Текст книги "Название игры"
Автор книги: Нора Робертс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)
–Нет!
–Сэм...
–Я понимаю только то, что у тебя было паршивое детство и через то, что произошло с тобой, не должен проходить ни один ребенок! И еще я понимаю, что от этого остаются шрамы.
–Шрамы? – Она вскочила на ноги, издав короткий надтреснутый смешок. – Разве ты не знаешь, моя мать была больна? Ах да, это держалось в тайне от прессы, но я сумела это раскопать. В последние годы жизни она лежала то в одной закрытой клинике, то в другой. Маниакальная депрессия, нестабильность, пристрастие к алкоголю. И наркотикам... – Джоанна прижала к глазам ладони, пытаясь взять себя в руки. – Она меня не растила, и я не уверена, кто на самом деле мой отец, но она была моей матерью! Я не могу забывать ни об этом, ни о том, что мне, возможно, от нее что-то передалось!
Сэм снова встал. Его первым порывом было надавить осторожно, но он понял, что это неверная тактика. Джоанну нужно привести в чувство быстро и резко.
–Джоанна, не в твоем стиле все так драматизировать!
Его слова возымели именно тот эффект, на который он и рассчитывал. В ее взгляде сверкнул гнев, а щеки тут же вспыхнули.
–Как ты смеешь мне говорить такое?
–А как ты смеешь стоять тут и выдавать малозначимые оправдания, что не можешь мне доверять?
–Это не оправдания, а факты.
–Мне наплевать, кем была твоя мать и кто твой отец. Я влюблен в тебя, Джоанна! Рано или поздно тебе придется это принять и сделать следующий шаг.
–Я все время говорила тебе, что это ни к чему не приведет. И сейчас объясняю почему. Но это только одна часть всего. Моя часть.
–И что же еще? – Он запустил большие пальцы рук в карманы и покачался на каблуках. – Хорошо, выкладывай остальное!
–Ты – актер.
–Это верно, но ты же не собираешься проводить никаких аналогий с тем ответом.
–Меня всю жизнь окружали актеры, – продолжала она, стараясь быть терпеливой. – Я понимаю всю напряженность и требовательность профессии, невозможность, особенно для талантливого актера, держать в тайне свою личную жизнь, чтобы она действительно оставалась личной. И я знаю, что так случается даже с лучшими людьми, несмотря на все их намерения и усилия. Если бы я верила в счастливые браки (а я в них не верю), то все равно не стала бы верить в счастливый брак с актером!
–Я понимаю. – Не сердиться на нее было трудно, но совсем невозможно было не сердиться на тех, кто главным образом приложил руку к формированию ее убеждений. – И этим ты хочешь сказать, что, раз я актер, и, хуже того, хороший актер, отношения со мной – слишком большой риск?
–Я просто говорю о том, что делает будущее наших отношений невозможным. – Она помолчала, собираясь с силами. – И если ты больше не захочешь меня видеть, я пойму.
–Неужели?
Он некоторое время пристально разглядывал ее, как будто прислушавшись к ее словам. Джоанна заранее приготовилась ко всему. Она знала, что закончить отношения будет больно, но это не могло сравниться даже с самыми сильными страхами. Она взглянула ему в глаза, когда он приблизился. В них не было ничего.
–Ты идиотка, Джоанна! – Он рывком притянул ее к себе, так резко, что она вскрикнула от удивления. – Ты что, думаешь, мои чувства к тебе можно включить или выключить? Ты, черт побери, так и думаешь, верно? Я по лицу вижу. Ну что же, я не собираюсь по-тихому уходить из твоей жизни, а если ты полагаешь, что тебе удастся вышвырнуть меня, то будешь разочарована!
–Я не хочу, чтобы ты уходил. – Слезы заволокли ей глаза, хотя она и думала, что со слезами покончено. – Я просто не думаю...
–Вот и не думай! – Он подхватил ее на руки. – Ты слишком много думаешь.
Джоанна не сопротивлялась, когда он отнес ее наверх. Она покончила со спорами, извинениями, объяснениями. Может быть, желание, чтобы о ней позаботились, и было слабостью, но у нее не было никаких сил пережить эту ночь одной. Ей не хотелось думать. Сэм был прав, посоветовав ей не делать этого. Ей совсем не хотелось думать, сколько часов осталось от этой ночи. В одночасье исчезли преграды для чувств, и она позволила им взять верх. Сэм был нужен ей. И не будь она такой измотанной, это бы ее испугало.
В спальне было темно, но он не стал зажигать свет. Ароматы сада струились в окна, переносимые ночным ветерком. Он молча уложил ее на кровать и сел рядом.
В то мгновение им нужно было так много сказать, что они не могли говорить вовсе. Когда-то Сэм считал ее холодной, сильной и самодостаточной. Эта женщина интриговала и завораживала его. Заинтриговала настолько, подумал Сэм, что он благодаря этому копнул глубже. И чем больше он узнавал о ней, тем глубже открывался перед ним ее внутренний мир.
Она была сильной в лучшем смысле этого слова. Она умела принимать удары и разочарования и справляться с ними. Некоторые люди, которых он знал, на ее месте признали бы себя виноватыми, стали бы искать опору или бы вовсе сдались. Но Джоанна, его Джоанна, находила свое место и поступала так, чтобы ее дело приносило плоды.
За оболочкой сильной женщины он нашел страсть. Он и раньше чувствовал, а теперь убедился, что она была нерастраченной. Была ли это судьба, игра слепой фортуны или совпадение, но он нашел ключ, освободивший эту страсть. И он не позволит, чтобы она снова была заперта или ее отпер кто-нибудь еще, кроме него самого.
За страстью скрывалась трогательная застенчивость. Нежность, которая сама по себе была чудом, принимая во внимание детство Джоанны и разочарования, которые жизнь преподнесла ей в столь раннем возрасте.
И наконец, миновав все остальное, он обнаружил ядро хрупкости. Он был полон решимости оберегать эту ранимую натуру. Именно хрупкую Джоанну он сегодня ночью будет любить!
Между ними, помимо любви, будет доброта. И помимо влечения – сострадание.
Легким, еле уловимым, словно шепот, движением он откинул волосы с ее лица. На щеках Джоанны еще не высохли слезы, и он бережно стер их кончиками пальцев. Он не сможет сделать так, чтобы их больше никогда не было, но сделает все возможное, чтобы она не плакала в одиночестве.
Он поцеловал ее один раз, потом другой туда, где слезы оставили свои следы. Затем снова нежно поцеловал ее. Ночные тени то и дело пробегали по ее лицу, но он видел ее полузакрытые усталые глаза. Сквозь дремоту она наблюдала за ним.
–Ты хочешь спать? – спросил ее Сэм.
–Нет. – Она прикрыла рукой его руку. – Я не хочу спать. И не хочу, чтобы ты уходил.
–Тогда расслабься. – Он прижал ее руку к губам. Его глаза, такие насыщенно-темные, казалось, поглощали ее всю без остатка. – И позволь мне любить тебя.
Это было так просто.
Она прежде не знала, что любовь может даровать утешение. Он раньше не показывал ей этого. Но сейчас, когда ее чувства были обнажены, а чувство собственного достоинства, казалось, было совершенно разрушено, Сэм показал ей другую сторону желания. Желание утешать и желание заботиться. Желание обладать и желание исцелить. Его прикосновения были такими, будто в этом мире лишь она имела значение.
Он стянул с нее рубашку, и материя заструилась по коже, прежде чем ее обнажить. Однако Сэм не спешил взять то, что она готова была ему подарить. Глядя ей в глаза, он разделся сам. Когда Джоанна потянулась к нему, он взял ее руки, прижав их к губам.
Он раздевал ее медленно, осторожно, как будто она спала, а он не хотел ее будить. Такая нежность вызывала особую, странную боль. Хотя она была раздета и полностью открыта перед ним, Сэм дарил себе удовольствие долгими, неторопливыми поцелуями и ощущением ее волос в своих ладонях.
Ее кожа казалось такой белой в ночной тьме. Он провел ладонью по ее руке, не сводя с нее глаз. Убывающая луна за окном растаяла до тонкого серпа и почти не давала света, но Сэм уже очень хорошо знал Джоанну. И все же он для собственного удовольствия обводил черты ее лица кончиком пальца. Он никогда прежде так не обходился с нею. Джоанна закрыла глаза и почувствовала, как отплывает в мир удовольствия. Сэм и раньше, несмотря на страсть и сексуальный голод, дарил ей ласку, которую она не ожидала. Но сейчас... это было то, что чувствуешь, когда тебя лелеют. Именно так даются обещания, когда не сомневаешься, что они будут исполнены. Перед глазами Джоанны все поплыло, а сердце едва ощутимо заныло от того, как все было прекрасно.
Будучи нежным, Сэм непостижимым образом чувствовал себя сильнее. Никогда прежде его желание не было столь сильным, но ему впервые не хотелось спешить. Страсть нарастала, но в этот раз она была наполнена стремлением дарить радость.
Они не замечали времени. В самые ранние часы народившегося утра он осторожно приближал ее к вершине блаженства. Он чувствовал губами ее сердцебиение, быстрое, неравномерное, но еще пока не отчаянное. Она прижалась к нему, обвив его руками, но не сдавливала от нетерпения. Она двигалась вместе с ним, желая дать ему возможность задать темп, ощущая благодарность за то, что он даже раньше ее осознал, насколько ей нужна забота.
Замечала ли она когда-нибудь, какой он сильный? Как растягивались и слегка подрагивали мускулы на его спине и плечах? Она и раньше прикасалась к нему и обнимала его так же, но прежде она каждый раз быстро оказывалась очень близко к развязке. На этот раз ее путь был спокойным и неспешным, подобно путешествию по тихому озеру на плоту.
Вдохновленная любовью, она стремилась дать ему такую же нежность, которую он продемонстрировал ей. Ее прикосновения были легкими, нетребовательными. По тому, как он пробормотал ее имя, Джоанна поняла, что он испытывает такие же чувства. Возможно, никогда больше не повторится это безупречное, лишенное всякого эгоизма слияние.
Раскрывшись перед любимым, она тихо вздохнула. Они сошлись без пыла, но с невероятной нежностью.
Потом, гораздо позже, она лежала рядом с ним без сна, а небо уже начало светлеть.
Глава 11
Возможно, он успокоил ее. Проснувшись, Сэм обнаружил себя в пустой кровати, да и в доме никого не было. В ванной на перекладине аккуратно висело ее еще влажное полотенце. Комната хранила еле уловимый аромат Джоанны. Одежда, которую он ночью снял с нее, была убрана. Ее портфеля в комнате не было, а в вазе стояли свежие цветы. Все сообщения на автоответчике были стерты. Сэм остался в доме в обществе кошки.
Джоанна всегда была организованной, будь то кризисная или спокойная ситуация.
Он был уверен, что сумеет подавить ее истерику.
В кухне он обнаружил, что стаканы, которыми они пользовались ночью, вымыты и теперь сохнут. К кофейнику прислонилась записка, написанная аккуратным почерком Джоанны: «Я не хотела тебя будить. Мне надо было рано поехать в больницу, а затем в студию. Кофе сварен».
Она добавила еще что-то, затем, зачеркнув это, подписалась просто: «Джоанна».
Это могла бы написать и его мама, подумал Сэм, во второй раз пробегая записку глазами. Только она бы добавила: «Оставь кухню в том виде, в каком она была». Черт побери, Джоанна!
Стоя на кухне в одних джинсах, он швырнул записку на кухонную стойку. Никто не смог бы обвинить Джоанну в том, что она нетвердо стоит на земле. Но бывают случаи, когда нужно и даже необходимо, чтобы рядом с тобой оказался кто-то еще. И ей придется принять, что Сэм и есть этот кто-то. Он был уверен, что справился с этой задачей, однако забыл, какой упрямой могла быть Джоанна.
Он рассеянно нагнулся и взял на руки котенка, выделывавшего «восьмерки» вокруг его ног. Люси не была голодна: Джоанна не обделила ее вниманием, оставив полную миску, еды в углу, просто ей хотелось немного ласки. И большинству созданий хочется того же, размышлял Сэм, поглаживая шерстку Люси. Очевидно, этого было недостаточно, чтобы Джоанна замурлыкала и доверчиво свернулась клубочком у него на руках!
Сэм выглядел так, будто ему предстояла битва. В последний раз почесав кошечку за ушами, он отпустил ее. Ведь он тоже может быть упрямым.
Она думала о нем. Сэм удивился бы, узнав, как долго и мучительно дались ей несколько строчек, которые она ему оставила. Она хотела поблагодарить его за то, что он был с ней, за доброту и понимание в тяжелый для нее момент. Хотела сказать ему, что любит его так, как никогда не любила и не будет любить. Однако на бумаге слова казались пустыми и неподходящими.
Трудно нуждаться в ком-то, нуждаться по-настоящему, если всю свою жизнь уверена, что можешь справиться со всем сама. Если бы он знал, каким сильным было ее желание разбудить его и попросить поехать вместе с ней, потому что ей становилось страшно при мысли о том, чтобы пережить этот день в одиночку! Но она не могла заставить себя сделать это, поскольку теперь, когда она раскрыла ему все свои тайны, ей обязательно нужно справиться с этим днем самостоятельно, чтобы научиться дальше обходиться без поддержки Сэма.
Медсестра, дежурившая утром, была моложе и сговорчивее той, что работала накануне. Она рассказала Джоанне, что отец отдыхает с комфортом, пригласила присесть и подождать доктора Мерритта.
Джоанна предпочла подождать в приемной, коридоры показались ей слишком людными. Ей уже удалось выпроводить репортеров, и она не собиралась давать ни единого шанса тем, кто оказался таким пронырливым, что смог проникнуть в Клинику. На диване в полудреме сидели, держась за руки, пожилая дама и парень лет двадцати. Телевизор, укрепленный на стене, показывал жизнерадостное утреннее шоу, посвященное кулинарии для гурманов. Джоанна подошла к столу, где, подогреваясь, стояли два одинаковых чайника: один с кофе, другой – с кипятком. Она не обратила никакого внимания на чайные пакетики, проигнорировала расфасованные сухие сливки и сахар и налила себе чашку черного кофе. Едва она сделала первый глоток, начался перерыв, во время которого показывали местные новости.
Карл У. Паттерсон был в центре внимания. Джоанна хладнокровно слушала, как диктор озвучивает пресс-релиз, составленный ею и пресс-секретарем прошлой ночью. В нем содержалось гораздо больше информации о карьере Карла, нежели о его болезни, и Джоанна знала, что он, услышав это, кивнул бы в знак одобрения. В конце сообщения говорилось, что Тони ДюМонд, сожительница и невеста Паттерсона, в настоящее время не выходит на связь.
По крайней мере, эта женщина неглупа, подумала Джоанна, выбирая, куда бы сесть. Она знала таких, которые тут же все разболтали бы журналистам, наслаждаясь устроенным спектаклем. А если бы так поступила Тони, подумала Джоанна, Карл при первой же возможности прервал с нею все отношения.
–Мисс Паттерсон?
Джоанна автоматически встала. Едва она увидела доктора, ее спокойствие улетучилось. Медсестра говорила, что Карл отдыхает с комфортом, но так принято говорить в больницах. Она загнала поглубже едва появившийся страх и протянула руку для приветствия.
–Доктор Мерритт, надеюсь, я не слишком рано. – Или не слишком поздно.
–Нет, на самом деле ваш отец сейчас бодрствует, и его состояние стабильно. В качестве меры предосторожности мы оставим его в блоке интенсивной терапии еще на сутки, а если его состояние будет и далее улучшаться, переведем его в отдельную палату.
–Каков прогноз?
–Прогноз положительный, если он сам приложит усилия. Очень важно ограничение рабочей нагрузки. Насколько сильно вы можете на него повлиять?
Ее улыбка почти не скрывала удивления.
–Нисколько.
–Ну, тогда ему, возможно, придется задержаться в клинике на день-другой дольше, нежели он рассчитывает. – Мерритт снял очки и протер стекла полой своего халата. – Как я уже говорил вам ночью, надо будет пойти на некоторые ограничения. Мистеру Паттерсону придется осознать, что его возможности, как и у всех нас, имеют определенные границы.
–Я понимаю. И желаю вам огромной удачи, чтобы суметь объяснить это ему!
–Я уже вкратце поговорил с ним. – Мерритт водрузил очки обратно на нос. Он улыбнулся Джоанне едва заметной улыбкой, исчезнувшей, пожалуй, даже раньше своего появления. – В данный момент важнее поберечь его. Довольно скоро мы поговорим о том, какой уход потребуется ему на будущее. Он хотел увидеться с мисс ДюМонд и неким господином по фамилии Уитфилд. Встреча с невестой может пойти ему на пользу, но...
–Насчет Уитфилда не волнуйтесь. Я возьму это на себя.
Мерритт только кивнул в ответ. Он уже понял, что у дочери Паттерсона есть голова на плечах.
–Ваш отец – удачливый человек. Если он будет благоразумным, тогда я не вижу ничего, что помешало бы ему жить полной жизнью и продуктивно работать.
–Я могу его увидеть?
–Минут пятнадцать не больше! Он нуждается в тишине и покое.
Джоанна вошла в маленькую, отгороженную занавеской палату блока интенсивной терапии. Отец лежал точно так же, как и ночью, с закрытыми глазами, и был подключен к аппаратам. Однако цвет лица изменился в лучшую сторону. Джоанна, стоя у кровати, рассматривала отца до тех пор, пока он не открыл глаза.
Ему потребовалась всего мгновение, чтобы разобраться в ситуации. Джоанне тут же пришло в голову, что это был самый долгий за всю жизнь контакт между ними. Она поняла, что отец узнал ее, и, наклонившись, прижалась щекой к его щеке.
–Доброе утро. – Соблюдая осторожность, она старалась говорить как обычно. – Ты нас напугал.
–Джоанна! – К ее удивлению, отец взял ее за руку. Карл никогда в жизни не выглядел таким одиноким и слабым. – Что они тебе сказали?
«Что же, ему страшно», – подумала она, и в ее душе шевельнулось сочувствие. Джоанне не могло прежде прийти в голову, что отец может испытывать страх.
–Что ты удачливый человек, – коротко ответила она. – А еще сказали, если ты будешь проявлять благоразумие, мир увидит еще не одно детище Карла У. Паттерсона!
Она выбрала как раз нужные слова. Джоанна и не предполагала, что настолько хорошо знает своего отца.
–Чертовски неподходящее время выбрал мой организм для своих дурацких фокусов. – Он окинул взглядом палату, и момент близости канул в никуда.
–Персонал пытается связаться с Тони, – сообщила Джоанна. – Уверена, что она скоро здесь появится.
Обрадовавшись, Карл снова взглянул на дочь.
–Они говорят, что собираются продержать меня на своей привязи еще целый день!
–Да. Будешь волноваться – получится больше.
–У меня осталась работа, которую не сделаешь на больничной койке.
–Хорошо. Я попрошу их отпустить тебя. Ты снова станешь руководить монтажом «Огненных полей», пока опять не свалишься!
Выражение нетерпения на лице Карла сменилось ошеломлением, а потом изумлением, что редко бывало обращено к дочери.
–Думаю, я смогу взять пару выходных. Но я против того, чтобы к этому прикасался косорукий Уитфилд!
–Я уже вызвала Ломана.
Выражение его лица тут же стало напряженным, и Карл вновь превратился в холодного, брюзгливого человека, с которым она прожила большую часть жизни.
–Прости, если я переступила границы моих полномочий, но когда я вчера поздно вечером позвонила Уитфилду и рассказала ему о положении дел, то решила, что ты предпочтешь Ломана.
–Ладно, ладно. – Он замахал руками, пресекая ее объяснения. – Я и вправду предпочту Ломана. У Уитфилда есть свое место, но, видит Бог, оно не в монтажной. Что с прессой?
Он уже забыл про страх, подавив вздох, подумала Джоанна. Дело, как всегда, было превыше всего.
–Все под контролем. Твой пресс-секретарь сегодня утром выпустил пресс-релиз и будет обновлять его по мере необходимости.
–Хорошо, хорошо. Надо сегодня встретиться с Ломаном. Устрой это, Джоанна.
–Нет.
Он уже вошел во вкус строительства планов, процесс набирал обороты, и отказ только разозлил его.
–Нет? Какого черта ты хочешь сказать этим «нет»?
–Это не обсуждается. – Голос у нее был спокойным, и это порадовало Джоанну. Одно время от такого же тона с его стороны ее бросало в дрожь. – Это станет возможным через день-другой, когда ты окрепнешь и тебя переведут в отдельную палату.
–Я сам устраиваю свою жизнь!
–Никто не знает об этом лучше меня.
–Если ты надумала подсидеть меня, пока я лежу...
Тут в ее глазах появилась ярость, охладившая его пыл. Карл никогда прежде не видел у нее такого взгляда и не осознавал его силы. А если даже такой взгляд и бывал, Карл ни разу не удосужился его заметить.
–Мне ничего от тебя не нужно! Когда-то было нужно, но я научилась жить без этого. А теперь извини, но мне нужно заняться шоу, продюсером которого являюсь я сама!
–Джоанна! – Она уже отодвигала занавеску, чтобы выйти. Ее остановила дрожь в его голосе.
–Да?
–Прости меня!
«И снова в первый раз», – подумала Джоанна, заставив себя вернуться.
–Ладно. Доктор не велел мне долго сидеть у тебя, да я, наверное, уже тебя утомила?
–Я был на волосок от смерти!
Он сказал это, словно старик, дряхлый, испуганный старик.
–Ты поправишься.
–Я был на волосок от смерти, – повторил он. – И хотя я не могу сказать, что передо мной прошла вся моя жизнь, несколько эпизодов я себе представил. – Он закрыл глаза. Его приводила в бешенство необходимость помолчать только затем, чтобы набраться сил и говорить дальше. – Помню, я усаживался в лимузин – кажется, я ехал в аэропорт. Ты стояла на ступеньках с тем псом, которого навязал мне Макс. Казалось, ты хотела окликнуть меня и попросить остаться.
Джоанна не припоминала именно этот случай, потому что их было очень много.
–А если бы я это сделала, ты бы остался?
–Нет. – Карл вздохнул, но без сожаления, а лишь констатируя факт. – Работа всегда была для меня прежде всего. Я никогда не мог наладить свою семейную жизнь так же хорошо, как выпуск фильма. Твоя мать...
–Я не желаю говорить о матери!
Он снова открыл глаза.
–Она могла бы больше тебя любить, если бы меньше меня ненавидела!
Это было больно. Даже зная об этом все эти годы, она ощутила боль, услышав, как это было произнесено вслух.
–А ты?
–Работа всегда была прежде всего, – повторил он. Он устал, слишком устал, чтобы сожалеть и извиняться. – Ты вернешься?
–Да. После записи я снова приеду сюда.
Отец заснул прежде, чем она отодвинула занавеску, чтобы выйти.
Особняк Макса Хэддисона был столь же утонченным и ухоженным, как и его хозяин. Слуга вел Сэма по тридцатикомнатному дому, приобретенному актером четверть века назад. Терраса была уставлена шезлонгами с мягкой обивкой и полдюжиной плетеных кресел, как будто приглашая компанию располагаться и отдыхать с комфортом. В одном из кресел, свернувшись клубочком, посапывал старый золотистый ретривер.
Макс Хэддисон совершал заплыв в сверкающем бассейне в форме буквы L у подножия террасы. За скошенным лугом, почти скрытый за стогами сена в виде брусков, находился теннисный корт. К востоку располагалось поле для гольфа, различимое вдалеке только благодаря флагу.
Юноша-слуга в белоснежном, без единого пятнышка, жилете предложил Сэму устроиться в одном из кресел, на солнце или в тени. Сэм выбрал солнце. Наблюдая за хозяином особняка, он насчитал десять кругов, выполненных плавными, выверенными движениями, и стал лениво прикидывать, сколько же Макс успел проплыть до его прихода. Официальная биография утверждала, что Максу семьдесят лет, а выглядел он лет на пятнадцать моложе.
Сэм согласился, когда ему предложили кофе, и подождал, когда Макс вылезет из бассейна.
–Рад снова тебя видеть. – Макс вытер волосы полотенцем, прежде чем накинуть на плечи халат.
–Я очень ценю ваше позволение зайти к вам просто так. – Сэм автоматически вскочил.
–Сядь, мальчик, а то я чувствую себя словно король, которого скоро свергнут! Ты завтракал?
–Да, благодарю вас.
Как только Макс сел в кресло, появился слуга с подносом, наполненным свежими фруктами и поджаренными тостами.
–Спасибо, Хосе. Принеси мистеру Уиверу сока. Из наших собственных апельсинов, – пояснил он Сэму. – По моим подсчетам, мне он обходится в три доллара за стакан! – Усмехнувшись, он принялся завтракать. – У моей жены пунктик – здоровый образ жизни. Никаких добавок, никаких консервантов. Так мужику и запить недолго! Она сейчас на своих утренних занятиях, а значит, у меня есть время потихоньку выкурить сигаретку до ее возвращения.
Сэму подали сок в бокале из граненого хрусталя. Он не спеша потягивал его, предоставив Максу пуститься в рассуждения о подрезках и органических подкормках для растений.
–Однако я не думаю, что ты пришел сюда обсуждать удобрения? – Макс отодвинул поднос и полез в карман за пачкой сигарет без фильтра. – Как тебе сценарий?
–Кого мне надо убить, чтобы получить эту роль?
Макс усмехнулся и с большим удовольствием затянулся сигаретой.
–Я оставлю это про запас. Ты знаешь, мне не слишком нравятся современные кинематофафисты-деньгиграфисты, я бы сказал! В наши дни это кучка несчастных бухгалтеров, снующих туда-сюда с гроссбухами и красными карандашами: им интереснее прибыль, а не развлечение. Но чутье подсказывает мне, что с этим у нас будет и то и другое.
–У меня даже ладони вспотели, – брякнул Сэм.
–Знаю это чувство. – Макс откинулся на спинку кресла, сожалея лишь о том, что почти докурил сигарету. – Я начал выпускать кинопродукцию еще до того, как ты появился на свет. Всего больше восьмидесяти фильмов, и лишь немногие вызывали у меня это чувство.
–Я хочу поблагодарить вас за то, что выбрали меня.
–Не нужно. Я прочел десять страниц сценария, и твое имя засело у меня в мозгу и оставалось там, пока не дочитал. – Он со вздохом потушил сигарету. – И, разумеется, я сразу обратился с этим к своему консультанту – к жене. – Он усмехнулся и подумал: как жаль, что на этот раз жена заказала купить кофе без кофеина. – Я вот уже более сорока лет полагаюсь на ее мнение.
Это заставило Сэма вспомнить о том, как важно для него было услышать мнение Джоанны.
– Она дочитала, отдала мне и сказала, что если откажусь, то я сумасшедший. Затем она велела мне предложить роль Майкла молодому Сэму Уиверу. Кстати, она без ума от твоего... телосложения, – добавил Макс. – Моя святая жена – земная женщина.
Сэм тут же улыбнулся, и улыбка задержалась у него на устах.
–Я хотел бы с ней познакомиться.
–Мы это устроим. Я говорил, что режиссером назначили Кинкейда?
–Нет. – У Сэма вновь проснулся азарт. – Лучшего выбора не найти.
–Я и сам так подумал. – Майкл задумчиво глядел на Сэма из-под белых кустистых бровей. – А продюсером станет Паттерсон. – Он заметил, каким напряженным стал взгляд Сэма, и привычно потянулся за новой порцией кофе. – Что-то случилось?
–Возможно, и так. – Он не помнил, чтобы когда-либо столь же сильно грезил о роли, так ему хотелось ее сыграть. Но не ценой все еще очень хрупкого равновесия в отношениях с Джоанной.
–Если ты беспокоишься насчет Джо-Джо, я думаю, напрасно. Она до мозга костей профессионал, наша Джо-Джо! И уважает работу отца. – Макс увидел притуплённый гнев во взгляде Сэма и кивнул. – Значит, все-таки дошло до этого? Я не был уверен, что Джоанна когда-нибудь так близко подпустит к себе кого-то.
–Это результат не столько выбора, сколько обстоятельств. – Он пришел поговорить не только о сценарии. Когда Сэм позвонил Максу чтобы договориться о встрече, он уже был полон решимости разузнать тайны, которые могли быть известны старику. – Я полагаю, вы не слышали, что у Паттерсона вчера вечером был сердечный приступ?
–Нет, не слышал. – Лицо у Макса стало обеспокоенным. Как и четверть века назад, Карл был его другом. – Я сегодня даже не потрудился включить новости. Иногда по нескольку дней подряд обхожусь без этого. Насколько все серьезно?
–Достаточно серьезно. Насколько мне известно, сейчас его состояние стабильно. Джоанна утром поехала к нему в больницу.
–Он загоняет себя, – рассуждал Макс. – Карл, похоже, никогда не умел остановиться, чтобы порадоваться результатами своего труда! Надеюсь, у него есть возможность этому научиться. – Снова откинувшись на спину кресла, Макс обвел взглядом бассейн и земли вокруг. – Знаешь, у меня трое своих детей, а теперь уже пятеро внуков и первый правнук на подходе. Бывали времена, когда меня не было рядом с ними, и я всегда буду об этом сожалеть. В нашем деле одновременно заниматься семьей и карьерой все равно, что жонглировать яйцами. Несколько штук непременно разобьется.
–Некоторым удается жонглировать лучше, чем другим.
–Весьма справедливо. Требуется приложить много усилий и пойти не на одну уступку, чтобы это удавалось.
–Мне кажется, в случае с Джоанной все уступки были только с ее стороны.
Какое-то время Макс сидел молча. Он подумал, а не затянуться ли второй сигаретой, однако решил, что тонкое обоняние жены не обмануть.
–Терпеть не могу стариков, которые суют нос в дела молодых. В старости им бы играть в шашки или кормить голубей. Но… но все-таки насколько у тебя серьезно с Джо-Джо?
–Мы собираемся пожениться, – неожиданно для самого себя выпалил Сэм. – Как только я ее уговорю!
–Удачи тебе! От всего сердца. У меня всегда была слабость к этой девочке. – Макс налил себе еще чашку кофе и подумал: еще нескоро он будет готов кормить голубей. – Что именно она тебе рассказала?
–Достаточно, чтобы я понял: передо мной – непаханое поле.
–И как сильно ты ее любишь?
–Достаточно, чтобы продолжать уговаривать ее выйти за меня замуж.
Макс набрался решимости рискнуть и выкурить вторую сигарету. Если вернется жена и станет обнюхивать дом, можно будет все свалить на Сэма.
–Я собираюсь рассказать тебе о таких вещах, которые она бы не позволила мне доверить кому-либо. Не знаю, даст тебе это что-нибудь или нет, но надеюсь, что даст.
–Я ценю это.
Макс углубился в далекие воспоминания, дым лениво струился между его пальцами.
–Я хорошо знал ее мать. У нее потрясающей красоты лицо. Комплекция всегда имеет большое значение. Джоанна похожа на нее внешне, но на этом сходство заканчивается. Могу утверждать, что никогда не встречал женщину более похожую на нее, чем Джоанна.
–И я тоже, – пробормотал Сэм. – С этим непросто.
–Ты еще слишком молод желать, чтобы все складывалось легко, – назидательно произнес Макс с высоты человека, разменявшего восьмой десяток. – Когда что-то дается легко, ты пускаешь это на самотек. Такова моя философия на сегодняшний день. Итак, Гленна была эгоистичной, обуреваемой своими внутренними демонами женщиной. Она вышла замуж за Карла после короткого и весьма страстного романа. А романы тридцать лет назад были такими же страстными, как сейчас, только о них больше помалкивали.
Вдохнув дым, он вспомнил несколько историй из своей жизни. И пусть после свадьбы они ушли в прошлое, он все равно был благодарен этим отношениям за полученный опыт.
–Это была великолепная пара, фотографы просто обожали их. Красивый Карл, темноволосый, широкоплечий, немного грубоватый, а Гленна бледная, хрупкая, почти воздушная. Все, что они устраивали, было грандиозным – и праздники, и скандалы. Честно говоря, я получал удовольствие и от того и от другого. Ты, возможно, слышал, каким озорником я был в молодости?
–Я слышал, что вы им были, – согласился Сэм. – Но не слышал, что это осталось в прошлом!
–Мы отлично сработаемся, – рассмеялся Макс. Он сделал последнюю затяжку, прежде чем потушить вторую сигарету. – Во время беременности Гленна тратила тысячи долларов на оформление детской. Потом начала терять форму и от этого злиться. Она могла сидеть, словно Мадонна, перед фотографом, а потом накачиваться виски и ругаться, как сапожник. Гленна не знала, что такое золотая середина.
