Текст книги "Библиотека мировой литературы для детей, т. 30, кн. 4"

Автор книги: Нодар Думбадзе

Соавторы: Сергей Алексеев,Юрий Коринец,Владимир Амлинский,Григорий Бакланов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 44 страниц)

– Что такое? Где пароход?

А время было тревожное. Не смирились богачи с потерей земли, фабрик, заводов. Организовали они белые армии, пошли войной против молодой Советской республики.

Вот и уплыл на войну «Миссисипи». Установили на нем пулеметы и пушки, посадили красных бойцов, отправили бить белых.

Сгрудились ребята на волжской круче, рассуждают:

– Правильно.

– Мы подождем.

– Нам не к спеху. Пусть себе едут красные бойцы. Пусть бьют, разбивают белых.

– Вернется, вернется наш «Миссисипи».

Дурное слово

– И чего ты царя поминаешь! – кричала тетка Марья на дядю Ипата. – Что он тебе, царь, отец родной? Что ты его позабыть не можешь?!

– Отец не отец, а вроде как оно при царе лучше было, – отбивался дядя Ипат.

– Было, – передразнила тетка Марья. – Тебе при ресторации бородой трясти, может, оно и лучше было. А вот влез бы в мужицкую шкуру, то ли запел бы…

Вот уже больше месяца с той поры, как сгорело село Выселки, тетка Марья вместе с Ленькой живет в Москве у дяди Ипата. Живут они в Марьиной роще, на одной из московских окраин. Здесь в полуподвале старого покосившегося дома у дяди Ипата маленькая, с непроходящей сыростью на стенах, комната.

Удивительный был этот месяц. Помнит Ленька, как встречал их дядя Ипат, большой, грузный, с белой бородой, что козьими рогами торчала в разные стороны. Он расцеловался с теткой Марьей, потом посмотрел на Леньку, сказал:

– Ленька, значит. Вот оно как. Ростом не вышел, да как-нибудь.

Дядя Ипат работал швейцаром на Тверской при ресторане. Думал в помощь к судомойке пристроить Леньку. Не получилось. Грянула Октябрьская революция. Хозяин бежал. Ресторан закрыли. Дядя Ипат остался и сам без места.

– Вот они, нонешние порядки, – ворчал старик. – Да, было времечко. Иные пошли времена.

И вот как-то собрался дядя Ипат в баню, взял с собой Леньку. Дыхнула на мальчика мыльным запахом московская баня, посмотрела со стен зеркалами, узорными дорожками легла под босые ноги.

– Прелесть-то какая, – говорил дядя Ипат. – Смотри, тебе такое впервой.

И Ленька смотрел.

Раздевался дядя Ипат чинно, не торопясь. Снял рубаху, бережно сложил ее. Погладил бороду. Потом долго сидел в одних подштанниках и все на людей посматривал. Народу набилось в этот день много.

Мылся дядя Ипат всласть. Плескался, фыркал, мылил свою длиннющую бороду и неистово натирал шею. Потом повел Леньку в парильное отделение. Окутало мальчика седым паром – дышать трудно. Смотрит по сторонам – полати, на них люди.

– Ох, ох! – вздыхает толстый господин.

– Поддай, поддай! – кричит молодой парень.

Бойко лупит себя по тощим бедрам какой-то субъект в пенсне. Растянулся на верхней полке и дядя Ипат. Сунул Леньке веник, наказал хлестать по спине. Хлещет Ленька, но не без робости.

– Ты что, силы в руках нет? – ворчит дядя Ипат. – Вот так. А-а-а, вот так, – и ежится от удовольствия.

Парился, парился старик и вдруг произнес:

– А при царе оно все же лучше было.

И сразу же на дядю Ипата посмотрел тот молодой парень. За ним и другие.

– Как же, вестимо, лучше, – повторил дядя Ипат.

– Правильно говорит товарищ с бородой, – прогудел толстяк.

– Что, кто сказал правильно? – крикнул субъект в пенсне, полез на полати, протянул руку, заговорил: —Граждане, мы боролись за свободу России.

– Кто боролся? Ты боролся?!

Кто-то стянул оратора вниз. Чья-то рука потянулась к бороде дяди Ипата.

– Бей его!

– Бороду на мочало!

Старик вскрикнул, поскользнулся и рухнул на пол. В парильню стали сбегаться люди, загромыхали шайками, заговорили нестройно, наперебой. Тощий субъект опять полез на полати.

– Граждане, мы боролись за свободу России…

На шум прибежал хозяин бани. Остановился растерянно в дверях, закричал:

– Господа! – потом передумал: – Граждане! – и наконец с мольбой: – Товарищи!

Шум не стихал. Кто-то схватил шайку и плеснул хозяину в лицо. Тот выплюнул воду, ругнулся и вышел.

Через несколько минут в бане появился вооруженный патруль. Здоровый детина в матросском бушлате, видимо старший, пытался перекричать собравшихся. Но снова никто не обращал внимания. Тогда матрос достал маузер и стрельнул.

И сразу все обернулись. Умолкли.

– Вставай, папаша, – проговорил матрос, подавая дяде Ипату руку.

Старик поднялся. С опаской посмотрел на матроса, на маузер.

– В чем дело? – спросил матрос.

Подбежал субъект в пенсне и заговорил быстро-быстро, словно боясь, что его опять оборвут на полуслове:

– Товарищ военный, вот этот, – указал на дядю Ипата, – вел враждебную пропаганду.

Матрос взглянул на человека в пенсне, потом на дядю Ипата, спросил:

– Было?

Старик растерялся, заморгал глазами, взялся рукой за бороду, отпустил, опять взялся.

– Было? – повторил матрос.

Дядя Ипат молчал.

– Он, изволю вам доложить, – не унимался тощий субъект, – так и заявил, что при царе было лучше.

– Собирайся, папаша, – проговорил матрос и показал рукой на дверь.

– Ты что же это? – спросил матрос, когда они вышли на улицу. – Чем же тебе Советская власть не угодила?

– Да она ничего. Она угодила, – ответил старик. – Только как же оно без царя! Оно вроде бы и несерьезно.

– Несерьезно? Ишь ты, – усмехнулся матрос.

Около Сухарева рынка матроса кто-то окликнул.

– Стойте здесь, – сказал он дяде Ипату и Леньке.

Однако едва матрос отошел, старик схватил мальчика за руку и поспешно шмыгнул в подворотню. Потом они лезли через какой-то забор, и Ленька едва поспевал за дядей Ипатом.

С того дня, как убежали они от матроса, старик жил в постоянной тревоге. Все ждал, что придут, арестуют. И вот наконец на пятый день в дверь постучали. Ленька было побежал открывать, но дядя Ипат крикнул:

– Куды? Стой, сиди на месте!

В дверь опять постучали. Потом было слышно, как шаги удалились. Старик перевел дыхание.

И вдруг снова раздались шаги. За дверью послышались голоса. Говорила тетка Марья:

– А чего ему быть не дома. Дома. Да заходите.

Дядя Ипат побледнел. Быстренько стал за занавеску, дернул за собой Леньку.

Дверь открылась, и в комнату вошли двое. Мальчик приложил глаз к дырке и все увидел. Один высокий, с портфелем в руке. Другой… с тем же маузером на боку, матрос, знакомый по бане. Вошедшие осмотрели комнату, матрос поднял глаза к потолку. И Ленька поднял. Там, в правом углу, проступало мокрое пятно. Посмотрел себе под ноги. Прогнившие доски образовали широкие щели, и из них несло сыростью.

– Так, значит, Ипат Игнатьевич Дремов, – проговорил человек с портфелем.

– Он самый, – ответила тетка Марья.

– А вы ему родная сестра?

– Сестра.

– Мальчик еще, говорите?

– Ленька. Сирота. Нашей сестры Варвары, стало быть, сын.

– Так, так, – проговорил высокий. – А мы к вам из районного Совета рабочих и солдатских депутатов.

– По важнейшему делу, – добавил матрос.

Ленька посмотрел на дядю Ипата. Старик стоял и, казалось, не дышал.

И вдруг Ленька задел ведро. Оно громыхнуло. Дядя Ипат вздрогнул. Пришедшие повернулись в их сторону. Матрос схватился за маузер:

– Кто там?

Дядя Ипат молчал и быстро, по-старушечьи крестился. Подошла тетка Марья, отвернула занавеску.

– Да куды ты залез! – закричала. – И бороду расправь. К тебе, чай, пришли.

Дядя Ипат взглянул на пришедших, увидел матроса, попятился.

– Хо-хо! – загудел матрос. – Монархист. Старый знакомый.

Дядя Ипат отступил еще на шаг, задел за лавку, шлепнулся на пол.

Матрос рассмеялся. А человек с портфелем бросился к дяде Ипату.

– Что с вами? Мы из Совета. – Он протягивал старику какую-то бумагу. – Вот ордер. Вас переселяют в благоустроенную квартиру. В дом генерала Инсарова.

Дядя Ипат поднялся, смотрел то на бумагу, то на матроса, то на тетку Марью и никак не мог понять, что к чему.

– Благодарствуй, благодарствуй, – толкала тетка Марья старика в бок. – Вот окаянный. Сдурел, что ли, от радости.

Новая комната оказалась на втором этаже. Была она большая и светлая, в два окна, на Садовой. Когда дядя Ипат в первый же вечер окунулся в мягкую широкую постель, он еще раз посмотрел по сторонам и сказал:

– Вон оно, как при царе жили! Да, было времечко.

– Да умолкни же ты, ирод! – обозлилась тетка Марья.

Дядя Ипат смолчал.

А еще через день Дремова пригласили в районный Совет и предложили работу – заведовать хозяйством при детском доме. Возвращался дядя Ипат довольный, перебирал свою белесую бороду. «Значит, приметили, – рассуждал. – Вот и Леньку теперь пристрою». И вдруг опять повстречал матроса.

– Хо-хо! – загудел матрос. – Монархист!

Дядя Ипат насупился.

– Ты это мне брось, – прикрикнул он на матроса. И, не поздоровавшись, прошел мимо. – Тьфу, – сплюнул старик с досады. – Эка же слово дурное выдумал. «Монархист», – повторил про себя. Потом усмехнулся, успокоился и степенно двинулся дальше.

Учитель

В деревню Малые Кочки приехал новый учитель. Матрос, балтиец, авроровец. Учитель он, правда, временный, до той поры, пока настоящий прибудет. Старый – сбежал, вот и понадобилась срочная замена.

Явился учитель в класс. Притихли ребята, ждут, когда тот начнет им про буквы рассказывать.

А матрос – раз и им про «Аврору». На следующий день про штурм и про взятие Зимнего. Потом про партию большевиков, про Советскую власть и про Ленина.

Интересно ребятам. Уставят глаза на матроса, сидят, слушают.

Прошло несколько дней, стал матрос у ребят проверять, что те поняли и чего недопоняли.

– Что такое «Аврора»?

– «Аврора» есть революционный корабль Балтийского флота, тот, что по Зимнему из пушек стрелял.

– Молодцы, правильно! – хвалит матрос. – А что такое партия большевиков?

– Это та, что самая лучшая, – торопятся ответить ребята. – Партия большевиков за то, чтобы землю – крестьянам, заводы – рабочим, мир – всем народам.

– Верно, – кивает матрос головой. – Ну, а что такое Советская власть?

– Это, когда правят страной не царь, не буржуи, а сам трудовой народ.

– Так. А кто расскажет про Ленина?

– Я, я, я… – понеслись голоса.

– Говори, Еремей Торопыгин.

Вскочил Торопыгин.

– Ленин есть вождь всего трудового народа. Ленин в тюрьмах сидел. Ленин в ссылках бывал. Ленин всю свою жизнь за дело рабочих бился.

Доволен матрос. Смотри, какие умные стали ребята.

Стал матрос объяснять, как буква «а» пишется, как буква «б». Сколько будет один и один, сколько два и два. Дальше матрос не успел. Отозвали матроса.

Вскоре приехал настоящий учитель. Девушка-большевичка. Зоя.

– Ну, что вы здесь изучали?

– Про «а» и про «б».

– Про один и один, про два и два.

– Ну, а еще?

Жмутся ребята.

– Не успели мы больше, матрос уехал.

– Да, немного вы изучили, – говорит Зоя. – Видать, не очень прилежные?

Обидно слышать ребятам. Поднялся Еремей Торопыгин.

– Зато мы про Ленина знаем.

– Верно, верно! – закричали ребята.

– И про Советскую власть.

– И про партию большевиков.

– И про штурм, и про взятие Зимнего.

Улыбнулась Зоя.

– Кто же вам рассказал?

– Он, он, балтиец, авроровец!

Задумалась Зоя: «Молодец балтиец, с главного начал». Жалко ей, что не застала она матроса. И ребятам жаль, что матрос уехал. Так ведь матрос не учитель. У матроса свои, другие дела.

Приятность

Тульский рабочий Артемий Теплов прислал в родную деревню письмо. Было оно коротким, всего в шесть слов: «Ждите гостей. Будет для вас приятность».

Чешут крестьяне в затылках, разводят руками, ломают головы.

– Непонятное что-то. Неясное. Кто же это приедет? Зачем? А главное, в чем же будет приятность?

Прошло дней десять. И вот прибыла из Тулы рабочая делегация. Да не просто так. Не с пустыми руками. Привезли рабочие серпы и косы, вилы, железные оси для тележных колес, петли, гвозди и прочую железную мелочь.

Мужики так и ахнули:

– Вот это приятность!

А с серпами, косами, да и другими железными изделиями была в ту пору в деревне беда-бедой. Кое-как перебивались крестьяне.

Разгорелись глаза у крестьян.

– Продавать будете?

– Нет, – говорят рабочие.

– Менять?

– Тоже нет.

Не поймут мужики, в чем дело.

– Привезли вам в подарок, – объясняют прибывшие. – От нас, от рабочего класса.

Удивились крестьяне.

– Бесплатно?!

– Ну да. От чистого сердца! Принимайте рабочий гостинец.

Как в сказке свалилось на мужицкие головы такое богатство.

Засуетились крестьяне, забегали. Потащили делегатов в избы, к столу.

Поели рабочие:

– Благодарим. Будьте здоровы. А нам пора назад, на завод.

Поклонились гости, уехали.

– Ну и дела. – Никак не могут прийти в себя мужики. – Чтобы задарма. По доброй охоте. Чудеса, да и только.

Вскоре приехал в село и сам Артемий Теплов.

– Ну как косы, как вилы? Была ли приятность?

– Была, была, – кричат мужики. – И косы хороши, и серпы, и вилы. А если говорить про приятность, то в том, что рабочий класс для нас вроде как брат родной, в этом главная есть приятность.

Свидетели

Проснулся Фомка, поерзал на нарах, по малым делам помчался на улицу.

Ночь. Темно. Туман по улице стелется. Завернул Фомка за угол заводского барака, вдруг слышит – шаги.

Замер мальчик, прислушался. Шаги все громче и громче. Где-то рядом совсем. Насторожился Фомка. Видит, из темноты, из тумана появились три человека. Двое ящик какой-то тащат, третий несет лопату.

Всмотрелся Фомка – так это же бывший владелец завода Елизар Елизарович Мойкин. Мойкин с двумя сыновьями.

«Ящик. Лопата. Куда же это они?» – заинтересовался Фомка. Тихонько двинулся следом.

Мойкины шли к заводской водокачке. Поравнялись. Поставили ящик на землю. Принялись рыть яму. Роют, торопятся. Озираются по сторонам, прислушиваются.

«Клад зарывают», – сообразил Фомка.

Переждал он, пока Мойкины не завершили свою работу, обошел вокруг водокачки, приметил место, вернулся домой.

Лежит Фомка на нарах, ворочается, заснуть не может. Утром чуть свет побежал к дружку своему, Капке Затворову.

– Капка, Капка, – тормошит Фомка приятеля, – вставай, Капка.

Продрал Капка глаза.

– Ну что тебе?

– Клад, клад!

– Какой еще клад?!

– Настоящий!

Рассказал Фомка Капке про ночную встречу. Вскочил тот, собрался.

Схватили ребята лопаты, бегут к водокачке.

– Там денег небось тысячи, – говорит Фомка.

– Деньги – что! Деньги – бумага. Там золото и бриллианты, – поправляет приятеля Капка.

Прикидывают ребята, что же им делать с такими богатствами.

– Пряников купим, – говорит Фомка.

– Пряники – что! – отвечает Капка. – Бисквит настоящий купим, безе или крем-брюле.

Смотрит Фомка на Капку. Ну и Капка – всегда-то он лучше придумает. Хоть что такое и бисквит, и безе, и крем-брюле Фомка не знает, однако виду не подает, – видать, что-то очень и очень вкусное.

Размечтались ребята. Матерям пуховые шали решили купить, сестрам ситцу на платья и ленты, отцам сапоги или штиблеты. Потом стали перечислять знакомых своих и соседей. Малининым фунтов десять крупы – едоков у Малининых много. Деду Харламову валенки. Инвалиду Зарубину новый костыль – он давно о новом мечтает. Слесарю дяде Вавилину шестиклинную кепку.

– Он большевик. Он не возьмет, – заявил Капка.

Прибежали ребята к заводской водокачке. Сразу за дело.

– Быстрей, быстрей! – командует Капка.

Толкутся ребята, мешают друг другу. Но вот наконец лопаты уперлись в ящик.

Тик-так, тик-так – слышат мальчишки.

– Часы это, часы-ходики, – произнес Фомка.

– Ходики, – усмехнулся Капка. – Это либо будильник, либо часы «Павел Буре» с боем.

Увлеклись ребята. Не заметили, как сзади подошел кто-то. Оглянулись, а это слесарь дядя Вавилин.

– Ну, что у вас тут?

Смутились ребята.

– Клад, – наконец произнес Фомка. – Там золото. Там часы тикают. «Павел Буре» с боем.

– Часы!

Вавилин поспешно нагнулся над ямой, прислушался.

– А ну, отходи! – прикрикнул на мальчиков.

Попятились те.

Протянул Вавилин к ящику руку, повозился, утихли часы. Поднялся он, вытер проступивший на лбу пот, усмехнулся.

– Клад, а ведь и вправду, что клад. Динамитом тот клад называется.

Оторопели ребята.

– Там же часы.

– Часы, да не те. Это механизм специальный для взрыва. Ну, а теперь докладывайте все по порядку.

Доложили ребята.

– Да, – произнес Вавилин. – Вот вам и «Павел Буре».

– Эх, пропали шали и ленты, – вздохнул Фомка.

– Шали и ленты – что! – отозвался Капка. – Водокачка ценнее.

Рассмеялся Вавилин:

– Молодец, Капка!

В тот же день Мойкин и оба сына его были взяты под стражу. Судили их строго по революционным законам.

Фомка и Капка тоже ходили на суд. И опять обо всем рассказывали. В протоколах суда числились они как свидетели. Однако и сам судья, и все сидящие в зале понимали, что тут что-то не так, что слово это не то. Какие они свидетели, они главные в этом деле.

Небо

Пришла Советская власть в деревню Старые Дворики. Насмотрелись ребята, как взрослые делили господскую землю, живность и другое добро, размечтались.

– Эх, и нам бы придумать какой дележ.

А так как делить было больше нечего, все уже делено и переделено, то Колька Рябов вдруг предложил:

– Давай делить небо.

– Вот те раз, как же его делить?! – усмехнулись ребята.

– А вот так и делить. По-хорошему. Поровну!

– Это понятно. Ну разделим. А дальше. Что же с ним дальше делать?!

– Как что? Все что желаешь: избу ставь, паши, коней выводи в ночное.

Подивились ребята, забавно.

Было их четверо: Колька Рябов, Еремка Дударов, Гришатка Кобылин, Марфутка Дыгай.

Ладно, делить так делить.

Провели они по небу одну черту вдоль, другую поперек.

Кинули жребий – кому какой край достанется.

Соберутся ребята за селом на лугу. Плюхнутся в травы. Животы кверху. Глаза в небо. Хорошо, когда ты хозяин. Делай все, что взбредет тебе в голову.

Распахал свой участок Еремка Дударов под жито. Колосится, наливается янтарным колосом рожь. Вывел Гришатка Кобылин коней в ночное. Разжег костер у самого края неба. Разукрасила, заполнила васильком и ромашкой свою долю Марфутка Дыгай.

И Колька Рябов тут же со всеми. Глаза воспалились. Веки вразлет. Рот приоткрылся. И чудится Кольке дробь барабана. Слышится горна призывный звук. И знамя, красное знамя полощет по небу. Видит Колька себя. Верхом на лихом коне. С острой пикой наперевес.

А оттуда, где небо смыкается с полем, из-за тучи, прикрывшей закат, вдруг выползают несметные чудища.

– Бей их, бей их! Кроши! – мчит на врагов героически Колька. – Ура! – размахнулся рукой.

Еремка Дударов тронул друга за плечи:

– Чего это ты?

Смутился Колька, ничего не ответил. А в ушах по-прежнему конский цок. И рука не разжала пику.

То-то забав у ребят. То-то веселья. Выйдут на улицу в вечер. Головы ввысь. Звезды считают. Сколько каждому звезд перепало. Считают, считают, собьются со счета. Рассмеются, заспорят.

– Сначала! Сначала!

Снова работа.

А тут по весне, по первой грозе, босиком да по лужам примчались ребята к речке на мост.

– Ух, полыхает!

– Ух, громыхает!

Молния. Гром. Тучи кругом. Речка взыграла, словно хмель в берегах. По-разбойному ветер присвистнул. Горохом об стену – по бревнам дождь.

– Видать, к урожаю!

– Из нашего неба!

– А не хотели делить!

Дружно жили ребята. И вдруг. Дело было в начале лета. Опять на лугу собрались ребята. Снова лежат.

Каждый занят своим участком. Солнце катит по небу.

Шепчутся травы. Перепелка издала крик.

И вот тут-то Гришатка Кобылин заметил несправедливость: достался ему кусок неба с несолнечной, с северной стороны.

Насупился Гришатка, привстал:

– Обдурили!

Повскакали ребята. В чем дело?!

– Солнце себе, а мне дулю, – тычет Гришатка рукой на небо.

Смотрят ребята: верно.

– Так ведь по жребию, – произнес Еремка Дударов.

– По справедливости, – бросила Марфутка Дыгай.

– Хочу участок с солнцем, с солнцем, – не утихает Гришатка. – Арбузы хочу сажать.

Раскричались ребята. Не заметили, как перессорились. Надулись, разошлись по домам.

А дома задумались.

– Нехорошо это у нас получилось, – рассуждает Еремка Дударов.

– Зазря перессорились, – всплакнула Марфутка Дыгай.

И Колька подумал: «А ведь прав Гришатка – каждому солнца хочется».

Собрал тогда Колька Рябов снова ребят:

– Вот что, давай обобщим небо.

Уставились ребята на Кольку, а потом закричали:

– Правильно, правильно! Сделать общим, общим его!

– Солнце оно одно, – заявил Колька. – Пусть всем светит.

Рассказы о Владимире Ильиче Ленине

Старшой

В Петроград в Смольный к товарищу Ленину прибыла группа крестьян-ходоков из Костромской губернии. В полушубках крестьяне, в лаптях, в шапках-ушанках, с котомками за плечами.

Людей в те дни в Смольном было полным-полно. Тут и рабочие, тут и крестьяне. Солдаты, красногвардейцы, матросы. От человеческих голосов Смольный гудел, как улей.

Идут костромские крестьяне, озираются по сторонам, разыскивают Владимира Ильича Ленина.

А в это время Владимир Ильич шел как раз им навстречу. Крестьяне к нему:

– Дорогой человек, где здесь старшой?

– Кто-кто? – переспросил Ленин.

– Старшой, – повторяют крестьяне. – Тот, кто нынче Россией правит.

– Ах, старшой, – усмехнулся Ленин. Осмотрелся Владимир Ильич вокруг себя. – Вот старшой, – показал куда-то за крестьянские спины, лукаво улыбнулся и пошел дальше.

Оглянулись крестьяне, видят: стоит в коридоре группа рабочих. Рядом с ними солдаты о чем-то спорят. Матрос-авроровец мирно цигарку курит.

Чуть поодаль столпились крестьяне. И тоже в полушубках, в лаптях, в ушанках. На спинах висят котомки. Тоже, видать, ходоки-пришельцы.

Смотрят костромичи то на рабочих, то на солдат, то на матроса, то на таких же, как сами они, крестьян.

– Э, какой же это старшой, – недоумевают костромичи. – Видать, ошибся тот человек с бородкой.

– Кого вам, отцы? – вдруг слышат крестьяне голос. Отошел от рабочих какой-то парень. – Вы тут впервые?

– Впервые. Нам бы к Ленину, мил человек.

– К Ленину?!

– Ну да, к Володимиру Ильичу.

Покосился на крестьян недоверчиво парень:

– С вами же Ленин сейчас беседовал.

У крестьян, как ворота, открылись рты.

– Кто? Тот человек с бородкой?

– Он самый, – ответил парень.

Рассказали крестьяне про их разговор с Владимиром Ильичем. Рассмеялся рабочий.

– Значит, старшого искали. Того, кто нынче Россией правит? А что, – задумался парень. – Верно ответил товарищ Ленин. Так если вам к Ленину, ступайте на третий этаж.

Подхватили крестьяне свои котомки.

– Ну и ну, – заявил один. – Непонятное что-то.

– Чудное, – согласился второй.

Смотрят они на третьего, самого старого. Однако третий стоит и молчит. Думает самый старый. Морщины, как волны, легли на лоб.

– Как же это понять, Афанасий Данилович? – полезли к нему крестьяне.

– Как? Как сказано, так и понять, – ответил старик и вдруг просиял улыбкой.

Поднялись крестьяне на третий этаж, подошли к кабинету Ленина.

– Вам к кому? – спросил секретарь у входа.

– К товарищу Ленину.

– Как доложить?

Глянул старик на своих, для пущего веса крякнул, вытер усы ладонью:

– Скажи, что пришел старшой. Тот, кто нынче Россией правит.

Несогласный

Крестьяне села Завидовки сдавали государству зерно. Сдали, а затем сообразили, что взяли с них лишку. Время было тяжелое, голодное, с едой плохо. Хлеб ценился дороже золота. Написали крестьяне в уезд. Им не ответили.

– К Ленину нужно, к Ленину, – шумел Иван Хомутов. – Ленин решит с пониманием. По закону Владимир Ильич рассудит.

Неловко крестьянам тревожить Ленина. Заколебались они.

– Да что там того зерна!

– Проживем без него, протянем…

– Э-эх, – не умолкает Иван Хомутов. – Кабы дело в одном зерне. Главное, мужики, в справедливости.

Убедил Хомутов крестьян. Избрали они делегатов – Хомутова, Петрова, Сизова, послали к товарищу Ленину.

Едут делегаты в Москву.

– Как Ленин решит, так, стало, тому и быть, – рассуждает в пути Хомутов. – У меня согласие с Лениным полное.

Принял Ленин крестьян, выслушал:

– Да, время у нас тяжелое, чрезвычайно тяжелое.

Насторожился Иван Хомутов. «Ой, не зря говорит про такое товарищ Ленин».

– Тяжелое, но не безнадежное, – продолжает Владимир Ильич. – Страна, бесспорно, преодолеет все трудности, и товарищи крестьяне, уверен, нам в этом помогут.

«Так и есть, – понимает Иван Хомутов. – Откажет Ленин в крестьянской просьбе».

И вдруг:

– Что же касается вас, – сказал Владимир Ильич, – то тут право полностью на вашей стороне. Лишний хлеб, взятый у вас, подлежит возврату.

Составил Ленин бумагу в уездный Совет, отдал ее делегатам.

Поклонились крестьяне.

Торжествует Иван Хомутов:

– Ну! Видели! Слышали! То-то! Оно-то! У меня согласие с Лениным полное.

В те годы рабочие и крестьяне, приезжавшие по разным делам в Кремль, часто получали талоны на обед в столовую Совнаркома. Получили их и завидовские делегаты.

Довольны крестьяне: и с Лениным повидались, и обед им будет сегодня на славу.

– Интересно! – поглаживает усы Иван Хомутов. – Это тебе не щей пустых похлебать, не кашу-размазню скушать. То-то будет о чем рассказать в деревне.

Пришли делегаты в столовую, приносят им первое. Глянули крестьяне – щи. Попробовали – жидкие, кислые. Вместо мяса по кусочку ржавой селедки плавает.

– Вот те и раз, – подивились крестьяне.

Приносят второе. И надо же – каша-размазня на второе. Без единой жиринки, на воде каша.

Хотели крестьяне достать из мешков привезенного сала, да постеснялись.

Поели, вышли из столовой крестьянские делегаты.

– Э, да это, видать, другая столовая, – сказал Иван Хомутов. – Это не совнаркомовская.

Отошли они шаг от двери, видят, по коридору идет Владимир Ильич. Идет быстро, пиджак нараспашку. Поравнялся:

– Как, пообедали?

– Да.

– Вот и отлично. У нас, говорят, каша сегодня превкусная.

«Ну и превкусная, – думает Иван Хомутов. – Может, Ленину будет другая каша».

Прошел Владимир Ильич в столовую. Вернулись крестьяне к двери, смотрят за Лениным в щелку. Любопытно – что принесут на обед товарищу Ленину.

Смотрят и видят – несут Владимиру Ильичу все те же самые совнаркомовские щи, а следом за ними все ту же кашу.

– Вот так дела! – не сдержался Иван Хомутов.

Вернулись делегаты к себе в Завидовку.

– Ну как, принял вас Ленин?

– Принял.

– Просьбу уважил?

– Уважил.

– Бумагу дал?

– Дал.

Показали делегаты крестьянам бумагу.

Рады крестьяне:

– Снаряжай телеги, давай в уезд. Спасибо товарищу Ленину. Верно решил, по справедливости.

И вот тут-то:

– Нет, мужики, – покачал головой Хомутов. – Не было здесь справедливости.

Уставились крестьяне на Хомутова.

– Не было, – повторил Хомутов. – Несогласный я с Лениным.

– Ну и ну! Ну и слова! Что такое? – не могут понять крестьяне. – Может, в дороге Иван рехнулся. Может, он с радости не понимает? Сам же больше других кричал и сам же, выходит, против.

Расшумелись крестьяне.

– Да тише вы, тише, – оборвал Хомутов. – Сало едите?

Переглянулись крестьяне:

– Едим…

– Хлеб в закромах считай что имеется?

– Ну, скажем, имеется.

– С голода вроде пока не пухнете?

– Нет, – отвечают крестьяне.

– То-то!

Рассказал Хомутов про обед в совнаркомовской столовой.

Смутились, притихли крестьяне.

– Нет, неверно, что Ленин бумагу дал. Несогласный я с Лениным. Несогласный, – повторил Хомутов. – Не было в том справедливости.

Раз, два, три

Редко удавалось Владимиру Ильичу оторваться от срочных и важных дел.

И все же – нет, нет – выкроит Ленин время, сядет в автомобиль, уедет за город куда-нибудь прямо в лес.

Выйдет Владимир Ильич из машины, снимет кепку, заложит руки за спину, пойдет бродить между берез и елей.

Идет Владимир Ильич не торопясь. Увидит белку, остановится, на белку посмотрит. Услышит птичий щебет, подымет голову, смотрит на птиц. Ползет по траве букашка. На букашку Владимир Ильич посмотрит. На гриб залюбуется, на нехитрый лесной цветок. Все интересно Ленину. Отдыхает в такие минуты Ленин.

Походит Владимир Ильич по лесу, вернется в Москву. Снова садится работать до поздней ночи.

В одну из прогулок, выйдя в лесу на поляну, Ленин увидел девочку.

Девочка маленькая. С чужого плеча пальтишко. Из-под платка косичка на мир глядит. Стоит она у березы и горько плачет. Держит в руках лукошко. В лукошке гриб, всего один – подосиновик.

– Ты что же плачешь? – спросил Владимир Ильич.

Не ответила девочка. Даже сильнее еще заплакала.

– Ну вот, такая большая девочка, – покачал головой Владимир Ильич. – Не стыдно тебе?

Не помогло.

Видит Ленин – упрямая девочка. Порылся Владимир Ильич в кармане, наклонился к лукошку:

– Раз, два, три – появись на дне орех! – И смотрит на дно лукошка.

Девочка заинтересовалась. Стихла. Заглянула она в лукошко, правда – лежит орех.

«Вот это да!» – поразилась девочка. Вытерла слезы, смотрит удивленно на Ленина.

– Как же тебя зовут? – спросил Владимир Ильич.

– Варя.

– Что же, Варя, с тобой случилось?

– Заблудилась, – прохныкала девочка.

– Где же твой дом?

– Я из Мироновки.

– Не тужи. Разыщем твою Мироновку.

Взял Ленин Варю за руку, повел чуть заметной тропкой к автомобилю.

Идут они лесом.

– А где же твои грибы?

Неудачлива Варя. Не попались Варе в лесу грибы. Пусто в ее лукошке.

– Нехорошо возвращаться домой с пустыми руками, – сказал Владимир Ильич. – Это дело надо поправить.

Свернул Владимир Ильич с тропинки, остановился и вдруг:

– Раз, два, три, – появись-ка белый гриб!

Глянула девочка, верно – гриб. Гриб боровик. Толстая ножка, мясистая шляпка, под дубком, как солдат, стоит. Наклонилась Варя, а рядом еще один гриб, чуть дальше стоит и третий. За третьим еще и еще. Собрала их девочка – полно лукошко. Смотрит удивленно на Ленина.

Прошли они лесом еще немного. Остановился Ленин, хитро глаза сощурил и вдруг:

– Раз, два, три – появись автомобиль!

Глянула Варя за куст, за елку. Ну и чудо, чудо из всех чудес – стоит на полянке автомобиль.

– Что же, садись, – сказал Владимир Ильич и открыл перед Варей дверцу.

Лезет Варя, торопится.

Покатил автомобиль сначала по лесной дороге, потом полем – с бугра на бугор. Поворот. Вот и мелькнула Мироновка.

Только не рада Варя теперь Мироновке. Жалко ей, что вот и кончается все.

Довез Ленин девочку до самой околицы, помахал на прощанье рукой, уехал.

Прибежала Варя домой, рассказала, как заблудилась она в лесу, как появился потом в лесу незнакомый ей человек. Про чудеса рассказала: про автомобиль, про грибы, про орех.

– Он все, что желаешь, может, – шептала Варя. – Вот он какой человек.

Долго потом гадали в Мироновке, какой же такой человек Варю из лесу вывел.

Срочный военный груз

Бушевала гражданская война. Трудное было время.

Из Сибири в Москву шел железнодорожный состав. Прибыл состав в Челябинск. Забиты пути вагонами. Не хватает для всех паровозов. Стоят поезда. Затор.

Пошел начальник сибирского поезда к начальнику станции.

– Что такое?

– Срочный военный груз.

– Чье указание?

– Товарища Ленина.

Пропустили сибиряков вне очереди.

Прибыл состав в Самару. Забиты пути вагонами. Не хватает для всех паровозов. Стоят поезда. Затор.

Пошел начальник сибирского поезда к начальнику станции.

– Что такое?

– Срочный военный груз.

– Много срочных, много военных, – пробурчал недовольно начальник станции.

Достает бумагу начальник поезда.

– Чье указание?

– Товарища Ленина.

Пропустили состав вне очереди.

Прошел он Сызрань, Кузнецк, Рязань. Уступают ему дорогу.

– Срочный военный груз!

– Срочный военный груз!

– Указание Ленина!