355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Нил Гейман » Череп Шерлока Холмса » Текст книги (страница 6)
Череп Шерлока Холмса
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 03:20

Текст книги "Череп Шерлока Холмса"


Автор книги: Нил Гейман


Соавторы: Даниэль Клугер,Павел (Песах) Амнуэль,Инна Кублицкая,Сергей Лифанов,Александр Рыбалка,Леонид Костюков,Василий Щепетнев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

Неподалеку от местного рынка я снял квартирку. Вы будете смеяться, Ватсон, но квартира из трех комнат на втором этаже обошлась мне за год примерно в один фунт. Хотя квартира и считалась со всеми удобствами, ватерклозет находился во дворе (что довольно неудобно, учитывая тибетский климат), а ванной не было вообще. Местные жители, если им вдруг захочется помыться, смачивают полотенца в горячей воде и обтираются. Правда, такое желание возникает у них достаточно редко. По-настоящему же тибетцы моются раз в год… Устроившись на квартире, я отправился на базар порасспросить о появлявшихся здесь европейцах, а заодно попрактиковаться в разговорном тибетском языке, – продолжил Холмс после небольшой паузы. – Подойдя к рынку, я услышал барабанный бой и пронзительный свист флейт. На рыночной площади разыгрывалось какое-то представление. Актеры, изображавшие, как я мог понять по их костюмам, демонов, сталкивались и расходились в танце, а несколько монахов подыгрывало им на маленьких барабанчиках и свирелях. Я знал, что в Тибете господствует секта «гелуг-па», или «желтошапочники», как их называют в Европе. Однако на этих монахах были какие-то высокие темные шапки со свисающими с их верхушек лентами. В представлении наступил перерыв, и монахи стали обходить зрителей, собирая пожертвования. Один из них приблизился ко мне, и я дал ему несколько монет, отсчитывая по одной, чтобы лучше успеть рассмотреть монаха, – лицо моего друга помрачнело. – Мои самые ужасные опасения подтвердились – флейта, зажатая у него в руке, явно была сделана из человеческой кости. Берцовой, – уточнил Холмс.

– А может быть… – хотел предположить я, но мой друг меня перебил.

– Не может быть, любезный Ватсон. Обезьяны таких размеров в Гималаях не водятся…

Глава 2
Квартира аккуратного человека

Наш разговор прервала миссис Хадсон, вошедшая в комнату с запечатанным конвертом в руках:

– Мистер Холмс, вам депеша из Скотланд-Ярда, – сказала она.

Шерлок Холмс живо обернулся.

– А, наконец-то! – воскликнул он, принимая письмо. – Спасибо, миссис Хадсон. Быстро же они управились! Заметьте, Ватсон, я никогда не скрывал, что невысоко оцениваю нашу полицию, но следует признать: за последние годы они научились, по крайней мере, действовать достаточно оперативно, – говоря это, он распечатывал письмо или, вернее, объемистую бандероль с несколькими сургучными печатями. Это оказалась пачка листов, исписанных, как я заметил, четким канцелярским почерком.

Подойдя к окну, Холмс углубился в чтение. Меня снедало любопытство, но я пересилил себя и вместо того, чтобы заглядывать через плечо моего друга, принялся неторопливо раскуривать свою трубку. Холмс тотчас сказал, не отрываясь от чтения:

– Лестрейд был так любезен, что прислал мне копию досье на погибшего. Угадайте, друг мой, кем был в прошлом этот русский?

– Право, затрудняюсь… – пробормотал я. – Князем? Прожигателем жизни?

Холмс бросил бумаги на стол и улыбнулся.

– Не гадайте, Ватсон. Господин Раковски в молодости был одним из тех самых русских революционеров-террористов, чьи предшественники убили царя Александра. Сам он участвовал в нападении на видного чиновника Министерства внутренних дел в окрестностях города… – Холмс прочитал по слогам: – Пол-та-ва… Так вот, наш герой был, что называется, настоящим сорвиголовой. Он верхом настиг чиновника, ехавшего в карете, и, перепрыгнув в карету, заколол его кинжалом. Затем, правда, его деятельность была менее эффектна, хотя по-прежнему связана с движением русских анархистов. Будучи весьма талантливым инженером, он занимался изготовлением адских машин, которыми пользовались террористы. Опасаясь полицейских преследований, по чужому паспорту уехал в Швейцарию, а десять лет назад осел в Лондоне. Ну? Что вы скажете на это?

Прежде чем ответить, я взял в руки досье, присланное маленьким инспектором.

– Я бы считал весьма вероятным мотивом преступления месть, – осторожно ответил я (в том, что имело место именно преступление, но никак не несчастный случай, Холмс вполне меня убедил). – Либо со стороны русской секретной службы, либо со стороны бывших сообщников по террористической организации.

– Что же, вполне логично, – заметил Холмс. Ободренный этим, как мне показалось, согласием, я продолжил уже более уверенно:

– Тем более что за то самое убийство чиновника он был заочно приговорен к смертной казни! Видимо, русские сочли необходимым в конце концов привести приговор в исполнение. Разумеется, они не хотели, чтобы кто-либо заподозрил убийство. И постарались представить дело так, будто произошел несчастный случай.

Пока я говорил, Холмс расхаживал по комнате, заложив руки за спину и поощрительно покачивая головой.

Я отложил пакет в сторону и закончил:

– Думаю, исчерпывающие сведения об этом деле хранятся в русском консульстве.

При этих словах Холмс прекратил мерить шагами комнату и хлопнул в ладоши:

– Великолепно, Ватсон! Последняя фраза свидетельствует, что, при всей ложности вашей версии, вы понимаете необходимость консультации с русскими дипломатами!

– Ложности? – смущенно пробормотал я. – Но почему – ложности?

– Потому, дорогой мой, что вы приписываете правительству великой державы действия, более подходящие какой-нибудь разбойничьей шайке, – ответил Холмс. – Впрочем, иной раз случается и такое. Но главная ваша ошибка в том, что вы не потрудились дочитать сведения, присланные Лестрейдом, до конца. А там говорится, что господин Раковски, с началом войны, движимый патриотизмом, раскаялся, самолично явился в консульство и через короткое время получил прощение российского правительства, а также разрешение вернуться на родину. И то сказать – последние годы он вел спокойную и вполне добропорядочную жизнь, был сотрудником Британского музея… – Холмс улыбнулся: – Жаль, у меня не хватило терпения выслушать вторую вашу версию – месть со стороны сообщников. Поэтому сразу же скажу: прежние сподвижники господина Раковски тоже стали вполне респектабельными гражданами, а некоторые даже получили видные посты в государственных учреждениях. В том числе и в полиции.

– Погодите! – воскликнул я. – Вы сказали – он получил разрешение вернуться на родину?

– Именно так.

– Почему же он им не воспользовался?

– Видимо, у него были на то веские причины, – ответил Шерлок Холмс.

Я хотел спросить, какие причины он имеет в виду, но тут в комнату вошла миссис Хадсон. Вид у нее был весьма обиженный. Она молча водрузила заварочный чайник на наш стол, после чего обратилась к моему другу с неожиданной горячностью:

– Мистер Холмс, неужели вы собираетесь покинуть мой дом на старости лет – дом, который столько лет служил вам?..

Честно признаюсь, я онемел от такого заявления. Холмс был удивлен не меньше моего:

– С чего вы взяли, миссис Хадсон?

– Ну как же! – обвиняющим тоном сказала наша хозяйка. – Сегодня вы попросили посыльного, кроме «Таймс» принести вам «Санди Кроникл» и еще несколько газет, в которых даются объявления о сдаче квартир внаем. И каждый раз, входя в гостиную, я застаю вас за просмотром этих объявлений. Даже сейчас вы их читаете! – и миссис Хадсон указала на газету, которую Холмс действительно просматривал перед ее приходом.

Тот искренне расхохотался.

– Дорогая миссис Хадсон, – проникновенно сказал он. – Уверяю вас, ничего подобного ни у меня, ни у доктора и в мыслях не было. Разве мы могли бы найти где-нибудь в другом месте столь уютное жилище и столь очаровательную хозяйку? Нет-нет, вы идете по пути моего друга Ватсона – его предпосылки всегда точны, но выводы довольно часто оказываются ложными. Я действительно просматриваю списки сдающихся внаем квартир, но это необходимо для дела, которым мы с доктором заняты в настоящее время.

Когда успокоенная миссис Хадсон вышла, я спросил у Холмса:

– В самом деле, зачем вы просматриваете списки сдающихся внаем квартир?

– Коль скоро мы имеем дело с убийством, – ответил Холмс, – причем рассчитанным очень точно, кто-то должен был изучить расписание передвижений жертвы. Значит, за Раковски следили, и отнюдь не в течение одного дня. Стоя на улице, преступник рисковал привлечь к себе внимание.

– Может быть, из кафе? – высказал я предположение.

Холмс покачал головой.

– Никаких кафе я там не заметил. Что же остается? Съемная квартира. Цели своей преступники достигли, квартира ими, скорее всего, уже оставлена и сейчас снова сдается, – великий сыщик чуть поморщился. – Да, я знаю, предположение слабенькое, но за неимением лучшего его следует проверить. Кроме того, – он продемонстрировал мне связку отмычек, – нам необходимо осмотреть и квартиру покойного Раковски. Вы согласны?

* * *

Ливень, обещанный с утра, так и не пролился. Наняв на Бейкер-стрит кэб, мы вновь отправились на Тотенхейм Корт-роуд – проверить адреса, найденные Холмсом в газете. Один из них он отверг сразу же – в этом месте улица делала небольшой изгиб, и из окон квартиры нельзя было видеть выход из квартиры Раковски. Вторая квартира пустовала уже давно, но хозяйка решила ее сдавать лишь недавно, в связи с материальными трудностями.

В третьей квартире забрезжила надежда. Домохозяйка сообщила, что у нее до недавнего времени проживал одинокий мужчина средних лет. Съехал он буквально несколько дней назад.

– Такой предупредительный, вежливый, – сказала хозяйка. – Работает где-то коммивояжером. Квартира была оплачена еще на неделю вперед, но он вынужден был оставить Лондон раньше, чем предполагалось. А о возврате денег даже не заикнулся.

– Очень благородно и щедро с его стороны, – пробормотал Холмс. – Квартира в хорошем состоянии? Мы с другом хотели бы снять ее.

– О да, – подтвердила хозяйка. – Предыдущий жилец был очень аккуратным и оставил все в идеальном порядке. Да вы и сами можете убедиться!

Хозяйка провела нас на второй этаж, где располагалась квартира.

– Обратите внимание, – вполголоса сказал Холмс, – отсюда имеется второй выход.

Квартира действительно была в идеальном состоянии. По еле слышному недовольному хмыканью Холмса я понял, что мой друг не может найти никаких следов, которые рассказали бы ему что-нибудь о предыдущем жильце.

– Либо этот человек аккуратен сверх всякой разумной меры… – разочарованно сказал великий сыщик.

– Либо он специально уничтожил все следы своего пребывания, – торжествующе закончил я.

– Блестящий вывод, Ватсон! – сказал Холмс. – Практически, это дело ведете вы один. Вы его обнаружили, вы и делаете все основные выводы.

– Что же, в таком случае вам останется лишь написать рассказ – по окончании расследования, – парировал я.

– О нет, Ватсон, – отверг эту идею Холмс. – Вы вполне способны стать сыщиком – но я-то, увы, напрочь лишен литературного таланта… – он развел руками. – Однако давайте осмотрим место, откуда наш жилец наблюдал за ежедневными перемещениями господина Раковски.

С этими словами мой друг подошел к малюсенькой лоджии, где с трудом мог поместиться один стул. Отсюда место происшествия было видно, как на ладони.

– И здесь ничего! – раздосадованно сказал Холмс. – Поистине невероятно, – повторил он. – Ни следов пепла, ни царапин… Между тем мой опыт подсказывает, что неотрывно наблюдающий за кем-нибудь человек должен что-нибудь делать руками, чтобы компенсировать вынужденную неподвижность.

– Может быть, он просто перебирал пальцами? Или вертел в руках что-нибудь, что впоследствии унес с собой? – предположил я. – Четки, например?

– Возможно, – неохотно согласился Холмс. Такой вариант развития событий лишал нас последней возможности обнаружить какие-либо следы. Холмс вышел из лоджии с разочарованным видом. Рассеянный взгляд его упал на портьеру, отделявшую лоджию от комнаты. Вдруг он хлопнул себя по лбу.

– Конечно! – он быстро склонился к портьере. – Как я сразу не догадался! Обратите внимание, Ватсон, бахрома помята. Он сидел в лоджии в кресле, выглядывая из-за портьеры и нервно теребя бахрому.

С этими словами Холмс поднял портьеру:

– По тому, как человек мнет платок или другой попавший к нему в руки кусок ткани, я могу сказать многое…

Холмс осмотрел портьеру. Его лицо становилось все более и более озабоченным.

– Очень странно, – наконец произнес он. – Более, чем странно…

Он вынул маленький перочинный ножик, который всегда носил с собой, и отрезал от бахромы одну нитку.

Вернувшись в комнату, Холмс еще раз окинул ее внимательным взглядом, от которого, казалось, ничто не могло укрыться (к сожалению, укрываться здесь было нечему), и подошел к единственному оставшемуся от бывшего жильца материальному объекту – небольшой пачке газет на этажерке. Холмс взял их и быстро просмотрел, после чего протянул мне. Я ничего интересного в этих газетах не увидел – по большей части старые выпуски «Таймс» и «Файнэншл Таймс», без вырезок и пометок на полях. Однако Холмс, похоже, просмотром остался доволен.

– Идемте, Ватсон! – наконец сказал он. – Небольшая прогулка на свежем воздухе даст достаточно кислорода, чтобы активизировать наши мозги.

Когда мы вышли, Холмс спросил у меня:

– Вы не нашли ничего интересного в этих газетах?

– Ничего, – вынужден был признаться я. – Но что же вы там рассматривали?

– Мой друг, – сказал мне великий сыщик. – Преступники становятся все более искушенными и потому оставляют все меньше следов. Все же совершенно бесплотным может быть только славное английское привидение. А человек, например, когда читает газету – обязательно складывает ее. Для того, чтобы по сгибам газеты мы смогли установить, какими статьями в ней он интересовался.

– И какими же? – недоверчиво спросил я.

– А вот это любопытно, Ватсон, весьма любопытно! Представьте себе, бывшего обитателя квартиры более всего привлекали статьи, касающиеся технических новинок… Однако я не буду делать преждевременных выводов, а обращусь к несомненным фактам.

– Я заметил, что вы срезали кусочек бахромы, – мне не терпелось узнать, что же за след обнаружил Холмс в этой почти стерильной квартире.

– Пускай хозяйка отнесет это к издержкам военного времени, – усмехнулся сыщик. – Как мне представляется, жилец этой квартиры сидел в лоджии, пристально наблюдал за домом Раковски… и крутил в руках портьеру, машинально завязывая бахрому в узелки. Потом, естественно, развязывал, но один шнурочек ускользнул от его внимания. Вы вряд ли читали мою статью о видах узлов – она вышла из печати во время вашего медового месяца, сразу же после дела, которое вы назвали «Знак четырех». Помнится, Смолл завязал на веревке довольно редкий узел, используемый лишь моряками Индийского океана. Умение вязать узлы присуще людям разных профессий, Ватсон, но если моряк завяжет какой-нибудь из морских узлов, а рыбак – так называемый рыбацкий узел, то профессиональный палач – тот узел, который оказывается за ухом висельника…

– И какой же узел вы увидели здесь? – не утерпел я, прервав рассуждения моего друга.

– Весьма редкий, – задумчиво ответил Холмс. – Во всяком случае, для наших широт. Нечто подобное мне пришлось наблюдать лишь в одном месте. В Тибете. Там такой узел называют «охранным». Проще говоря – узел-амулет.

Окинув взглядом улицу, Холмс неторопливо двинулся по Тотенхейм-роуд.

– Разве квартира Раковски в той стороне? – спросил я, последовав за ним в некоторой растерянности.

– Мы имеем дело с весьма необычным преступником, – сказал он негромко. – У меня нет уверенности, что он или кто-нибудь из его помощников не наблюдает за нами… Нет-нет, не надо оглядываться, Ватсон, лучше пройдемся не спеша по Тотенхейм-роуд. Чудесная погода, вы не находите? Потратим чуть больше времени, зато, возможно, обезопасим себя от подозрений…

Некоторое время мы шли молча. Похоже, Шерлок Холмс погрузился в воспоминания о своем давнем путешествии, я же пытался связать воедино все услышанное – газетные статьи о технических новинках, тибетский узел-амулет…

Неожиданно Холмс сказал:

– Впервые мне довелось увидеть такой узел при обстоятельствах весьма пикантных…

Рассказ Холмса о Тибете (продолжение)

– Как я уже говорил, Ватсон, в какой-то момент моего экзотического путешествия я почувствовал себя беспомощным, как младенец! Мое оружие, мой дедуктивный метод не срабатывал в стране, жившей по своим правилам, непонятным европейцу. Но однажды я нашел ему применение. И весьма удачное!

Как-то раз, прогуливаясь по базару, я вдруг обратил внимание на группу людей, возбужденно шумевших и явно собиравшихся перейти к выяснению отношений на кулаках. Мне стало любопытно, я приблизился и попытался понять, что происходит.

Из объяснения одного зеваки следовало, что конфликт произошел между двумя группами монахов: из монастыря Галдан и монастыря Дасилхунбо. Один располагался в горах, второй – в низине. Началось все со спора, кому принадлежит ритуальный барабан. Монахи Галдана утверждали, что соперники одолжили его для какой-то церемонии, а теперь доказывают, что в действительности спорный предмет принадлежал Дасилхунбо. Представители же последнего, в знак своей правоты, демонстрировали надпись на боку барабана. Они уверяли, что первоначально барабан принадлежал Дасилхунбо, но монахи Галдана похитили его. Монахи же Дасилхунбо уверяли, что надпись слишком свежая и, следовательно, фальшивая, нанесена поверх затертого клейма истинного владельца.

Самым же любопытным для меня было то, что следы норвежца вели именно в монастырь Галдан. Теперь вы понимаете, Ватсон: если бы мне удалось установить истинную принадлежность ценного предмета, возможно, проблема посещения монастыря была бы решена! Я подумал тогда: вот он, мой единственный шанс! Если мне удастся решить этот небольшой ребус – возможно, передо мною откроются ворота монастыря, того самого, в котором побывал разыскиваемый мною Торстейн Робю. Ну, а если я потерплю фиаско, – Холмс развел руками, – что же, это никак не скажется на моей репутации детектива-консультанта. В Тибете, к счастью, не было ни Мэлоуна с Флит-стрит, ни нашего друга Лестрейда из Скотланд-Ярда. Словом, я начал действовать. Пробравшись сквозь толпу зевак, я попросил разрешения осмотреть барабан. Должен сказать, Ватсон, что я к тому времени вполне прилично изъяснялся на местном наречии и даже писал и читал. Монахи, хоть и неохотно, дали мне предмет, ставший яблоком раздора. Я внимательно его осмотрел и пришел к нескольким важным выводам. Несомненно, надпись была недавнего происхождения. Таким образом, можно было предположить, что обвинители правы. На барабане написано Галдан, но ведь монахи из Дасилхунбо утверждали, что надпись – фальшивая, сделанная поверх счищенной подлинной. А подлинная свидетельствовала о том, что реликвия принадлежит их монастырю. Краска, насколько я мог судить, имела растительное происхождение. Вот тут меня осенило! – в радостном возбуждении Холмс потер руки.

Можно было подумать, что все это происходит сейчас, здесь, на лондонской улице, а вовсе не в загадочной горной стране добрых два десятка лет назад. Я и сам был захвачен живописным рассказом моего друга и нетерпеливо спросил:

– Что же за мысль пришла вам в голову, Холмс?

– Вы знаете, милый Ватсон, что в поездках меня всегда сопровождает мой саквояж, – ответил он. – Среди прочего там находится набор реактивов, которые могут пригодиться для некоторых точных проверок. Например, имеются ли на внешне чистой поверхности предмета частицы некогда нанесенного туда красителя растительного происхождения. Я спросил у спорящих, можно ли соскоблить надпись. Один из монахов тут же категорически запретил. И я обратил внимание, что им оказался один из тех, кто обвинял монахов Галдана в мошенничестве. «Это доказательство! – сказал он. – Мы не позволим его уничтожить!» Пришлось мне объяснить, что если они счистят свежую надпись, то я берусь восстановить ту, которая была ранее… Так и произошло. Когда я нанес нужные реактивы на очищенную от краски грань ритуального барабана, на поверхности тут же проступила надпись «Галдан» – такая же, как только что счищенная. И значит, барабан и ранее принадлежал тому же монастырю, – тут Холмс весело рассмеялся. – Попытка посрамленных спорщиков обвинить меня в колдовстве и помощи заморских демонов не сработала. Монахи Дасилхунбо поспешно удалились, а ко мне обратился монах из Галдана: «Римпоче (то есть драгоценный, – пояснил Холмс), вы спасли нашу реликвию! Откуда вы, как вас зовут и не откажетесь ли вы разделить с нами скромную монастырскую трапезу?» Я объяснил, что я житель далекой северной страны, именуемой Норвегия, что зовут меня Сигерсон и что прибыл я в Тибет в связи с работой над книгой о нравах и обычаях этой любимой богами страны. И, разумеется, с удовольствием принял приглашение разделить с монахами трапезу…

Между тем мы сделали довольно приличный крюк, пройдя два квартала от дома, в котором, по предположению Холмса, еще недавно обитал преступник, а затем вернулись по другой стороне почти на то же место.

– Вот в этом доме, насколько мне известно, снимал квартиру убитый, – сказал Холмс, прервав рассказ. Подойдя к двери квартиры, где проживал покойный Раковски, он оглянулся, быстро осмотрел улицу, после чего молниеносно срезал печати, которыми была опломбирована квартира, и отмычкой открыл дверь. Пройдя вслед за Холмсом внутрь, я лишь подумал, что давно уже не удивляюсь столь вольному отношению моего друга к закону. Напротив – меня удивило то, что я вообще вспомнил об этом.

Холмс нащупал у двери выключатель, зажег электрическое освещение и приступил к осмотру. Едва я двинулся на помощь, как он повернулся и с улыбкой сказал:

– Ватсон, оставайтесь, пожалуйста, в центре и следите за тем, чтобы я ничего не пропустил. Вы же знаете мою рассеянность!

Я молча подчинился, хотя и прекрасно понимал: Холмса смущала не его рассеянность, а моя неловкость. Таким деликатным способом он решил обезопасить себя от помех с моей стороны. Прежде чем приступить к настоящему обыску, Холмс окинул комнату цепким взглядом.

– Обратите внимание, Ватсон, – сказал он, – в этой квартире тоже царит идеальный порядок. Не хуже, чем в той, что мы осмотрели ранее.

Я вынужден был согласиться. Действительно, комната покойного Раковски выглядела гак, словно ее убирали не раз в день, а, по меньшей мере, раз в час. Ни одного случайно оставленного предмета, мебель расставлена прямо-таки с математической аккуратностью.

– Да, порядок, – повторил Холмс. – Потому тем более странно, что кое-что не соответствует общему представлению.

– Например?

– Например, корешки книг на полках. Обратите внимание, Ватсон, линия, по которой они стоят, не очень ровная. Некоторые выступают больше, некоторые – меньше… Такой аккуратный и пунктуальный человек, каким представляется мне обитатель этого жилища, обязательно бы их подровнял. Впрочем, пока это всего лишь предположение. Но оно может свидетельствовать о том, что здесь после смерти хозяина кто-то побывал и что-то искал. Вот только что именно?

Я молча пожал плечами. Впрочем, великий сыщик и не ожидал от меня ответа. Он приступил к детальному обыску, начав с кабинета. Тут находились только письменный стол, украшенный чернильным прибором с медным двуглавым орлом, да множество книжных шкафов. Я пробежал взглядом по книжным полкам. Здесь стояли книги на английском, французском, немецком и русском языках. Русского я не знаю, но остальная библиотека представляла собой причудливую смесь исторических исследований с самыми современными работами по физике и химии.

– Ну, точно! – вдруг воскликнул Шерлок Холмс. – Здесь был кто-то не менее тщательный, чем мы, Ватсон.

На мой безмолвный вопрос великий сыщик продолжил:

– Смотрите, что я нашел в корзине для бумаг!

И он потряс листком отрывного календаря, на котором было написано «31 августа».

– Что же здесь удивительного, Холмс? – спросил я.

– Этот листок лежал сверху! А под ним – листок за 1 сентября. Значит, кто-то не поленился заглянуть даже в мусорную корзину. Какие выводы можно сделать? Искомой вещью, скорее всего, являются какие-то бумаги. Или бумага. Документы, письма… – Холмс бросил календарный листок в корзину и покачал головой. – Боюсь, пока мы не поймем, что именно искал здесь убийца, нам ни за что не раскрыть причину этого преступления.

Покинув квартиру Раковски, мы направились домой. Стоял короткий период «индейского лета», и мы решили не брать кэб, а насладиться ласковым теплым солнцем и свежим воздухом. Я надеялся услышать продолжение рассказа о приключениях в Тибете. Главное, что меня интересовало, – это связь между узлом в квартире преступника и тибетским амулетом.

Но Холмс молчал. Казалось, он погружен в глубокое раздумье. Я же не рисковал нарушить ход его мыслей – тем более что это, скорее всего, было бы невозможно. По-моему, его не смог отвлечь даже появившийся на улице и увязавшийся за нами нищий – китаец в лохмотьях с безумным выражением в раскосых блестящих глазах. Он явно был сумасшедшим обитателем заброшенных доков. Я бросил ему мелкую монетку, но он не отставал, что-то лопоча на ломаном английском, приплясывая на ходу и постоянно ухмыляясь. От его выкрашенных черной краской зубов мне стало не по себе. Я сказал:

– Бедняга, жаль, что нет с нами моего старого друга Уитфорда Кемпа. Прекрасный был психиатр, его помощь пришлась бы этому несчастному весьма кстати…

Не замедляя шага и даже не взглянув на нищего, шедшего за нами в двух-трех шагах, Холмс процедил сквозь зубы:

– Этот малый скорее нуждается во вмешательстве другого вашего друга – и моего тоже. Инспектора Лестрейда. Идите прежним шагом, пусть бестия думает, что мы ничего не заметили…

Поравнявшись с кэбом, одиноко стоявшим на углу, Холмс вдруг резко втолкнул меня в него, впрыгнул сам и крикнул кэбмену: «Гони!»

Выглянув из окошка, я увидел, что лженищий стоит посреди улицы и смотрит нам вслед.

– Кто он такой? – спросил я сыщика.

– Один из мерзавцев, обитающих в китайском квартале, – ответил Шерлок Холмс. – Хозяин опиумной курильни в доках. Я несколько раз встречал его там. Скупщик краденого, торговец живым товаром. Я уверен, по крайней мере, в трех убийствах, совершенных этим негодяем. Интересно было бы узнать: кто и почему нанял его следить за нами?

– Вы уверены в том, что он следил? – недоверчиво переспросил я. – Но ведь это нелепо: отправлять на слежку человека, настолько привлекающего к себе внимание! Я полагал, для слежки выбирают менее заметных…

– Именно на это общепринятое мнение и рассчитывал наш противник! – перебил меня Холмс. – Такая экзотическая личность, как сумасшедший нищий китаец, легко пройдет куда угодно и за кем угодно! После первого интереса на него перестают обращать внимание, а любой его шаг, даже самый эксцентричный, воспринимается как проявление расстройства психики! Нет, дорогой друг, вызывающая внешность и странные манеры – весьма удачная маскировка. Кого-то очень встревожили наши действия. А ведь мы только начали расследование!

Когда мы вернулись на Бейкер-стрит, я напомнил моему другу о прерванном рассказе. Устроившись в кресле с рюмкой портвейна, Холмс вернулся к тибетским приключениям.

– Должен вам сказать, Ватсон, что почет, оказанный мне в монастыре Галдан, поразил меня явным несоответствием той роли скромного исследователя, которую я исполнял, – начал он. – Знаки преувеличенного внимания со стороны монахов не могли быть объяснены и решением элементарной логической задачи. Я спросил у сопровождавшего меня монаха по имени Тулку, чем это вызвано. Он ответил: «Мы надеемся, что ваш череп, почтенный господин, станет подлинным украшением нашего монастыря», – и указал на стоявшие вдоль стены богато украшенные чаши, сделанные из человеческих черепов…

Бросив взгляд на мое вытянувшееся лицо, Шерлок Холмс усмехнулся.

– Признаться, Ватсон, планы монахов относительно моего черепа резко расходились с моими. Я надеялся, что он еще послужит мне… и Англии, конечно, – он шутливо вскинул руки. – Успокаивало другое – если бы монахи таили какие-то кровожадные замыслы, вряд ли они стали бы признаваться в них столь откровенно. Эта мысль меня немного успокоила, я принялся осматриваться – ведь мне впервые довелось оказаться в самом сердце подобной святыни. Непередаваемое впечатление, дорогой Ватсон, до сих пор вспоминаю, как я сожалел о вашем отсутствии. Описать увиденное – для этого нужен ваш литературный талант, а не сухой язык частного детектива. Представьте себе полумрак каменных келий, в котором угадывается тяжелый блеск позолоченных статуй, представьте себе искусно нарисованные на полу мандалы – картины Вселенной. А прекрасные шелковые полотна, украшенные переливающимися всеми цветами радуги образами божеств и демонов – ими гордились бы самые знаменитые музеи мира!

Меня несколько удивило восхищение, звучавшее в голосе Холмса – мой друг был вполне равнодушен к искусству – кроме тех случаев, когда творение оказывалось в круге его интересов. Иными словами, становилось объектом преступления. Поймав мой недоверчивый взгляд, Холмс сказал:

– Представьте себе, я действительно был поражен сокровищами монахов. Но куда больше меня занимала судьба Торстейна Робю, – он нахмурился. – Рассматривая украшенные драгоценностями чаши, изготовленные из человеческих черепов, я невольно задавался вопросом – нет ли среди них тщательно отделанного и украшенного черепа несчастного норвежца. Мысль эта меня настолько заботила, что я даже забыл о том, что и собственная моя жизнь, возможно, тоже находится в опасности. Впрочем, забыл лишь на мгновение. Дело в том, что меня представили настоятелю – Дагпо Лходже. Худощавый старик с приветливым лицом и умными проницательными глазами сидел на некоем подобии трона – деревянном сундуке с высокой резной спинкой. Он благосклонно принял мой дар – длинный узкий шарф, который называется «хадак». Такие шарфы – наиболее характерный вид подарков, в Тибете их приходится раздавать на каждом шагу… – Холмс, словно в ознобе, потер руки. – В ответ на это лама благословил меня – положил правую руку мне на темя. От моих глаз не укрылась его довольная улыбка, которая относилась к строению моего черепа, вызвавшему столь откровенное восхищение монахов! На какой-то миг я забыл о судьбе Робю, но зато вспомнил, монастырь принадлежит приверженцам бон – которые, в отличие от буддистов, отнюдь не являются убежденными противниками лишения жизни различных существ. Мало того – до недавнего времени они практиковали кровавые жертвоприношения. Правда, не человеческие, но в данной ситуации это было весьма слабым утешением. Я призвал на помощь все свое самообладание и вежливо поблагодарил ламу за его подарок – Дагпо Лходже подали шнурок из шелка, он завязал на нем узел и, дунув на него, возложил мне на шею. Этот шнурок с узлом по-тибетски называется «сун-дуд», он считается талисманом, предохраняющим от несчастий. С точно таким же узлом, как этот, – и Холмс протянул мне шнурочек, срезанный сегодня с портьеры в квартире на Тотенхейм Корт-роуд.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю