Текст книги "Вермахт и оккупация"

Автор книги: Норберт Мюллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

Большую роль в повышении эффективности действий партизан играли центральное руководство партизанским движением, координация и согласованность их действий с боевыми действиями войск. С образованием в конце мая 1942 г. Центрального штаба партизанского движения [129]129
  30 мая 1942 г. Государственный Комитет Обороны образовал при Ставке Верховного главнокомандования Центральный штаб партизанского движения. Начальником штаба был назначен секретарь ЦК КП(б) Белоруссии П.К. Пономаренко.
  Несколько позже были сформированы республиканские штабы партизанского движения, сыгравшие большую роль в дальнейшем подъеме партизанской борьбы на временно оккупированной фашистами территории СССР.
  Вся деятельность штабов партизанского движения проводилась под руководством партийных и советских органов республик и областей, а также военных советов фронтов и отдельных армий. – Примеч. ред.


[Закрыть]и укреплением в результате возросшего оснащения партизанских отрядов радиотехническими средствами связей партизан с этим штабом, а также со штабами партизанского движения, созданными при военных советах фронтов, возможности партизан по нанесению целевых, согласованных с планами советского Верховного командования ударов по оккупантам возросли. Такая координация действий, и прежде всего в ведении «рельсовой войны», позволяла иногда парализовать полностью важнейшие направления немецкой системы связи и снабжения. Вместе с тем партизаны развертывали свои боевые действия, как правило, на главных операционных направлениях советских войск [130]130
  См. Н. Кtihпгiсh, Der Partisanenkrieg in Europa, 1939–1945, Berlin, 1968, S. 225, 344 ff.


[Закрыть].

Партизанская война превратилась в фактор стратегического значения, который во все больших масштабах оказывал свое влияние как на операции фашистских войск на фронте, так и на мероприятия оккупационных властей в тылу и сковывал значительные контингенты войск.

Летом и осенью 1942 г. на охране коммуникаций в оккупированных советских районах и для ведения борьбы с партизанами было использовано, по неполным данным, около 350 тыс. фашистских солдат.

В мае 1943 г. для этих целей только по линии ведомства Гиммлера было выделено более 327 тыс. человек.

Более того, для борьбы с партизанами в течение 1943 г. использовалось от 10 до 15 % всех находившихся на советской территории боевых подразделений и частей.

Сложившаяся ситуация отвечала во многих отношениях тому определению партизанской борьбы, которое Фридрих Энгельс дал еще в 1870 г., характеризуя жестокость прусских войск при подавлении французского народного сопротивления. Он говорил, в частности, что стоит только разбудить дух народного сопротивления, и тогда даже армии в 200 тыс. человек не смогут добиться быстрых успехов при оккупации вражеской страны. Очень скоро наступит время, когда их отряды окажутся слабее тех сил, которые им сможет противопоставить обороняющаяся сторона. Как скоро это случится, зависит от размаха народного сопротивления.

Если же население занятых врагом районов поднимет восстание или даже станет только более или менее регулярно нарушать его коммуникации, то рамки действенности вторжения станут еще уже [131]131
  См. Энгельс Ф. Военная обстановка во Франции. – Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е, т. 17, с. 186–190.


[Закрыть]. Именно это и проявилось в особо широких масштабах в условиях социалистической народной борьбы против фашистского оккупационного режима.

Вместе с тем отвлечение для борьбы с партизанами крупных сил, учитывая положение на германо-советском фронте, становилось все более затруднительным. Фашистское командование передислоцировало поэтому целый ряд запасных воинских частей, учебно-полевых дивизий и частей выздоравливающих в оккупированные советские районы.

Кроме того, после поражения на Волге было значительно расширено использование в тылу воинских подразделений сателлитов фашистской Германии вместо немецких частей. Однако это мероприятие, вследствие очевидной усталости солдат и части офицеров от войны, не дало ожидаемых немецким командованием результатов.

Такое положение дел вынудило фашистские власти к проведению определенной модификации характера и способов действий в оккупированных районах. Кризисное положение, в особенности с людскими резервами, привело к тому, что начатое в 1941 г. осуществление фашистских планов истребления славян путем массового уничтожения сотен тысяч советских военнопленных и мирных граждан уже не могло быть продолжено в прежних масштабах. Эти планы, однако, не были отменены, они осуществлялись лишь более «рационально». Уничтожение голодом и прямым умерщвлением было заменено уничтожением трудом; неприкрытой формой осуществления этого принципа являлась депортация сотен тысяч «нежелательных» и «подозреваемых» в связях с партизанами советских граждан из оккупированных районов в фашистские концентрационные лагеря.

Становящееся все более критическим положение на германо-советском фронте и быстрый рост народного сопротивления вынудили оккупационные власти прибегнуть в усиленных масштабах к попыткам завуалировать в глазах населения характер и цели фашистского режима принуждения с помощью политических уловок и пропагандистских маневров. Они были направлены прежде всего на то, чтобы разрушить тесные узы дружбы советских народов путем усиленного раздувания националистических тенденций и демонстративной поддержки возникших с благословения оккупантов буржуазно-националистических организаций и марионеточной администрации в районах, недавно воссоединенных с СССР. Для них было характерно стремление побудить население к коллаборационизму посулами определенных послаблений и льгот в целях создания свободы маневра для оккупационного режима и получения дополнительных сил и средств в борьбе с Советской армией и партизанским движением. Эта политика, проводимая представителями министерства Розенберга, пропагандистскими органами и другими ведомствами, активно поддерживалась и целым рядом военных учреждений, которые наиболее отчетливо понимали критическое положение фашистских войск и оккупационного режима.

В этой связи необходимо отметить, что буржуазная историография расценивает это обстоятельство почти исключительно как проявление «гуманного отношения» указанных организаций к советскому населению. Особый упор при этом делается на различную оценку отдельными органами фашистского аппарата власти вопросов тактики в осуществлении целей оккупационного режима, особенно после провала стратегии молниеносной войны. Однако из имеющихся документов и других достоверных источников следует, что не гуманные побуждения, а растущая забота о сохранении награбленного, становящееся все более трудным поддержание «нового порядка» в оккупированных районах и страх перед возможностью истощения ресурсов фашистской Германии были истинными причинами некоторого изменения тактических приемов и возникновения вышеупомянутых разногласий.

В них перед лицом все более обостряющегося кризиса государственно-монополистической системы отчетливо отражались конфликты, возникающие между отдельными группировками господствующих классов по различным вопросам, в том числе и по оккупационной политике. На редких случаях, когда отдельные представители оккупационных властей относились к советскому населению с буржуазно-гуманистических позиций, даже не стоит останавливаться, так как в оценке режима в целом и преследовавшихся им целей это не играло никакой роли.

В качестве концепции, характерной для значительного большинства представителей тех самых «оппозиционных сил», которые буржуазной историографией сознательно выдвигаются на первый план, следует скорее рассматривать тот холодный расчет, который ясно виден в уже приводившемся докладе инспектора по военно-промышленным вопросам Украины генералу Томасу, где подчеркивалось: для того чтобы украинец мог работать, его необходимо поддержать физически, и не из соображений сентиментальности, а из трезвых хозяйственных расчетов. Этот вид утилитаризма в соединении с бесчеловечной жестокостью являлся характерным для действий и методов фашистского оккупационного режима в течение всего периода его существования. Однако усилия оккупантов не увенчались сколько-нибудь существенным успехом. Созданные ими на различных уровнях – в различных районах, по разному принципу – так называемые «органы самоуправления» оставались в глазах основной массы населения фашистскими подручными организациями и поэтому в большинстве случаев бойкотировались. Так же обстояло дело и с возникшими по указанию и при прямой поддержке оккупационных властей буржуазно-националистическими организациями, количество членов которых ограничивалось кучкой колеблющихся оппортунистических элементов и приверженцев враждебных народу классов. Благодаря активной политико-разъяснительной работе, проводимой партизанами и центрами сопротивления в городах и на предприятиях под руководством партийных органов, а также в результате пропагандистской деятельности политорганов Красной армии население очень скоро распознало истинный характер махинаций оккупантов и их буржуазно-националистических лакеев и, как это показал дальнейший рост партизанского движения в течение 1943 г. в районах с большинством нерусского населения, усилило борьбу против преступного режима.

Так же как и стремление оккупантов удержать население от борьбы против них с помощью политической демагогии, провалились их попытки подавить ее путем усиления массового террора, направленного прежде всего на то, чтобы парализовать деятельность партизан, ударная сила которых к лету 1942 г. возросла настолько, что фашистское руководство было вынуждено включить борьбу с ними в качестве отдельного пункта в свои оперативные планы и начать разработку новых специфических форм ведения боевых действий против партизан.

В связи с этим была проведена и реорганизация вооруженных органов оккупационных властей для подавления народного сопротивления. В соответствии с подписанной Гитлером 18 августа 1942 г. директивой № 46 ответственность за борьбу с партизанами в рейхскомиссариатах возлагалась на Гиммлера, причем командующие войсками обязывались оказывать соответствующим старшим эсэсовским и полицейским начальникам районов не только помощь средствами связи и снабжения, но и поддержку подчиненными им частями и подразделениями. Директивой одновременно предписывалось усилить эсэсовские и полицейские силы в рейхскомиссариатах, а их находящиеся на фронте соединения и части по возможности быстрее снять с передовой и передать в распоряжение рейхсфюрера СС для выполнения специальных задач.

Структура военно-экономической организации «Восток»

Этот прецедент, без сомнения еще более усиливший роль Гиммлера и СС в осуществлении проводившегося против населения оккупированных советских районов массового террора, являлся, однако, менее всего выражением междуведомственной борьбы СС и вермахта, как это подчеркивается некоторыми буржуазными авторами. Он свидетельствовал скорее о стремлении усилить действенность террора путем более целесообразного и централизованного использования имеющихся в распоряжении органов оккупационных властей вооруженных сил и средств, а также по возможности исключить параллелизм прежде всего в вопросах борьбы с партизанами. В ходе этой реорганизации часть эсэсовских подразделений была включена в состав специальных частей по борьбе с партизанами, а их органы управления размещены в рейхскомиссариатах в качестве региональных командных инстанций полиции службы безопасности и СД.

В районах боевых действий, находящихся в ведении военных властей, процесс реорганизации носил иной характер. Директива № 46 возлагала общее руководство по борьбе с партизанами в прифронтовой полосе на оперативный отдел Генерального штаба, возглавлявшийся Хойзингером, и подчиняла ему, а соответственно и командующим войсками, все полицейские силы, дислоцирующиеся в прифронтовом районе. Одновременно прямая ответственность за проведение карательных операций, которая до тех пор лежала в большинстве случаев на начальниках оперативных тылов, была возложена непосредственно на командующих армиями и группами армий.

Несколько недель спустя эсэсовские и полицейские части, постоянно использовавшиеся в «особо опасных» районах тыла группы армий «Центр», были подчинены Бах-Зелевскому, назначенному особоуполномоченным рейхсфюрера СС по борьбе с партизанами. Для взаимоотношений военных органов и этих частей характерно определение, разработанное Бах-Зелевским и Шенкендорфом 27 октября 1942 г., по которому их использование в прифронтовом районе должно было осуществляться на основе взаимной согласованности по указаниям своего командующего.

В связи с этими мероприятиями фашистскими руководящими органами был издан целый ряд новых, более жестких приказов по усилению террора. Так, например, в «Инструкции по борьбе с партизанами на Востоке», изданной главным командованием сухопутных войск 11 ноября 1942 г., при проведении карательных операций против партизан и тех, кто им помогал, требовалось применение «чрезвычайных мер» как к партизанам, так и ко всем гражданским лицам, вплоть до расстрела и повешения [132]132
  Эта инструкция, изданная как приложение № 2 к уставу сухопутных войск 1а, действовала до весны 1944 г. Затем она была заменена памяткой 69/2 Верховного главнокомандования вермахта «О борьбе с партизанами». – Примеч. авт.


[Закрыть]. Эта варварская инструкция несколько позже была дополнена приказом Кейтеля от 16 декабря 1942 г., действовавшего на основе указаний Гитлера. Дополнение являлось практически новым изданием приказа о военной подсудности, предписывающим более суровые меры наказания.

Данным приказом войскам вменялось в обязанность применение любых средств, в том числе против женщин и детей, для подавления сопротивления. Одновременно в нем еще раз подчеркивалось, что ни один солдат, принимавший участие в борьбе с партизанами и сочувствующими им, не мог быть привлечен к ответственности за свои действия. В приказе делалась ссылка на вышеупомянутую инструкцию главного командования сухопутных войск.

Указанные приказы выполнялись зачастую с той же жестокостью, которой было проникнуто их содержание. Основным методом осуществления массового террора стали так называемые «операции по прочесыванию местности», проводимые совместно частями СС полиции и вермахта, во время которых опустошались целые районы, а население уничтожалось или угонялось в рабство.

В качестве прототипа таких операций может служить операция «Болотная лихорадка», осуществленная под командованием старшего эсэсовского и полицейского начальника северных районов Еккельна в феврале – марте 1942 г., во время которой, по немецким данным, было убито 398 партизан и ликвидировано около 9500 «подозрительных» и «нежелательных» лиц из числа гражданского населения. Число подобных операций постоянно росло. Наряду с операциями эсэсовских и полицейских частей, носившими зверский характер, подобные акции осуществлялись и частями вермахта в прифронтовых районах. Вот лишь некоторые из них: операция «Цыганский барон», проведенная весной 190 г. четырьмя дивизиями вермахта в полосе 2-й танковой армии южнее Брянска; операция «Свободный стрелок», осуществленная в полосе 55-го армейского корпуса; операция «Майская гроза», проведенная 3-й танковой армией. Все они носили характер массового уничтожения, причем число убитых местных жителей во много раз превышало число павших в бою партизан. Какое жуткое соперничество разыгрывалось иногда между ответственными за проведение таких операций командующими войсками и представителями ведомства Гиммлера, видно из радиограммы Еккельна от 24 марта 1943 г. в отношении осуществленной подразделениями вермахта операции «Зимние чары», в которой он жалуется на то, что войска, принимавшие в ней участие, сожгли дотла все населенные пункты, хотя это, собственно, должно было быть сделано подразделениями СД.

С подобными же задачами действовали штурмовые группы по борьбе с партизанами, созданные по приказу Хойзингера от 31 августа 1942 г. при войсковых частях, дислоцировавшихся в тыловых районах, а также и при фронтовых частях, осуществлявшие наряду с полным уничтожением обнаруженного ими противника также ликвидацию попавшего в их руки в ходе операции гражданского населения. Так, из доклада оперативного отдела группы армий «Центр» от февраля 1943 г. следует, что в ее полосе по состоянию на январь 1943 г. в качестве «партизан» было уничтожено более 100 тыс. человек. Характерным для тактики оккупационных властей является в известной степени то обстоятельство, что ими нередко предпринимались попытки ввести местное население в заблуждение относительно судьбы людей, попавших в их руки в ходе подобных операций. Так, 29 марта 1943 г. командованием 42-го армейского корпуса было направлено в адрес командования 3-й танковой армии предложение забирать с собою захваченных во время операций лиц в качестве пленных, если их не удалось ликвидировать сразу же на поле боя, и уничтожать незаметно при транспортировке для того, чтобы среди населения велись разговоры лишь об их пленении.

Все это позволяет достаточно отчетливо понять, что планы уничтожения советского населения, продиктованные политическими классовыми целями фашистского германского империализма, оказали решающее влияние на действия его исполнительных органов, и не в последнюю очередь на вермахт.

Хотя фашистские руководящие органы привлекали для осуществления карательных операций значительные силы – численность войск при проведении операции по прочесыванию местности, например, неоднократно достигала корпуса, – они добивались лишь преходящих и к тому же только частичных успехов, не идущих ни в какое сравнение с затрачиваемыми силами и средствами.

В большинстве случаев партизанам удавалось, хотя часто и со значительными потерями, выйти из окружения. Более того, они постоянно получали новое пополнение из числа населения. Попытки ведения борьбы с партизанами путем использования «антипартизан», то есть специальных команд, замаскированных под партизан и состоявших в значительной части из предателей, а также специальных подразделений, сформированных из буржуазно-националистических коллаборационистов, не привели к ожидаемым фашистским руководством результатам.

8 июля 1943 г. штаб оперативного руководства вермахта подвел предварительные итоги результатов усилий по «умиротворению» оккупированных советских районов. В них говорилось, в частности, что, поскольку командованию не приходится рассчитывать на дальнейшее значительное наращивание сил, выделяемых для борьбы с партизанами, а обращение с восточным населением с самого начала войны исходило лишь из расчета на силу, необходимо отчетливо понимать, что умиротворение восточных районов в результате последующих мероприятий достигнуто быть не может. Поэтому в будущем придется удовлетворяться только мероприятиями, жизненно необходимыми для обеспечения боевых действий. Фактически это было признанием полного краха фашистской оккупационной политики.

2. Влияние военных органов на ход экономического ограбления оккупированных советских районов в период его интенсификации

Наращивание военно-экономических усилий фашистского германского империализма с зимы 1941/42 г. отразилось также на мероприятиях и методах по интенсификации экономического ограбления оккупированных советских районов. Если ранее наряду с мероприятиями по добыче дефицитных видов сырья и пуску мастерских и предприятий для обеспечения нужд вермахта стояли задачи по учету запасов, которые могли бы быть немедленно использованы в экономике, то теперь основные усилия при неизменности конечных целей в отношении советской экономики были направлены на усиленное использование всех имеющихся в наличии средств производства и ресурсов для ведения войны по принципу достижения максимальных результатов при минимальной затрате сил и средств. Это нашло свое отражение в расширении программы по восстановлению предприятий, связанных с производством основных видов военной продукции, в усилиях по увеличению вывоза сельскохозяйственных товаров из оккупированных районов, а в связи с этим и в интенсификации их экономического ограбления путем создания новой, соответствующей изменившимся условиям войны организационной системы. Характерным для этого процесса было тесное взаимодействие военных органов с различными экономическими организациями. При этом особое внимание уделялось координации функций различных органов власти фашистской Германии при грабеже оккупированных советских районов.

Основной отличительной чертой интенсификации вышеупомянутого экономического ограбления являлось непосредственное руководство его осуществлением представителями германского монополистического капитала. Оно проявилось прежде всего в организации «системы» опеки и создании восточных обществ. Летом 1942 г. уже имелось 16 различных восточных обществ, представленных в оккупированных советских районах соответственными организациями в виде десятка так называемых посреднических и покровительственных обществ и товариществ. Ведущие монополии принимали в них непосредственное участие или были представлены подставными лицами. В 1942 г. отмечалась значительная активизация деятельности восточных обществ и различных концернов, выступавших под видом «опекунов». Она проявлялась в создании многочисленных дочерних обществ и филиалов, в особенности в области горной, нефтяной, химической и пищевой промышленности, а также сельского хозяйства. Подобные новообразования имели место и в дальнейшем. Так, горнопромышленный концерн Мансфельда основал в мае 1943 г. в Риге «Восточное горнопромышленное товарищество с ограниченной ответственностью» по производству цветных металлов в рейхскомиссариате восточных областей. Даже в конце апреля 1944 г. дирекция «Восточного горнорудного общества с ограниченной ответственностью», являвшегося филиалом имперских заводов Германа Геринга, ставила вопрос о необходимости создания еще одного филиала в Одерберге.

И если восточные общества сконцентрировали свое внимание на областях экономики, игравших первостепенное значение в вопросе ведения войны, то экономический грабеж охватил весь экономический потенциал всех оккупированных советских районов. Этим целям служило и созданное в конце 1942 г. по предложению и при непосредственном участии имперских групп промышленности и торговли «Восточное экономическое товарищество с ограниченной ответственностью», задача которого, по словам Геринга, состояла в изыскании экономических ресурсов в тех областях экономики, которые не были затронуты восточными обществами.

И действительно, уже в ближайшее время на оккупированной советской территории появились сотни средних и мелких германских фирм, находящихся под опекой монополистического капитала. Более того, в экономическом ограблении оккупированных советских районов приняли участие и коллаборационистские, подчас открыто профашистские экономические круги отдельных капиталистических стран Западной и Северо-Западной Европы. Ими были образованы, например, «Нидерландская восточная компания», «Бельгийское восточное общество», «Датский восточный комитет», норвежское общество «Аустрвег» и «Французское восточное товарищество». Главная причина этого явления заключалась во все более ощущавшемся недостатке собственных сил и производственных мощностей. Наряду с этим немаловажную роль играли и пропагандистские цели, в особенности тезис о «европейском крестовом походе против большевизма». Этот коллаборационизм, представлявший собой наглядный пример антикоммунизма и антисоветизма определенных кругов этих стран и нашедший отражение в формировании фашистских вспомогательных отрядов, принявших участие в боевых действиях против СССР, на практике привел, однако, лишь к незначительным результатам вследствие коренного изменения положения на советско-германском фронте и изгнания фашистских войск из оккупированных районов.

Интенсификация политики ограбления нашла свое отражение и в финансовой области. В этих целях была создана целая сеть банков, задача которых наряду с участием в общем регулировании финансового бюджета оккупационных органов состояла в кредитовании мероприятий по экономическому ограблению оккупированных районов. К ним относились «Центральный эмиссионный банк Украины», «Эмиссионный банк восточных областей» и другие кредитные учреждения. Более того, такие ведущие немецкие банки, как «Дрезденский банк» и «Коммерческий банк», образовали собственные филиалы в этих районах.

Вместе с усилением проникновения немецкого финансового капитала в сферу экономического ограбления оккупированных районов и его регулирования – процесс, который по своему характеру полностью соответствовал все более возраставшей роли монополий в руководстве немецкой военной экономикой и фактически отражал развитие государственно-монополистических отношений в области оккупационной политики, – возрастали его требования об окончательном урегулировании вопросов собственности в оккупированных советских районах, которые, как уже упоминалось выше, должны были сохраниться и после окончания агрессивной войны. Показательным в этом отношении является совершенно секретный доклад начальника экономико-политического отдела концерна «ИГ Фарбениндустри» членам правления и комиссии по сбыту продукции 3 января 1942 г. В нем подчеркивалось, что восточные общества и товарищества являлись лишь вынужденными образованиями военного времени, которые позднее должны быть заменены частным хозяйством. Основная тенденция заключалась пока в том, чтобы поднять ответственность руководства предприятий-«опекунов» и путем соответственного участия их в прибылях – в качестве предварительного шага к передаче предприятий в частную собственность – создать предпосылки для частного предпринимательства. После окончания войны – как это недвусмысленно подчеркивалось фюрером – частному хозяйству должна быть открыта свободная дорога. При этом оставалась ясной предпочтительная роль таких крупных фирм, как, например, «ИГ Фарбен» [133]133
  См. Anatomie des Krieges, а. я, О., S. 369 f.


[Закрыть]. В этом же смысле высказался и Густав Шлоттерер, один из руководителей государственно-монополистического аппарата по ограблению оккупированных районов, на совместном заседании высших имперских чиновников и представителей восточных обществ и товариществ 7 августа 1942 г. Он сформулировал требования крупных промышленников в том плане, что восточные общества и товарищества должны подготовить приход частного хозяйства в захваченные восточные районы. Немецкий предприниматель-частник должен был поэтому осуществлять свою деятельность уже в указанный период в составе таких обществ [134]134
  См. DMA, Reichswirtschaftsministerium, Nr. 23, Bl. 764.


[Закрыть]. Тем самым еще раз подтверждалось, что введение форм «опекунского» управления предприятиями и создание обществ и товариществ являлось не чем иным, как предварительным шагом на пути окончательного освоения немецким финансовым капиталом экономики оккупированных советских территорий.

В дальнейшем события действительно развивались в данном направлении. Особенно отчетливо это видно из переписки между Розенбергом и Герингом в апреле 1943 г. Розенберг предлагал, в частности, исходя из интересов полнейшего использования всех экономических возможностей оккупированных районов, передать крупные предприятия немецким предпринимателям в частную собственность или по крайней мере объявить им о такой перспективе, причем продажная цена могла бы быть урегулирована в интересах монополий позднее. Таким же образом частная инициатива должна была способствовать дальнейшему развитию торговли, за временным исключением аспектов, связанных с обеспечением вермахта и военной экономики, в особенности в сельскохозяйственной области. Геринг был в принципе согласен с этими предложениями, но подчеркнул, что к их осуществлению необходимо будет подключить Верховное главнокомандование вермахта. И на самом деле, уже во время войны значительное количество советских промышленных предприятий было роздано германским монополиям, хотя дело и не дошло до продажи и официального оформления их в качестве собственности этих монополий.

Так, «ИГ Фарбен» забронировал за собой эстонские фосфатные заводы. Концерн Круппа осенью 1942 г. взял под опеку Азовский металлургический завод в Мариуполе (Жданове) и заводы в Днепропетровске. Концерн Геринга получил металлургические заводы в Запорожье и Кривом Роге и в кооперации с концерном Флика – завод им. Ворошилова в Днепропетровске, а также заводы в излучине Днепра. Концерны Маннесмана, Хеша, Клёкнера и ряд других концернов и крупных фирм также приняли участие в этом грабеже.

Раздел военной добычи между германскими монополиями сопровождался внутренней конкурентной борьбой. Так, например, концерн Флика, прежде чем получить право распоряжаться вагоностроительным заводом в Риге, которого он добивался еще с июля 1941 г., должен был вытеснить из этого района концерн Круппа. Подобные же междоусобные «бои» оба эти крупнейших концерна вели и при разделе металлургической промышленности Донецкого бассейна.

Верхнесилезский институт по экономическим исследованиям, являвшийся рупором местных горнопромышленных магнатов, вскоре после нападения на СССР заявил о претензиях верхнесилезской промышленности на залежи железной руды на Востоке, намекнув довольно-таки прозрачно на добычу, доставшуюся рейнско-рурским концернам в Западной Европе. В июле 1942 г. эта претензия была обоснована необходимостью превращения Украины и Донецкого бассейна в предполье верхнесилезской металлургической и угольной промышленности.

Наращивание усилий по всеобъемлющему грабежу оккупированных советских районов было характерным и для деятельности военно-экономической организации. Объем и характер стоящих перед ней задач в течение указанного периода времени значительно расширились. На первое место было поставлено требование по обеспечению в еще больших масштабах, чем прежде, снабжения вермахта за счет оккупированных районов.

В связи с этим влияние главного командования сухопутных войск, а также командования соединений и частей на военно– экономические органы, дислоцировавшиеся во фронтовом районе, возросло. В начале февраля 1942 г. произошло включение экономических экспертов в состав управлений групп армий (они были одновременно назначены экономическими руководителями управлений групп армий) и выделение четвертых отделов по вопросам экономики из состава армейских штабов в самостоятельные армейские военно-экономические отделы. Одновременно район действия военно-экономических органов был определен в соответствии с границами районов действий армий и групп армий. Тем самым была расширена компетенция командования армий и групп армий в отношении этих органов, ставших непосредственными исполнительными органами войскового командования в вопросах ограбления страны, хотя они по-прежнему и оставались в подчинении штаба экономического руководства «Восток». Это положение нашло свое отражение в замене начальника этого штаба генерала Шубертса, входившего ранее в состав штаба Геринга, генерал-лейтенантом Штапфом, являвшимся до этого назначения начальником тыла сухопутных войск. В ходе дальнейшей реорганизации начальник штаба экономического руководства «Восток» после поражения на Волге был подчинен непосредственно Кейтелю.

Расширение деятельности военно-экономических органов нашло отражение в росте численности их аппаратов. Так, главное экономическое управление «Юг» имело в 1942 г. 16 управлений и 75 рабочих групп, а одно только экономическое управление района Сталино (Донецк) – 7 отделов, 25 рабочих групп, 34 филиала отдела труда и 38 производственных пунктов питания. Подобным же образом увеличилось и количество различных служб, занимавшихся грабежом оккупированных районов, при фронтовых частях, причем профиль их деятельности в еще большей степени определялся задачами снабжения войск.