Текст книги "Деяния Иисуса: Парафраза Святого Евангелия от Иоанна"
Автор книги: Нонн Панополитанский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)
Христианский «эпос» Нонна
Поэзия Нонна, представленная необычным для современного читателя поэтическим пересказом прозы одного из Евангелий (парафразой), скорее всего вызовет оживленный интерес. Постмодернистское мышление, не возлагающее никакой надежды на высказывание смыслов, борется со словом, доведенным до уровня логики, противопоставляя ему слово поэтическое. Нонн же, а с ним и вся древность, примиряет две формы существования текста, являя читателю удивительную гармонию смыслов, указывающую на то, что властвует над словами, логосами, – Евангелие истинного гнозиса и свершения первой любви, которая и становится последним, и предельным, знанием Божества, неведомого язычникам, стремящимся к относительности, к «тождеству лиры и лука» (сентенция Гераклита).
Эпическая форма и эпический стиховой размер гекзаметр («шестимерник») сначала были совершенно несовместимы с незамысловатым «койне» евангелистов и отождествлялись только с языческим мироощущением.
Подобное утверждение справедливо как в отношении гомеровского эпоса, поэм Гесиода, корпуса киклических поэм, так и в отношении малых эпических поэтов: Евмела, Асия, Херсия, Аристея, Креофила, Писандра, Паниасида, Херила. Последним эпическим поэтом, причисленным античными филологами к выдающимся представителям этого жанра, считается Антимах из Колофона (посл. четверть V – 1-я пол. IV в. до н. э.). Он стоял первым в ряду поздних эпиков, а Евфорион с острова Евбея (главный библиотекарь в столице Сирии Антиохии) стал завершающим звеном традиции. Таким образом, уже к середине III в. н. э. классического эпоса как живого явления, даже в форме эпиллий, очевидно, уже не существовало. В конечном счете эпос становится неотъемлемым атрибутом греческой учености – одной из составляющих системы знаний о мире и о человеке.
В 392 г. христианство провозглашается официальной религией Римской империи, и это, безусловно, вызывает к жизни необычные литературные формы, когда эпос и, возможно, трагедия [1]1
Более отчетливо это проявится в Средние века, в трагедии псевдо-Григория Назианзина «Христос Страдающий» (подражание трагедиям Эсхила и Еврипида).
[Закрыть]наполняются христианским содержанием. Один из главных сохранившихся образцов, единственный в своем роде «новозаветный эпос», появился в Египте, где до VI в. включительно сохранялось еще очень значительное влияние язычества. Так, храм Исиды в Филе действовал до 535 г., пока по приказу Юстиниана не был переустроен в христианский храм. А в столице Египта продолжала жить своей замкнутой жизнью философская школа неоплатоников: Аммоний Александрийский, которому один из позднейших переписчиков «Деяний Иисуса» присваивает авторство поэтического пересказа Евангелия от Иоанна, руководил собственным училищем вплоть до 20-х гг. VI в.
Именно здесь, в Египте, в городе Панополь ( егип.Ипу, копт.Шмин, Хмим) и появился на свет поэт Нонн, предполагаемый автор публикуемой нами евангельской парафразы, которая в настоящем издании названа «Деяниями Иисуса». Написал он свою поэму примерно в 1-й половине V в. н. э., очевидно незадолго до Халкидонского собора и смерти апы Шенуте [2]2
Шенуте побывал в родном городе Нонна, Хмиме, чтобы обратить к вере во Христа одного язычника по имени Гесий.
[Закрыть](оба события произошли в 451 г.), во времена правления императора Феодосия II.
В традиционный «корпус» произведений Нонна Панополитанского входит также огромная (более 22 000 строф) поэма под названием «Дионисиака́» («Деяния Диониса»), посвященная языческому богу вина и виноделия.
Имя Нонн было распространено среди членов сирийской диаспоры Египта, и будущий поэт мог, вероятно, родиться в семье богатого переселенца-метанаста, в маленьком шумном квартале оживленного торгового города Хмим, славившегося своим красочным текстилем.
Науки Нонн постигал в шумной и многолюдной Александрии. Этот мегаполис с его сильной неоплатонической школой продолжал сохранять неотразимое очарование для интеллектуалов, приверженных неизбежно увядающей языческой культуре. Стремление к культурно-религиозной эклектике явилось характерным мировоззренческим признаком тогдашней коптской элиты, включавшей в себя греков, сирийцев, евреев, римлян.
Был ли автор поэмы о Христе таким же интеллектуалом двух «лагерей» учености (языческого и христианского), как другие его современники: Клавдиан, Паллад, Авсоний, Драконций, Сидоний Аполлинарий, газские поэты?
Вполне возможно. Но яркость поэтических образов в публикуемой нами парафразе Евангелия от Иоанна заставляет задуматься о глубоком религиозном чувстве, стремлении внутренне снова пережить священную историю и священные деяния «пребывающего вне времени», «неуловимого» [3]3
См.: Нонн. Деяния Иисуса. 1:1. (Далее – Деяния Иисуса.)
[Закрыть]Христа.
У образованного современника Нонна, прочитавшего «Деяния Диониса», эпитет «неуловимый», встречающийся в «Деяниях Иисуса», мог ассоциироваться с образом Зевса, Гермеса или даже «неуловимого лучника» Эрота, что не мешало ему осознавать богословскую весомость эпитета: образ недостижимости, неприступности божественного Логоса, самой сокровенности сущности Божества.
Поэма «Деяния Иисуса» не была изящным поэтико-риторическим упражнением, свойственным «изощренно-декадентской» александрийской словесности, она являла себя как пламенная проповедь христианства, смущающая слух и сердца языческих ученых-витий, смущающая своей доходчивостью, иллюзией эпической формы (само словосочетание «христианский эпос» – искусственно!). Поэма позволяла не только усваивать знания об искусстве поэзии прошлого и «мифологически» толковать Евангелие, но приблизиться, насколько это возможно смертному, к самому откровению: почувствовать веяние благодати, незримые вихри Святого Духа, сметающие на своем пути всякую двусмысленность.
Но вернемся к «Деяниям Диониса». То, что эта поэма (как и «Деяния Иисуса») является эпосом, – всего лишь иллюзия читающего. Поэт создал ее, преобразовав эллинистический роман в монолит огромного по масштабам «культового» эпоса. Любовные эпатирующие похождения Диониса в стиле экшн стали в языческом Египте бестселлером.
Дионис (Вакх), сокрытый под именами Сабазия, Сераписа, Осириса, Митры, Адониса, Амона, – божество мистического опьянения, экстаза, чар «свободной любви», магии, мрачного эроса и предсмертной агонии – почитался последними поколениями язычников Египта и часто олицетворялся ими с Христом, поэтому современники Нонна могли свободно сравнивать две его поэмы, языческую и христианскую. Образность поэмы «Деяния Диониса», откровенно воспевающей оргии языческого мира и отличающейся эпической тяжеловесностью, лексической вычурностью и эклектичностью александрийской дидактической традиции, повлияла на поэтику «Деяний Иисуса».
Языческая культура в V в. еще не окончательно превратилась в материал для схолиастов-комментаторов и философов, так что даже отношение к Гомеру не было полностью обусловлено вкусами интеллектуальной элиты. Во всяком случае использование гомеровских текстов и гомеровского лексикона выполняло скорее экзорнативную (украшающую) или экзегетическую (толковательную), нежели формально-описательную функцию. «Корпус» Гомера стал в христианском мире предметом филологической систематизации и ученого комментирования значительно позже, что особенно ярко проявилось в деятельности Евстафия Катафлора, архиепископа Фессалоник (XII в.) [4]4
Не стоит забывать о древности традиции комментирования эпических текстов, восходящей к заведующему Александрийской библиотекой Аристарху Самофракийскому (ок. 217–145 до н. э).
[Закрыть]. Что же касается Нонна, то именно его стремление, вполне соответствовавшее духу времени, но более влекущее к красоте интерпретации текста Иоанна Богослова, нежели к научной упорядоченности экзегетического аппарата, явилось причиной того, что «Деяния Иисуса» написаны гекзаметром и что в поэме достаточно часто используется гомеровская лексика. К примеру, гомеровский образ «увядающего пламени» [5]5
См.: Гомер. Илиада. 9:212.
[Закрыть], возникший на страницах «Илиады» при описании приготовления трапезы Автомедоном, Ахиллом и Патроклом, созвучен с образом робкого пламени, у которого грелся Петр в ночь плачевного отречения от Учителя [6]6
См.: Деяния Иисуса. 18:86.
[Закрыть]. Из этого видно, что лексическая пестрота позднего эллинизма не заслонила, а эффектно подчеркнула недоступную и возвышенную красоту нового мира Христа, за пять веков до того описанную Его любимым учеником, евангелистом Иоанном.
При сопоставительном анализе двух, казалось бы, антагоничных поэм Нонна, «Деяний Диониса» и «Деяний Иисуса», становится очевидной многогранность их поэтики (язычник и христианин свободно могли проводить параллели между двумя поэтическими текстами, конструируя синтетическую аллегорезу).
Обратимся к 11-й песне парафразы Евангелия от Иоанна и к 48-й песне «Деяний Диониса». «Крепка, как смерть, любовь», – написано в Песнях Песней [7]7
См.: Песн. 8:6.
[Закрыть]: Лазарь бичуем на ложе смертельным недугом горячки [8]8
См.: Деяния Иисуса. 11:9.
[Закрыть], бродящий по горам Вакх бичуем влечением к «прохладному дуновению» – прекрасной деве Авре [9]9
См.: Нонн Панополитанский. Деяния Диониса. 48:474. (Цит. по: Нонн Панополитанский. Деяния Диониса / Пер. с др.–греч. Ю.А. Голубца, вступ. ст. А.В. Захаровой. СПб., 1997.) (Далее – Деяния Диониса.)
[Закрыть]. Лазарь терзаем «пожирающей члены» болезнью [10]10
См.: Деяния Иисуса. 11:11.
[Закрыть], подобно несчастной Ио, гонимой по ионийским зыбям «пожирающим члены» слепнем Геры [11]11
См.: Деяния Диониса. 3:273.
[Закрыть]. Лазарь назван «близким к смерти», точнее, «любимцем смерти». В «Деяниях Диониса» «близким к смерти» [12]12
См.: Деяния Диониса. 11:97.
[Закрыть]именуется возлюбленный Вакха молодой Ампелос.
Вакху было знамение, в котором неуязвимый для всех животных юноша, явленный в виде пугливого оленя, гибнет от рогатого змея, сбрасывающего его в пропасть. Но Дионис, оплакивая свою любовь, смеется сквозь слезы, так как знает, что Ампелос («виноградная лоза») станет после смерти радостью людей и богов, воскреснув в виде хмельного побега, веселящего сердце смертных:
Язычник мог сравнить любимого Иисусом Лазаря с Ампелосом: воскресает Лазарь, воскресает и Ампелос. Радуется Дионис, радуется и Христос [14]14
См.: Деяния Иисуса. 11:50.
[Закрыть]. Ампелоса воскрешает Дионису мойра Атропос, Лазаря – Сам Христос, при этом скорбь Богочеловека не так безысходна, как Вакхова скорбь, ведь смерть для Него всего лишь «сон». Игра со смыслами и возможность различных толкований были неотъемлемой чертой александрийского сообщества интеллектуалов, чертой вообще всей эллинской учености – до и после Нонна.
В условиях характерной для всей византийской литературы двойственности, когда традиция налагала отпечаток на все новое, провоцируя возникновение причудливейших сочетаний архаики и тогдашнего «модерна», димотики (народного, разговорного языка) и вычурной риторики, жанр парафразы или метафразы – т. е. переложения, перенесения из одной жанровой плоскости (роман, проза, философский трактат) в другую (эпос, философский диалог [15]15
Например, упомянутая Сократом Схоластиком несохранившаяся парафраза Евангелия от Иоанна: пересказ священного текста неким Аполлинарием (Аполлинарием Лаодикийским или его отцом Аполлинарием Старшим) в форме платоновских диалогов.
[Закрыть]) и наоборот – становится чрезвычайно популярен.
Это особенно характерно для ранневизантийской литературы, что связано с желанием ученой элиты заменять простое сложным (чтобы остаться сопричастным традиции, за которой – лучшие образцы древности), когда форма выбирается не по соответствию теме, а по контрарности оной, когда канонический священный текст Евангелия превращается в нетрадиционную форму эпоса.
Парафразы делились на грамматические и риторические. К грамматическим можно отнести, например, прозаические парафразы Гомера (I–V вв.). К риторическим – липограмматическую «Одиссею» Трифиодора, ямбические парафразы Феокрита, написанные Марианом Сирийцем (VI в.), гекзаметрическую парафразу Псалмов Давидовых, приписываемую Аполлинарию Лаодикийскому, «Омирокентоны» царицы Евдокии. К этому роду парафраз обычно причисляют и «Деяния Иисуса», но в отличие от произведений Евдокии и Аполлинария, которые строго придерживались образца, парафраза Нонна, являясь своеобразной «промежуточной ступенью» между литературной парафразой и риторико-стилистическими упражнениями, отличается своей оригинальностью. Она представляет собой не только расширение границ евангельского текста, но и его интерпретацию посредством экфрастического (описательного) «разрастания», развития символики, тщательного выбора эпитетов, отступления от образца [16]16
Например, экфраза (см.: Деяния Иисуса. 18:16–24) – описание светильника неистовой толпы, ищущей Иисуса в Гефсиманском саду, в отблесках которого Иуда запечатлел на божественном лике Учителя предательскую и последнюю ба́раку.
[Закрыть], разнообразных литературных аллюзий и отсылок.
Относительно языка поэмы складывается впечатление, что Нонн сознательно избегал общей манеры грамматиков, лексикографов, составителей глосс и схолиастов своей эпохи: он старался не только украсить сдержанный евангельский стиль всевозможными «риторическими узорами», но при этом еще и не отступить от духа и буквы Писания. Вычурность лексики Нонна не стремится вовсе вытеснить бесхитростное койне, как это было у других авторов парафраз (например, в «Переложении Псалмов» Аполлинария Лаодикийского), но дает дополнительные описания, яркие содержательные иллюстрации к тексту Иоанна Богослова.
Нонн (в лучших традициях Климента Александрийского!) проявляет себя и как апологет, и как учитель христиан, показывая наиболее образованным из них, какого совершенства может достичь их литература: ведь христианской словесности изначально вредила стилистическая «небрежность», а потому столь важно усвоить сложные правила грамматики, просодики и метрики – и, если возможно, превзойти язычников.
Нонн писал «Парафразу» при александрийских патриархах Диоскоре (444–451) или Протерии (451–457), когда Церковь и государство были охвачены еретическими учениями Нестория и Евтихия. Полемизируя в своей поэме с учеными еретиками при помощи «модных», так сказать, средств, блистательной интеллектуальной роскоши – архаизирующего эллинизма, – Нонн выступает как апологет правой веры, и это отражено в богословской интерпретации Пролога Евангелия от Иоанна [17]17
Каждый эпитет первых строф «Деяний Иисуса» направлен против одной из ересей: Логос-Христос «вневремен» – против арианства, «нечуем» – против Евномия, «нематерний» – против гностика Валентина и против Нестория.
[Закрыть]. Изысканность словаря и неудержимое сверкание грамматических сопряжений придавало речи Нонна невероятную по силе убедительность: слова «сына грома» Иоанна заструились в мелодичных гекзаметрах, выносящих читателя и слушателя стремительными потоками освежающего ливня познания к неслыханному откровению.
Христианская поэзия эллинов всегда носила на себе отпечаток античной дидактической учености и стремления к архаизации: современник Нонна, епископ Птолемаиды Синесий из Кирены (ум. 413), писал гимны Богу на дорийском диалекте, пользовался анакреонтическим стихотворным метром:
Предлагая богословскую интерпретацию Первоисточника с помощью самых изысканных приемов риторики, Нонн соотносил свое толкование Четвертого Евангелия с богословскими пристрастиями патриарха Диоскора, вслед за святым Кириллом Александрийским ревностно защищавшего православное учение, но невольно склонявшегося на сторону монофизитов, что и привело в 451 г. к неприятию любой монофизитской и около-монофизитской позиции на Халкидонском соборе: после этого рубежа всякое «александрийское» символическое толкование стало «опасным». Подобные обстоятельства не способствовали распространению списков «Деяний Иисуса» и сделали памятник «библиографической редкостью» вплоть до зрелого Средневековья и Ренессанса.
В настоящем издании текст «Парафразы» сопровождается текстом Евангелия от Иоанна, что не только канонически оправдано [19]19
Нонн не воспринимался как автор не церковный: из монастырей св. горы Афон происходят три рукописи с текстом «Деяний Иисуса». См.: Нонн из Хмима. Деяния Иисуса / Изд. Д.А. Поспелов. Пер. с др-греч. Ю.А. Голубца, Д.А. Поспелова, А.В. Маркова – М.: Индрик, 2002. С. 338–345.
[Закрыть]и восходит к традиции ранних издателей (Франц Нансий издавал «Парафразу» вместе с евангельским текстом [20]20
См.: Nonni Panopolitani Graeca Paraphrasis Sancti Evangelii secundum Joannem, antehac valde corrupta et mutila, nunc primum emendatissima et perfecta atque integra opera Fr. Nansii, cum interpretatione Latina; additae eiusdem notae, in quibus non vulgaria tractantur et varii auctorum loci corriguntur aut illustrantur / Fr. Raphelengius. Lugduni Bat., 1589; Fr. Nansii Ad Nonni Paraphrasin… curae secundas. Lugduni Bat., 1593.
[Закрыть]), но и призвано свидетельствовать о том, что автор «Деяний Иисуса» все же толкователь, герменевт, экзегет Евангельского текста, изложению которого он следует по большей части неукоснительно, прибегая к вольностям и амплификации только при описании самых ярких и трагичных эпизодов, как, например, распятие Иисуса [21]21
См.: Деяния Иисуса. 18:71–81.
[Закрыть].
Тем не менее поэт всегда остается поэтом, прибегая к смелым решениям: Понтий Пилат живописуется им как гуманный, благородный римский гражданин, а иудеи со своим первосвященником Анной чуть ли не как стадо лохматых и коварных сатиров.
У Иоанна Богослова солдаты, окружившие Иисуса в ночной тиши Гефсиманского сада, лишь вопрошают Спасителя, у Нонна – грозно трясут щитами, ожидая острого как меч ответа Богочеловека [22]22
См.: Деяния Иисуса. 18:27.
[Закрыть]. И все это за счет стилистики – использования гомеровской лексики и искусственных эпических новообразований александрийцев или самого Нонна «под Гомера».
Поэт из Хмима как интерпретатор Иоанна Богослова характеризует себя более всего чрезмерностью, избытком определений: только в 18-й песне насчитывается 236 эпитетов, тогда как в соответствующем Евангельском тексте их – всего три!
Введенные в заблуждение близостью к языку гомеровского и александрийского эпоса [23]23
Большая часть прилагательных в «Деяниях Иисуса» – слова, употребленные Гомером лишь однажды или дважды и использовавшиеся в дальнейшем исключительно в ученой поэзии александрийцев и их эпигонов.
[Закрыть], читатели часто принимают все эти эпитеты за внешнюю мишуру, формальную дань язычеству, диктуемую правилами риторического расширения. Но эта пестрота – не дешевые побрякушки, а драгоценные камни смыслов, образующие одно целое толковательных, изобразительных и экзорнативных (украшающих) эпитетов. Последние почти все без исключения характеризуют врагов Христа, придавая особую драматичность описываемым событиям.
Нонн был настоящим «коллекционером» эпитетов, поэтому в плане содержания такое изобилие требовало от поэта постоянного поиска максимальной выразительности и глубокого проникновения в значения слов.
И тем не менее, несмотря на то, что вторичность поэмы Нонна по отношению к Евангелию от Иоанна очевидна, оправданием появления единственного в своем роде христианского эпоса «Деяния Иисуса» служит он сам, являясь самоценным художественным произведением, соединяющим иудеохристианскую поэтическую традицию с богатой гомеровской и александрийской, с неоплатонизмом языческой культурной элиты.
Смиряющийся перед сверканием откровений Евангелия любимого ученика Христа, жречески-витиеватый и страстный голос Нонна продолжает жечь и светить пламенем живой личной веры в незыблемость «свершений и дел Иисуса» [24]24
См.: Деяния Иисуса. 21:140.
[Закрыть].
Д. А. Поспелов
Святое Евангелие
от Иоанна
Деяния Иисуса:
Парафраза Святого Евангелия от Иоанна
ПЕСНЬ ПЕРВАЯ
Логос вневремен, нечуем, в неизреченном начале, 1
Соприроден, подобен Родителю, Сын безматерний,
Логос, Божие Чадо, Свет, рожденный от Света,
Неотделим от Отца Он на беспредельном престоле!
Боже небеснородный, Логос, ведь Ты праначально 5
Воссиял совокупно с Предвечным, Зиждителем мира,
О, Древнейший вселенной! Всё чрез Него совершилось,
Что бездыханно и в духе! Вне Речи, деющей много,
Явлено ль, что пребывает? И в Нём существует извечно
Жизнь, что всему соприсуща, свет краткосущего люда, 10
Жизнь, кормилица мира. Во тьме непроглядной вселенной
Зорями горними вспыхнул Свет, колеблющий землю,
Мраком не побеждённый. Во пчелопитающей чаще
Странник нагорный явился, насельник склонов пустынных,
Он – глашатай крещенья краеугольного, имя – 15
Божий муж, Иоанн, вожатай. Один он и явлен,
Вестник незыблемословный, дабы о свете свидетель
Был, дабы всякий изведал, что есть возглашатель единый,
Веры, матери мира бескрайнего, истой исполнясь!
Оный светом разумным не назван, но только единый 20
Он подбрадье открыть Богоречное удостоен,
Он, единый предстатель невозвещенного Света,
Рек свидетельство пастве близкое Богоприемной, —
Свет единый Отца, первородный и препочтенный,
Логос единосущий, что всякого чистым содеет, 25
Духа лучами сущность смертных в сиянье облекший,
Нисходящих на землю. В бескрайнем незрим и невидим
Миропорядке, но явлен мир чрез Него беспредельный,
Миропорядком заблудшим Логос сопутный не узнан.
Подле своих пребывал Он. Свои в неразумном затменьи 30
Не почитали Его, словно гостя, а благоразумно
Чтящим и безгреховным, ум не имевшим заблудший,
Тем Он горнюю всем даровал единую славу
Чадами Бога Отца вечносущего в мире считаться,
Коих природа – не с ложа родильного, жизнь у которых 35
С мужеским вожделеньем не связана, и даже ложе
Брачное их в плотско́м единенье и не зачинало.
Все же они только Бога Отца неоранные чада!
Логос-самовершитель и Богом стал, и человеком,
Древлерожденный Потомок, в неизреченном законе 40
Лик съединивший священный с обликом человека.
В домах Бог пребывал человеков, мы Оного славу
В мужеских очесах узрели, познали мы почесть
Единородного Сына чрез наднебесного Предка,
Он благодати исполнен, Отца веселия полон! 45
Муж тот, провозвеститель о Логосе плотеносящем,
Муж сей, святой Иоанн, утвердил свидетельство речью,
Тот, кто некогда молвил непорочное слово:
«Древле меня Он явился, и после меня низошёл Он,
Тот, Кто меня превосходней, ведь от Него же и все мы 50
При полноте святой иную потом восприяли
Благодать несоравную сущей и раньше: законов
Общую книгу Родитель чрез Моисея дал людям,
Уделил же Христос благодати и истины миру!»
Саморожденного Бога воочию так и не видел 55
Никогда и никто, Своею же речью поведал
Тот об этом, кто в лоне Божьем привычном лелеем,
Единородный, сопутный Отцу, Кого видеть не должно.
Вот свидетельства слово и гласом же амвросийным
Рек Иоанн его верный, вестник истиннословный. 60
Так что племя евреев в пустынные горные чащи
Выслало бдительных му́жей-священников, также левитов,
Где обитал сей беглец, вдали поселившийся смертных,
Корень пустивший здесь, под вертепа кремнистого кровлей.
Служки сии вопрошали его с суровой насмешкой: 65
«Кто ты? Уж не Христос ли?» Им же ответствовал речью
Он, никак не скрываясь, и не отпираясь, глашатай:
«Нет, не Владыка Христос я!» Посланцы же му́жей еврейских
Божьего человека второй раз тогда вопрошают:
«Молви нам, кто ты? Не пашни ль Фе́сбити́ды насельник, 70
Илия, нам явле́нный?» И восстенал тот: «Пришёл я
В этот край не как он, я Илии вслед лишь явился».
Наглый рой возгласил служителей, ног не омывших:
«Слухи не о тебе ли? Не ты ли пророк боговещий,
Будущего провозвестник?» Ответ был на то и другое: 75
«Нет, я – не Илия, нет, не пророк я, исполненный чуда!»
Вновь возопил сей рой богоизбранных иереев:
«Кто ты? Ведь мы же отсюда, когда нам дадут разъясненье,
С гласом твоим ответным пойдём к служителям Божьим,
Мы ведь в дорогу пустились плесницею быстролётной, 80
Дабы сюда явиться. И что любознатному люду
Молвишь ты о себе?» И тот из книги священной
Праначального мужа им рек Богоданного молвью:
«Глас вопиющего я в каменистой этой пустыне.
Ныне по должной тропе Всевладетеля устремляйтесь, 85
Да почтена она будет превыше всего, как и в книге
Писано многомудрым Исайей, в вещем писанье».
Сонм неверный иной погрязших в грехах фарисеев
Выступил и вопросил боговещего мудрого мужа:
«Что же ты крестишь тогда, омывая водою колена, 90
Коль не Христос на престоле, коль не возница повозки,
Илия с о́гнем восхи́щенным с неба, коль не пророк ты
Во вдохновенье неистовый, Божьим реченьем чреватый?»
Чуда исполненным словом муж боговидный ответил:
«Вас я и сам достоин очистительной влагой 95
Окрестить, а Тот, что явится в будущем, ныне
В нашей толпе замешался; ступне́й Его даже коснуться
Смертною дланью своею не смею, дабы, приблизясь,
Хоть ремни развязать на плеснице Бого́духнове́нной!»
Было сие в Вифани́и, близ Богочтящего края, 100
Прямо напротив брегов струящегося Иордана.
Лишь даль разящая Эос заново в путь устремилась,
Муж святой Иоанн, уставив взор пред собою,
Понял: пред ним – Иисус. На идущего по дороге
Указал он перстом, подтверждая сие пред народом: 105
«Се всетворящего Бога Агнец, мне мнится, премудрый,
Молвил ибо о Нём я, идёт Он ныне за мною,
Тот, Кто там, впереди, и прежде Его я не ведал
Собственными очесами, но в образе незнакомом
Чадам Израиля, стражи не знающим, Он показался; 110
Я и пришёл, провозвестник дороги, незнаемой прежде,
Люд крестя неучёный, блуждающий и неверный».
Божьи уста отверзнув, пред всем любознатным народом,
Гласом, чарующим всех, он дал свидетельство пастве:
«Зреньем я, обетованный, узре́л на пучинах воздушных 115
Божий Дух, возносимый разумным трепетом крыльев,
В горлицы словно подобье, что на Христа воспорхнуло,
Низошёл и остался, Его же я прежде не ведал!
Только ведь мне Он Сам повелительным гласом измолвил,
Тот, Кто послал меня, чтобы крестил я плоти рожденных 120
Заново в этой влаге, жизни лишенной и хладной.
В Нем я узрел нисходящий по горним воздушным дорогам
Дух разумного Бога, на Коем же Он пребывает;
Свет Он пошлёт человекам, лишённым всякого света,
Духом Святым и Огнём крестящий, Его же узнал я, 125
Видел глазами и рек свидетельства верного гласом
То, что именно Он – Отца вечносущего Отпрыск».
Вот уж и день другой приводит возвратная Эос.
Встал и божественный муж, и учеников его двое,
Дивного Бога Христа ещё не познавших и лика. 130
Пешим Христа увидя по тверди идущим удобной,
Горнепутной повозки сошедшего с неба Возницу,
Муж Иоанн святой возгласил, как бывало и прежде:
«Се поднебесного Бога грядет глаголющий Агнец».
Внемля священному гласу мужа истины, двое 135
Незаблудших, попутных друга за Ним устремились,
Вслед за Христом идущим. На них взирая невольно,
Взглядывая на двоих за Своею спиною всё время,
Парной двоице рек Он вслед устремившихся му́жей:
«Что вы тут ищете, и́дя за Мною?» И оба единый 140
Дали Владыке ответ, подобясь гласом друг другу:
«О Равви́ (что значит „учитель“), где Ты обитаешь?»
Гласом воззвал единым тут Владыка к обоим:
«Что ж, сейчас и увидите!» И подошли они к до́мам,
Где, как они разузнали, и жил Он покуда. И день сей 145
Ученики провели, под кровом Христа обретаясь,
Ближние Бога. Вот час десятый промчал ветроногий.
Был среди тех, кто вошёл под Богоприимные своды,
Некий муж, Андрей, рыба́рь, сей ловчий на море,
Симона брат рыболова, из тех же он лишь единый, 150
Коих гостеприимствовал Бог, Иоаннову гласу
Ближнему внял навсегда; а был он сопутник ближайший
В дом вошедшему брату. И оба, во мненье согласны,
За Иисусом пошли, Андрей же шествовал первым,
Родич, ищущий ловли в зыбях плодовитого моря. 155
Симона отыскавши, сказал он стремительной речью:
«Родич! Нашли мы Мессию вещего, Бог Он, и муж Он,
Эллинским словом „христос“ называют Его иудеи!»
Так измолвив, он быстро уводит сопутного брата
В дом, где был Иисус; и с обликом безмятежным, 160
Симона видя, Христос обратился ласково, мудро:
«Сын Иоанна ты, и зовёшься именем „Симон“,
„В море работник“, но после Ки́фою ты наречешься!
Дам тебе имя второе, новое: му́жи иные
Звать тебя станут Петром, и скроет это прозванье 165
Симона имя, коего выше прозвание „камень“,
Веры оно нерушимой знак». И лишь близлежащий,
В высях хребта, в росистом утре Сион заалелся,
Восхотел после ночи бестенной отправиться тут же
В благоплодный Он град галилеян изысканнокудрых. 170
Скоро нашёл там Филиппа Владыка и молвил, что станет
Тот Ему верным сподвижником, спутником по дороге:
«Следуй же, о Филипп, за Мною!» И, пламенный, только
Слово услышал, как гласу вослед поспешает стопами.
Отчей землёю был для Филиппа край Вифсаи́ды, 175
Где Андрей обитал, где жил и доблестный Симон.
К Нафанаилу Филипп обратился с ласковой речью,
Под благолиственным дубом найдя его: «Сей – Древлеродный,
Муж Моисей Кого описывал в книге священной,
Найден нами, о Ком все молвили равноречиво 180
Вестники дел грядущих, и знали когда-то пророки,
„Иисусом“ назвав, чистейшим Иосифа Сыном,
Назарета насельником, семенем Бога». Тотча́с же
Нафанаил быстромудрый молвил слово Филиппу:
«Можно ль из Назарета добра ожидать?» И сопутник 185
Молвил Филипп в ответ добродушною речью простою:
«Что ж, иди и смотри!» На сопутного Нафанаила
Быстроколенного тут указывает Владыка:
«Се потомок Израиля истинный, ни бо лукавства
Он, ни подмены не мыслит, ни мнений не искажает!» 190
Нафанаил же, услышав, смешал слова с удивленьем:
«Так хорошо меня знаешь, раньше не видя ни разу?
Молви, откуда и как?» И гласом дивным Владетель
Молвил – и речь полилась от пророческого подбрадья:
«Прежде зова Филиппа тебя под смоквой тенистой 195
Видел Я высококронной, под сенью сидящего купной,
Мнящего же себя невидимым и незримым!»
Нафанаил воскликнул, за миг единый поверив
В чудо, коснулся чела он богочтящею дланью:
«О Равви́, Ты горних святилищ Высокопрестольный 200
Пастырь, Израиля Царь, Ты как Христос пребываешь,
Бога, сущего вечно, Логос и Сын, обоюдно
Назову и Владыкой, детей Израиля Богом,
Возглашу Тебя Сыном истинным Бога Живого!»
Ободряет Владыка, влечёт упованьем сильнейшим: 205
«Слову бесстрашному внемля, незыблемой верой владеешь,
Слову, что молвил, тебя увидев под смоквой стволистой,
Веры исполненным оком у́зришь чудес и поболе,
Бу́ди незыблемословным свидетелем благоговенье!
У́зрите выси, отверсты ма́нием Божьей десницы, 210
Вкруг простёртые бездны, коих и видеть не должно,
Благокрылатый рой построения ангельских воев,
Нисходящий стремительно по дороге эфирной,
С выси идущий горней и обратной стезёю
Восходящий ко своду небес и в выси парящий, 215
О Человеческом Сыне вестника». 216
