё отражением там, между рябью?

Молчание нарушила одинокая капля, упавшая с крана в ванну. Она вскинула голову и продолжила, словно пробудившись:

– Мне ничего не нравилось… Вообще ничего. Мир был пустым, чёрным и белым, а не цветным, как ты говорил. В основном, чёрным.

– Чёрным?

Я подумал о тени, притаившейся у краёв моей жизни, сужая моё поле зрения до тех пор, пока мне не оставалось ничего другого, кроме как избавиться от неё.

– Ничего не было как раньше. Еда на вкус не походила на еду. Я бы съела яблоко, но осознание того, что я его ем, пришло бы только под конец. Я бы гуляла со своими друзьями, а они бы постоянно смеялись и были счастливы. Да и я бы тоже смеялась, потому что мне не хотелось, чтобы они узнали, что со мной творится что-то неладное. Но внутри не было ничего. Я представляла сердце в груди, но на его месте зияла лишь дыра.

Она посмотрела на меня с грустным блеском в глазах. Подняв руку, я вытер её щеку, столь же торжественно, как и священник. Не говоря ни слова. Это была её исповедь. Она сглотнула, рыская по моему лицу, как если бы я знал ответ.

– И мне стало любопытно.

– Любопытно? – я приподнял бровь, поощряя её.

– Увидеть, есть ли там что-нибудь ещё. Хоть что-то, что происходит после того, как… Этому миру настаёт конец.

Я опустил мочалку.

– И?

– И?

– Есть ли там что-то ещё?

Я понял, что затаил дыхание, задавая этот вопрос. Словно эта девушка, эта прекрасная молодая женщина, запертая в моей клетке, могла дать мне ответ на вопрос, на который, как я уже давно решил, нечего ответить. Прядь волос свободно развевалась, когда она покачала головой.

– На самом деле я не покончила с собой. Мои родители нашли меня прежде, чем я умерла.

– Но ты хоть что-нибудь видела? – я наклонился вперёд. Её глаза были глубокими бассейнами – я мог ей доверять. Нашла ли она истину где-то там, за пределами этого мира? На это я надеялся, этого боялся. – Ты была близко?

Кусая губу, она сморгнула слёзы. Мой пульс колотился, и я подумал, что она смогла бы услышать моё ожидание, заметив, как шумно билось моё сердце. Текли секунды. Я сжал мочалку в руке.

– Нет, – в итоге ответила она, удивлённо разглядывая эмоции на моём лице. – Нет. Ничего после этого.

Я отвернулся от неё, чтобы выдохнуть своё разочарование. Камень гранитной ванны был тёплым под моей рукой, походя на живое существо.

– Габриель? – позвала она.

Моё лицо замкнулось, когда я улыбнулся ей. Ничего больше. Я мог разговорить её, как, в принципе, и сделал, но не мог рисковать вывести на разговор себя.

– Ты напоминаешь мне одно стихотворение, – произнёс я. – Последние строчки. Хочешь их услышать?

Кивок. Она была смущена. Как и я.

– Падающие звёзды в твоих чёрных волосах

в ярком ореоле

стекаются туда,

так ровно и так скоро?

Позволь мне их омыть в этой чаше оловянной,

Блестящей и в щербинках, как луна.

Подняв бутылку шампуня, я выдавил немного на руку.

– Ну же, – подбодрил её. – Позволь мне омыть твои волосы.

Она прижала ноги к груди, отодвинувшись от меня. Я занёс воду над её головой, набрав её в сомкнутые ладони. Мои руки гладили её голову, массируя череп, спускаясь к трапециевидным мышцам. Шампунь сбился в белую пену на её темных волосах. Её плечи осели на кремовый гранит, в то время как я распределял шампунь по её волосам, а её кожа была куда более гладкой, чем любой полированный камень.

Когда я намылил ей волосы, она качнула голову в мою ладонь, и я поддержал её, как и тогда, когда она была на кухонном столе. Она начала мне доверять.

Изгиб, идущий от её шеи до плеча, был изящным. Я жаждал обвести пальцами всё её тело. Скоро, совсем скоро.

После такого разговора о тьме я не сразу осознал – лишь после того как промыл её волосы – что тень по краям моего видения отступила.

Глава 12.

Кэт.

Вода перестала испаряться. Длинные пальцы Гейба степенно, осторожно теребили узелки в моих волосах. Он гладко зачёсывал их назад горячей водой, и все мысли, проплывавшие у меня в голове, потихоньку вымывались вместе с остатками шампуня.

Моё самоубийство. Возникло ощущение, будто с тех пор прошла целая вечность. Как давно это было? Семь лет назад?

Я солгала Габриелю. Безусловно, мой отчим был жесток по отношению ко мне. Он избивал мою мать, а иногда и меня. Но онемение начало расползаться по моему телу задолго до этого.

Первой ушедшей эмоцией стала радость. Однажды она скрылась в неизвестном направлении, и, хотя я думала, что она вернётся, этого так и не произошло. Я пыталась разыскать её, но в один день прекратила поиски. Я забыла, каким было это чувство, или же причины, по которым искала его.

А после ушла печаль. Не осталось ни грусти, ни разочарования. Когда происходило что-то плохое, я заставляла себя хмуриться, словно меня заботило, что наша сборная по бейсболу проиграла или персонаж в фильме умер. Мне было всё равно, даже когда мои тесты стали возвращаться ко мне с провальными оценками.

Последним оказался гнев, за который я цеплялась всё это время, повышая голос на мать из-за явных недостатков отчима. Затем, когда меня покинул даже гнев и я осталась наедине с пустотой, барьер в моих мозгах не давал мне почувствовать хоть что-нибудь.

Как-то раз я прочитала, что существуют люди, которым не по силам ощутить боль на собственной шкуре. Они могли коснуться раскалённой плиты и ничего не почувствовать. Со мной же происходило что-то подобное, но это касалось всего. Дело было не в том, что чувства на самом деле исчезли. Нет. Они были похоронены так глубоко во мне, что я даже не пыталась думать о том, что может произойти, вернись они.

Печаль и счастье затонули в тканях моего тела. Спрятались под незримыми слоями кожи. Как завёрнутая пустая коробка, которую положили под рождественскую ёлку, лишь бы подразнить.

Разверни меня и найди пустоту.

Рука Габриеля спускалась по моей шее, вымывая на этот раз мочалкой каждый дюйм моей кожи. Здесь, в ловушке этого дома, в ловушке этой ванной, мои мысли не могли сосредоточиться ни на чём, кроме ощущений, рождавшихся от его рук на моём теле. Я не беспокоилась о необходимости набрать часы работы или накопить достаточно денег, чтобы погасить свои счета. Единственное, о чём мог думать мой разум, – это он.

И прости меня, Боже, мне было так хорошо.

Он был злом? Истинным злом? Или, может, добром, убивающим, как он утверждал, злых людей? Я не знала, да и моему телу было всё равно.

Его руки опустились ниже, минуя грудь, и я издала небольшой вздох, когда он задел мочалкой мой сосок. Гейб наклонился вперёд. Я слышала его дыхание рядом с ухом, видела его тёмные волосы, отражающиеся в ряби воды. Но он не проронил ни слова.

Нет, он не издал ни звука, за него это сделали его руки. Переложив мочалку из одной руки в другую, он своими пальцами придал моей груди чашевидную форму, скользнув вперёд и назад, позволяя весу качнуться в воде. После этого его палец порхнул выше, прослеживая круг вокруг моего уже эрегированного соска.

Он знал, что я чувствовала. Должен был знать. Моё дыхание стало поверхностным, и он уже делал подобное раньше на кухонном столе. Сейчас, правда, он был куда ласковее, а его ласки словно нежным ветерком порхали по моей коже. Набрав в другую ладонь воды, он поднёс её к моей ключице, туда, где на моей коже покоились серебряные сердца, и позволил горячей воде медленно стечь вниз.

Прежде я боролась с ним. Боролась с ремнями, удерживающими меня. Сейчас меня ничего не удерживало, но всё же я не боролась.

Что я могла сделать? Вы могли бы спросить об этом. Могли бы простить меня за то, что я сдалась. Я же ничего не могла сделать, ничего существенного. Но правда заключалась в том, что я потратила все свои последние силы на нашу беседу и больше не хотела бороться.

Нет, получилось так, что я больше не хотела бороться. Не тогда, когда он столь неспешно провёл мочалкой по моему соску. Когда легонько сжал грудь, вынуждая меня приглушённо застонать. Боль между ног, от которой я так и не избавилась, возросла, нарастая в горячей воде.

Услышав мой стон, он ткнулся носом мне в голову, прижимаясь губами к нижней части уха. Его руки скрестились на моей груди, крепко удерживая, пока он целовал мою шею чуть ниже уха, вновь вынуждая стонать.

Я таяла в этой ванной, таяла под напором его рук и тепла его дыхания на моей коже. Он ещё раз поцеловал меня, и его язык, вырвавшись, ласково пробежался по мочке моего уха, горячо и влажно скользя до тех пор, пока не накрыл губами мочку, посасывая и по-прежнему поглаживая языком полоску плоти между губ.

– О-ох.

В мыслях я уже придумывала объяснения, строила рассказ, который поведаю миру, как только сбегу отсюда.

Я бы сказала, что сумела заставить его довериться мне. Я хотела обмануть его своим мнимым влечением к нему. Это было бы хорошей историей, да и я, возможно, могла бы сама в неё поверить позднее.

Впрочем, если бы мне пришлось стоять перед Богом, я бы не смогла солгать: я дико хотела его, хотела его язык во многих других местах, не только на ухе. Хотела внутри себя его, этого убийцу, этого похитителя, этого монстра. Я хотела всё, что он мог мне предложить, и даже больше.

Об этом я бы тоже солгала: когда его рука скользнула между моих бёдер, я раздвинула ноги, открывая ему доступ, выгнула спину и снова застонала, в то время как его пальцы нашли меня и двинулись ещё ниже, изгибаясь, оказывая идеальное давление на то местечко, где я так нуждалась в освобождении.

Напряжение лизнуло мои нервы, когда его рот опустился на мою ключицу, облизывая, посасывая, выдыхая на мою шею то горячим воздухом, то холодным. Два его пальца скользнули в моё тело, и я захныкала вместе с тем, как он задел зубами моё плечо. Его губы были мягкими, лакомыми и грешными, ох, какими же грешными.

Он застонал вместе со мной, когда его пальцы толкнулись глубже, а затем обратно. Его дыхание состязалось с моим собственным. Моим выбором было поцеловать этого мужчину, и я ошиблась, а наказанием моим стала боль, которую он отправил пробежаться по моим конечностям кончиками своих пальцев. Он прижимался ими к тому местечку, где боль всё возрастала и возрастала, но никак не взрывалась, нет, потому что каждый раз, когда я оказывалась близко, он отступал, оставляя меня изгибаться в его руках, будучи не в силах найти освобождение.

Он поцеловал краешек моей челюсти, пальцами обрабатывая меня. Давление во мне всё возрастало и возрастало, походя на жар, растягивающий воздушный шар. Я была на пределе, нервы вибрировали чистым желанием. Боже, я никогда не признаюсь в этом позже, однако желанию, разрывавшему меня, было неважно, кто тот мужчина, который зарождал во мне это желание к себе, его не беспокоило, был он прав или виноват. Я жаждала только освобождения. Давление было столь сильным. Невероятно сильным.

Мои бёдра взбрыкнули напротив его руки, расплёскивая воду за бортики ванной. И вдруг он исчез. Я задохнулась, когда его рука отпрянула от меня. В одну секунду его ладонь была тут, а в следующую – нет, и моё тело осталось таким пустым, таким открытым. Я ухватилась за его руку, но он уже выбрался на поверхность.

– Что… Почему… – я запнулась.

Он спокойно поднял на меня взгляд, и протесты в моём горле погасли. Кто я такая, чтобы требовать у него удовлетворения? Чувство вины затопило моё тело, и щекам стало жарко, куда жарче, чем уже остывающая вода в ванне. Мы уже достаточно долго были в ванной комнате, потому и пена от шампуня успела раствориться в воде.

– Почему ты это сделала? – спросил он.

– Что?

– Почему ты пыталась убить себя?

Я сдержала себя от тысячи ответов. Он уже получил один от меня, но, судя по всему, не тот, который хотел.

– Какая разница?

– Я так привык к людям, которые умоляют меня позволить им жить. Интересно посмотреть, как ты отталкиваешься в другую сторону. Ведь ты хочешь умереть.

– Нет, – выдавила я. На глаза навернулись слёзы: вероятно, от боли, всё ещё мучившей моё тело, чем от каких-либо эмоций. Мне нужно было освобождение, и я собиралась его получить, но чёрт подери, если я начну его умолять. – Больше не хочу.

– Что изменилось, котёнок? – его голос был мягким, сочувствующим, и если бы я не знала его настоящего, то полюбила бы столь же сильно, как и возненавидела за то, что он подвёл меня к грани и оставил там.

– Смерть мне не поможет, – сказала я горько. – Я решила остаться и жить. Я собиралась уйти из семьи. Собиралась отправиться в колледж. Получить хорошую работу. Хорошую жизнь. Конечно, всё это было до того, как серийный убийца пытал меня, заперев в подвале.

– Едва ли пытал. Ты льстишь мне.

Я уставилась на него, разинув рот.

– Ты связал меня…

– И что? Почти подвёл тебя к самому лучшему в твоей жизни оргазму? Ничего себе пытки. Не позволил тебе кончить? Давай сейчас, котёнок. Не искушай меня показать тебе, что такое настоящая пытка.

Я захлопнула рот. У меня не было сомнений, что ему известно, как пытать. Ведь он пытал того профессора несколько дней, прежде чем убить. Разум снова нарисовал тело на столе, разрезы, и в моём горле поднялась желчь. Как я могла позволить этому монстру трогать меня вот так?

– Я бы не пытался убить себя снова, а ты?

– Возможно, – уколола я в ответ. – Как долго ты намерен удерживать меня в плену?

– Ты не пленница, ты покусилась на мою частную собственность. И упала в лесную яму. Ты, скорее всего, уже не выберешься. Это неплохо. Это всего лишь жизнь.

– Жизнь в клетке – это не жизнь.

– Ты смешиваешь свои метафоры, котёнок.

– Я тебе не котёнок, – выплюнула я. – Ты можешь одеть, покормить, искупать меня, как питомца, но я никогда не стану твоим домашним животным.

Он протянул мне полотенце, и я схватила его, быстро оборачивая им своё тело. Ноги тряслись из-за боли между бёдер, пока я стояла.

Он усмехнулся.

– Хорошо, что твои запястья не поранились, котёнок.

– Почему?

– Мы не вернёмся в подвал.

Гейб.

Она шустро вытерлась, после чего закуталась в полотенце, повязав его под подмышками. Её тело было прекрасным, прекрасными были изгибы под махровой тканью. Я облизнул губы, подумав о том, какой бы она была на вкус.

– Ты убьёшь меня? – спросила она.

Её голос дрожал, но в нём всё ещё присутствовал намёк на желание, как бы она не пыталась его скрыть.

– Ты продолжаешь об этом спрашивать. Так ли это важно?

– Конечно, важно.

– Всё это время в ванной ты говорила, что жизнь не имеет значения. Говорила, какая она бесполезная.

Она прикусила губу. О, мой Бог. Я бы поцеловал её туда. Мне тоже хотелось укусить её за губу.

– Я не хочу умирать.

– А я не хочу убивать тебя, котёнок, – ответил я, по-доброму улыбаясь, ну, или надеялся, что по-доброму. – Веди себя хорошо, тогда мне и не придётся.

Глава 13.

Кэт.

Сделает ли он это? Убьёт ли меня? Когда я поднялась из ванны, меня настигло головокружение, а высокая температура затуманила мой разум.

Его рука сжала моё запястье, и я безвольно последовала за ним, когда он повёл меня обратно в спальню. Мои глаза задержались на лифчике, лежащем на полу ванной комнаты. Если бы я только воспользовалась лезвием, когда мне представился шанс. «Я не повторю эту ошибку», – решила я. Мне оставалось лишь надеяться, что шанс ещё появится.

Расставшись со мной у кровати, он открыл свой шкаф и вытащил оттуда охапку одежды. Там, должно быть, было полтора десятка самых разных платьев и такое же количество шёлкового белья.

– Вот, – сказал он. – Примерь что-нибудь.

– Ты достал это для меня?

Мои пальцы погладили ткань лежащего сверху платья. Атласного платья, выглядящего куда дороже, чем моя бывшая машина. По всему лифу сверкал бисер. На вид платье было моего размера. Он купил их все специально для меня? Этого не может быть. Однако он взглянул на меня с таким блеском в глазах. Обнадёживая. Из-за чего я почувствовала себя отвратительно.

– Я хочу, чтобы сегодня ты надела что-нибудь милое, – произнёс он. – Что-нибудь такое же красивое, как и ты.

– Я некрасивая, – пробормотала я.

– Ты очень красивая, – сказал он бесстрастно, будто исправляя меня касательно какого-то факта.

– Что ты хочешь, чтобы я надела? – поинтересовалась я.

– Мне неизвестно, какой цвет тебе нравится, – ответил он. – Поэтому я взял несколько.

Ну, конечно.

Второе платье оказалось ярко-красным, на ощупь ещё шелковистее, чем первое. А их тут лежала целая куча.

– Я… Я не знаю.

Он меня совсем запутал.

Сначала угрожает меня убить на одном дыхании, а затем преподносит это, и что же дальше? Он так меня принаряжает, чтобы покрошить на кусочки? В этом не было абсолютно никакого смысла. Но, с другой стороны, никто не делал для меня того, что делал он.

– Вот это, – произнёс он, вытаскивая длинное зелёное платье без бретелек. Ткань была тонкой и проскальзывала сквозь пальцы, когда он положил мне его на руки вместе с вешалкой чёрного шёлкового белья. – И это.

– Я… Спасибо тебе, – пролепетала я.

– Давай, примерь их, – поторопил он.

Я прошагала обратно в ванную и закрыла за собой дверь, запираясь на замок. Я выдохнула.

Сейчас. Вот он, мой шанс. Я схватила свои старые трусики и лифчик и вытащила лезвие из потайного местечка, уложив на столик. Я могла бы попытаться убить его сейчас. Момента лучше и не придумаешь. Он ведь отвлечётся.

Я натянула на себя бельё. Лифчик оказался меньшего размера в обхвате, чем мой обычный, а вот чашечки оказались на пол размера больше. На удивление, подошёл он мне больше, чем мой обычный лифчик. Трясущимися пальцами я заправила лезвие внутрь платья. Я не стала разрезать ткань, чтобы спрятать его там. Если я намеревалась сделать это, мне нужен был лёгкий доступ к моему орудию.

Моё орудие. Иисус. Я на самом деле намеревалась это сделать.