Текст книги "Приговоренные к любви"
Автор книги: Нора Филдинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)
– Миссис Арлингтон. 85, Лотс-роуд, Челси.
– Очень хорошо! Поехали!
– И что мы скажем? Что меня обманул мой жених? Выманил у меня деньги и скрылся? – Мысль, которую я даже не допускала до своего сознания, неожиданно была произнесена мною вслух.
– Узнаем, так ли это. Может быть, риелторша тебя обманула и документы были липовыми.
В душе я уже знала, что я именно та дура, которая сама отдала и свое сердце, и то небольшое состояние, что имела, негодяю, сумевшему втереться к ней в доверие. Объяснились тебе в любви – и ты растаяла! – корило меня мое сознание. Захотела провести жизнь в прелестном доме с Прекрасным принцем, купаясь в счастье? Ну и получи! Ни дома, ни квартиры, ни принца... Да и кому ты нужна? Неуклюжая уродина с соломенными волосами!
Энн торопливо собиралась. Наконец она была готова.
– Пошли! Узнаем твою судьбу.
Свою судьбу я уже знала. Для этого не надо было никуда ходить. Одиночество и тоска – это то, что мне осталось в жизни! Разговор с миссис Арлингтон представлялся мне еще одной пыткой, еще одной мукой, на которые был так щедр сегодняшний день.
Мы отправились в Челси. Улица, на которой обитала миссис Арлингтон, словно нарочно, чтобы доставить мне побольше страданий, находилась рядом с моей бывшей квартирой.
Я двигалась автоматически, стараясь не смотреть по сторонам. Мне не хотелось растравливать душевные раны воспоминанием о том благословенном времени, когда я еще не попалась на удочку афериста. Двигаясь как сомнамбула, я все время спотыкалась, наталкивалась на прохожих. Несколько раз я слышала вслед:
– Осторожней! Смотри, куда идешь!
– Осторожней! Не толкайся!
– Какая грубиянка! Даже не извинилась!
Мне было все равно. Я двигалась и двигалась вперед, следуя по пятам за Энн. Вдруг она остановилась. Отсутствие привычного маяка впереди привело меня в чувство, и я обрела способность ориентироваться. Мы находились на проезжей части.
– Энн, почему ты стоишь? Ждешь, когда поедут машины? Ну же, Энн, трогайся, – пыталась я расшевелить подругу, стоявшую словно столб и устремившую куда-то свой взор. – Энн, если хочешь разыгрывать русскую героиню, свою тезку, пойдем на вокзал Виктория. Та кинулась под поезд, а не под машину. Энн, умоляю, только подумай, прежде чем действовать! – И я с силой дернула подругу за руку.
– Посмотри вон туда! Ты когда-нибудь видела таких мужчин? – спросила Энн, позволив сдвинуть себя с места.
Я посмотрела и увидела... зеленоглазого блондина, встреченного мною на шоссе. Он шел по тротуару, направляясь к машине. Я моментально узнала и его, и его автомобиль, которому я не нанесла никакого урона.
Теперь замерла я, а Энн продолжала движение. Ее рука была в моей, расцепить связывающие нас живые узы нам и в голову не пришло, и вот...
Я уже лежу на асфальте. По дороге к дому миссис Арлингтон было столько препятствий, но каким-то образом я смогла их преодолеть. А сейчас пала жертвой маленького камушка.
Боль в ноге была нестерпимой. Казалось, что злой невидимый великан скрутил ее и теперь старается выжать, поворачивая ее как мокрую тряпку в своих огромных лапищах. В этот момент я забыла о том, где я, куда шла с Энн, забыла об Эрике, о его подлом поступке. Боль застлала мне глаза. Она ширилась и росла, охватывая все тело.
– Джейн, что с тобой? Ты оступилась? Обопрись на мою руку и поднимайся.
Я постаралась выполнить указание Энн, но ноги меня не слушались. Боль не давала возможности не только встать, но и пошевелиться. Я попыталась преодолеть ее и в результате неуклюжих усилий потеряла сознание.
ГЛАВА 3
Очнулась я на больничной кровати. Моя нога, напоминавшая спеленатый толстый кокон, покоилась сверху одеяла. Рядом сидела Энн.
– Ничего страшного, – заверила она меня, увидев, что я открыла глаза. – Только перелом. Закрытый. Доктор говорит: скоро все срастется и ты опять будешь прыгать как птичка.
– Как крокодил, – поправила я подругу, нисколько не разделяя ее оптимизма. Оказаться недвижимой и нетрудоспособной, когда у тебя ничего нет – ни жилья, ни денег, – не самый лучший выход из положения.
– Ты уже шутишь! Значит, дело идет на поправку.
Энн рассказала мне все, что случилось с нами после того, как я потеряла сознание. Блондин, на которого Энн так загляделась, что согласна была быть задавленной машиной, пришел нам на помощь. Он поднял меня, довез на машине до этой больницы, где на мою ногу наложили гипс.
– Какой мужчина! – продолжала восторгаться Энн. – Джейн, он в тебя влюбился!
Неожиданно для себя я смутилась.
– Не говори глупостей!
– Да, Джейн, это точно. Ты знаешь, где находишься? В частной лечебнице! Эта палата такая дорогущая, а он все оплатил. О чем это говорит? Только о внезапно вспыхнувшей любви! Когда он тебя увидел, то знаешь что воскликнул? О, это она! Джейн, в тебя влюбляются все мужчины. Какая ты счастливая!
Практичная и трезвая Энн, по-моему, совсем потеряла голову от зеленоглазого блондина. Надо же такое сказать: это я-то счастливая! Оказывается, все мои беды – это подарки фортуны. Если верить Энн, то мне можно начинать писать пособие для желающих стать любимчиками судьбы, например: «Как поймать птицу удачи, сломав ногу» или «Как стать счастливой, потеряв все».
Но слова Энн о влюбленном в меня целом рое мужчин напомнили мне о цели путешествия, так несуразно прерванного.
– Энн, а ты помнишь, куда мы шли?
Подруга отреагировала мгновенно. Ее восторженные охи и ахи, вызванные впечатлением, которое произвел на нее зеленоглазый блондин, сразу оборвались. На лице проступило страдание.
– Да, Джейн, я звонила миссис Арлингтон и все выяснила. Риелторша была права. Купчая на дом не оформлялась. О мистере Кларке никто не слышал. – Энн сжала мою руку в своей и продолжила скороговоркой: – Эрик не звонил. Ты не должна отчаиваться. Все наладится. Вот увидишь! Я все продумала.
Как ни горько мне было слушать Энн, я успокоилась. Подспудно я уже все знала. Слова подруги только расставили все точки над «i». Как ни странно, ощутив себя стоящей на краю пропасти, я не хотела делать шаг вниз, в никуда.
Моя натура оказалась более крепкой. Во мне росло стремление выжить, все преодолеть, и мне стало интересно, какой выход из столь безвыходного положения нашла подруга. Неужели он существует?
– Ты же хорошо владеешь арабским языком?
Ну и переходы сегодня у Энн! Несомненно, встреча с зеленоглазым блондином повредила ее мозги. Даже настроение у нее поминутно меняется. То она, наивная глупышка, восторгается неотразимостью блондина, его мужеством и красотой, приписывая ему все мыслимые и немыслимые положительные черты, и утверждает, что я самая счастливая, то она, искренне страдающее за меня существо, сообщает мне неприятные сведения и жалеет меня. А сейчас Энн деловым тоном осведомляется о моих знаниях и нетерпеливо ждет ответа.
Мне же абсолютно непонятно, при чем в моей ситуации арабский? Я могла бы владеть всеми языками мира и продолжать лежать здесь со сломанной ногой, обобранная до нитки. Но арабский я действительно знала: в детстве дружила с девочкой-арабкой, дочкой продавца в соседнем магазине. Она и стала для меня учителем арабского языка.
Я утвердительно кивнула Энн.
– Так вот, – продолжила моя подруга, – дня два или три назад мистер Браун говорил, что его знакомому в Форин Оффисе[1] надо срочно подыскать секретаря для консула – молодую девушку, знающую арабский, а у того нет подходящей кандидатуры.
– А я подходящая? И если это нужно срочно, я же не смогу приступить к своим обязанностям, пока моя нога в гипсе. Кто же меня будет ждать?
– Ничего ты не понимаешь. Руки у тебя не сломаны – писать ты можешь. Сейчас составь резюме. Я отдам его мистеру Брауну, а тот свяжется со своим знакомым. Пока будут оформлять документы, с твоей ноги снимут гипс. Ты поедешь в далекую сказочную страну! И у тебя не будет никаких проблем.
Каким образом работа вне Лондона разрешит все мои горести и печали я не понимала. Не знала этого, конечно, и Энн.
Мистер Браун был хозяином книжного магазина, в котором я еще не так давно трудилась. После лжесделки, совершенной моим сбежавшим женихом, я предупредила его о своем увольнении, но он попросил меня поработать до тех пор, пока не найдет другую девушку на мое место. Как жаль, что Джил так быстро ему подвернулась! Работать у мистера Брауна мне очень нравилось. Он добрый человек, хорошо разбирающийся в книжном бизнесе, но сможет ли он оказать влияние на чиновника из Форин Офиса? Вряд ли.
Энн с таким воодушевлением предлагала мне помощь, что я не смогла отказаться. Я написала резюме. Моя добрая, бескорыстная подруга готова была хлопотать над явно бесперспективным делом.
– Вот и умница, – подвела итог моим творческим усилиям Энн и упорхнула из палаты. Она спешила на работу.
Дни мои в больнице медленно текли один за другим. Почти каждый день приходила Энн. Она приносила мне книги из магазина, которые я запоем читала, пытаясь уйти от реальности в вымышленную жизнь.
В одно из своих посещений Энн с тревогой спросила:
– Джейн, а Эрик ничего не стянул?
Первой моей реакцией было возмущение.
– Как можно так думать...– Я хотела сказать «о порядочном человеке» и осеклась. Вместо этого я прошептала: – Не знаю. Он имел такую возможность.
– Джейн, тебе надо срочно уехать из Англии! Тебя может искать полиция!
– Ну и что! Я ничего оттуда не брала. Я не воровка, меня саму обокрали. Если меня вызовут в полицию, я все расскажу как есть. А потом, если в Форин Оффисе примут положительное решение насчет моей кандидатуры, я и так уеду из страны.
– Да, ты права, – согласилась со мною Энн. – Ты пострадавшая, обманутая женщина, и ты ни в чем не виновата.
Не очень приятно слышать, что ты – дура, даже если знаешь об этом. Я перевела разговор на другую тему, попросив Энн принести книгу известного политического деятеля об обстановке на Ближнем Востоке. Мне предстояло собеседование, и я хотела к нему подготовиться.
Энн пообещала. Больше мы не говорили об Эрике, но мысль, высказанная подругой, запала мне в душу.
Терзала меня и еще одна проблема. Поставил ее не кто иной, как зеленоглазый блондин. Я даже не знала, как его зовут, но он прочно вошел в мою жизнь. Часами я ломала себе голову над одним и тем же вопросом: откуда взять деньги, чтобы отдать их импозантному блондину с зелеными глазами, оплатившему мое нахождение здесь, в этой палате частной больницы? Ответа я не находила. Энн тоже не могла мне в этом помочь. Надежда была только одна – вдруг отлаженный механизм Форин Оффиса собьется и меня примут на должность секретаря консула. Утопающий хватается и за соломинку.
Однажды, когда до снятия гипса остался один день, в палату влетела радостная Энн.
– Все устроилось! Завтра у тебя собеседование. Мистер Браун уверен – тебя обязательно возьмут.
Я еще не успела почувствовать ни радости, ни волнения, как подруга уже умчалась. Она торопилась к кому-то на свидание. Может быть, ее мечты о зеленоглазом блондине воплотились в жизнь? Это вполне реально. Как-никак у них общий объект для забот: моя персона.
Энн моя лучшая подруга. Я желаю ей всяческих благ в жизни, но в глубине души зашевелилось темное, непонятное для меня чувство. Я завидую ей! Мне не хочется отдавать ей незнакомца, дважды вторгшегося в мою жизнь,– зеленоглазого блондина, как я привыкла про себя его называть.
Чувство ревности, охватившее меня, было столь отчетливо, что я испугалась. Неужели это я? Завистливое неблагодарное создание! И какое я имею право на совсем чужого мне человека, человека, с которым я не обменялась и словом, если не считать истерических выкриков обезумевшей от предательства женщины?
Я закрыла глаза и попыталась внушить себе, что надо подавить дурацкое чувство ревности. Вспомнив все, что читала о йоговских упражнениях, я принялась за медитацию и достигла потрясающего успеха. Я уснула.
Мне снился сон. Чудесный волшебный сон. В нем не было горестей и страданий. Ярко светило солнце, но я лежала в кружевной тени деревьев и наслаждалась прохладой. Рядом со мною находился любимый. Кто это был, я не знала. Лицо его было от меня скрыто. Но то, что я люблю этого человека, сомнений не было. Все мое тело было объято теплом и негой. Я купалась в любви. Я чувствовала дыхание любимого. Его пальцы нежно и осторожно пробегали по моему лицу, лаская его. Вот они коснулись моих губ, обжигая их мимолетной лаской, и вдруг с силой сжали плечо.
Мое тело напряглось. Сознание велело немедленно проснуться. Но мне не хотелось выходить из забытья. Все мое существо требовало только одного: продолжения сладостных видений. В них мой возлюбленный не предавал меня. Он любил меня искренне и нежно. У меня не было сил разомкнуть глаза, но неприятная боль снова появилась в моем плече. Рассудок требовал пробуждения. «Проснись! Проснись немедленно!» – посылал он мне приказ за приказом.
Я неохотно пошевелила ресницами.
– Твое лицо... словно сошло с картины старинного мастера. Проснись! Мне надо с тобой поговорить, – услышала я тихий шепот.
Голос был низкий и ласковый. Он звучал как нежная колыбельная, и мне захотелось снова нырнуть в сон. Я опять плотно смежила веки, но один уголок моего сознания уже проснулся. Именно тот, который всегда замечал любые нелепости и любил надо мной иронизировать. Вот и сейчас, еще полностью не проснувшись, он живо отреагировал на услышанные слова. «Картина старинного мастера», передразнил он моего возлюбленного. Ха-ха! Старинная картина «Ребекка»! Ха-ха!
Несмотря на все мои попытки погрузиться опять в сладостные иллюзии, противный уголок сознания разбудил все-таки своего собрата в моем рассудке. Тот сразу встрепенулся и стал задавать провокационные вопросы. Твой возлюбленный? Кто это? Эрик? У тебя не было никого, кроме него.
Так это Эрик стоит рядом со мной? Какое счастье! Значит, не было никакого обмана. Все это только недоразумение. Сейчас я открою глаза, и он мне все объяснит. Скажет, что он меня любит и мы будем счастливы всю жизнь. Эта мысль показалась мне настолько обнадеживающей и правильной, что я быстренько опять нырнула в сон. Но, видимо, больше спать мне было не суждено.
– Проснись! – снова прошептал голос. – Проснись, пожалуйста.
Если меня так настойчиво просят, надо исполнить требуемое, тем более что оба, не захотевшие уснуть уголка сознания окончательно взбунтовались. Очнись, дура! Эрик – обманщик, никогда тебя не любивший. Никогда ты ему не была нужна. Он только использовал тебя для своего обогащения. В тот первый вечер он, возможно, лишь хотел перекусить за твой счет, но когда узнал, что у тебя квартира и не осталось никого из близких и родных, то сразу же притворился влюбленным. Если он вернулся, значит, нашел еще чем поживиться около тебя. Гони его прочь!
Наконец я смогла разорвать сладостные путы сна.
– Пошел вон! – хрипло и громко сказала я, садясь в кровати.
– Извини, но...
С моих глаз окончательно спала пелена сна. Ресницы разомкнулись, и моему взору открылась странная картина. Рядом с кроватью стоял тот самый блондин, который, по словам Энн, нес меня на руках. Мой зеленоглазый блондин! Он неуверенно переминался с ноги на ногу и протягивал мне красную розу. Символ любви!
Как поступила бы на моем месте любая другая девушка? Возможно, сразу же взяла бы себя в руки и спокойным тоном произнесла слова извинения, представилась и спросила бы имя своего посетителя. Может быть, очень смутилась бы от своей глупой выходки и запинаясь пробормотала бы что-нибудь. Моя реакция была другая.
Я пришла в ярость. Нет, не от присутствия блондина, не от его вида и протянутой мне розы. От своей разрушенной иллюзии! Меня насильно выдернули из мира сна, где царили нежные чувства, где был мой возлюбленный. Мое сердце кровоточило. Ему хотелось любви, а рана, нанесенная Эриком, была столь огромна, что мое бедное сердечко не выдержало.
– Уходите! – Я сознавала, что веду себя как бесчувственная эгоистка. Блондин не виноват в том, что произошло со мной. Я должна быть ему благодарна. Именно он пришел мне на помощь, но я не могла ничего с собою поделать. —Уходите! Я верну вам ваши деньги! – повторила я еще более громким голосом, срываясь на крик. Глаза блондина сузились. В них вспыхнули гнев и злость.
– Мне не нужны ваши деньги, мисс, – резко бросил он мне на прощание и вышел из палаты.
– Постойте, – прошептала я пересохшими губами, когда его фигура уже исчезла из поля зрения. – Постойте, постойте...
Я продолжала повторять, обращаясь неизвестно к кому. Боже, но почему я такая неисправимая дура?! Почему я веду себя как последняя идиотка? Потому что ты и есть идиотка, ответил никогда не упускающий случая уколоть меня рефлексирующий уголок сознания.
Я тихо заплакала. Мне было очень жаль себя. Слезы медленно катились из моих глаз, но я их не замечала. События прошедших дней требовали разрядки. Ни одна обманутая женщина не может полностью вернуться к жизни, предварительно хорошо не смочив дорогу слезами. Слезы смывают с души все горести и заботы, и я принялась за глубокое очищение. С каждой выплаканной слезинкой мне становилось все легче и легче.
Обида и злость на Эрика сменились негодованием на себя саму, но можно ли долго обвинять себя? Всегда собственная вина кажется чуть меньше и легче чужой. Так сложились обстоятельства! Как часто эта формулировка помогает выжить тому, у кого уже не осталось никакой надежды. Сработала она и в моем случае. Так сложились обстоятельства, пробормотала я и добавила нечто еще более обнадеживающее: я не виновата!
Что-то в этой странной логике есть правильное. Не могла же я повернуть свою жизнь вспять: холодно ответить отказом при первой встрече с Эриком на его предложение зайти в паб и тем самым сохранить квартиру и деньги. Не в моей власти было и вернуть блондина, сердечно поблагодарить его за все, что он для меня сделал. Никто не в состоянии вернуть прошлое!
Я копалась в своей душе. Одно обстоятельство так меня поразило, что слезы почти перестали капать из глаз. Если бы мне предложили выбрать одно из двух: Эрик не вошел бы в мою жизнь или вернулся бы блондин – как бы я поступила? Естественно, любой разумный человек предпочел бы первое. Тогда сохранялись квартира и деньги, а нога, возможно, не познакомилась бы с гипсом. Моя же душа тянулась ко второму. Пусть буду обобранной, но снова увижу моего зеленоглазого блондина и приму его розу. Возможно, я его поцелую...
Нет, я явно схожу с ума! Человек просто пришел к пострадавшей в больницу, хотел навестить ее. Все посетители носят больным цветы. Это неписаный закон для вежливых людей. А о чем мечтаю я? Надо выбросить эти глупости из головы. Хватит с меня и Эрика. Еще эта рана не зарубцевалась, а ты уже хочешь получить еще одну? Откуда ты знаешь, что он лучше Эрика? Мой бывший жених таил свои черные замыслы под веселой маской шутника-балагура, а блондин... У него такие непроницаемые глаза.
ГЛАВА 4
Прошло полтора года. Все это время я работала в Тунисе секретарем английского консула. Вначале, когда я приехала в эту страну, мне было не до красоты южной природы, не до своеобразия арабского города, его архитектуры и культуры. Слова Энн, что Эрик не только аферист, но, возможно, и вор, не давали мне покоя. Я боялась, что он снова возникнет на моем пути и станет меня шантажировать.
Моя любовь к нему сменилась патологическим страхом. Он мерещился мне повсюду. А если учесть, что английское консульство, в котором я работаю, располагается в Тунисе около старинной его части – Медины, постоянно посещаемой туристами, то страх увидеть Эрика имел под собой основания, хотя и ничтожно малые.
Медина есть в каждом арабском населенном пункте. Это как бы город в городе, самая старинная его часть, выстроенная в те времена, когда стены и запертые ворота могли огородить его жителей от многих неприятностей. Такой была и Медина в Тунисе, превращенная цивилизацией в огромный торговый центр. На площади перед ней всегда толпились туристы, жаждущие прикоснуться к атмосфере давно ушедших лет. Им хотелось окунуться в полутемные улочки, осмотреть самую древнюю мечеть Туниса, а заодно приобрести сувениры, которые торговцы многочисленных лавочек услужливо им предлагают.
Мне же хотелось, проходя ежедневно к своему месту работы сквозь толпу туристов, одним из которых мог быть Эрик, понадежнее спрятаться. Не знаю, смогла бы я когда-нибудь привыкнуть ходить не оглядываясь, не приседая от внезапно услышанного громкого слова, если бы не случай.
Однажды, когда я, как заправский шпион из любительского спектакля, петляя, прокладывала себе дорогу на работу, кто-то прикоснулся к моему плечу. И я... Я заорала так, как воют сирены, оповещая о налете вражеской авиации. На площади не оказалось ни одного человека, который не замер бы от страха и не стал прощаться с жизнью, услышав мой крик. Не переставая издавать вой, я втянула голову в плечи и присела. Потом, изогнув шею под немыслимым углом, посмотрела на прикоснувшегося ко мне человека.
Рядом со мной стояла невысокого роста дама приятной наружности, которая, по-видимому, хотела мне что-то сказать. А сейчас она, как и все остальные люди, испуганно на меня взирала.
Я прекратила изображать из себя сирену противовоздушной обороны.
– У вас расстегнута сумочка, – еле-еле смогла выдавить дама, испуганная моей неадекватной реакцией.
После этого случая я перестала везде и всюду видеть Эрика, а потом смогла и полюбить новую для меня страну. Мне понравилось бродить по улицам, которые, словно серпантин, свернутый кольцами, постепенно разворачиваются перед вами. Вступаешь на такую улочку и кажется, что это тупичок глубиной в один дом, но доходишь до воображаемой стены, как она перед тобой расступается – и ты снова оказываешься в кажущемся тупичке и так до бесконечности. Я полюбила жаркое солнце, пронизывающее лучами кожу и согревающее тебя изнутри. А пышные восточные базары... Кто может остаться к ним равнодушным?
И вот наступило время отпуска. Все ожидали, что я поеду домой, в Англию. Так поступали все сотрудники консульства. И я не смогла обмануть их ожидания, хотя ехать на родину мне совсем не хотелось.
Завтра самолет «Бритиш эрлайнз» повезет меня в туманный Альбион, а сейчас я лежу на кровати и мечтаю о возвращении сюда, в чужую для себя страну, которую я успела полюбить.
В этот момент зазвонил телефон. Я сняла трубку и услышала мелодичный голос жены консула:
– Джейн, это Дороти. Доброе утро! Не могла бы ты заехать ко мне? Мне очень нужно тебя повидать.
Дороти всегда настаивала, чтобы я называла ее по имени. Мне это давалось с большим трудом. Видимо, у меня сильно развито чувство субординации: жена моего начальника не могла быть для меня просто «Дороти». Поэтому я пробормотала:
– Да, хорошо, миссис Коллинз. Сейчас приеду, Дороти.
Стоило мне ступить на территорию ухоженной, утопающей в зелени консульской виллы, как миссис Коллинз с ходу взяла меня в оборот.
– О, Джейн, дорогая, входи. Рада тебя видеть. У меня к тебе небольшая просьба, – сказала она, увлекая меня в дом.
Миссис Коллинз – миловидная женщина, стоящая на пороге своего сорокалетия, была сгустком неиссякаемой энергии, вечным двигателем в женском обличье. В данный момент она не переставая тараторила:
– Не откажи в просьбе. Мне хочется сделать сыну подарок. У него в жизни должно произойти большое событие, хотя я и против...
Я тупо кивала, во всем соглашаясь с Дороти. Спросить, что это за событие в жизни ее сына, которое вызывает большие опасения у матери, я не могла. Вставить слово в непрерывный монолог Дороти способен только человек, обладающий особым талантом. Я же была его начисто лишена.
– Джейн, дорогая, ты не можешь себе представить, какой подарок я ему приготовила, – продолжала трещать Дороти и, подойдя к столу в гостиной, подняла покрывало с чего-то большого, возвышающегося словно башня. – Вот смотри, Джейн. Правда, чудо?
Я обомлела. Дороти оказалась права. Что-что, а представить себе этот ее подарок сыну я никогда бы не смогла. Посреди стола стояла клетка, а в ней сидел большущий попугай.
– Продавец уверял, что Микки – это его так зовут – может говорить все, что угодно. Правда, Микки? – обратилась Дороти к попугаю.
Попугай молчал и косил на миссис Коллинз блестящим глазом. Он явно и впредь собирался держать язык за зубами, то есть за клювом.
– Микки, скажи: «Микки. Попка – дурак. Здравствуй, Микки!». Вот засранец, молчит. – Дороти уже обращалась ко мне. – Бьюсь, бьюсь с ним, а он молчит и молчит, толстозадый бандит.
Мне было странно слышать подобные слова из уст миссис Коллинз, но попугай своим молчанием, видимо, совсем вывел ее из терпения. Мне стало жаль Дороти, и я поспешила ее успокоить:
– Ничего страшного. Это действие новой обстановки. Он же говорил у продавца.
– Нет! Он и тогда молчал, как сотрудник МИ-6 на задании в стане врага, но продавец утверждал, что Микки – настоящий оратор и хорошо говорит по-английски.
Я изумленно взирала на Дороти. Как можно было поверить заверениям продавца, заведомо ложным? Главное для него – продать! Я бы никогда не совершила столь неосмотрительного поступка. При этих мысленно произносимых мною словах резкая боль пронзила сердце. Я же умудрилась не то что птицу купить, а отдать аферисту квартиру, все имеющиеся деньги да еще и свое сердце в придачу.
Миссис Коллинз продолжала попытки заставить попугая произнести хотя бы одно слово. Я же была уверена, что птица не заговорит, как бы Дороти ее не обзывала.
– Дороти, дорогая, ты дома? Чем ты так взволнована? – На пороге гостиной возник сам консул.
Дороти с завидной быстротой набросила покрывало на клетку и метнулась с ней в противоположную дверь, ведущую в коридор. Видимо, она не рвалась просвещать мужа в свои планы относительно планируемого ею подарка сыну.
– Джейн, здравствуй! Рад тебя видеть! Что тут происходит?
Я еще не успела собраться с мыслями, как Дороти вернулась в гостиную и набросилась на мужа:
– Что-что? Ничего! Так, дамские безделушки. Я купила платье, а дома оно мне разонравилось. Хотела отнести поменять, но Джейн утверждает, что оно отлично подойдет нашей тетушке Марго.
– Тетушке Марго? Впервые слышу о ее существовании. Кто это? – заинтересовался мистер Коллинз.
Прием, использованный Дороти, нельзя было назвать удачным. Консул кретинизмом не страдал. Он, наоборот, отличался логичным складом ума и цепкой памятью.
– Марго не наша тетушка, а наша с Джейн, вернее только Джейн. Она попросила меня купить тетушке платье, что я и сделала, – попыталась выпутаться из поставленной самой себе ловушки Дороти.
Я покорно кивнула.
– Это ты его сейчас выносила? А мне показалось, что ты тащишь целый шкаф, – продолжал допытываться консул. Видимо, проглотить наживку про тетушку Марго ему было трудно.
Почему Дороти скрывает подарок? Пусть ребенок ухаживает за птицей. Это развивает доброту, отзывчивость. Вряд ли мистер Коллинз будет слишком сердиться на жену за покупку молчаливой птицы. Я считала, что лучше всегда говорить правду.
– Тетушка Марго – крупная особа. Сколько она весит, Джейн? – услышала я слова Дороти, обращенные ко мне.
Меня всегда удивляла моя способность врать во имя спасения других. В отношении себя я не обладала и сотой долей такой предприимчивости. Видимо, моим призванием было профессиональное лжесвидетельство. Вот и сейчас с языка охотно сорвалось:
– Сто пятьдесят килограммов!
Дороти, видимо, сомневалась в только что открытом моем призвании или слишком хорошо знала умственные способности своего мужа, справедливо полагая, что тому не составит большого труда вывести меня на чистую воду, если я задержусь в гостиной еще на несколько минут, поэтому она подтолкнула меня к выходу.
– Джейн, милая, не буду тебя задерживать. Мне понятен твой отказ от чашечки кофе. Тебе надо собираться. Пойдем, я провожу тебя до машины, – сказала она, а когда я садилась в машину, прошептала: – Не волнуйся. Привезу его к самолету.
Я любила ездить по Тунису. Не отличаясь хорошими водительскими навыками, я здесь чувствовала себя как рыба в воде. Местные жители сами были способны, выставив руку в отрытое окно машины, поворачивать из крайне правой полосы налево и наоборот. Они так же, как и я, могли включить сигнал поворота налево и повернуть направо, могли вообще забыть показать поворот. Поэтому моя путаница – с «налево» и «направо» здесь находила полное понимание и мне давали возможность проехать чуть ли не перпендикулярно идущему транспорту, перекрыв все движение.
Остаток воскресенья прошел в предотъездных хлопотах, а в понедельник утром я отправилась в аэропорт. Такси, на котором я ехала, имело многочисленные вмятины и царапины.
Оно выглядело так, словно побывало в схватках с врагами. Наверное, его водитель такой же автогонщик, как и я. Интересно, а он таранил своим автомобилем другой, как сделала я с тем новеньким «порше»?
Перед моими глазами возник образ блондина с зелеными как изумруды глазами. Где он сейчас?
Мысль об этом мужчине посетила меня в Тунисе впервые, но увидела я его так отчетливо, словно события полуторагодичной давности произошли только вчера. Я так и не узнала, что побудило его оплатить мое лечение в той дорогой частной лечебнице, ведь к травме моей ноги он не имел никакого отношения. Я же в благодарность за его поступок на него наорала. К сожалению, не знала я и его имени. Когда мы с Энн обратились с этим вопросом к администрации больницы, нам ответили, что оплативший мое лечение человек пожелал остаться инкогнито. Я даже не смогла вернуть ему деньги. Тяжкий вздох, похожий на стон, вырвался из моей груди.
– Не вздыхайте так тяжело. Аэропорт вон там, уже виден. Доедем без происшествий. Не бойтесь! – попытался успокоить меня шофер, одновременно делая опасный маневр. Он, подсекая идущий следом автомобиль, резко вильнул влево, объезжая небрежно припаркованную машину.
Мне было все равно. Моя собственная безопасность меня не волновала. Блондин продолжал стоять перед глазами. Его образ потомка воина Вильгельма Завоевателя со сверкающими льдом глазами постепенно сменился другим. Я увидела его таким, каким он предстал передо мною в больнице, когда принес мне розу. В его глазах читалось смущение. Он держался высокомерно и надменно, но глаза его выдали. Он был неуверен в себе!
Я поняла это только сейчас и грустно усмехнулась. Какая мне разница, был он смущен или нет. Я его больше не увижу. А жаль! Мне захотелось, чтобы он протянул мне цветок. На этот раз я не прогнала бы его злобным криком. Я бы...
Я настолько замечталась, что забыла, где нахожусь, и очнулась только тогда, когда кто-то прикоснулся к моему плечу. Оказывается, я уже стояла на тротуаре около открытой дверцы такси, а водитель требовал с меня за проезд пять динаров.
