Текст книги "Измена. Ты разбил мне сердце (СИ)"

Автор книги: Нина Авсинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Глава 4

Глава 4

Первого числа я просыпаюсь с тяжестью в груди. Лена еще спит рядом, дышит ровно, спокойно, и я некоторое время просто смотрю на нее. Волосы рассыпаны по подушке, ресницы бросают тени на щеки, губы слегка приоткрыты. Она выглядит таким ребенком во сне, таким беззащитным и доверчивым.

Доверчивым.

Это слово застревает в горле, как кость.

Я тихо встаю, беру телефон и иду в ванную. Закрываю дверь, сажусь на край ванны. Открываю банковское приложение, нахожу реквизиты, которые Вика прислала. Сто тысяч рублей. Моя рука дрожит, когда я ввожу сумму. Нажимаю «Отправить».

Деньги уходят. Сто тысяч. Просто так. В один клик.

Я сижу на холодном кафеле и смотрю на экран, где высвечивается «Операция выполнена успешно». Успешно. Какая ирония.

Телефон вибрирует почти сразу. Сообщение от Вики: «Получила».

Всего одно слово. Никаких эмоций, никакой благодарности. Просто факт. Она получила деньги, и теперь я должен ждать следующего первого числа, чтобы повторить это снова.

Я возвращаюсь в спальню. Лена уже проснулась, тянется, зевает.

– Доброе утро, – она улыбается мне сонной улыбкой. – Ты куда исчезал?

– В туалет, – отвечаю я, стараясь, чтобы голос звучал естественно. – Ты рано сегодня.

– Дежурство. Нужно быть в клинике к восьми, – она садится, откидывает одеяло. – Ты составишь мне компанию за завтраком?

– Конечно, – говорю я и иду на кухню.

Варю кофе, делаю тосты, нарезаю фрукты. Механические движения, которые не требуют мыслей. Но мысли все равно лезут в голову. Сто тысяч. Каждый месяц. Деньги, которые я должен как-то объяснить, если Лена вдруг спросит.

Она не должна спросить. У нас раздельные карты, каждый управляет своими финансами. Но что, если она случайно увидит выписку? Что, если захочет обсудить общий бюджет?

– Кирилл, ты в порядке? – голос Лены вырывает меня из мыслей.

Я поворачиваюсь к ней. Она стоит в дверях кухни, одетая в легкий халат, и смотрит на меня с легким беспокойством.

– Да, конечно, – я улыбаюсь. – Просто задумался о работе.

– Проект на Приморском? – она подходит, целует меня в щёку, берет чашку с кофе.

– Ага, – киваю я, цепляясь за эту отговорку. – Там сложности с подрядчиками. Приходится вкладывать больше, чем планировали.

Это не совсем ложь. На проекте действительно есть сложности. Но они не стоят ста тысяч в месяц.

– Ты справишься, – Лена сжимает мою руку. – Ты всегда справляешься.

Я смотрю на ее доверчивые глаза и чувствую, как внутри что-то скручивается узлом.

Она верит в меня.

Полностью, безоговорочно.

А я... я плачу деньги ее сестре, чтобы она молчала о нашем ребенке.

Мы завтракаем, болтаем о всякой ерунде. Лена рассказывает о новом случае в клинике – пятилетний мальчик с аллергией на все подряд. Я киваю, вставляю комментарии в нужных местах, но мысли где-то далеко.

Сто тысяч. Каждый месяц. Девять месяцев беременности, потом роды, потом... что? Она сказала «на первое время». Что такое «первое время»? Год? Два? Пять?

Я понимаю, что попал в капкан, из которого нет выхода.

Проходит неделя. Я работаю как проклятый, беру дополнительные проекты, задерживаюсь в офисе допоздна. Не из-за денег – их хватает. Просто не хочу быть дома наедине со своими мыслями и Лениным доверием.

Андрей замечает изменения.

– Ты спятил? – он заходит в мой кабинет в девять вечера и видит меня за компьютером. – Кирилл, уже девятый час. Иди домой.

– Доделаю смету, – не поднимая головы, отвечаю я. – Завтра утром нужно отправить.

– Завтра утром ты отправишь. Сейчас иди к жене, – Андрей подходит, закрывает мой ноутбук. – Что с тобой? Ты последнюю неделю как одержимый.

Я откидываюсь на спинку кресла, устало потираю лицо.

– Просто много работы.

– Много работы было всегда. Но ты раньше не оставался здесь до ночи каждый день, – Андрей садится на край стола, скрещивает руки на груди. – Проблемы дома?

– Нет, – отвечаю я быстро. Слишком быстро. – Все нормально.

Андрей смотрит на меня долго, изучающе, потом вздыхает.

– Ладно. Не мое дело. Но если что – ты знаешь, где меня найти.

Он уходит, и я остаюсь один в пустом офисе. Смотрю на закрытый ноутбук и понимаю, что Андрей прав.

Я убегаю.

От дома, от Лены, от реальности того, что я сделал.

Телефон вибрирует.

Сообщение от Вики: «Привет. Мне нужны деньги на УЗИ. 15 000. Можешь перевести?»

Я смотрю на экран, чувствуя, как внутри закипает злость. Мы же договорились – сто тысяч в месяц. Первого числа. А сейчас только восьмое.

Набираю ответ: «Мы договаривались о ста тысячах раз в месяц».

Ответ приходит почти мгновенно: «Я знаю. Но УЗИ нужно сделать срочно. Врач настаивает. Или ты хочешь, чтобы с ребенком что-то случилось?».

Ребенок. Она давит на это слово, как на кнопку. Мой ребенок. Как я могу отказать?

«Хорошо. Переведу завтра».

«Спасибо! Ты лучший!».

Я швыряю телефон на стол и хватаюсь руками за голову. Так, значит? Сто тысяч – это только начало? Теперь она будет выдаивать из меня деньги каждый раз, когда ей что-то понадобится?

Но что я могу сделать? Отказать? И что тогда? Она расскажет Лене. Все рухнет.

Я встаю, собираю вещи, выхожу из офиса. На улице темно и холодно, идет снег. Я иду к машине, сажусь, завожу двигатель.

Еду домой медленно, растягивая время. Не хочу приезжать, не хочу видеть Лену, не хочу притворяться, что все хорошо.

Дома горит свет. Лена еще не спит. Я поднимаюсь по лестнице, открываю дверь. Она сидит на диване с книгой, но когда я вхожу, откладывает ее в сторону.

– Ты так поздно, – говорит она, и в ее голосе не упрек, просто констатация факта. – Ужинал?

– Да, заказывал в офисе, – вру я. Я вообще ничего не ел с обеда, но не хочу садиться с ней за стол, болтать, притворяться.

– Кирилл, – она встает, подходит ко мне. – Что происходит?

– Ничего, – отвечаю я, снимая куртку. – Просто много работы.

– Ты это повторяешь уже неделю, – она обнимает меня сзади, прижимается щекой к спине. – Но я вижу, что это не только работа. Ты какой-то... отстраненный. Будто тебя нет рядом, даже когда ты дома.

Я застываю. Она чувствует. Конечно, она чувствует.

– Извини, – говорю я тихо. – Просто устал. Проект сложный, приходится вкладывать больше сил и денег, чем планировали. Подрядчики косячат, сроки срываются.

Она отпускает меня, обходит, смотрит в лицо.

– Если это из-за денег – мы можем урезать расходы.

– Нет! – я перебиваю ее резче, чем хотел. Она вздрагивает. Я беру себя в руки, смягчаю тон. – Не нужно. С деньгами все нормально. Просто... мне нужно время. Закончу этот проект, и все наладится.

Лена смотрит на меня долго, и я вижу в ее глазах сомнение. Она не верит мне полностью. Но она хочет верить. Хочет, чтобы все было так, как я говорю.

– Ладно, – говорит она наконец. – Но обещай, что если будет совсем плохо – ты скажешь. Мы справимся вместе. С любой проблемой.

– Обещаю, – говорю я и ненавижу себя за эту ложь.

Мы идем спать. Лена быстро засыпает, прижавшись ко мне. А я лежу с открытыми глазами, смотрю в потолок и считаю деньги в уме. Сто тысяч первого числа. Пятнадцать тысяч на УЗИ. Что дальше? Анализы? Витамины? Одежда для беременных?

Где граница? Когда она перестанет просить?

Ответ приходит сам собой: никогда. Она не перестанет. Потому что я дал слабину. Согласился один раз – значит, соглашусь и второй, и третий.

Я попал в капкан.

Проходит еще две недели. Вика пишет три раза.

Один раз – деньги на витамины. Второй – на специальную подушку для беременных. Третий – просто так, «немного на еду, пока не получила зарплату». Каждый раз я перевожу. Каждый раз злюсь на себя, на нее, на ситуацию. Но ничего не могу поделать.

Я начинаю придумывать отговорки для Лены. Говорю, что нужно закупить новое оборудование для офиса. Что подрядчики требуют предоплату. Что застройщик задерживает платежи, и приходится вкладывать собственные средства.

Лена верит. Или делает вид, что верит.

Отношения между нами начинают трещать по швам. Я задерживаюсь в офисе все чаще и чаще. Прихожу поздно, ухожу рано. Избегаю разговоров, избегаю близости. Не потому что не люблю ее – просто не могу смотреть ей в глаза, зная, что обманываю.

Однажды вечером она взрывается.

– Кирилл, что, черт возьми, происходит?! – она кричит.

Лена никогда не кричит. За семь лет я видел ее сердитой может раз пять. Но сейчас она кричит, и в ее голосе такая боль, что мне хочется провалиться сквозь землю.

Мы на кухне. Я пришел домой в одиннадцать вечера, молча прошел мимо нее, полез в холодильник. Она встала, подошла, развернула меня к себе.

– Что происходит? – повторяет она, и по ее щекам текут слезы. – Ты меня избегаешь. Неделями. Приходишь поздно, уходишь рано. Мы почти не разговариваем. Ты даже не притрагиваешься ко мне!

– Лена... – начинаю я, но не знаю, что сказать.

– У тебя кто-то есть? – она задает этот вопрос тихо, и в нем столько страха, что мне хочется закричать. – Ты встречаешься с другой?

Есть ли у меня другая?

Технически нет. Но ребенок от другой женщины – это считается?

– Нет, – говорю я твердо. – никого нет. Я люблю тебя. Только тебя.

– Тогда что?! – она бьет меня кулаками в грудь. Не больно, скорее отчаянно. – Что с нами? Что с тобой?

Я хватаю ее за запястья, прижимаю к себе.

– Прости, – шепчу я в ее волосы. – Прости. Просто проект съедает меня. Слишком много стресса, слишком много проблем. Но это не твоя вина. Это я... я справлюсь. Обещаю.

Она рыдает мне в грудь, и я чувствую, как ее слезы пропитывают мою рубашку. Я глажу ее по спине, целую в макушку, шепчу утешения. Но внутри меня пустота. Потому что я знаю – это не закончится. Это только начало.

В ту ночь мы занимаемся любовью. Отчаянно, почти яростно. Лена цепляется за меня, словно боится, что я исчезну. Я целую ее, ласкаю, стараюсь показать, что люблю. И это правда. Я люблю ее. Несмотря на все. Несмотря на Вику, на ребенка, на ложь.

Но после, когда она засыпает у меня на груди, я лежу с открытыми глазами и понимаю: так больше нельзя. Я разрушаю нас. Медленно, но верно.

Телефон вибрирует на тумбочке. Я тянусь, смотрю на экран. Сообщение от Вики: «Забыла сказать – мне нужно купить коляску. Хорошие стоят от 40 000. Переведешь на следующей неделе?».

Сорок тысяч.

На коляску.

Для ребенка, который еще не родился.

Я смотрю на это сообщение, потом на спящую Лену. Ее лицо спокойное, умиротворенное. Она верит, что мы справимся. Что все наладится.

Но я-то знаю правду.

Правда в том, что я не контролирую ситуацию. Вика контролирует. Она дергает за ниточки, а я танцую, как марионетка. Каждый ее запрос – это еще одна петля на моей шее. Еще один шаг в пропасть.

Я набираю ответ: «Хорошо»

Что еще я могу ответить?

Кладу телефон обратно, обнимаю Лену покрепче. Она что-то бормочет во сне, прижимается ближе. Я целую ее в висок и закрываю глаза.

Завтра начну искать выход. Как-то поговорю с Викой, объясню, что так нельзя. Что у всего должна быть граница.

Завтра.

Но завтра превращается в послезавтра, а послезавтра – в следующую неделю. И я продолжаю переводить деньги. Продолжаю лгать Лене. Продолжаю разрушать свою жизнь.

Потому что капкан уже захлопнулся.

И выхода из него нет.

Глава 5

Глава 5

Звонок раздается в три часа ночи.

Я вздрагиваю, просыпаюсь, хватаю телефон с тумбочки. Рядом Лена ворочается, бормочет что-то сквозь сон. Экран слепит глаза – Вика. Я быстро встаю, выхожу в коридор, принимаю вызов.

– Да? – шепчу я, закрывая за собой дверь спальни.

– Кирилл, это я, – голос Вики дрожит, она задыхается. – Начались схватки. Я в роддоме. На Лесной, номер шесть. Приезжай.

Сердце колотится так, что я слышу его стук в ушах.

– Сейчас? – выдыхаю я. – Вика, я не могу просто взять и...

– Приезжай! – она повышает голос, потом стонет. – Господи, больно. Рождается твой сын, Кирилл. Твой! Ты должен быть здесь!

Она бросает трубку.

Я стою в темном коридоре, сжимая телефон так крепко, что пальцы белеют. Девять месяцев. Девять долгих месяцев я жил с этим грузом, переводил деньги, врал жене, умирал от каждого звонка и сообщения от Вики. Девять месяцев я надеялся, что когда этот день настанет, я буду готов.

Но я не готов.

Совсем не готов.

– Кирилл? – голос Лены из спальни. – Что случилось?

Я быстро придумываю отговорку, возвращаюсь в комнату. Лена сидит в кровати, включает ночник, щурится на меня.

– Андрей звонил, – говорю я, и ложь слетает с языка так легко, что меня самого тошнит. – На объекте прорвало трубу. Затопило подвал. Нужно срочно ехать, пока не случилось хуже.

– В три ночи? – она хмурится. – Может, подождать до утра?

– Нет, – качаю головой, уже натягиваю джинсы, ищу рубашку. – Там оборудование дорогое, документация. Если вода доберется... это катастрофа. Я должен ехать сейчас.

Лена смотрит на меня долго, и я боюсь, что она не поверит. Но она просто вздыхает, откидывается на подушку.

– Хорошо. Будь осторожен. Напиши, когда разберешься.

– Обязательно, – я целую ее в лоб, хватаю ключи от машины и выбегаю из квартиры.

На улице темно и холодно, октябрьский ветер хлещет по лицу. Я сажусь в машину, завожу мотор дрожащими руками. Еду через пустой ночной город, нарушаю скорость, проскакиваю на желтый. Роддом на Лесной – это двадцать минут от нашего дома. Двадцать минут, чтобы собраться с мыслями, понять, что я сейчас делаю.

Но мысли не собираются. В голове хаос.

Я паркуюсь у роддома, выхожу из машины.

Огромное здание, большинство окон темные, только на втором этаже горит свет. Я иду к входу, но дверь закрыта. Нажимаю кнопку домофона.

– Да? – скрипучий женский голос.

– Я... – я запинаюсь. – К роженице. Виктории.

– Вы кто ей?

– Брат, – выпаливаю я первое, что приходит в голову.

Дверь открывается с жужжанием. Я вхожу, поднимаюсь на второй этаж. Коридор залит холодным белым светом, пахнет антисептиком. Где-то далеко слышны приглушенные голоса, чей-то стон.

Медсестра выходит из одного из кабинетов, видит меня, хмурится.

– Вам сюда нельзя.

– Меня позвали, – говорю я быстро. – Роженица. Виктория. Где она?

Медсестра смотрит на меня оценивающе, потом вздыхает.

– Второй бокс. Но вы будете ждать здесь, – она показывает на пластиковые стулья вдоль стены. – Когда роды закончатся, вас позовут.

Я сажусь на жесткий стул, холодный пластик обжигает даже через джинсы. Коридор пуст, только я и тиканье старых часов на стене. Три тридцать пять. Я приехал за десять минут.

Из-за двери доносятся приглушенные звуки – голоса врачей, какое-то движение. Я смотрю на эту дверь и думаю: там, сейчас, за этими несколькими метрами стены, рождается мой ребенок.

Мой.

С Леной у нас так и не получилось. Три года мы пытались. Обследования, анализы, врачи. Все показатели в норме – и у меня, и у нее. Просто не складывалось. «Идиопатическое бесплодие», сказали специалисты. Красивое слово для «мы не знаем, почему». А теперь вот. Один раз. Одна проклятая ночь. И ребенок.

Ирония какая-то космическая.

Время тянется мучительно медленно. Каждая минута кажется часом. Я смотрю на часы – три сорок. Три сорок пять. Из-за двери слышны голоса – спокойные, профессиональные команды. Иногда короткий стон.

В три сорок семь из-за двери доносится громкий вскрик, потом возня, быстрые команды врачей. Я встаю, делаю шаг к двери, но останавливаюсь.

И вдруг – новый звук. Тонкий, пронзительный. Детский плач.

Мой сын.

Я опускаюсь обратно на стул, закрываю лицо руками.

Он родился. Прямо сейчас, в трех метрах от меня, за этой дверью. Мой ребенок сделал первый вдох, издал первый крик.

Проходит еще пять минут. Десять. Я сижу, уставившись в пол, и слушаю приглушенные голоса из бокса. Плач ребенка стихает. Слышно движение, щелканье медицинских инструментов, чей-то тихий смех. Кажется, все хорошо. Роды прошли успешно.

Дверь открывается.

Выходит та же медсестра, в руках у нее поднос с инструментами. Она видит меня, кивает.

– Можете войти. Но ненадолго. Роженице нужен отдых.

Я встаю на ватных ногах, иду к двери. Толкаю ее.

И замираю на пороге.

Вика лежит на кровати, бледная, измученная, волосы темными прядями прилипли ко лбу. Но на ее лице – улыбка. Такая мягкая, счастливая улыбка, какой я никогда раньше у нее не видел.

А на ее руках – сверток. Белая пеленка, из которой выглядывает крошечное сморщенное личико.

Мой сын.

Я делаю неуверенный шаг в бокс. Вика поднимает взгляд, видит меня. Улыбка становится шире.

– Кирилл, – шепчет она. – Ты приехал. Познакомься. Это Макар.

Макар.

Она хотела назвать его Макаром. Говорила мне месяц назад, когда в очередной раз просила денег – теперь уже на кроватку. «Если мальчик, назову Макаром. Это имя моего деда».

Я не возражал. Какое мне дело до имени?

Но сейчас, глядя на этого крошечного человека, я понимаю – мне не все равно. Совсем не все равно.

– Хочешь подержать? – Вика смотрит на меня, протягивает сверток.

Я отступаю на шаг.

– Нет. Я... я не умею.

– Научишься, – она улыбается слабо, устало. – Это твой сын, Кирилл. Держи.

Я не могу отказаться. Врач и медсестра смотрят. Я беру ребенка – он такой легкий, такой невесомый. Помещается на моих руках полностью. Пахнет чем-то сладким, теплым, живым.

Макар открывает глаза – серые, мутные, еще не сфокусированные. Смотрит куда-то мимо меня. Морщит носик, зевает. Крошечный рот, крошечные пальчики. На одной ручке уже надет браслетик с биркой – «3420 г, 03:47».

Три часа сорок семь минут утра. Время рождения моего сына.

– Красивый, правда? – шепчет Вика.

Я не отвечаю.

Не могу.

В горле стоит ком.

Я смотрю на этого ребенка и думаю – как же так получилось? Как одна ночь, одна чертова ошибка привела к этому? К живому человеку на моих руках?

– Отдай, – Вика протягивает руки. – Мне нужно покормить.

Я возвращаю ей Макара. Медсестра помогает Вике устроиться, показывает, как правильно приложить к груди. Врач заполняет какие-то бумаги.

– Я пойду, – говорю я хрипло.

– Подожди, – Вика останавливает меня взглядом. – Доктор, можно нам пять минут наедине?

Врач смотрит на меня, на Вику, пожимает плечами.

– Пять минут. Потом роженице нужен отдых.

Они выходят. Мы остаемся вдвоем – втроем. Вика, я и Макар, сопящий у нее на груди.

– Спасибо, что приехал, – говорит Вика тихо. – Знаю, это было рискованно. Но мне было важно, чтобы ты был здесь.

– Я не должен был приезжать, – отвечаю я резко. – Лена проснулась. Пришлось врать про аварию на объекте.

– Извини, – она не выглядит особо раскаявшейся. – Но это твой сын. Ты должен был увидеть, как он родился.

– Нет, – качаю головой. – Не должен. Мы договаривались, Вика. Я плачу деньги, ты молчишь. Я не отец. Я никто.

– Но ты – отец, – она смотрит на меня упрямо. – Хочешь ты того или нет. Макар – твой сын. Твоя кровь. И тебе придется с этим жить.

Я сжимаю кулаки, чувствую, как внутри закипает злость.

– Чего ты хочешь? – спрашиваю я сквозь зубы. – Я плачу. Каждый месяц. Больше, чем мы договаривались. Ты выжимаешь из меня деньги на каждую мелочь. Что еще?

– Я хочу, чтобы ты признал, что он твой, – говорит Вика, и в ее голосе сталь. – Хотя бы для себя. Потому что если ты продолжишь притворяться, что его не существует – это разрушит тебя. И меня. И его.

– Ты угрожаешь мне? – спрашиваю я тихо.

– Нет, – она качает головой. – Я просто говорю правду. Кирилл, у тебя теперь есть сын. Живой, настоящий мальчик. Или ты будешь платить и участвовать в его жизни, или я расскажу Лене все. Весь твой выбор – как именно ты будешь отцом для Макара.

Шантаж.

Снова.

Всегда.

– Сколько? – выдыхаю я. – Сколько тебе нужно, чтобы ты заткнулась и оставила меня в покое?

Вика смотрит на меня долго, и в ее глазах я вижу разочарование.

– Дело не в деньгах, Кирилл. Дело в том, что ты отец. Мне нужна поддержка. Настоящая поддержка, а не только деньги на карту раз в месяц.

Я стою и пытаюсь переварить ее слова. Она хочет, чтобы я участвовал. Чтобы приходил, видел ребенка, играл в отца.

Но как? Как я объясню это Лене? Как объясню, почему я вдруг так интересуюсь сыном ее сестры?

– Ты спятила, – шепчу я. – Это невозможно.

– Тогда я расскажу всё сестре, – Вика повторяет спокойно, как приговор. – Сегодня же. Позвоню ей и скажу правду. Что ты изменил ей со мной. Что Макар – твой сын. И пусть она решает, что делать дальше с вами обоими.

Паника накрывает меня с головой. Она не блефует. Я вижу это в ее глазах. Она реально позвонит Лене, если я откажусь.

– Дай мне время, – говорю я отчаянно. – Подумать. Придумать, как это устроить. Но не звони Лене. Пожалуйста.

Вика смотрит на меня, потом на Макара, потом снова на меня.

– Неделя, – говорит она. – У тебя есть неделя. Придумай, как ты будешь участвовать в его жизни. Иначе я все расскажу.

Дверь открывается, входит медсестра.

– Время вышло. Роженице нужен отдых.

Я киваю, иду к выходу. Оборачиваюсь напоследок. Вика сидит на кровати, держит Макара, смотрит на меня. На ее лице нет торжества, нет злости. Только усталость и какая-то грустная решимость.

Я выхожу из роддома в холодное октябрьское утро. Небо начинает светлеть, первые лучи солнца пробиваются сквозь тучи. Город просыпается. Где-то едут машины, где-то открываются магазины, где-то люди идут на работу.

А у меня родился сын.

Макар.

Три килограмма четыреста граммов настоящей, живой угрозы моему браку.

Я сажусь в машину, кладу голову на руль. И впервые за все эти месяцы я плачу. Рыдаю от бессилия, от страха, от чудовищной несправедливости всего происходящего.

Как я в это вляпался? Как одна ночь разрушила всю мою жизнь?

Телефон вибрирует. Сообщение от Лены: «Как там? Справились с аварией? Я волнуюсь».

Я смотрю на это сообщение, вытираю слезы, набираю ответ: «Всё под контролем. Скоро буду дома. Люблю тебя».

Ложь. Сплошная ложь. Ничего не под контролем. Все разваливается на части.

Я завожу машину, еду домой. Солнце поднимается выше, город оживает. Люди улыбаются, болтают, пьют кофе. У них обычное утро.

А у меня родился сын, о котором никто не должен знать.

И я понятия не имею, как жить дальше.