Текст книги "Тайна «каменного кольца»"

Автор книги: Нина Данилевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Глава X. Встреча в лесу

Таня шла и считала деревья от развилки дорог. Третье, четвертое, пятое... Кажется, вон та сосна, склонившаяся над большим камнем. Камень напоминает спину двугорбого верблюда.

Так и есть – нижние ветки лежат на камне крест-накрест, образуя большой икс. Именно здесь должен быть спрятан пакет, за которым послал ее Шурик.

Девочка рукавичкой смахнула с веток снег, приподняла их. В углублении между «горбами» виднелся сверток, обернутый клеенкой. Таня быстро сунула его за пазуху и опять тщательно замаскировала ложбинку.

Надо было возвращаться, но Таня медлила. Хорошо в заснеженном лесу! Снег пахнет арбузом, скоро уже весна. Февраль! Таня глубоко вздохнула и вполголоса запела новую песню о Севастополе, которой научил ее Шурик.

Песня звучала еле слышно, и все же на нее откликнулась красногрудая птичка с глазами-бусинками. Птичка сидела на сухом пеньке, купаясь в солнечном свете. Завидев Таню, она расправила крылья и весело подсвистнула.

Несколько секунд девочка и птица рассматривали друг друга. Вдруг красногрудка пулей метнулась в сторону. Навстречу, со стороны города, шагал по насту мужчина. Девочке он показался старым, сгорбленным то ли от мешка за плечами, то ли из-за неровной, усталой походки. Лица Таня не могла рассмотреть. Низко на лоб была надвинута меховая ушанка..

Таня замерла на месте, прижав локтем заветный сверток. Потом, с большим усилием заставила себя двинуться к городу. Она старалась идти спокойно, не прибавляя шаг. Ее не оставляло тревожное чувство, что старик смотрит ей вслед.

Таня не выдержала, обернулась и... вскрикнула.

Это был дядя Боря!

Борис Захарович стоял на пригорке. Он выпрямился, держа шапку в руке. Волосы его поседели, лицо осунулось, но улыбка была совсем прежней.

Таня сама не помнила, как кинулась на шею моряку, что говорила ему. Он молча слушал бессвязный лепет, тихо поглаживал Таню по голове.

Потом, обняв девочку за плечи, сел вместе с ней на поваленное ветром дерево в стороне от дороги. Таня постепенно пришла в себя.

– Где вы живете, дядя Боря? Почему не пришли домой?

Спросила и сейчас же обругала себя за глупость. Разве мог открыто показаться капитан советского корабля Борис Кравцов в оккупированном городе?

– Живу хоть и не дома, но под крышей, Тань-цзу! Здоров, как видишь. Расскажи-ка подробней о своей жизни. Об отце... как его арестовали, – добавил с трудом Кравцов.

Рассказ Тани моряк слушал молча. Только скрипнул зубами, когда она сказала о том, что толстый ефрейтор ударил старика.

– Ничего, – произнес он тихо, когда Таня закончила. – Они ответят нам за все.

Таня подняла глаза и испугалась. Таким она еще не видела дядю Борю. Капитан взглянул на наручные часы и тяжело поднялся.

– Пора идти, меня ждут.

Таня не спросила, кто ждет. Она знала: дядя Боря, конечно, там же, где и Леня, в горах у партизан. Когда теперь увидишь его? Девочка стояла, вся сжавшись, опустив голову.

Борис Захарович понял ее состояние.

– Не горюй! Мы еще встретимся, Тань-цзу!

Она крепко прижалась к пахнущему дымком лесных костров полушубку моряка, отчаянно зашептала:

– Возьмите меня с собой, дядя Боря! Я не хочу возвращаться. Я все буду делать, что мне скажут, я могу воевать, вот увидите! Только возьмите меня.

Грустная улыбка осветила лицо моряка.

– Нельзя, родная! Не разрешит командование. Детям в лесу не место. Не унывай, ты тоже на переднем крае, как весь наш народ.

Он приподнял заплаканное лицо Тани, твердо сказал:

– Не плачь! Твой дедушка не любит, когда плачут. Сейчас у меня важное дело, но, как только освобожусь, обещаю – устроим тебя у наших людей в городе. Потерпеть осталось немного. Потерпишь?

Таня кивнула.

– Молодец! – Кравцов крепко сжал руку девочки. – Леня и Джо не знают, что я встретил тебя, а то прислали бы привет.

Лицо Тани просияло.

– Леня и Джо? Они с вами? Леня здоров?

– Вполне! Оба в хорошей форме, – моряк улыбнулся. – Ты знаешь, Джо сам пришел в наш лагерь. Ну, до свидания, Таня! Будет небо ясным... Помни! А обо мне ни гугу!..

Кравцов торопливо зашагал в горы. Таня чуть не бегом кинулась к городу. Ее ведь тоже ждали.

– Принесла? – нетерпеливо спросил Шурик, давно уже поджидавший Таню в условленном месте, за старой баней.

Когда сверток исчез в обширных карманах приятеля, Таня пытливо взглянула на мальчика.

– Шурик, там листовки, да? Можно мне помочь их расклеивать?

Шурик пожал плечами.

– Мне поручили, чтобы верный человек доставил пакет. Тебе я верю. А что в пакете, ни мне, ни тебе не нужно знать...

Таня умолкла. Ну ничего! Теперь и у нее, Тани, есть тайна, да еще какая!

– Ты продолжаешь видеться с Вилли? – спрашивал между тем мальчик. – Не сообщал он что-нибудь нового о встречах с тиграми?

– Нет, о тиграх ничего я не слышала. – Таня с радостью подумала, что Джо сейчас у партизан и, значит, в безопасности. – А Вилли скоро уезжает. Хеслен берет его с собой на аэродром.

– На аэродром? – Шурик насторожился. – Зачем туда едет Хеслен, не слышала?

– Туда, кажется, прилетают новые эскадрильи. Постой-ка... (Волнение мальчика передалось и Тане.) Их называют «голубые кресты». Вилли говорит, что летчиков, конечно, бросят на Севастополь. И знаешь, что он еще сказал: «Этот чертов город никакими крестами не сломить. Под крестами скоро будем лежать мы».

– Ты не перепутала название эскадрильи? Там все летчики – асы. Я слышал. Очень важные сведения. А когда уедет Хеслен?

– На днях. Потом он будет жить в другом доме. У нас поселится Краузе.

– Ого! Будь осторожна. Это опасный человек.

– Я знаю. – Таня сжала губы.

Еще бы ей не знать о человеке, который отнял у нее дедушку!

Девочка простилась с другом и поспешила домой.

...В этот день Краузе уже входил в новую квартиру. Отъезд Хеслена произошел быстрей, чем предполагала Таня. Распахнув дверь бывшего кабинета дедушки, офицер брезгливо поморщился. На полу сиротливо белел окурок. Один жест «шефа», и денщик быстро навел порядок. Вскоре комната засверкала чистотой. Краузе славился своей аккуратностью, и денщики у него были вымуштрованы.

Бывший ассистент Отто Бергена остановился возле окна и принялся обозревать свои владения. Взгляд его упал на Машу, которая сидела на садовой скамейке и с увлечением читала Конан Дойля. Мать, хлопотавшая в кухне, несколько раз окликала Машу, но та и ухом не вела.

– Гутен таг! Должно быть, фрейлейн читает интересный книга? – Краузе вежливо приподнял фуражку над лысеющим лбом, глядя на рыжеволосую женщину, – модистка в этот момент показалась на дворе.

Клавдия Матвеевна вспыхнула от удовольствия. В последнее время ателье приносило одни убытки. А гестаповец был неограниченным властелином города. Даже Хеслен дрожал перед ним. Стоит Краузе приказать, и клиентов будет хоть отбавляй!

Сейчас «властелин» находился в прекрасном настроении. Он спустился во двор, погладил затянутой в перчатку рукой Никандрыча. Кот фыркнул и стремительно отскочил в сторону. Улыбка на лице эсэсовца стала еще лучезарней.

– О мейн катце, мой котик! Он есть худой. Кормите его, фрейлейн!

Маша встала и сделала, как учила мать, книксен. Она почему-то очень боялась этого немца с бесцветными глазами.

– Это не мой, Танин, – тихо сказала Маша.

– Таня – ваш подруга? Девочка из сарая? Надо помогать ей. Дети должны дружить. Не так ли, фрейлейн?

Маша, ничего не поняв, стояла и смотрела круглыми глазами. Клавдия Матвеевна поспешила вмешаться:

– Машенька ко всем ребятам ласкова, но эта девочка – настоящий волчонок.

– Волчонок можно дрессировать, – засмеялся Краузе и вдруг вздохнул. – Война – большой несчасти, гнедиге фрау! Мы с вами это понимаем, дети – нет. Они не виновны, о, нейн! Девочка из сарай озлоблен. Возьмите ее, приласкайте! Ребенок нехорошо сарай.

Краузе взял в руки книгу, взглянул на раскрытую страницу.

– О-о! Ви читайт великий сыщик? Умел раскрыть любую тайн!

Немец подумал и решительно сказал:

– В жизни много тайн, фрейлейн. Ви тоже любит их разгадывать?

Маша радостно кивнула. Клавдия Матвеевна насторожилась.

– Нужно наблюдать... Анализ, как у мистер Холмс. – Краузе прищелкнул пальцами. – Ви меня понимайт? Сделаем опыт. Почему вон тот... маленький кнабе лезет на криша?

Он указал на улицу, где чумазый мальчишка лет четырех-пяти с трудом влезал по приставленной к стене стремянке.

– Это Сеня Ковров, – без запинки ответила Маша. – У них на чердаке белье развешано. Мать послала проверить.

– Гут! Но, может быть, чердак есть что-нибудь спрятан? Почтовый голубь?

– Что вы! – Клавдия Матвеевна расхохоталась. – Они бы всех голубей поели. Голодные сидят! Мать при советской власти работала кассиршей кино, а теперь, видите ли, не желает. Считает себя умней всех!

Краузе холодно взглянул на модистку, и та сразу умолкла.

– А куда идет девочка, фрейлейн?

«Девочкой» оказался Шурик, закутанный в женскую шубу. Он собирался помочь малышу вскарабкаться на лестницу, но, услышав окрик Маши, остановился. Пожав плечами, мальчик продолжал путь.

– Видите? – Маша горестно вздохнула. – Даже не поздоровался. А раньше был соседом, дружил...

По своему обыкновению девочка затараторила, торопясь разъяснить, как дружно все они жили раньше.

– Теперь Шурик не стал к нам ходить и Таню научил не разговаривать. А я все равно про них знаю. Сами-то небось встречаются! Однажды Шурик удрал, а я догнала и вижу – они за старой баней шепчутся. Таня чего-то сказала: «Ладно, я согласна». Потом увидела меня и громко так: «Шляются всякие Пинкертоны». А я вовсе Пинкертона не люблю. Конан Дойль интересней, правда?

Краузе довольно улыбнулся.

– Ви есть талант, фрейлейн! Глупий ребята хотел вас обмануть, но это не есть возможно.

Он протянул Маше шоколадку, и та, краснея, снова присела. Краузе любезно склонился перед Клавдией Матвеевной, потрепал девочку по щеке.

– Продолжайте опыт, мейн киндерхен! За каждый – как это? – рейс будет иметь вкусный блюдо.

Немец шагнул к дому и вдруг резко бросил:

– Мы вместе открывать тайна. За это имеете много шоколат. Но болтать никому нельзя. Ферштеен?

Он пристально посмотрел на смутившуюся Клавдию Матвеевну.

...Шли дни. И хотя солнце пригревало сильней, а море сияло почти летней голубизной, настроение Маши падало.

И это несмотря на то, что новый квартирант приносил книжки, от которых просто дух захватывало. В них действовали бесстрашные герои, сыщики, разоблачавшие преступников, благородные разбойники.

Необыкновенные переплетения событий, причуды добрых миллионеров, проницательность героев поражали Машу. Мир иностранных лубочных детективов, переведенных на русский язык, был совсем не похож на тот простой и ясный мир, который окружал ее до войны. Все в нем было, как в царстве кривых зеркал, наоборот.

Живет, например, человек в безвестности – вдруг на него сваливается огромное богатство и с ним почти царственная власть. Вовсе для этого не надо работать, завоевывать уважение окружающих. Деньги приходят к тому, кто ловок и находчив, даже если он овладел богатством не очень красивыми путями. А деньги и удача – главное в жизни.

Машу захватывали эти увлекательные истории, но... рядом в жизни она видела совсем другое. Возникали десятки вопросов.

Почему золотоволосая певунья и хохотунья, мама Сени Коврова, превратилась в истощенную женщину с землистым лицом, а работать на немцев отказывается? Почему все жители их улицы всегда поддерживают друг друга, а когда мама попросила однажды у соседки коробку спичек, та с презрением захлопнула дверь.

А Таня? Таня, которая не пошла в немецкую школу для русских детей, где теперь учится Маша. Она голодает, зябнет. Даже обуви крепкой нет, чуть не босиком ходит по снегу. Зато держится так, будто не Краузе, а ее дедушка по-прежнему хозяйничает в квартире.

Однако вопросы эти недолго мучили Машу, игра в сыщики была занятной, а сладкие «премии» вкусными. Когда Маша рассказала Краузе о существовании пещеры «Каменное кольцо», то получила в награду большой ореховый торт.

«И ведь я никому вреда не делаю, – рассуждала Маша. – Жалко, что ли, если немцы посмотрят «Каменное кольцо»?»

...Номер Яна закончился под бурные аплодисменты. Посетители довольно грязного ресторанчика без умолку кричали «бис!».

Пришлось заставить Каро повторить «Танец на передних лапах». Больше всех веселилась и хлопала в ладоши Маша. Вместе с нарядно одетой матерью она сидела за столиком рядом с Краузе и чувствовала себя совсем взрослой. Еще бы, первый раз на вечернем представлении!

Ян весело улыбался, кланялся. Маше он отдельно послал воздушный поцелуй, и девочка сразу простила поляку прежнее холодное отношение.

Когда выступление кончилось, Краузе жестом подозвал юного артиста.

– Посиди со мной и дамами, – он подвинул мальчику стул, а Каро бросил жирную кость. – Вы ведь старые знакомые с фрейлейн.

Ян низко поклонился Клавдии Матвеевне. Девочке он подмигнул и принялся жонглировать соусником и вилками, да так ловко, что ни одной капли подливки не пролил на скатерть. Маша хохотала.

Публика за соседними столиками принялась аплодировать, забыв об эстраде, на которой пара эксцентриков исполняла акробатический танец.

– Не отнимай – как это? – хлеб-соль других артистов, – пошутил Краузе. – Кушай с нами. Битте!

Ян с аппетитом уничтожал жаркое, весело болтая с Машей.

Краузе с улыбкой наблюдал за ребятами.

– Ви есть счастливая мать, фрау Клавдия, – галантно обратился он к соседке.

Посетителей за соседним столиком обслуживал сутулый, слегка прихрамывающий официант, густо посеребренный сединой. Несмотря на солидный возраст, работал он легко, ловко. Подавая блюдо котлет, официант наклонился к столу и Маша заметила, что усы у него странно обвисли.

– Ой, смотрите, у этого дядьки сейчас оторвется ус! – воскликнула Маша.

В ресторане было шумно. Никто не обращал внимания на седого человека. Официант поставил дымящееся блюдо на стол и пошел к выходу. Услышав возглас Маши, Краузе пристально вгляделся в пожилого человека:

– Вот этот, фрейлейн?

Маша хотела ответить, но вдруг отчаянно закричала: Каро зубами впился ей в ногу, обутую в шелковый чулок. Поднялся переполох. Девочка рыдала. Испуганная мать поила ее холодной водой. Ян сурово отчитывал Каро:

– Будешь наказан! Разве фрейлейн виновата, что наступила на кость? Ей не нужна твоя еда. Фу!

Краузе поспешно вышел из ресторана, дал знак ожидавшей возле машины охране. Солдаты окружили помещение.

Между тем «официант» скрылся в маленькой каморке недалеко от выхода, сбросил с себя сюртук, сорвал усы, натянул овчинный полушубок...

А спустя несколько минут мимо гестаповца, внимательно осматривавшего улицу, прошел дворник в шапке-ушанке и овчинном полушубке, с метлой в руках.

И в тот же момент из дверей выскочил Краузе с револьвером в руках. Дворник обернулся.

– Капитан Кравцов? Герой Одесса? – нацеливая револьвер, насмешливо спросил Краузе. – Мы, кажется, встречались, а?

Три солдата уже бежали на помощь Краузе. Кинулся и шофер машины, ожидавшей «шефа». Но тут произошло неожиданное. «Дворник» выбил оружие из рук Краузе, раскидал в стороны двоих солдат и очутился в автомобиле.

Прежде чем Краузе и остолбеневший от неожиданности шофер успели прийти в себя, машина взревела и ринулась во тьму путаных переулков.

– Огонь! – заорал фашист, бросаясь следом. – Стреляйте, негодяи! Цельтесь в колеса. Шнелль!

Но пули не смогли догнать автомобиль. Торжествующий рокот мотора замер в отдалении.

Глава XI. Джо переносит операцию

В лесу полная тишина. Изредка треснет сухая ветка бука, надломившись под тяжестью снега. В ночном полете тяжело захлопает крыльями сова. И снова все стихнет.

Лунный свет искрится на заснеженных полянах, неподвижны черные тени деревьев...

Человеку, попавшему в спящее лесное царство, наверняка покажется, что на многие километры вокруг нет ни жилья, ни одной человеческой души.

Но если пристально, очень пристально вглядеться в прогалину между великанами буками, можно увидеть неопределенные очертания утонувшей в сугробах землянки. Дощатая дверь замаскирована хворостом.

Вот она приоткрылась. Слабый огонек блеснул изнутри. Сидящий за столом мужчина в кожанке поднял голову.

– Дмитрий, ты?

– Он самый!

В землянку вошел, топая валенками, плотно закутанный партизан. Расстегнув телогрейку, облегченно вздохнул:

– Теплынь у тебя, командир.

Командир оглянулся на самодельную печку из старого автомобильного бака, в которой весело потрескивало пламя. Блеснули в улыбке ровные зубы.

– Иначе чернила мерзнут. Не одолеть писанины. – Он стукнул рукой по сводке, куда заносил последние боевые операции отряда, и вопросительно взглянул на вошедшего.

Тот нахмурился:

– Ничего нового. Пока не вернулся.

Оба помолчали. Командир склонился над сводкой.

– Кого послал в разведку, товарищ Капустин? – спросил он тихо.

– Каратова и Росинкина. Оба хорошо знают окрестности.

– Леня Росинкин еще мальчик. Поручение опасно. – Командир недовольно отбросил ручку. – Гитлеровцы поднялись выше. Есть сведения, что район пещеры занят немцами.

Капустин сел ближе к огню, раскрыл планшет.

– Здесь у меня предварительные донесения о продвижении гитлеровцев. Подробней выяснит наш шофер, Василий Васильевич. А насчет Лени – взрослый может поучиться у него хладнокровию и выдержке.

– Придется, наверно, отходить глубже в горы. Такое соседство...

Командир не успел договорить. Волна холодного воздуха взметнула пламя в печурке. На пороге стоял запорошенный снегом Каратов.

– Прибыли, – доложил он. – Порядок.

Почти тотчас же показался Борис Захарович Кравцов в овчинном полушубке и рядом – его племянник.

– Благополучно? – Спокойный тон командира не вязался с торопливым, взволнованным рукопожатием, которым он обменялся с моряком.

– Вполне! Только машину у Краузе пришлось позаимствовать. Оставил ее внизу. Пригодится!

Командир повернулся к шоферу и Лене.

– Спасибо, товарищи! Отдыхайте. У кашевара оставлен ужин.

Когда разведчики вышли из землянки, Кравцов коротко рассказал о происшествии в ресторане.

Командир покачал головой.

– Рисковать, Борис, не годится! Гитлеровцам лестно захватить начальника партизанской разведки.

– Ты знаешь, почему я пошел на риск. Необходимо было лично проверить, когда ждут фашисты посланца из Берлина с чрезвычайными полномочиями, о котором доносил «Незнакомец».

– Удалось установить день? – спросил Капустин.

– Нет, комиссар. Краузе – хитрая лиса. Но ждут скоро – это несомненно. Надо наладить оперативную слежку за всеми прибывающими в город гитлеровцами.

– А как насчет твоего отца? – осторожно поинтересовался командир.

Лицо моряка потемнело.

– Со дня на день должны были перевести в главную тюрьму. Но отправка заключенных откладывается. И единственная возможность – отбить арестованных в дороге. Однако пока это неосуществимо.

– Точные ли это сведения?

– У «Незнакомца» всегда точные сведения. – Борис Захарович поднялся. – Разреши идти, командир!

Командир кивнул. Капустин молча проводил глазами Кравцова.

– Волнуется наш капитан, – тихо проговорил он, когда остался вдвоем с командиром. – Боится за судьбу отца... Кстати, я давно хотел спросить, товарищ командир, кто такой «Незнакомец», которому вы так доверяете?

– Он заслуживает доверия. Кто, не обижайся, – сказать не могу. О «Незнакомце» знает только командующий партизанскими соединениями и я. Для пользы дела так лучше.

– Всего два человека? – Дмитрий Николаевич Капустин беспокойно мерил шагами землянку. – Можно ли так поступать, Валерий? Ведь война!

– Ты хочешь сказать, что двое могут быть убиты? – спокойно заметил командир. – Что ж! Тогда «Незнакомца» честные люди будут продолжать считать предателем. Он идет на это...

Командир взглянул на часы и добавил:

– Поздно, друг, не грех и поспать! Маневры гитлеровцев не обещают спокойных ночей. Переведи часть бойцов в госпитальный барак. Там тепло. Раненых и больных сейчас нет?

– Только тигр Джо, – улыбнулся Капустин.

– Как его лапа? Не зажила?

– Наоборот. Джо стало хуже. Эх, найти бы ветеринара!

– Надо помочь бедняге, – задумчиво сказал командир. – Утром навестим его.

...Утром Джо стало хуже. Рана его – результат выстрела Макса Лауберга – сначала не казалась серьезной. Однако пуля, застрявшая в бедре, через несколько дней вызвала нагноение.

Жизнь одиночкой в лесу трудна. К людям Джо тянула давняя привычка, желание получить помощь, корм. После ранения Джо бродил возле партизанского лагеря, не решаясь приблизиться, пока однажды не натолкнулся на Леню.

Юноша не поверил глазам, когда из-за сугроба выскочил полосатый зверь. Джо катался по снегу, терся о сапоги, мурлыкал.

– Джо, милый, узнал? – Леня присел на корточки, обнял лобастую морду и только тут заметил раненую лапу.

Он обвязал шею тигренка ремнем, привел его в лагерь. Джо, прихрамывая, покорно следовал за старым знакомым.

Весть о необычном спутнике Лени Росинкина сразу облетела лагерь. Все наперебой расспрашивали Леню о «биографии» тигра.

– Нашего полку прибыло! – подшучивал шофер Каратов. – Придется зачислить Джо на довольствие. Из города уже передавали, что немцы в панике – по крымским лесам бродят десятки голодных тигров, а виноваты во всем партизаны. Теперь немецкие разведчики донесут о тигре в нашем лагере – и те окончательно уверятся в правдивости слухов.

Тигра устроили в пустующем бараке, отведенном под госпиталь. Нашлась даже клетка. Когда-то в музее заповедного хозяйства держали в ней хищных птиц. Бывший завхоз музея сумел раздобыть ее для Джо.

Спереди «квартира Джо» была защищена тонкой металлической сеткой, позволявшей все время следить за поведением животного. Тигр подпускал к себе только Кравцова и Леню. Остальных отгонял коротким, внушительным рычанием.

Прошло несколько дней, и Джо перестал есть. Нога у него распухла. Он стал раздражительным, жадно пил. Иногда, опустив голову, тихонько стонал, точно больной котенок.

«Пропадет», – с тоской думал Леня, наблюдая утром за исхудавшим зверем. Об этом же, очевидно, думал и командир, тихо подошедший к клетке.

– Что, браток, плохо? – Шофер Каратов, сопровождавший командира, осторожно присел на корточки. Джо вопреки обыкновению даже не зарычал, только устало прикрыл глаза: «Да, плохо».

– Товарищ командир, – Леня волновался. – Ветеринара бы разыскать!

– Где ты его возьмешь? В отряде, кроме фельдшера, никого нет.

– Зачем Джо ветеринара? – вдруг громко сказал Каратов, поднимаясь. – Ему хирурга надо. Пулю извлечь. Потом лапу сам залижет. У кошек это просто...

– Мощный совет, что и говорить! – Командир усмехнулся. – Может, профессора поищем?

– Можно и профессора, – не смущаясь, продолжал шофер. – Рядовому хирургу с таким зверем, пожалуй, не справиться. У гитлеровцев, я слышал, есть подходящая кандидатура. Обслуживает ихнее начальство...

Командир, поскучнев, отвернулся.

– Нашел время для шуток!

Леня жадно слушал, ища спасительную идею.

– Как же доставить этого самого... профессора?

– Спрашиваешь! Как «языка» берут? Хирург, кстати, живет на отшибе, в особняке, у моря. Если разрешит товарищ командир...

...Поздно вечером возле небольшого особняка на окраине города остановился автомобиль.

– Господин профессор, за вами машина, – доложил охранявший входные двери часовой.

Седой грузный врач раздраженно повернулся к солдату.

– Сколько раз повторять, что во время работы меня нельзя беспокоить! Отправьте автомобиль обратно.

Стройный лейтенант, почти мальчик, обойдя солдата, почтительно вытянулся перед профессором.

– Ваше время драгоценно, герр профессор, но майору Хеслену очень плохо. Он только что вернулся с аэродрома и безотлагательно нуждается в вашей помощи.

– Что случилось? – спросил хирург.

– Беспокоит старое ранение, – словоохотливо продолжал лейтенант. – Разболелась нога. Майор кричит от боли. Герр Краузе выслал за вами личную машину.

Врач задумался. Отказать в помощи заместителю всесильного Краузе было рискованно.

– Хорошо, сейчас еду!

На дворе бушевала метель. Неистово завывал норд-ост, залепляя снегом ветровые стекла изящного «бенца».

Порыв ветра чуть не сорвал с профессора меховую шапку с наушниками. Лейтенант поспешил открыть дверцу.

– В автомобиле тепло, работает отопление, – заметил он.

Однако немца не покидало дурное настроение. Сердито оттолкнув руку лейтенанта, он стал усаживаться, сотрясая грузным телом машину.

Лейтенант собирался занять место рядом с водителем, как вдруг до его слуха долетел крик. Профессора звали. Кто-то бежал к машине.

– Трогай, – шепнул офицер, наклоняясь к водителю. – Не медли, Василий Васильевич!

Автомобиль рванулся. Крик замер в отдалении.

– Остановите авто, – врач беспокойно дотронулся до плеча водителя. – Кажется, меня звали.

– Это торопит Краузе, – ответил молодой офицер. – Он предупреждал, что, если майору станет хуже, вам, профессор, будут звонить из комендатуры.

– Удивительная бесцеремонность! – пробурчал под нос врач. – Я в конце концов не русский участковый доктор, обязанный кидаться по первому вызову. Закройте щель в окне, здесь дует!

Пока лейтенант выполнял приказание, профессор плотно закутался в пальто. В полумраке он напоминал большую рассерженную птицу. Из поднятого воротника виднелся крутой, с горбинкой нос, поблескивали круглые стекла очков.

Несколько минут прошло в полном молчании. Затем автомобиль начало сильно подбрасывать на ухабах, и врач очнулся.

– Дорога! – прошипел он. – Неужели нельзя расчистить? Вы слишком церемонитесь с русским населением, герр лейтенант!

Машина вдруг подпрыгнула так, что профессор ударился головой о потолок, и натужно загудела, беря подъем.

Таких ухабов и подъема не было на пути к комендатуре – это профессор знал. Внезапное подозрение заставило его вздрогнуть. Хирург тщательно протер носовым платком запотевшие очки и приник к окну. Но там была черная темнота. Ни одного огня.

– Стойте! – хрипло крикнул профессор. – Куда вы меня везете?

С неожиданной для старика энергией он вскочил, пытаясь достать из кармана оружие.

– Спокойно, герр профессор. – Лейтенант перегнулся через спинку сиденья, в его руках блеснула сталь револьвера. – Спокойно! Это в ваших интересах. Вы только окажете врачебную помощь – и будете свободны.

– Что за шутки? – Немец, задыхаясь, опустился на место. – Где пациент?

– Скоро узнаете. А пока сдайте оружие. Врачу оно не нужно.

Хирург молча повиновался.

Наконец бег машины замедлился. Водитель дал несколько резких сигналов и затормозил. К автомобилю бежали люди с фонарями. Лейтенант спрыгнул прямо в глубокий снег и открыл дверцу. Диковато озираясь, немец вышел следом. Тотчас же к нему приблизился мужчина в кожанке, в сопровождении бойцов с автоматами.

– Гутен абенд! Хорошо ли доехали, господин профессор? – чуть насмешливо спросил он.

Тот не мог выдавить ни слова. Не дождавшись ответа, человек в кожанке продолжал:

– К сожалению, ваше путешествие еще не кончено. Выше подняться машина не может. К пациенту придется идти пешком. Переведи, Леня!

– Следуйте за нами, – коротко приказал командир, когда лейтенант перевел немцу его слова.

Профессор повиновался. Да и что ему оставалось делать? Молодой лейтенант (неизвестно, впрочем, кто он такой, думал гитлеровец) взял чемоданчик и поддерживал старика под руку, чтобы тот не поскользнулся в дороге. Профессору пришлось принять эту любезность.

Со страхом присматривался хирург к мрачному величию леса молча шагавшим по заснеженной тропе людям. Он уже догадался, что попал к партизанам.

Шли около часа. Несмотря на теплую одежду, у профессора заледенели ноги. Самые мрачные мысли давили его. Кто знает, может, его бросят тут на морозе на съедение лесным зверям? Или повесят на первом дереве?

– Ваш пациент недалеко. Сейчас вы его увидите, – громко сказал командир. – Сначала зайдем в землянку погреться.

Отдых, однако, был недолгим. Отдав распоряжения Капустину и Кравцову, которые вместе с шофером пошли вперед, командир сурово взглянул на хирурга.

– Мы пригласили вас несколько необычным способом, другого выхода не было. Подтверждаю то, что вы уже знаете: выполните ваш долг врача – вас не только отпустят, но и доставят обратно. В противном случае...

По коже врача пробежал неприятный озноб. Возле «госпиталя» они на минуту задержались. Командир сказал бойцам с автоматами:

– Не следует волновать тигра. Подождите здесь.

В бараке горела единственная в отряде лампа-«молния». Она ярко освещала комнату и лежавшего в клетке Джо. Зверю было так плохо, что он даже не поднял головы, когда в барак вошли партизаны. Но, заметив укутанного в шубу незнакомца, глухо зарычал.

– Мейн готт, – гитлеровец попятился. – Это тигр!

– Дрессированный тигренок, – успокоил его офицер в немецкой форме. – Справиться с ним нетрудно. У него пуля в бедре. Посмотрите!

Леня поднял лампу, поднес ее ближе к клетке. Свет ослепил Джо. Он прикрыл глаза и застонал. Повинуясь знаку командира, профессор приблизился к решетке. Увидев чужого, Джо неожиданно приподнялся на передних лапах, оскалил зубы и угрожающе зарычал. Побелевший профессор отскочил.

– Нихт! Я не оперировал зверей.

– Придется поучиться, – холодно проговорил командир и взглянул на часы. – Даю пять минут на размышление.

– Но я...

– Пять минут!

Наступило молчание. Пленник понуро сел, опустил голову.

Снова послышался голос командира:

– Время истекло. Надумали?

– Яволь! – Пленный поднялся с решительным выражением. – Тигр должен быть абсолютно безопасен. Ферштеен?

Врач обращался к Лене.

– Вы хорошо знаете наш язык. Переводите внимательно. Хищники, когда им причиняют боль, забывают о дрессировке, о друзьях. Они защищаются. Нападают. Понятно вам это?

– Что же вы предлагаете? – спросил командир.

– Скажите вашему начальнику – сейчас командует врач. Тигра надо взнуздать металлическим прутом, поместить в специальную клетку с зажимами, чтобы не мог двигаться. Так делают в лучших зоопарках Европы. Иначе хищник убьет меня и погибнет сам. Вы ничего не выиграете. Переведите!

– Но у нас не лучший зоопарк Европы, а партизанский лагерь, – сказал командир. – Где мы возьмем клетку с зажимами?

Профессор развел руками, как бы говоря, что в таком случае он бессилен.

Леня перевел взгляд на тигренка, который снова впал в состояние равнодушного покоя. Неужели нет выхода? Вдруг он вскрикнул:

– Сетка!

Все обернулись,

– Что ты хочешь сказать, Леонид? – спросил Кравцов. (Он тоже поспешил сюда.)

– Сетка, дядя Боря, сетка! – Леня в волнении указывал на тонкую проволочную сетку, за которой находился Джо. – Я вспомнил, что Ян... я хочу сказать, один укротитель рассказывал – когда в цирке однажды вынимали занозу из лапы медведя, его запутали сеткой. Он не мог ни царапаться, ни кусаться.

Капитан Кравцов внимательно посмотрел на племянника.

– Сумеем ли мы снять сетку и взнуздать Джо?

– Попробуем, – ответил Леня.

Стали готовиться к операции.