Текст книги "Любовь Муры"

Автор книги: Николай Байтов

24/II. Понемногу хожу. t° пала. Слабость – до расслабленности, до дрожания конечностей. Это результат не так болей, как 24-х дневной голодовки. Не знаю, просто не знаю, как буду работать, с 1-го числа уже начинаю. В анализе были хорошие результаты. После, через некот. промежуток времени снова будет проделан анализ.

Вчера отправила тебе Лескова и Байрона. Внутрь вложила газету. Увы! – одну!.. Кисунечек, не беспокой себя присылкой книг, мне приносит хорошие книги Анна Яковл.

Я такая никудышная, ни за что не хочу браться. Одичала и никого не хочу видеть – это меня больше всего волнует при моём выходе. Надо говорить, улыбаться и т. д. Отпуск сейчас нельзя брать, да и дальше не знаю, как выйду из сложившегося положения – мама ведь не ходит!

Если достанешь, пришли, пожалуйста, таблицу последнего тиража. Да, Кисанька, не присылай заказных писем. Ты давно не говорила мне о своих сёстрах. Перешли привет Марье Порфирьевне.

25/II. Сегодня много ходила. Была в лаборатории на промыванье желудка, но не знаю к удаче или нет, но промыванье (это ужасно гадкая процедура – так говорят) не было сделано. Устала. Сегодня же будет сделана последняя проверка на кровь. Результаты будут известны завтра.

26/II. Моё большое утешение – радио, звучит шёпотом. Я очень огорчена. Нужно достать таки репродуктор. А письма сегодня нет от тебя, и я готова плакать. Нужно тебе сказать, что могу я проливать слёзы при всякой причине и без неё.

Много думаю, правильней мечтаю о том времяпровождении, что могло бы быть, если бы за мной не тянулся бы такой длинный хвост. Провела бы у тебя ну хотя бы месяц! Такова уж моя «злая доля». Не могу жить, как хочу, из-за мамы. Вот опять слёзы льются. Ах, какая я дура!

Почему, родная, не пишешь о своём здоровье? Когда увижу тебя? А вдруг никогда?! Нет, ты не знаешь всей силы моей любви к тебе! Моей привязанности, нежности к тебе, моё солнышко!

28/II. Родная, утром шла в поликлинику с редким и прекрасным чувством внутреннего ликования. Пахло началом весны; только что прочитала хорошую книгу («Вражда»); не болела ранка – в общем мне так мало сейчас надо, чтобы наполниться радостью. А вот из полик-ки еле дотащилась, всё померкло – боли. Сейчас уже 5 час., а мне всё нехорошо. Так много, много надо говорить тебе, а писать не могу. Делаю перерыв. От усилия появляется тошнота.

7 час. веч. Мне нехорошо, но т. к. язва не кровоточит, я уже не на соцстрахе. Не знаю, как пойду на работу? Я не говорила врачу, что мне так плохо, но по мне видно и без слов. Я вообще не могу «кривиться» перед чужими от боли. Что-то я почуяла неприятное для себя в самой технике получения соцстраховского листа. А перед этим мне врач говорила о симулянтах, и я решила, что [фраза не закончена].

8 час. Не сообщай К-ку о моих письмах. Мне наскучило… Прервала Валечка. Она шлёт свой привет тебе.

Кисанька, я же просила вас не беспокоиться о масле. Не надо слать его. Масло в дороге портится, оно было ёлкое. За неимением никакого я его ела, но как только Кирилл мне достал, присланное пришлось перетопить. Прошу тебя не высылать его больше.

Чувствую себя, из-за тошноты, как перед смертью. Сегодня она особенно мучительна и мешает беседовать с тобой… Спасибо, что ты посоветовала мне прочитать Олдингтона. Однако, мне нельзя читать интересных книг: я всё забрасываю; страдаю от неподходящей обстановки – разговоров, шума; огрызаюсь при обращении ко мне – вот в таком состоянии пожирала я и эту книгу. С волнением читала места, где описывается воспринимание героем красот природы. Он умел наслаждаться ею.

Истинное, великое чувство – любовь, кот. они пронесли через всю жизнь, – думается, – существует не только в романах. Я могла бы так любить, и считаю себя обворованной, что мой объект пронёсся где-то мимо.

Напишу неск. фраз, прочитанных из этой книги: «Она как бы черпала моральную поддержку в хорошем материале и фасоне». «В любви труднее брать, чем давать». «Какое заблуждение искать постоянства и устойчивости, окружая себя предметами, обладание которыми порабощает». «Самое главное – чувствовать вкус к жизни».

Нет, детонька, не могу писать. Не знаю, что такое со мной? Неужели завтра не будет легче?

1/III. С добрым утром, Кисанька! Вчера я была совсем покойником. Страшно хотелось писать тебе, но полуобморочное состояние не разрешало. Безусловно, работать мне не следовало бы, этим самым я задерживаю выздоровление. Но что же делать? Жить надо – значит необходимо работать, тем более что на моём содержании 2 челов. Братья не помогают. Как-то раньше, ещё до своей болезни я написала им свою просьбу аккуратно помогать, по мере возможности, маме. Они, очевидно, очень уменьшают свои и увеличивают мои возможности. Я уже не помню, когда были от них деньги. Хорошие скоты!

Я могу констатировать, что ко мне здоровой было больше от всех (сотрудники и знакомые) внимания, чем к больной. А может быть, я очень требовательна, тем более моя обидчивость тебе известна. Вот так же вышло и в полик-ке – мне показалось, что врачу неудобно дальше давать мне соцстрах, и я не говорила о своём настоящем состоянии, но ведь по мне видно. Я не ошибаюсь, если скажу, что ей было приятно не выписывать мне дальше бюллетень. Ну, бог с ней, чем-то она мне симпатична, и поэтому я ей многое «прощаю» – даже такое казённое отношение ко мне…

К маме никого не удаётся найти. О Кате (техничка) вопрос отпадает, она много занимается, серьёзно принялась за учёбу, не имеет времени.

Напрасно К-к обращается с какими бы то ни было поручениями к сестре – ей не до меня. Она работает и учится. У К-ка много энергии, но она какая-то трескучая и безрезультатная. От его суеты я прихожу в «мигренное» состояние.

Разве я не писала тебе, что Катя живёт в Рыбинске? Я знаю наверное, что писала. Квартирные условия у неё скверные, надеется весной перейти в другую квартиру. Идочке с ней было бы хорошо, но Кате с ней трудно.

Кончаю, итак, голубка, пожелай мне бодрости к завтрашнему дню, чтобы не было этой дурманящей меня тошноты, тогда охватывает «предсмертная» истома. Даже от писем я устаю. Вечером буду тебе ещё писать, а это попрошу Идусю опустить в ящик…

Люблю тебя горячо. Твоя Мура.

[Остальные письма 38-го года, по-видимому, уничтожены. Остался только один листок, написанный рукой Иды:]

Стихи.

1938 год 28 июня.

 
           Прощание
 
 
Прощайте нивы золотые
Прощайте хатки у Днепра
Прощайте заросли густые
Прощай старушечка моя!
                ―*―
Прощайте воды голубые
Прощай! О родина моя
Я уезжаю дорогие
от вас в далёкие края
                ―*―
Прощай глубокая рытвина
Прощайте домик и сарай
Прощай родная Украина!
Надолго милая прощай!
 

Поезд.

1/V [1939].

Уже много дней подряд идут дожди. И сегодня пасмурная погода, накрапывает дождь. Повздорила с мамой и ухожу из дому. Только вдуматься, какая нелепая, противная у меня обстановка.

Да, забыла ответить на твой вопрос, занимается ли Идочка по музыке? Она стала более внимательной к этим занятиям и охотней отдаёт своё время им. Есть продвижение.

Даже на наших уличонках раздаётся музыка.

Что-то ты делаешь в эти минуты? Всё утро думаю о тебе. Тебе нельзя быть одинокой. Непременно нужно иметь близкого человека. Если бы у тебя появился в Москве друг, знаю, что было бы легче переносить многое. А я бы постаралась не ревновать.

Сейчас ухожу. В след, письме скажу о «счастливых людях».

Сегодня это письмо не пойдёт, наверное, к тебе, хотя я и опущу его в ящик.

Если удастся, достань мне хны.

Если тебе это доставляет удовольствие, то вспоминай почаще, что у тебя есть верный любящий друг – Мура.

Целую горячо.

14/V.

Давно уже не испытывала такой душевной тяжести, как вот сейчас, расставшись с тобой. Хотела развлечь себя, заехала к Рах. Моис. и не застала её.

Как грустно, моя Кисанька. Комната сделалась противной. Вместе с тобой ушла частица хорошего. Привыкла, за эти дни, проводить с тобой вечера, привыкла и днём чувствовать, что ты вот здесь недалеко от меня.

Временами бывало с тобой тяжело (может быть, по-твоему и об этом следует умалчивать, но я предпочитаю ставить точки над и). Это бывало в моменты неприятных воспоминаний. [Эта часть абзаца отчёркнута слева карандашом Ксении.] Но всё это не мешает мне чувствовать тебя близкой, понятной, нужной. Моя миленькая Кисанька, мне не хватает тебя.

До чего дерёт сейчас мой слух ворчанье мамы! [Также отчёркнуто слева карандашом.]

Вчера в это время мы были с тобой в парке. Жаль, что было холодно, а вот сейчас теплынь.

Пиши по приезде непременно.

Будь здорова, моя дорогая и любимая. Горячо тебя целую.

Странны были последние минуты расставанья. Хотелось быть как можно дольше с тобой – ведь неизвестно, когда увидимся! Хотелось что-то сказать тебе существенное, и вместе с тем угнетала какая-то фальшь [последние два слова отчёркнуты слева двумя чертами] (кажется мне, что это результат твоей манеры недосказывать). Думаю, что если выгорит план приобретения комнаты, ты приедешь ко мне и уж будешь чувствовать себя свободней, удобней.

Идуся говорит, что худо ей без тебя.

7/VI.

Провела страшную ночь. Не спала до 5 часов. Только утром заснула часа на 2. Ужас этой муки понятен только тем, кто сам переносит бессонные ночи. К врачу нечего идти, я знаю, какой ответ получу от него. Однако я уверена, что дело совсем не в этом.

К несчастью дома не было вина. С алкоголем – я сплю.

И в этом несчастьи – мы с тобой родственны. И здесь мы отмечены общим.

Большого труда стоит мне этот день. А сейчас только 2 часа. Дома буду поздно.

Если и сегодня не будет от тебя письма, буду телеграфировать. Навряд ли так долго ты без причины будешь молчать.

Нежно тебя целую. Нужно видеть тебя, хочу побыть с тобой, только встреча поможет выяснить и определить то, чем я сейчас полна.

Ещё и ещё целую.

8/VI. 11 час. веч.

Ах, как хорошо, два дня подряд получаю твои письма, а был большой перерыв; уже хотела телеграфировать. За много лет привыкла к ним как к чему-то абсолютно необходимому.

Моя любимая, у каждого из нас есть свои странности, у одних менее заметные, у других более резкие, болезненно сказывающиеся и на близких. И всё же – это нормальные люди (это в ответ на первое письмо твоё). Тебя я приняла со всеми твоими «странностями». А было и мне нелегко, пока я поняла это. Только позднее я осознала ветхозаветное изречение: «да не ведает, что творит»…(кажется так звучит это). Как говорит Ол-ка: «у тебя неважный характер»… Ты же правильно понимай сейчас меня – пишу об этом не для того, чтобы задеть тебя. Короче говоря – я люблю тебя такой, как ты есть, со всеми твоими «неважными потрохами». И теперь уже моя любовь ровная, зацементированная, крепкая, а не пылкое увлечение. Постарайся и ты, моя голубка, принять меня такой, какой уж я есть. Учти и вторую мою просьбу, а имеенно: будь откровенна со мной настолько, какой бываешь сама с собой. Это относится гл. обр. к моментам твоего недовольства мной – в таких случаях я предпочитаю обнажённую правду. Принимаю твою фразу, что я «плохая мать». Я стараюсь быть лучшей. Нельзя сказать, чтобы с хорошими последствиями. Ида донимает своей беспорядочностью, расбросанностью, неаккуратностью и что хуже всего – грубостью. Но по натуре – она добра и очень непосредственна. От неё веет действительно ароматом (ты не любишь это слово) свежестью, своеобразием. Это неповторимо, в последующие периоды её жизни она исчезнет, и я стараюсь запечатлеть такую особенность. Я очень занята и в этом кроется много наших домашних неурядиц. Дома я только поздними вечерами, захватываю её на какие-ниб. полчаса. Между прочим, моя знакомая художница (недавно познакомилась с ней) уговаривает её перейти в худож. школу. Чтобы поступить в 8-й класс, ей надо много [Конец письма отсутствует.]

12/VI. 11³⁰.

Гайдн, – слушаю его сонату. Как часто беру бумагу, чтобы писать тебе! Написанное не отсылаю. Сейчас появилось непреодолимое желание услышать что-либо о тебе.

Кажется, окончательно перестаём понимать друг друга. Неужели так? Однако, всегда и во всём следует всё договаривать до конца. Так лучше. Недоговорённое обижает, задевает.

Из всех названных тобой в телеграмме (последняя весть о тебе) возможностей прошу тебя предпочесть 2-ю, именно «быть правдиво-резкой».

Судя по твоему молчанию (если ты только здорова), могу думать, что у тебя упало желание думать и заниматься этими вопросами. Мне очень интересно и хотелось бы услышать это правдиво-резкое слово. А ещё больше хочу услышать о тебе.

Получила от Ол-ки письмо (открытку) из Одессы, на кот. ей отписала. Ответа не получила и не знаю, будет ли она этими днями в Киеве?

Я перешла на работу в Обком Союза (пока что продолжаю работать в д/с также, нет заместителя). Новая работа переносится как тяжёлая прививка.

Бессонница, как и прежде, – крест моей жизни. Стараюсь не нервничая держать себя в руках, чтобы она не портила окончательно жизнь. Это единственное средство борьбы с этим врагом. 5 час. непрерывного сна – нечастая удача.

От жары изнываем, балдеем. Ко мне приехала Катюша с мальчиками.

До сих пор нахожусь под впечатлением мастерской игры мхатовцев. Упоена игрой Тарасовой, очарована ею. Она – совершенство чел. породы. Прекрасная фигура, чудесное оригинальное лицо, грудной голос и ко всей этой подкупающей внешности – большой талант.

Я не писала тебе по многим причинам, но главная из них – ожидала, когда у тебя определится («время всё сгладит» написала ты! а что «сгладит» – я не знаю) то или иное отношение ко мне. Думаю, что моё молчание тебя не огорчало.

Крепко тебя целую. Мура.

Если останусь на работе в Обкоме – буду бывать в Москве.

23/VI. 12 час. ночи.

Только что вернулась с вокзала, куда ездила повидать Ол-ку. Кажется, никогда ещё не хотелось так видеть её, как сегодня. Она приезжала ко мне домой и в д/с – нигде не застав меня, написала записку, что поезд её отходит в 10⁴⁰ и что она будет всё это время в I кл. или в ресторане. В 10 ч. я приехала на вокзал – нигде не нашла её. Я даже заходила в вагоны. Страшно досадно, что она не написала № вагона. Оказывается, это был поезд, отправлявшийся на Баку. Куда же едет Ол-ка? По-особенному хотелось её видеть. Если ты знаешь её адрес, сообщи мне его, пожалуйста. Хочу кое о чём с ней поговорить.

На твоё письмо собираюсь позже ответить. Этими днями я отправила тебе письмо.

Почему же ты снова не спишь? Переутомилась? да и жара действует.

Эти дни возвращаюсь домой к часу или к двум, я уже совсем обезумела и от усталости и от бессонницы и начала пить, укладываясь спать… вино. Желудок (печень) стал капризничать, но засыпаю, даже голова ясней. Алкоголь, по-моему, не так разрушает мозг, организм, как люминаль и бромутал. Испытай и ты это простое средство.

Настроение, какое только может быть угнетённое, подавленное. И это случается всегда, когда начинаю «подводить итоги». Как быстро, ужасающе быстро прошла жизнь! Вот совсем недавно ещё была подростком, дальше готовилась стать матерью, родила Идочку, и все эти жизненные этапы мелькали, как на экране. Самым длинным периодом в сознании сохраняется не ближайший, а отдалённый – детство.

Мне не безразлично твоё мнение обо мне. Что это за «тайны» о моих плохих качествах! Прошу тебя сказать откровенно обо всём скверном, что ты обнаружила ещё во мне. Скажи, не щадя меня. Мне кажется, что я умею выправлять кое-что в себе. В общем, напиши, пожалуйста, без обиняков.

Горячо обнимаю тебя.

Мура.

Видела «Анну Каренину». Впечатление сильное. Прекрасно, содержательно, умно оформлены сцены.

30/VI.

Моя дорогая! Ждала с нетерпением твоего письма.

Не могу, совершенно не могу понять твоей манеры поведения со мной. Твёрдо понимаю, что обязанность друга сказать о том дурном, что увидела. Твоё влияние на меня было очень велико, вследствие его (это я знаю) кое-что выпрямилось в моём характере, а другое затушевалось. Я должна знать, что ты скверное, «принесшее тебе горе» увидела во мне. Тем более, что я по-честному ничего не подозреваю, т. е. попросту не могу догадаться, о чём можешь ты сказать мне. Это, конечно, не значит, что я обожаю себя, считая всё в себе совершенством. Полагаю, что тебе не совсем приятно говорить обо всём этом, однако следует; что и очень прошу сделать поскорей. Мне твоё мнение дорого, я не могу быть спокойной, не зная в чём дело. Я не обижусь. Поставь себя на моё место и поймёшь, что умалчивать – значит не считаться со мной и не поступать по-дружески. А я же уверена, что в своём отношении ко мне ты руководствуешься только этим (дружбой). Твоё молчание покажет, что я ошибаюсь.

Нехорошо проходит и твоя жизнь. О каких новых планах ты говорила мимоходом в прошлом письме? Если б можно было бы тебе устроиться где-ниб. хотя бы на месячное пребывание в природе! Почему ты пишешь, что Биночка также вернётся через некот. время, разве она снова живёт с тобой?

Я же совсем не знаю, что делать, что предпринимать. В Одессу, может быть, не поеду. Условия там плохи. В одной комнате человек по 8 дошкольниц (дом отдыха дошкольных работников) с детёнышами начиная от 3^х-2^х лет до 16^ти. Шумно, тесно, очень пыльно, жарко. Всё бы ещё ничего, если б можно было бы там найти покой и другое общество. Помимо всего, надо порядочно уплатить (как будто бы полуплатная путёвка, а может быть и всю её надо оплатить – ещё не знаю). Дома, с приездом Кати, очень тесно. Комнату себе она не может найти. Условия здесь совсем не подходят к отдыху, кот. абсолютно необходим.

С новой службой – поздравления преждевременны. Основная-то ведь работа – детсад – остаётся. От обстановки в Обкоме – я в ужасе. Окружающие не нравятся до физ. тошноты. Выслуживанье, заискиванье, подобострастие, грубое администрирование председателя – мне невмоготу. Ко мне отношение очень хорошее, но невозможно мириться с таким окружением. Я в тоске, нет уверенности, что я не найду подобного положения и в редакции, куда тоже собиралась переходить.

Устаю, не могу собраться с мыслями, чтобы решить, как поступить с собой. С отчаянием отмечаю, как стирается организм, как появляются первые признаки настоящей старости. Страшно от мыслей, что основное, что-то главное в жизни упущено невозвратимо.

Мой период – невесёлый, тот период, когда подплываешь к последнему жизнен, этапу. Трагедия его состоит в том, что ещё слишком свежи бурления недавней молодости и нет ещё устойчивого старческого успокоения, того мудрого покоя, чем должна характеризоваться эта последняя жизненная полоска (боюсь, что его никогда у меня не будет! тем страшнее).

Пиши, пожалуйста, часто.

Обязательно, не скрывая ничего (хоть как это тебе неприятно!) напиши откровенно о том, что мучило тебя в моих свойствах. Не зная, в чём дело, я не могу даже писать тебе. Будь, если можешь, другом.

Горячо тебя обнимаю. Мура.

Пиши об этом не в форме «упрёков», а в порядке констатированья, я выросла до такого понимания. Даже больше, я очень хочу согласиться с тобой.

Что с глазами у тебя?

Не сплю я не от «одиночества», а от переутомления, хотя такое «одиночество» является, безусловно, ненормальным.

Да, чуть не забыла об этом. К-к уехал на Кавказ. У нас отношения таковы, что не располагают ко встречам.

7/VII.

Ксюшенька, не могу не поделиться с тобой не состоявшейся – увы! – радостью. Знаешь, я чуть было не выехала сегодня на экскурсию на Беломор-Канал! Днём мне в отделе предложили выехать сегодня же в Ленинград, с тем чтобы дальше сесть на теплоход. До сих пор «переживаю» и не могу успокоиться, – ведь о такой поездке можно мечтать всю жизнь и не встретить ещё подобного случая! Садовые дела не отпустили. Какое это счастье, удовлетворение видеть, наблюдать новые места и людей – тебе понятно. А ехать бы вдвоём с человеком, разделяющим переживаемые чувства (напр, с тобой и только с тобой) – особая полнота воспринимания.

В доме у нас совсем весело – приехал ещё брат с дочкой (из Жмеринки). Пробыв здесь 3 дня, сегодня он ночью (к счастью!) выедет. Получила от Ол-ки письмо – будет в Киеве числа 8–9. Цену на материал, кот. я задерживаю для неё – спустили до 1050 р. Жалею, что послала тебе телеграмму, она могла доставить тебе кое-какие хлопоты. Думаю, что Ол-ке он понравится. Купила я себе на пальто (зимнее) 3 метра вот этого материала. [Возможно, что лоскутик ткани был вложен в конверт.] Скорей он подходит к костюму. Что ты о нём скажешь, стоит ли начинать всю эту недешёвую историю из этого материала. Я всегда предпочитаю сукно. Заплатила я за него 800 р. Это – часть отпуска. Пойду только на 2 недели.

Не могу, никак не могу выдержать такой нагрузки, совмещая 2 работы. Обком оставляю. Боже мой, как я устаю, всё это отражается в первую очередь на лице.

Ежедневно жду твоего письма. Ты должна мне сообщить, с чем ты не могла примириться, что было во мне гадкого.

Что за странное, нехорошее у тебя свойство? сказать, что ты неприятна и не объяснить, чем! Ты предпочитаешь молчать, как сказала мне, при отъезде – это ещё было понятно. Но теперь, начавши говорить, нужно и оканчивать. Твоё слово для меня до сих пор имеет большую силу. Эта неизвестность мешает мне писать тебе так просто, как раньше.

В общем, постарайся понять, что так не надо поступать.

К тебе тянусь.

Пиши о себе. Поступаешь ли на работу, как спишь, что читаешь? Жарко ли в М-ве?

Целую тебя крепко.

Мура.

Итак, возьми на себя эту неприятную, но дружескую обязанность и выскажи всё без обиняков. Умалчивать нечего. Просто странно да и нехорошо, что так много надо просить тебя в таких обычных вещах. Это меня сердит, обижает, удивляет. Нельзя быть такой «прошенкой» в том, что без моей просьбы ты уже начала говорить. Считайся, пожалуйста, больше со мной. Не задевай меня. Родная моя, ты пользуешься не всегда тактично моей [Конец отсутствует.]

15/IX. 12 ч. дня.

Славный осенний денёк, с привольным ветром – бодрит и безпричинно радует. Пока есть здоровье и физ. крепость, можно со многим мириться и меньше хныкать! Пишу на работе, утром отправила тебе письмо и с радостью думаю, что вечером уж наверное буду читать твоё письмо. Как горячо привязана я к тебе, как люблю тебя, кисанька!

Вечер. Нет письма от тебя, какое же огорчение! Ты должна получить уже неск. моих писем, и твоё молчание пугает меня. Ты знаешь, как я жду твоих слов, если не можешь много писать, хоть коротким письмом дай знать о себе.

Последнее время я просто растерялась от тысячи маленьких забот, стала всё забывать и даже заговаривалась, есть неприятность и с кассой, где-то не взяла счёт, а сегодня был другой день. «Бешенно» работала с утра, с удивительным подъёмом и трудоспособностью окончила свой день. Повлияла чудесная осенняя пора! Как же чувствуешь ты себя, родная?

Отсутствие твоего письма всё омрачило. Я знаю, что таким своим отношением – надоедаю, что надо быть гораздо выдержанней, спокойней. Но что с собой мне делать!? Ладно, решим так: если ты теперь мне скажешь, что тебе не нравятся и ты с трудом переносишь мои проявления, я обещаю вести себя так, как ты укажешь. Говори же, дорогая, откровенно. Скажу при этом твоими словами: «не буду писать, как я переношу и оцениваю это».

Целую горячо. Твоя Мура.

16/IX. Это письмо не отправляла, ожидала от тебя известий. В течение дня 2 раза бегала домой в надежде увидеть долгожданный конверт. Не знаю уж, что говорить, что думать!? Дорогая, если тебе не безразличны мои переживания – ты поторопишься с письмом.

Всегда твоя – Мура.

5/Х.

Сейчас час времени, разгар работы, но не могу не взять пера и не послать тебе несколько слов. Передают по радио 1-ю симфонию Бетховена. Эти благороднейшие, лучезарные звуки воодушевляют меня. Какая величавая торжественность и чистота! Может быть, тебе и надоедают такие мои излияния, но только ты можешь понять те чувства, какие поднимаются во мне.

9 час. веч. Этот вечер я свободна. Иду к знакомой (с ней познакомилась в Одессе), где встречусь с Абрамом Исаковичем (я, кажется, писала тебе о нём)

[Угол листка оборван] много думаю о нём, но это […] Как всегда, если мне нравится кто-либо […] более обычного, – застенчивость.

Эта шестидневка была нелёгкой. Мной уж злоупотребляют и где только возможно нагрузили общ. работой. Весь месяц будет особенно тяжёл. Просто не знаю, как поспеть всюду. Тоска давит от сознания, что моя жизнь только в работе. Нет времени заняться подработками, а это совершенно необходимо. У меня отчаянный долг.

Моя дорогая Ксюшенька, если б ты только знала, как мучусь я многими мыслями! Это время переживаю. Как нужно было бы говорить с тобой, облегчить себя.

4/I – 40 г.

1 часть 3-й симфонии Бетховена заставляет меня отбросить всё в сторону и обратиться к тебе.

Сразу же, первые звуки наполняют особым ощущением. Роюсь в голове, стараюсь подобрать слово определения. Его не нахожу. Знаю, что от охватившего чувства бледнеют мои горести, разливается хорошая грусть и желание ещё что-то предпринять; благостные чувства всепонимания, всепрощения и жалости к другим, не испытывающим этого.

Я люблю многих композиторов, но только музыка Бетховена так действует на меня.

5/I. Вернулась с работы – застала твоё письмо. Скучаю по тебе, стремлюсь к тебе. Почему ты на конверте надписала не брать тебе билета?

Смущает только меня, что ты думаешь пробыть так недолго. И первой мыслью было взять билет на число 18–19. А сейчас в раздумьи не знаю, как быть – тем более, что ты хочешь побыть с Ол-кой перед отъездом её из Москвы. В телеграмме укажи, на какое число брать билет.

Почему с грустью думаешь о предстоящем свиданьи? Постарайся принять меня такой, какой я есть. Не такая уж я скверная (не усмехаешься ли при этом?) Не надо также преувеличивать мои плохие стороны. Будь со мной откровенной. Единственное, чего я опасаюсь, чтобы мама не поганила нам радость встречи. Тебе её характер уж хорошо знаком. Как мне трудно с ней, при одной мысли я горько вздыхаю. С одной стороны она даёт некоторые бытовые удобства (вытоплена печка, кормит Иду и т. д.), но я бы ей платила половину своих денег, чтобы иметь возможность жить одной. Подумав – можно констатировать, что из-за неё я не живу так, как хотела бы. Совершенно чуждый мне человек.

Однако не так уж мы будем чувствовать её тяготение. Больше будем оставаться в д/саду. В общем, на неё можно не обращать внимания. Дело – в нас двоих. Отнесись ко мне проще. Многое открылось и мне.

Перед Ол-кой за свои некоторые «греховные» мысли чувствую себя виноватой. Внутренне прошу у неё извинения.

Перечитала ещё раз твоё письмо и не знаю, как быть с билетом. Ведь мне не известно, когда ты выедешь из Харькова. Обязательно телеграфируй о билете. Постараюсь обязательно тебя встретить, поэтому укажи и № вагона.

Итак, до скорой встречи, моя дорогая. Хочу уже обнять тебя.

Крепко тебя целую.

Думаю, что моё письмо ещё застанет тебя. Шлю свой сердечный привет твоим сёстрам.

Любящая тебя Мура.

24/I.

В комнате ещё чувствую тебя. Очень хорошо мне было с тобой.

Как же ты доехала, Кисанька? Думаю, что об этом получу от тебя известие завтра. Как встретила тебя Москва? Морозно ли?

Нет, напрасно-таки ты выехала столь быстро из Киева. Можно было, да и следовало бы ещё остаться дней на 5. Когда-то ещё снова перепадёт возможность для нашей встречи! особенно грустно мне было отходить от вокзала. Много разнообразных чувств и мыслей (и милых сердцу и… горьких) одолевали. Прощаясь с тобой у окна, за эти короткие минуты я перебрала все фазы нашей дружбы. Вывод: ты мне дорога. Делается страшно, а вдруг мы уже никогда не увидимся и это было наше последнее свидание?!

Думаю о твоём положении, о комнате. С убеждением говорю тебе: из Москвы не выезжай. Тебе необходимо перейти на самостоятельное житьё, и как я хочу, чтобы это скорей наступило!

Рахиль Моисеевна очень и очень жалела, что не повидалась с тобой. Выписала она маме микстуру, и сегодня, когда я пишу тебе письмо (9 час. вечера), ей легче откашливаться.

[Конец письма, по-видимому, отсутствует.]

2/III.

Моя дорогая, моя голубка!

Нет у меня времени написать тебе основательное письмо – ограничусь несколькими словами.

По приходе домой я не в состоянии приняться за что-нибудь – валюсь на кровать. Болезнь всё же развивается. Похудела настолько, что перешила снова юбки. А похудание в мои физические годы – это значит катастрофически стареть. И это для меня, пожалуй, самое неприятное. Ну, не буду больше говорить об этом.

Куда же ты поедешь, моя родненькая? Вот об этом я не могу спокойно думать. Переезды сейчас невероятно сложны. Лучше постарайся найти угол в М-ве. Почему ты не возьмёшь машину у Ганны, чтобы шить дома?

Идочке книжку – пришли пожалуйста. Эта книга будет для неё большой радостью. Прочитай в журнале «Знамя» № 9 записки комбрига Игнатьева: «50 лет в строю».

Спокойной ночи, любимая. Целую тебя горячо.

Ради всего не уезжай никуда, найди на это время угол.

Деньги я получила. При первой же возможности отправлю их на твоё имя..

За 2 дня праздника разбаловала себя, а завтра предстоит немало дел. А я так далека от трудового энтузиазма. [Непонятно – какого праздника. Возможно, этот листок – начиная со слов «деньги я получила», – помеченный цифрой 2, относится к другому письму, начало которого отсутствует.]

Что-то ты сейчас делаешь? По всей вероятности, отдыхаешь. Тепло ли в комнате?

Пиши мне часто.

Все домашние, в том числе и Мурзик, шлют тебе привет.

Любящая тебя Мура.

Очень болит голова, поэтому ограничиваюсь коротким письмом.

14/III.

Моя голубка, что-то большой перерыв в твоих письмах! Здорова ли?

Запоздавшая весна пришла сразу. Вчера ещё было всё сковано льдом, а наутро громаднейшие глыбы снега начали на глазах осядать. Днём ослепительное солнце, подогрев снег, превратило нашу дорогу в глубокие лужи, проваливаемся по колени.

Начинается весенняя вакханалия, текут не ручьи, а реки, воздух наполнен непередаваемо восхитительными запахами марта… Обожаемая пора. Всегда она бодрила меня.

Получила твоё письмо. Я послала тебе 2 письма с сообщением, что ничего серьёзного у меня нет. [Письма отсутствуют.] Ты себе представить не можешь, как я жалею, что под впечатлением рентген-просвечивания я написала тебе об этом злополучном «продуктивном» очаге! [Это письмо также отсутствует.] Не сомневайся, что если б я серьёзно заболела, я бы сказала тебе. Последние дни меня реже знобит, бываю вечера с нормальной t°. Я стала с непривычной бережностью относиться к себе. Не переутомляюсь, стараюсь что-нибудь жевать через каждые 2 часа. Большим козырем моим является здоровый желудок. Конституция у меня исключительно крепкая (как дуб!). И этот очаг скоро превратится в «непродуктивный», каких у меня оказалось порядочно. Последнее показывает, что они возникали и рубцевались без последствий. Последний раз меня просвечивали в Железноводске и говорили о том, что у меня очаг был спереди справа. [По-видимому, в Железноводск Мура ездила летом или осенью 38-го года, когда она лечила язву. Письма этого периода не сохранились.] Усиленно рекомендовали ехать тотчас же в Крым. Около года, после всех болезней, я ещё чувствовала себя препогано, помнишь, какой была клячей. И вот с тем комплексом болезней я тогда окрепла, поправилась. Теперь же всё это мелочи по сравнению с тем периодом. Но берегу себя больше, чем когда бы то ни было. Уже одно то, что болезнь быстро старит – заставляет меня всё делать, чтобы пополнеть. В феврале я резко похудала, как-то сразу, а сейчас остановилась. Достала масла, сала.