Текст книги "Собинов"

Автор книги: Нина Владыкина-Бачинская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Л. В. Собинов-Фауст.

Перечитав Гёте, Собинов увидел в любовной истории доктора Фауста (которую Гуно взял в основу своей оперы) трагическое столкновение свободного чувства с порабощенной волей. Фауст представлялся ему человеком, предельно искренним и страстно влюбленным. Он никого не хочет обманывать и сам верит всем. Но он не властен в своих поступках. Мрачной тенью стоит за ним Мефистофель, искажая его намерения, насмехаясь над его чистой любовью к Маргарите.

Контраст между помыслами человека и печальным результатом его деяний – вот что увидел Собинов в этой запетой, давно ставшей шаблонной партии. Но сложный философский образ Фауста не сразу получился таким, каким его задумал Собинов. Для этого ему не хватало актерской техники.

Артист не перестает упорно работать над сценическим воплощением образа своего героя. Он надеется, что ему поможет в этом опыт драматической сцены, и, будучи в Петербурге, идет в Александринекий театр на постановку «Фауста». Но, увы… То, что увидел Собинов, поразило его безвкусицей и трафаретом.

«Обставлено все убого, нестильно, условно, непоэтично, – пишет он Е. М. Садовской. – Костюмы самые оперные… Дальше еще бы ничего, – и фигура, и грим (у Мефистофеля. – Н. Б.), очень хороши отдельные фразы, но все-таки это не давало никакого представления о том спутнике Фауста, про которого Маргарита говорит, что у него на челе печать злобы ко всем.

Комиссаржевская (Маргарита) очень искрения, но не более. Вне сравнения – это Аполлонский… Фауст… До того он был плох, хуже всякого оперного героя».

Таким образом, то, что искал Собинов, не мог ему дать н современный театр. На примере драматического театра Собинов еще раз понял, как не нужно ставить и играть «Фауста».

В этот трудный период исканий сценического выявления актерского замысла Собинов-Фауст встретился с Шаляпиным-Мефистофелем. В сценическом общении с изумительным артистом определеннее обрисовалась для Собинова фигура Фауста. В ярком контрасте раскрылись образы героев оперы. В ответ на насмешки и проклятия злого духа широко разлилась собиновская кантилена, славящая радость бытия и любовь. Резкие, движения Мефистофеля, будто изломанная пластика его тела, сплетенного, казалось, из гибких мускулов и извивающихся сухожилий, по контрасту убедили Собинова в верности внешнего рисунка его Фауста – мягкого в движениях, юношески порывистого, безмятежно доверчивого. Прямой взгляд широко открытых глаз Собинова-Фауста будто впервые увидел ликующую силу жизни.

Ф. И. Шаляпин-Мефистофeль.

А. В. Нежданова-Маргарита.

Но и после того, когда Собинов нашел, наконец, образ Фауста, он снова и снова еще с большим увлечением совершенствует роль. В 1905 году, через семь лет после премьеры, готовясь петь Фауста по-итальянски, он пишет из Милана:

«Просматриваю и играю одним пальцем с таким увлечением, словно какую-нибудь новую оперу. Надо отдать справедливость, что я в своем прежнем исполнении все время нахожу столько несообразностей, что многие фразы мне теперь кажутся словно какими-то новыми, полными нового смысла».

Так будет у Собинова всегда, всю жизнь: как всякий большой художник, он считал, что предела совершенству нет. И всю свою творческую жизнь певец будет стремиться находить все новые и новые краски в художественной палитре своих героев.

Со второго театрального сезона (1898/99 г.) Собинов оказался тесно связанным с жизнью Большого театра. Каждая новая партия приносит ему все больший успех. Уже в сентябре, помимо «Евгения Онегина» и «Фауста», он выступает в двух новых операх: «Тангейзере» Вагнера, где исполняет партию Вальтера, и в «Гальке» Станислава Монюшко. А немного позднее он поет такие популярные теноровые партии, как Альфреда в «Травиате» и Герцога Мантуанского в «Риголетто». С большим удовольствием исполнял певец и партию Мурри в опере Кюи «Сын мандарина».

Опера «Галька» написана композитором под непосредственным впечатлением крестьянского восстания 1846 года в Западной Галиции, подавленного властями. В условиях жесточайшего цензурного гнета композитор и либреттист не могли раскрыть до конца свой замысел и вынуждены были снять задуманную сцену крестьянского восстания. Но настроения гневного протеста, возмущения социальной несправедливостью ярко выражены Монюшко в сильных, жизненно правдивых образах героев оперы. Не случайно самыми впечатляющими, жизненными оказались номера оперы, где композитор наиболее близок к национальным польским мелодиям. Трогательная песня Гальки, задушевная «думка» Ионтека прочно вошли в музыкальный репертуар русских певцов.

Сюжет оперы довольно прост. Он рассказывает о трагической истории крестьянской девушки-горянки, полюбившей пана. Галька верит ему слепо, ради него забыла преданного Ионтека. Отвергнутый Ионтек по-прежнему любит Гальку, сопровождает девушку, когда она, обуреваемая тоской, отправляется разыскивать пана Януша в город. Они приходят как раз в вечер помолвки пана Януша с дочерью сотника. Януш продолжает обманывать наивную крестьянку, прикидывается влюбленным и обещает прийти к ней в горы. Полный негодования Ионтек раскрывает ей правду. Увидев в окно Януша с невестой, Галька сходит с ума. Ионтек страдает. Глубокая жалость к любимой и ненависть к пану наполняют его.

Большинство современных Собинову исполнителей партии Ионтека мало задумывалось над социальной характеристикой этого образа и сводило все лишь к любовной драме. По тому же пути вначале невольно пошел и молодой Собинов. Но уже после первых выступлений, анализируя душевное состояние в сценах с Янушем, артист почувствовал, что он, крестьянский парень Ионтек, ненавидит Януша не только как своего счастливого соперника. Собинов-Ионтек едва владел собой, когда, стоя на коленях, молил пана пощадить Гальку: «О добрый барин, бог вас наградит за милосердье…» Голос певца дрожал от сдерживаемого гнева, и слова «добрый барин» звучали как злая насмешка и плохо скрытая угроза. Зрителям вдруг становилось страшно: казалось, вот-вот Ионтек не выдержит и бросится на соблазнителя. Одному из первых на русской сцене Собинову удалось воплотить в своем Ионтеке замысел свободолюбивого польского композитора.

Взыскательность художника, так рано проявившаяся в молодом Собинове, не позволила ему и здесь остановиться на достигнутом успехе. Он упорно ищет новых оттенков, углубляет характеристику героя. Раздумывая над общим ансамблем спектакля, он приходит к выводу, что уделял мало внимания партнерше. И вновь начинает упорно работать над каждой репликой, каждой интонацией, обращенной к Салиной-Гальке. Пропев в «Гальке» не один десяток раз, он признается друзьям, что хотел бы «переучить всю партию заново».

Л. В. Собинов-Мурри.

Л. В. Собинов – Герцог Мантуанский.

Собинов относился к своей артистической профессии очень серьезно. Для него театр значил не только и не столько успех, славу, благополучие. Театр, искусство, по мысли Собинова, – это храм, где зрители учатся чувствовать, мыслить, жить, где они черпают силы быть добрыми, гуманными, честными, справедливыми. Вот почему артист так настойчиво стремится к сценической правде.

Молодой певец знал, что не одинок в своих поисках сценической правды и стремлении уйти от шаблона, сковывавшего порой даже самых одаренных певцов и актеров императорских театров. Но обстановка в этих театрах была чрезвычайно тяжелая для всех, кто стремился изменить десятилетиями существовавшие традиции, нарушить казенно-бюрократический стиль руководства. Собинов отлично понимал, что корень зла – в отсутствии подлинной заинтересованности руководства в процветании оперного искусства. Это остро ощущали молодые, наиболее сознательные члены труппы. Оперные артисты старшего поколения также чувствовали, что петь и играть по старинке после постановок Мамонтовской оперы, спектаклей Художественного театра уже невозможно. Не мирилась больше с бездумной шаблонной игрой оперных солистов и аудитория.

На трудном пути к жизненно правдивому искусству артиста ожидало и разочарование. Так, не имел успеха его Андрей в новой постановке оперы Чайковского «Мазепа». Собинов работал над этой партией с большим рвением. Удобная для его голоса, она не представляла каких-либо особых технических трудностей, а трагическая судьба молодого казака, выраженная одухотворенной музыкой Чайковского, волновала артиста до глубины души. Однако первые спектакли показали, что образ, им созданный, неубедителен.

В чем же было дело? Собинов-актер ясно понимал свою задачу, образ Андрея не вызывал в нем никаких сомнений. Вокальной стороной роли дирижер Альтани был также очень доволен. И все же того шумного успеха, который сопровождал каждое выступление Собинова, на этот раз не было. Может быть, причина коренилась в противоречии трагического образа молодого казака с лирическим характером голоса Собинова? Как бы то ни было, певец твердо решил впредь быть осторожнее в выборе репертуара.

Как ни жалко ему было, а пришлось отказаться и от выступлений в опере Бизе «Кармен». Роль дона Хозе, интересная не только с вокальной стороны, но драматической насыщенностью, чрезвычайно привлекала артиста и была им почти разучена.

«Была сегодня первая оркестровая репетиция «Кармен». Все идет как нельзя лучше. Альтани очень доволен и толкованием и силой звука в нужных местах. От арии он в восхищении. Ее я, конечно, давно уже отделал до всяких нюансов и тонкостей», – писал Леонид Витальевич другу.

И все же, несмотря на настояния дирижировавшего оперой Альтани, Собинов сначала отложил выступление в партии Хозе на неопределенный срок, а потом и вовсе отказался от него. Проделав огромную подготовительную работу, отшлифовав партию до мелочей, он в конечном итоге не добился того ощущения совершенной свободы, которое означало полное овладение вокальным материалом, позволяющее создавать образ всеми красками звуковой палитры. Чувство некоторой скованности, напряженности не покидало певца. Это состояние мешало полному вживанию в образ, создавало известное торможение. После оркестровой репетиции, когда Собинов пропел всю партию полным голосом в обстановке, мало чем отличающейся от спектакля, ему стало очевидно, что эмоциональный тонус партии Хозе не соответствует природным свойствам его голоса.

Несмотря на то что Большой театр все более заполнял жизнь Собинова, он все еще не бросал Адвокатуру. Он как будто свыкся с постоянным переключением, работой в двух областях, столь резко контрастирующих друг с другом. Неизвестно, долго протянулось бы еще это состояние «неустойчивого равновесия», если бы не случай, происшедший в 1899 году.

В Московском коммерческом суде шло очередное разбирательство дела. Защитником выступал Собинов.

– Ну, соловей, посмотрим, что вы нам споете, – обращаясь к молодому адвокату, произнес с улыбкой председатель суда.

Эта добродушная шутка прозвучала для Собинова словно общественный приговор: всегда ненавидя дилетантство, он впервые серьезно задумался над своим будущим. Его испугала возможность прослыть «лучшим тенором среди юристов и лучшим юристом среди теноров». Шутливое обращение судьи заставило его сделать окончательный выбор.

«Мне так стыдно стало, что с этого дня я прекратил хождение по судам», – вспоминал впоследствии Леонид Витальевич.

Два года колебаний, какую же выбрать профессию, – яркое свидетельство той серьезности и глубокого чувства ответственности, с которыми Собинов подходил к своему жизненному назначению. Вряд ли кто другой из певцов на месте молодого Собинова стал бы еще сомневаться в возможности посвятить себя сцене после первых двух оперных сезонов, принесших ему такой завидный успех!

Итак, судьба Собинова была окончательно решена. Не надо было больше мучительно раздумывать: кем быть? Гораздо сложнее оказалось другое.

Семейная жизнь Леонида Витальевича складывалась не очень счастливо. Вскоре после женитьбы выяснилось, что Мария Федоровна и Леонид Витальевич совершенно разные люди и что связывают их только дети. В 1898 году они расстались. Леонид Витальевич тяжело переносил этот разрыв, в особенности из-за разлуки с детьми, видеться с которыми теперь мог очень редко.

Но тосковать и предаваться печали было не в его натуре, деятельной, жизнерадостной. Напряженная творческая работа в театре, ставившая все новые и новые исполнительские задачи, заполняла его жизнь. Окончательно порвав с адвокатурой, он теперь уже ничем не отвлекался от любимого искусства.

Собинов переехал в гостиницу «Малый Париж» и жил там на холостую ногу. Общительный, жизнерадостный, он терпел одиночество только в рабочие часы, в свободное же время любил общество друзей, споры об искусстве, острое слово и шутку.

Приблизительно около 1901 года Леонид Витальевич становится близким другом семьи Садовских. Собинов всегда был искренним поклонником Малого театра и порой даже отдавал преимущество его постановкам перед «художественниками» Михаила Провыча и Ольгу Осиповну он боготворил еще со студенческих времен как замечательных актеров, хранителей высоких традиций Слушать их безукоризненную, красивую, сочную русскую речь было для него истинным наслаждением, и, каким бы ни был он усталым и недовольным, Ольга Осиповна одной своей шуткой, сказанной с неподражаемой исконно московской интонацией, неизменно приводила его в хорошее расположение духа. Младшее поколение Садовских – Пров Михайлович и Елизавета Михайловна также были актерами Малого театра. С ними у Собинова установились отношения горячей дружбы. Не было ничего необыкновенного в том, что Елизавета Михайловна вскоре подпала под обаяние Леонида Витальевича, в особенности когда заметила, что он явно отдает ей предпочтение. Чем больше узнавал Собинов Елизавету Михайловну, тем сильнее она заинтересовывала и привлекала его. Талантлива она была несомненно, но долгое время в Малом театре ей не удавалось занять подобающего положения вследствие интриг и происков менее деликатных соперниц по амплуа. Ее сценическое обаяние раскрылось не сразу, и, может быть, именно потому, что ей не хватало блеска, способности сразу привлекать внимание, она не была в фаворе у начальства. Но когда ей удавалось получить хорошую роль, подходившую к ее характеру, она никогда не оставалась незамеченной. Москвичи помнят ее обаятельную Снегурочку. Для этой роли Садовская нашла какие-то свои, неповторимые, чуть-чуть печальные интонации, от которых словно осветился изнутри, стал трогательным, нежным и образ, созданный гениальным драматургом. Леонид Витальевич признавался, что именно ее интонации в «Снегурочке» помогли ему в творческой работе над Ленским.

Сильное чувство соединило Е. М. Садовскую и Л. В. Собинова на многие годы.

Письма Собинова к Е. М. Садовской сохранились и являются одним из важнейших источников биографии артиста.

V. В РАСЦВЕТЕ ТВОРЧЕСКИХ СИЛ

Общественный подъем демократических элементов страны в конце девяностых годов ощущался во всех областях культурной жизни России. В искусстве одним из ярчайших его проявлений явилось создание Московского художественно-общедоступного театра, провозгласившего лозунг: «Искусство для народа».

Незабываемое впечатление произвел первый спектакль Художественного театра – «Царь Федор Иоаннович». Со сцены вдруг пахнуло подлинной жизнью, зрители как бы перенеслись на несколько столетий назад, в древнюю Москву, в царствование последнего сына Ивана Грозного – беспомощного, кроткого, жалостливого и наивного Федора Иоанновича.

Палаты большого теремного дворца, костюмы из старинной парчи, утварь, мельчайшие аксессуары – все предельно верно эпохе. Но главное, конечно, – игра артистов. Спаянные в тесный коллектив, все они, начиная от Москвина – Федора, Книппер – царицы Ирины и до последнего мальчишки «из толпы» в долгополом отцовском армяке, живут, действуют на сцене так, будто нет перед ними за порталом рампы зрителей, следящих за каждым их движением и ловящих каждое слово. И когда закрывается занавес, то выход артистов на вызовы воспринимается в первый момент как что-то неестественное, чуждое течению их реальной жизни, которую. только что все наблюдали затаив дыхание. Это была подлинная революция в театральном искусстве, окончившаяся знаменательной победой. Художественному театру удалось сделать то, о чем мечтали и чего не всегда могли добиться замечательный русский актер и режиссер А. П. Ленский в Малом театре, Мамонтов с группой своих единомышленников – художников и артистов. Это была новая ступень в развитии русского реалистического искусства.

Докатилась эта освежающая волна и до неприступной цитадели Большого театра. Артистический коллектив отважился на ряд, пусть пока не очень значительных, организованных выступлений, цель которых была повысить художественный уровень спектаклей. Прежде всего артисты обращаются к дирекции с требованием отменить «бисы».

Прочно укоренившийся обычай повторять, по просьбе публики, во время действия отдельные номера оперы вредил общему впечатлению спектакля, прерывал действие, нарушал сценическую иллюзию. Вопрос о «бисах» был поднят Александром Павловичем Ленским и обсуждался в печати. Ленский стоял за категорическое запрещение «бисов», его поддерживал коллектив Художественного театра, на постановках которого аплодисменты и вызовы допускались только по окончании действия.

Большинство артистов Большого театра присоединилось к позиции Ленского. На общем собрании труппы выбрали представителей: Дейшу-Сионицкую, Донского и от молодежи Собинова, чтобы они доложили директору Теляковскому мнение артистического коллектива о «бисах». Теляковскому не хватило смелости окончательно решить этот вопрос. Тогда Собинов заявил, что если их ходатайство уважено не будет, то они, артисты, все равно обяжутся честным словом не бисировать. И на первом же спектакле, после разговора с директором, молодой артист показал пример верности слову. Он отказался исполнить требование публики бисировать арию. Первая «битва» за новое в искусстве, пусть пока маленькая, была выиграна.

С. В. Рахманинов.

В 1899 году в труппу Большого театра вступил Шаляпин. Волевой, энергичный, он умел заставить дирекцию считаться со своим мнением, и благодаря его вмешательству репертуар, Большого театра обогатился произведениями композиторов «Могучей кучки» Н. А. Римского-Корсакова и М. П. Мусоргского. Постановка «Псковитянки» и «Бориса Годунова» с Шаляпиным в партиях Грозного и Бориса знаменовала собой окончательный поворот Большого театра к русскому репертуару. Шаляпин привлек в Большой театр художников Коровина и Васнецова, до этого работавших в частной опере Мамонтова, и они произвели коренной переворот в декоративном оформлении спектаклей казенной оперы, объявив жестокую борьбу абстрактному академическому стилю, господствовавшему до них в декорационной живописи.

Медленно, но неуклонно грузный корабль Большого театра брал новый курс – на реализм.

В 1902 году в жизни московской оперной труппы произошло еще одно крупное событие: в Большой театр пришла Антонина Васильевна Нежданова. С ее приходом дирекция прекратила приглашение иностранных колоратурных певиц – слишком очевидны были блестящие вокальные данные, совершенство техники и музыкальность русской певицы.

Труппа Большого театра, объединявшая в начале XX века таких непревзойденных артистов, как Шаляпин, Собинов, Нежданова, имевшая великолепный оркестр, хор, нуждалась только в полноценном музыкальном руководстве, чтобы раскрыть во всей полноте свои творческие силы. И она его получила. В 1904 году на пост главного дирижера был приглашен С. В. Рахманинов. Его двухлетняя работа в Большом театре составила эпоху в творческой жизни оперного коллектива. Он осуществил ряд превосходных постановок, поднял музыкальную культуру артистов, сумел добиться исключительного ансамбля. Его работу как дирижера высоко ценили Шаляпин и Собинов. Это был единственный дирижер, с которым у Шаляпина не было никаких инцидентов. (А надо сказать, что почти всегда, по сути, бывал прав Шаляпин.) Дело, начатое Рахманиновым, продолжил замечательный музыкант Иосиф Сук. Под его художественным руководством росли кадры выдающихся исполнителей, выковывалось и совершенствовалось мастерство художественного ансамбля.

В этот период подъема творческой деятельности Большого театра Собинов сильно расширяет свой репертуар, чему немало способствует появление на московской сцене произведений русской классической музыки. За короткое время Собинов разучивает «Князя Игоря», «Снегурочку», «Русалку», «Бориса Годунова». Прошло всего пять лет со дня вступления артиста в труппу Большого театра, а он овладел почти всеми партиями лирического тенора, которые считал подходящими для своей творческой индивидуальности.

4 сентября 1900 года в Большом театре после долгого перерыва состоялось возобновление оперы Даргомыжского «Русалка».

Одна из популярнейших до нашего времени, опера «Русалка» утвердилась в репертуаре не сразу вследствие космополитической политики театральной дирекции. Впервые в Москве она была поставлена в сезоне 1858/59 года, но в эпоху засилья итальянской оперы на сцене Большого театра появлялась крайне редко. О возобновлении «Русалки» на сцене Большого театра академик Б. В. Асафьев писал, что с того момента, когда в партии Мельника выступил Шаляпин, а в партии Князя – Собинов, началась ее «воскресшая судьба».

«Известно, что сила Даргомыжского заключается в его удивительно реальном и вместе с тем изящно певучем речитативе, придающем его великолепной опере прелесть неподражаемой оригинальности», – писал о «Русалке» Чайковский.

Шаляпин и Собинов тонко уловили эту особенность произведения Даргомыжского. Они сумели в своем исполнении придать речитативу ту психологическую обоснованность, которая делала его непосредственным действенным толчком к певучим номерам оперы – ариям, ариозо и ансамблям.

В сценическом отношении роль Князя весьма трудна из-за того, что в ней отсутствуют сильные драматические положения. В первом действии внимание зрителей привлекает душевная драма Наташи, в сцене свадебного пира роль Князя также довольно пассивна, а в сцене, предшествующей финалу, главный интерес сосредоточен на сумасшедшем Мельнике.

Несмотря на эти трудности, Собинов создал запоминающийся образ. Длинный кафтан допетровских времен, неторопливость, чисто русская степенность движений, задумчивый, сосредоточенный взгляд – таким рисовался Собинову внешний облик Князя. Но, естественно, не это было главное. В небольшой пушкинской драме Собинов увидел одну из многих историй, типичных для феодальной домостроевской Руси: безграничность родительской власти, соблюдение сословной иерархии, о которые разбивается чувство, нарушаются клятвы, данные от чистого сердца.

Князь по приказу матери женится на нелюбимой девушке из знатного рода, не задумываясь над судьбой обманутой им крестьянки. Но насилие над чувствами мстит за себя: виновник несчастья целой семьи, Князь в конце концов гибнет и сам.

С замечательным проникновением в реалистическую музыку Даргомыжского рисует Собинов противоречивое душевное состояние Князя, пришедшего на последнее свидание с Наташей: колебания, нерешительность, смущение от сознания своей вины, любовь к несчастной девушке, жалость к ней и к себе.

Сильное впечатление производила сцена на берегу Днепра. Князь при виде знакомых мест, где когда-то встречался с Наташей, изливает горькие сожаления о безвозвратно утраченном молодом счастье, принесенном в жертву общественным условностям:

 
Здесь некогда меня встречала
Свободного – свободная любовь…
 

Отчаяние, тоска звучат в голосе Собинова:

 
Здесь сердце впервые блаженство узнало…
 

Кажется, что Князь в первый раз после женитьбы понял, что он потерял.

Последующая затем сцена с сумасшедшим Мельником в исполнении Шаляпина потрясала зал. Зрители забывали, что они находятся в театре и смотрят всего лишь оперное действие, до такой степени захватывала жизненность и психологическая правда оперы.

Что же нового почерпнул для себя Собинов в этой партии и почему, с увлечением начав работать над образом Князя, он впоследствии охладел к нему?

В творческой биографии артиста партия Князя была не первой, над которой он работал самостоятельно, без помощи режиссера. Но, сыгранная в обстановке свободной творческой импровизации (в значительной мере!) совместно с Шаляпиным, она как бы раскрепостила певца, придала смелость и показала, что он на верной дороге. Немалое значение, безусловно, имела и чудесная музыка Даргомыжского, такая русская, мелодичная и своеобразная, особенно в арии третьего акта. Всю лирическую настроенность этой арии, ее различные оттенки Собинов передавал с огромной художественной силой. В дальнейшем же, «выжав» все из роли Князя, артист охладел к ней. Возможно, тут имело значение и несоответствие натуры артиста, всегда искреннего, открытого во взаимоотношениях, и характера его героя – раба домостроевских и классовых предрассудков, делающего всех вокруг себя несчастными. Природный оптимизм Собинова возмущался беспросветным «нытьем» (правда, гениально выраженным!) Князя.

Приход на сцену Большого театра Шаляпина заставил, наконец, возобновить и «Бориса Годунова».

Собинову предложили исполнить партию Самозванца. Это заставило его задуматься. Артист вспомнил, что два года назад, выступив в «Мазепе», он навсегда отказался от довольно близкой к Самозванцу партии Андрея. Но возможность спеть в опере Мусоргского, уверенность, что здесь он встретит много интересного, творчески неожиданного, решили дело.

Собинов высоко ценил камерное творчество Мусоргского. Его пленяла в великом русском композиторе смелость письма, глубина и содержательность тем, яркость в обрисовке социальных типов. И хотя артист хорошо понимал, что из-за специфики голосовых данных многие романсы Мусоргского не прозвучат в его исполнении достаточно убедительно, все же охотно пел в концертах «Семинариста» и «Полководца», «На Днепре» и «Ой, честь ли то молодцу».

Роль Самозванца привлекала Собинова еще и тем, что позволяла выйти из рамок чисто любовной тематики, преобладающей в репертуаре лирического тенора.

Лучшей сценой у Собинова в первых спектаклях, по мнению и критики и публики, был Чудов монастырь, В трактовке роли Самозванца Собинов выделял именно эту сцену, считая ее центральной для обрисовки характера своего героя: именно здесь в тихой келье безвестного летописца рождается и созревает дерзкий замысел Григория Отрепьева. Внешне как будто статичная, сцена эта полна внутренней динамики и драматизма.

Почтительно, словно боясь нарушить течение мыслей Пимена суетным любопытством, задает Григорий-Собинов вопросы об убитом царевиче. Голос послушника звучит вкрадчиво и смиренно, но взгляд отведенных в сторону глаз сосредоточен и дерзок. Последнее восклицание после ухода Пимена: «Борис, Борис, все пред тобой трепещет!», его уверенно-угрожающая интонация показывает, что лишь для того, чтобы проверить себя еще раз, спрашивал будущий Самозванец о времени убийства царевича Дмитрия, что замысел захватить царский трон давно созрел у этого смелого авантюриста.

Появление Самозванца в корчме дополняет образ новыми чертами. Становится понятно, что хитрость, изворотливость, находчивость в опасный момент помогут ему осуществить безумный замысел.

Сцена у фонтана, в которой наиболее эффектно прозвучал бы именно драматический тенор, по мнению Собинова, не являлась главной как для роли, так и для оперы в целом. (Здесь артист ссылался на первый вариант оперы, где эта сцена отсутствовала; она была введена композитором по настоянию артистов и театральных деятелей, которым казалась немыслимой опера, лишенная любовного элемента.) Поэтому несколько лирическое звучание голоса Собинова в дуэте не нарушало, как казалось певцу, основного замысла композитора. Однако, не желая насиловать свою естественную склонность, ярче выявляя чисто лирический элемент, Собинов делал Самозванца в этой сцене _Ччересчур мягким, нежно влюбленным. Это отметила и критика. Но уже в следующем сезоне артист показал, что может быть не только лиричным, но и насытить голос волевой напряженностью.

Умному, тонкому, широко образованному артисту, стремящемуся к широким музыкальным полотнам, глубоким обобщениям, Собинову было тесно в рамках чисто лирического тенора. Он пробует вырваться из этих узких рамок, разучивает с концертмейстером многие героические и драматические партии, но ни разу не выносит своей работы на сцену. Почему? Конечно, не из-за боязни за голос. Будучи настоящим художником, Собинов не мог позволить себе исказить замысел композитора, разрушить гармонию музыкальной и сценической идеи. Случай с партией Андрея («Мазепа») – лучшее тому доказательство. Несоответствие собиновского голоса и музыкального образа заставило Собинова отказаться в конце концов от партии Хозе. В этом отношении Собинов, пожалуй, единственный пример безупречной чуткости и ответственности художника перед автором исполняемого им произведения. Это мудрое самоограничение стоило артисту большой внутренней борьбы, так как не позволяло развернуть все богатства его многогранного сценического дарования. А о талантливости Собинова в области драматического театра говорит и тот факт, что он собирался, если голос изменит, стать драматическим артистом.

Тяготение к художественной правде, к внутренне богатым, ярким образам заставляло Собинова завидовать положению баса и баритона в русской опере. В силу своеобразной реакции на сложившуюся в западноевропейском оперном театре определенную выхолощенность лирического тенорового амплуа, сведения его к узкой теме любовной лирики русские композиторы в центре оперного действия ставили баритона, баса, драматического тенора.

Уже в операх гениального Глинки центральные мужские партии отданы басам (Руслан и Сусанин). В «Русалке» по сравнению с исключительно яркой и сценичной партией баса – Мельника – партия лирического тенора – Князя – бледна и малоинтересна. Нетрудно проследить преобладание низких голосов в центральных партиях и в операх Мусоргского, Бородина (Борис Годунов, Досифей, Хованский, Игорь), Римского-Корсакова (Иван Грозный в «Псковитянке», Грязной в «Царской невесте»). Садко, Гришка Кутерьма – тенора драматические. Чайковский в «Евгении Онегине» первостепенную роль отдает лирическому сопрано (Татьяна), в «Пиковой даме» – драматическому тенору (Герман). Включив в свой репертуар партии Берендея, Самозванца и Князя, Собинов вплоть до 1909 года, когда он разучивает партию Левко из оперы Римского-Корсакова «Майская ночь», вынужден был искать героев в операх западноевропейских композиторов. И в первую очередь, конечно, среди таких опер, как «Фауст», «Риголетто», «Вертер», «Ромео и Джульетта», где ему приходилось воспевать любовь.