Текст книги "Тайна «каменного кольца»"

Автор книги: Нина Данилевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Глава XVII. Связные уходят в путь

Настя стояла неподалеку от комендатуры под старым, раскидистым тополем. Густые, опушенные свежими листьями ветки скрывали девушку от немногочисленных прохожих.

Изредка она с беспокойством посматривала на часы. Все шло так хорошо сначала! Пропуск к больной тетке в Бахчисарай выдали в комендатуре без всяких препятствий. Знакомый шофер, который обычно подвозил продукты в кафе, согласился взять ее на грузовую машину. Но вот плохо – шофер должен был заехать за грузом в комендатуру.

В ожидании распоряжений водитель стал мыть свою двухтонку. Ему помогал весь перемазанный автолом мальчишка.

– «Ах, ду мейн либер Аугустин!» – насвистывал мальчик, ловко орудуя шлангом.

Настя не выдержала, подошла к водителю, протиравшему ветровые стекла.

– Скоро поедем?

– Кончу умывать свою старуху – узнаю! – засмеялся шофер. – Не забыли взять в дорогу подкрепление, фрейлейн?

Когда Настя сообщила, что взяла «для всех» самые вкусные пирожки, шофер просиял.

– Но вы устали стоять. Садитесь в кабину, фрейлейн!

Настя села, облегченно вздохнула. В кабине ей показалось, что все опасности уже миновали: ведь она едет с пропуском, «официально». А ее тайные документы на тонкой бумаге спрятаны в одном из пирожков: записка севастопольскому командованию, цифровая шифровка. В случае провала их надо уничтожить или съесть.

Настя тряхнула головой. Не надо думать о провале! Она должна во что бы то ни стало выполнить задание!

Девушка знала, что в Севастополе фашисты готовят диверсию. Комиссар партизанского отряда подробно ознакомил ее и Леню с документами, отобранными у барона фон Шредера. Диверсию немецкие фашисты собирались совершить шестого апреля, то есть через несколько дней, но могли и изменить свои планы после того, как исчез барон.

Медлить больше нельзя.

Шофер, наконец, вымыл машину, нетерпеливо воскликнул:

– Что они так возятся с путевкой? – и пошел в комендатуру.

Прошло пятнадцать минут, полчаса...

Тревога девушки все возрастала. Но вот ворота распахнулись. Вышли шофер и... Краузе.

– Минуту, фрейлейн! – Голос Краузе звучал сухо и повелительно. – Выйдите из кабины. Подождите у нас во дворе.

Ноги с трудом повиновались Насте. Гестаповец продолжал :

– Мы проверим пропуск, и, возможно, вы поедете со следующей машиной. Пока отдохните! – Он показал на скамейку в глубине двора и, повелительно бросив шоферу: – Поезжайте по назначению! – сам опять пошел в комендатуру.

Настя без сил опустилась на скамейку. Что теперь делать?

Шофер с угрюмым видом крутил ручку мотора – очевидно, не действовал стартер.

Вдруг Настя услышала рядом с собой нахальный голос:

– Тетенька, отдай нам пирожки!

Девушка подняла глаза. Из-под лихо заломленной кепки чумазого паренька, помогавшего шоферу, на нее пристально смотрел... Шурик.

– Возьми! – Настя поспешно протянула пирожок с документами. – Передай комиссару, – еле слышно добавила она.

Шурик быстро спрятал угощение в карман.

– Еще! – потребовал он. – Мне и водителю.

Настя сунула в руки смельчака остальные пирожки. Тот выбежал на улицу, к кузову машины. Девушка встала и пошла к воротам. Тотчас же возле ворот встал часовой.

Настя поняла: кончено!

И все же ей не верилось. Один только шаг отделял от свободы. Она окинула взглядом залитую солнцем улицу, старый тополь напротив. Когда опять увидишь все это? Настя сделала еще шаг. Тяжелый окрик «хальт!» пригвоздил ее к месту.

...В кабинете начальника гестапо, затененном тяжелыми матерчатыми занавесями, было прохладно. Стены прикрыты плотными коврами. Ни один звук не долетал снаружи, с улицы.

– Люблю тишину, – сказал Краузе. – Помогает мыслить.

Он небрежным жестом указал Насте на стул, опустился в кожаное кресло, закурил.

Следующей реплики Насте пришлось ждать долго. Краузе со скучающим видом листал журнал, делал в блокнот выписки. Может быть, забыл о ней?

– Итак, – услышала, наконец, Настя, – вы решили сообщить о некоторых наших планах севастопольскому командованию? Где шифровка?

Внезапный натиск на подследственного был любимым методом Краузе. От неожиданности у девушки перехватило дыхание. Только бы не растеряться! Усилием воли она заставила себя спокойно взглянуть на гестаповца.

– Тут какое-то недоразумение, господин Краузе. Я маленькая служащая кафе и ничего не знаю о планах и шифровке.

– О, должность ваша совсем не маленькая, – язвительно усмехнулся Краузе. – Вы есть руководитель... нет, секретарь подпольных комсомольцев. Так называется ваша организация? Как видите, нам тоже кое-что известно. Куда же вы дели шифровку? О каких планах сообщаете севастопольцам?

Впервые за эти мучительные минуты Настя почувствовала облегчение. «Не знает. Тот, кто выдал меня, сам ничего не знает. Какое счастье, что Шурик взял документы!»

Настя прямо и смело взглянула в лицо Краузе.

– От меня вы ничего не узнаете.

– А вот посмотрим! – срывающимся голосом крикнул Краузе и нажал кнопку настольного звонка.

– Взять! – крикнул он вбежавшим гестаповцам, указывая на девушку.

...Начинало смеркаться, когда второй связной, Леня Росинкин, углубился в лес. Партизанский лагерь остался у него за плечами. Местность Росинкин знал хорошо. Зимой не раз приходилось делать вылазки вместе с отрядом.

Час назад Шурик принес тяжелую весть об аресте Насти. Мальчик без устали мчался тайными лесными тропами, чтобы вовремя предупредить партизан.

Капустин выслушал, лицо его потемнело. Он коротко сказал Лене:

– Иди!

Борис Захарович проводил племянника до выхода из лагеря. Быстро, по-мужски обнялись на прощание; Борис Захарович сказал:

– Будь осторожен. Береги себя.

– Я выполню задание, дядя Боря, – просто ответил Леонид.

Шел Леня неслышным шагом самой короткой лесной тропинкой. До ночи надо успеть.

Задача его состояла в том, чтобы за Байдарскими воротами спуститься к морю, к условленному месту связи партизан с защитниками города-героя. Туда по средам поздно ночью приходил катер «морской охотник» из Севастополя. Несмотря на колоссальные трудности, отважным морякам удавалось поддерживать связь почти бесперебойно. Правда, две последние среды партизаны напрасно ждали катер. Сегодня тоже среда. Вся надежда на нее...

Но до этого места предстояло пройти почти двадцать километров, а вечером в горах двигаться быстро нельзя.

Леня ощупал запрятанный во внутреннем кармане гимнастерки револьвер и прибавил шагу.

Спускалась ночь, а он был пока только на вершине, неподалеку от места, где следовало начать спуск. Последний переход по неровной, пересеченной оврагами местности оказался особенно тяжелым. Ноги в износившихся сандалиях горели. Кружилась голова, хотелось пить.

Темнота все сгущалась. Вместе с нею в горах поднимался липкий туман. Через час уже не стало видно, куда ставить ногу, и он шел, глядя на светившийся во тьме компас, давний подарок дяди Бори.

Недалеко —он знал – должно проходить шоссе Ялта– Севастополь. Отдаленный шум машин убедил Леню в верности этой догадки. Шоссе при спуске придется пересекать. Обхода нет. И лучше сделать это скорей. Ниже шоссе можно не опасаться встреч с немецкими патрулями: в пустынных местах бродить они не любят.

Нащупывая дорогу суковатой палкой, Леня продолжал спуск.

Вскоре за поворотом он увидел ленту шоссе, смутно белевшую в темноте. Вдали блеснули огоньки притушенных фар. Пронеслась легковая машина. За ней, натужно ревя мотором, шла на подъем другая.

Несмотря на поздний час, движение по шоссе не прекращалось.

Леня спустился еще ниже и укрылся за большим валуном. Линия шоссе просматривалась отсюда далеко.

Когда наступила полная тишина, юноша двинулся дальше. Однако едва он вышел на кромку асфальтированной дороги, как длинный лимузин почти бесшумно пролетел мимо. К счастью, никто не заметил Леню: автомобиль шел на огромной скорости.

Холодный пот выступил на висках Лени. Бегом он пересек шоссе и по-прежнему ощупью стал спускаться еще ниже. Тьма стала почти чернильной. Дальше идти было очень опасно. Глубоко внизу глухо шумело море. Один неверный шаг – и можно скатиться в бездну.

Леня остановился отдохнуть на небольшой каменистой площадке, перед крутым спуском к морю. Он опустился на камни и несколько минут лежал неподвижно. Туман плотной пеленой окутал юношу.

Как это бывает с очень усталыми людьми, Леня вдруг вздрогнул, точно от внезапного толчка. Он ясно вспомнил все, что произошло за этот день. Настя!.. Кто же предал ее?

Ведь только члены подпольного бюро комсомола да руководство партизанского отряда знали о готовящемся отъезде девушки в Бахчисарай.

Комсомолец лихорадочно перебирал в памяти всех этих людей. Командир партизанского отряда, комиссар Капустин, дядя Боря. Даже подумать о ком-нибудь из них плохое было бы оскорблением.

Еще члены бюро – Женя Медведев, Ольга Сергеева, лучший друг Насти. Нет, и члены бюро вне подозрений!

Но кто же, кто?..

Леня вспоминал выражение лиц, характер каждого... Недавно из кандидатов перевели в члены бюро прямого, отважного Петра Лебедева, а вот Федю оставили по-прежнему кандидатом, и он, кажется, обиделся.

Федя... Фред... Росинкин дрогнул. Что тогда сказал о нем Дмитрий Николаевич? «Молодой товарищ, хорошо работает с пионерами. Но самый молодой по комсомольскому стажу. Не всегда дисциплинирован. Любит иной раз покрасоваться».

Что за чепуха! Как он, Леня, смеет думать такое!

Но мысль не уходила, как раскаленная игла, она вонзилась в мозг. В конце концов разве много они знают о Феде? Леня вспомнил слухи, которые ходили о побеге Фреда из детдома. А его положение «любимчика» в немецкой школе!

Но тут же Леня нахмурился. Еще дедушка остерегал от поспешных суждений. Тогда кто же?

Внезапно Леня услышал немецкую речь. «Патрули», – холодея, подумал он. Луч сигнального электрического фонаря осветил камни возле Лени.

– Хальт! – услышал он совсем близко.

Леня вскочил. Со стороны шоссе к нему быстро приближались огненные точки. Гитлеровцы. А укрыться на небольшой площадке негде.

Решение пришло мгновенно. У ног юноши начинался обрывистый скат к морю. Прыгнуть!.. Не размышляя, Леня кинулся под откос. Гитлеровцы что-то кричали, пустили автоматную очередь.

Падая, цепляясь за камни, Леня ощутил жгучую боль в правом плече. Задержаться он не мог. Перевертывался и катился все ниже. Голоса преследователей умолкли.

Скат стал более отлогим. Падение задержал густой можжевельник, выросший в ложбине. Леня со стоном приподнялся, попробовал сесть.

Все тело мучительно болело. Из ссадин на лице и руках сочилась кровь. Ныло и дергало плечо. Рукав гимнастерки взмок от крови.

Прикусив от боли губу, Леня перочинным ножом разрезал и снял гимнастерку. Все равно от нее остались одни лохмотья. Револьвер и документы он на ощупь переложил в карманы брюк. К счастью, в кармане оказался индивидуальный пакет. Леня крепко забинтовал рану и встал на ноги.

Сразу перед глазами поплыли темные пятна, от слабости тошнило. Все же удержать равновесие удалось.

Леня вгляделся в ночной мрак. Совсем близко шумело море.

Ночь была звездная. Когда глаза привыкли к темноте, юноше показалось, что две звездочки упали в море и покачиваются на воде. Галлюцинация, что ли?

И вдруг Леня сообразил – катер. Он здесь, еще не ушел...

Откуда-то взялись силы. В полубреду Леня продолжал спуск, сжав почерневшие губы, чтобы не вскрикнуть от боли. Перед ним черным пятном кружился и тявкал Каро, Настя на школьной веранде пела о смелых летчиках, протягивала к нему руки...

Земля как будто заколебалась. Леня упал. Он лежал в неудобной позе, подвернув раненую руку, но не мог изменить положения, пошевелиться. «Больше не встану», – подумал юноша.

И все-таки приподнялся. Ветер с моря дул ровно, освежающе. Одна за другой набегали волны, ударялись о берег, растекались пеной.

Соленые брызги смочили лицо, вернули сознание. Что, если катер уйдет?

– Эй, на катере! – крикнул Леня. – Ко мне! Сюда!

Голос звучал слабо, но на судне услышали.

– Женя! – позвали оттуда. – Осмотри берег.

Только сейчас Леня заметил идущую по берегу фигуру человека.

Он попытался подняться и мешком перевалился через камни.

Человек кинулся к нему. Он прислонил Леню спиной к скале, набрал в море воды, плеснул раненому в лицо. Увидев, что Леня открыл глаза, влил ему из фляжки в рот немного коньяка.

– Теперь будет лучше, браток, – пробормотал он.

Леня судорожно глотнул, нащупал в кармане документы, тихо спросил:

– Откуда?

– Из Севастополя! – ответил моряк.

Он осветил Леню фонарем и опять свистнул, уже изумленно.

– Неужели племянник капитана Кравцова? Как ты сюда попал?

Леня широко раскрыл глаза.

– Женя Пятков, ты?!

– Узнал? Значит, пойдешь на поправку! – засмеялся Пятков, сев рядом. Он погасил фонарь, ловкими руками ощупал юношу.

– Перелома нет. Крови потерял много.

– В кармане возьми, – точно во сне говорил Леня. – Шифровка, письмо командованию. Сегодня же... передать...

Он то терял сознание, то приходил в себя. Матрос заставил его еще отхлебнуть из фляжки.

Затем снял с себя теплую куртку, надетую поверх тельняшки, набросил на Леню.

– Не беспокойся, все сделаю, – сказал он, пряча пакет. – А теперь слушай меня, браток. Времени нет. Сейчас отправляемся. Пересиди здесь, в укрытии, день. Сверху тут ничего не видно. Завтра ночью иди береговой кромкой до первого селения. За день отдохнешь, дойти сумеешь. В селении спроси огородницу Горпину. То моя бабка. Ей все расскажешь, она тебя приютит. Вот, подкрепление возьми!

Матрос сунул Лене хлеб, банку консервов и побежал к катеру.

Глава XVIII. Так кто же?

После обеда Федя сидел на бульваре в беседке и наблюдал за прогуливавшимися немцами. Несколько гитлеровцев в штатской одежде остановились как раз около беседки, показывая на кого-то. Юноша тоже посмотрел в том направлении.

Не спеша шел одетый с иголочки эсэсовец, а рядом с ним очень красивая девушка. Золотистые волосы были свернуты жгутом, длинные ресницы затеняли темно-серые глаза. На девушке был белый спортивный свитер, и внешне она походила на спортсменку из кинофильма.

– Кто это? – шепотом спросил один из зевак. – Хороша!

– Русская девчонка, – чуть презрительно ответил другой. – Герр Форстер от нее без ума. Какая-то фрейлейн Ольга.

Феде стало смешно. Какая-то! Вот были бы ошарашены господа офицеры, если б узнали, кто на самом деле эта девушка. Молодец Сергеева! Бесстрашно действует. Недаром у нее всегда точная информация о том, что творится в фашистской комендатуре.

Юноша зашел домой, переоделся в коричневый школьный костюм. Через полчаса на занятия.

По дороге в школу Федя заглянул в цветочный магазин, где, он знал, в эти часы бывала Таня. Там он взял букетик фиалок в петлицу и улыбнулся девочке.

Таня была странная, не смотрела на него.

– Ты что? – не выдержал Федя. – Что-то случилось?

Девочка подняла на него полные боли глаза.

– Выйдем отсюда, Федя, разве не знаешь – Настю арестовали? – сказала Таня, когда они остановились снаружи, возле витрины.

– Что?! – Федя замер. – Что ты говоришь! Когда?

– Вчера. Она должна была выполнить одно поручение и... не успела.

– Как же это получилось? – Федя взволновался. – Настя осторожна и опытна.

– Тсс! Спроси у Марии Яковлевны, – тихо сказала девочка, оглядываясь.

– Я приду вечером, – бросил Федя и смешался с уличной толпой.

...Он едва досидел в школе до конца занятий. Одноклассники не слышали от него обычных шуточек. Даже фрау Минна обратила внимание на необычное поведение своего любимца.

– Фред, у вас болят зубы? – участливо спросила она.

Федя помотал головой.

– Нет, горло! Простудился, наверно.

– Мейн готт! – всполошилась фрау Минна. – Идите сейчас же домой, меряйте температуру.

Федю не надо было упрашивать.

Скорей, скорей к Марии Яковлевне!

Через несколько минут он был возле хорошо знакомого ему дома. Не переводя дыхания, взбежал он на лестницу и остановился разочарованный. На дверях висел замок.

Швея и Таня редко уходили по вечерам. «Пошли, наверно, по соседству, скоро вернутся, – заключил Федя. – Подожду».

Но ждать пришлось довольно долго. Лишь когда Федя потерял всякую надежду и готовился уйти, внизу послышались знакомые шаги.

Мария Яковлевна поднималась не спеша – мешала хромота. Она была одна. Увидев на лестничной площадке человека, она остановилась.

– Мария Яковлевна, это я! – окликнул ее Федя, думая, что в полутьме его не узнали.

– Вижу! – коротко отозвалась та, приближаясь.

Минута прошла в молчании. Потом швея, будто придя к определенному решению, достала из сумочки ключ и отомкнула замок.

Так же молча вошла она в комнату. Федя, недоумевая, следовал за нею.

В комнате женщина, по-прежнему не обращая внимания на посетителя, налила воды в чайник, разожгла примус, поставила чайник на огонь. Потом открыла корзинку с шитьем и принялась за работу. На Федю она даже глаз не подняла.

– Мария Яковлевна, что с вами? Почему вы такая?– спросил взволнованно Федя.

– Какая такая? – холодно переспросила швея. – Делами по дому занимаюсь. Если есть что ко мне, говорите!

Никогда она не обращалась к нему на «вы». Федя даже отступил. От обиды у него перехватило горло. Справившись с собой, он сухо сказал:

– Зря бы не стал вас беспокоить. Я слышал, что арестована Настя. Не расскажете ли, когда, при каких обстоятельствах это случилось?

– Вот что, голубчик, – швея поднялась, решительно воткнула иголку в шитье, – время у меня считанное, заказ надо отнести. Пустыми разговорами заниматься некогда.

– Пустыми? – Федя не верил своим ушам. – Да ведь это Настя, наш секретарь, лучший товарищ.

– Не знаю, – лицо Марии Яковлевны будто окаменело. – Я хозяйством да шитьем занята. Недосуг чужими делами интересоваться.

– Слушайте! – в голосе юноши звучало отчаяние. – Ну, что вы такое говорите, Мария Яковлевна? Настю, нашу Настю фашисты забрали, может, пытают ее, может, у нее жизнь на волоске висит, а вы...

Голос Феди прервался.

Мария Яковлевна пристально взглянула на него и, встретив открытый взгляд, немного смягчилась.

– Что я могу сделать? Сами говорите, фашисты взяли.

– Да как же это случилось? – воскликнул юноша.– Настя была вне подозрений: работала в кафе, ехала к больной тетке... Неужели... Неужели выдал кто-нибудь?

Швея снова отвела глаза в сторону.

– Ничего не знаю. Про это надо в немецкой охранке спросить, а я там не служу.

Странная интонация последней фразы изумила Федю.

– Я бы хотел... – начал он.

Мария Яковлевна поднялась с места.

– Извините, некогда. Заказ не успею сдать.

Федя схватил шляпу.

– Не беспокойтесь – уйду!

Мгновенно он очутился на лестнице. Это уж слишком! Его просто-напросто выпроводили!

...На улице совсем стемнело, поднялся резкий, холодный ветер. Но Федя не замечал перемены погоды, не думал, что за нарушение комендантского часа его может остановить патруль.

Ему припомнились слова швеи: «Я не работаю в немецкой охранке», – и странный взгляд, их сопровождавший. Тяжкая догадка дошла до сознания Феди. Настю предали, и товарищи считают предателем его!

Мария Яковлевна, затемнив лампу, как всегда, коротала время за работой. На этот раз ее искусные пальцы часто останавливались. Швея задумалась вздыхая.

Вчера товарищи передали через Шурика, что надо остерегаться Фреда. Есть подозрения, что он выдал Настю. Об этом сообщила Ольга Сергеева.

И все-таки, все-таки... Сердце швеи было неспокойно.

Входную дверь вдруг рванули с такой силой, что внутренний крючок слетел с петли. Хозяйка вскочила. На пороге стоял Федя.

– Теперь я знаю, что вы подумали, Мария Яковлевна, – хрипло произнес он. – Я вернулся, чтобы сказать: вы ошибаетесь. Но я найду виновника. Жизнью клянусь! Любыми способами найду!

И Федя стремглав сбежал по лестнице.

Глава XIX. За кулисами

Федя провел бессонную ночь, обдумывая, как теперь действовать. Было ясно – только в гестапо могут быть сведения о человеке, предавшем Настю Кудрявцеву. Краузе опирался на отбросы общества – доносчиков, изменников Родины, хулиганов. Таких было немного, но тяжесть преступлений, совершаемых ими, огромна.

Итак, основная нить поисков ведет к Краузе. Как же вырвать у него тайну? Следовало встретиться с Краузе вне стен в узком кругу, познакомиться неофициально. Но где? Юноша вспомнил рассказы о дрессировщике Яне, теперешнем любимце немецкого начальства: «Шеф» частенько посещает ресторан, где выступает артист Ян с ученым пуделем.

«Надо завязать дружбу с этим мерзавцем», – невесело размышлял Федя. И он решил в ближайшее воскресенье пойти в ресторан. По слухам, в воскресные дни в ресторан обязательно приходил Краузе.

...Красноносый швейцар сначала не хотел пускать Федю и смилостивился, лишь ощутив в руке монету.

Юноша заказал сосиски и пиво, внимательно оглядел зал. Он был переполнен, но того, кого искал Федя, здесь не было. Внимательно разглядывая посетителей, Федя заметил неподалеку от эстрады Ольгу Сергееву все с тем же статным эсэсовцем.

В ресторане стоял монотонный шум, нарушаемый иногда пьяными выкриками.

Вскоре на эстраде показался Ян. Он жонглировал блестящими шарами, тарелками, которые бросал ему официант. Потом дрессировщик свистнул. На сцену выскочил Каро. Густая шерсть собаки была тщательно расчесана, шею украшал голубой бант. Хозяин и пудель в ритме музыки, сопровождавшей эстрадные номера, перекидывали друг другу цветной мяч. Каро ловко отбивал его носом.

«Здорово работают!» – невольно отметил Федя.

Каро танцевал, «пел», отыскивал спрятанные вещи. В заключение, отвечая лаем, он решил несколько несложных задач на сложение и вычитание, которые предлагали ему посетители.

Выступление кончилось. Взяв в зубы шапочку Яна, Каро на задних лапках шел между столиками. В шапочку сыпались монеты, сладости. Если клиент не раскошеливался, пудель под общий смех дергал его за рукав, настойчиво повизгивал.

Федя бросил «сборщику» несколько марок и только тут, обернувшись, заметил, что за соседний столик сел Краузе. Каро направился к нему. Краузе снисходительно улыбнулся, бросил четвероногому артисту конфету.

Федя не спускал глаз с офицера.

Когда Ян и Каро покинули сцену, в зале начались танцы. Краузе поднялся. Федя незаметно следовал за ним.

Гестаповец открыл маленькую дверку, ведущую, должно быть, за кулисы, и скрылся за нею. Федя оглянулся. С уходом Краузе публика сразу оживилась. Столики сдвинули в сторону. Несколько голосов нестройно затянули «Дейчланд убер аллес».

Федя решительно перешагнул порог и очутился в полутемном коридорчике, который вел к артистической уборной. Оттуда падал свет, слышались голоса, дверь была открыта. Федя прислушался.

– Надо переменить программу, – властно говорил Краузе. – Старые штучки приедаются публике, а сюда следует привлечь еще больше людей. Этому участку работы мы придаем большое значение.

– Изменить программу, господин Краузе, нелегко, – ответил мягкий юношеский тенор, – у меня нет помощников, нет других животных. Мы с Каро делаем, что можем.

– Я пришел не для того, чтобы слушать возражения. Если говорю «надо», это должно быть сделано! Вер да? – вдруг прервал себя Краузе, услышав сзади шаги.

Федя выступил на освещенное пространство, сказав по-немецки :

– Я хотел вас видеть, господин Краузе!

Гестаповец нахмурился.

– Вы избрали странный путь, молодой человек. Для бесед есть приемные дни в комендатуре. Вы знаете, что делают тут с теми, у кого слишком длинные уши?.. Впрочем, что вы имеете мне сказать? – Голос немца звучал насмешливо.

Федя нерешительно оглянулся на Яна, убиравшего грим в ящики туалетного стола. Каро сидел тут же, возле ног хозяина. Забавно склонив голову, подняв одно ухо, он прислушивался к разговору.

– О-о... – протянул Краузе, заметив взгляд Феди. – Артистов нечего стесняться.

Ян, будто не слыша, продолжал спокойно заниматься своим делом.

– Я... я хотел бы работать с вами, быть полезным вам, господин Краузе.

– Вот как! Похвальное желание... – Немец сел, скрестив длинные ноги. – Кто ты? Что делаешь?

– В последнем классе школы. Учительница, фрау Нейман, может дать мне характеристику.

– Школьные характеристики мне неинтересны. Я не есть педагог. С кем ты живешь? Кто ты? Не вздумай лгать! Со мной это опасно.

– Фред хорошо знает партизанского комиссара Капустина, – неожиданно вмешался Ян.

Федя вздрогнул. Он не ожидал такой осведомленности, но отступать было поздно.

– Это так, – решительно подтвердил он. – Я и других партизан знаю. Ваш артист сказал правду.

По лицу Краузе видно было, что он заинтересован, но бы офицера по-прежнему иронически улыбались.

– Не знал я, что фрау Нейман симпатизирует друзьям большевистских комиссаров. Расскажи-ка подробней о своем прошлом.

– Рос я сиротой, – рассказывал Федя. – Попал в детский дом, а потом бежал и пожил на волюшке. Сошелся с такими же, как и я, ребятами. Денег у нас на кино и карты хватало.

– Вы, конечно, зарабатывали их «честным трудом»? Подбирали, что плохо лежит?

Федя засмеялся.

– Угадали, господин начальник! С детства не уважаю ротозеев.

Краузе со скучающим видом вынул из кармана часы, взглянул на них.

– Дальше – ясно. Вы попались. Ваши воспитатели требовали послушания, которое вам не нравилось. Так?

– Нет, не так. – Федя пожал плечами. – Я не попался. Но учиться целый день, слушать нотации я не люблю. Вот в вашей школе учусь охотно. Фрау Минна скажет.

– Ну вот что, молодой висельник! – Краузе поднялся. – Я проверю ваш рассказ. Возможно, вызову. Посмотрим, на что вы способны.

– На многое. – Федя наглел все больше. – Зачем терять время на проверки, господин Краузе? Давайте решим сразу. Тем более – ваши часы спешат.

Краузе, гордившийся точностью своего хронометра, пожал плечами. Он машинально сунул руку в карман, чтобы уличить дерзкого мальчишку во лжи, но часов не было. Несколько минут Краузе растерянно шарил по карманам, потом перевел взгляд на Фреда. Тот внимательно рассматривал его часы.

– Негодная мальчишка! – почему-то по-русски воскликнул офицер. – Отдать чужая вещь!

– Очень хорошая фирма «Мозер», старинная, – заметил Федя, возвращая хронометр владельцу. – У одного профессора были такие...

– Я тебе дам «профессор»! В тюрьму посажу за воровство!

– Что вы, господин начальник! Я такими делами теперь не занимаюсь. Вот фрау Минна скажет! Просто хотел убедить вас в правильности моей биографии.

Гестаповец положил часы на место, на всякий случай проверил, цел ли кошелек в боковом кармане, и вдруг громко расхохотался.

– Как это по-русски, брави храбрец, да? Я вижу, с тобой можно иметь дружба. Оставайся найти общий слова с Яном. Ему нужны помощники. Потом придешь комендатура получать задания. Ауфвидерзейн, мальчики!

Краузе вышел за дверь.

Когда его шаги замерли в отдалении, Федя повернулся к Яну.

– Ты будешь давать мне задания?

Тот молча взглянул на юношу и надел пальто.

– Какие задания? Уже поздно. Завтра придешь в комендатуру.

– Но тебе же сказали, чтобы ты ввел меня в курс дела.

Ян холодно взглянул на Федю.

– Какой тебе нужен «курс»? Ты и сам на все руки мастер.

Федя смерил собеседника взглядом.

– Только без нотаций! Подумаешь, невинное дитя!

Ян сжал кулаки, но вдруг закинул голову и весело расхохотался.

– Чудак! Зачем нам ссориться? Смотри, даже Каро тебя приветствует.

Пес, обеспокоенно следивший за мальчиками, встал на задние лапы перед Федей. Тот протянул ему кусок пирожного.

– Возьми! – разрешил хозяин. И миролюбиво заметил Феде: – Нам не мешает подружиться. Завтра приходи на представление.

...Задания, которые получал первое время Федя, были более чем легкими. Краузе поручил ему ежедневно бывать днем в кафе и «прислушиваться» к разговорам посетителей. Все интересное, подозрительное он должен был сообщать Краузе.

Федя посещал кафе, но сообщать было нечего. Клиентов приходило немного, хозяин ни с кем в беседы не вступал, ограничиваясь быстрым и точным выполнением заказов. Федя начинал побаиваться, что впадет в немилость у начальства. Как-то он поделился своими опасениями с Яном.

– Обращай внимание на молодежь, на девушек, – посоветовал тот. – Видел, там бывает красивая фрейлейн? Фрейлейн Ольга, кажется? Она в подпольной организации молодежи. Проследи за ней!

Юноша внутренне содрогнулся. Этот проклятый дрессировщик всюду сует свой нос. Еще не хватает, чтобы ему, Феде, поручили следить за своими. Ян, будто читая мысли Феди, продолжал:

– Если хочешь выдвинуться, постарайся раскрыть эту организацию. Мы знаем, что она существует. А может, ты и сам знаешь о ней? Может, состоял ее членом?

– Ничего я не знаю, – угрюмо пробормотал Федя. – Меня бы туда не допустили.

– Это верно, – охотно согласился Ян. – Такого прохвоста раскусить нетрудно.

– Ты! – кинулся Федя. – Полегче на поворотах, а то...

– А то в драку? – Ян легко отскочил в сторону. – Попробуй!

– Было бы с кем драться! – язвительно усмехнулся Федя. – Разве мы с тобой не одного поля ягоды?

– На одном поле бывают разные на вкус ягоды. Ну ладно, прекратим! Не хочешь следовать дельному совету – твоя воля!

«Еще донесет Краузе», – подумал юноша и сказал примирительно :

– Не задавайся, Ян. Я, конечно, постараюсь узнать про эту самую... организацию, если она существует.

– Правильно сделаешь. И начинай с фрейлейн Ольги.

Наутро девушка, о которой шла речь, пришла в кафе одной из первых. Увидев Федю, Ольга ласково кивнула ему. «Она одна со мной здоровается, одна верит мне, а этот негодяй думает, что я смогу предать ее и товарищей. Дудки! Обведу вокруг пальца лисицу Краузе и всех его прихвостней». Придя к такому решению, Федя с аппетитом принялся за еду. Зная, что в гестапо принята система «наблюдать за наблюдателями» и что у Яна обширные знакомства, юноша изредка поглядывал на Ольгу, которая, видимо, нервничала, то и дело поворачивалась к дверям. Должно быть, тот, кого она ждала, задержался. Наконец девушка встала, расплатилась и пошла к выходу. Фред решил для вида проводить немного Ольгу, а затем свернуть в сторону. Не успели они дойти до первого переулка, как Ольга радостно вскрикнула и остановилась. Навстречу из-за угла вышел высокий подтянутый офицер. Фред сразу узнал в нем постоянного спутника Ольги, Форстера. Девушка так и кинулась навстречу ему. До Феди долетели слова:

– Я ждала тебя, ждала! Думала, не придешь.

Что ответил капитан, юноша не расслышал. Офицер взял под руку Ольгу и направился к сверкающему новому автомобилю. Шофер кивнул девушке, как старой знакомой. Она повернула счастливое лицо к капитану. «В нашу рощу», – услышал Федя.

Проводив машину взглядом, юноша пошел дальше, раздумывая о трудной роли Ольги. «Переигрывает, пожалуй, – размышлял он. – С этими фрицами нечего влюбленных изображать. Пусть бы они за ней бегали. Впрочем, ей виднее. Должно быть, неплохой улов этот эсэсовец». Скоро эпизод с Ольгой вылетел у Феди из головы. Со вздохом подумал он о том, с чем завтра явится к Краузе, – докладывать опять нечего. «Пожалуй, надо зайти вечером к Яну, посоветоваться...»