Текст книги "Белль и Себастьян"

Автор книги: Николя Ванье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

Часть 3

1

Была середина октября. Себастьян так замерз, что приходилось сжимать зубы, чтобы не закричать. Долго в ледяной воде босиком он не продержится! Штаны мальчик закатал до колен, рукава свитера тоже поднял повыше.

Белль медленно шла по берегу, чуть выше по течению. И вдруг она замерла. Тело ее напряглось, как у охотничьей собаки-пойнтера, почуявшей добычу. Осторожно, чтобы не поскользнуться и не удариться о камень, Себастьян подобрался к тому месту, с которого собака не сводила глаз. Под текучим покровом воды, в тени поросшего водорослями камня «стояла» рыбина. Не просчитывая своего движения и не раздумывая ни секунды (все тело занемело от холода, и у него уже просто не было сил сосредоточиться), мальчик сунул руку в воду, схватил форель и вытащил ее из реки.

С воплем радости он выбрался на берег, где уже отчаянно билась великолепная рыбина с холодной и липкой чешуей. Забыв о холоде, Себастьян схватил камень и двумя сильными ударами оглушил ее, как учил Сезар. Дед не уставал повторять: нельзя заставлять мучиться животное, которое ты намереваешься съесть. Форель отправилась в корзинку, где уже лежало две других рыбины, размером поменьше.

Собака снова пошла вдоль потока, наклонив морду к самой воде. Себастьян сел на гальку и стал растирать себе ступни, чтобы скорее согреться.

– Белль, возвращайся! На сегодня нам хватит и этого!

Кровь быстрее побежала по жилам, пробудив боль. Она была такой сильной, что Себастьян застонал. Собака тут же примчалась к нему и принялась своим теплым языком облизывать мальчику руки и ноги. На этот раз он вскрикнул уже от щекотки.

– Мы с тобой – лучшие рыбаки в долине!

Себастьян почти завязал шнурок, когда прогремели два выстрела, многократно усиленные эхом. Белль вихрем метнулась в сторону, из ближайших кустов выпорхнули перепуганные птицы. Стреляли совсем близко, на асфальтовой трассе, находившейся в полукилометре от реки – той самой дороге, которая вела из долины в высокогорные деревушки. То и дело соскальзывая по каменистому склону, Себастьян со всех ног бросился наверх. От страха у него словно бы выросли крылья. Только бы это оказались не охотники! Только бы они не пришли за Белль!

Ханс и Эрих решили отдохнуть немного от служебных обязанностей. Обер-лейтенант поручил им «освоиться на местности», так что ничего не мешало двум воякам сделать на обратном пути в лагерь небольшую остановку. Никому не придет в голову упрекнуть их в том, что они целый день проболтались без дела, ведь они «осматривали горную дорогу, ту, что тянется по гребню»!

В мирное время они оба работали на заводе и не брали в руки оружия, потому что даже не увлекались охотой. Однако стоило этим молодым людям надеть форму вермахта, как их жизнь радикально переменилась. И они быстро вошли во вкус. Куда бы ни пришли немецкие солдаты, их все боялись – сначала паршивые коммунисты и евреи, а теперь и эти заносчивые французишки. Бедняки и богачи, старики и молодежь – все трепетали перед ними. Женщины же взирали на них с интересом, в котором нет-нет да и проглядывало восхищение, и это очень льстило самолюбию.

Все началось с того, что Ханс предложил пари. Оба они были горожанами, и эти пустынные горные районы наводили на них тоску и вызывали внутреннее беспокойство, в чем, однако, они даже себе не хотели признаваться. Браун отправлял их в долину так редко, что эти поездки не утоляли жажду деятельности, да и безотчетная тревога никуда не девалась. Эрих по известным только ему причинам решил: в их паре он главнее, поэтому раздражение Ханса нарастало с каждым днем. Напарник чуть ли не ежеминутно напоминал ему о том неприятном инциденте возле крестьянского дома, обзывал его «Rabe»[12]12
  Ворон (нем.). (Примеч. пер.).


[Закрыть] и насмехался над его боязнью высоты.

Ханс выскочил из кабины грузовика и уже устроился возле кустика, когда внимание его привлекло какое-то движение. Рассчитывая обнаружить партизан, он согнулся вдвое, подобрался к большому камню и затаился за ним. С этого места открывался прекрасный обзор на долину. Никаких врагов поблизости не оказалось, зато на ближайшем склоне, на расстоянии выстрела, паслось стадо оленей. Забыв о неотложной потребности, заставившей его вылезти из машины, Ханс начал махать напарнику, призывая его к себе. Разве можно упустить такую возможность? Вот сейчас они и выяснят, кто из них двоих лучше попадает в движущуюся мишень!

Теперь же он готов был лопнуть от злости. Это все Эрих виноват! Зачем было сразу стрелять? Естественно, олени разбежались во все стороны при первом же выстреле. Счастье еще, что этот придурок промахнулся! Ханс собрался уже наорать на приятеля, как вдруг заметил оленя. Перепуганное животное, не видя опасности, метнулось к ним навстречу – что называется, волку в пасть. Наверное, стремительное бегство сородичей сбило его с толку.

После секундного колебания Ханс ткнул напарника локтем в бок и указал на оленя. Он, конечно, мог бы не делать этого и выстрелить первым, но ему хотелось, чтобы все было по-честному. Ну, или почти так… потому что он сначала прицелился и только потом дал Эриху знать. Разве можно было упустить такой шанс утереть нос этому бахвалу? Заранее усмехаясь в предвкушении победы, он приготовился спустить курок, пока Эрих лихорадочно пытался прицелиться.

– Убегай! Спасайся!

Крики испугали оленя, и тот отпрыгнул в сторону, едва не сорвавшись с кручи. Для Ханса это стало полной неожиданностью. Он выстрелил практически наугад и грязно выругался. Кипя от злости, посмотрел в ту сторону, откуда кричали. На тропинке, чуть выше по склону, тяжело дыша после быстрого бега стоял мальчик. Щеки его раскраснелись, волосы перепутались, и он не только не испугался людей в солдатской форме, но смотрел на них гневно, с вызовом.

– Нельзя стрелять в оленей! Если Сезар увидит, вам не поздоровится!

– Schmutz von Kind![13]13
  Мерзкий мальчишка! (нем.) (Примеч. пер.)


[Закрыть] Зачем ты кричать?

Вместо того чтобы помочь, Эрих, не обращая внимания на мальчика, снова стал целиться. Для него главное было выиграть пари, не важно, по-честному или нет.

– Man kann ihn noch einklemmen![14]14
  Его еще можно достать! (нем.) (Примеч. пер.)


[Закрыть]

Но только он приготовился стрелять, как мальчик крикнул снова. Олень стремительно понесся вниз по склону, и через мгновение был уже вне досягаемости. У Ханса немного отлегло от сердца: пари он все-таки не проиграл, но мальчишка повел себя уж слишком нагло, и его надлежало приструнить.

– Прекрати! Nicht zurufen![15]15
  Перестань кричать! (нем.) (Примеч. пер.)


[Закрыть]

Однако ребенок не только не присмирел, куда там! Он схватил с земли камень и взвесил его на руке, словно бы желая напугать немцев. К этому времени Эрих понял, что охота закончилась, и тоже заорал на мальчишку:

– Только брось, Rotznösig![16]16
  Сопляк (нем.). (Примеч. пер.).


[Закрыть]

Однако мальчонка нисколько не испугался. Он презрительно сплюнул себе под ноги. Стерпеть подобное Ханс не мог. Он вскочил, в три прыжка преодолел разделявшее их расстояние и отвесил мальчишке такую затрещину, что тот покатился по земле. Волна неуемного гнева накрыла солдата. Эта проклятая страна с ее гнетущими горами, ненавистные взгляды упрямых как ослы крестьян, ежеминутный страх наткнуться на засаду партизан-маки – все вмиг всплыло на поверхность. А тут еще этот маленький мерзавец, и он не только помешал ему, Хансу, выиграть пари, но еще имеет дерзость угрожать им, бравым солдатам рейха! Маленький выродок! Сейчас они ему покажут! Задирать немецких солдат! Эту взбучку он запомнит на всю жизнь!

Не успел отзвучать вопль Эриха, как послышалось рычание, от которого кровь стыла в жилах. Словно бы из ниоткуда – с неба или из-под земли! – на Ханса обрушилось рычащее чудовище с раззявленной пастью. Удар мощных лап – и он повалился на землю, выставив вперед руку. Ружье отлетело в сторону и ударилось о камень. Однако Хансу было не до того. Немец рефлекторно закрыл лицо рукой, и этот жест спас ему жизнь, потому что чудовище намеревалось вцепиться ему в горло. Ханс увидел, как зубы вонзаются ему в руку, но ничего не почувствовал – выброс адреналина на время снизил восприимчивость к боли. Он заорал от испуга и попытался сбросить отвратительное животное со своей груди. Теперь пришло время проснуться и боли. Она оказалась жестокой – наверняка повреждены были не только мягкие ткани, но и кость.

Эрих между тем упал на колени и прицелился. Но спустить курок никак не получалось. Он стискивал зубы, чтобы не закричать вместе с Хансом. Огромный пес прижимал его напарника к земле и грозно рычал. Он по-прежнему сжимал зубами окровавленную руку Ханса и мотал головой, ожесточенно дергая ее. Эрих прицелился в бок зверя, однако руки у него так тряслись, что пуля могла угодить куда угодно. Наконец он поднял дуло ружья и выстрелил в воздух. То было спонтанное решение, но псина выпустила добычу и бросилась наутек стремительно, словно за ней гнались черти.

На все ушло не больше минуты, еще минута – на то, чтобы осознать произошедшее. Ханс первым вышел из шокового состояния. Боль в руке нарастала и отдавала в плечо. Он вдруг испугался, что собака могла быть бешеной, а это означало страшную смерть и для него самого. Он попытался вспомнить, капала ли у нее пена изо рта, но мысли путались от волнения и боли. Чтобы не заплакать перед напарником, он выругался:

– Dirne saloperie Hundes![17]17
  Проклятая псина! (нем. и фр.) (Примеч. пер.)


[Закрыть]

Мальчик выронил камень и смотрел на солдата, лежавшего в паре шагов от него. Эриху пришло в голову, что, когда собака напала, он даже не попытался убежать. Бедный пацан! Испугался, наверное, до полусмерти! Эрих хотел было успокоить ребенка добрым словом, но не успел: мальчуган вскочил на ноги и побежал в ту сторону, куда унеслась страшная псина.

Ставшее бесполезным ружье лежало на столе у мэра. Ударившись о камень, оно просто переломилось пополам. Комбаз наклонился на него посмотреть, нахмурился и удрученно покачал головой. В глубине души он ликовал: так и надо этим бошам! Несколько месяцев назад они запретили местным жителям охотиться, и никто, по крайней мере, насколько ему было известно, не осмелился ослушаться. Мэры городишек и деревень, расположенных ниже, в долинах, где оккупантов было больше, жаловались, что у них порядки еще страшнее: немцы отправляют людей за решетку без суда и следствия, причем за малейшую провинность, будь то нарушение режима, незаконная продажа продуктов или пьяная выходка. Имя нарушителя моментально попадает в «черный список»… В Сен-Мартене с некоторых пор тоже назревало недовольство. Многие злились, потому что запасали дичь на зиму, а ее у них отняли. Старики, которым вообще трудно было что-либо втолковать, вслух начали обвинять своего мэра в сотрудничестве с врагом. Обвинять его, Марселя Комбаза, который из кожи вон лезет, лишь бы сохранить в деревне порядок и покой!

Марсель откашлялся, выигрывая еще пару минут времени. Обер-лейтенант Браун ожидал объяснений. Вид у его «сторожевых псов», стоявших у двери, был самым жалким. Один, тот, что пониже ростом и потолще, и вовсе грязный, окровавленная рука – на перевязи. Марсель, узнав в нем солдата, который в свое время вытащил из дому старую мать мсье Малара, прикрыл рот ладонью, стараясь спрятать усмешку. Потом он покосился на Сезара, про себя молясь, чтобы старик не вздумал буянить. Он уже пожалел, что согласился его выслушать. Если бы не это, когда явились немцы, он мог бы попросту разыграть изумление, и на том бы все закончилось. Браун посмотрел в ту же сторону, и взгляд его остановился на Себастьяне, которого старый пастух загородил собой.

– Мои люди говорят, будто там, на дороге, был мальчик. Это был ты? – строго спросил он.

Вместо ответа Себастьян понурил голову. Рассерженный молчанием мальчика, Браун повернулся к мэру.

– Ружье разбито, мой ефрейтор ранен и, боюсь, поправится нескоро. Каким образом вы намереваетесь урегулировать эту проблему, мсье Комбаз?

– А какой ответ вы от меня ждете? Себастьян рассказал мне, как все было, за минуту до вашего прихода. Если по горам бродят дикие звери и нападают на людей, то это не моя ответственность! Этот пес уже два месяца, а может, и больше, держит в страхе весь регион! И поймать его невозможно! Еще хочу вам напомнить: вы отобрали у нас огнестрельное оружие, так что занимайтесь этим делом сами…

– Ну разумеется! У меня нет других дел – только выслеживать в горах какую-то там собаку!

Комбаз предпочел промолчать. Если немец хочет кого-то наказать, то он тут точно ни при чем. Но обер-лейтенант, похоже, понял – от мэра ему внятного ответа не добиться, и, не пытаясь скрыть раздражение, снова обратился к мальчику:

– Объясни, что ты делал так высоко в горах один? Неужели хочешь, чтобы этот зверь сожрал тебя?

Себастьян пожал плечами и вопросительно посмотрел на своего деда. Этого крепкого на вид старика с мрачным, решительным лицом Браун видел впервые. Что ж, неудивительно, что мальчишка оказался таким несговорчивым, если у него такой дед… Лицо мальчика показалось ему смутно знакомым, однако он так и не вспомнил, где мог его видеть. Наверное, в каком-то деревенском доме во время обыска.

– Я не услышал ответа на свой вопрос!

– Отвечай обер-лейтенанту, Себастьян! – тихо сказал Сезар, и спокойный тон его, принимая во внимание ситуацию, уже сам по себе прозвучал как вызов.

Мальчик вздрогнул. Взгляд его полыхнул гневом, но это впечатление было так мимолетно, что Браун решил: ему, конечно же, почудилось.

– Вот он (Себастьян указал на Ханса) выстрелил! И промахнулся. А потом Зверюга убежала.

Мальчик обращался к старику, как если бы в комнате кроме них двоих никого не было. Подобное непочтение рассердило Брауна еще сильнее. Немец вздохнул. Ему не приходилось сталкиваться с такими упрямцами, как жители Сен-Мартена! Ярость угадывалась за напускным безразличием этих людей, и глядя на их лица, можно было подумать, что они вытесаны из того же камня, что и их дома.

– Я повторю вопрос, потому что ты, наверное, меня не понял. Чем ты занимался там, в горах?

– Рыбу ловил.

– Да неужели? И где твоя удочка? Мои солдаты никакой удочки не видели. Они мне все подробно рассказали. Хочешь, я у них спрошу?

– Мне не нужна удочка.

Обер-лейтенант посмотрел на Сезара, и тот кивнул, едва заметно улыбнувшись. То был предмет его гордости: он сам научил Себастьяна ловить форель голыми руками, и управлялся мальчишка на удивление ловко.

Себастьян нахмурился, поэтому офицер немного смягчил тон.

– Сколько тебе лет?

– Восемь.

– Восемь лет…

Изобразив недоумение на лице, обер-лейтенант посмотрел на Комбаза. Мэр не сводил глаз с разбитого ружья.

– Господин мэр, скажите, в вашей коммуне дети не посещают школу?

– Конечно, посещают! Все, кроме… кроме Себастьяна. Он… как бы это сказать… немножко диковат, правда, Сезар?

Ответа на вопрос не последовало. В повисшей тишине ироничные слова немца прозвучали жестоко:

– Франция! Мать, породившая столько свобод и… столько тупых голов! Если вы разрешаете детям не посещать школу и пускаете дело… как это у вас называется… ах да, на самотек, стоит ли удивляться, что мы выиграли войну за два месяца, а, мсье Комбаз?

Ответ прозвучал из уст старика, и заключенная в его словах ирония была столь же едкой:

– Зато две предыдущие вы проиграли.

– Сезар, бога ради, помолчи!

Марсель даже покраснел от испуга, но его вмешательство запоздало. Услышав такое оскорбление, Ханс побелел от ярости. Всё, с него хватит! Сначала мальчонка дерзит, теперь еще его старик подпрягся! Забыв о раненой руке на перевязи, он бросился было на Сезара, но Браун остановил его отрывистым:

– Jetzt reichts aber, soldat![18]18
  Прекратите, солдат! (нем.) (Примеч. пер.)


[Закрыть]

Комбаз воспользовался моментом, чтобы уладить ситуацию. На сей раз он просил в открытую, уже не боясь, что после этого его назовут подхалимом и вражеским приспешником.

– Прошу, не обращайте на них внимания! Мы найдем эту Зверюгу, мы ее прикончим! Я устрою на нее облаву!

– Знаю я ваши облавы!

Вмешательство мэра, похоже, сделало свое дело. Обер-лейтенант помолчал немного, а потом проговорил ледяным тоном:

– Мне нужно пятьдесят мужчин, ни человеком меньше, или вас ждет наказание. Если у вас столько не наберется, возьмите людей из других деревень.

– Пятьдесят!

– И ни человеком меньше! Все должны быть в сборе завтра утром в восемь. И по немецкому времени, не по французскому!

– Это невозможно! Вы же не знаете горы, нужно поступить по-другому…

– Мсье Комбаз, может, вы и знакомы с местностью лучше меня, но я, в отличие от вас, умею организовывать окружение.

Мэр не стал возражать. Авторитет немца взял верх. Он только спросил робко:

– Но вы же отдадите нам наши карабины? Если мы найдем пса, нам понадобится оружие…

– Решим этот вопрос завтра. В восемь на площади должно быть пятьдесят крепких мужчин в охотничьем обмундировании. Это понятно?

– Будет исполнено.

– Эта тварь искусала моего ефрейтора, и я хочу избавиться от нее раз и навсегда. Это тоже понятно?

– Да.

– Прекрасно. Потому что если вы меня разочаруете, господин мэр…

Кто-то говорил что-то снова и снова, но у Себастьяна никак не получалось сосредоточиться. У него в ушах звучали страшные слова – «облава» и «пятьдесят человек».

Он так сильно сжал кулаки, что ногти вонзились в кожу. Пятьдесят! Себастьян понятия не имел, насколько это много, потому что так и не научился считать, зато он видел, как вытянулось лицо Марселя.

Когда он был совсем маленьким, в деревне решили организовать облаву на волков. Себастьян с Линой стояли на пастбище и смотрели, как охотники выстроились в линию и пошли с горки в долину. Этот строй чем-то напоминал извивавшуюся змею. Себастьян тогда застыл и смотрел, разинув от восхищения рот. Болван! Даже тени мысли у него не возникло о том, как страшно было в тот миг волкам и насколько несправедливой была вся эта затея! А теперь пятьдесят охотников на одну собаку? Как Белль сможет от них спастись?

Он сглотнул и удивился, потому что у слюны был соленый вкус. Старый пастух посмотрел на него с тревогой, и Себастьян попытался улыбнуться, чтобы усыпить его бдительность. Дедушка даже не стал его ругать за эту выходку с бошами. Стоило ему начать рассказ, Сезар побледнел словно полотно – совсем как в тот раз, когда уже шла война и Анжелина вернулась домой из поездки на день позже: полицейские проводили какую-то операцию и попутно задержали рейсовый автобус. Сезар выслушал рассказ внука молча, потом взял за руку и, не обращая внимания на протесты, отвел в деревню, прямиком в мэрию. В кабинете «господина мэра», как он величал Марселя, когда хотел его задобрить, дедушка приказал повторить историю от начала до конца: как он гулял, как немцы начали стрелять, как они рассердились, когда он помешал им убить оленя, и как Зверюга напала на них. Себастьян едва успел закончить, и явились боши – те самые солдаты с офицером, который глаз не сводил с Анжелины. Мальчик сразу его узнал. И вот теперь все они сговорились убить его подругу – боши, его дедушка, мэр и еще пятьдесят охотников!

Шероховатые пальцы деда обхватили его запястье. Они вышли из кабинета, оставив остальных возле карты региона.

На прохладном воздухе Себастьян почувствовал себя лучше, в голове прояснилось. Вот только он готов был руку дать на отсечение, что дедушка начнет его расспрашивать! Нужно было найти способ защитить Белль! И мальчик поспешил задать вопрос равнодушным тоном, словно для него это не имело никакого значения:

– Де, а где вы будете устраивать завтра эту облаву?

Но Сезар не ответил. Он взял внука за руку и повел к церкви. Когда они подошли к паперти, старик поставил мальчика на ступеньку и присел, чтобы их лица оказались на одном уровне. Под его проницательным взглядом Себастьяну пришлось собрать всю свою решимость, чтобы не закрыть глаза. Ему вдруг стало ужасно стыдно из-за того, что приходится так часто врать, но он подумал о Белль и заставил себя улыбнуться. Во рту у него было сухо, как в пустыне.

– Почему тебя это интересует?

– Просто так. Просто хочу знать.

– Зверюга никогда бы не напала на бошей без причины. Ты что-нибудь видел?

– Нет.

– Ты общался с этой собакой?

– Нет, что ты!

– Есть такая поговорка: собака битая – это собака пропащая. Я знал одного парня, решившего спасти сенбернара, хозяин которого недавно умер. В хозяйской семье с ней обращались отвратительно, но собака была крепкая, в расцвете сил, и тот парень подумал, что, если набраться терпения, ее можно обучить всему заново. Он взял сенбернара к себе, вылечил, хорошо кормил, и со временем собака стала его к себе подпускать. Парень решил, будто теперь ее можно не бояться, поэтому начал каждый день водить к стаду и обучать. Пес быстро понял, что от него требовалось, и стал охранять овец, приводить обратно отставших и никогда ни одну не укусил. Вот только летом его новый хозяин заболел, да так, что три дня провалялся в бреду в своем домике на высокогорном пастбище. Когда же он встал на ноги, оказалось, уже поздно: сенбернар решил, будто его покинули или, может, разозлился, или не знаю, что еще на него нашло. Но только он убил дюжину овец. Так что, Себастьян, одичавшую собаку невозможно приручить заново. Это может кончиться не просто плохо, а очень плохо. Поверь, эта собака, Зверюга, очень хитрая!

– Я знаю.

– Ну и хорошо!

Старик встал, отряхнул штаны на коленях и пошел по дороге, которая вела из деревни в горы. Себастьян последовал за ним. Он молчал, хотя на языке крутились десятки вопросов. Проходя мимо последних домов, Сезар заговорил первым:

– Мы пойдем в сторону Глантьер – туда, куда тебе запрещено ходить, и прочешем ближайшие склоны. Думаю, псина бродит именно там. Может, даже нашла в тех местах себе берлогу. Я хочу, чтобы ты пообещал мне, что в это время никуда не пойдешь. Можешь остаться дома, в деревне, или же отправляйся к горе Мейе, там ты будешь в безопасности. Я хочу быть уверен, что ты далеко от тропы Глантьер, ты меня понял?

– Обещаю, де! Я буду возле Мейе и оттуда ни шагу! – Себастьян испытал такое огромное чувство облегчения, что едва не прыгнул деду на шею. Чтобы рассмешить старика, он плюнул на землю и поднял кулак, как это обычно делал сам Сезар. – Слово Сезара!

Но старый пастух не ответил на шутку. Он думал об этом офицере-немце и спрашивал себя, когда тот перейдет к более активным действиям. Как бы то ни было, Сезар обязан защитить своих близких! Внезапно усталость навалилась на плечи, и старику пришлось опереться на плечо мальчика, чтобы перевести дух. Себастьян, даже не подозревавший об опасности, лучезарно ему улыбнулся.