Текст книги "Жонглер с тиграми"

Автор книги: Нил Келли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

– Все? Включая соблазнительницу?

Надо заметить, что именно очи красавицы (крупный план) должны были стать главной приманкой для троих персонажей клипа и заманить к пивному их уделу.

– А её снимем завтра, – решил продюсер, налил себе полную чашку чёрного кофе и отпил. – Бббб-бррр! – тут же скривился он. – На вкус как горячий солидол!

Тем не менее смазка подействовала, и продюсер наконец пришёл в себя достаточно, чтобы скомандовать группе выдвижение в Сэм.

– Где именно снимаем? – поинтересовался его ассистент.

– Там, где мы вчера были.

– Мы вчера много где были.

– Просто езжайте за мной!

Оператор с продюсером в чёрном слабомодифицированном «джипси» возглавили кортеж. Несколько раз они останавливались и принимались искать ориентиры, напоминая охотников за сокровищами. Наконец они нашли место для начала съёмок. Поскольку фотогеничный игрок в поло ещё не приехал, для начала мы решили снять мотоциклиста. Жалко только, что снимали его не так, как снимают часовых. Его бы из винтовки снять, а не камерой. От него всего-то и требовалось – проехать на мотоцикле по пустыне. И ведь я его спрашивал, хорошо ли он водит мотоцикл, а он заявил, что он прирождённый мотогонщик. Но уже на репетиции он исхитрился сломать что-то важное в коробке передач, так что пришлось вызывать механика из Бомбея, что обошлось в копеечку и отняло у нас два бесценных дня съёмок.

Поэтому мы перешли к «джипси».

– Надо снять его во всю ширину кадра, – предложил я. – Широкоугольником.

Установили камеру, продюсер предложил мне глянуть сквозь объектив.

– Недостаточно широко, – заметил я.

– Для Индии – широко, – возразил продюсер.

– То есть как это? Широкий кадр есть широкий кадр, где его ни снимай!

– Поверьте мне. Этого вполне достаточно.

– Но я хочу кадр шире! – настаивал я, чувствуя себя капризным ребёнком, который вот-вот закатит родным истерику. Вероятно, я именно так и выглядел в этот момент. Чтобы успокоить меня, продюсер сделал вид, будто согласился, а я совершил ошибку – не проконтролировал его. Позже, смотря уже готовый ролик, я увидел, что продюсер провёл-таки свои взгляды на ширину кадра. И не только в этом случае.

Мы «завершили» первый день съёмок поездкой за добрую сотню километров к железнодорожному переезду, затерянному в пустыне. Для меня это было неожиданностью – о съёмках здесь мы ещё не договорились окончательно. Ещё более неожиданным стало решение продюсера снимать соблазнительницу.

– Разве мы не договорились, что её будем снимать завтра?

– Не беспокойтесь, она уже в форме. К тому же всё равно в кадре перед ней проедет поезд – кто там её разглядит?

Перед шлагбаумом должен был стоять «джипси» с одним из героев клипа. Предполагалось, что поезд будет проноситься через переезд, и в промежутках между мелькающими вагонами герой увидит соблазнительницу; но когда поезд проедет, красотка исчезнет, оставив лишь намёк – рисунок холодильника. Кстати, его кто-то ещё должен был нарисовать. Поезд должен был проехать через переезд в семнадцать семнадцать – время нелепо точное для страны, где поезда славятся своей непредсказуемостью. Ровно в пять минут шестого, когда мы были почти готовы к съёмке, неожиданно появился туристический автобус и вывалил свой груз – большую группу швейцарских туристов, увешанных видеокамерами. Мы отчаянно пытались заставить их держаться в стороне, но туристы вообразили, что личная встреча с болливудской звездой входит в программу их эксклюзивного тура. Они, жужжа камерами, упорно лезли вперёд. Показался поезд, и я занял своё место позади той единственной камеры, которая была здесь по праву.

– Оттойди! – зычно скомандовал за моей спиной голос с густым акцентом. – Я хочу снимайт этот девушка!

– Послушай, приятель, снимать её полагается нам! – зло ответил я. Поезд уже катил через переезд. И тут я к своему ужасу сквозь промежутки между вагонами я увидал, что один из туристов успел перебраться на ту сторону путей и теперь с двух шагов снимал нашу соблазнительницу. И, несомненно, попал на плёнку.

– Стоп! Стоп! – фальцетом заверещал продюсер.

– Когда следующий поезд? – спросил я его ассистента, предполагая, что до следующего поезда что-нибудь около часа.

– Завтра в это же время, – ответил он.

Следующий день начался несколько лучше. В отель как-то сумели завезти кое-какие продукты, никто не опоздал и все выглядели более или менее похоже на людей. Мы даже выехали на съёмки прежде, чем солнце выжгло добела все краски пейзажа.

– Что снимаем сегодня? – поинтересовался я. Его тайный или несуществующий график съёмок уже начал меня раздражать.

– Питьё пива.

Мы вновь прибыли в Сэм, где обнаружили, что кто-то – или таинственные кочевники пустыни, или швейцарские туристы – побывал возле нашего монументального холодильника-усыпальницы и истоптал всё вокруг. Кому-то пришла в голову гениальная идея – уничтожить отпечатки ног ветродуем. Включили воздуходувку, и песок поднялся густой тучей, забивая нам глаза и, что куда хуже, набиваясь в камеру.

– Вырубите чёртову машину! – заорал продюсер, вмиг став таким же грубым и деспотичным, как и его коллега-китаец в Париже.

Не более успешной оказалась и вторая попытка вернуть дюнам их девственную гладкость. В этот раз попробовали разглаживать песок большими листами картона – но разглаживальщики оставляли за собой новые следы.

– Ничего, – решил продюсер, – будем снимать актёров от пояса!

В результате дюны превратились в размытый охристый фон. Стоило ехать в пустыню! Дела шли так, что в студии мы сумели бы снять кадры как минимум не хуже этих. По крайней мере пиво осталось бы холодным. А сейчас оно было, разумеется, горячим, и вдобавок мутным.

– Пиво ни к чёрту не годится, – объявил продюсер Амиту.

– А причём тут я? – возразил он. – Вчера, когда вы выпили почти всё пиво, оно вам нравилось!

Оно понравилось и мотоциклисту: репетируя свою роль, он выдул несколько стаканов самого крепкого сорта и ко времени перерыва на обед опьянел и сделался буен. Ему показалось, что фотогеничный игрок в поло чересчур фотогеничен и как таковой представляет для него соперника в отношениях с соблазнительницей. Он начал во весь голос хамить; оскорбления перешли в угрозы, наконец оба встали в боевую стойку. Но подраться они не успели: болливудский жеребец испугался и рванул в пустыню.

– Вот дерьмо! – заорал продюсер, сатанея. Наконец-то и его проняло. – Эта скотина даже не застрахована!

– Не беспокойтесь, – улыбнулся я.

* * *

Чудеса всё-таки иногда случаются.

Чудом было то, что мы несмотря ни на что закончили съёмки. Только чудом можно объяснить то, что ни одного из их участников не пришлось хоронить в пустыне под холодильником. Мотоцикл починили, жеребца поймали, свежее пиво привезли, эпизод на переезде благополучно пересняли. Наши потери составили лишь дезертировавший в Дели Амит да перерасход по бюджету.

Съёмки были завершены, но оставался монтаж. Продюсер занялся им в Бомбее. Когда он пригласил меня посмотреть на то, что у него получилось, фильм стал fait accompli[205]205
  Fait accompli – «свершившийся факт» (франц.)


[Закрыть]. И он был чересчур длинен.

– Вам было сказано сделать ролик на сорок пять секунд, – напомнил я. – Почему у вас он идёт целую минуту?

– Слишком много материала для сорока пяти секунд.

– Значит, если вы придёте, допустим, в ресторан и закажете лёгкую закуску, а вам вместо этого принесут обед из пяти блюд, а когда вы вздумаете жаловаться, скажут, что, дескать, на кухне было слишком много продуктов, чтобы приготовить просто закуску, вы примете это объяснение?

– Конечно, – в том случае, если платить придётся только за закуску.

К этому времени я не видел близнецов-заказчиков уже несколько месяцев. На съёмки они не приехали, хотя я их и приглашал: мудрые люди! Со времени нашей последней встречи сценарий клипа сильно изменился, став при этом длиннее на четверть. Бюджет раздулся ещё сильнее. Я всё ещё воевал с продюсером по поводу того, как должен возникать холодильник: он утверждал, что у него не осталось достаточно денег, чтобы создать эффект «сгущения из воздуха». Короче, я не был уверен, что заказчики примут меня благосклонно.

Я представил им клип в помещении, забитом одеждой, которой предстояло отправиться в зимнюю Европу. Стоило мне начать демонстрацию, как отключили электричество; вскоре запустили аварийный генератор, но он давал недостаточное напряжение, и изображение выглядело размытым, а краски побледнели. Вдобавок видеомагнитофон работал несколько медленнее, чем положено, и таким образом мы получили возможность насладиться, вероятно, первым в мире выцветшим и растянутым рекламным клипом.

Клип закончился, и воцарилась тишина. Я нервничал.

– Ну, что ты думаешь? – спросил один брат другого.

– По-моему, это… – он сделал паузу, и моё сердце выдало барабанную дробь, как в цирке в момент объявления «смертельного номера», —…это куда лучше, чем я ожидал.

Аллилуйя!!!

Я одержал победу, будучи на грани поражения. Для разнообразия. Чёртово колесо поворачивалось – я оказался на подъёме.

Один из многих

Почти каждое утро мы с Джорджем проезжали мимо электронного табло на внутренней кольцевой дороге Дели, которое показывало растущее население Индии. Последняя цифра менялась чаще, чем раз в секунду. Я подсчитал, что каждые две недели рождается миллион индийцев. Иными словами, каждые пять месяцев рождается столько человек, сколько живёт во всём Дели. А если бы в Соединённых Штатах, которые втрое больше Индии, была такая же плотность населения, то там жило бы около трёх миллиардов человек.

– Да, сэр, это проблема нашей страны. Тут слишком много народу. Везде люди, люди, люди. А пищи на всех не хватает. И это вторая проблема, – так охарактеризовал ситуацию Джордж.

Я окинул взглядом его немалую фигуру.

– Но ты-то как будто не голодаешь.

– На самом деле, сэр, я совсем пустой внутри. Я только кажусь таким большим.

И население лачуг в джугги вокруг Кум-Кума тоже начало расти в геометрической прогрессии. Каждый день прибывали новые семейства и возводили хибары из досок, фанеры, жести и надежды. Теперь Кум-Кум был окружён с трёх сторон, а иногда и со всех четырёх – когда перед въездом во двор человек двадцать или больше играло в крикет, с воплями и криками – они мечтали когда-нибудь войти в сборную Индии. Некоторые женщины целыми днями стирали, гулко шлёпая скрученным в жгут бельём; а не реже чем раз в неделю растущая община праздновала что-нибудь, веселясь до рассвета. Короче, одиноко мне не было.

Но Джордж воспринимал рост местного населения так, словно это была накапливающая силы вражеская армия.

– От них надо было избавляться с самого начала, – укоризненно говорил он. – А теперь, сэр, они тут повсюду. И по-прежнему воруют ваше электричество, – добавлял он, показывая мне на незаконный кабель, протянувшийся от Кум-Кума в джугги.

Насчёт воровства электричества я не раз говорил с управляющим нашего офиса, но он ничего не предпринимал. Но с другой стороны, я не получал счета за электричество ни одного раза – после того, который так развеселил бывшего чаукидара. Можно было подумать, что электричество я получаю бесплатно – когда, конечно, его не отключают.

– Они не хотят нам ничего дурного, – пытался успокоить я Джорджа.

Джордж покачал головой.

– Нет, сэр, они опасные люди.

– С чего ты взял?

– Вчера только повар рассказал мне, что они угрожали убить его.

– Неужто они попробовали его стряпню?

– Я говорю серьёзно, сэр. Они не любят христиан.

Надо сказать, что повар, его семья и его служанка были, как и Джордж, христианами. Я, кстати, тоже. Во что верит Фредди-чаукидар, я не знал. Может, он поклонник вуду[206]206
  Вуду – религия, распространённая на Гаити и встречающаяся повсеместно в странах Карибского бассейна. Возникла в результате странного соединения католицизма с традиционными культами Западной Африки (откуда на Гаити завозили рабов). Вудуисты получают католическое крещение и посещают как церковь, так и вудуистский храм («перистиль»), верят в духов («лоа»), которые часто смешиваются в их понимании с католическими святыми. Ритуал включает жертвоприношения (обыкновенно в жертву приносят петухов) и вхождение в транс, во время которого в человека вселяется лоа. Шутка автора связана с тем, что культ вуду в массовой культуре (романы и фильмы ужасов) обычно представляется как чёрная магия, связанная с ужасающими злодействами, такими, как жуткие ритуальные убийства, создание зомби («живых мертвецов», исполняющих волю колдуна), и пр.; чаукидар же, по словам автора, напоминает персонаж фильмов ужасов и он даже прозвал его именем одного из таких монстров.


[Закрыть]? А мали, вне всякого сомнения, поклонялся Луне.

– Он очень боится, – продолжал Джордж. Что, разумеется, следовало понимать как «я очень боюсь».

– Ничего с нами не случится, не беспокойся, – кажется, в пустыне я заразился от продюсера несколько легкомысленным отношением к жизни. К тому же нас защищал Уилбур, а на крайний случай в запасе была тягучая ударная музыка в неограниченном количестве. Если американское правительство научилось покорять диктаторов при помощи громкой рок-музыки у них под окнами[207]207
  Имеется в виду президент Панамы Норьега – такая история действительно имела место.


[Закрыть], то, несомненно, хорошо растянутые и особо ударные хиты группы «Megadeath» помогут держать в узде любых злоумышленников.

– Нет, сэр, вы не понимаете, что это за люди. А эти люди опасны! – заключил Джордж. Снова, как и в случае с чаукидаром-затворником, слова «эти люди» он произнёс таким тоном, что мне вдруг показалось – сейчас он сдерёт с себя человеческое лицо, а под ним окажутся проводки и мигающие транзисторы. Шофёр с планеты Дрог.

В субботу горластая толпа принялась устанавливать перед самыми воротами Кум-Кума огромный тент, причём они использовали ограду Кум-Кума в качестве опор для растяжек.

– Они говорят, что это на всю ночь, – пожаловался Джордж, явившись ко мне на ногах, полных свежим стрессом.

– Что на всю ночь?

– Свадьба. Возле вашего дома, – Джордж подождал, как я отреагирую, но поскольку реакции с моей стороны не было, он объяснил: – Будет музыка. Очень-очень громкая. И фейерверк.

Как я уже говорил, к этому времени я часто ощущал фейерверк в собственной голове. Возможно, для разнообразия стоит полюбоваться обыкновенным.

– Это будет ужасно, – пообещал Джордж.

– Если будет чересчур ужасно, уедем куда-нибудь.

– Но они займут всю дорогу, мы не сможем выехать. Если ехать, то сейчас.

– Не то чтобы я очень хотел куда-то ехать сейчас, но если мы всё-таки поедем, то куда?

– Может быть, ко мне в гости, сэр? – Джордж посмотрел на меня умоляюще. – Сегодня у моего младшего сына день рождения.

Мимо нас прошёл повар. Я спросил, что будет на ужин.

– Рыба, сэр.

Я решил ехать.

* * *

Джордж жил на окраине западной части Дели. Пока мы добирались до его дома, я наконец осознал, насколько же выросла столица. Если в 1947 году в Дели жило восемьсот тысяч жителей, то теперь население столицы превышало десять миллионов. Подобно Лос-Анджелесу, город расползся, как пятно нефти по воде; но в отличие от Лос-Анджелеса, у него не было такой геометрической структуры и нормальной городской инфраструктуры. Здания строились там, где казалось удобнее, а дороги и улицы прокладывались потом, как получится. Некоторые «улицы», для которых не нашлось выхода, неожиданно обрывались у чьего-то порога, а затем продолжались по другую сторону дома. В нумерации домов не было никакой логики и последовательности. Ещё когда я разыскивал Кум-Кум, я выяснил, что дома нумеровались в порядке приобретения земельных участков, и номер 54, к примеру, мог оказаться зажатым между 19 и 92.

– Как ты добираешься по вечерам домой? – спросил я примерно через час езды. Каков вопрос, таков и ответ:

– С трудом, сэр.

Но я подставился со своим вопросом. Джордж продолжил:

– Мне приходится ехать на нескольких автобусах, сэр. Иногда следующий автобус приходится долго ждать – тогда дорога занимает больше двух часов. Если бы у меня был мотороллер… – с надеждой добавил он.

– Увы, Джордж, – поспешил перебить его я, – в жизни так много этих «если бы»!..

Наконец мы приехали. Дом Джорджа – лачуга примерно три на четыре метра – стоял в узком и грязном тупике; при домике был дворик с засохшей пальмой в большом глиняном горшке и верёвками, на которых безвольно висело сохнущее бельё. Ветхая занавеска с напечатанными на ней зверушками из «Сказок матушки Гусыни»[208]208
  Знаменитый сборник английской детской поэзии.


[Закрыть] скрывала уборную в углу.

– Добро пожаловать, сэр, – торжественно пригласил Джордж. Его семья высыпала встречать нас. – Это миссис Джордж, – представил он свою супругу и, пропустив старшего сына и двух дочерей, указал на младшего: – А это Августин. Ну, Августин, скажи дяде, сколько тебе сегодня исполнилось!

Вместо ответа юный Августин громко заплакал. Вероятно, ему не понравился свежеиспечённый родственник-европеец.

– Тише, тише, не надо плакать, – попыталась успокоить его миссис Джордж. – В день рождения надо веселиться!

Мальчик продолжал плакать.

– Ему пять, – сказала мне мать.

– Зайдите в дом, сэр, – предложил Джордж. Он посадил всхлипывающего сынишку на плечи и первым вошёл в дверь.

После яркого света на улице тут было темно, как в желудке. Когда мои глаза привыкли к сумраку, я разглядел, что стены увешаны литографированными иконами, включая кричаще яркий, но потрёпанный плакат, изображающий распятие Христа. Из мебели были только какие-то ящики и несколько подушек. На небольшой печке[209]209
  Вероятнее всего, примус.


[Закрыть] что-то варилось в горшке.

Джордж велел одной из дочерей принести стул, она откуда-то его принесла, поставила в самом центре комнаты и Джордж пригласил меня сесть. Я уселся, став центром внимания в самом буквальном смысле. Джордж выволок из угла старый жестяной сундучок, открыл и принялся гордо показывать мне поблекшие фотографии времён его службы в армии, короткой карьеры боксёра и работы бригадиром на стройке в Ираке.

– Надо было мне остаться там, сэр, – вздохнул он, разглядывая карточку. – Платили хорошо, очень хорошо. А водитель – это не моё…

– Джордж! – остерегла его жена.

Чувствуя возникшее напряжение, я сменил тему, спросив, где они все спят. Вместо ответа мне немедленно продемонстрировали – где. Словно из ниоткуда возникли матрасы из кокосового волокна, их разложили по полу так, что они покрыли его целиком. Вышла одна огромная общая кровать. Джордж и его семейство улеглись, вытянувшись бок о бок, точно оловянные солдатики в коробке.

– Только он храпит, – пожаловался на отца маленький Августин, который уже не плакал.

– Да, мы все плохо спим, потому что папа очень громко храпит! – в один голос закричали остальные ребятишки.

– Папа наш всю ночь храпел, нам ужасно надоел! – пропела одна из девочек.

– Прекратите! – сердито оборвал их Джордж. – Сэр, может быть, вы хотели бы выпить?

– С удовольствием, – согласился я. – Спасибо.

Мне было интересно, чем он меня угостит: ведь по его словам, сам он не пил. К моему ужасу, Джордж достал бутылку «Тандерболта», вылил половину в стакан и вручил его мне. После нескольких глотков я почувствовал, что готов хоть сейчас сесть за руль грузовика с луком и гнать его в Джайпур.

– Сэр, у вас паспорт с собой? – неожиданно спросил Джордж.

– В машине, в кейсе. А что?

Может быть, он хочет, чтобы мы все немедленно сбежали из Индии?

– Дети любят разглядывать паспорта, – объяснил Джордж и добавил патетически: – Возможно, это единственное, что будет в их жизни как-то напоминать поездку за границу…

Принесли кейс, я вручил Августину свой паспорт. Его брат, сёстры и даже мать столпились вокруг.

– «…просит и требует… именем Её Величества… позволять предъявителю сего свободно… и беспрепятственно…» – прочитал вслух старший мальчик «Обращение», напечатанное на внутренней стороне корочки паспорта. Как-то в Танжере, где некий арабский клептоман украл мои деньги и авиабилет, я предъявил сей ультиматум марокканскому полицейскому, торжественно зачитав его и особо подчеркнув голосом слова «предоставляя предъявителю сего необходимую помощь и защиту». В ответ полицейский только засмеялся – и выдрал из паспорта страничку с моей фотографией, в результате чего паспорт стал недействителен. Это стоило мне нескольких дней хождений по бюрократам.

– Гонконг… Австралия… Новая Зеландия… Япония… Таиланд… США… Малайзия… Египет… – возбуждённо выкрикивали дети, рассматривая визы и печати по мере того, как миссис Джордж медленно листала страницы.

– Дядя, ваш паспорт почти кончился! Когда он кончится, вам больше нельзя будет никуда ездить! – объявил старший сын Джорджа. Августин снова заплакал – видимо, от жалости ко мне.

– Не плачь, ведь сегодня у тебя день рождения, – сказал я. – Я куплю тебе подарок. Что ты хочешь?

Мальчуган немедленно успокоился.

– Хлопушки! – возбуждённо закричал он.

– Есть тут поблизости магазин? – спросил я Джорджа.

– Да, сэр. Десять минут на машине.

Вместе со мной и Джорджем в машину забрались четверо его детей, два их друга и огромная кукла.

– Газировки взять? – спросил Джордж жену.

– Да, только у мистера Хана не покупайте. У него прохладительные напитки всегда тёплые! – ответила та.

Экспедиция стартовала под звуки любимой кассеты Джорджа – «Лучшие песни Джима Ривза[210]210
  Джим Ривз – американский певец в стиле кантри (50-е – 60-е годы ХХ века).


[Закрыть]», которая была не только растянута, но и, из-за пыли, которая забивала автомагнитолу, по звучанию напоминала туманную сирену, пытающуюся сыграть музыку. Ритм разобрать было невозможно, но Джордж принялся с энтузиазмом подпевать.

– Говорят, я похож на Джима Ривза, сэр, – самоуверенно сообщил о мне. Я на всякий случай оглядел его, но не заметил ни малейшего сходства.

– Кстати, Джим Ривз поёт совсем не так, – заметил я. – Твоя кассета здорово растянута. И запилена.

– Вы хотите сказать, что звук должен быть другой? – разочарованно спросил Джордж.

– Папа, это отвратительная музыка! – пропищала одна из его дочек. – Поставь «Апач Индиан»[211]211
  «Апач Индиан» – группа стиля рагга (направление регги, исполняющееся на цифровых электронных инструментах).


[Закрыть]!

– Нет, Майкла Джексона[212]212
  Майкл Джексон (1958–2009) – американский поп-певец, танцор, автор песен, суперзвезда. Был знаменит также трепетным отношением к своему здоровью, внешности (особенно цвету кожи) и любовью к детям.


[Закрыть]! – закричала другая.

– Дядя, а сколько хлопушек вы мне купите? – спросил Августин.

– Дядя купит столько хлопушек, сколько сочтёт нужным, – ответил за меня Джордж и вернулся к немелодичному пению.

Джордж сказал, что до магазина, где продаются фейерверки, десять минут, а я поверил. А ведь казалось бы, я достаточно прожил в Индии, чтобы понять, что не следует чересчур буквально воспринимать упоминания о времени.

Чем дольше мы ехали, тем сильнее ёрзал на сиденье малыш Августин, и когда Джордж резко повернул за угол, его сильно стошнило.

– Его всегда тошнит в машине, – весело объяснил Джордж. – Поэтому он никогда не будет шофёром.

– Кто знает! – возразил я. – Мне приходилось встречать моряков, страдающих морской болезнью.

Мне не хотелось лишать мальчика надежд на будущую карьеру.

– Я не хочу быть шофёром! – закричал Августин, готовый снова разреветься.

– И правильно! – вмешался его братишка. – Шофёрам мало платят! И ещё придётся врать про свои сверхурочные, как папе!

* * *

Индийские фейерверки – это настоящие боеприпасы. За несколько рупий можно купить бомбу, мину, гранату, связку взрывчатки или крылатую ракету SCUD в миниатюре[213]213
  SCUD – это «Subsonic Cruise Unarmed Decoy», то есть «дозвуковая невооруженная крылатая ракета – ложная цель». Вероятно, всё же имеется в виду не SCUD, а Scud – так в терминологии НАТО обозначается одна из советских ракет класса «Земля-земля» – действительно, некоторые «хлопушки» необычайно мощны, и часто служат даже причиной гибели людей.


[Закрыть]. В основном фейерверки покупают и взрывают во время дивали[214]214
  Дивали – главный и самый шумный из индуистских праздников – отмечается в 15-й день месяца картика (октябрь-ноябрь). Ночью зажигают огромное количество ламп, которые освещают Раме путь домой; кроме того, праздник посвящён и богине счастья Лакшми (в особенности в Бомбее), а в Калькутте – Кали. Праздник продолжается пять дней. В первый день полагается тщательно прибрать дом и украсить порог нарисованным мелом перед ним узором «ранголи» (иногда этот узор делают, насыпая полоски краски и пр.). Во второй день вспоминают победу Кришны над царём-демоном тираном Наракасурой (в этот день благоприятно получать в подарок и надевать новую одежду); в третий день почитают Лакшми – и это традиционный день начала нового финансового года; в четвёртый день вспоминают благого демона Бали; на пятый день мальчики и мужчины приходят к своим сёстрам, чтобы те поставили им на лоб тику (точку). Кроме того, все пять дней принято дарить друг другу сласти, и продажа их вырастает неимоверно. А каждую ночь, кроме ламп, полыхают бессчетные фейерверки, и грохот стоит такой, словно в городе идут уличные бои. Кроме того, дивали – это ещё и Новый год джайнов.


[Закрыть] – красочного и очень шумного праздника, отмечающего возвращение Рамы из добровольного изгнания, но более или менее отдалённые взрывы фейерверков могут разорвать ночь в любое время года.

Арсенал, куда мы в конце концов прибыли, принадлежал старцу с сильно поношенной бородой и аллергией на что-то – может быть, на детей, – поскольку он не переставая чихал. Нашу просьбу насчёт фейерверков он воспринял так, словно мы были явной бандой террористов, но потом всё же достал из-под прилавка драную картонную коробку, и дети немедленно принялись рыться в ней. Я взял одну из коробочек с фейерверками и прочёл, что в ней находится «ВОЛШЕБНЫЙ ФОНТАН МОГУЧИЙ АТОМ». Инструкция гласила: «1. ХЛОПУШКА БЕРЁТСЯ ЗА ТУПОЙ КОНЕЦ. 2. ЗАЖИГАЕТСЯ ДРУГОЙ КОНЕЦ. 3. РУКА ОТРЫВАЕТСЯ». Я, пожалуй, поставил бы слово «тупой» в конец первого предложения, как обращение. Судя по размерам, «Могучий атом» и впрямь мог оторвать руку.

– Вот эти сильно бабахают! – заявил Августин, протягивая мне какие-то штуковины вроде завёрнутых в фольгу шоколадных батончиков. Фитиль, на мой взгляд, был слишком коротким. Тем не менее я купил две коробки. Одна из сестричек Августина уцепила пригоршню ракет, а сам Августин попросил бомбы. Джордж взял коробку шоколадных конфет – или это тоже были бомбы? А про газировку мы забыли.

Дома дети восторженно показали маме свои приобретения; Джордж хвастать не спешил.

– Что это у тебя, Джордж? – спросила миссис Джордж мужа, который попытался украдкой спрятать коробку в свой жестяной сундучок.

– Шоколад, – пробормотал Джордж еле слышно и неразборчиво – вышло похоже скорее на «шакал».

– Дядя купил папе большую коробку шоколадок! – выдал его старший сын.

– Это очень любезно с вашей стороны, сэр, – сказала миссис Джордж мне, а супругу заметила: – Только не забудь всех угостить, Джордж. Тебе надо худеть.

– Нет, не надо! – возмущённо возразил Джордж. – Еда даёт мне силу!

– Тогда ты бы должен был быть самым сильным человеком в Индии, – улыбнулась жена.

– Можно взорвать хлопушки? Ну пожалуйста! Пожалуйста! – закричал Августин.

– Но ещё не стемнело, – возразил его отец.

– Всё равно хочу хлопушки!

– Ладно, но только штучку или две, – сдалась миссис Джордж.

Штучка или две стали парой десятков. Это был форменный артналёт. А в окружённом стенами дворике взрывы звучали просто оглушающе. Но зато это наконец были взрывы не внутри моей головы, а снаружи. С первым же взрывом над оградой показались любопытные лица, вскоре каждый новый взрыв приветствовала восторженная толпа из тридцати-сорока человек.

Джордж с досадой посмотрел на своих соседей.

– Вот видите, сэр! В Индии повсюду слишком много людей. Пойду в дом. Приготовлю чаю.

Примерно через полчаса малыш Августин с плачем выбежал из дома.

– Дядя! Дядя! – плакал он.

– В чём дело, Августин? – спросил я.

– Па… папа съел весь шоколад!..