Текст книги "Белль и Себастьян"

Автор книги: Николя Ванье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

3

Загнав овец в примыкавший к овчарне загон, Сезар вошел внутрь. После яркого дневного света в комнате с низким потолком было на удивление прохладно и темно. Он постоял несколько секунд у порога, чтобы глаза привыкли к сумеркам, и нерешительно шагнул вперед. Спрятавшаяся в глубине комнаты деревянная дверь непреодолимо влекла его к себе. Что ж, у него еще полно времени, можно немного поспать, восстановить силы. Потом он подоит овец и вернется в шале пораньше. Анжелина будет довольна. Они поужинают вместе – втроем, как раньше. За столом он расскажет Себастьяну какую-нибудь старую легенду, а может, Анжелина поделится с ними деревенскими новостями… Когда они последний раз ужинали вместе? Он не смог вспомнить. Сегодняшний случай с козленком стал потрясением не только для мальчика, но и для него самого. Сезар передернул плечами, злясь на себя за то, что не может устоять пред искушением. Во всем виновата эта проклятая война и горести, навсегда оставившие свой след в душе… Да и спать ему совсем не хочется.

Стоило Сезару оказаться в тесном чуланчике, как от острого запаха перехватило дыхание и все сомнения были забыты. Даже в темноте он различил контуры самогонного аппарата. Он смог бы с ним управиться, закрыв глаза, настолько хорошо ему была знакома конструкция. Сезар взял пустую бутылку и поставил ее под медный носик аппарата, который в прошлый раз старик наполнил наполовину. Полынная водка с веселым журчанием полилась в бутылку, и от ее запаха запершило в горле. То был не просто алкоголь, то было желанное обещание забытья! Когда бутылка наполнилась, Сезар поднес горлышко к губам и сделал большой глоток, – такой, чтобы хватило утолить его жажду, потом прищелкнул языком и похвалил: «Отлично!» Он уже собирался поставить бутыль на пол, когда снаружи донесся шум: сначала топот ног, потом мощные удары в дверь. Кто-то позвал его по имени, и Сезару показалось, будто это голос мэра. Охваченный внезапной тревогой, он быстро поставил бутылку и услышал, как расплескалась и пролилась на глинобитный пол драгоценная влага. Выругавшись сквозь зубы, старик побежал к двери. Сердце его стучало часто-часто, как у человека, который только что совершил что-то недозволенное. Дверцу в чулан за собой Сезар плотно затворил. Оставалось надеться, что никто не унюхает запаха водки. А если и так, что с того? Скажет, что выпил. В конце концов, он у себя дома и может делать все, что хочет, и выпивать, чтобы взбодриться, тоже. Правда, если Марсель заподозрит, что он, Сезар, прячет в овчарне самогонный аппарат, он пропал! С этими проклятыми немцами нарушение, которое раньше заканчивалось наложением штрафа, теперь могло причинить серьезные неприятности. Обстоятельства сыграли на руку местному мэру, человеку от природы недалекому, открывшему настоящую охоту на всякого рода злоумышленников. Жаль только, что к последним он причислял и участников Сопротивления…

Сезар постарался, чтобы голос не выдал его отвратительного настроения:

– Иду-иду! Кто это там стучит как сумасшедший и будит усталых тружеников?

Старик открыл дверь и с трудом сдержал улыбку – так потешно выглядел Марсель с перекошенным от ужаса лицом. Однако у него за спиной Сезар разглядел еще несколько человек и быстро сообразил – случилось что-то серьезное. Двое мужчин несли бледного как смерть и стенающего Андре – пастуха, чье пастбище находилось по соседству. Штаны у него были в крови, и Сезар спросил себя, не поймал ли он случайно шальную пулю. Хотя нет, старик мог поклясться: за весь день не услышал ни одного выстрела…

Сезар нахмурился.

– Что с ним?

– Это все Зверюга! Она на него напала!

– Та самая?

Не стерпев, что историю расскажут за него, Андре перестал стонать.

– Напала среди бела дня! – не без бравады заявил он. – Прыгнула на меня раньше, чем я успел схватиться за ружье! А у меня, как назло, руки были заняты! А она как скакнет! Но стоило Паоло вскинуть ружье – и она тут же удрала.

Паоло кивнул в знак согласия и добавил, что ружье у него даже не было заряжено, но Зверюга, видно, знает, чего ждать от ружья, потому ее сразу и след простыл.

– Видел бы ты ее! Настоящее чудище – огромное, глаза адским огнем горят! А зубы какие ужасные…

Забыв о боли, Андре выпучил глаза и быстро закивал. На смену страху и боли пришло абсурдное чувство превосходства. Еще бы! Он ведь живым вырвался из пасти демона, уже несколько недель наводившего ужас на весь регион! Мэр, как всегда обстоятельный и практичный, умерил его пыл.

– Хвастаться будешь потом, а пока надо почистить твою рану.

Сезар впустил их в дом и указал рукой на дубовый стол. Не слушая протестов раненого, который уже успел вообразить, что ему, как солдатам в 1914-м, сейчас отрежут ногу, охотники уложили его на грубо обтесанную столешницу. Хозяин дома зажег масляную лампу, чтобы можно было лучше рассмотреть рану. Решительным движением он разорвал окровавленную штанину и освободил место укуса. Рана была глубокая, чуть повыше щиколотки. Приходилось признать, что челюсти у Зверюги и вправду мощные… Сезар даже присвистнул от удивления. Потом сходил за жестяной коробкой: в ней он хранил бинты, заживляющую мазь, иголки, моток ниток и старый пинцет, которым обычно вынимал занозы. В первую очередь нужно было остановить кровь и продезинфицировать рану. Он порылся в кармане, молясь про себя, чтобы во фляге осталось немного водки. Ведь если не повезет, ему придется при всех идти в чуланчик… Слава Создателю, он выпил не всё! Невзирая на протесты Андре, у которого лицо стало желтым как воск, Сезар сделал остальным знак держать его и вылил остатки спиртного на рану. Андре взвыл от боли.

– Черт побери, разве можно так орать! – прикрикнул на него Сезар. – Перестань сейчас же, у нас уши заложило от твоего крика! Хвалиться-то ты мастер…

– Если бы эта Зверюга не напала на меня исподтишка, я бы уложил ее первой же пулей!

– Ну да, ну да, если уж надо подстрелить беззащитную козу на горном карнизе, так ты у нас лучший…

– Ты о чем, Сезар?

Сказано это было сердитым тоном, но по бегающим глазам мэра старый пастух понял, что его подозрения справедливы.

– А разве не вы подстрелили козу в горах часа три назад?

– А откуда ты знаешь, что это была коза, а не козел? – проскулил со стола Андре. – Она ведь упала в пропасть.

– Мы с Себастьяном подобрали ее козленка, вот откуда я знаю! А еще я знаю, что когда собираюсь подстрелить добычу, то мне не надо идти пересчитывать у нее сосцы, чтобы понять, самка это или самец. Так что не вздумай хвалиться, будто справился со Зверем, или я всем расскажу, что ты не умеешь отличить мальчика от девочки! Хорошо же тебя приветят на осенних гуляньях, когда захочешь пригласить даму на танец!

Сезар засмеялся, и мэр поспешил вмешаться, чтобы не случилось ссоры. Марсель заметил – настроение у старого пастуха сегодня отвратительное. Характер у Сезара не сахар, однако, несмотря на это, он оставался лучшим охотником и следопытом в деревне, и ссориться с ним было не с руки, тем более в такие неспокойные времена.

– Сезар!

– А что Сезар? Ты ведь там был и не вмешался! И какие же вы после этого охотники?

– Сейчас не время…

– У вас никогда не время!

Однако Сезар совладал с собой, понимая, что еще немного – и он перегнет палку. Чтобы чем-то себя занять, старик снова склонился над раной. Кровотечение прекратилось, самое необходимое сделано. Края раны были чистые, ярко-красного цвета, но нужно было еще наложить швы, потому что зубы Зверя глубоко впились в тело. Не обращая внимания на гримасы Андре, он чистым бинтом перевязал ему щиколотку, нажимая при этом чуть крепче, чем было необходимо: соблазн наказать болвана оказался слишком силен. Теперь, когда рана очищена и забинтована, горе-охотника донесут до деревни, и Гийом ему зашьет ее. Не из любопытства, а чтобы нарушить неловкое молчание, Сезар спросил:

– Вы были на хребте Гуржон?

– Нет. А эта Зверюга совсем обнаглела! Она напала на нас, когда мы возвращались назад, на тропе Глантьер. Появилась словно бы из воздуха и набросилась!

– Боже милосердный!

Лицо у старого пастуха стало таким же белым, как у раненого. Несколько мгновений он не мог шевельнуть ни рукой, ни губами. Словно наяву он видел мальчика, который беззаботно идет по тропинке прямо навстречу разъяренному зверю! Страх стиснул ему сердце. Ведь он сам, сам послал Себастьяна туда, только ради того, чтобы выпить спокойно! Не помня себя от тревоги, Сезар попытался схватиться за стол, чтобы не упасть. Мэр, увидев, как он переменился в лице, вовремя успел его подхватить.

– Сезар, что с тобой? Тебе плохо?

– Себастьян! Он пошел туда… по тропе Глантьер. Минут пятнадцать назад.

– Пресвятая Богородица!

Огорченные охотники переглянулись. Они видели, что делает Зверюга с овцами. Видели вспоротые животы, разбросанные по траве еще теплые внутренности, растерзанные глотки… Если Себастьян попадется ей в когти, он пропал…

4

Себастьян сбежал вниз по склону и даже не запыхался – от радости, что у них получилось спасти козленка, у него словно бы выросли крылья. Летом он почти каждый день помогал деду с отарой, поэтому каждый камешек, каждый выступ на этой дороге был ему знаком. Мальчику очень нравилось всюду следовать за Сезаром, но почти также сильно он нуждался и в моментах одиночества, когда ничто не мешало ему знакомиться с окружающим миром. Временами Себастьяну хотелось превратиться в орла, взмыть над вершинами, перелететь через горы, через границы и оказаться в Америке…

Вначале тропинка привела его к озеру, берега которого облюбовала большая колония сурков, потом углубилась в старый сосновый бор, полный таинственных шорохов и потрескиваний. Когда лес закончился, мальчик оказался у горной речки. Километрах в четырех вниз по течению раскинулась долина Сен-Мартен. Поблизости был маленький мостик, но река в летнее время сильно обмелела, и Себастьян решил перейти ее вброд. Обросшие водорослями камни оказались скользкими, поэтому посредине потока мальчик поскользнулся, чудом удержался на ногах и заливисто рассмеялся, переполошив стаю перепелок. Перебравшись на другой берег, он решил ненадолго задержаться возле своего любимого валуна. Спешить было некуда, хоть ему и не терпелось рассказать Анжелине о сегодняшнем приключении. Себастьян представил себе, как округлятся от изумления ее губы и как она обрадуется, когда узнает, что они с дедушкой спасли козленка. День сегодня получился просто прекрасный, такой, когда хочется загадать желание. Если бы только Она смогла приехать… Если не сейчас, то хотя бы на Рождество. Это был бы такой замечательный подарок! Помечтав еще немного, Себастьян вскочил на ноги и стрелой помчался дальше.

Выйдя на тропу Глантьер, которая шла вдоль реки, он замедлил шаг: подъем здесь был очень крутой. Необычный звук привлек внимание мальчика, поэтому он остановился и прислушался. Почти в ту же секунду на тропинку выскочил кролик. Проводив зверька глазами, Себастьян спросил себя, кто мог так сильно его испугать. Кролик удирал словно от огня. Встревожившись, мальчик затаил дыхание и прислушался. Что-то приближалось, Себастьян это чувствовал. И этот звук… Он похож на чье-то прерывистое дыхание. Мальчик посмотрел вверх…

Впереди, в том самом месте, где тропинка сворачивала в узкий каменный коридор, сидела Зверюга. Морда у нее была вся в крови, между передними лапами лежал убитый кролик. Стоило зверю почувствовать, что на него смотрят, как тело его сгруппировалось для прыжка. Оскалив зубы, Зверюга угрожающе зарычала. Себастьян очень испугался, что не помешало ему, однако, заметить: это точно не волк и не исчадие ада, а собака – огромный пес с густой, темной, взъерошенной шерстью. Зверюга рыкнула громче, словно предупреждая о неминуемой атаке. Но Себастьян не отступил ни на шаг. Взгляды мальчика и собаки встретились. Страх тут же улетучился, осталось только восхищение. Это был самый красивый зверь из тех, что ему довелось видеть, и самый дикий, к которому ему когда-либо удавалось приблизиться! Одного прыжка этому псу хватит, чтобы сбить его с ног и сожрать как кролика! Однако Себастьян не задрожал, нет. Не моргая он смотрел Зверюге в глаза и думал только о том, какая она замечательная и сильная. Мало-помалу рычание утихло, а потом и совсем смолкло, оставив после себя только эхо, словно бы в напоминание, что опасность еще не миновала. Зверюга первой нарушила очарование момента, шагнув вперед и прикрыв собой убитого кролика. При этом она не сводила с Себастьяна глаз. Теперь их разделяло не больше трех метров. Напряжение, казалось, повисло в воздухе. По спине мальчика пробежал холодок. Нужно было что-то предпринять. Повинуясь внезапному порыву, Себастьян проговорил тихим голосом:

– Он мне не нужен, твой кролик…

Пес застыл на месте. Себастьян осторожно отступил на шаг, желая показать, что не собирается отнимать у него добычу. Собака подошла чуть ближе и снова замерла, словно бы ожидая чего-то. Себастьян заговорил опять:

– Сезар называет тебя Зверюгой, как будто ты – чудовище. Но ты ведь никакое не чудовище, ты – просто собака! Не подумай, что я так говорю, чтобы тебя обидеть. Ты так огромна, что можешь убить любого зверя… – Мальчик помолчал немного и, проглотив комок в горле, продолжил: – Сезар – это мой дед. Самый лучший пастух в этих горах.

Ответом ему стало рычание. Зверюга явно готовилась к прыжку. На сей раз Себастьян почувствовал, как все его тело напряглось от страха, и опустил глаза в ожидании удара. Пес подобрал с земли кролика и прыгнул прямо на мальчика. Себастьян рефлекторно закрыл рукой лицо. Однако удара не последовало. Зверюга скрылась в кустах, оставив мальчика целым и невредимым.

Себастьян не сразу понял, что заставило зверя удрать. Совсем рядом послышались встревоженные голоса. Мальчик посмотрел вверх и увидел, как на пригорке появилась группа мужчин с ружьями в руках.

– Вот и твой маленький дикарь! Живой! – крикнул один из них.

Пробегая мимо, Сезар случайно толкнул говорившего. Себастьян удивился, узнав в этом человеке мэра. Марселя намного чаще можно было увидеть в деревне, чем с ружьем на горной тропинке.

– Ты почему до сих пор здесь, почему не дома? – с упреками набросился на него дед. – Где тебя носило?

– Я услышал голоса и решил вас подождать.

– Не видел ли ты здесь что-нибудь странное?

Мэр смотрел на мальчика с подозрением, не обещавшим ничего хорошего. Думая только о том, как бы себя не выдать, Себастьян улыбнулся ему и спросил невинно:

– А что я мог увидеть?

– Зверюгу, вот что! Она бродит в этих местах, и сегодня утром она напала на нас!

Только теперь Себастьян заметил, что последний охотник сильно хромает и одна штанина у него в засохшей крови. И все-таки он снова отрицательно помотал головой и отвел взгляд из опасения, что кто-то может прочитать его секрет по глазам. Сезар ласково потрепал его по волосам.

– Возвращайся с ними, так спокойнее. И бегом в булочную! Я приду позже. Мне еще надо вернуться подоить овец. Договорились?

Ничего не ответив, мальчик отстранился. Сезар вздохнул. Он цел, это главное. Желая скрыть волнение и радость от того, что внук оказался жив и здоров, старик грубовато добавил:

– Теперь иди. И хватит на сегодня прогулок!

Попрощавшись с охотниками, Сезар пошел обратно, к пастбищу. Он знал, что теперь Себастьян на него сердится. Он перепоручил его взрослым, как маленького! Тем более эти люди считают его, Себастьяна, дикарем и дурачком! Мальчик не слушался никого, кроме него и Анжелины. Уже не раз, глядя на их шале на выходе из деревни Сен-Мартен, в стороне от других домов, Сезар задумывался о том, что их семья, похоже, обречена на изоляцию и одиночество. Уж слишком они не похожи на остальных…

Охотники пошли дальше. Насупленный Себастьян замыкал цепочку. На подходе к деревне Андре снова застонал, но не от боли, а чтобы еще порисоваться. Обрадованные тем, что дом уже близко, мужчины повеселели и начали подтрунивать над страдальцем. Шуточки у них были сальные, не для детских ушей, но о присутствии мальчика они просто забыли. Охота оказалась неудачной, потому хотелось сорвать на ком-то свою злость и досаду. Наконец Андре, у которого со старым пастухом были свои счеты, сказал вслух то, о чем думали остальные:

– А Сезар-то еще не успел напиться, когда мы пришли!

– Посмотреть бы на него часа через три! – выразительно подмигнул мэр.

Выслушивать нравоучения от какого-то пастуха, да еще перед подчиненными! Кому такое понравится? Даже если Андре и подстрелил дикую козу с детенышем, он, Марсель, тут ни при чем. Сам он даже не видел эту козу. Он о ней и думать забыл, когда на них напала Зверюга!

Марсель хохотал вместе со всеми, но вдруг его взгляд упал на мальчика. Себастьян стоял посреди дороги, сжав кулаки, и сердито смотрел на него.

– Он пьет не больше вашего!

Мужчины расхохотались еще громче: зрелище показалось им комичным. Надо же, от горшка два вершка, а характер такой же отвратительный, как у деда!

Пауло передразнил мальчика:

– «Пьет не больше вашего…» Ты это слышал, Марсель? У старого пьянчужки появился защитник! Скоро ему и слова поперек не скажешь!

Чтобы заставить мужчину замолчать, Себастьян вложил в свои слова все презрение, на которое был способен:

– Зато он, в отличие от вас, хороший охотник и не убивает коз с козлятами!

Колкое замечание мальчика положило конец насмешкам. Задетый за живое, Андре проговорил медовым тоном:

– А тебя вообще никто не спрашивает, цыганенок!

Он шагнул к маленькому нахалу и занес было руку для пощечины, но Себастьян ловко увернулся, отбежал в сторону и уже с безопасного расстояния крикнул:

– Я знаю, почему Зверюга тебя укусила! Потому что от тебя несет старым козлом!

Охотник хотел было броситься вдогонку, забыв о своей ране, но мэр удержал его за руку.

– У мальчишки не все в порядке с головой, пусть себе бежит! Времени мы и так потеряли массу. Пора по домам.

Чтобы прибавить веса своим словам, Марсель вынул из кармана куртки часы – привычка, которая появилась у него с тех пор, как он унаследовал от дядюшки это сокровище. Постоянно сверяясь с часами, он разучился определять время по солнцу, однако это его совершенно не огорчало. Роскошные карманные часы являлись неопровержимым доказательством того, что он принадлежит к сословию господ, а не каких-нибудь там простых крестьян. Корпус у часов был из литого золота, на бронзовой цепочке с крупными звеньями. В нижней части циферблата имелся еще один – маленький, со штриховкой и стрелкой, указывающей на север. Ее наконечник был выполнен в виде красивого, тонкой чеканки, солнышка.

Даже мальчуган подошел поближе, чтобы полюбоваться часами. Он забыл и об Андре, и о Пауло, и об их обидных словах: часы мэра были знамениты не только в Сен-Мартене, но и далеко за его пределами.

5

Стоило всей компании выйти на тропинку, откуда до первых домов было уже рукой подать, как послышался гул мотора. То было плохое предзнаменование… Из-за поворота дороги, которая вела из долины вверх, в деревню, показался новенький автомобиль. Он направлялся в Сен-Мартен. Зная, что этот визит не сулит ничего хорошего, мэр тихо выругался.

– Черт, сегодня и правда не наш день! Только бошей[3]3
  Бош (разг., пренебр.) – немец. (Примеч. пер.)


[Закрыть] нам и не хватало!

– А это точно боши?

– Как пить дать! Итальянцы из региона ушли, им на смену явились немцы. И, похоже, нам от этого будет только хуже.

Не спрашивая ни у кого разрешения, Себастьян сорвался с места, однако никто и не подумал его останавливать. Нужно предупредить Анжелину! Пока охотники пинали Андре, чтобы тот шел быстрее, мальчик побежал по короткому пути – через переулки, соседский сад, потом по каменной лестнице за церковью. Булочная располагалась в самом центре деревни, на рыночной площади. Когда он отворил дверь, оглушительный вой сирены перекрыл мелодичный звон колокольчика. Анжелина застыла за кассой, приоткрыв от изумления рот, затем поморщилась и прикрыла уши руками.

– Боши! Боши в деревне!

– Я слышу. Только не называй их бошами! Плохой знак… Наверное, сейчас снова поднимут всех по тревоге!

Девушка на мгновение задумалась, потом посмотрела на Себастьяна.

– Послушай, мне совсем не хочется тебя об этом просить, однако нужно предупредить Гийома.

– Он сейчас у себя? Но разве он мог не услышать сирену? Он же не глухой!

Анжелина улыбнулась, однако тут же снова стала серьезной.

– Конечно нет. Но только он не у себя в кабинете. Я точно знаю, что он сейчас на тропе Экрен. Сможешь туда сбегать?

– Конечно смогу! Ты же знаешь, я бегаю быстрее всех!

– Только, пожалуйста, Себастьян, будь осторожен! Немцы сейчас злые…

– Почему?

– Потому что… Война затягивается, и эта неопределенность многих злит. Целых три года…

– Они хотят его арестовать?

– Нет! Никто не собирается его арестовывать. Но предупредить Гийома надо. Просто предупредить, что немцы в деревне.

– Ладно!

Себастьян повернулся, чтобы бежать, но Анжелина вдруг схватила его за руку. Входная дверь распахнулась настежь, и в булочную вошел мужчина в серой униформе. Мальчику он показался огромным. Лицо у него было неподвижное, словно высеченное из гранита, и только во взгляде бледно-голубых глаз ощущалась сила, внушающая тревогу и беспокойство. Через мгновение за его спиной выросло еще два таких же темных силуэта. Вид у солдат был угрожающим. Офицер помедлил немного, потом посмотрел на Себастьяна и через плечо распорядился о чем-то по-немецки. Солдаты тут же покинули помещение, и Себастьян с Анжелиной услышали, как они тарабанят в дверь дома Маларов.

– Всем выйти на улицу! Всем собраться на площади!

Офицер прошел вглубь комнаты. Стоило ему увидеть Анжелину, как в выражении его глаз что-то переменилось, но Себастьян вряд ли смог бы объяснить, что именно. Наверное, в них промелькнула тень волнения, и от этого он стал больше похож на живого человека, чем на камень. Волнение и… замешательство. Себастьян вдруг почувствовал, как в нем нарастает волна гнева. Анжелина красивая, так все говорили, но для него она была словно старшая сестра, а временами, когда ему казалось, что время тянется слишком медленно, – и как вторая мама… А тут какой-то мерзкий бош таращится на нее без всякого стеснения! Ему захотелось крикнуть немцу что-то обидное, но кто-то тихонько толкнул его в спину. Однако мальчик упрямо застыл на месте.

– Беги, ты мне мешаешь!

Себастьян обернулся, чтобы возразить, но в черных глазах девушки была мольба, и ему пришлось уступить. Когда мальчик выскочил в открытую дверь, немец даже не попытался его остановить. Он по-прежнему смотрел на юную булочницу, и было трудно сказать, чего больше в этом взгляде – иронии либо восхищения.

– Добрый день, мадемуазель Анжелина!

Надо же, он знает, как ее зовут! Девушка удивилась, однако постаралась этого не показать. Ужасающие предположения теснились в голове, сменяя друг друга. Она попыталась взять себя в руки. Этим проклятым немцам рано или поздно все становится известно, и не стоит радовать их, показывая, что боишься! Она выбрала из всех возможных самый нейтральный ответ на его обращение:

– Слушаю вас!

– Я – обер-лейтенант Петер Браун. Мне поручено заказать у вас партию хлеба.

– Хлеба?

– А разве вы не булочница? Начиная с будущей недели, по понедельникам вы обязаны поставлять нам тридцать килограммов хлеба. Приказ генерального штаба! У нас возникли трудности с несколькими булочными в долине, поэтому…

– Тридцать кило? Но это невозможно!

Интуиция подсказывала девушке, что нужно смягчить тон, однако щеки у нее уже залило гневным румянцем. Этот человек спятил! Она подумала о Жермене, юном подмастерье, который спал сейчас в кухне после утренних трудов и поездки на мельницу за мукой. Им только этого не хватало! Заказывали бы уже целую тонну, зачем стесняться! Девушка сжала кулаки, даже не думая о том, какое впечатление произведет на немца ее реакция. Она открыла было рот для гневной отповеди, потом передумала, прикусила губу и немного подождала. Однако ее возмущение вызвало у офицера улыбку. В голосе его явно прозвучала ироничная угроза:

– Не могу с вами согласиться. И не советую вам подмешивать в муку всякую дрянь, как это делал мельник из Морьена. Теперь его недельная норма – пятьдесят килограммов хлеба.

Ну, это уж слишком!

Анжелина дрожала от ярости. Осторожность, сдержанность – все было забыто. Должен же он понимать, что требует невозможного!

– Тридцать кило для такой маленькой пекарни, как наша! Да мы за день выпекаем не больше двадцати! И не за один замес, а за два. И что с мукой? Вы ее будете нам привозить? Булочник до сих пор не вернулся, и почти вся работа в пекарне на плечах у мальчика-подмастерья!

– Напоминаю вам, мадемуазель, что сейчас война и приказы надо выполнять.

– А я вам на это отвечу, господин обер-лейтенант, что настоящие солдаты сражаются на поле боя, а не грабят честных ремесленников!

Она сразу же пожалела о сказанном и даже испугалась, ведь перешла черту. Возмущение заставило ее забыть о Гийоме и о том, что происходило втайне от оккупантов и остальных жителей деревни, – о том, о чем она сама тоже имела лишь смутное представление. Какая же она идиотка! Анжелина проклинала себя за несдержанность. Офицер побледнел, и на смену иронии пришла ярость, которая могла взорваться в любую минуту. Невольно Анжелина опустила глаза, лихорадочно подыскивая аргумент, который не прозвучал бы как попытка извиниться. Но ничего не приходило ей в голову. Она ненавидела эту войну, те унижения и притеснения, что принесла с собой оккупация, эти идиотские приказы… Ей хотелось объяснить все немцу, однако она заранее знала: любые объяснения – напрасный труд, потому что он – враг. В окрестностях ходили слухи о жестоких репрессиях… Наконец девушка собралась с силами и тихо проговорила:

– Я попробую.

– Отлично. Тогда до понедельника!

Он вышел из булочной, но дверью хлопать не стал. Его подручные тем временем уже успели выгнать на улицу супружескую чету Маларов, судя по всему, с целью обыска. Муж и жена сохраняли относительное спокойствие до тех пор, пока не увидели, что солдаты снова идут в дом. Мсье Малар принялся громко протестовать. Анжелина удивилась про себя, почему ее саму они оставили в покое. Она подошла к окну, не зная, как следует себя вести. Ей было жаль Маларов, но чем дольше немцы провозятся с ними, тем позже они попадут в дом Гийома, и Себастьян успеет его предупредить…

Она вздрогнула, когда послышался звон бьющейся посуды. Прозвучал грубый окрик:

– Вон из дома! Raus![4]4
  Наружу! (нем.) (Примеч. пер.)


[Закрыть]

Мсье Малар бросился было к дому, но второй солдат преградил ему путь, наставив на беднягу оружие.

Солдат-немец наконец показался на пороге дома. Он вел за руку Гортензию. Выражение лица у него было свирепое, однако с женщиной он обращался сдержанно, без откровенной грубости. Хотя, надо признать, возраст матушки Малар невольно внушал уважение. Второй солдат продекламировал несколько фраз, явно заученных наизусть:

– Мы будем обыскивать дома! Всем стоять смирно перед обер-лейтенантом Брауном!

При виде матери к мсье Малару вернулся дар речи, и он попытался возразить:

– Зачем вы заставили ее выйти? Разве не видно, как ей тяжело ходить?

Реакции со стороны офицера не последовало, и солдат счел возможным ответить надменным тоном:

– Затем, что вы прячете у себя евреев, нам это точно известно. Вы их прячете, а потом помогаете перейти через границу. Мы нашли следы на перевале Гран-Дефиле!

– Никого мы не прячем! – буркнул мсье Малар. – Ищите в доме сколько угодно, если вам хочется, только оставьте мою мать в покое!

Робкий рокот одобрения прокатился по толпе. На рыночной площади начали собираться жители. Парень из соседнего местечка, чей дом немцы накануне перевернули вверх дном, шепотом рассказывал об этом обитателям Сен-Мартена, для которых обыски были в новинку. Эти боши перерывали все, в том числе сено в сараях. А у одного торговца скобяными изделиями из деревни Сен-Жан они даже баграми перемешивали жижу в навозной яме!

В этот момент, растолкав сбившихся в кучу соотечественников, на место событий явился мэр, а вслед за ним – еще трое местных мужчин. Андре, которого поддерживал Пауло, принялся махать руками и кричать что-то об ужасном чудовище. Складывалось впечатление, будто он даже не заметил немцев. Мэр крикнул ему: «Да заткнись ты!». На площади стало тихо. Все присутствующие замерли, затаив дыхание. Нарочито проигнорировав солдат, вне всяких сомнений, необстрелянных новобранцев, мэр поприветствовал офицера уверенным «Добрый день, обер-лейтенант!», встал прямо перед ним и сложил руки на животе. Было не совсем ясно, настолько ли хорошо он разбирается в знаках отличия, или офицер уже успел ему представиться. Марсель Комбаз, бесспорно, являлся человеком тщеславным и не самого приятного нрава, однако назвать его трусом было нельзя. Вот и сейчас его поведение, казалось, не лишено оттенка бравады.

– Обер-лейтенант, я могу узнать, что происходит? Зачем устраивать обыски в такой маленькой деревне, как наша?

Вместо ответа Браун указал на рану Андре и спросил насмешливо:

– Что, на перевале Гран-Дефиле сейчас опасно?

– Честно сказать, понятия не имею. Мы были на тропе Глантьер.

– Да неужели? Хотите меня обмануть? Не выйдет!

Голос обер-лейтенанта переменился, вежливость уступила место ледяному холоду, острому как клинок. Анжелина невольно вздрогнула.

– На нас напала та Зверюга.

– Зверюга? Вы хотите сказать волк?

– Не волк, а одичавшая собака. Уже несколько недель она убивает наших овец.

– Выходит, у нас похожий образ действий. И вы, и я – все мы преследуем и уничтожаем вредителей… – И немец громко засмеялся.

Марселю вдруг пришло в голову, что его маленькое выступление может повлечь за собой весьма неприятные последствия. Реакция боша на его слова озадачила мужчину. Однако Марсель был не настолько глуп, чтобы не понимать, насколько опасно вступать в противоречия с оккупантами. Просто в их затерянной в горах деревеньке всегда было так спокойно, что он как-то позабыл о ситуации в стране. Этот тип вряд ли окажется таким же сговорчивым, как в свое время итальянцы… Власть была в его руках, и он мог делать все, что ему вздумается, – обыскивать кого угодно и кого угодно арестовывать даже без причины, просто потому, что ему так хочется. И деревенский мэр, разумеется, не стал бы исключением из правила… До Сен-Мартена уже дошли слухи о зверствах, которые боши устроили в долине, едва успев там обосноваться.

Марсель посмотрел по сторонам. Его земляки стояли понурив головы, словно пристыженные школьники. Многие дрожали. Зрелище наверняка было приятным для немецкого офицера, в наигранно непринужденном тоне которого ясно прозвучала угроза:

– Не пытайтесь меня убедить, будто вы не знаете, что происходит в ваших горах.