Текст книги "Одна жизнь — два мира"

Автор книги: Нина Алексеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 80 страниц) [доступный отрывок для чтения: 29 страниц]

Евгений Львович

Курорт в Крыму

Вернувшись с Дальнего Востока, я готова была уже через пару месяцев защищать дипломный проект. Но вдруг поняла, что я жду ребенка, а первые месяцы беременности я переносила так тяжело, что мне потребовался не только отпуск, а даже санаторное лечение, и скорым поездом «Москва – Севастополь» я выехала в Крым.

Рано утром сошла в Севастополе с поезда, иду к автобусу, дальше в Симеиз – приморский климатический курорт недалеко от Ялты на южном берегу Крыма, а в какой санаторий идти, еще не знаю. Тащу чемодан к автобусу, к нему привязаны ремнями валенки, крымские ребята бегут за мной, тычут пальцем в валенки и спрашивают:

– Тетенька, что это?

В Крыму никто в валенках не ходит, но из Москвы я выехала в трескучий мороз.

От Севастополя до Симеиза, кажется, 70–80 км. Автобус мчался все время вверх, как по спирали. Дорога невероятно крутая, чувствуешь себя, как на карусели. И вдруг на самой высокой точке, на самой живописной вершине нашего путешествия водитель сообщил: «Остановка, перекус!»

Знаменитые Байдарские ворота, высота 503 метра – перевал через Крымские горы, отсюда спуск вниз от Байдарской долины к Черному морю. Все с облегчением вздохнули, радостно вылетели из автобуса и помчались в ресторан.

Рестораном оказалась церковь, стоявшая с незапамятных времен на этой скале. Кому пришла в голову идея закрыть ее и переоборудовать в чебуречную? Стены внутри расписаны ликами каких-то угодников, старинными изречениями, написанными славянской вязью, кто-то усиленно старался прочесть вслух, что там написано, но ни я, ни кто-либо другой из сидящих вокруг меня, я уверена, ничего в этом не поняли.

Все быстро расселись вокруг столов, чебуреки были замечательные, а головокружительная красота вида на море и на все окрестности с этой возвышенности просто захватывала дух. Но когда наш автобус пошел винтить дальше по дороге вниз, произошло что-то невообразимое. Всех укачало, всех тошнило и рвало. И когда водитель остановил автобус и выкрикнул «Алушта», все не вышли, а просто вывалились из автобуса. А вокруг уже бегали турки в черных бараньих шапках с нарезанными на подносах ломтиками лимона и кричали во всю глотку «Скорая помощь! Скорая помощь!» Очнулись мы только тогда, когда очутились на распределительном пункте. На этом закончился первый этап нашего путешествия.

Огромная приемная, народу много. По-видимому, кроме нас, сюда уже раньше приехало несколько автобусов.

Распределение шло очень быстро, за столом сидел человек, задавал пару незначительных вопросов и отправлял вас в соответствующий санаторий. Одних в туберкулезный, других в невралгический и т. д.

Меня «распределили», как тогда мы говорили, в Симеиз в невралгический санаторий «Красный Маяк». Санаторий роскошный, главный корпус в каком-то старинном «замке». С двух сторон новые пристройки: слева для медицинских процедур, справа мужской корпус и административные помещения. И вся эта красота стоит на высоком берегу Черного моря.

Окружен этот санаторий всевозможными субтропическими деревьями и растениями. В январе в цвету орхидеи, олеандры, зеленеет магнолия. И зима здесь такая редкость, что когда вдруг однажды чуть-чуть не то запорошил снежок, не то просто побелело от утреннего инея вокруг, все уже пели песенку Вертинского не «Как дикая магнолия в цвету», а «Как дикая магнолия в снегу». А через полчаса вновь засияло солнце, иней растаял, и птицы запели во все голоса.

Меня поместили в главном корпусе с видом из окна прямо в парк. Вход в нашу комнату был также прямо с высокого крыльца, по углам и на ступеньках которого стояли огромные вазы, полные пахучих, цветущих растений.

На моей кровати у окошка лежало чистое постельное белье. Я быстро застелила кровать и собиралась выйти в сад, как в комнату вошла высокая, стройная женщина, себя я еще в то время считала девчонкой, а она мне показалась солидной лет 30-ти дамой.

– Наталья Николаевна, – протянула она мне руку, – вот видите, я вас нашла. – Заметив мое удивление, она улыбнулась и продолжала: – Знаете, как это вышло? Вы уехали, а когда подошла моя очередь, я попросила распределителя: «Отправьте меня тоже туда, куда вы отправили девушку в красном плаще». Он немного подумал и вспомнил: «В Симеиз, в санаторий „Красный Маяк“». – Так, пожалуйста, туда и меня отправьте. Так я очутилась здесь. Здесь я так же заявила главному врачу: «К вам недавно прибыла девушка в красном плаще» – «Да помню». «Так, пожалуйста, – взмолилась я, – поместите меня вместе с ней в одну комнату». И вот я здесь.

– Так, значит, будем знакомы. Меня зовут Нина.

На меня она произвела такое приятное впечатление, что я готова была обнять ее.

Мы вместе вышли, болтая о разных дорожных пустяках. Вместе пошли ужинать. Главный врач оказался таким чутким, что даже посадил нас за один и тот же стол. В этом санатории кормили на удивление вкусно и обильно. На ужин были поданы нам такие вкусные морковные и капустные котлеты со сметаной, что я готова была заказывать их каждый день. К концу дня вывешивалось меню, и каждый получал то, что заказывал. Вечером перед сном, после прогулок или после кино, в столовой на столе лежали печенье, булочки, кувшин с молоком. Я попросила йогурт вместо молока, так мне прямо в комнату ставили баночку йогурта с печеньем.

На следующий день после тщательного осмотра врач назначил нам всевозможные процедуры, которые должны были оздоровить и укрепить наше здоровье.

Через несколько дней, после акклиматизации, наступили дни прогулок и экскурсий, все здесь было бесплатно – концерты, кино. Вечером билеты в кино лежали у каждого отдыхающего прямо на столе. Мы с Натальей Николаевной часто отказывались от кино, а просто отправлялись бродить по аллеям, любоваться морем и дышать, дышать таким сладким ароматным воздухом, который, казалось, можно пить просто рюмками.

За нашим столом сидело шесть человек, все молодые здоровые ребята, рабочие со всех концов нашей страны, один был даже с Дальнего Востока, другой – веселый казах, всех смешил необыкновенными выдумками, ленинградец – токарь с какого-то завода. Это был обыкновенный санаторий для всех, а не какой-то специальный, которых тогда еще было не так много.

Потрясающий красавец

Мы с Натальей Николаевной очень подружились и все время ходили, как привязанные друг к другу. Однажды после прогулки мы зашли к главному врачу. В приемной у него сидел потрясающе красивый молодой человек, в какой-то задумчивой, скучающей театральной позе. По дороге в столовую Наталья Николаевна, не выдержала:

– Господи, ведь есть же на белом свете такие красавцы, а я-то думала, что только в кино такие бывают.

Ужин уже подходил к концу, когда вошел главный врач с этим красавцем. Главный врач посадил его прямо напротив нас с Натальей Николаевной и, обращаясь ко всем, представил его:

– Евгений Львович Невзоров, прошу любить и жаловать.

Все хором ответили:

– Очень приятно.

На следующий день шла картина «Граница на замке», и мы решили посмотреть. В кинозале мы заняли наши места согласно билетам, между мной и Натальей Николаевной оказался пустой стул. Я решила, что это ошибка, быстро пересела на это место.

– Нет-нет, садись на свое место, я просто хочу узнать, кто из сидящих за нашим столом ребят решил нас с тобой разлучить, – попросила Наталья Николаевна, так как многие из них настойчиво и упорно старались за нами поухаживать.

Например, люди всегда ведь чем-то недовольны, вот и я несколько раз посетовала:

– Почему не подать нам на стол жареной рыбки, живем же на берегу Черного моря.

Не прошло нескольких дней, как однажды вечером раздался стук к нам в окно. Подняв занавеску, я увидела наших ребят с огромной не «золотой», а с серебряной рыбиной, которую они показывали мне в окно. Где они ее раздобыли? Я даже подумала, что это просто шутка, но все мои сомнения улетучились, когда на следующий день всем сидящим за нашим столом подали к обеду вкусную жареную рыбу.

И вот в полутьме, когда картина шла уже в полном разгаре, вошел и сел между нами наш новый пока еще незнакомец. Когда картина кончилась, и зажгли свет, Н. Н. спросила:

– Ну, как, понравилось?

– Ничего, бывает и хуже, – ответила я.

– Как приятно слышать откровенное мнение, – произнес наш незнакомец и быстро вышел из театра. Мы с Натальей Николаевной направились к нашему любимому месту, к высокой каменной ограде, откуда могли долго часами при лунном освещении любоваться зеркальной поверхностью моря и игрой дельфинов. Дельфинов было очень, очень много, они прыгали, кувыркались, нарушая спокойную серебристую гладь моря и разбрасывая вокруг себя хрустальные всплески воды. Это все было так красиво, что от этого зрелища трудно было оторваться.

– Можно к вам присоединиться? Евгений Львович, – протянув нам руку, отрекомендовался он. Мы так же ответили, и с этого момента он очень вежливо, ненавязчиво, старался все время быть с нами после наших бесконечных экскурсий, на которые он никогда не ходил.

И вдруг Наталья Николаевна получила телеграмму, очень тяжело заболела ее мать. И она немедленно уехала. С этого момента Евгений Львович стал моим неизменным спутником. Каждое утро он встречал меня на ступеньках нашего корпуса, и расставались мы с ним только перед сном и на короткие моменты процедур, которые, кстати, очень часто пропускали, если уходили куда-нибудь на далекие прогулки.

Однажды, выходя после процедуры, я встретила главного врача:

– Как это вы одна? Вот не ожидал, вас ведь водой не разольешь.

– Виноваты вы. Вы же нам разные процедуры прописали, – пошутила я.

А самая красивая, как все называли ее, «аппетитная», сестра каждый раз, когда я приходила на процедуры, с мольбой обращалась ко мне:

– Ну, скажите, когда же наконец вы уедете, ведь такое сокровище не так часто к нам залетает. Я уж постараюсь, чтобы он без вас здесь не скучал.

Я чувствовала, что женщины с завистью смотрят на меня и ждут отъезда.

Нам действительно было приятно и весело быть вместе, мы никогда не скучали, отправлялись в какие-то далекие прогулки, лазали по горам, любовались на море и болтали, болтали обо всем без конца.

Он был необыкновенно красивый, и мне было очень приятно просто смотреть на него. Не такой, как некоторые красавцы грузины, которые тоже пытались за мной ухаживать, от красоты которых, говорила я, меня даже тошнит. Евгений Львович был мужественно красивый, в него трудно было не влюбиться.

А мне просто было очень приятно проводить с ним время, и, наверное, я влюбилась бы в него по уши, если бы не была так сильно влюблена в своего мужа.

Он рассказывал мне о себе все, как будто исповедовался передо мной, я же очень мало говорила о себе. Знал он самое главное: что я замужем, живу в общежитии, готовлюсь сдавать диплом и кое-что из самых житейских мелочей. Я вообще никогда ни с кем, ни при каких обстоятельствах не любила и не умела говорить о себе.

Он был ко мне очень внимательный, ласковый, нежный. Но мы ни разу даже не поцеловались. Я помню, как мы однажды взбирались на какую-то крутую, хаотичную гору, и я поскользнулась, он испугано подхватил меня почти на руки и все, что он сделал, – радостно взял мои руки в свои и крепко поцеловал.

Настал день моего отъезда, мой автобус уходил в Севастополь в 6 часов утра. Я очень просила его не провожать меня. Мы попрощались накануне вечером, но когда я вышла в 5.30 утра, он уже стоял на крыльце. Когда мы распрощались у автобусной остановки, он долго стоял, как пригвожденный, пока наш автобус не скрылся. Женщина, сидевшая рядом со мной и наблюдавшая за нами, обратилась ко мне:

– Вы что, с ума сошли – оставить такого мужа на курорте, куда вы едете? Да я бы 24 часа с него глаз не спускала.

Вернувшись в Москву, я окунулась в работу, надо было наверстать упущенное. Проведенное в санатории время приятно было вспомнить, но никаких особых волнений у меня оно не вызывало.

И вдруг пришло письмо, в нем было так много грусти и нежности, и заканчивалось оно словами: «По горам лазаю один… Ваш, искренне ваш Евгений».

«Значит все эти дамы, с таким нетерпением ожидавшие моего отъезда, вздыхали впустую», – улыбнулась я.

После нескольких писем у меня промелькнула мысль: «Неужели он в меня влюблен, я же никакого повода к этому не давала, мы даже на „ты“ не перешли и я его только по имени-отчеству называла. Нет, какая-то ерунда, этого быть не может, это мне только кажется. Вернется, окунется в свою артистическую среду, а там этих красоток тьма-тьмущая, на любой вкус – все и пройдет».

Семейная жизнь

Мы с Кириллом жили раздельно. Он продолжал жить в семье, в очень стесненных жилищных условиях. Даже я в это время в общежитии была в лучшем положении, чем он. Всем дипломникам теперь уже до сдачи дипломного проекта полагалась отдельная кабинка, вместо второй кровати у меня стоял чертежный стол. Но жить у меня Кирилл не мог, так как считали, что у него, как у москвича, есть жилплощадь в Москве.

8 Марта – женский день

Весь день 8 Марта я проторчала в библиотеке. Когда вернулась домой, в моей кабинке девчата празднично накрыли чертежный стол: закуски, бутылки, цветы. Самая свободная комната была моя, и все решили отпраздновать 8 Марта здесь, у меня. Вечер прошел шумно, весело, разошлись в 2–3 часа ночи. У меня осталась ночевать моя подруга Галя, она жила так далеко, что добраться ей к себе уже не было никакого транспорта.

Об уборке не могло быть и речи. Чтобы вымыть посуду, надо было тащиться далеко в душевую, где были рукомойники, горячую воду надо было тащить снизу из кубовой, короче говоря, мы решили лечь спать, оставив все бутылки, тарелки, остатки еды на столе и под столом. Девчата обещали прийти утром помочь убрать.

Рано утром в восьмом часу Галина ушла на работу, а я, подумав минутку, решила до того, как придут мои помощницы, поспать.

Не успела я закрыть глаза, как раздался в дверь тихий, очень деликатный стук. Никто из нашей компании так деликатно не стучал. Девчата вбегали вообще без стука, а ребята грохали так, как будто внутри были все глухие.

Поэтому я, быстро накинув халат, приоткрыла дверь и буквально остолбенела. За дверью стоял… Евгений Львович.

– Евгений Львович, вы можете подождать минут 10–15, я быстро оденусь и впущу вас, – попросила я.

Легко сказать, быстро оденусь или приведу себя в порядок в таком абсолютном беспорядке.

– Да, да, пожалуйста, сколько угодно. Вы, ради бога, извините меня, не спешите, я подожду.

Господи, как же я приглашу его в эту кабинку, где стоит такой ералаш и вот-вот должны прийти девочки помочь убрать. А мне ведь тоже нужно хоть как-то, с грехом пополам, привести себя в порядок, умыться, одеться, да и гардероб мой был такой убогий, что не так просто было быстренько набросить на себя что-нибудь по такому случаю. Но мне обязательно, обязательно надо как можно скорей увести его куда-нибудь, пока девочки кончат уборку.

Когда я вышла, он спокойно прогуливался по нашему длинному коридору. Увидев меня, он быстро и радостно бросился ко мне навстречу, а я подумала – «Что случилось? Почему и зачем в такую рань он появился здесь?»

– Извините, извините, тысячу раз прошу вас извинить меня, но я должен был, – сказал он.

– Евгений Львович, успокойтесь, я очень рада вас видеть. Единственно, я не могу пригласить вас зайти ко мне в комнату, там даже присесть негде, – и, приоткрыв дверь, я показала, что там творится.

– Вот и хорошо, очень хорошо. Можете вы сейчас поехать со мной, в ресторане мы позавтракаем, а потом придумаем, что нам дальше делать, – радостно попросил он.

Погода была солнечная, на удивление теплая. Мы прогулялись, потом поехали завтракать в гостиницу «Националь». После завтрака пошли в музей, и снова гуляли по набережной. Обедали в «Метрополе». Вечером он просил меня пойти с ним в «Дом кино» на просмотр какой-то картины. И весь день он говорил о том, что приехал только вчера вечером и всю ночь не мог уснуть, не мог дождаться утра:

– Я так соскучился, я так хотел вас повидать, я все время только и думал о вас. Я даже приготовил вот письмо и думал, что если… то я вам передам письмо и скажу «от брата», но я должен, должен был вас увидеть.

Мне было лестно и странно, что такой элегантно одетый красавец, на которого, даже торопясь на работу, женщины оглядываются, таким необычным образом объясняется мне в любви.

Ведь не мог же человек так просто, ни с того ни с сего, встать утром ни свет ни заря и из центра города совершить такое длинное путешествие ко мне в восьмом часу утра, на другой конец города, в наш 2-й Донской проезд, и даже с риском, что со мной будет муж, а он якобы только заскочил, чтобы передать мне письмо от брата.

И я даже всему этому не придала никакого серьезного значения, а отнеслась к этому, как к странному эпизоду.

Проводил он меня до общежития, взяв с меня слово, что я разрешу ему снова со мной повидаться.

Когда я вернулась, кабинка моя была убрана, на столе цветы, принесенные вчера ребятами по случаю 8-го Марта. Любочка и Тамарочка сидели за столом, пили чай и ожидали меня.

– Спасибо, девочки, я так рада вас видеть.

На столе пирог и еще какие-то закуски. И я с удовольствием налила себе чай.

– Ну вот, заворожила еще одного, – задумчиво произнесла Тамарочка.

– Да ты что? Наша Нинка, да она с ребятами чуть-чуть потеплее айсберга с Северного полюса, это они все тают от нее, как лед от тропического солнца. Никогда не видела, чтобы к такой льдине и столько хлопцев липло, – ответила Любочка.

– Ты знаешь, вышла я утром, – продолжала Тамара, – и вижу, по коридору медленно прогуливается такой красавец, такой красавец! Я бегом к Верочке, ну скажи, к кому бы это ни свет ни заря такой красавец в гости пожаловал?

– Как к кому, к нашей Нинке, – сразу догадалась Верочка.

– Девочки, это очень хороший мой знакомый. Я же не могла его принять в нашей кабинке после нашего вчерашнего «банкета», мне даже посадить его некуда было.

– Вот я и говорю, заворожила, заворожила, – продолжала Тамарочка. – Ну, если бы нет, разве мог такой солидный, интересный мужчина в восьмом часу утра появиться – ну где, сама посуди, – в нашем студенческом общежитии в «Доме коммуны».

Что же мне делать? Как быть дальше? Мне никак не хотелось обидеть его.

Мы с ним переслушали почти все оперы, изучили все музеи, и наконец, я решила познакомить его с Галей. Она недавно вернулась из-за границы. Была в Голландии, Норвегии, навезла чудесные наряды, очень интересная, чемпионка по фигурному катанию, и я лелеяла надежду, что, если он ею увлечется, мне будет легче с ним расстаться.

Познакомились, несколько раз мы все вместе ходили в театр, на прогулки. Но он не обращал на нее никакого внимания, за исключением обычной вежливости и милой учтивости, и то только потому, что она была моя приятельница.

Я очень обрадовалась, когда он заявил, что должен на несколько месяцев уехать на какие-то съемки не то в Казахстан, не то в Узбекистан, где больше солнечных дней. Оттуда шли длинные письма, полные тоски и желания снова поскорее увидеть меня.

Первое мая

Утром 1-го Мая мы с Галей, празднично нарядные, вышли из общежития и вдруг нам навстречу… Евгений Львович.

– Господи, вот не ожидала. Каким это ветром тебя сюда занесло?

– А вот так, решил 1 Мая провести в Москве, – ответил он.

Из Казахстана или откуда-то еще примчаться в Москву, чтобы провести праздник!

Я же поняла, что если бы Гали не было, он сказал бы:

– Провести с тобой.

Мы весь день провели вместе. Он попросил нас зайти к нему домой отдохнуть, так как вечером в Доме кино был какой-то вечер, куда ему хотелось пригласить нас. Мы согласились. В квартиру зашли прямо с улицы. Большая приемная, справа квартира отца, слева Евгения Львовича, а прямо – старшего брата, архитектора. Видно было, что они занимают весь этаж этого очень уютного особняка.

У Евгения Львовича была большая гостиная, кабинет, спальня.

– А столовая у нас общая, – сообщил он нам.

Зашел отец, высокий, стройный, такой же красавец, лет 60-ти.

– Рад, очень рад с вами познакомиться.

Минут через 15 извинился:

– Надеюсь почаще видеть вас у нас, – как бы вскользь произнес, пожимая мою руку.

– Папа, попроси Пелагию Николаевну сообразить нам чаек, – попросил Евгений Львович.

Минут через 15 вошла очень милая пожилая женщина, внесла поднос с чайником, накрытым вышитой салфеткой, блестящая серебряная сахарница с кубиками сахара, лимон, печенье. Видно, она была очень хорошей хозяйкой.

Евгений Львович представил нам ее:

– Это наш «главнокомандующий» Пелагия Николаевна.

– Наливаты? – с крепким украинским акцентом спросила она.

– Нет, нет спасибо мы сами, – ответил он.

– Выбачайте, – извинилась она и вышла.

После наших 2-метровых кабинок эти просторные комнаты показались нам, как хоромы. В кабинете висела масса фотографий с подписями и без подписей, среди них одна большая рама с фотографией очень милой дамы с девочкой лет десяти.

Глядя на эту фотографию, я вспомнила, что когда мы познакомились, он, по-видимому, еще не совсем освободившись от воспоминаний своего романа, рассказывал мне некоторые подробности о ней, из чего я поняла, что она была очень в него влюблена. Иначе зачем бы она ездила за ним, будучи иностранкой, по каракумской пустыне, жила в палатке, среди гремучих змей и скорпионов, которых, как он рассказывал мне, надо было утром вытряхивать из башмаков. Она была женой известного американского журналиста в Советском Союзе, очень симпатизировавшего нам.

Мысль о том, что я когда-нибудь, где-нибудь эту даму увижу, мне даже в голову не приходила.

Пока мы пили чай, зашел брат Евгения Львовича, тоже интересный, но мало похожий на младшего брата. Он пригласил всех нас пойти с ним на какую-то первомайскую вечеринку. Я отказалась. Евгений Львович тоже отказался. Галя согласилась, и они быстро ушли.

Я в это время была на шестом месяце беременности, не знаю почему, но никто как будто этого не замечал. Одна Галя, стараясь прикрыть мой живот, брала мою сумку со стула и клала мне под руки, но сразу подходил Евгений Львович, убирал сумку, как будто для того, чтобы она мне не мешала. Так продолжалось несколько раз, пока Галя не ушла.

Когда все ушли, он подошел ко мне, опустился на пол, положил, как ребенок, свою голову ко мне на колени и грустно сказал:

– Нинок, родная, милая, ведь я приехал ради тебя, не уходи, останься со мной навсегда, навсегда, на всю жизнь. Ты увидишь, я буду лучшим из лучших мужей. Я еще никогда в жизни никому этого не говорил и женатым никогда не был, пока не встретил тебя, я хочу, очень хочу, чтобы ты была со мной днем и ночью, всегда и навсегда. Когда ты уехала из Симеиза, я хотел бежать за тобой, но заставил себя остаться. Думал и надеялся, что все пройдет. Но не прошло, не мог дождаться, когда приеду и снова увижу тебя. Я ведь не мальчик, чтобы так просто сгоряча влюбиться. Я не влюблен, я люблю тебя сильно и навсегда. Мучительно и долго я боролся сам с собой, ничего не вышло, и вот я здесь, с тобой, и чувствую себя самым счастливым человеком.

– Женя, милый, я не могу, не могу. Если бы это случилось год тому назад, не ты, а я бы, наверное, умоляла тебя: люби и не покидай меня, но сейчас поздно. Дай мне руку, ты слышишь? – я ношу в себе ребенка, и я очень люблю отца моего ребенка. Мы поздно встретились с тобой, мне очень, очень больно и тяжело, но нам придется расстаться и больше не встречаться, чтобы не было так больно и мне и тебе.

– Но это же твой ребенок, он будет наш, у нас еще будут дети. Умоляю тебя, останься со мной, я сделаю все, чтобы ты никогда об этом не пожалела – ребенок будет наш. Я уехал на съемки, снова думал все пройдет, но видишь, не выдержал, сбежал со съемок, чтобы увидеть тебя и увезти с собой. Я там места себе не находил, все мои мысли были о тебе. Ты понимаешь, я даже такое банальное слово, как «люблю», не могу тебе сказать, я просто, мне кажется, жить без тебя не смогу. У меня к тебе чувство больше, чем любовь, этому чувству еще название не придумано. Я только хочу, чтобы ты – и только ты – была всю жизнь со мной.

– Женя, милый, ну посуди сам, куда я поеду с тобой? Через две недели моя защита дипломного проекта, а через два с половиной месяца я должна уехать к родным, где собираюсь родить. Что будет потом, я даже загадывать не собираюсь. Ведь я свою специальность тоже люблю, и хотела бы работать по специальности.