Текст книги "Драгоценный камень"
Автор книги: Норма Бейшир
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)
Она ушла, а Джордан предался грустным размышлениям. Состояние Слоун очень беспокоило его. Сегодня под утро они занимались любовью – чудесно, медленно и нежно. Так хорошо уже не было очень давно. Джордану даже показалось, что к нему вернулась прежняя Слоун, но он знал, что это не так и к вечеру ее настроение обязательно изменится.
Нет, она не была прежней Слоун, женщиной, в которую Джордан влюбился и на которой женился. Больше всего его пугало, что прежней она никогда больше не станет.
За всю свою жизнь Джордан почти никогда не чувствовал себя таким беспомощным. Ему казалось, что он наблюдает, как любимая женщина тонет у него на глазах, и не может спасти ее. И все же… когда кто-то тонет, есть лишь один способ помочь – это прыгнуть за ним в воду. Другого пути просто нет.
Но необходимо знать, с чего начать.
– Я так и знала, что найду тебя здесь.
Джордан проверял, подходит ли Солитер легкое английское седло.
– В этом нет ничего удивительного. Ты хорошо изучила мои маршруты. – Он закрепил подпругу, а затем с улыбкой обернулся. – Жаль только, что твои маршруты мне неведомы. – Убедившись, что подпруга подтянута нормально, Джордан отогнул клапаны вниз и надел стремена.
Слоун ласково погладила шею кобылы.
– Солитер… Какое красивое имя. Оно так ей идет. Она действительно единственная в своем роде.
– Солитер означает также «одиночка», – сказал Джордан, – и иногда мне кажется, что тебе это имя подошло бы больше, чем ей.
– Мне? Почему? – удивилась Слоун.
Джордан пожал плечами:
– Думаю, по многим причинам. Прежде всего по характеру ты действительно отшельница. Одиночка. Хотя мы нужны друг другу и близки – или были близки, – мне всегда казалось, что у тебя внутри что-то спрятано и ты это скрываешь. Даже от меня.
Слоун молча гладила шею кобылы.
– Порой у меня возникает ощущение, что по-настоящему я совсем не знаю тебя, – продолжал Джордан. – В какой-то момент, например сегодня утром, ты мягкая, нежная и страстная, как та женщина, которую я встретил и полюбил в Довиле. Ты весела и беззаботна. Но потом, иногда через десять минут, появляется чувство, будто тебя подменили. Ты становишься отчужденной и замкнутой, не желаешь ни с кем говорить и прячешься в спальне.
Слоун опустила глаза.
– Но ведь случилось такое…
– Перестань, Слоун. Разве мы единственные, с кем это случилось? Уж не забыла ли ты, какие несчастья иногда постигают людей? Но ведь они каким-то образом находят в себе силы пройти через все.
– При чем тут другие люди? – недовольно возразила Слоун.
– А разве у нас все сложнее, чем у них? Пожалуй, только в одном: у тебя есть обыкновение постоянно таить что-то в себе. Кстати, много ли еще там у тебя осталось?
Слоун поморщилась:
– Так вот о чем речь! Я знала, что мне не стоило рассказывать о Чикаго, поскольку ты не сможешь это забыть… и мне не позволишь!
– Да я вовсе не о том, что ты чем-то занималась или не занималась там, в своем Чикаго! – вспыхнул Джордан. – Это все быльем поросло. Важно совсем другое – то, что ты считала возможным так долго держать это при себе, а значит, не доверяла мне. Но дело и не в этом. Вот уже скоро год, как мы начали отдаляться друг от друга, отчуждение нарастает с каждым днем, и все потому, что ты окружила себя невидимой стеной, которую не в силах пробить даже я.
Слоун молча попятилась к двери конюшни. Джордан сделал шаг вперед и взял ее за руку.
– Солитер также означает карточный пасьянс, – сказал он, глядя ей в глаза. – Но жизнь не пасьянс… и брак, черт возьми, тоже.
– У тебя со Слоун проблемы? – спросил Тревис.
Он помогал Джордану чистить стойло. Тот, несмотря на боль в ребрах, еще не совсем сросшихся, пытался разрядить эмоциональное напряжение физической нагрузкой.
– С чего ты взял?
Тревис пожал плечами:
– Не знаю. По-моему, она очень изменилась, особенно в последнее время.
Джордан внимательно посмотрел на мальчика. «Значит, Тревис тоже заметил».
– Изменилась, говоришь? И в чем?
– Странная какая-то, – задумчиво ответил Тревис. – Как будто их две. Может, настоящую Слоун похитили пришельцы, а нам подсунули клона?
Джордан усмехнулся. Иногда замечания пасынка были довольно забавными.
– В общем, в последнее время она ведет себя как-то не так, – закончил Тревис.
– Но с ней случилось такое несчастье, – тихо сказал Джордан.
– С тех пор прошло уже больше года, – возразил Тревис, вонзая в навоз вилы.
– Не думай, что это так легко пережить. – Джордан пытался что-то объяснить, хотя чувствовал, что сам многого не понимает. – Потеря ребенка нанесла твоей матери тяжелую травму. Чтобы залечить ее, нужно немало времени.
– Она больше не сможет иметь детей? – вдруг спросил Тревис.
– Почему нет?.. Думаю, сможет.
– Так в чем же дело?
Джордан отставил свои вилы и посмотрел на мальчика.
– Боюсь, дружок, это не так-то легко. Понимаешь, когда родители имеют детей – не важно, сколько их, двое или двенадцать, – они любят их всех одинаково. Это не всегда заметно, но, как правило, бывает именно так. Ребенок – не вещь, поэтому один не заменяет родителям другого. Утрата ребенка невосполнима.
Тревис задумался.
– Значит, если бы у вас со Слоун был ребенок, он не занял бы мое место?
Джордан засмеялся и обнял мальчика за плечи.
– Конечно, нет! В сердце матери никто не займет твое место.
– И ее мне тоже никто не заменит, – признался Тревис.
– Если хочешь ей помочь, начни хотя бы с малого, – сказал Джордан.
Тревис удивленно посмотрел на него:
– С чего?
– В последнее время у тебя появилась привычка звать ее Слоун. Так вот, попытайся снова называть ее «мама».
Войдя в спальню, Слоун извлекла из дальнего угла шкафа свою дорожную сумку, поставила на кровать и открыла. Затем дрожащими пальцами начала рыться в ней, пока не нашла на самом дне заветный пузырек с капсулами. Отвинтив крышечку, она вытряхнула на ладонь капсулу амфетамина и направилась в ванную за водой. Потом положила капсулу в рот и запила, взмолившись, чтобы поскорее начало действовать.
«Чем же все это кончится?»
– Упущенное время я уже наверстала, – сказала Слоун в телефонную трубку. – За три дня написала семьдесят пять страниц.
– Полагаешь, – отозвалась Кэти на другом конце провода, – что темп таким же останется до конца?
– Это зависит от того, надолго ли задержится у меня муза, – весело ответила Слоун.
«На самом деле это зависит от того, долго ли будут помогать таблетки».
– Я перекрестила пальцы, – рассмеялась Кэти.
– Правильно.
Слоун закончила разговор и положила трубку. С тех пор как она побывала в Нью-Йорке у доктора Леонарда, дела пошли гораздо лучше. Та дрянь, которую Слоун принимала раньше, больше не действовала. Он выписал ей кое-что другое. Покрепче. И сейчас, с новыми таблетками, она чувствовала себя почти комфортно.
Вот только если бы еще сердце не так колотилось.
Итак, теперь он знал, что делать. Нужно найти наркотик.
Джордан вошел в спальню и запер дверь. Нужно как можно скорее найти эти таблетки и… избавиться от них. Они наверняка где-то здесь. Он догадывался, что Слоун держит их в тайнике, но сначала проверил самое очевидное: шкафчик для лекарств в ванной, ящики в туалетном столике, ящики в ночном столике. Ничего. Джордан залез в сумку жены и нашел там небольшой пузырек с аспирином и небольшую упаковку антацидных таблеток. Он проверил шляпные коробки. Опять ничего. После этого Джордан тщательно осмотрел каждый чемодан.
Уже теряя надежду, он взялся за дорожную сумку Слоун, вывалил содержимое на постель и методически перебрал все, пока не обнаружил то, что искал: два больших флакона с капсулами.
– Что ты делаешь?
Джордан быстро обернулся. В дверях стояла Слоун.
– Что ты делаешь? – повторила она.
– Спасаю твою жизнь… и наш брак тоже. Пытаюсь спасти, если, конечно, повезет. – Он показал ей флаконы. – Скажи, Слоун, давно ли ты принимаешь эту дрянь?
– Не твое дело! – Она попыталась схватить флаконы, но Джордан отдернул руку.
– Ну уж нет, дорогая, больше ты их не получишь!
– Ты не имеешь никакого права…
– Имею! – Гнев Джордана нарастал. – Ты моя жена, и я не стану спокойно наблюдать, как ты убиваешь себя этим дерьмом! Так что у меня есть все основания!
Слоун бросилась к нему, снова пытаясь вырвать флаконы, но он высоко поднял руку. Потеряв равновесие, она упала на постель, но тут же вскочила. Поняв, что лобовая атака не прошла, она решила применить другой маневр. Ее глаза потеплели.
– Ты ничего не понял, Джордан, – ласково проговорила Слоун.
Он холодно взглянул на нее:
– Верно, я и в самом деле не понял. Может, объяснишь?
– Эти таблетки мне очень нужны.
– Это совершенно очевидно.
– Я не могу без них жить. – Теперь ее тон был уже умоляющим. – Только они меня и поддерживают.
– Ясно! – раздраженно бросил Джордан. – Значит, мы с Тревисом не в счет, да?
– Я вовсе не это имела в виду.
– А что же? – Он стоял, расставив ноги, и внимательно смотрел на нее.
Слоун опустила глаза.
– Ты же помнишь, мне было очень плохо после того, как я потеряла ребенка.
Джордан кивнул.
– И я знала, – продолжила она, – какой утратой это было для тебя.
– Неужели ты думала даже об этом?
Слоун усмехнулась:
– Иронизируй сколько угодно, но я знала… знала, как сильно ты хотел детей, и раз уж у меня их больше не будет…
– Кто сказал, что ты не можешь иметь детей? – спросил он.
– Джордан, я не в силах пройти через это еще раз. Вторую такую утрату я не переживу.
– А почему обязательно должна быть потеря? – спросил Джордан. – Ведь Тревиса ты выносила нормально.
Слоун горько засмеялась:
– Это было двенадцать лет назад, Джордан. А сейчас мне тридцать семь… и у меня повышенное кровяное давление…
– …и проблемы с таблетками, – закончил он.
– И проблемы с таблетками, – эхом отозвалась она. – В самом начале я не могла без них спать, а потом начала принимать амфетамины, чтобы избавиться от дурмана в голове днем…
– А теперь?
– А теперь не могу остановиться, – призналась Слоун.
– Можешь.
– Нет. Не могу, – негромко, но твердо возразила она. – Действительно не могу.
Посмотрев на нее, Джордан понял, что Слоун и в самом деле не может. Сама. Значит, ей нужно помочь. Он глубоко вздохнул.
– Слоун, тебе придется отказаться от этих капсул, потому что больше ты их не получишь.
Времени терять было нельзя. Убедившись, что Джордан ушел из дома, Слоун извлекла запас из тайника, который устроила в переносном магнитофоне, в отделении для батареек.
Слава Богу, заглянуть сюда он не догадался. Слоун предполагала, что рано или поздно муж начнет поиски, но спрятать в магнитофон все таблетки не удалось, их было слишком много. Хорошо, что хоть какое-то количество удалось спасти.
«Он не понял, – думала Слоун, вытряхивая капсулу из небольшого пластикового пакета. – И никогда не поймет».
Она посмотрела на желтую капсулу, лежащую на ладони. Скорее всего при таком возбуждении одна не подействует. Наверное, придется принять две. Вытряхнув на ладонь еще одну капсулу, Слоун закрыла крышку магнитофона и вернула его на верхнюю полку шкафа.
«Просто мне нужно хотя бы немного успокоиться».
Она положила обе капсулы в рот и запила небольшим количеством виски. Бутылочку, такую, какие обычно подают в самолетах, Слоун нашла в задней части шкафа.
«Просто мне нужно немного успокоиться».
Когда Джордан вернулся, Слоун крепко спала. Пожалуй, даже слишком крепко. Когда он вошел, она не шелохнулась.
Подойдя к постели, Джордан увидел на ковре что-то желтое, наклонился и поднял. Это была капсула.
«Черт побери, наверное, это я уронил сегодня утром».
Он выпрямился и тут же заметил на ночном столике небольшую бутылочку из-под виски.
«Какой ужас! Значит, она все-таки приняла таблетки! Да, несомненно, они у нее где-то были спрятаны. А вдруг Слоун приняла все, что у нее оставалось во флаконе?»
Джордан схватил жену за плечи и сильно встряхнул:
– Слоун, проснись… Ну же, просыпайся!
Она тихо застонала, но глаз не открыла.
– Нет, – прохрипел он, – спать я тебе не дам. Пока не докопаюсь до истины. – Джордан поставил ее на ноги. – Ну же… идем, немного прогуляемся.
Слоун походила на тряпичную куклу. Он пошел с ней по комнате, вернее, тащил жену, слегка похлопывая по щекам. Она вяло сопротивлялась, мотая головой.
– Ну давай же, Слоун! Проснись!
– Нет… дай мне поспать, – бормотала она. – Совсем немножко…
– Ни за что! – рассердился Джордан. – Сколько капсул ты приняла?
– Не знаю… – Ноги у нее подкосились, и она навалилась на него.
Он снова похлопал ее по щекам.
– Сколько, Слоун?
– Две, – пробормотала она пьяным голосом. – Всего две…
– Уверена?
– По-моему, две…
– И запила спиртным?
– Совсем немного… только две.
«Что две? Таблетки или рюмки скотча?»
Джордан потащил ее в ванную, поставил под душ и, поддерживая, открыл кран холодной воды. Сам тоже встал рядом.
Слоун громко вскрикнула и начала умолять его закрыть воду.
– Я проснулась… проснулась!
– Извини, дорогая, но я должен в этом убедиться.
Они промокли до нитки.
– Пожалуйста… закрой воду, – пробормотала, дрожа, Слоун. – Со мной все в порядке… Я приняла только две капсулы!
– А спиртное?
– Одну… одну такую маленькую бутылочку! Клянусь!
У него отлегло от сердца. Слава Богу, ложная тревога на этот раз.
Но дальше терпеть такое уже невозможно.
– Нам нужно поговорить, – сказал Джордан, войдя в спальню.
Слоун сидела в постели и смотрела на него снизу вверх.
– Кажется, мы уже все сказали друг другу.
– Не совсем. – Он закрыл дверь и подошел к ней.
– О чем же еще говорить? – Слоун пожала плечами.
– По-твоему, не о чем?
Она устремила на него пустой взгляд.
– Не понимаю, в чем дело?
– Понимаешь! – разозлился он. – Прекрасно понимаешь. Речь идет о нас с тобой, Слоун. После того как ты пристрастилась к этой гадости, нашу совместную жизнь нельзя назвать жизнью.
– Это случилось после того, как я потеряла ребенка, – всхлипнула Слоун.
– Мы могли вместе пережить это. Господи, такое несчастье должно было сблизить нас! Но…
– Только таким способом мне удалось вынести это. А кроме того, я так подвела тебя… Не смогла дать тебе то, чего ты по-настоящему хотел.
Джордан пристально посмотрел на нее:
– Все, чего я хотел… и хочу до сих пор, – это ты. Разумеется, прекрасно, когда в семье много детей, я не отрицаю этого. Но если такое по каким-то причинам невозможно, я переживу. У нас есть Тревис, и… мы принадлежим друг другу.
– Этого недостаточно, – проговорила Слоун без всякого выражения.
– Для меня достаточно.
– Надолго ли?
– Я хочу, чтобы ты начала лечиться от наркотиков, Слоун.
– Не нужно мне никакого лечения! – сердито бросила она.
– Ты сказала, что тебе необходимы таблетки и ты не можешь без них и дня прожить. Значит, без специального восстановительного лечения не обойтись.
– Я не могу, – всхлипнула она. – Мне страшно!
– Ты сделаешь это!
– Пожалуйста, Джордан…
– Ты должна, Слоун, – твердо сказал он. – Ты должна справиться с этим, если хочешь спасти наш брак.
Она молча смотрела в сторону.
– Я люблю тебя, Слоун, – продолжал Джордан. – Я люблю тебя больше всех на свете! – Он встретил ее взгляд. – И поэтому стоять в стороне и смотреть, как ты себя убиваешь, не буду.
– Джордан, я не могу…
– В таком случае, – в его голосе прозвучала угроза, – ты не оставляешь мне выбора. Завтра утром я уезжаю в Калифорнию. Если вдруг изменишь решение, я буду в холле… собирать вещи.
Слоун молча смотрела ему вслед.
Ее худшие страхи оправдались.
Нью-Йорк, декабрь, 1988
Когда поезд прибыл на вокзал «Гранд Сентрал», уже смеркалось. Слоун оставалась в купе до тех пор, пока вагон не покинул последний пассажир, затем не спеша собрала вещи и вышла на перрон. Она до сих пор пребывала в шоке, так и не смирившись с тем, что Джордан ушел. В ее ушах до сих пор звучали его слова, и теперь они, как нож, вонзались ей в сердце: «Я не собираюсь стоять в стороне и наблюдать, как ты себя убиваешь… Я люблю тебя, но примириться с этим не могу… Ты знаешь, где меня найти… Когда согласишься принять мою помощь…»
Она пересекла, как всегда, оживленный главный зал, не замечая красоты высокого сводчатого потолка, недавно покрашенного в бледно-голубой цвет. Автор композиции Уитни Уоррен, предложив расписать потолок как бы слабо мерцающими звездами, сказал: «Это зимнее небо такое, каким его видит Бог». Слоун пробиралась сквозь толпу, не обращая ни на что никакого внимания. Ближайший выход вывел ее на Восточную Сорок вторую улицу.
У тротуара стояло несколько такси. Шел снег, и дул пронзительно-холодный ветер, но Слоун не замечала и этого. Опустившись на заднее сиденье такси, она захлопнула дверь и расстегнула меховое манто.
– Куда ехать, леди? – спросил водитель, включая счетчик.
– Что? – растерялась Слоун.
– Куда ехать?
Она равнодушно пожала плечами:
– Какая разница?
– Большая, – заметил он. – Возможно, вы не заметили, но имейте в виду, что счетчик включен и работает. Конечно, это ваши денежки, поэтому вы вольны ехать куда пожелаете, хотя бы к черту на кулички или даже дальше.
– Отвезите меня на Восточную Восемьдесят восьмую, пересечение с Шестидесятой, – сказала, помолчав, Слоун.
– Вы уверены, что именно это вам и нужно? – Таксист смотрел на нее, явно подозревая, что она не в себе. Примерно так же смотрел на Слоун перед отъездом Джордан.
– Да, – тихо сказала она.
«Мне действительно некуда больше ехать».
Слоун вошла в пустую темную квартиру. То, что квартира пустая, сейчас почему-то ощущалось особенно остро. Даже смешно, ведь прежде это никогда не смущало ее. Сколько раз она возвращалась сюда, когда Джордан, Тревис и Эмма были в Мунстоуне, и почти не замечала одиночества. Конечно, Слоун скучала, но совсем не испытывала страха. А теперь… теперь она жалела, что отпустила привратника, предлагавшего занести сюда ее вещи.
Слоун поставила чемоданы, включила свет. Затем вошла в спальню. Их спальню, ее и Джордана. Коснувшись шелкового покрывала на постели, вспомнила, как они первый раз занимались здесь любовью. Она тогда вернулась с Джорданом из двухнедельной рекламной поездки, очень усталая, но бодрая и веселая. Они распили бутылку «Боллингер брют», при этом изрядно захмелев, а потом… потом все было так восхитительно. Слоун охватило такое счастье, что она не решалась заснуть. Боялась, проснувшись утром, обнаружить, что ей приснился всего лишь прекрасный сон.
Слоун смахнула слезу. Даже тогда она предчувствовала, что когда-нибудь потеряет его, поскольку рано или поздно он поймет, что ошибся. Слоун постоянно терзала мысль, что со временем Джордан оставит ее и уйдет к другой, более молодой и красивой. Больше всего ее мучило, что он вернется к Джилли. Но даже в страшном сне Слоун не могло привидеться, что она оттолкнет его сама.
Тяжело вздохнув, Слоун сняла широкополую черную шляпу, почти закрывавшую ее лицо. В поездке это спасало ее от любопытных взглядов и давало возможность избежать пустой дорожной беседы. Сбросив туфли, она опустилась на кровать.
Слоун знала, что делать, но предстоящее испытание ужасало ее. Ни в какой наркологический центр она обращаться не станет, а будет выходить из ломки сама. И сделать это нужно очень быстро. Необходимо доказать себе и Джордану, что она способна справиться с этим. Если не получится, что ж, тогда придется обратиться к врачу.
Может, Джордана еще не поздно вернуть.
Часы на каминной полке показывали два тридцать. Слоун собиралась лечь, хотя знала, что не заснет. В таком возбуждении, как сейчас, она, наверное, могла бы бодрствовать по крайней мере неделю. Вот уже двадцать четыре часа Слоун не приняла ни одной капсулы. Она знала, что спасение рядом, в спальне, в пузырьке. Капсулы такие красивые – желтые, красные, оранжевые. Если принять две красные, то десять часов крепкого сна гарантировано. Самое меньшее.
Но Слоун, полная решимости довести дело до конца, не собиралась их принимать.
Слишком много поставлено на карту. Никакие капсулы не утолят боль, если она потеряет Джордана. В этом у нее не было сомнений.
«Умереть, наверное, легче».
Она проснулась от сердцебиения и долго лежала на спине, глядя в потолок и думая о том, первый ли это серьезный симптом ломки или реакция на дурной сон.
Сам сон Слоун точно не помнила. В голове мелькали лишь бессвязные обрывки. Она на каком-то игровом поле во время матча. Где-то здесь потеряно ее обручальное кольцо. Слоун на четвереньках ищет его в траве. Но трава эта не ухоженная и зеленая, как на обычном игровом поле для поло, а сухая, ломкая и коричневая. Мертвая трава. Все небо закрывают тучи, мрачные и темные, однако сквозь них наконец начинает пробиваться солнце. Становится невыносимо жарко. Между тем на поле идет напряженная игра. Игроки носятся мимо Слоун, машут над ней клюшками, а она сосредоточенно ищет пропавшее кольцо. Они смеются, но каким-то пустым и безрадостным смехом, зловещим смехом. Они смеются над ней! Слоун то и дело поднимает глаза, надеясь увидеть Джордана, но его нет на поле. Джордана там нет…
«Наверное, это что-то означает», – размышляла она, пытаясь успокоить дыхание. Сердце все так же колотилось. Слоун была уверена, что в этом странном, тревожном сне содержится какой-то глубокий, потаенный смысл. Она потеряла обручальное кольцо – то есть потеряла Джордана. Может, во сне Слоун искала его, а не кольцо, а игроки смеялись над ней, зная, что он никогда больше не вернется и она потеряла его навсегда? Слоун зажмурилась, пытаясь отделаться от преследующих ее образов – страшных мужчин с искаженными лицами и женщин на лошадях, с клюшками. Их смех больно ранил ее. По щекам Слоун заструились слезы. От насмешек и колкостей этих людей нет спасения. Потерю не вернуть…
Слоун повернулась на бок и сунула руку под подушку, подушку Джордана. И замерла. Возможно, ей это только показалось, но она явственно ощущала углубление в том месте, где всегда покоилась его голова. Слоун придвинулась ближе и прижалась щекой к прохладной подушке. И тут почувствовала запах его одеколона. Вдохнув лесной аромат, она захлебнулась слезами. Куда ни повернись, всюду все напоминает о нем.
Слоун села и посмотрела на часы. Четыре тридцать. Значит, поспать удалось не больше получаса. Она легла в три после горячей ванны и очень долго пролежала в темноте, размышляя об одном и том же. Наверное, усталость наконец взяла свое. Но ненадолго.
Слоун прижала руку к груди. Дыхания катастрофически не хватало, и сердце продолжало свой дикий марафон. Она знала, что на ночном столике рядом с часами стоят пластиковые бутылочки с капсулами. Слоун сама поставила их туда, ложась в постель. На всякий случай, если понадобятся. Как, например, сейчас…
Если принять парочку красных, сразу станет легко, легко… и Слоун заснет. Но тогда на ней можно поставить крест, и Джордана она никогда больше не увидит. И все из-за этих проклятых капсул…
– Да пропадите вы пропадом! – Она смахнула бутылочки с ночного столика с такой силой, что выскочили пробки и капсулы рассыпались по ковру. Громко всхлипывая, Слоун откинулась на подушки. – Боже мой, во что я превратилась… Боже мой, что я потеряла…
Когда первые лучи солнца проникли в темную спальню, Слоун все еще бодрствовала. Веки опухли и горели. Она так много плакала, что, наверное, слез больше не осталось. Впереди перед ней, насколько хватало глаз, простиралась безжизненная пустыня.
– Что это?
Слоун испуганно посмотрела на дверь, там стояла Эмма, так же испуганно глядя на разбросанные по ковру капсулы. Слоун села и оправила одеяло.
– Наверное… я пришла слишком рано, миссис Филлипс, – нерешительно проговорила, заикаясь, экономка. – Сейчас я это уберу…
– Не надо!
Потрясенная Эмма подняла глаза:
– С вами все в порядке?
– В полном порядке, Эмма! – сухо ответила Слоун. – Просто мне нужно побыть одной… Разве в этом есть что-то ненормальное?
– Конечно, нет, миссис Филлипс, но не думаю…
Слоун с трудом взяла себя в руки.
– Эмма, мне нужно побыть здесь одной. – Ее голос был твердым. – Тревис в Мунстоуне. Его отец – я имею в виду мистера Филлипса – уехал за границу. Прошу вас, побудьте с моим сыном.
– Если это нужно… конечно, – неуверенно отозвалась Эмма.
– Очень нужно. Я бы хотела, чтобы вы отправились туда немедленно.
– Хорошо.
Эмма знала, что спорить с хозяйкой бесполезно. Но перед отъездом придется позвонить кое-кому, чтобы за ней присмотрели.
Слоун уже жалела, что решила справиться с этим сама, без посторонней помощи. Конечно, так это не просочится в прессу, что крайне нежелательно, но… она знала, как сильно рискует. Несомненно, ей будет очень плохо. Ведь обычно такие вещи проводятся под медицинским наблюдением. Слоун все это предвидела, но поворачивать назад считала невозможным. Нужно идти до конца. Сейчас или никогда.
До недавнего времени симптомы ломки носили преимущественно психологический характер, и только теперь началось самое худшее. К вечеру усилились спазмы кишечника. Руки дрожали так сильно, что Слоун не могла даже удержать стакан. Вид пищи вызывал позывы на рвоту.
Слоун, снова усомнившись в разумности своего решения, хотела было набрать номер наркологического центра, но потом положила трубку. Нет, с этим нужно справиться самой. Другого пути нет. Она пройдет через это. Должна пройти.
Слоун приняла горячую ванну и легла в постель. Сон не приходил, хотя она была измотана и морально, и физически. Задремать удалось только через три часа.
Она была на вокзале «Гранд Сентрал». Стояла посреди главного зала. На той стороне в толпе мелькало лицо Джордана. Он выкрикивал ее имя, и его голос гулко отдавался в ее ушах. Слоун устремилась к нему, проталкиваясь сквозь толпу, протягивала к Джордану руки, звала его… Но когда добралась до того места, где он стоял, его там не оказалось. Затем она увидела Джордана в другой части зала. Он махал ей рукой, звал к себе. И все повторялось. Она бежала к нему, с трудом пробиралась через толпу, но… Джордан снова исчезал.
Слоун проснулась в холодном поту, села и нащупала в темноте выключатель. Руки дрожали, сердце дико колотилось, воздуха не хватало. Внезапно все перекрыла непереносимая тошнота. Слоун с трудом поднялась и поплелась в туалет. К счастью, успела вовремя. Ее выворачивало до тех пор, пока в желудке ничего не осталось. Она вернулась в постель. Воспаленное горло горело, все внутри гадко дрожало, по щекам текли слезы.
«Неужели мне не удастся с этим справиться? Неужели я отступлю? Неужели у меня не хватит сил?»
На автоответчике непрерывно вспыхивала красная лампочка, но Слоун не обращала на нее внимания. Не все ли равно, кто звонит. Это, конечно, не Джордан, а только с ним ей хотелось сейчас поговорить.
Она прикорнула на диване в ночной сорочке, поскольку не видела смысла одеваться. Волосы были грязные и спутанные, а сколько дней она не ела, Слоун даже не помнила. Она вообще потеряла счет времени, не знала, например, день сейчас или ночь. Да и какая разница? Шторы на окнах были задернуты, поэтому постоянно казалось, что в квартире ночь. Слоун, боясь ее, оставила повсюду свет.
А ведь было время – Боже мой, как давно! – когда она любила ночь. Потому что ночь означала радость, счастье, наслаждение. Ночь означала, что рядом будет Джордан. А теперь ночь заставляла острее чувствовать потерю. Теперь ночь превратилась для нее в ад.
Наконец-то тошнота и рвота прошли, и к Слоун постепенно, очень медленно, начала возвращаться жизнь. Вначале она даже не осознала, что происходит, но тем не менее это было начало исцеления. Да, начало… Но начало чего?
Она проснулась утром и сразу же бросилась в ванную. Горячая вода, ароматный гель – давно уже Слоун так не наслаждалась этим. Она чувствовала, что каждая клеточка ее тела наконец-то расслабляется. Внезапно очень захотелось заснуть, но Слоун знала, что делать это ни в коем случае нельзя.
Вымыв голову, она почувствовала себя еще лучше. Сушить волосы феном, как обычно, не стала, а просто расчесала их.
На следующий день Слоун впервые подумала о пище без отвращения. Решив начать с чего-нибудь легкого, она сварила два яйца всмятку и поджарила маленький тост. Ела медленно, поначалу опасаясь, что пища не усвоится. Но все прошло спокойно. Никогда еще яйца не казались ей такими вкусными! Слоун съела бы еще, но для первого раза решила воздержаться.
На третий день она отважилась выйти на террасу. Холодный зимний воздух показался ей чище и свежее, чем прежде. От холода Слоун не знобило, напротив, он был ей приятен. Такая реакция обрадовала ее, ибо это означало, что она жива, и вселяло надежду…
В этот день Слоун прослушала все сообщения на автоответчике. Три раза звонила Кэти, озабоченная тем, что не может с ней связаться. Поступил звонок и от Адриенны. Но от Джордана ничего. Ничего!
Слоун не знала, почему это так разочаровало ее. Она ведь и не ожидала его звонков. Джордан сказал, что звонить не будет. И все же где-то в душе у нее теплилась надежда, что он позвонит. Но чудес, как известно, не бывает.
Каир, декабрь, 1988
Джордан постоянно спрашивал себя, не совершил ли ошибку. Надо ли было проявлять со Слоун такую твердость? Он задавал себе этот вопрос снова и снова, начиная с того дня, когда покинул Мунстоун.
Джордан не пытался связаться с ней, поскольку не знал, где сейчас жена. Мунстоун она покинула вскоре после его отъезда – только это и было ему известно. Так сказала Эмма. Причем Тревис остался. Почему? Что это значит?
Слоун могла уехать в Нью-Йорк. Джордан несколько раз звонил к ней на квартиру, но всегда попадал на автоответчик. Понимая же, что жены там нет, сообщений никаких не оставлял.
Где же она?
Он позвонил Кэти Уинслоу. Та не видела Слоун и не разговаривала с ней со Дня благодарения и тоже была обеспокоена. Слоун никогда не исчезала так надолго.
Кэти также замечала, что в последнее время Слоун стала совсем другой.
– Ну и долго ли это будет продолжаться? – поинтересовался Айан.
Джордан пожал плечами:
– Не знаю. Действительно не знаю.
Они сидели в небольшом кафе рядом с их отелем и пили кофе, поскольку в арабских странах, как правило, алкогольных напитков в заведениях не подают.
– Не знаю, что у вас стряслось, – продолжал Айан, – но ты сам на себя не похож. Джорди, разве это того стоит? Неужели все настолько плохо, что ты не можешь с этим справиться?
– Ты прав, Айан, у нас в семье действительно очень плохо, – признался Джордан, допивая черный кофе, оставшийся на дне чашки, – но это совсем не то, что ты думаешь. Дело в том, что Слоун пристрастилась к наркотикам.
Ни один мускул не дрогнул на лице Айана.
– Когда это случилось? – спросил он.
– После того, как она потеряла ребенка. – Джордан сделал знак официанту принести еще кофе. – Слоун очень тяжело переживала это.
Айан кивнул:
– Помню.
– Доктор Холси не хотел так рано выписывать ее из госпиталя, – пояснил Джордан. – Его беспокоило ее психическое состояние. Он считал, что Слоун нужно показать психотерапевту.
