Текст книги "Тайна «каменного кольца»"

Автор книги: Нина Данилевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Глава XIV. У чужих

Когда Таня открыла глаза, все вокруг показалось ей неузнаваемым. Она лежала в небольшой комнате на раскладушке. Комната была сплошь уставлена самыми разнообразными вещами: ящики, полки с книгами, старые стулья и кресла громоздились чуть не до потолка.

Напротив на стене висели дедушкины часы. Они пробили шесть. Их мелодичный бой был так хорошо знаком девочке, что она даже прикрыла веки. Может, никакой войны и не было? В столовой бьют часы, а она, Таня, ждет прихода дедушки в «честнопионерской».

Однако комната, кроме часов, ничем не напоминала дедушкин кабинет. Таня вспомнила – в нижнем этаже, у Клавдии Матвеевны, была такая же. В ней модистка держала, как и в сарае, ненужные в обиходе вещи. Машина мама отличалась бережливостью, переходившей в скупость, даже щепочки не выкидывала зря.

А часы? Наверно, вместе с другими вещами верхних квартирантов хозяйка получила их в дар от немцев. Конечно! Вон там, в углу, кресло Дмитрия Николаевича. Таня сразу узнала мягкое, продавленное сиденье, выгнутую спинку, на которую так удобно облокачивался учитель географии.

Но как же она сама попала сюда?

Бегство из пещеры... Взрыв... Дальше девочка ничего не помчила. Кто-то, наверно, подобрал ее, привез домой. Но почему все-таки она у Клавдии Матвеевны?

Дверь тихонько скрипнула. На пороге появилась Маша. Встретив взгляд Тани, она радостно затараторила:

– Тебе лучше, да? Краузе велел маме тебя взять. Ой, какая ты была бледная, на руках царапины, кровь! Но теперь обязательно поправишься. Доктор сказал: надо питаться. Подожди, сейчас я принесу тебе бульон.

Маша исчезла. Таня выслушала ее молча и повернулась к стене.

Значит, Краузе распорядился, чтобы она жила у Клавдии Матвеевны? Зачем?.. Таня мучительно напрягала память, чтобы припомнить, где ее нашли, как доставили из леса? Маша своей болтовней помогла ей.

Она появилась с чашкой горячего бульона и, расположившись возле подруги, сразу закидала ее вопросами. Зачем Таня ходила в лес? Не болит ли у нее что-нибудь? Громкий ли был взрыв?

Таня отвечала односложно. Она знала, что бывшая подруга по первому требованию Краузе передаст ему весь разговор.

Ходила за цветами, заблудилась, и пришлось ночевать в лесу. Ничего не болит, только немного голова. Взрыва не слышала – должно быть, сразу потеряла сознание. Все время ужасно хочется спать.

Маша настойчиво продолжала выпытывать, но, так и не узнав ничего особенного, принялась выкладывать свои «новости».

– Взрыв был ужасно громкий. А тебя, наверно, перевернуло и ударило о камень. Так на фронте бывает, когда бомбят...

– Да никто не бомбил.

– Ого! Это партизаны пещеру взорвали. Там, говорят, запрятаны были бомбы и разное оружие. Партизанам теперь достанется. Мама сказала...

Маша осеклась и перешла на другую тему.

– Тебя нашли недалеко от пещеры. И знаешь, кто тебя сюда привез? Солдаты и Ян.

Таня молчала, крепко стиснув зубы. А Маша продолжала болтать:

– Я так рада, что ты будешь жить у нас! Когда поправишься, пойдем вместе в кино. Ладно? У нас весело. Ко мне в гости приходят ученики из школы – мама позволила. Даже из старших классов бывают. Один мальчик есть – Фред. Интересный – ужас! Девчонки с ума сходят! Я тебя познакомлю. Ладно?

И тут же без всякого перехода:

– А где теперь Джо? Говорят, у партизан? Не знаешь?

– Не знаю, – устало ответила Таня и закрыла глаза.

Маша болтала, пока не вернулась с работы мать. Тут ей пришлось почему-то уйти. Оставшись одна, Таня с трудом встала, заперла дверь на крючок. Было невмоготу слушать, отвечать...

В это время Краузе наверху метался по своей комнате, кусая губы от бессильной ярости. Он только что получил весьма неприятное «предупреждение» от высокого начальства.

И было за что! Бесследно исчез барон Шредер, посланный с важными инструкциями штабом армии. Только что взлетел на воздух склад боеприпасов, находившийся в пещере.

А самое скверное – прочес леса после взрыва ни к чему не привел. Партизанам опять удалось ускользнуть.

Слава о находчивости и боевых удачах гестаповца меркла. Надо во что бы то ни стало ее восстановить! Прежде всего следует обезвредить начальника партизанской разведки капитана Кравцова. Именно он причина последних неудач. Черт побери, как удалось тогда ему улизнуть! Дьявол какой-то!

– Ну ничего, ты еще будешь в моих руках, – почему-то по-русски бормотал Краузе, сжимая кулаки. – А эта девчонка из сарая... Что она делала ночью в лесу? Наверняка держит связь со своими родственниками у партизан. Жестокостью тут ничего не добьешься. Если б удалось приручить «волчонка»!.. Попробуем, попробуем, – шептал гестаповец. – Попадет на этот крючок золотая рыбка.

Он считал себя великим знатоком детской психологии.

...Однажды вечером в квартиру модистки позвонили. Клавдия Матвеевна открыла дверь – и замерла на пороге. «Гостем» оказался Краузе.

– Пришел пробовать ваш пироги, – заявил он любезно. – Дочка говорил – ви есть искусный хозяйка.

– Пожалуйста! Битте! – бормотала, залившись краской хозяйка. – Извините, в комнатах не прибрано.

– Незваний человек есть татарин, – пошутил Краузе. – Так по-русски? Не извиняйте.

Клавдия Матвеевна волновалась напрасно. Она действительно была хорошая хозяйка. Заглянув в полуоткрытую дверь спальной с белоснежными кроватями и подушками горкой, Краузе прочитал вышитое на коврике изречение: «Аккуратность и уют счастье к нам в семью зовут».

– О, как это есть верно, – вздохнул немец. – Здесь отдыхает вы и две юных фрейлейн?

– Нет, – неожиданно вмешалась Маша. – Таня живет в другой комнате.

– Пожалуйте в столовую, закусить, – поспешно пригласила Клавдия Матвеевна.

Но офицер пожелал сначала осмотреть комнату Машиной подруги.

Таня в потертом коричневом платьице сидела и читала растрепанный томик Пушкина. Увидев Краузе, она встала и хмуро посмотрела на вошедшую следом Машу. Гестаповец внимательно оглядел помещение. Да, здесь не было уюта. Комната больше походила на склад старых вещей. В углах, над сваленной мебелью – пыль, паутина. Раскладушка покрыта стареньким одеялом...

Садясь за уставленный вкусной снедью стол, офицер поджал тонкие губы и бросил на Клавдию Матвеевну взгляд, от которого у подчиненных начинало сосать под ложечкой.

– Ви, простите, – как это по-русски? – мать и мачеха. Когда я говориль взять заброшенный ребенок из сарай, разве надо грязь, ди швейнери, – недовольно проговорил немец. – Таня подруга фрейлейн Мария. Почему она нет за ваш стол? Почему плохой удобства? Она должна быть полноправный член вашей семьи. Ферштеен?

После ухода Краузе комнату Тани освободили от хлама, вымыли и выскребли до блеска. Вместо раскладушки поставили кровать, тоже с горкой подушек. Стены украсили цветными олеографиями.

Тане было все равно. Она молча подчинилась переменам.

Клавдия Матвеевна заставила девочку надеть одно из нарядных платьев Маши.

На другой день Краузе снова появился у модистки. Увидев нарядную Таню, шеф одобрительно кивнул.

– Ваша история есть Сандрильона, мейн киндерхен! Ви увидит красивую жизнь. Прошу!

Он угостил Таню шоколадом, сухо сказал Клавдии Матвеевне:

– Подругам не мешайт! Дружба молодых – великий дело.

С этого дня Таня начала ощущать постоянную, даже навязчивую заботу о себе со стороны обитателей квартиры. То и дело Клавдия Матвеевна или ее дочь приглашали девочку в кино, на вечеринки, которые еженедельно устраивала у себя модистка, на прогулки. Маша часто рассказывала о своих успехах в школе.

– Ты бы хоть послушать пришла, хоть на один урок, – уговаривала она подругу. – Не понравится, никто не заставит учиться. У нас в классе, знаешь, сколько учениц? День занимаемся мы, день – мальчики. Удобно, правда? Не то что раньше – только по воскресеньям свободны.

Но Таня решительно отказывалась.

Как-то Краузе принес подругам контрамарки в кино. Маша при этом сделала глубокий книксен. Таня же стояла молча.

– Этот фильм есть приключения, – сказал, улыбаясь, Краузе. – Зер гут! Пойдете вместе.

– Таня не захочет, – огорченно заметила Маша. – Она не любит кино.

Краузе улыбнулся.

– Две баришня не могут иметь – как это? – одна мечта. Фрейлейн Таня любит другое: цветы, птичка... Не так ли?

– Я говорю по-немецки, – неожиданно сказала Таня.

– Великолепно! – обрадовался гитлеровец. – Нам будет удобней беседовать.

И он начал длинную речь о том, как хотел бы быть полезен молодежи, как понимает ее стремления. Машу позвала мать, и девочка, плохо понимавшая немецкий, торопливо убежала. Таня с тоской слушала.

– Мне жаль, – закончил Краузе, – что вы, фрейлейн Таня, чувствуете себя, как птица в клетке. – Офицер вкрадчиво улыбнулся. – Никто не стесняет вашей свободы. Я слышал, вы любите цветы, любите гулять. Когда произошел, э-э, несчастный случай, вы ведь ходили за цветами, правда?

Таня исподлобья посмотрела на собеседника.

– Цветы ночью не рвут. Я с вечера пошла в лес и заблудилась. Пришлось там ночевать.

– О-о! Получилась неудача, – посочувствовал Краузе. – Вы – смелая фрейлейн! Вы хорошо знаете лесные тропинки и другой раз будете осторожней, не так ли? Можете снова гулять, где хотите. Красиво, когда молодая девочка любит цветы. Сейчас весна. Я бы сам смотрел на чудесную природу, – Краузе вздохнул, – если б не задерживали дела. Я не такой сухарь, как иногда кажется. Хотите, могу дать пропуск, чтобы вас не задержали часовые?

Он встал, осторожно коснулся руки Тани и продолжал по-немецки: .

– Мы еще поймем друг друга, я верю. Вы считаете меня повинным в ваших несчастьях. Увы, повинна война! Я только слепой исполнитель и очень люблю детей. Ауфвидерзейн! – И Краузе вышел.

Девочка вытерла платком руку, которую трогал гестаповец, и, задыхаясь от слез, прошептала:

– Дедушка, милый дедушка, я больше не буду плакать, честное пионерское! Им ничего не узнать от меня никогда!

...Шли дни. Таня по-прежнему держалась с обитателями квартиры вежливо, но замкнуто. О многом она передумала за это время. Ей стала ясна собственная ошибка. Нельзя было на свой риск предпринимать поход в пещеру. Партизаны обошлись без нее, а она чуть было не погубила себя и теперь попала под пристальное наблюдение Краузе.

Но Таня верила, что скоро уйдет из ненавистной квартиры. Друзья не забудут о ней. Надо только набраться терпения. И девочка терпеливо ждала.

– Эта девчонка действует мне на нервы, – жаловалась знакомой мастерице-надомнице Клавдия Матвеевна. – Сидит, как барыня, с книжкой в руках. В школу не идет, дома не помогает. А вы знаете, лишний рот сейчас какая обуза?

Мастерица сочувственно вздыхала.

– Вы бы, Клавдия Матвеевна, приохотили девочку к рукоделию.

– Приохотишь ее, волчонка! – ворчала модистка.

А Мария Яковлевна, незаметная, худенькая швея-надомница, в это время разворачивала очередную партию «пошива».

Таня встречала Марию Яковлевну еще до войны. Она была хромая и потому работала дома – выполняла заказы для мастерских горпромкомбината.

Несмотря на слабое здоровье, никто не шил быстрей и лучше, чем она. Несколько любимых Таниных сарафанов были сшиты Марией Яковлевной.

К другим посетителям модистки Таня относилась равнодушно или неприязненно. Но Мария Яковлевна вызывала в ней чувство, похожее на симпатию. То ли потому, что не докучала девочке расспросами, то ли из-за ласкового, немного насмешливого взгляда узеньких глаз.

...Краузе не оставлял попыток выпытать у Тани нужные сведения. Он только избрал другой метод. Он попробовал действовать через Яна.

– Надо узнать, встречается ли Таня с братом или с Кравцовым. Ты ведь раньше был ее другом, – усмехнулся он. – Можешь намекнуть девочке, что мы насильно заставили тебя служить нам и ты жалеешь об этом. Я не против.

Ян пожал плечами.

Однажды, когда в доме стояла тишина, Таня раскрыла старые учебники и погрузилась в чтение. Вдруг в дверь ее комнаты слегка постучали. Девочка открыла дверь и отпрянула назад. За порогом стояли Ян и Каро. Не успела Таня опомниться, как пес радостно взвизгнул и бросился к ней Он прыгнул к ней на грудь, облизал нос, губы...

Таня гневно выпрямилась. Нет уж, с предателем она церемониться не станет! Она отогнала Каро, заперла дверь. Слышала, как заскулила обиженная собака, как позвал пуделя Ян. По лестнице зазвучали шаги, и все стихло. Очевидно, Ян пошел к «хозяину».

В другой раз Тане пришлось труднее. Клавдия Матвеевна передала девочке просьбу Краузе подняться к нему наверх.

Отказаться было нельзя. Таня шла, не оглядываясь, стараясь не видеть комнат, в которых прошло ее детство. Впрочем, все здесь стало непохожим, чужим.

Отворив дверь в бывшую столовую, теперь кабинет Краузе, Таня увидела Яна. Она догадалась, что Краузе умышленно устроил встречу, и это заставило ее сдержаться.

Ян вежливо поклонился. Девочка кивнула в ответ. Гестаповец зорко наблюдал за обоими. Он приказал Яну принести папку с бумагами, попросил Таню сесть.

– Прошу вас помочь Яну, фрейлейн! Совсем немного, – засмеялся он, видя недоумение девочки. – Я поручил ему разобрать кое-какие бумаги по алфавиту адресатов, а он запутался. Разберите вместе. Вы оба хорошо знаете немецкий. Но, я вижу, вы недовольны. Разве вы в ссоре с Яном Славичем?

– Я его давно не встречала, – спокойно ответила Таня. – И вообще не люблю поляков.

– О-о! – Краузе усмехнулся. – Вы рассуждаете, как истая немка. Но, как видите, национальность не помешала Яну стать нам полезным. – Гестаповец спохватился, что сказал лишнее, и сухо добавил уже по-русски: – Дети – как это? – не должны заносить себя вверх. Помните об этом, фрейлейн!

Краузе подождал, пока вернулся Ян, потом сказал, улыбнувшись: «Работайте», – и вышел.

Настала неловкая пауза. Таня придвинула к себе папку и молча начала сортировать бумаги. Ян, составлявший список, вдруг положил ручку.

– Не можете ли вы сказать, где сейчас Леня? У меня есть для него интересные новости.

Таня прикусила губу и произнесла ледяным тоном:

– Вам, по-моему, сообщили, что брат пошел менять вещи. С тех пор мы потеряли его из виду.

Больше их беседа не возобновлялась. Лишь тихо шелестели бумаги.

Краузе, как только вошел в комнату, сразу увидел, что «дружба» не получилась. Выполнив порученное, Таня поднялась.

– Можно идти?

– О, разумеется! Данке зер, фрейлейн!

Он молча указал Яну глазами на уходившую девочку. Тот поспешно подошел к Тане.

– Одну минуту! Покажите руки.

Таня, ничего не поняв, повиновалась.

– Так полагается, – вежливо сказал Ян. – Иногда посетители могут унести нужную бумагу.

У Тани потемнело в глазах. Она не помнила, как очутилась в своей комнате. Душу ее терзали противоречивые чувства, но самым сильным была ненависть к Яну.

Тяжелыми были все последующие дни. Совсем захандрила Таня, если бы однажды, наконец, не встретила Шурика. Идти к нему она боялась, возможно, за ней следили. Фашист вряд ли разрешил ей свободно «гулять» без какого-то тайного намерения.

Встреча эта произошла в аптеке, куда зашла как-то Таня.

Шурик, увидев ее, приложил палец к губам и первым вышел из аптеки. На улице, внимательно оглядевшись, он приблизился к Тане.

– Не надо, чтобы нас видели вместе, – шепнул он. – Сама понимаешь! Но замечательно, что я встретил тебя. Не падай духом, Тань-цзу! Наши все знают о тебе. Скоро придет связной. Тебе помогут... Пароль связного – «Семь плюс пять». Он скажет эту фразу в разговоре с тобой. А пока будь осторожна, очень осторожна. Если увидишь кого из знакомых людей, не узнавай их. Сюда идут! До свидания!

И мальчик свернул в ближайший переулок.

Часть третья. Небо будет ясным

Глава XV. «Семь плюс пять»

На другой день Таня отказалась от прогулки с Машей. Та повздыхала, но скоро утешилась – решила пойти в кино.

Однако вскоре за дверью послышались чьи-то голоса, смех. Маша появилась снова. Вид у нее был смущенный и таинственный.

– Ой, Танечка! – зашептала она. – Только, пожалуйста, не отказывайся. Знаешь, кто пришел? Фред! Он такой шикарный мальчик. Вы ведь знакомы. Он хочет...

Но тут «шикарный мальчик» сам вошел в комнату, приветливо улыбаясь Тане.

– Спасибо, фрейлейн! – кивнул он Маше. – Хочу просить вас, Танечка, немного позаниматься со мной немецким. Я слышал, что вы отлично знаете язык, а я... – Он развел руками и добавил: – У меня есть возможность немного платить. Надоело, знаете ли, числиться в школе в отстающих.

«Что это ему вздумалось?» – Таня неприязненно смотрела на неожиданного «ученика». Она не раз встречала юношу на вечеринках у Маши и кое-что о нем знала. Настоящее имя подростка было Федор, но при немцах он стал Фредом. Таня терпеть не могла этого до слащавости вежливого мальчишку, которым в школе и у Клавдии Матвеевны восхищались все.

Она собиралась отказаться, несмотря на умоляющий вид Маши. Но Фред решительно сел рядом.

– От меня не так легко отделаться, – засмеялся он. – Вы подумайте, и, надеюсь, что согласитесь, хоть в будущем. А сейчас проверьте мои познания, проэкзаменуйте. Не будьте жестоки с бедным незнайкой, фрейлейн! Быть может, я когда-нибудь пригожусь.

Что-то в голосе подростка насторожило Таню. Вдруг этого «общего любимца» подослал Краузе?

– Хорошо, посмотрим, что вы знаете. Но почему вы хотите репетировать непременно со мной? Ведь я не учусь в школе.

– Ну, все знают, как свободно вы владеете немецким. А мне надо говорить, писать для практики...

– Битте! Прочтите мне из этой книги. Вас, кажется, зовут Федя? – Она подвинула к собеседнику немецкий учебник.

Фред, запинаясь, начал читать. Таня сурово поправляла его. Маша взглянула на часы.

– Ну, я пойду, а то в кино опоздаю!

Как только она вышла, Фред закрыл книгу.

– Ох, давайте лучше по-русски!

– Вы пришли заниматься, – с достоинством сказала Таня. – Отвечайте по-немецки. Давно вы приехали в Крым?

– «Семь плюс пять» – вот сколько месяцев я уже живу здесь. – Фред расхохотался и озорно подмигнул.

Таня от неожиданности замерла. Что это, пароль? Или какое-то совпадение?

– Ну, – совсем другим тоном проговорил он. – Не будем терять золотого времени, дожидаться, пока явятся твои сторожа. Во-первых, тебе привет от Шурика; во-вторых, – он оглянулся и понизил голос, – разреши представиться: партизанский связной, которого ты так давно ждала.

Таня молчала. Она не знала, верить ей или нет. Фред почувствовал колебание девочки.

– Слушай внимательно, а то могут войти. Имею к тебе поручение. Швею Марию Яковлевну знаешь?

Девочка кивнула.

– На днях она возьмет тебя к себе. Не вздумай противоречить. Этого хотят твои друзья. Мария Яковлевна такой же друг модистке, как я фашистам. Смекаешь?

И Фред тихо добавил:

– «Не журись, дивчина, будет небо ясным!»

Глава XVI. Огоньки в ночи

В один из ближайших вечеров Клавдия Матвеевна, узнав от денщика, что господин Краузе дома, поднялась по лестнице на второй этаж. Постояв у закрытых дверей, она быстро перекрестилась и лишь потом тихо постучала.

Но страх ее был напрасен. Краузе встретил модистку любезно и, казалось, был в прекрасном настроении.

Зная, что гестаповец не любит длинных разговоров, Клавдия Матвеевна сразу перешла к делу. Она сообщила, что хотела бы отдать квартирантку в ученье швее, что пора бы ей приучаться к делу.

– Конечно, за обучение придется платить, – приврала модистка, – но я за этим не постою. Пусть девочка научится шить и живет у нее, у швеи.

– О чем ви? – удивился Краузе. – Ах, это... ребенок из сарай? Да, он не есть подходящий друг фрейлейн Мария. Но зачем спрашивайт? Я не гроссфатер, не опекун. – Немец засмеялся. – Действует ваш усмотрение!

«Скользкий ты, как лягушка!» – подумала, уходя, Клавдия Матвеевна и вспомнила «разнос» Краузе за невнимание к Тане. В душе она была очень довольна: наконец-то избавится от «волчонка»!

А Краузе, оставшись один, пробормотал:

– Так будет лучше. Простая швея – безвредный человек. Там скорей можно поймать золотую рыбку, чем в моей квартире.

На следующий же вечер Таня, придерживая в корзинке Никандрыча, робко постучалась в двери своей новой квартиры. Ей открыла Мария Яковлевна.

– Хочешь есть? – опросила она таким тоном, точно в появлении девочки с котом не было ничего особенного.

Таня отрицательно покачала головой. Мария Яковлевна, не уговаривая, постелила на двух сдвинутых креслах одеяло, принесла подушку. Никандрыча она устроила на коврике, поближе к теплой печке. Кот сразу улегся и довольно замурлыкал.

– До утра еще долго. Федя зайдет к тебе утром, в восемь, – сказала швея. – Что кошку принесла, хорошо. Без мышей будем. Спи! – Мария Яковлевна прикрутила фитиль лампы.

А Таня, лежа в полутьме с закрытыми глазами, думала, как удивительно, что Фред оказался связным и как хорошо, что больше не надо видеть ненавистного Краузе!

Мария Яковлевна вязала шерстяной шарф, изредка поглядывая в ее сторону. Как потом убедилась Таня, руки швеи всегда были заняты работой. Покоем и уютом веяло от бедной, но чистой комнатки.

Засыпая, Таня вздрогнула и тихо застонала. Ей показалось, что она летит с высокого обрыва.

Мария Яковлевна подошла к ней, поправила подушку, с жалостью посмотрела на худенькое личико. Ресницы бросали тень на бледные щеки.

– Диты, мои диты, бедолаги мои! – сказала женщина с певучим украинским акцентом. – Тяжко вам пришлось в лихую годыну.

...Ровно в восемь, когда Таня уже встала, а швея вышла по хозяйству, явился Федя.

Таня, понизив голос, стала жадно расспрашивать о Шурике, партизанах...

– Все сразу хочешь узнать, – засмеялся Федя. – Прыткая! А помнишь, фрейлейн Татьяна, как ты меня за человека не считала? «Вас, кажется, зовут Федя?» Помнишь?

Таня покраснела.

– Я же не знала...

– Ладно, я понимаю. Хороших людей много, Таня. Только не все и не обо всех можно говорить. Во всяком случае, твои друзья здоровы, радуются за тебя. Отдыхай пока у Марии Яковлевны. Можешь ей верить во всем.

Уходя, юноша шутливо дернул Таню за косичку.

– Не скучай, товарищ! Скоро еще увидимся.

Таня схватила его за руку.

– Федя, а о Насте можно говорить?

– Предположим. А что именно?

Таня, волнуясь, рассказала, как однажды Краузе взял ее в кафе и как там она встретила Настю, работавшую официанткой. И Тане показалось, что немец хотел выпытать сведения о Насте. Но Таня не подала вида, что знает девушку.

– Да-а! – протянул Федя. – Ты, пожалуй, права. Фашист ничего не делает зря. Но за Настю не беспокойся. Она молодец! К тому же, возможно, на днях уедет. Понятно, конспиратор? Принимайся лучше за свои новые обязанности. Ведь тебя, так сказать, официально отдали обучаться шить у мастера. Не так ли?

– Я бы с радостью, – грустно сказала Таня. – Только я, наверное, не сумею.

– Научишься! В жизни пригодится.

Вскоре после ухода Феди вернулась новая Танина хозяйка.

Они позавтракали, а потом Мария Яковлевна принялась обучать Таню несложному искусству подрубать швы.

Таня удивилась, когда швея, окончив срочный заказ, вынула из рабочей корзинки кипу тщательно выстиранного мужского белья и принялась латать рубашки, штопать носки.

– Чье это белье, Мария Яковлевна?

– Наших отцов, братьев да мужей – вот чье! – тихо ответила собеседница. – Люди родную землю защищают. Тряпьем некогда им заняться. А мы, женщины, на что? Когда руки добрым делом заняты, то и сердцу легче. Правда?

– Правда!

Мария Яковлевна нравилась Тане все больше. Очень хотелось спросить, как попало к ней это белье, но слова Феди «не все и обо всех можно говорить» останавливали ее.

...Дни на новом месте текли незаметно. Таня стала спокойней. Мария Яковлевна дала ей то, чего так давно не хватало девочке, – ласку и заботу.

Однажды вечером хлынул проливной дождь. Было уже совсем поздно, когда неожиданно раздался условный стук в дверь.

– Федя! – Таня вскочила.

Мария Яковлевна вышла в сени. Она долго не возвращалась. Таня слышала тихий разговор в темной передней. Ей показалось, что со швеей беседует не один человек. Потом входную дверь закрыли. Сквозь стенку Таня услышала шаги и голоса в соседней большой комнате.

Девочка сидела, сжавшись в комочек. Кто знает, что за люди явились так поздно? Ей почудилось, что очень знакомый голос сказал: «Ничего, пусть остается».

Скоро дверь в Танину комнату открылась, вошли Мария Яковлевна и Федя. Пальто его было мокрое от дождя.

– Здравствуй, – сказал он Тане. – Я только поздороваться. Мария Яковлевна объяснит тебе.

С этими не очень вразумительными словами Федя удалился. Таня вопросительно посмотрела на швею.

– Что объяснять-то? – поспешно отозвалась та. – Гости к соседям пришли и Федю позвали. Он к тебе зайдет.

Она, улыбаясь, вышла. Таня по давней привычке забралась с ногами в старое кресло, на котором спала.

– Гости! – шептала она. – Разве в проливной дождь в пустую комнату ходят в гости? – Она знала, что соседи давно уехали. – Нет, нет, это, наверно, друзья, наши друзья!

Сердце девочки забилось от гордости. На улице ливень, ветер, кругом страшные враги. А в тысячах таких квартир, как эта, советские люди живут, борются, готовятся к победе. И она придет, обязательно придет!

...Если б Таня могла заглянуть к соседям, то сначала подумала бы, что ошиблась: все здесь было подготовлено к вечеринке. На столе, покрытом чистой скатертью, стояло угощенье, правда, довольно скудное. Но ведь в войну пиров задавать не на что.

На тарелках были разложены тонкие ломтики хлеба, жареная рыба. Уютно кипел самовар. Даже бутылка вина красовалась на видном месте. Принимал «гостей» немолодой худощавый человек с бородкой клинышком, комиссар партизанского отряда Капустин.

– Все собрались? – спросила Настя Кудрявцева, когда места за столом были заняты.

– Все, товарищ комсорг!

– Тогда считаю заседание подпольного комсомольского бюро открытым.

Сощурив по привычке синие глаза, Настя Кудрявцева стала рассказывать о деятельности комсомольцев города за последнее время, о планах на будущее.

– Сейчас срочное сообщение сделает от имени командования партизанского отряда товарищ Капустин, – добавила девушка.

Комиссар встал.

– Шифровку удалось прочитать. Надо срочно послать связного к севастопольцам. К сожалению, несколько дней тому назад рация отряда вышла из строя. У нас нет радиосвязи ни с Севастополем, ни с Москвой. А дело, повторяю, очень срочное. Командование отряда решило послать связной секретаря бюро Кудрявцеву. Она дала согласие.

Комиссар ласково взглянул на девушку.

– Лучшей кандидатуры быть не может. Настя человек осторожный, опытный. Мы полностью ей доверяем. Да и у немцев она пока вне подозрений. «Официантка» в кафе! – он горько усмехнулся. – На время ее отсутствия партийная организация рекомендует поручить руководство комсомолом Жене Медведеву, заместителю Насти. Есть вопросы?

Медведев поднял руку. В этом собранном, волевом юноше трудно было бы теперь узнать прежнего добродушного, рассеянного приятеля Лени.

– Давай!

– А если?.. – Медведев слегка замялся. – Если Насте все-таки не удастся?

– Тогда пойдет тоже член бюро, Леня Росинкин. Он здесь не присутствует, так как ему слишком опасно показываться сейчас в городе. Еще вопросы?

– У меня! – Красивая девушка, по имени Оля Сергеева, сидевшая рядом с Настей, вскинула глаза на Капустина. – Какое задание должны выполнить связные?

– Связные об этом знают, – суховато сказал комиссар. – Докладывать на бюро нет надобности.

– Я только потому спросила, – огорченно сказала Оля, – что мне бы тоже хотелось пойти связной.

– Это не нужно, – комиссар тепло улыбнулся. – Я знаю о вашей дружбе с Настей, но за нее не бойся – все продумано. А для пользы дела Насте даже лучше временно исчезнуть из города.

Оля испуганно посмотрела на подругу, но промолчала.

– Ну, друзья, – Капустин широким жестом хлебосольного хозяина обвел накрытый стол, – прошу чаевничать. Налей нам, Настенька!

Настя подсела к самовару. Бутылку с вином Федя с комическим вздохом убрал «до после войны». Молодежь оживилась, послышались шутки, смех.

Оля, видно, тоже не могла быть долго серьезной. Кокетливо покачивая красивой головой, она обратилась к Феде:

– Здорово придумали провести здесь собрание, да еще такое «вкусное»! Кому мы обязаны?

– История умалчивает! – скромно ответил юноша. – Впрочем, могу принять от восхищенных посетителей благодарность. Действительно здорово, что мои давние знакомые Михайловы сбежали в связи с нехваткой продуктов в селение, а ключ от комнаты оставили мне.

– Это тем более удачно, – сказал Женя Медведев, – что никому не придет в голову следить за этим тихим домом.

– Не будь слишком мнительным, – улыбнулась Ольга. – В городе не так уж опасно. А вот Насте... – Она вздохнула, прижавшись к подруге. – Ты настоящий герой, Настя!

– Полно, Оленька! – Настя шутливо хлопнула ее по руке. – Все мы делаем, что можем. А я могу не так уж много. Съешь-ка вот эту рыбку, специально для тебя выбрала. И будь умницей, завтра меня уже здесь не будет.