Текст книги "Измена. Ты разбил мне сердце (СИ)"

Автор книги: Нина Авсинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Глава 19

Глава 19

Сижу в больничном коридоре на жёсткой металлической скамейке и смотрю на закрытую дверь палаты, за которой лежит мама. Врачи говорят, что нужно подождать, что сейчас её осматривают.

Стены вокруг белые, стерильные, пахнет хлоркой и лекарствами. Из динамика доносятся приглушённые объявления, где-то скрипят каталки.

Телефон вибрирует в руке.

Вика.

Смотрю на экран и чувствую, как внутри всё сжимается. Как она вообще смеет мне звонить? После всего, что произошло?

Но я беру трубку.

Надо окончательно расставить все точки над «и». Раз и навсегда.

– Да? – говорю я холодно.

– Лена! – голос Вики срывается на рыдания. – Как ты могла?! Мы же сёстры! Как ты могла такое сказать маме?!

Слёзы, истерика, обвинения.

Старая песня.

Раньше я бы почувствовала вину, стала бы оправдываться, успокаивать.

Но не сейчас. Сейчас я вижу насквозь эти манипуляции.

– Твои слёзы меня больше не проймут, Вика, – отвечаю я ровным тоном. – Раньше я была глупой и велась на них. Но теперь пусть это отложится у тебя в голове раз и навсегда: сестры у тебя больше нет.

– Как ты можешь так говорить?! – кричит она в трубку. – Я твоя родная сестра!

– Родная сестра, которая оказалась хуже врага, – отрезаю я.

– Ты и Кириллу сказала? – голос становится тише, испуганнее. – Про Макара?

– Конечно сказала, – киваю я, хотя она меня не видит. – Молись, чтобы он в суд на тебя не подал за мошенничество.

– Вы ничего не докажете! – в голосе появляется злость. – Тем более он часто отдавал деньги наличкой!

Вздыхаю тяжело.

Вика не меняется.

Даже сейчас, когда всё раскрылось, она думает только о том, как избежать последствий. Ни капли раскаяния, ни слова извинений.

– Как тебе не жалко Макара?! – переходит она в наступление. – Он всё-таки твой племянник, он любит тебя! Ты безжалостная! Я больше не позволю тебе видеть его! Это же ребёнок!

И вот она – главная манипуляция.

Макар.

Конечно, она использует его как щит.

– Безжалостная это ты, Вика, – говорю я, и голос дрожит от сдерживаемых эмоций. – Ты сделала ребёнка пешкой в своих играх! И нас тоже! А теперь запомни: со мной это больше не пройдёт! Я не хочу тебя знать, мне очень больно, что моя сестра оказалась подлой предательницей! И через маму тоже не пытайся со мной заговорить!

Делаю паузу, набираю воздуха.

– И если вдруг тебя это волнует – мама в больнице после того разговора! Её увезли с высоким давлением!

– Это ты виновата! – кричит Вика истерично. – Могла бы ничего не говорить! Это ты во всём виновата, если с ней что-нибудь случится!

Кидаю трубку.

Руки трясутся, глаза застилают слёзы. Всё, что я сдерживала последние часы, всё, что держала в себе – рвётся наружу. Комок в горле растёт, дыхание сбивается.

Вижу, как по коридору ко мне решительным шагом направляется Кирилл.

Я вижу его сквозь пелену слёз – высокий, в тёмной куртке, волосы растрёпаны. Идёт быстро, почти бежит.

И всё, что я держала в себе, прорывается.

Рыдания захлёстывают меня волной. Я закрываю лицо руками, плечи трясутся, из горла вырываются всхлипы. Не могу остановиться, не могу сдержаться.

Кирилл подходит, обнимает меня крепко, прижимает к себе. Я утыкаюсь лицом ему в плечо и рыдаю, цепляясь за его куртку. Он гладит меня по спине, по волосам, шепчет что-то успокаивающее.

– Ну-ну, тихо, родная, – его голос низкий, тёплый. – Всё будет хорошо. Я здесь. Всё хорошо.

Родная.

Он называет меня родной, и от этого слова внутри что-то тает, ломается окончательно.

Стою в его объятиях и плачу – за эти три года разлуки, за боль, за предательство Вики, за маму, лежащую в палате. За всё сразу.

Постепенно рыдания стихают, дыхание выравнивается.

Я отстраняюсь, вытираю лицо рукавом. Кирилл смотрит на меня с беспокойством.

– Расскажи, что случилось? – спрашивает он.

Мы садимся на скамейку. Я рассказываю – про звонок мамы, про то, как приехала и увидела Вику, про скандал, про то, как мама защищала сестру. Про звонок Вики только что.

– Она пыталась через маму со мной помириться, – говорю я устало. – И мама была на её стороне. Сказала, что мне надо простить сестру, что Вике было страшно одной с беременностью.

Кирилл хмурится.

– Вика всегда была у вас избалованной девчонкой, – говорит он задумчиво. – Младшая, любимица. Но твоя мама не права. И в том, что она сейчас в больнице, нет твоей вины, Лена. Ты не виновата.

Слова простые, но они согревают. Я так боялась, что он тоже скажет, что надо было промолчать, не устраивать скандал.

– Вика обвинила меня в том, что с мамой что-то случилось, – всхлипываю я. – Сказала, что это я виновата.

– Это манипуляция, – Кирилл берёт меня за руку, сжимает крепко. – Не верь ей. Твоя мама выздоровеет, и всё будет хорошо. Но мне кажется, если она и дальше будет придерживаться такого мнения, защищать Вику, то тебе лучше видеться с ней по минимуму. Ради твоего же здоровья.

Я смотрю на него удивлённо.

По минимуму видеться с мамой? Это звучит жестоко.

Но, с другой стороны... он прав. Каждая встреча будет превращаться в попытки мамы помирить нас с Викой. В упрёки, в давление, в стресс.

Дверь палаты открывается, выходит врач – пожилой мужчина в белом халате. Мы оба вскакиваем.

– С вашей мамой всё в порядке, – врач улыбается устало. – Гипертонический криз, но мы купировали. Давление нормализовалось, сердечный ритм восстановился. Но я рекомендую полежать в больнице пару недель под наблюдением. В её возрасте лучше перестраховаться.

Облегчение накрывает тёплой волной.

Всё хорошо. Мама в порядке.

– Спасибо, – выдыхаю я. – Большое спасибо.

Врач кивает и уходит. Я поворачиваюсь к Кириллу, и он обнимает меня снова.

– Вот видишь, – шепчет он. – Всё хорошо. Я же говорил.

Мы выходим из больницы на улицу.

Ночь, прохладно, где-то вдалеке шумит проспект. Идём пешком по направлению к моему дому – он недалеко, минут двадцать ходьбы.

– Мне очень обидно, – говорю я, глядя перед собой на освещённую фонарями улицу. – Что мама так несправедлива ко мне. Она прощает Вике всё, даже эта вопиющая история не заставила её принять мою сторону.

– Давай будем помогать ей материально, – предлагает Кирилл. – Наймём соцработника, чтобы навещала её, помогала по дому. А ты будешь с ней реже видеться. Иначе будут постоянные расстройства и скандалы. Она, наверное, всегда так будет относиться к Вике – как к младшему ребёнку, прощать ей всё. Поэтому Вика такой и выросла.

Замечаю, как он говорит: «давай», «будем», «наймём». Как будто уже всё решил, не спрашивая меня, – что мы будем вместе, одной семьёй, помогать моей маме.

Незаметно для себя улыбаюсь.

Какой деловой. Сразу всё организовал, распланировал.

– А Макар? – спрашиваю я. – Как с ним быть? Он привык ко мне, я его тётя.

– Можно видеться с ним как обычно, – пожимает плечами Кирилл. – Вика наверняка будет и дальше сплавлять его маме. Будем иногда забирать его, проводить время вместе. Больше всего в этой ситуации жалко, конечно, ребёнка. Он ни в чём не виноват.

Вместе.

Снова это слово.

И мне нравится, как оно звучит.

Телефон Кирилла звонит. Он достаёт его из кармана, смотрит на экран.

– Андрей, – говорит он мне и берёт трубку. – Слушаю.

Я вижу, как меняется выражение его лица – удивление, потом что-то похожее на мрачное удовлетворение.

– Понятно, – говорит он в трубку. – Ну что ж, делайте тест. Держи меня в курсе.

Кладёт трубку, смотрит на меня.

– Представляешь, Вика сейчас позвонила Андрею и сказала, что у неё растёт его ребёнок, – рассказывает он. – Договорились на днях ДНК сделать. Он говорит, она так уверенно согласилась, что, скорее всего, это правда.

Усмехаюсь горько.

– Я ей только что сказала, что ты в курсе, что ребёнок не твой, – объясняю. – Она сразу начала звонить Андрею. Боже, какой ужасный, страшный человек моя родная сестра.

Мы так незаметно подходим к моему дому. Останавливаемся у подъезда. Кирилл смотрит на меня.

– Я провожу тебя до квартиры, – говорит он.

Мнусь секунду.

Пустить его в квартиру – это уже другой уровень близости. Но после всего, что сегодня произошло, после его поддержки...

– Хорошо, – соглашаюсь я.

Поднимаемся на лифте молча. Стоим рядом, и я чувствую его тепло, запах его одеколона. Такой знакомый, родной запах.

У дверей квартиры останавливаемся, смотрим друг на друга.

Между нами повисает напряжённая пауза.

– Спасибо, что приехал и поддержал, – говорю я тихо. – Мне было очень плохо. Ну вроде разобралась и с мамой, и с Викой.

Достаю ключи из сумки, вставляю в замок. Поворачиваю, слышу щелчок.

– Осталось разобраться с нами, – говорит Кирилл и делает шаг ко мне.

Я смотрю на него испуганно.

Хочу быть с ним, всем сердцем хочу. Но сейчас мне так волнительно и страшно, как будто в первый раз.

Он притягивает меня к себе, смотрит прямо в глаза.

Сердце бешено колотится в груди.

– Я люблю тебя, – говорит он низким голосом. – Всегда любил и всегда хочу быть с тобой. Только с тобой.

И целует меня.

Его губы мягкие, настойчивые. Я отвечаю на поцелуй, обвиваю руками его шею. Всё правильно. Всё так, как должно быть.

Одной рукой он открывает дверь в квартиру. Мы вваливаемся внутрь, не отрываясь друг от друга. Дверь закрывается за нами с глухим щелчком.

Целуемся жадно, отчаянно, будто три года разлуки нужно компенсировать за одну ночь. Его руки скользят по моему телу. Моя куртка падает на пол, за ней его.

Двигаемся к спальне, спотыкаясь, натыкаясь на мебель.

Смеёмся сквозь поцелуи.

Падаем на кровать.

И я счастлива.

Впервые за столько лет – по-настоящему счастлива.

Глава 20

Глава 20

**Кирилл**

Просыпаюсь от того, что первые лучи солнца пробиваются сквозь неплотно задвинутые шторы. Лена спит, свернувшись калачиком, её голова лежит у меня на плече. Волосы рассыпались по подушке, дыхание ровное, спокойное. Я смотрю на неё и до сих пор не могу поверить, что это реальность, а не сон.

Два месяца.

Всего два месяца с той ночи в больнице, когда всё наконец встало на свои места. Но кажется, что прошла целая жизнь – настолько мы изменились, настолько по-другому всё стало.

Осторожно целую её в висок, стараясь не разбудить. Она морщит носик во сне, прижимается ближе.

Моя жена.

Снова моя.

И на этот раз я не позволю никому и ничему разрушить то, что у нас есть.

Лена открывает глаза, моргает сонно, потом улыбается – та самая улыбка, ради которой я готов на всё.

– Доброе утро, – шепчет она, тянется ко мне для поцелуя.

Целую её мягко, нежно. Эти утренние минуты – самые драгоценные. Когда весь мир ещё спит, когда есть только мы двое, когда можно просто лежать в обнимку и никуда не спешить.

– Как спалось? – спрашиваю я, поглаживая её по спине.

– Прекрасно, – она зарывается лицом мне в шею. – Рядом с тобой всегда прекрасно.

Лежим так ещё минут десять, потом Лена вздыхает:

– Надо вставать. У меня сегодня планёрка в восемь.

– Ещё пять минут, – прошу я, прижимая её крепче.

Она смеётся, но не сопротивляется. Пять минут превращаются в десять, потом в пятнадцать. Наконец она всё-таки выскальзывает из моих объятий и идёт в душ. Я остаюсь в постели, слушаю звук льющейся воды и думаю о том, как сильно изменилась наша жизнь.

За завтраком обсуждаем планы на день.

Лена рассказывает про новый проект у себя в клинике, я – про встречу с потенциальным инвестором. Обыденные разговоры, но в них столько близости, столько тепла.

– Кстати, – говорит Лена, намазывая масло на тост, – я записалась на консультацию в клинику репродуктологии. На следующую среду. Ты сможешь поехать со мной?

Моё сердце пропускает удар.

Мы обсуждали это уже несколько недель – ЭКО, возможность наконец стать родителями. Время идёт, и мы оба хотим ребёнка. Нашего общего ребёнка.

– Конечно поеду, – киваю я, беру её руку. – Обязательно.

Она улыбается, и в её глазах я вижу ту же надежду, что чувствую сам. Мы будем родителями. Наконец-то.

После завтрака провожаю Лену до машины, целую на прощание.

В офисе погружаюсь в работу. Встреча с инвестором проходит успешно – мы обсуждаем новый жилой комплекс, я показываю чертежи, визуализации. Инвестор доволен, обещает дать ответ в течение недели.

В обед заходит Андрей. Выглядит уставшим, но довольным.

– Как дела? – спрашиваю я, наливая нам обоим кофе.

– Нормально, – он садится напротив, потягивает из чашки. – В субботу опять забираю Макара. Маша говорит, пора уже без вас с Леной обходиться, мол, привык уже.

Усмехаюсь.

За эти два месяца многое изменилось. Тест ДНК подтвердил, что Макар сын Андрея. Он начал платить алименты, официально оформил всё через суд. Вика, конечно, попыталась давить, требовать больше денег, манипулировать. Но Маша оказалась крепким орешком.

Помню, как Андрей рассказывал про их разговор. Маша поехала к Вике сама, дождалась, пока та отведёт Макара в садик. Устроила ей разборки – такие, что Вика больше не рыпалась. Не знаю, что именно Маша ей сказала, но с тех пор Вика молчит, берёт алименты и не пытается выбить больше.

– Как Маша относится к Макару? – интересуюсь я.

– Хорошо, – Андрей улыбается. – Говорит, мальчик смышлёный, добрый. Жалко ей его, что у такой мамаши родился. В субботу пойдём в парк аттракционов, если хотите – присоединяйтесь.

– Спрошу у Лены, – киваю я.

Андрей кивает, допивает кофе.

– Как у вас дела? – спрашивает он. – Вижу, счастлив.

– Счастлив, – подтверждаю я, и на лице непроизвольно появляется улыбка. – Очень счастлив. Мы даже на консультацию по ЭКО записались. Хотим ребёнка.

– Рад за тебя, друг, – Андрей хлопает меня по плечу. – Ты заслужил это счастье. После всего, что пришлось пережить.

После его ухода думаю о маме Лены.

Вот это до сих пор больная тема. Её давно выписали из больницы, но она до сих пор отказывается разговаривать с Леной. Говорит, что та слишком жестока с Викой, что сёстры должны быть всегда вместе, что семья превыше всего.

Лена страдает от этого.

Я вижу, как ей больно, как она переживает. Но она считает, что права, и я с ней согласен. Вика не заслуживает прощения. Не после того, что сделала.

Чтобы как-то помочь ситуации, мы нашли выход. Лена узнала, что одна из сотрудниц её больницы увольняется – женщина средних лет, приятная, ответственная. Я нанял её в качестве помощницы для мамы Лены. Она приходит три раза в неделю, приносит продукты и лекарства, помогает по дому. Говорят, они даже подружились.

Лена сама с мамой пока не видится. Ей больно, тяжело, но она считает, что должна стоять на своём. И я её поддерживаю.

Вечером еду домой в хорошем настроении. День удался, работа спорится, инвестор заинтересован. Жизнь налаживается.

Паркуюсь у дома, поднимаюсь на лифте. Открываю дверь ключом и сразу понимаю – что-то не так. Лена стоит посреди гостиной, и на её лице такое выражение, что у меня внутри всё переворачивается.

– Что случилось? – быстро подхожу к ней, беру за руки.

А она улыбается.

Широко, счастливо, со слезами на глазах.

– Кирилл, – шепчет она. – Я беременна!

Время останавливается.

Беременна.

Лена беременна.

У нас будет ребёнок!

Не думая, подхватываю её на руки, кружу по комнате. Она смеётся, обнимает меня за шею, целует в щёки, в губы.

– Как? – выдыхаю я, осторожно ставя её на пол. – Когда? Ты уверена?

– Сделала три теста, – она достаёт из кармана халата три полоски, все с двумя чёрточками. – Все положительные. И у меня задержка уже неделю. Просто боялась поверить, ждала ещё немного.

Смотрю на эти тесты, потом на Лену, и не могу сдержать слёз. Счастье переполняет меня, распирает грудь.

– У нас будет ребёнок, – повторяю я, обнимая её так крепко, как только могу, не боясь причинить боль. – Господи, Лена, у нас будет ребёнок!

Мы стоим посреди гостиной в обнимку и плачем от счастья. Всё, через что мы прошли, все боль и страдания – всё это того стоило. Ради этого момента.

Следующие две недели проходят как в тумане. Лена встаёт на учёт в женскую консультацию, мы вместе ходим на первое УЗИ. Врач показывает крошечную точку на экране – наш ребёнок, совсем ещё малыш, но уже живой, уже настоящий.

Я держу Лену за руку и не могу оторвать взгляда от монитора.

Это чудо.

Самое настоящее чудо.

Я берегу её, конечно. Не позволяю ей таскать тяжести, настаиваю, чтобы она больше отдыхала. Лена смеётся, говорит, что я перегибаю, но я вижу – ей приятна моя забота.

И вот, очередной вечер.

Я должен забрать Лену с работы. Еду к детской поликлинике, паркуюсь у входа. Пишу ей сообщение: «Я у входа».

Жду пять минут. Десять. Пятнадцать.

Странно.

Обычно Лена выходит сразу.

Звоню ей.

Нет ответа.

Тревога начинает закрадываться в душу. Что-то не так.

Выхожу из машины, иду к входу в клинику. На крыльце стоит женщина в белом халате – знакомое лицо, кажется, Лена её упоминала. Наталья, педиатр.

Она видит меня, машет рукой.

– Вы Кирилл? – спрашивает она быстро. – Муж Лены?

– Да, – сердце начинает колотиться. – Что случилось? Где она?

– Её увезли на скорой, – Наталья говорит, и в её голосе тревога. – Минут десять назад. Кровотечение началось. Вам нужно ехать в гинекологическое отделение, вот адрес.

Она протягивает мне листок с адресом, но я едва вижу буквы. Кровотечение. У Лены кровотечение.

Ребёнок.

Наш ребёнок!

– Что произошло? – выдавливаю я из себя. – Она упала? Ударилась?

– Нет, – качает головой Наталья. – Она вышла из клиники, я стояла здесь на крыльце. Видела, как к ней подошла какая-то девушка. Они ссорились, она громко кричала, потом ушла, а Лена вдруг согнулась от боли. Я сразу вызвала скорую, они быстро приехали.

Женщина.

Какая женщина?

Но я уже догадываюсь.

Вика.

Эта дрянь!

Глава 21

Глава 21

Бегу к машине, завожу двигатель дрожащими руками. Еду по адресу, который дала Наталья, нарушаю все правила – проезжаю на красный, превышаю скорость. Мне всё равно. Главное – добраться до Лены.

Паркуюсь у больницы, влетаю в приёмное отделение.

– Макарова Елена! – выкрикиваю я дежурной медсестре. – Её только что привезли на скорой!

Медсестра смотрит в компьютер, кивает.

– Второй этаж, гинекологическое отделение. Палата интенсивной терапии.

Лечу по лестнице. Второй этаж, коридор, таблички на дверях. Палата интенсивной терапии – вот она.

Вбегаю, и медсестра останавливает меня:

– Вы кто?

– Муж! – почти кричу я. – Где моя жена? Как она? Ребёнок?!

– Успокойтесь, – медсестра берёт меня за руку, ведёт к скамейке в коридоре. – Сядьте. Сейчас врач выйдет, всё объяснит.

Сажусь, хватаюсь за голову. Не могу думать ни о чём, кроме Лены и ребёнка.

Что, если мы потеряли малыша? Что, если с Леной что-то серьёзное?

Дверь открывается, выходит врач – женщина лет сорока, в зелёном халате, усталое лицо.

– Вы муж Макаровой Елены? – спрашивает она.

– Да! – вскакиваю я. – Как она? Ребёнок?!

– Кровотечение остановили, – говорит врач, и я чувствую, как внутри всё сжимается от облегчения. – Ребёнок в порядке. Сердцебиение в норме. Но вашей жене нужен строгий постельный режим. Минимум две недели. Угроза выкидыша сохраняется.

– Можно к ней? – прошу я.

– Сейчас нельзя, – качает головой врач. – Она отдыхает после процедур. Приходите завтра утром, часов в десять.

Киваю, благодарю её. Врач уходит, а я остаюсь стоять в коридоре, не в силах пошевелиться.

Ребёнок жив.

Лена в порядке.

Но это была Вика.

Я знаю, что это была она. Что она сказала Лене? Что сделала?

Ярость начинает закипать внутри. Медленно, но неотвратимо.

Еду к Вике. Паркуюсь у подъезда, поднимаюсь на лифте.

Звоню в дверь. Долго. Настойчиво.

Наконец дверь открывается. Вика стоит на пороге в домашнем халате, волосы растрёпаны. Видит меня и бледнеет.

– Кирилл... – начинает она.

Не даю ей договорить. Врываюсь в квартиру, хватаю её за плечи, прижимаю к стене.

– Что ты ей сказала?! – рычу я ей в лицо. – Что ты сказала Лене?!

– Я... я просто... – она заикается, глаза широко раскрыты от страха.

– Она в больнице! – кричу я. – С угрозой выкидыша! Из-за тебя! Ты довольна?!

– Я не хотела... – Вика пытается вырваться, но я держу крепко.

– Слушай меня внимательно, – говорю я, и мой голос становится холодным, как лёд. – Если ты ещё раз, хоть раз, подойдёшь к моей жене, я тебя упеку за решётку. Неважно за что и какими способами. Я найду, за что посадить. Мошенничество, клевета, угрозы. Что угодно. У меня есть деньги, связи. Понятно?!

Она кивает, по щекам текут слёзы.

– Понятно, – шепчет она.

Отпускаю её, отступаю на шаг. Вика сползает по стене, садится на пол, закрывает лицо руками.

Разворачиваюсь и ухожу.

Хлопаю дверью так громко, что эхо разносится по подъезду.

В машине сажусь, сжимаю руль так крепко, что костяшки пальцев белеют. Дышу глубоко, пытаюсь успокоиться. Руки дрожат, адреналин бьёт в виски.

Вика перешла черту. Последнюю черту. И если она ещё раз приблизится к Лене, я сдержу обещание. Найду способ упечь её за решётку.

Утром приезжаю в больницу ровно в десять. Иду в палату, где лежит Лена. Она лежит на кровати, бледная, с синяками под глазами. Но улыбается, когда видит меня.

– Привет, – говорит она тихо.

Сажусь рядом, беру её руку.

– Как ты? – спрашиваю, и голос дрожит.

– Лучше, – кивает она. – Врач сказала, всё в норме. Ребёнок в порядке. Просто нужно полежать ещё несколько дней, потом выпишут.

– Что произошло вчера? – спрашиваю я осторожно. – Наталья сказала, к тебе подошла какая-то женщина. Это была Вика?

Лицо Лены меняется. Улыбка исчезает, глаза темнеют.

– Да, – говорит она тихо. – Это была Вика. Она... она сказала ужасные вещи. Что я испортила ей жизнь. Что всегда у меня было всё лучшее. Что она ненавидит меня.

Я сжимаю её руку крепче.

– А потом сказала, что знает, что я беременна, – продолжает Лена, и слёзы начинают катиться по её щекам. – И сказала, что... что Бог накажет меня. Что этот ребёнок не родится. И ушла. А у меня сразу заболел живот.

Ярость снова поднимается волной, но я держу себя в руках. Лене сейчас не нужны мои эмоции. Ей нужна поддержка.

– Я вчера ездил к ней, – говорю я. – Пообещал, что если она ещё раз к тебе подойдёт, я её в тюрьму упеку. Она больше не приблизится. Обещаю тебе.

Лена смотрит на меня, и в её глазах благодарность.

– Спасибо, – шепчет она. – Мне так страшно было. Думала, мы потеряли ребёнка.

– Не потеряли, – качаю головой, целую её в лоб. – Наш малыш боец. Он держится. И ты держись, родная. Всё будет хорошо.

Через несколько дней Лену выписывают.

Врач даёт рекомендации – постельный режим минимум две недели, никаких стрессов, никаких нагрузок. Я обещаю, что буду следить за выполнением всех предписаний.

Везу Лену домой. Дома укладываю в постель, укрываю одеялом. Приношу чай, печенье. Сажусь рядом.

– Я возьму отпуск на пару недель, – говорю я. – Буду с тобой. Андрей справится в офисе.

– Не надо, – качает головой Лена. – Я справлюсь. Просто буду лежать и отдыхать.

– Я останусь, – повторяю я твёрдо. – Не обсуждается.

Она улыбается, и это первая настоящая улыбка за последние дни.

– Хорошо, – соглашается она. – Побудь со мной.

И я остаюсь. Две недели мы проводим вместе – я работаю удалённо, Лена лежит в постели, читает, смотрит фильмы.

Мы разговариваем часами, строим планы на будущее, придумываем имена для ребёнка.

Постепенно всё налаживается. Кровотечений больше нет, врач говорит, что угроза миновала. Ребёнок развивается нормально, сердцебиение ровное.

Мы выдохнули. Наконец-то.

Через месяц Лена возвращается на работу. Я провожаю и забираю её каждый день, не позволяю перенапрягаться. Она смеётся, говорит, что я слишком опекаю её, но я вижу – ей приятно.

Вика больше не появляется.

Молчит.

Наверное, поняла, что я не шучу.

Жизнь идёт своим чередом. Работа, дом, врачи, УЗИ.

Мы счастливы.

По-настоящему счастливы.