Текст книги "Белль и Себастьян"

Автор книги: Николя Ванье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

– Гийом, я испугалась. От тебя ведь так много зависит, ты и сам знаешь…

Гийому вдруг захотелось сказать ей: в этот вечер ему нет дела до того, кто на него рассчитывает и почему, а единственное, что ему нужно, – это чтобы с ним она забыла обо всем на свете…

Спускаясь по дороге вниз, к своему дому, Гийом пытался понять, почему Анжелина его оттолкнула. Разумеется, сердечная привязанность между ними усложнила бы и без того непростую ситуацию. Но ведь непреодолимых препятствий не бывает! Он ее любит, и от того, что в стране война, его чувства не переменятся. Однако она, почему она ведет себя так сдержанно? Он делает что-то не так? Или просто ей нравится кто-то другой?

Часть 2

1

Утренний свет окрасил горы в красивые сиреневые тона. Солнце выкатилось из-за хребта и стало медленно подниматься к далекой вершине, откуда было уже рукой подать до прозрачного голубого неба.

Себастьян поднимался вверх по склону уверенно и быстро, но не переходя на бег. В другие дни он давно бы уже был на пастбище и помогал деду с дойкой. Однако сегодня он притворился, будто спит, и Сезар ушел один.

Наконец впереди показалась тропа Глантьер, и он пошел еще быстрее. Себастьян отлично умел правильно ставить ногу на землю, так, чтобы не скользили подошвы, умел различать шаткие камешки, которые выскальзывали из-под ботинка и осыпались вниз. Скоро он станет таким же ловким, как местные охотники, вот только без оружия, из которого можно стрелять… Подумав так, мальчик улыбнулся. О Зверюге говорили, будто она очень хитрая, боится ружья и нападает, только если убедится, что это никакая не ловушка. Поэтому Себастьян не взял с собой оружия, даже деревянное ружье осталось дома. Он решил больше не носить его с собой, хотя раньше ему очень нравилось думать, что с ним он больше похож на взрослого.

Зверюга напала на Андре месяц назад, и с тех пор мальчику строго-настрого запретили подходить к этому месту. Однако он не испытывал ни малейших угрызений совести. Он не смог бы объяснить, почему его так тянуло сюда, не смог выразить словами то чувство бесконечного одиночества и ту грусть, которые временами испытывал. Он просто знал: обязательно должен еще раз увидеть эту собаку.

По своей детской наивности Себастьян решил, что правильней всего будет начать поиски с того места, где они впервые увидели друг друга. Поэтому, оказавшись в узком проходе между двух валунов, он нагнулся и стал осматривать землю, как его учил Сезар. Себастьян уже знал, что следы проще всего обнаружить, пока роса не высохла на солнце и под дуновением ветра. Вот тут, на этом месте, Зверюга положила на тропинку убитого зайца… с тех пор здесь прошло много народу, и все следы стерлись, но он, Себастьян, знает здесь каждый камешек и наверняка сумеет найти хоть какой-то знак, что она была тут!

Мальчик пошел вверх по тропе, отыскивая на земле новые следы или хотя бы темные волоски, которые свидетельствовали бы о том, что пес возвращался на это место. Несколько дней назад Себастьян спрятал в зарослях, тех самых, куда Зверюга прыгнула, убегая, кусочек сала. Сегодня там было пусто, но разве можно знать наверняка, какой зверь первым обнаружил его подарок? Запах сала мог привлечь и лиса, и мелкого грызуна. Себастьян окинул взглядом травяной ковер, и ему вдруг подумалось, что любые его попытки наверняка напрасны. Как ему отыскать эту собаку на бесконечных просторах? И все-таки он не готов был так быстро сдаться. Сложив ладошки возле губ ракушкой, он крикнул:

– Эу-у-у! Пес, где ты? Не бойся, я не сделаю тебе плохого, у меня даже ружья нет! Эу-у-у! Ты прячешься, да?

Ответом ему стала тишина, нарушаемая только криками хищной птицы. Себастьян снова прислушался, так старательно, как только мог. Ветер донес до него шелест трав, едва различимые шорохи насекомых и далекий-далекий отзвук колокольчиков, какие обычно вешают на шею овцам. Голос Себастьяна наверняка разнесся далеко по окрестностям. Только бы какой-нибудь пастух не выдал его дедушке!

Себастьян возвращался на это место так часто, как только мог, – искал Зверюгины следы, оставлял ей вкусные подарки в надежде задобрить ее. А один раз даже спрятал в кустах свой старый носовой платок, чтобы собака привыкала к его запаху. Ему уже известно, животные узнают друг друга именно по запаху. Наверняка она скоро поймет, что он – ее друг! Сезар говорил, будто собаки по запаху распознают страх и гнев, тогда почему бы ей не узнать запах дружбы?

Думая о своем, мальчик медленно пошел вверх по берегу горного потока. Ему не хотелось уходить, пусть даже он и знал, что нужно помочь деду в овчарне. Наконец он решил посидеть немного на своем любимом валуне, над самой водой. Ничего страшного, если дедушка его еще немного подождет…

Камень поблескивал на солнце и был такой горячий, что животу и ладошкам стало жарко, когда Себастьян лег на него и стал смотреть на воду внизу. На песчаном крошечном пляжике, возле самой излучины, он вдруг увидел следы. Осторожно перебираясь с камня на камень и съезжая на попе в самых безопасных местах, мальчик быстро спустился к реке. Следы на песке отлично сохранились – два великолепных отпечатка лапы, с четко различимыми ямками от подушечек и когтей! Но в прошлый раз, когда он был на этом самом месте, здесь ничего не было, Себастьян мог в этом поклясться. Это означало только одно: Зверюга ходила той же дорогой, что и он сам! Себастьян не усомнился в этом ни на минуту, потому что в душе уже был уверен, что они с этим псом друг другу не чужие. Значит, Зверюга съела сало и пришла к реке, прямо под его любимый камень, чтобы напиться! Конечно же, она унюхала, что он тут был!

Однако оставлять отпечатки на песке было слишком рискованно, и Себастьян скрепя сердце их стер. Теперь ни один охотник не найдет их! Никто не выследит его друга, пока он, Себастьян, его защищает и охраняет!

Но пора было уходить, в противном случае Сезар мог начать волноваться и пойти его искать. Мальчик решил: он не пойдет по самой короткой дороге, через лесок, а обойдет его и выйдет на пастбище с восточной стороны, и тогда дедушке ни за что не догадаться, что Себастьян успел побывать на тропе Глантьер…

Козленок заметно вырос, набрал вес и стал таким же послушным, как другие ягнята.

Себастьян не переставал этому удивляться: неужели у животного могут измениться нрав и повадки, если он попадет под опеку другой матери? Может, и у людей все происходит точно так же? И он, Себастьян, изменится, если… если вернется его родная мама? А вдруг Она его не узнает? Ведь столько времени прошло! Почти восемь лет… Мальчик протянул руку, и козленок лизнул ему ладошку своим теплым шершавым языком.

Временами, когда тоска по матери становилась невыносимой, Себастьян начинал придумывать себе воспоминания. Он представлял ее очень красивой, с длинными волосами цвета воронова крыла, блестящими и мягкими. Она склонялась над ним и молча ему улыбалась. Он пытался вспомнить ее духи, запах ее кожи. Он точно знал, что вспомнит ее, несмотря ни на что! Вот она подходит, чтобы его поцеловать, но лицо ее остается размытым, а потом, как всегда, на нем вдруг проявляются черты Анжелины. Себастьян очень любил Лину, только она не была его мамой… его мама уехала далеко за горы, в Америку. Но когда ее поездка закончится, она вернется. Сезар дал ему честное слово.

– Себастьян, поди сюда!

Голос деда отвлек мальчика от размышлений. Он вскочил на ноги, еще раз погладил козленка и побежал на другой конец луга. Сезар сидел на корточках, и, только подойдя совсем близко, мальчик понял, что именно дед намеревался ему показать.

Капкан! Страшные железные челюсти с блестящими от жира зубами.

– Это еще зачем, де?

Он заранее знал ответ, но когда услышал его, едва успел прикусить язык, чтобы не выдать свое волнение.

– Это волчий капкан, на Зверюгу. Можешь мне поверить, попади она в эту штуку, мало не покажется! Такие зубья в два счета раздробят любую лапу. Я поставлю еще три вокруг пастбища, и если она подойдет – клик!

– Но ведь стадо никто не тронул!

– Наше – нет. Но в соседней долине вчера задрали овцу.

– А что, если это не Зверюга убивает ваших овец?

– Не Зверюга? А кто же? Может, боши? Это она, я точно знаю! И даже догадываюсь, откуда она тут взялась. Один пастух из долины Верпей раздобыл себе собаку, чтобы она защищала его стадо от волков. Там у них, говорят, бродит две или три стаи волков. Вот только этот тип никогда не умел ладить с собаками, да и не хотел.

– И что?

– Не знаю точно, но рассказывали, будто он бил своего пса посохом и однажды тот сбежал. Сбежал и одичал, причем настолько, что стал резать овец.

– Кто тебе это рассказал?

– Андре. Он знает того пастуха из Верпея.

– Андре? Но он тоже злой, поэтому собака на него и напала!

– Конечно, охотник из него никудышный, но это же не значит, что ему совсем нельзя верить!

Мальчик повернулся, намереваясь уйти, и старый пастух с удивлением спросил:

– Как, ты не хочешь мне помочь поставить остальные три? Я тебе покажу, это просто!

Себастьян подумал немного, потом кивнул, однако лицо у него было сердитым. Сезар же так спешил объяснить и показать, как обращаться с капканами, что не обратил на это внимания. По своему обыкновению, он самыми простыми словами разъяснил внуку, как капкан приходит в действие, как следует его прятать и в каких местах предпочтительнее устанавливать. Они обошли пастбище по кругу, располагая капканы так, чтобы покрыть максимальную площадь. Каждый раз, устанавливая ловушку, пастух объяснял свой выбор:

– Видишь, я перекрыл как минимум три возможных подхода к овцам. Ты, конечно, можешь возразить, что если Зверюга хитрая и смелая, то пойдет напрямик, но вдруг удача окажется на нашей стороне. Так что, если она еще раз захочет похозяйничать на пастбище, на этот раз может оставить тут свою шкуру!

– Капканы – это жестоко! Ты ведь сам так говорил.

– Это правда, и я до сих пор так думаю. Такие капканы, как эти, обычно ставят на волков. Но пойми, Себастьян, иногда, чтобы защитить себя, приходится делать то, что обычно не делаешь.

– Как на войне?

– Почему ты так сказал?

– Так, просто. Ты говоришь про Зверюгу, как будто она враг, а она ведь собака!

– Да, это собака, однако она убивает наших овец!

Они молча вернулись к овчарне, и когда Себастьян попросил отпустить его в деревню, Сезар даже не удивился. С некоторых пор внук стал от него отдаляться, и у него не получалось заинтересовать его своими историями, как в былые времена.

– Разве ты не обещал, что поможешь мне вечером с дойкой?

– Обещал, но лучше я помогу Анжелине в булочной. Она говорит, у них много работы из-за этих немцев.

– А ты не собираешься случайно улизнуть на прогулку?

– Нет, де, чтоб мне лопнуть!

– Ладно, можешь не клясться. Беги уж!

Сезар смотрел мальчику вслед, пока тот не скрылся, потом пожал плечами. Нет, он зря беспокоится… Ведь Себастьяну всего лишь восемь!

Свернув на ту тропинку, что шла вокруг леса, мальчик прямиком побежал к тропе Глантьер и остановился только на том пляжике, где нашел собачьи следы. От страха и волнения перехватывало дух. Теперь, когда Сезар расставил вокруг пастбища капканы, он не испытывал ни малейших угрызений совести из-за того, что сказал неправду. Ему обязательно нужно предупредить пса! Вот только как? Себастьян надеялся, что собака вернется к реке, но на пляже по-прежнему было пусто. Разочарование оказалось горьким.

Он взобрался на камень, нависавший над водой, и крикнул, обращаясь к горам:

– Я знаю, что ты там! Почему ты прячешься? Я не злой! Выходи! Ну пожалуйста…

Мальчик чувствовал себя глупым и беспомощным. Полдень выдался спокойным – ни ветра, ни шелеста травы. Себастьян набрал в грудь воздуха и закричал еще громче:

– Сезар расставил вокруг овчарни капканы! Тебе нельзя туда ходить! Волки отгрызают себе лапы, чтобы вырваться на волю из этой мерзости, а я не хочу, чтобы ты поранилась!

Полная тишина была ему ответом. Солнце жарко пекло в затылок. Но Себастьян не обращал на это внимания. Он присел на камень, положил руки на колени и решил ждать. А чтобы подбодрить себя, прошептал:

– Как хочешь, но я буду сидеть тут, пока ты не придешь. Я не хочу, чтобы ты погибла!

Он закрыл глаза и медленно сосчитал до двадцати. Дальше он считать просто не умел. Конечно, когда-нибудь он тоже пойдет в школу, как другие дети, и научится считать и до сотни, и даже до тысячи! Он начал заново. А потом еще раз и еще. Временами мальчик прерывал счет и кричал, повернувшись лицом к горам: «Ну же, выходи!», но пес так и не показался.

Он просидел на камне долго, пока голова не разболелась так, что уже не получалось ни считать, ни даже думать. Наконец он сдался, слез с камня и спустился к реке напиться.

Вода была приятно холодной, и напился Себастьян не скоро. А когда встал на ноги, вынул из кармана кусок сыра, весь в капельках жира. Он спрятал его в карман за завтраком, еще до того, как они с Сезаром пошли расставлять капканы. Подарок для собаки Себастьян оставил на песке, в том месте, где утром нашел следы.

Притаившись в кустах, в тридцати метрах выше по склону, огромный серый пес следил за каждым движением мальчика. Стоило ему унюхать острый сырный запах, как изо рта потекли слюни, но он даже не шевельнулся. Еще много минут лежал затаившись и после того, как ребенок ушел.

Когда солнце начало клониться к закату, он, прижимаясь к земле всем телом, осторожно пробрался на пляж. Мгновение – и оставленный Себастьяном кусок сыра исчез в его клыкастой пасти.

2

То был пятый по счету понедельник, их пятая встреча. Он появлялся всегда в одно и то же время, когда она закрывала лавку, и он знал, что никто не будет путаться под ногами.

И каждая встреча подразумевала молчаливое противостояние между ним, немецким офицером, и ею, молодой француженкой. Все было ясно без слов. Анжелина вела себя осмотрительно, однако даже речи не могло быть о том, чтобы она перед ним лебезила. Если их взгляды встречались, то девушка всегда смотрела на немца с вызовом.

Для маленькой пекарни тридцать килограммов хлеба – огромное количество, и Жермену приходилось работать вдвое больше обычного. К счастью, за последние месяцы он приобрел сноровку настоящего хлебопека. Как и Жермен, Анжелина не выбирала для себя этой работы: война все решила за них. В 1940-м сен-мартенский булочник не вернулся из Арденнов, а его супруга, едва узнав о смерти мужа, переехала жить к своим родителям. Нужно было срочно найти подмастерье, который бы возился с тестом и у печей, а также продавца, чтобы продавать готовый хлеб и вести дела с поставщиками. Желающих не нашлось, поэтому Анжелина взяла обязанности продавца на себя. Что до подмастерьев, то первый проработал год и подался в маки,[5]5
  Маки – партизан.


[Закрыть] другой очень скоро сбежал в город, потом на это место пришел Жермен.

Во второй понедельник она пожаловалась Брауну, что удалось найти только пшеничную муку с примесью ячменя и ржи, и тот сунул ей в руку несколько продовольственных карточек. Она уже готова была сказать ему «спасибо», но в последний момент опомнилась. За что, собственно, его благодарить? За оккупацию? Девушка понимала: обер-лейтенант ее испытывает. И догадывалась, что с другими булочниками вряд ли обходятся так мягко, как с ней, не говоря уже о карточках, дающих право на получение нескольких дополнительных килограммов муки… То был их с ним секрет, больше похожий на спекулятивную сделку. Но, с другой стороны, глупо отказываться от этих карточек и кормить немецких солдат за счет своих односельчан!

Поэтому понедельников Анжелина ждала с трепетом, и волнение в ее душе нарастало по мере того, как часовая стрелка подбиралась к трем…

Когда звякнул колокольчик, она как раз листала блокнот, куда записывала заказы и количество проданного товара. Не промолвив ни слова, он застыл посреди лавки. Прошло не меньше минуты, но ни он, ни она не нарушили тишины даже вздохом. Ей вдруг подумалось, что от него исходит энергия, которую невозможно не почувствовать. Моментально устыдившись подобных мыслей, Анжелина подняла голову, в душе сожалея, что так легко отдает ему победу. Что ж, сегодня первый раунд противостояния остался за ним… Она вскинула брови, словно бы до этого мгновения не подозревала о его присутствии в лавке, а он поприветствовал ее изысканным поклоном.

– Мадемуазель…

– Здравствуйте, обер-лейтенант. Ваш хлеб готов. Тридцать килограммов.

– Никаких проблем на этой неделе?

– Никаких.

– У вас нет жалоб?

– Если они и есть, то общего порядка.

– И что за жалобы?

– Например, на эту войну. Но, я полагаю, вы не смогли бы прекратить ее в одиночку, даже если бы я вас об этом попросила.

– Совершенно верно. Боюсь, это не в моей власти. И все-таки мне бы хотелось сделать для вас что-то приятное.

Анжелина покраснела, в душе проклиная свою наивность. Теперь он будет думать, будто она пытается ему понравиться!

– Вот ваш хлеб! Можете позвать своих людей. И пожалуйста, не задерживайте меня. У нас еще много работы.

На сей раз пришел его черед удивляться, и она получила от этого огромное удовольствие. Он попрощался, щелкнув каблуками, и открыл входную дверь. В булочную вошли его обычные спутники, Ханс и Эрих.

Выходя на улицу, офицер едва не споткнулся о мальчика, сидевшего на верхней ступеньке порожков, и рассеянно погладил его по голове. Каждая встреча с этой француженкой волновала его все больше. Брауна очаровывала не только красота девушки, но и ее манера смотреть на него, и то сияние, которое, как ему казалось, она излучала. Он попытался представить, как эти нежные черты озаряет искренняя улыбка, и дал себе обещание, что в свой следующий приезд обязательно заставит ее улыбнуться.

Он не заметил, как поморщился от его прикосновения мальчик. Браун его попросту не узнал.

Себастьян поджидал Анжелину, чтобы вместе с ней пойти домой, украдкой наблюдая за мальчишками, игравшими в мяч на площади, – Жан-Жаном, Пьеро, Гаспаром и двумя близнецами Тиссо. Деревенские дети даже не смотрели в его сторону, словно он был невидимым. Посидев еще немного, Себастьян пнул ногой свой рюкзак, и он скатился вниз по ступенькам. Мальчик и сам не смог бы сказать, злит ли его безразличие сверстников или огорчает. Прежде чем усесться на порожках, он дважды медленным шагом обошел площадь в надежде, что его позовут играть. Это было глупо, потому что никто из детей никогда с ним не заговаривал, однако Себастьян надеялся, что однажды случится чудо и найдется кто-то, кто из любопытства или дружелюбия сделает первый шаг. Он отдал бы все свои сокровища, только бы иметь друга, которому можно было бы довериться, рассказать о матери и о Зверюге, поделиться секретами и тем, что он услышал от взрослых о войне. Он никак не мог понять, отчего другие от него шарахаются только потому, что он на них не похож? И с тревогой думал о том, что произойдет, если его запишут в школу. Может, будет еще хуже?

Неожиданно мячик подкатился к самым его ботинкам. Себастьян поднял его с земли и посмотрел на Жан-Жана, который шел забрать мяч. Можно просто попросить взять его в игру… Что может быть проще? Он попытался улыбнуться.

Но подошедший мальчик посмотрел на него сердито и сразу отвел глаза.

Себастьян, передернув плечами, разжал руки. Мяч откатился в сторону. Жан-Жан ругнулся себе под нос, подбежал к мячу и одним ударом отправил его на другой конец площади. Повернувшись к Себастьяну, он выпалил:

– Цыган вонючий!

Зазвенел школьный колокольчик, и детвора сразу забыла об игре. Мальчишки похватали сложенные под деревом портфели и завели хором:

– Цыган вонючий! Цыган вонючий!

Себастьян застыл как вкопанный. Казалось, он даже перестал дышать. Он представил себе, что стоит на берегу горной речки, а перед ним – Зверюга. Ему вдруг так сильно захотелось ее увидеть, что даже в груди заболело. Они с ней были похожи. И его и ее остальные люди просто ненавидели. Мальчик закрыл глаза, чтобы не заплакать.

Анжелина удивилась, увидев его на порожках. Но Себастьян был сегодня такой тихий, поэтому она невольно улыбнулась и не стала ругать его за то, что он пришел за ней в понедельник.

Никто в деревне не должен был узнать, что немец дает ей продовольственные карточки.

Себастьян сидел на своем любимом камне, когда она наконец появилась. Это случилось на следующий день.

Был первый день октября.

После той стычки с мальчишками на деревенской площади Себастьяну было грустно. Ему так хотелось стать для других детей своим, но он не знал, как избавиться от своего «дикарства». Анжелине он не стал рассказывать ни об обидных словах Жан-Жана, ни о душившем его одиночестве, потому что знал – это ее огорчит так же сильно, как огорчает его самого. Она ведь тоже была сиротой, но, наверное, к девочкам все относятся по-другому… Каждый раз, когда он шел в булочную, насмешливые взгляды заставляли его чувствовать себя куда более одиноким, чем тогда, когда он бродил по горным тропам. В такие моменты сердце его сжималось настолько сильно, что Себастьяну начинало казаться, будто у него в груди камень. Чтобы не заплакать, он повторял про себя: все равно все будет так, как ему хочется. Что-нибудь хорошее обязательно произойдет! Он не знал точно, будет ли это связано с его мамой или с одичавшим псом, но свято верил – это произойдет.

В то утро он дождался, пока Сезар уйдет, и отправился в кухню, к Анжелине. Его тарелка с кашей уже стояла на столе. Себастьян понюхал ее и поморщился. От одного вида молочной каши его начинало подташнивать. Но пришлось съесть все до последней ложки, потому что в военное время многие не имели даже этого… Анжелина с задумчивым видом допивала свой кофе. Себастьян хотел что-то у нее спросить, но девушка уже надевала свои сапожки. Он торопливо проглотил остатки каши, чтобы выйти из дому с ней вместе.

На улице он пожалел, что не надел куртку. Лина сегодня была очень рассеянная, поэтому даже забыла проверить, как он оделся. Было ранее утро, и лучи солнца пронизывали висевшую над долиной пелену тумана, похожую на дым из трубки сказочного великана. Над вершинами гор темно-синее небо понемногу светлело, в вышине белели редкие облачка. День обещал быть ясным. Себастьян еще не научился предсказывать погоду с такой точностью, как Сезар, и временами ошибался, но уже знал главные приметы: высокие облака или нет и какого они вида, с какой стороны пришел в долину туман, откуда дует ветер и с какой силой, как высоко летают насекомые (если близится гроза, они держатся поближе к земле), окутаны ли вершины дымкой или нет.

Чем выше мальчик поднимался в горы, тем сильнее становилось ощущение душевного подъема и радости, словно вот-вот взлетишь. У Себастьяна даже закружилась голова, так ему вдруг стало легко на душе. Вскоре солнечные лучи пролились на острые пики гор, окрасив их в яркие красные тона. Ветер, пролетая меж сосновых ветвей, доносил до мальчика знакомый шум реки и далекое эхо колокольчиков с пастбища. С приходом осени травы в горах стали пурпурно-золотыми и более мягкими, почти нежными, и только верхушки скал серели, ожидая, когда первый снегопад украсит их снежными шапками. Себастьян едва сдержался, чтобы не крикнуть от радости. Казалось, все живое вокруг мальчика старалось его порадовать и приободрить, даря ему то, чего он все никак не мог дождаться от своих сверстников из Сен-Мартена. В голове мальчика теснились сотни противоречивых мыслей, и ему хотелось верить: земля любит его и придет день, когда они с мамой снова встретятся.

Он не слишком спешил к реке, останавливаясь возле каждого облепихового куста, чтобы сорвать несколько ярких и блестящих, словно восковых, ягод. Анжелина попросила его собрать столько облепихи, сколько он сможет, потому что вблизи деревни все кусты уже давно обобрали. Во времена нехватки продовольствия самый скромный урожай приобретал особенную ценность, и все в деревне, даже одинокие, активно взялись консервировать. Варенье, правда, получалось кисловатое из-за недостатка сахара, но находчивые хозяйки вспомнили про сахарин и яблоки, а чтобы консистенция получалась поплотнее, в варенье добавляли смородину и ядрышки из косточек абрикосов, персиков и слив.

Вскоре рюкзак Себастьяна наполнился ягодами – Лина будет довольна. Небольшую часть приготовленного варенья она оставляла дома, а остальное отправлялось в булочную. По мере того как ужесточался военный режим, все больше приезжих наведывалось на окрестные фермы за сырами и мясом. Люди даже стали поговаривать, что на равнинах и в больших городах положение еще более бедственное, чем в горных регионах. Баночки и горшочки с полужидким вареньем распродавались очень быстро, за несколько дней.

Пока мальчик добежал до своего камня, он даже успел согреться и вспотеть, хотя на улице было по-настоящему холодно. Себастьян остановился на том самом месте, где стояла собака, когда он видел ее в последний раз, и принялся искать следы. Ни единого… Мальчик вздохнул от огорчения. Он искал здесь следы каждый раз, хотя и знал, что вряд ли что-нибудь отыщется. Просто это был способ хоть немного отдалить момент, когда он спустится на маленький пляж, туда, где накануне оставил съедобный подарок. Каждый день он оставлял здесь что-нибудь: кусочек булки, которую давала ему с собой Лина, чтобы он днем мог перекусить, речной голыш, носовой платок, гладкую палочку, из тех, с которыми собаки так любят играть в «аппорт». Иногда он находил свои вещи нетронутыми, порой они исчезали. Единственное, что всегда пропадало, – это пища. Бывало, там оставались и следы, но только не Зверюгины, их он уже умел различать. Ее следы он в последний раз видел месяц назад. Себастьян просидел на пляжике долго, пока у него не защемило в груди. Что, если собака погибла или ушла на другой край света? Тогда любой его поступок будет напрасным, а его подарки просто смешными и по-детски наивными!

Но разочарование никогда не длилось долго. Ночью надежда возвращалась, и стоило Себастьяну вскочить с кровати, как ему уже не терпелось сбегать к камню и посмотреть. Он бесшумно подкрадывался к лестнице и ждал, пока уйдет Сезар. «Сегодня все обязательно будет по-другому! – повторял он про себя. – Сегодня я снова ее увижу!»

Одного взгляда хватило, чтобы понять: на заветном месте кто-то побывал. Но следы оказались помельче Зверюгиных. Может, лисица или молодой волк… Себастьян невольно вздохнул. Ну как ему привлечь ее, как объяснить, что он ей не враг? От подарков толку не было, и несколько вечеров подряд, уже в постели, он даже попробовал молиться. Вот только никак не получалось отделаться от мыли, что Бог, живущий в церкви, так же глух к его просьбам, как и Зверюга. Или, может, ему сейчас молилось столько людей, что его, Себастьяна, молитва просто затерялась в общем хоре? Может, хозяин бил Зверюгу очень жестоко, поэтому она больше не доверяет людям? А что, если и Бог тоже перестал им верить? Может, поэтому он позволил, чтобы началась война? Потому что ему надоело, что его обижают?

Вместо того чтобы отправиться прямиком к овчарне, мальчик пошел вдоль реки. Ему хотелось снова испытать радость, которую он всегда чувствовал, когда смотрел на горы и на душе становилось так легко и безоблачно! В сотне метров от него русло реки расширялось и она разделялась на множество мелких потоков, струившихся меж огромных валунов. Себастьян подошел к самой воде и стал собирать плоские округлые камешки. Запускать голыши и смотреть, как они подпрыгивают по воде, – вот была его единственная радость после очередного разочарования. Присев на берегу, Себастьян выбрал такой участок реки, где поверхность воды была совсем гладкой. Ему нравились эти минуты – все мысли останавливались, он просто следил за полетом голыша, и на душе почему-то всегда становилось спокойнее. Вот рука его поднимается словно сама собой, глаз прицеливается, и камешек вылетает, на скорости ударяясь о воду, а потом подпрыгивает два или три раза, а если повезет, то и четыре.

Рядом послышался треск, но Себастьян так сосредоточился на игре, что не обратил на звук внимания – он как раз прицеливался. Голыш подскочил на воде два раза и утонул в водовороте. Себастьян вздохнул и посмотрел в ту сторону, откуда слышался шорох листьев. Думал он только о неудачном броске.

Из кустов на него глядела Зверюга. Слегка оскалив зубы, она припала передними лапами к земле, и по телу ее то и дело пробегала дрожь. Их разделяло несколько метров, она могла преодолеть их в три-четыре прыжка. Собака не рычала, но поза ее выдавала крайнюю настороженность. Шерсть ее выглядела еще более спутанной, густой и темной, чем в прошлую встречу. Себастьян успел подумать: может, он просто тогда ее как следует не разглядел?

На мгновение мальчик поверил в то, что случилось чудо. Осторожно сглотнул, втянул носом воздух. Потом разжал пальцы, и камешек упал на галечный берег. Себастьян хотел показать собаке, что у него нет ничего, чем он мог бы ее обидеть, просто он хочет с ней подружиться. Голыш упал с легким стуком, но мальчику звук показался громким как выстрел. Его собственное сердце стучало словно барабан. Зверюга за это время не шевельнулась.

Мысли мелькали у Себастьяна в голове так быстро, что на мгновение перед глазами повисла пелена. Но не страх нарастал в его душе, а огромная радость, такая сильная, что он испугался – а вдруг сделает какую-нибудь глупость. На всякий случай мальчик отвел глаза и чуть сгорбил плечи, чтобы показать свою покорность.

Зверюга медленно, то и дело останавливаясь, подошла к реке. Себастьян наблюдал за ней словно зачарованный. Подойдя к самой воде, она еще раз убедилась: со стороны мальчика можно не ждать опасности, и начала пить. Если не считать пения потока и плеска языка о воду, вокруг было очень тихо. Утолив жажду, собака подняла голову и начала осматриваться и принюхиваться, как будто хотела убедиться, что ей ничего не угрожает.

Себастьян молился про себя, чтобы сюда никто не пришел. В прошлый раз охотники явились и всё испортили. Мальчик не решался шевельнуться, он едва дышал. Однако собака, похоже, поняв, что он ей не страшен, шагнула было к нему и в замешательстве остановилась. Теперь они были еще ближе друг к другу, на расстоянии нескольких шагов. «Самое большее, пяти, – посчитал про себя мальчик. – А для нее это – один прыжок!» Ему хотелось заговорить с ней, но что-то его сдерживало. То были драгоценные минуты, ведь собака могла убежать в любой момент, стоило ему сделать неловкое движение или сказать неподходящее слово. Себастьян, сосредоточившись, попытался передать ей свои мысли, как это делает рыбак, забрасывая удочку: «Не бойся… Я – твой друг. Я хочу тебя защитить. Я хороший, честное слово!» Слова обжигали ему губы, но Себастьян оставил их при себе, чтобы не нарушить волшебства момента. Зверюга не мигая смотрела на мальчика своими темными и глубокими глазами. Искушение оказалось слишком сильным: Себастьян медленно поднял руку ладошкой вверх и потянулся к мокрому черному носу собаки – так медленно, что это движение было практически незаметным. Но в момент, когда ему показалось, будто успех уже близок, Зверюга отшатнулась и мех у нее на холке встал дыбом. Из пасти вырвалось сердитое рычание. Волшебство, которое, казалось бы, сблизило их, рассеялось.