Текст книги "Братство убийц. Звездная крепость"

Автор книги: Норман Ричард Спинрад

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

11

Роберт Чинг в полном одиночестве сидел за каменным столом в Зале Собраний.

Сегодняшний день должен был подвести итог всей его жизни, он стал апогеем всей его жизни, всей его карьеры Главного Агента – а он не делал различия между своей жизнью и своей карьерой. Это был тот самый момент, который он не мог разделить ни с кем…

Итак, три человека, судьба которых полностью зависела от личности, которая им самим представлялась неразрешимо загадочной. Три человека, ждущие своей смерти с минуты на минуту. Однако никто из них не умрет, если только сам не захочет. Для двоих спасение, а для третьего – судьба, худшая, чем сама смерть. Во всяком случае значительно более хаотичная судьба, чем простое возвращение в ничто…

В самом деле события ускоряли свой ход как будто для того, чтобы подготовить развязку драмы, начавшейся века назад. Менее чем за месяц “Прометей” будет готов к полету. А Гегемония почувствует возникновение Факторов Случайности в таком ритме, какого она еще не знала.

Лиги больше не было. И отныне Совет Гегемонии будет вынужден признавать руку Братства в любом событии, способном поколебать его порядок. Разница станет значительной: ведь теперь Гегемонии придется столкнуться с организацией не наивных конспираторов-идеалистов, которыми она манипулировала как хотела, а с таинственной силой, действия которой нелегко предвидеть, в намерения которой невозможно проникнуть.

Что же касается изменения в Совете Гегемонии, то они могли только усилить Социальную Энтропию. Такой оппортунист, как Торренс, окажется более гибким, чем Кустов, – что не помешает ему, в случае необходимости, быть еще более свирепым. Когда “Прометей” взорвет замкнутый мир Гегемонии, устремившись в бесконечность Хаоса, Торренс – в отличие от Кустова – предпочтет извлечь выгоду из этого, чем напрасно противиться неизбежному. На этой стадии операции лучше было бы иметь дело с оппортунистом, чем с таким фанатиком, как Кустов… Особенно, если упомянутый фанатик становился настоящим дамокловым мечом. И в самом деле, живой Кустов мог по-своему служить интересам Хаоса…

Жужжание интерфона прервало размышления Чинга. Он нажал клавишу:

– Слушаю.

– Пленники здесь, Главный Агент.

– Впустите их. Одних. Но пусть стража будет рядом и готова вмешаться.

Через несколько секунд дверь открылась и несколько внушительного сложения Братьев ввели Джонсона, Горова и Кустова. Роберт Чинг внимательно обвел взглядом лица трех мужчин, которые нерешительно продвигались в его сторону.

Борис Джонсон казался заинтригованным, скорее сдержанным, но без всякой враждебной предвзятости. Он выглядел как человек, покончивший со своими иллюзиями, который с определенным любопытством ждет, когда ему предложат что-нибудь взамен. Может быть даже с определенным шансом готовности к этому. Это поведение, если и не вызывало восхищения у Чинга, то производило на него приятное впечатление.

Мысли, волновавшие Кустова, ясно читались у него на лице. Он явно испытывал страх, но в глазах его читались одновременно ненависть и презрение, которые испытывает фанатик к фанатику, который служит другой идее, против его собственной.

Напротив, лицо Горова было совершенно бесстрастным. Подтверждались слухи, что это был не человек, а скорее живой робот, думающая машина, личность, которую оживляла только жажда познания. Однако, несмотря на неприязнь, которую ему внушал Горов, Чинг чувствовал определенное сходство характеров с этим человеком. Ведь, невзирая на все то, что их разделяло, у обоих была способность восхищаться снова и снова чудесами окружавшего их мира. И Чинг знал, что из этих троих именно Горов был лучше всех готов воспринять смысл слов, которые Чинг собирался сейчас произнести.

– Добро пожаловать в генштаб Братства Убийц, – произнес он торжественно. – Садитесь, господа.

Не колеблясь, Борис Джонсон тотчас же уселся напротив Чинга, и его взгляд так и застыл на лице Главного Агента. Чинг должен был признать, что таких людей, как Джонсон, Гегемонии удавалось воспитывать лучше всего: скрытые бунтовщики, непримиримые оппозиционеры, которые были способны на удивительную приспособляемость, когда требовали обстоятельства.

Поколебавшись минуту, Горов уселся рядом с Джонсоном. Владимир Кустов же остался стоять, вызывающе смотря прямо в глаза Чингу.

– Ну, господин Кустов! – обратился к нему Чинг укоризненно-покровительственным тоном. – Вы же не станете вынуждать призвать стражу. Вы же понимаете, что мне неудобно, когда кто-то стоит, в то время как я сам сижу. Я прихожу в ужас от ненужного насилия…

– Вы… вы… – пробормотал Кустов, почти упав в кресло, – вы приходите в ужас от насилия! Вы, который руководит бандой безумцев! Убийц! Садистов! Опасных фанатиков!

– Я имел в виду ненужное насилие, – поправил его спокойно Чинг. – Но получилось так, что в условиях жизни, созданной Гегемонией, даже самый миролюбивый человек вынужден обратиться к насилию, чтобы заставить услышать свой голос.

– Так Аркадий говорил правду! – воскликнул Джонсон. – Вы в самом деле противники Гегемонии! Но почему тогда мешали нам? Вы же знали, что мы, как и вы боремся против Гегемонии.

Чинг не очень-то твердо знал, что отвечать. Как объяснить такому человеку, что своими заговорами он постоянно вредил тому самому делу, которому, как он думал, служит.

Он все-таки попробовал навести его на мысль:

– Вы когда-нибудь слышали о Законе Социальной Энтропии?

Джонсон вытаращил плаза.

Чинг вздохнул. Конечно, нет. Да и откуда?

– По крайней мере, имя Грегора Марковица говорит вам хоть что-нибудь?

– Пророк века Религий? – пробормотал Джонсон застенчиво. – Ходят слухи, что вы его последователи, что вы принимаете решения, глядя на внутренности животных, причем консультируетесь по кодексу, называемому “Библией”.

Чинг расхохотался.

– Внутренности животных! Библия! Мой бедный друг, я и не знал, что Гегемония воспитывала вас в таком темном невежестве! Но мы не Авгуры, а Марковиц никогда не объявлял себя пророком. Такие люди называли себя социологами, и “Теория Социальной Энтропии” не сборник пророчеств, а научный труд. Уверяю вас, что в основе всех моих действий безупречная логика. А кажутся они нелогичными только тому, кто не знает, что логика – это Случай.

– Я не понимаю, – сдавался Джонсон. – Мне это кажется противоречивым.

– Да я знаю. Порядок логичен, а Хаос нет. Те, кто служат Порядку – реалисты, а кто Хаосу – религиозные фанатики. Однако вдумайтесь в Положения Закона Социальной Энтропии. Разрешите мне изложить его в доступных выражениях. Мир физики в общем стремится к все возрастающей неорганизованной материи – к постоянному разложению материи. Именно это мы и имеем в виду, говоря о Хаосе или об энтропии. Но точно также обстоит дело в области человеческой культуры. Нужно потратить немало энергии, чтобы остановить в пространстве и времени склонность к энтропии в области материи. Тот же феномен наблюдается в случае человеческого общества – Социальная Энтропия. Чем больше данное общество упорядочено – тем больше требуется Социальной Энергии, чтобы поддерживать противоестественный порядок. А где взять эту Социальную Энергию? А просто-напросто организовать общество так, что оно будет производить ее. Что требует еще большего порядка. Теперь вы понимаете в чем парадокс?

Выражение лица Джонсона передавало усилие, которое он делал, чтобы понять.

– Обратитесь к вашему же опыту, – продолжал Чинг. – Гегемония является неестественным образованием, которое противопоставляет себя полностью хаотичной природе вселенной. Демократическая Лига попыталась свергнуть этот Порядок вполне определенным способом. Попытка заранее обречена на неудачу, так как Гегемония более организована, чем Лига, и вам неоткуда взять Социальной Энергии, чтобы ее порядок заменить своим. В самом деле, своими действиями Лига способствовала консолидации вражеских сил, среди которых имелись определенные противоречия, в частности в верхушке Гегемонии. Лига преобразовывала Факторы Случайности в Факторы Предвидимые и таким образом способствовала усилению порядка, который хотела свергнуть. А что касается нас, то наоборот, действуя методом случайности, мы обязательно должны были добиться конечного успеха, потому что мы боролись, используя теорию Хаоса, следуя естественному развитию Вселенной.

– Довольно глупостей! – воскликнул Кустов. – Убейте нас – и покончим с этим! Незачем учить дурацким рассуждениям…

– Убить вас? – улыбнулся Чинг. – Это было бы слишком логично. Вы враг, а врага надо нейтрализовать. Это как раз то, что вы бы сделали на моем месте, не так ли? Но вы представитель Порядка, а я – Хаоса. Поэтому мне кажется, что в данной ситуации вас надо пощадить…

С загадочной улыбкой он следил за реакцией своих собеседников. На лице Кустова можно было прочесть надежду, ничем не прикрытое презрение, а также лихорадочное обдумывание возможных вариантов и проектов. Выражение лица Джонсона выдавало абсолютное непонимание происходящего. И только Горов оставался безмятежным, как будто он ожидал именно такого развития событий. Чинг подумал, что он правильно сделал, выведя его из Совета Гегемонии, этот человек наряду с ненасытной жаждой знаний, также стремился бы к безграничной власти… В самом деле, Горов в качестве Главного Координатора был бы грозным соперником!

– Естественно, – продолжал Чинг, по-прежнему обращаясь к Кустову, – я попрошу вас еще некоторое время остаться моим гостем на другой базе Братства. По истечении шести месяцев вас отпустят. Ваше неожиданное появление вызовет у Джека Торренса реакцию… Реакцию довольно хаотичную! – Кустов побледнел.

– Вы не можете так поступить со мной! Совет подумает, что я сотрудничал с вами! Торренс уже неоднократно намекал на это. Они… казнят меня!

– Может быть, – отвечал Чинг. – А может нет. Ведь мы позволили Торренсу захватить власть, поэтому мне кажется справедливым сохранить вам жизнь: вы можете сказать Совету, что казнь экс-Координатора может нанести урон интересам Гегемонии, – особенно, если пойдут слухи, что этот Координатор всегда был агентом Братства. Ведь тогда придется признать могущество Братства. И даже сам факт вашего устранения из Совета тоже был бы ошибкой по тем же соображениям: очень трудно было бы дать удовлетворительные ответы на все вопросы, которые станут задавать себе Опекаемые.

Я уверен, что с вашими талантами вы без особого труда сумеете выдержать наскоки Совета и со временем снова претендовать на пост Координатора…

Чинг нажал кнопку.

– Стража может увести господина Кустова.

Через несколько секунд дверь отворилась и стражники вошли в зал. Чинг посмотрел вслед Кустову с чувством полного удовлетворения. Социальная Энтропия значительно усиливалась: пока Торренс будет исполнять обязанности Координатора, Кустов станет очагом оппозиции в Совете. Возникнет новый источник междоусобиц. И задолго до того, как Кустову удастся восстановиться, “Прометей” вернется, доставив ощутимые доказательства того, что Галактика является необъятным скоплением цивилизаций, каждое из которых уникально в своем роде: а это открытие чревато такими революционными потрясениями, что невозможно будет отрицать его, или долго скрывать. Гегемония развалится и дадут плоды многовековые старания и Факторы Случайности. И царство Хаоса будет увековечено!

Когда дверь затворилась за спиной свергнутого Координатора, Константин Горов раскрыл рот:

– Так я не ошибался. Действия Братства, с виду лишенные смысла, были составной частью общего плана, предусматривавшего воплощение в жизнь идей Марковица. Идей, интересных, которые однако содержат определенное количество скрытых пороков, обрекающих ваши попытки на провал.

– Смотрите-ка, – сказал Чинг с удивлением. – Объясните же, Горов, почему так. Я не сомневаюсь, что человеку вашего ума вполне под силу выявить все пробелы какой-либо теории, вот уже три столетия ежедневно подтверждаемые фактами реальной действительности…

– Безусловно, – подтвердил Горов, без смущения. – Видите ли, основным пороком теории является ее увлечение универсальностью и бесконечностью, которыми проникнуты все идеи Марковица. Если говорить абстрактно, то я готов признать, что такая замкнутая система как Гегемония, в конце концов должна отступить перед Факторами Случайности по мере того, как Порядок стремится к абсолютизму. И все это в течение длительного времени – очень длительного. Но мы имеем дело с конкретными событиями, а не с абстракциями. Да, если рассматривать бесконечно длительный отрезок времени – Гегемония обречена. Как это бывает со всеми формациями и в той мере, что однажды наступит конец всего человечества. Однако, время является фактором, работающим против нас, который Теория Социальной Энтропии отказывается принимать во внимание. Ваша стратегия может увенчаться успехом, если впереди вечность. Но это не так. Человеческая раса, как и другая угаснет, как только Солнце остынет. И угаснуть она может задолго до этого по причинам, которые мы не можем предвидеть. И угасание произойдет задолго до того, как вы свергнете Гегемонию, так как она будет скоро контролировать все – всю Солнечную систему, все места, где живет человек. Система будет замкнутой. И такая система будет хуже переносить появление Факторов Случайности, также справедливо и то, что будет труднее внедрять такие факторы. И господство Гегемонии будет продолжаться еще миллионы лет, пока не угаснет вся человеческая раса. И вы сами видите это, вы не единственные, кто думает, исходя из этого – и именно в этом заключается основной недостаток вашей стратегии.

Чинг не мог избавиться от чувства восхищения: Горов только что коснулся проблемы, которая в течение веков волновала самые великие умы Братства – до тех пор, пока не увенчался успехом проект “Прометей”. И снова он поздравил себя с тем, что похитил этого человека из вражеского лагеря: может быть, в силу обстоятельств, удастся привлечь его к сотрудничеству.

– Вы не разочаровали меня, Горов, – сказал Чинг. – Вы только что сделали блестящий анализ замкнутой социальной системы, который произвел бы впечатление на самого Марковица. Но только при условии, что Человек будет обречен на вечное пребывание в этой системе. Однако подумайте о Галактике, о миллионах Галактик, из которых состоит Вселенная. Ведь она бесконечна, значит и открыта для всех. В таком случае упорядоченная песчинка, как Гегемония, не может надеяться на долгое существование.

– Вы сворачиваете в сторону! – запротестовал Горов. – Мы оперируем фактами, а не вымыслами. Мы говорим о колыбели человечества, о Солнечной системе, а не о гипотетически достижимой бесконечности.

– Вот мы и подошли к самому главному, – сказал Чинг. – Но почему вы думаете, что человек обречен на вечное прозябание в рамках Солнечной системы, и его раса – на исчезновение в результате охлаждения Солнца? Почему человечеству не разбить раковину, в которой оно до сих пор вело эмбриональную жизнь?

Чинг заметил, что выражение лиц Горова и Джонсона стало задумчивым.

– Мне кажется, – продолжал он, – что теперь самое время показать вам нечто, что коренным образом изменит ваши взгляды, как это было со мной… и это точно так же изменит отношение к этой проблеме всей человеческой расы. – Он повернулся к итерфону.

– Подготовьте демонстрационный зал.

Находясь под впечатлением от только что услышанного, Джонсон направился вслед за Горовым, Чингом и четырьмя стражниками по коридору. Он смутно чувствовал, что получит ключ к тайне, ответ на вопросы, которые даже до сих пор не смог сформулировать. Он был уверен, что Чинг имел в виду самое главное – и теперь вел их за собой, чтобы подтвердить наглядно… Шагая по коридору, он почувствовал, что как будто яркий луч осветил все до этого момента загадочное. Всю жизнь он ненавидел Гегемонию, будучи не в состоянии объяснить причины ненависти. Его постоянно вдохновляло неистребимое желание сражаться с врагом, однако он не задавался мыслью о целях своих действий.

Но ему только что дали понять, что другие люди разделяли его взгляды – люди, которые имели доступ к забытой, отброшенной мудрости прошедших веков. Люди, разбиравшиеся в особенностях своего противника, которые знали способы, с помощью которых они могли причинить ему зло, и главное – у них было определенное мнение о судьбах человечества, мнение о невероятно отдаленном периоде развития, в котором даже свержение Гегемонии было уже пройденным этапом…

Вот чего не хватало Лиги: ей было вполне достаточно быть против чего-то. Она ничего не могла предложить взамен. Сама Демократия воспринималась как отсутствие Гегемонии, а не утверждение какого-либо проекта.

А у Братства было нечто такое, что оно называло “Хаос” – понятие, которое было трудно воспринять в силу необъятности открываемой им реальности.

Итак, вся группа вошла в лифт, который бесшумно заскользил вниз. Через несколько минут они шли по узкому коридору, который уперся прямо в дверь, ведущую в скалистую стену. Все это время Джонсон не сводил глаз с Чинга. Он думал, что перед ним необыкновенный человек, который мог объять взором всю глобальность проблемы Вселенной. Он начал понимать, откуда взялось почти религиозное поклонение этому человеку Дунтовым: не каждый мог разобраться в сущности Хаоса, а Роберту Чингу это удалось. Нельзя было осуждать человека, лишенного этой возможности, который так слепо поклонялся этому самому Чингу…

Они очутились в зале, на одной из стен которого висел экран, напротив был установлен проектор. Чинг пригласил всех садиться, сам сел рядом с оператором, и не говоря ни слова, кивнул ему.

Экран осветился.

Джонсон увидел темное небо, усеянное звездами. Затем одна из них начала скачкообразно увеличиваться, превращаясь в более широкий диск…

– То, что вы сейчас видите – это монтаж фильмов, снятых автоматическим межзвездным зондом.

Джонсон расслышал удивленное восклицание Горова:

– Межзвездные полеты… Сверхсветовая скорость. Невероятно! Только Шнеевайс мог бы… Но он покончил с собой, когда несмотря на мое противоположное мнение, Совет лишил его возможности продолжать исследования… Скажите, он действительно мертв?

– Каково ваше мнение обо всем этом? – спросил Чинг.

Горов безмолвно следил за изображениями. Теперь были видны континенты, растительность, обработанные участки поверхности. Затаив дыхание, Джонсон тоже следил за всем этим. Что он мог сказать? Он чувствовал себя абсолютно подавленным. Перед его глазами разворачивалось важное событие, которое переживало человечество. Ведь перед ним открывалась возможность отправиться к звездам! Новая солнечная система, может много солнечных систем… И это была настоящая свобода, и не какая-то химера!

Он еле удержался от восклицания, заметив большой город, затем странной формы космический корабль… Потом экран погас. Фильм закончился.

– Вы все видели, – сказал Роберт Чинг. – Теперь вы знаете: человек не одинок во Вселенной. Эта пленка была заснята на планете, принадлежащей к системе Синюс 61, очень близкой к нашей – по межгалактическим стандартам. Это первая из исследованных нами. Подумайте только. Если уже с первой попытки нам удается найти цивилизацию, сколько же их должно быть в нашей Галактике? Миллионы? Биллионы? А сколько необитаемых планет, которые можно заселить? Что же произойдет в таком случае с вашей системой, Горов? Может ли Гегемония мечтать о распространении своего могущества на всю Галактику?

– Нет… – пробормотал Горов. – Я признаю, что вы правы, учитывая эти новые условия… Если зона распространения жизни потенциально безгранична, Гегемония обречена – и я не стану облачаться в траур по этому поводу, так как это было бы бесполезно в социальном смысле…

– После всего, что вы видели, остаетесь ли вы приверженцем Гегемонии? Я хотел бы ожидать большего от человека вашего ума.

– Вы не поняли меня, – отвечал Горов. – Я никогда не был приверженцем Гегемонии как таковой. Новые условия вызывают новые отношения. Но безумцы Совета никогда не пойдут на это. Я стремлюсь к истине и социальной устойчивости, которые в конкретных условиях лучше всего гарантируют интересы общества. До сих пор Порядок Гегемонии больше всего соответствовал этой схеме. Однако, когда условия меняются, логический ум пересматривает свое отношение. Единственное, о чем я сожалею, это то, что Гегемония никогда не признавала факт межзвездных полетов. Это настоящий идиотизм. Мы могли бы узнать столько нового…

– Вы забываете, что Гегемония не является единственной организацией, способной строить корабли. Проект “Прометей”, являющийся плодом трехсотлетней деятельности Братства, почти завершен. И этот проект…

– Межзвездные корабли! – воскликнул Джонсон. – Корабль, который мы видели, когда прибыли сюда, не так ли?

– Да, – отвечал Чинг. – Менее чем через месяц “Прометей” полетит к Синюсу 61. И после его возвращения ход истории человечества коренным образом изменится – к лучшему или к худшему. Эра Гегемонии закончится. Подумайте только. Когда новость распространится, а Братство позаботится об этом – Торренсу придется выбирать: или строить корабли для межзвездных полетов, или попытаться преградить путь к звездам. И если Торренс выберет один из вариантов, то Кустов выберет другой. К тому же вы знаете, за нашим зондом при возвращении следовала чужая беспилотная ракета. Ясно, что обитатели этой планеты тоже скоро предпримут межзвездный полет. Если человек не придет к звездам, то они придут и нему. Галактика откроется человеку, что вызовет падение Гегемонии. Свобода и Хаос восторжествуют. Что же касается вас, господа, я приглашаю вас участвовать в самом великом предприятии всех времен. (Он повернулся к Джонсону, которому казалось, что во взгляде вождя Братства мелькнула тень зависти). Борис Джонсон, вы завоевали себе место на борту “Прометея”. Вы сражались слепо, но это был бой за права человека. Ваша храбрость может найти применение при первых контактах с мыслящими существами, отличными от нас. К тому же с самого начала нужна ясность: звезды являются всеобщим достоянием человечества, а не собственностью одной из сторон – будь то Гегемония или Братство. (Он повернулся к Горову). Что касается вас, вы обладаете качествами, чтобы вести переговоры с негуманоидами. Должен честно признаться, отсутствие эмоциональности, и постоянная ваша безмятежность, не вызывают у меня энтузиазма. Тем не менее ваш ум и ваша страсть к чистым знаниям могут облегчить первые шаги человека к чужой культуре.

Чинг улыбнулся.

– Однако у нас нет такой привычки – ставить наших гостей перед свершившимися фактами. Мы предоставляем вам право выбора, господа. Не обижайтесь, если выбор ограничен: или вы летите на “Прометее”, или выбираете легкую смерть без страданий – вам это гарантируют. Что же вы мне ответите?

Джонсон кивнул головой – отчасти машинально, отчасти в знак согласия. Он был сбит с толку. Пережив крушение всего, присутствовав в качестве бессильного свидетеля гибели всех иллюзий, он получил возможность начать новую жизнь, потенциальные возможности и перспективы которой он впервые так ясно различал. Битва, которую он вел, была битва за свободу. Речь шла об освобождении человека от особой формы тирании и даже не от тирании вообще, а о свободе воплощения. Свобода – это право выбрать судьбу, а сколько людей, столько судеб. В бесконечной Вселенной человек сам становился бесконечным и поэтому, может быть, бессмертным. А сам он, освобожденный от Гегемонии, мог наконец вздохнуть свободно. И не в отдаленных мечтах, а сейчас и здесь!

Он кивнул на этот раз с выражением полной уверенности.

– Я полечу, – сказал он. – И с радостью.

– А вы, Горов? – спросил Чинг.

– Я возмущен, – отвечал Горов, даже без тени юмора. – Я возмущен тем, что вы угрожаете мне смертью, если я не приму невероятное предложение восполнить огромный пробел в моих знаниях. Вы принимаете меня за идиота? Какой нормальный человек отказался бы от такого предложения? В результате контакта с неземной цивилизацией мы можем мгновенно получить такие знания, на которые в обычных условия у нас ушли бы тысячелетия. Вы предлагаете мне бесценное сокровище. Конечно, я согласен!

– Я подумал, что может быть, храня верность Гегемонии…

– Гегемония является переходным этапом, – возразил почти что обиженным тоном Горов. – Структурой, которая была полезной человечеству в данной, конкретной ситуации. А теперь условия изменились, и наш долг – измениться вместе с ними. Только Знание неизменно и бессмертно!

– Вы сделали правильный выбор, господа, – сказал Роберт Чинг. – Я сожалею только о том, что не могу улететь с вами. Возраст у меня уже не тот, да и столько текущих дел ждет меня здесь… Дело Братства можно считать завершенным только тогда, когда все человечество сможет свободно достичь звезд, как это сделаете вы. “Прометей” всего лишь начало. Как и герой, у которого он позаимствовал свое имя, он принесет человеку небесный огонь – Хаос, бесконечность. Но необходимо, чтобы этот дар исходил с небес, а не от Лукавого… И пока существует Гегемония, Братство будет существовать в этой системе, которая до сих пор была нашей… Однако я слишком далеко забрался, ведь еще столько предстоит сделать в течение месяца. За работу, друзья мои!