Текст книги "Название игры"
Автор книги: Нора Робертс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)
Сэм вспомнил, как год назад, промозглой поздней осенью, когда его мать, поскользнувшись на льду, сломала лодыжку, он получил сразу три звонка. Один – от сестры, другой – от отца, третий – от матери, которая сообщила, что папа с сестрой – паникеры, каких поискать! Тем не менее травма матери взволновала его настолько, что он быстро перестроил свой график так, чтобы иметь возможность тут же вылететь на восток. У него в запасе было всего тридцать шесть часов, однако этого времени хватило, чтобы повидать маму, расписаться на ее гипсе и успокоить свою душу.
А сломанную лодыжку нельзя даже сравнивать с сердечным приступом. Джоанна – единственный ребенок Паттерсона, а ей приходится узнавать о болезни отца из одиннадцатичасовых новостей! Даже если они не близкие друг другу люди, все равно они – семья. По мнению Сэма, кризисные ситуации заставляют семьи сплачиваться.
Она молчала с тех пор, как они выехали из дому. Он старался успокоить ее, предложить поддержку, вселить надежду, но Джоанна не отвечала. Казалось, будто она шагает механически, бледная, ошарашенная, словно на автопилоте, который без труда включается, когда это необходимо.
Сэм видел, как она приблизилась к сестринскому посту. Руки не дрожали, а голос, когда она заговорила, оказался спокойным и ровным.
–Сегодня вечером к вам поступил Карл Паттерсон. Внизу мне сказали, что он в блоке интенсивной терапии.
Медсестра, пышущая здоровьем женщина лет сорока пяти, привыкшая к ночным сменам, едва подняла взгляд на Джоанну.
–Извините, мы не даем сведений о пациентах.
–Он мой отец, – прямо сказала Джоанна.
Медсестра взглянула на нее. Журналисты и просто любопытствующие всегда используют всевозможные уловки, лишь бы выманить информацию о знаменитостях. Сегодня вечером уже пришлось нескольких обескуражить. Женщина по другую сторону стойки не походила на журналистку (медсестра гордилась своим умением безошибочно определять их), но ее не предупредили, что к Паттерсону может прийти кто-то из родственников.
Почувствовав ее сомнение, Джоанна достала из сумочки бумажник, а оттуда – удостоверение.
–Если возможно, я хотела бы увидеть его и поговорить с его врачом.
В душе медсестры шевельнулось сочувствие. Она перевела взгляд на Сэма и уставилась на него. Конечно, она его узнала, но даже несмотря на то, что после встречи с ним лицом к лицу ей теперь будет о чем рассказать мужу за завтраком, эта встреча ее не сильно впечатлила. Все-таки она, вот уже двадцать лет работая медицинской сестрой в Беверли-Хиллз, повидала немало звезд, зачастую в обнаженном виде, больных и несчастных. Однако она вспомнила, что где-то читала, будто у Сэма Уивера роман с дочерью Карла Паттерсона.
–Я буду рада позвать к вам доктора, мисс Паттерсон. Там по коридору и налево у нас приемная. Мисс ДюМонд уже там.
–Спасибо. – Джоанна обернулась и направилась по коридору, отказываясь думать о том, что будет дальше, и о тех действиях, которые потом придется предпринимать. Она услышала тихо, почти украдкой прозвеневший звонок, а затем приглушенный звук чьих-то шагов в туфлях на каучуковой подошве.
Паники теперь не было; первый приступ паники обрушился на нее, едва она услышала сообщение в новостях. Теперь ему на смену пришло понимание, что надо взять себя в руки и делать то, что надо делать. Джоанна привыкла справляться с такими вещами в одиночку.
–Сэм, я понятия не имею, сколько времени это займет. Ехал бы ты домой. Когда освобожусь, я возьму такси.
–Не глупи, – только и ответил он.
Этого было достаточно, более чем достаточно, чтобы у нее замерло дыхание. Ей захотелось повернуться к нему и прижаться к его груди. Хотелось просто оказаться в его объятиях и переложить на его плечи все предстоящие тягостные дела. Но вместо этого она направилась в приемную.
–Сэм! – Из глаз Тони, и без того влажных, брызнули слезы. Она вскочила со стула и бросилась в его объятия. – Ой, Сэм, как я рада, что ты здесь! Я так испугалась! Это такой кошмар! Я просто извелась от волнения, Сэм! Я не знаю, что делать, если Карла не станет.
– Держи себя в руках! – Сэм усадил ее обратно на стул, потом зажег сигарету из пачки, которую она рассыпала по столу, и сунул ее Тони между пальцами. – Что сказал врач?
–Не знаю. Он говорил совершенно непонятно, и у него было ужасно мрачное лицо. – Она протянула руку, указывая на блондина в смокинге. – Я бы этого не пережила без Джека. Он был мне опорой. Привет, Джоанна. – Тони высморкалась в кружевной платочек.
–Сэм. – Джек Вандиар кивнул ему, поглаживая Тони по руке. Он был режиссером двух фильмов Паттерсона и не менее полдюжины раз виделся с Сэмом на различных праздниках. – Нелегкая получилась ночь.
–Мы слышали. Это дочь Паттерсона.
–Ох! – Джек встал, протянув руку для приветствия.
–Расскажите, пожалуйста, как это произошло? – попросила Джоанна.
–Это было ужасно. – Тони смотрела на нее сквозь томную пелену слез. – Просто ужасно!
Джек одарил ее взглядом, на три четверти нетерпеливым и лишь на одну – сочувственным.
Он был не против успокоить Тони, но приехал он, по правде говоря, ради Карла. Ему пришло в голову: раз здесь появился Сэм, глаза Тони скоро высохнут!
–У нас был небольшой праздничный ужин. Карл выглядел несколько усталым, но я списал это на его постоянную перегруженность работой. Потом стало похоже, будто ему трудно вздохнуть. Он упал на стул, жаловался на боль в груди и в руке. Мы вызвали «скорую». – Джек оглядел присутствующих, затем, решив, что Джоанна держится достаточно мужественно, чтобы это выдержать, продолжил: – Им пришлось вытаскивать его с того света. – Услышав это, Тони издала тихий, душераздирающий всхлип, на который никто не обратил внимания. – Врач сказал, что у него обширный инфаркт. Они изо всех сил пытаются стабилизировать его состояние.
У Джоанны подкосились ноги. Ей удалось сдержать дрожь в руках и сделать спокойное лицо, но ноги у нее продолжали дрожать. Обширный инфаркт! Дарлин, остроумная и ехидная третья жена отца, сказала бы, что Карл У. Паттерсон никогда ничего не делал наполовину.
–Как врачи оценивают его шансы?
–Они нам ничего толком не сказали.
–Мы ждем уже целую вечность. – Тони снова приложила к глазам платок, затем закурила. Она по-своему любила Карла и хотела выйти за него замуж, даже зная, что все закончится разводом. Развод – это просто. Другое дело смерть. – Пресса была здесь уже через пять минут после нас. Я подумала, что Карл будет очень недоволен, если об этом напишут.
Джоанна села и впервые по-настоящему рассмотрела невесту своего отца. Кем бы эта женщина ни была, она, судя по всему, неплохо знала Карла. Сердечный приступ – это слабость, и ему бы крайне не понравилось, если бы это стало достоянием общественности.
–Прессу я возьму на себя, – без всякого выражения проговорила Джоанна. – Лучше всего вам обоим, – говорила она, подразумевая и Джека, – сообщать газетчикам как можно меньше. Вы его видели?
–Нет, с тех пор, как его увезли. – Тони, затянувшись еще раз, выглянула в коридор. – Ненавижу больницы. – Покончив с сигаретой, она принялась мять носовой платок. Серебристые блестки на ее платье красиво светились в темноте приемной. – На следующей неделе мы должны были лететь в Монако. У Карла там какие-то дела, но большая часть должна была быть чем-то вроде репетиции медового месяца. Он казался таким... ну, таким мужественным. – Снова полились слезы, и в этот момент в приемной появился врач.
–Мисс ДюМонд?
Она вскочила и схватила его за обе руки, являя зрелище опечаленной любящей женщины, истерично умоляющей не покидать ее. Она и сама удивилась, обнаружив, что ее поведение лишь наполовину наигранное.
–С ним все в порядке? Скажите мне, что с Карлом все в порядке!
–Его состояние стабилизировалось. Сейчас проводятся исследования, чтобы оценить тяжесть повреждений. Он сильный мужчина, мисс ДюМонд, и в целом у него, кажется, отменное здоровье.
Разглядывая врача, Джоанна подумала, что он выглядит усталым. Она сама невыносимо устала, однако интуитивно чувствовала, что знает правду. Когда врач взглянул в ее сторону, она встала.
–Вы дочь мистера Паттерсона?
–Я Джоанна Паттерсон. Насколько серьезно его состояние?
–Должен сказать вам, оно очень серьезное. Но мы делаем все возможное, чтобы вывести его из этого состояния.
–Я хотела бы увидеть его.
–Только на несколько минут. А вы, мисс ДюМонд?
–Он не захочет, чтобы я видела его таким. Эму это не понравится.
Джоанна охотно согласилась с Тони и, проигнорировав легкий укол обиды, пошла вслед за Доктором.
–Ему дали успокоительное, – сообщил ей доктор. – И он находится под тщательнейшим наблюдением. Все решат следующие сутки, однако ваш отец относительно молод, мисс Паттерсон. Подобный случай – часто знак остановиться, не спешить, осознать свою смертность.
Эти слова следовало произнести отцу хотя бы раз, однако Джоанна знала, что главного ей так и не скажут.
–Он умирает? – спросила она.
–Нет, если мы сумеем сделать все возможное. – Врач толкнул стеклянные двери палаты.
И вот ее отец. Еще недавно он жил в своем доме, ел свою пищу, подчинялся своим правилам. А этот человек был Джоанне едва знаком. Аппаратура, облегчавшая ему дыхание и контролирующая его жизненные показатели, мерно гудела. Глаза его были закрыты, загорелое лицо казалось одутловатым. Он выглядел старым. Так случилось, что она никогда не думала о нем как о старике, даже в детстве. Он всегда был красивым, нестареющим, мужественным.
Ей вспомнилось, как Тони произнесла это слово. Мужественный. Для Карла это всегда было очень важно. О нем часто говорили как о ярком представителе настоящих мужчин: остром на язык, физически сильном, привлекающем женщин. Слабость, извинения, болезни всегда вызывали у него раздражение. Возможно, именно поэтому к середине его жизни женщины, которые оказывались рядом, были одна моложе другой.
Он был жестким человеком, даже холодным, но всегда полным жизни. В нем был гений, которым Джоанна восхищалась не меньше, чем побаивалась его. Он был честным человеком, человеком слова, но никогда никому не давал ни на йоту больше того, чем тот, на его взгляд, заслуживал.
Джоанна прикоснулась к нему, положив свою руку поверх его. Она никогда бы не поверила, что сделает это наяву.
–Это может повториться?
–У него есть отличные шансы полностью выздороветь, если только он выбросит сигары, станет с осторожностью относиться к алкоголю и следить, чтобы его график был не слишком плотным. Еще, разумеется, диета, – продолжал доктор, но Джоанна уже качала головой:
–Не могу представить, чтобы он прислушался хоть к одному из ваших советов.
–Побывав в блоке интенсивной терапии, люди часто настолько меняются, что и представить себе невозможно. Решать, конечно, ему, но он человек неглупый.
–Да, это верно. – Джоанна убрала руку. – Нам понадобится пресс-релиз; я могу взять это на себя. Когда он проснется?
–Скорее всего, вы сможете поговорить с ним утром.
–Я буду вам очень признательна за звонок в случае, если до этого времени будут какие-нибудь изменения. Свой номер я оставлю на посту у медсестры.
–Думаю, что утром сумею рассказать вам больше. – Доктор снова открыл дверь. – Вам самой неплохо было бы отдохнуть. Выздоровление пациента-сердечника может быть утомительным.
–Благодарю вас.
Она в одиночестве зашагала по коридору. В целях самозащиты она запретила себе вспоминать образ отца на больничной койке. Как только Джоанна снова оказалась в приемной, Тони тут же вскочила и схватила ее за обе руки:
–Джоанна, как он? Говори мне все как есть.
–Он отдыхает. Врач настроен очень оптимистично.
–Слава богу!
–Карлу придется пойти на некоторые ограничения – диета, меньше работы и все в таком роде. Завтра ты сможешь его увидеть.
–Ой, я, наверное, выгляжу чучелом? – Потребность убедиться в том, что это не так, была столь велика, что Тони уже доставала свою косметичку. – Надо будет до завтра привести себя в порядок! Я не хотела бы, чтобы Карл увидел меня с абсолютно красными глазами и с таким ужасом на голове!
И вновь Джоанна удержалась от сарказма, ибо это была правда.
–По словам врача, он проснется только завтра. Я улажу дела с прессой через представителя больницы. Я полагаю – и даже уверена, – что пресс-секретарь найдет время написать сообщение. Карл, возможно, только через день-другой сможет сам принимать подобные решения.
Тут она в нерешительности помолчала, пытаясь представить своего отца неспособным принимать решения, и продолжала:
–Вам важно обеспечить ему покой. Поезжайте домой и отдохните. Если будут какие-либо изменения до утра, они позвонят.
–А как ты? – просил Сэм после того, как Джек увел Тони по коридору. – С тобой все в порядке?
–Да, все хорошо.
Желая убедиться в этом, он взял ее за подбородок. Ему подумалось, что во взгляде Джоанны скользит какое-то особое чувство. Это сильнее, чем шок, но совершенно иное, нежели горе. Великие тайны, подумал он. И великие страхи.
–Джоанна, поговори со мной!
–Я тебе все рассказала.
–Да, о состоянии твоего отца.
Она попыталась уйти, но Сэм удержал ее:
–А я хочу знать о твоем.
–Я немного устала и хотела бы поехать домой.
–Хорошо. – Он подумал, что лучше все обсудить не здесь, а дома. – Мы поедем. Но я останусь с тобой.
–Сэм, не нужно.
–Очень даже нужно! Едем домой!
Глава 10
Был уже второй час ночи, когда они добрались до дома Джоанны, но она сразу бросилась к телефону. Держа в одной руке ручку, другой она перелистывала свою телефонную книгу.
–Чтобы все устроить, не должно уйти много времени, – сказала она Сэму. – Но ты меня не жди.
–Я подожду.
Ему было что сказать, и ему хотелось это сделать до того, как Джоанна снова выстроит баррикады. И хотя она держалась стойко, даже слишком стойко, он сознавал, что начинает понимать ее. И все-таки вышел из комнаты, когда Джоанна принялась набирать номер.
Вряд ли она могла заменить отца в его работе. Кроме того, она была уверена, что отец потерпит лишь ее минимальное вмешательство в свои дела, но о его болезни надо обязательно сообщить его сотрудникам. Джоанна предоставила информацию пресс-секретарю и обсудила с ним простой и прямолинейный текст пресс-релиза.
Пока она успокаивала ассистентку отца и старалась устроить все так, чтобы повседневные дела «Паттерсон Продакшнз» шли насколько возможно гладко, Сэм вручил ей кружку. Джоанна с благодарностью сделала глоток, ожидая, что это будет кофе. Вместо этого она ощутила вкус травяного успокаивающего чая, который когда-то купила на всякий случай и время от времени пила после особенно затянувшегося дня.
–Завтра я смогу рассказать вам больше, Уитфилд. Нет, все, с чем не сможете справиться вы или другие сотрудники, придется отложить. С этой проблемой вы справитесь, верно?
Слыша ее из другого угла комнаты, Сэм не мог не улыбнуться ее тону. От продюсеров он никогда лучшего не слышал.
–Где Ломан? Хорошо, вызовите его обратно. – Она что-то черкнула в блокноте. – Да, правильно, но я уверена, что через пару дней он сам проинструктирует вас. Вам нужно уточнить это у врача, но я не думаю, что Карл сможет поговорить с вами раньше чем через двое суток. – Голос Джоанны переменился, став ледяным. – Нет, здесь и обсуждать нечего, Уитфилд. Придется принять невозможность связаться с Карлом и ждать дальнейших новостей. Нет, я не буду за это отвечать, это ваша обязанность. Вам за это платят.
Она повесила трубку, разгневанная бесчувственностью собеседника.
– Идиот! – пробормотала она, снова взяв кружку с чаем. – Он больше всего печется о том, что Карл настаивал на контроле за монтажом «Огненных полей», а его сердечный приступ, судя по всему, помешает закончить проект в срок!
–Ты все?
Все еще хмурясь, Джоанна пробежала глаза ми свои записи.
–Не думаю, что в моих силах сделать что-нибудь еще.
–Тогда иди и садись сюда! – Он подождал, пока Джоанна сядет рядом с ним на диване, и снова наполнил ее кружку из чайника, в котором и заварил чай. Сэм почувствовал ее напряжение, даже не прикоснувшись к ней, и начал массировать ей плечи. – Трудно это, когда остается только ждать!
–Да.
–Ты прекрасно умеешь владеть собой, Джоанна!
Она глотнула чаю и уставилась прямо перед собой.
–У меня был хороший учитель.
–Расскажи мне про отца.
–Я уже рассказала, о чем говорил доктор.
–Я не про это. (Она снова была напряжена, несмотря на массаж.) – Расскажи мне про него, про ваши с ним отношения.
–Рассказывать на самом деле нечего. Мы никогда не были особенно близки.
–Из-за твоей матери? Услышав это, она окаменела.
–И причем здесь моя мать?
–Я не знаю. Расскажи мне. – Сэм, можно сказать, блуждал в потемках, но не удивился, обнаружив, что попал в цель. – Джоанна, не нужно быть любителем сплетен, чтобы знать о разводе твоих родителей, когда тебе было – сколько же – четыре года?
–Мне тогда исполнилось пять. – Рана все еще болела. И не важно, что она много раз убеждала себя: это глупо и даже ненормально, когда детская боль и чувство потерянности пронизывают жизнь взрослой женщины. – Это дела давно минувших дней, Сэм!
Он так не думал. Интуиция подсказывала ему, что это такая же часть настоящего, как и он сам.
–Она вернулась в Англию, – начал он. – А твой отец сохранил право опеки над тобой. Так?
–Выбор у него был не слишком велик. – Она вновь ощутила ту горечь и сделала над собой непростое усилие, чтобы вновь спрятать ее глубже. – Сейчас это уже не важно.
–Джоанна, я ведь не Уитфилд, – пробор мотал Сэм. – Мне-то расскажи.
Она так долго молчала, что Сэм решил попробовать иную тактику. Но она, вздохнув, начала:
–Моя мать вернулась в Англию, чтобы попытаться возобновить сценическую карьеру, которой она, по своему мнению, пожертвовала после замужества. Мне там места не было.
–Тебе ее, должно быть, не хватало?
–Я с этим справилась.
Сэм так не думал.
–Мне кажется, что развод и так не бывает легким для ребенка, но становится еще больнее, когда один из родителей оказывается в нескольких тысячах миль от него.
–Все равно так было лучше для всех. Они всегда ужасно ссорились. Ни он, ни она никогда не были счастливы в браке и... – Джоанна замолчала, прежде чем у нее с языка сорвалось о чем она всегда думала. «Со мной. Они оба не хотели меня». – В сложившейся ситуации, – окончила она.
–Ты тогда была слишком маленькой, чтобы узнать такое. – Ему представилось, как пятилетней Джоанне пришлось столкнуться с острыми углами отношений родителей в несчастливом браке.
–Не надо быть очень большим, чтобы понимать, что все не так. В любом случае мама дала мне это понять. Она отправила телеграмму из аэропорта. – Чай остыл, но Джоанна продолжала автоматически прихлебывать его.
«Телеграмма – это как письмо», – сказала Джоанне приятная молодая горничная. Не будь она новенькой, она передала бы телеграмму Карлу, а тот ее просто бы выбросил. Но девушке очень хотелось узнать, что там написано, и еще больше хотелось помочь Джоанне прочесть послание.
«Дорогая моя девочка!
Я в отчаянии от того, что оставляю тебя, но у меня нет другого выхода. Моя жизненная ситуация – да и вся жизнь – стала невыносимой. Поверь мне, я пыталась с этим справиться, но в итоге пришла к выводу, что только развод и полный разрыв с прошлым помогут мне жить дальше.
Я презираю себя за то, что оставляю тебя на папу, но мне сейчас было бы слишком трудно позаботиться о тебе. Однажды ты поймешь и простишь меня.
С любовью, мама».
Джоанна до сих пор помнила его наизусть, слово в слово, хотя на тот момент она смогла понять лишь одно: мама бросает ее, потому что несчастлива.
Сэм пристально смотрел на нее, пораженный ее спокойным, хладнокровным отношением к тем событиям.
–Она послала тебе телеграмму?
–Да. Я была слишком мала, чтобы все понять, но уловила общий смысл. Она была безумно несчастна и отчаянно хотела найти выход.
Сука! Это слово, обжигая глотку, едва не вырвалось у Сэма, но пришлось проглотить его. Он не мог представить, как можно быть такой погруженной лишь в себя эгоисткой, чтобы попрощаться со своим единственным ребенком при помощи телеграммы! Сэм вспомнил рассказ Джоанны о том, как они с матерью ходили кормить уток, и не мог поверить, что это два образа одной и той же женщины.
–Это, должно быть, причинило тебе много боли? – Он обнял Джоанну, как будто стремясь защитить от уже случившейся беды.
–Дети быстро все забывают. – Она встала, зная, что, приняв его помощь, уже не сможет удержаться. Ведь она держалась более двадцати лет. – Она сделала то, что должна была сделать, но не думаю, чтобы она когда-нибудь была счастлива. Ее не стало около десяти лет назад. Самоубийство.
Сэм рассердился на самого себя за то, что не вспомнил об этом ранее. Гленна Ховард, несчастная мать Джоанны, так и не сумела триумфально вернуться на сцену, к чему так стремилась. Справиться с разочарованием помогали таблетки и алкоголь до тех пор, пока она не приняла слишком много и того и другого.
–Мне очень жаль, Джоанна. Потерять ее дважды – это, должно быть, стало кошмаром для тебя?
–Я никогда ее толком не знала. – Она снова потянулась за чаем, только чтобы занять руки. – И это было очень давно.
Сэм подошел к ней, несмотря на то, что она отвернулась. Терпеливо, но настойчиво он усадил ее обратно на диван.
–Я не думаю, что боль от такого когда-нибудь утихает. Не отстраняйся, Джоанна!
–Нет смысла ворошить все это.
–А я думаю, есть. – Он взял ее за плечи достаточно крепко, чтобы она поняла: ему не все равно. – Я все это время хотел понять причину твоей отчужденности. Сначала я полагал, что причиной всему – неудачные отношения с другим мужчиной. Но все намного серьезнее и уходит гораздо глубже.
Джоанна смотрела на него с холодным выражением лица, но ее глаза были полны отчаяния. Она рассказала слишком много, больше, чем когда-либо говорила об этом раньше. Облеченные в слова, воспоминания стали слишком отчетливыми.
–Я не моя мать!
–Да. – Он пригладил ей волосы. – Да, ты – не она. И не твой отец тоже.
–Я даже не знаю, он ли мой отец!
Сказав это, Джоанна побледнела. Ладони, все это время стиснутые в кулаки, разжались и обмякли. Еще ни разу за всю свою жизнь она не говорила об этом. Все, что она знала, было наглухо заперто, но это никогда полностью не забывалось. А теперь Джоанна слышала, как ее слова эхом возвращаются к ней, и испугалась, ужасно испугалась, что заболеет от всего этого.
–Джоанна, что ты такое говоришь?
Голос Сэма оставался тихим и спокойным, однако Джоанна почувствовала как он снарядом прорвался сквозь ее оцепенение.
–Ничего, ничего. Я просто расстроена. Я устала. Завтра будет нелегкий день, Сэм. Мне надо поспать.
–Мы оба понимаем, что ты слишком взвинчена, чтобы заснуть. – Обняв ее, он почувствовал бившую ее жестокую дрожь. – И так будет, пока ты не дашь выход чувствам! Расскажи мне о своем отце, Джоанна. О Карле.
–Когда же ты, наконец, оставишь меня одну? – В голосе у нее зазвенели слезы, что напугало ее еще больше. Она чувствовала себя так, будто видела, что стены дома начали рушиться, а фундамент – проваливаться и удержать все это у нее не было сил. – Ради бога, ты что, не видишь, что я больше не могу? Я не хочу говорить о моей матери! Я не хочу говорить о нем! Он, наверное, умирал! – Из глаз у нее полились слезы; теперь она знала, что пропала. – Он, наверное, умирал, и я должна была что-то почувствовать, но я ничего не чувствую! Я даже не знаю, кто он? Я не знаю, кто я?
Она пыталась оттолкнуть Сэма, отстраняясь, когда он притягивал ее к себе, проклинала его, вырываясь из объятий. Это буйство закончилось потоком слез.
Сэм не стал говорить слов утешения: он понятия не имел, какие слова тут помогут. Он просто взял Джоанну на руки и слыша, как она всхлипывает, уткнувшись ему в шею, сел, прижав ее к себе, будто маленького ребенка. Поглаживая ее по волосам, он терпеливо ждал, пока она выплачется. Сэм не понимал, как можно было держать в себе столько слез.
Она была разбита. Ей жгло горло и глаза, она чувствовала тяжесть в животе. Даже после того, как слезы иссякли, осталось это неприятное, болезненное ощущение. Силы покинули ее, как будто кто-то вынул затычку, предоставив им вытечь без остатка. Джоанна не возражала ни тогда, когда Сэм посадил ее на диван, ни тогда, когда он встал. Он уйдет. Это она готова была принять, даже притом, что ее истерзанное сердце в очередной раз будет разбито.
Потом он, сидя рядом с ней, дал ей в руки рюмку.
–Может быть, это немножко поможет, – негромко сказал он. – Пей не спеша.
Если бы у нее еще остались слезы, она бы снова заплакала. Джоанна кивнула и глотнула бренди, надеясь, что он залечит свежие раны.
–Я всегда перед ним благоговела, – начала она, не глядя на Сэма. – Я даже не знаю, любила ли его в детстве, но он всегда был самой большой и важной фигурой в моей жизни. После отъезда матери, – она остановилась, чтобы сделать еще глоток, – после отъезда матери я очень испугалась, что он тоже уедет или отошлет меня куда-нибудь. Я тогда не понимала, как важно для него было, чтобы его личная жизнь не стала достоянием общественности. Возможно, публика могла бы принять его романы и браки и интересоваться ими, но если бы он не моргнув глазом отослал своего единственного ребенка, на это посмотрели бы совсем иначе. Никто бы не забыл, что он был женат на Гленне Ховард, которая родила ему ребенка. Никто, кроме него.
Как рассказать о том, насколько потерянной и запутавшейся она чувствовала себя, глядя, как отец ухаживает за другими женщинами, будто ее матери никогда и не было?
–Когда он снова женился, это был кошмар!
Это была большая, пышная свадьба с огромным количеством фотографов, микрофонов, посторонних людей. Меня нарядили и заставляли улыбаться. Я терпеть не могла эти косые взгляды и намеки насчет моей матери. Перешептывания о ней. Отец мог не обращать на это внимания: это всегда было вокруг него, а я тогда думала только о том, что на мамином месте будет женщина, которую я даже не знаю. А мне приходилось улыбаться.
Эгоистичные, бесчувственные идиоты! Подумав это, Сэм еще крепче обнял ее.
–А больше у него никого не было... из семьи?
–Его родители умерли много лет назад. Помню, я слышала от кого-то из родственников, что его воспитывала бабушка. К тому времени ее тоже не стало. Я никогда ее не видела. У меня была кто-то вроде гувернантки, которая буквально умерла бы за отца. Так уж он действует на женщин, – устало сказала она. – Это все было бесполезно – мое присутствие на свадьбе было очень важно. Впечатления, снимки для прессы и все такое. Когда все было позади, я увидела его снова только через три месяца. Он вообще проводил много времени в Италии.
–А ты оставалась дома?
–Я училась в школе. – Она провела руками по волосам, затем сцепила их в замок на коленях. – Он имел полное право оставить меня на моих педагогов и репетиторов. Но вторая его жена хоть как-то могла переносить детей. Не многие его женщины могли этим похвастать.
Джоанна на расстоянии почувствовала жалость Сэма и тут же покачала головой.
–Здесь мне было лучше. Я проводила много времени с Хэддисонами. Они прекрасно относились ко мне.
–Я рад этому. – Он взял ее руку в свою ладонь. – Продолжай.
–Это случилось после его второго развода, когда он был с... не важно, с кем. Главное, что я тогда убежала из школы и очень себя жалела. Я поднялась к нему в комнату. Я даже не знаю, почему это сделала, разве только чтобы быть там, попробовать разгадать его тайну. И разгадала. Я всегда чувствовала себя рядом с ним неловко и не к месту, – продолжала она. – Должно быть, во мне чего-то не хватало, и это мешало ему любить меня так, как следовало бы. У него в комнате стоял такой чудесный старый письменный стол со всеми этими занятными ящичками и отделениями. Карл снова был в отъезде, и я не боялась, что он увидит, как я роюсь в его столе. Я нашла там письма. Некоторые из них были от его женщин, а я уже была достаточно большая, чтобы смутиться, и отложила эти письма в сторону. Потом нашла одно от моей матери. Старое, написанное сразу после ее отъезда в Англию. Держать в руках это письмо для меня было все равно что снова увидеть ее. Иногда я никак не могла вспомнить, какой она была, но в ту минуту, когда я держала в руках то письмо, я увидела ее именно такой, какой она была. Боже, она была прекрасной, такой хрупкой и таинственной! Я даже, точно наяву, слышала ее голос, необыкновенный, хорошо поставленный голос. Я так ее любила!
Сэм взял у нее рюмку и поставил на стол.
– Ты читала то письмо?
– Лучше бы не читала! – Джоанна на мгновение крепко зажмурилась, но и сейчас, как и тогда, назад было уже не отступить. – Я так жадно хваталась за все, к чему она прикасалась, за каждую ее частичку, что сначала даже не поняла, что читаю. Должно быть, она писала в гневе. Там были и злость, и горечь, и желание уколоть побольнее. Даже будучи еще ребенком, я знала, что в их семейной жизни не все было гладко. Но до этого письма я и представить не могла, что они так ненавидели друг друга!
– Люди часто говорят то, что на самом деле не имеют в виду, или даже чаще – то, что не следовало бы говорить в данных обстоятельствах.
– Она ведь на тот момент уже уехала, и теперь не узнать, имела она это в виду или нет. Ни мне, ни моему отцу, то есть Карлу, не узнать!
У Джоанны пересохло во рту, но бренди ей больше не хотелось. На мгновение она стиснула губы, затем продолжила:
– Она припомнила ему всю свою боль, все невыполненные обещания, все настоящие и выдуманные измены. Затем она перешла к тяжелой артиллерии. Она не придумала для Карла лучшего наказания, чем оставить ему меня! Она писала, что взваливает на него ребенка, рожденного не от него! Он никогда не смог бы доказать это, да и она никогда бы не назвала того, кто был отцом ребенка, которому Карл дал свою фамилию. Конечно, продолжала она, есть возможность, что это его ребенок, но... Она пожелала ему всю жизнь мучиться от неизвестности. А поскольку я прочла это письмо, то и мне!
Сэм долго, не отрываясь, глядел в темноту за окном. Гнев, переполнявший его, был так неистов и было так трудно его сдерживать, что он боялся говорить. Джоанна была ребенком, невинным и беспомощным. А всем было на это наплевать.
–Ты когда-нибудь говорила с ним об этом?
–Нет, да и незачем было. В отношении меня он не переменился. Обо мне должным образом заботились, дали хорошее образование, и я могла делать все для достижения своих целей, лишь бы они не противоречили его интересам.
–Они не заслуживали тебя! Они оба!
–Это не важно, – устало вздохнула она. – Я больше не ребенок.
«И не была им с момента прочтения письма», – подумал Сэм.
–Для меня это важно. – Он взял в ладони ее лицо. – Ты важна для меня, Джоанна.
–Я никогда не собиралась говорить об этом ни тебе, ни кому-либо другому. Но теперь, раз я это сделала, ты должен понимать, почему я не могу позволить, чтобы наши отношения зашли слишком далеко.
