Текст книги "Мерцание золотых огней"

Автор книги: Николай Новиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

– У Раисы Федоровны нет дочерей. Разговаривать со всякими сумасшедшими попрошайками я не собираюсь, – резко сказал Влади мир Васильевич..

– Понял... – вздохнул охранник и пошел к входной двери.

Омельченко вернулся в кабинет, плюхнулся в свое кресло.

– Кредиторы достают? – поинтересовался Лаврентьев.

– Достают... – вздохнул Омельченко и внимательно посмотрел на своего гостя.

Тот ответил ему прямым, насмешливым взглядом. Оба понима ли, что говорить, собственно, не о чем. Более того, оба знали это с самого начала сегодняшней беседы. Вадим с удивлением по думал: "Зачем же он приглашал меня?" Омельченко мог бы ему от ветить примерно так: "Я выполнил просьбу своей жены, охранник подтвердит это. Теперь вернусь домой, расскажу ей, что "Колея"

– мощная фирма, связываться с ними – гибельное дело. Тем более

– в нашем теперешнем положении. Так что пусть не думает о мес ти, а готовится к отъезду."

Мог бы, но не сказал.

17

– Нет её, – тихо сказала Юля, виновато опустив голову. – От дыхает за границей, парень у двери даже не пустил меня внутрь. Сказал, чтобы пришла через месяц...

Василий Колготин поглубже натянул красную лыжную шапочку, плотнее запахнул полы потрепанного черного пальто. Злоба вспых нула в его мрачных, глубоко посаженных серых глазах. Они обре тали цвет, когда он злился или рассуждал о том, как можно быст ро стать богатым. А когда валялся на диване, глаза у него были водянистыми, бесцветными.

– Достала ты меня со своей богатой мамашей! – сквозь зубы процедил Колготин. – И на хрена я связался с тобой?

– Ну и не связывался бы, – так же тихо сказала Юля.

Вот уже который раз она приходит к этому двухэтажному зда нию на Сретенке, по нескольку часов дежурит неподалеку от вхо да, надеясь увидеть мать, да все бестолку. Холодно в Москве, постоишь на морозе – так замерзнешь, потом и за ночь не согре ешься. А уж как отвратительно на душе становится, когда понима ешь: и сегодня ничего не получится, нужно возвращаться в гряз ную, вонючую квартиру Колготина, терпеть его злость! Прямо жить не хочется!

Сегодня он увязался с нею, пришли под конец рабочего дня. Юля понимала, что стоять на холоде час или два Колготин не бу дет, только разозлится, поэтому и привела его к офису "Спарты", когда уже стемнело. Сказала, что сегодня постарается увидеть кого-то из начальства, пусть они объяснят, где мать, может, позвонят ей. Не пустили, ничего нового не сказали.

А Колготин все равно разозлился.

К такому придурку она бы и близко не подошла в Ростове: здоровенный бугай с длинным носом и сальными патлами, только и

мечтает, как бы разбогатеть, да поехать на Канары, а делать ни чего не хочет. Несколько проституток с Курского вокзала, неоп рятных, опустившихся женщин, приводят в его квартиру мужиков, платят ему за это, тем и живет. Считает себя сутенером, хозяи ном этих проституток... А на самом деле они крутят им, как хо тят, если б не удобная своей близостью квартира на Земляном Ва лу, давно бы плюнули на такого "хозяина".

Он хотел и её, Юлю, пустить по рукам. Увидел на вокзале, привязался, как репей: тебе, наверное, ночевать негде, пойдем ко мне, это недалеко, и дешево, и надежно, меня тут все знают, и пальцем тебя не трону, клянусь...

Знала она цену таким клятвам, но что оставалось делать? Ночевать все равно было негде. Квартира у него была такая, что стыдно за Москву стало. Колготин напоил её крепким чаем, пред лагал выпить водки, но Юля отказалась. Он выпил сам, долго расспрашивал, откуда приехала, да кто дома её ждет, да зачем – в Москву? Откуда, откуда! Из Ростова. Хочет найти свою мать, вот и все. А потом он потащил её в кровать. Но Юля знала, что все этим кончится, готова была к такому повороту. Она выхватила из кармана юбки газовый баллончик и, не долго думая, пустила ядовитую струю прямо в пьяную рожу хозяина. Он заорал, помчался в ванную промывать глаза, потом грозился убить её. Тогда Юля сказала:

– Я сама убила двоих, а третьего сварила в кипятке. Так что подумай хорошенько.

Эти страшные слова охладили пыл Колготина и ужаснули Юлю. Ведь она не соврала, и в самом деле так было... Потом она расс казала, что мать, которую собирается отыскать в Москве, гене ральный директор большой фирмы, очень богатая женщина, и Колго тин совсем перестал злиться. Понял, что лучше по-хорошему отно ситься к незнакомой, странной девчонке. Богатая мамаша, гене ральный директор – это же клад! И он вознамерился принять учас тие в поисках, но с условием, что за это Юля заплатит ему потом пять тысяч долларов. Почему именно пять, он и сам не знал. На верное, просто не мог себе представить, что можно получить больше. Юля согласилась.

Поиски затянулись. Долгое время никто не мог сказать ниче го определенного о компании "Фермопил". Колготин злился, орал, грозился выгнать Юлю. Пришлось уступить ему, один, а то и два раза в неделю спать в одной постели. Противно было, да ничего больше не оставалось.

Потом выяснилось, что теперь компания называется не "Фер мопил", а "Спарта". Ею, действительно, руководит Раиса Федоров на Омельченко. Нашли офис этой "Спарты"...

Говорят – не раньше, чем через месяц вернется... Да разве можно выдержать ещё месяц такой жизни? Колготин совсем сдурел, с каждым днем становится все наглее. Ему уже мало, что она спит с ним, пытается сделать из неё проститутку, чтобы продавалась богатым пассажирам, на Курском, а деньги приносила ему...

А ей уже ничего не хочется. Такая усталость в душе, такой мрак... На свет Божий не смотрела бы...

– Что ты сказала? – презрительно сощурился Колготин.

– Что слышал. Раиса Федоровна Омельченко и вправду гене ральный директор фирмы. Это моя мать. Я не обманывала тебя. И в том, что она сейчас за границей, не виновата. Не хочешь со мной связываться – не надо. Могу хоть сейчас уйти от тебя.

– Заткнись, сучка! Я с тобой почти два месяца вожусь, терплю тебя, своих шлюх забросил, они другие хаты себе понахо дили, другим платят ...твою мать! Ну и на хрена мне это надо? Не виновата!.. – злобно скривился он. – А кто мне за хату платить будет? За то, что без дела остался, бабки потерял?! Теперь сижу на мели, а она – могу уйти! Я тебя из-под земли достану и зас тавлю должок вернуть, поняла?!

Юля горестно вздохнула, подняла на него влажные глаза.

– Ну чего ты злишься? Подождем, вот приедет мать, я с то бой за все и рассчитаюсь.

Если приедет, если захочет разговаривать с нею, если сог ласится помочь... Но об этом думать не хотелось.

– У меня бабки кончаются. Приедет – рассчитаешься, это са мо собой. А пока – иди работай. Завтра отведу тебя на Курский. Ты телка видная, без дела не останешься.

– Я же сказала тебе – не пойду.

– Пойдешь! Ты мне эти пять тысяч за месяц приволокешь!

– Не пойду!

– Заткнись! Баллончика у тебя уже нету, я выбросил, так что не вякай, а то в морду получишь, – он схватил её за куртку, притянул к себе. Резкий запах табачного дыма и перегара заста вил Юлю испуганно отшатнуться. Боишься? Да нет, фотку твою портить нельзя, это теперь товар.

– Пусти меня! – Юля попыталась оттолкнуть его.

Но Колготин крепко вцепился своими узловатыми пальцами с черными ногтями в грудь.

– Я же сказал: не рыпайся! Богатая мамаша обрадуется, ког да узнает, что её дочка и сама неплохо зашибает на Курском, – он мрачно ухмыльнулся. Труженица!

– Да пусти же ты, дрянь такая! – закричала Юля.

Хлесткая пощечина обожгла её щеку. Колготин криво усмех нулся:

– Теперь буду разговаривать с тобой так. Поняла? И заткни свою пасть!

– Я... я тебя зарежу ночью!

– Ни хрена ты не сделаешь, пугаешь только. Я давно это по нял. Будешь приводить по десять мужиков в день ко мне на хату, классно заживем! – он ткнул её кулаком в живот.

От боли потемнело в глазах, от ярости замутилось сознание. Юля дернулась изо всех сил, потом ударила Колготина коленкой в пах. Грязные пальцы на её груди разжались, и Юля, спотыкаясь, побежала прочь.

– Падла!.. – простонал Колготин. – Я тебя... урою!

Зажимая пятерней ушибленное место, он, согнувшись, побе жал следом за Юлей.

18

Лаврентьев распахнул дверь и остановился на тротуаре, гля дя на сумрачное, пустое здание.

– Хорошая была фирма... – пробормотал он с усмешкой.

И направился к своей машине, у которой, скрестив на гру ди руки, стоял его телохранитель Сергей. Даже не телохранитель, а один из давних приятелей, который в экстремальной ситуации отлично умел работать руками и ногами. А вот работать головой не умел и не хотел, поэтому предпочитал сопровождать Вадима, когда это было нужно. Каждому свое.

– Ну что, Вадик? – спросил Сергей.

– Хорошая была фирма, – повторил Вадим.

– Это я уже понял. Невооруженным глазом видно – кранты им. Тут одна девочка к ним рвалась, обалденно красивая. А мордово рот у дверей не пустил. Так и ушла, бедненькая, ни с чем, и в переулке темном исчезла навсегда... Если таких девчонок посы лают – труба дело.

– Что поделаешь, если у них идиосинкразия к собственным вкладчикам, пожал плечами Лаврентьев.

– Идио... что?

– Болезненная чувствительность к людям, которые когда-то отдали им свои деньги, а теперь пытаются вернуть их обратно.

– Это точно. А чего хотел Омельченко?

– Чего хочет фирма, в которой один начальник и два охран ника? вопросом на вопрос ответил Лаврентьев.

– Бабки?

– Ну конечно.

– Ты, понятное дело, послал его, он сказал: извините, Ва дим Павлович, я больше не буду. Или обиделся? Воевать с нами собирается?

– Не извинился, но и не обиделся. Такое впечатление, что ему просто нужно было поговорить со мной или с Мишкой. Может, скучно мужику торчать тут, решил немного поразвлечься? Не знаю. Ну, ладно, пора двигать домой. У тебя тут все нормально?

– Бомбу в твою "Вольвочку" не подложили, это я гарантирую.

– И за это спасибо, – Лаврентьев сел в машину, включил за жигание. Поезжай домой, Серега, я сам доберусь.

Сергей озабоченно почесал затылок.

– После таких разговоров может быть всякое. Лучше, если я тебя провожу до двери квартиры.

– Отстань, Серега. Все нормально, – Вадим пожал Сергею ру ку и резко захлопнул дверцу.

Сергей усмехнулся, глядя вслед удаляющейся темно-синей "Вольво", покачал головой и неспеша направился к своей красной "семерке", стоящей за углом в переулке.

Лаврентьев неторопливо вел машину по сретенским переулкам, выбираясь к Садовому кольцу. Он уже забыл о разговоре с Омель ченко и теперь думал, чем занять свободный вечер. Прежде всего

– кем занять. Вариантов было несколько. После недолгих колеба ний Вадим взял трубку радиотелефона, набрал номер Института Вишневского. Дней десять он не виделся с Людой, все некогда бы ло. Наверное, обижается.

Третий год они вместе, Люда уже не раз намекала, что пора бы узаконить их отношения, и сам Вадим долго думал над этим. Но так и не пришел к твердому убеждению, что ему это необходимо. Казалось бы – чего ещё искать? Красивая, молодая, страстная, умелая в постели женщина любит его, и он её вроде бы – тоже. Во всяком случае, лучше её он так никого и не встретил. С нею ря дом он чувствовал себя замечательно... часа два, три, самое большее – пять. А потом Люда начинала раздражать его. Своими суждениями, прагматичностью, излишней самоуверенностью, ещё черт его знает, чем. И тогда при одной мысли, что это будет повторяться каждый день, Вадиму становилось не по себе.

Иногда они ссорились, даже орали друг на дружку, но прохо дил день-другой, и ему снова хотелось увидеть её, услышать, по чувствовать.

Странная привязанность. Или он такой странный?

– Але, Валентина Петровна? – сказал он в трубку, услышав знакомый женский голос. – Ну да, я. А где там Люда? Можно её к телефону позвать? Вышла? Да нет, не нужно искать, все нормаль но. Пожалуйста, передайте, что я звонил. Пусть не спешит домой, минут через десять перезвоню. Спасибо. Всего вам доброго, Ва лентина Петровна.

Вадим бросил радиотелефон на сиденье и вдруг увидел, как с тротуара наперерез его машине рванулась девушка в джинсах и го лубой куртке. Он резко затормозил. Скорость была небольшой, но дорога скользкая. Машина пошла юзом и, уже останавливаясь, бод нула правой стороной бампера девушку, отбросив её на острые края разбитого бордюра.

Испуганный крик разорвал тишину пустынного переулка.

– Куда же ты лезешь, черт побери! – крикнул Лаврентьев, в сердцах стукнув кулаком по рулевому колесу.

Он выскочил из машины, бросился к девушке, лежащей на тро туаре. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, в кото рых застыл животный страх. Лицо её исказилось от боли, обе ла дони зажимали рану на левом бедре.

– Ты что, свихнулась?! – заорал Лаврентьев, но увидев, как сквозь тонкие, трясущиеся пальцы проступает кровь, закусил гу бу, склонился над девушкой. – Сильно болит? Нога цела? Ну-ка, пошевели ею.

Слезы покатились по бледной щеке девчонки.

– Ну-ну, успокойся, все будет нормально. Слышишь? Я сейчас что-нибудь придумаю. Потерпи...

– Ах ты козел! – услышал он за спиной хриплый голос. – Ты мне телку испортил! Калекой сделал, падла!

Лаврентьев резко выпрямился, обернулся. У его машины, сжи мая кулаки, стоял крепкий мужик в черном пальто и красной лыж ной шапочке. В глазах его горела нескрываемая ненависть.

– Что значит – испортил? – нахмурился Лаврентьев. – Она сама бросилась под колеса, я сделал все, что мог, но на скользкой дороге сразу не остановишься.

– Короче так, – с угрозой сказал мужик. – Она теперь не мо жет работать, а я потерял из-за этого кучу бабок. Гони тысячу баксов, и мы в расчете.

– О баксах потом поговорим, сейчас помоги мне, нужно пос мотреть, нет ли перелома, – сказал Вадим, стараясь не обращать внимания на его тон.

– Не хрена там смотреть, понял? Давай бабки и вали отсюда, сами разберемся.

Вадима разозлило даже не наглое требование денег, хотя это был уже второй случай за сегодняшний вечер, пожалуй, многовато. Взбесило то, что этот хам даже не пытается помочь девчонке, ко торая испуганно смотрит на них с асфальта, прижимая ладони к разодранной ткани джинсов, пропитанной кровью! Более того, он мешает ему это сделать!

– Мы сделаем так: она возьмет больничный, а ты за неё по работаешь, жестко сказал он. – Я думаю, у тебя это лучше полу чится, чем у нее.

– Гони бабки ты, хмырь! – заорал Колготин. Злоба душила его. Теперь же Юльку, искалеченную, не пошлешь на вокзал, а выгнать – считай, два месяца пропали зря. И все из-за этого прилизанного козла в костюме и галстуке! Разъезжает тут на ино марке, сука! Тормозить не умеет!

– Значит, не хочешь помогать своей подруге, – с огорчением сказал Лаврентьев и шагнул вперед.

Колготин с размаху всадил кулак... в пустоту и тут же ощу тил резкую вспышку боли в животе, потом – соленый привкус крови на губах. Белые огни фонарей медленно закружились и холодный асфальт больно шлепнул по щеке.

Он мотнул головой, останавливая кружение фонарей, уперся взглядом в золотую заколку на красном галстуке Лаврентьева и стал медленно подниматься, нащупывая в кармане пальто нож с вы кидным лезвием.

Вадим бросил взгляд на девушку. Она, тихонько постанывая, тоже пыталась встать на ноги. Он с огорчением покачал головой. Черт побери! Вместо того, чтобы оказать хотя бы первую помощь девчонке, он должен возиться с этим типом! А вдруг у неё там открытый перелом? Все бедро в крови...

– Ты мне мешаешь, так что, извини, друг, – сказал Лавренть ев, доставая носком ботинка подбородок Колготина.

Фонари, чье кружение Колготин только что остановил, погас ли совсем.

Лаврентьев подошел к девушке, помог ей встать на ноги.

– Извини, но твой приятель вел себя по-свински. Нога бо лит? – она утвердительно кивнула. – Встать на неё можешь? – девуш ка осторожно поставила больную ногу на скользкий асфальт, снова утвердительно кивнула. Хорошо. Надеюсь, что перелома нет, – он взял её на руки, поднес к машине, осторожно усадил на переднее сиденье.

– Куда вы хотите везти меня? – спросила она, глядя на Вади ма огромными синими глазами. В них уже не было ужаса, только настороженность.

Вадим вспомнил, что Люда ждет его звонка. Черт побери! А он тут возится с этой девчонкой! Но ведь – не бросишь же её на асфальте...

– Куда, куда! – он раздраженно махнул рукой, садясь за руль. – Сейчас решим. Убери руки. Спокойно. Я только проверю, нет ли перелома. Не дергайся!

Его ладонь легко и уверенно заскользила по внутренней по верхности раненого бедра. Юля напряглась, показалось, ещё мгно вение, и он расстегнет "молнию" на джинсах. Но рука скользнула выше, ощупывая тело вокруг разодранных, окровавленных джинсов.

– Подними ногу! – приказал он. – В сторону. Еще. В другую сторону. Не беспокоит?

– Что?

– Ничего, – он вздохнул с облегчением. Нет перелома, не нужно везти её в Склиф. А то пришлось бы объяснять, что случи лось, почему он совершил наезд. Отвратительное это дело – оп равдываться, когда никакой вины за тобой нет. Он внимательно посмотрел на девчонку. – В больнице тебе делать нечего, могу от везти домой. Ты где живешь?

– Далеко, – опустив голову, сказала Юля.

– Понятно... И что мне с тобой делать? Дружок-то вряд ли сможет обработать рану, – Вадим кивнул в сторону Колготина, ко торый пытался встать на ноги. – А, ладно. Поехали, – и он включил скорость.

– Куда?

– Ко мне домой.

– Зачем?

– Я врач. Обработаю рану, забинтую. Ты ведь не хочешь по лучить заражение крови?

– Не хочу...

– Ну тогда сиди и помалкивай. Тебя как зовут?

– Юлия.

– А меня Вадим... Павлович.

19

– Нет! – закричала Юля, когда Вадим внес её в квартиру и попытался посадить на диван.

– В чем дело? – нахмурился он.

– Я и так испачкала кровью сиденье в машине, зачем же ещё и диван пачкать? Я лучше на пол сяду...

– А ты не можешь об этом спокойно сказать? – он решительно опустил её на мягкий кожаный диван. – Чего орешь, как будто тебя насиловать собираются?

– А вы... вы не собираетесь?

– Нет, не собираюсь. И даже если будешь просить об этом – не соберусь. Я что, похож на насильника?

– Не знаю...

– Уже знаешь. И больше мы не возвращаемся к этому вопросу. Ты откуда приехала в Москву?

Только теперь он, как следует, разглядел ее: длинные каш тановые волосы, узкие черные брови, а под ними – голубые глаза. Странное сочетание. Тонкий нос со вздернутым кончиком, тонкие, прекрасно очерченные губы. Она была красива и, наверное, понра вилась бы Вадиму, если бы они встретились в другой обстановке. Но сейчас она вызывала в нем лишь раздражение. Весь вечер ис портила, черт побери!

– Из Ростова.

– Ростовчанка, значит? У вас там все такие неуравновешен ные, под машины бросаются при первой возможности?

– Я не бросалась. Я хотела перебежать на другую сторону улицы, а вы мне помешали.

– Кто кому помешал, – с досадой сказал Лаврентьев. – Сиди, не двигайся, я сейчас принесу перекись водорода, йод, вату, бинты и теплую воду.

Боль в ноге поутихла, и Юля принялась с интересом разгля дывать комнату. Вот как живут богатые люди! Огромный кожаный угловой диван, кожаное кресло, двухтумбовый полированный стол с узорами, а на столе компьютер. Пузырчатые белые шторы, боль шой телевизор "Филипс" на специальной подставке, стеллажи из красного дерева, забитые толстыми книгами... И это – одна толь ко комната, а есть ещё и другая. Такие квартиры она видела только по телевизору...

В такой же, наверное, живет и её мать... При мысли о мате ри такая злость охватила Юлю, что прямо взяла бы ведро керосина и сожгла эти красивые, дорогие вещи! Из-за них же мать убежала в Москву, бросила их с отцом. И все пошло наперекосяк! И жизнь стала сплошным тяжелым испытанием, а то и просто кошмаром! И сейчас, Юля чувствовала это, она здесь, в Москве, только не хо чет помочь своей дочери, прячется... Мало ей, что детства не было, мало, что столько издевательств пришлось вытерпеть в Рос тове, так надо еще, чтобы и в Москве у Юли были сплошные муче ния! В этот миг Юле как никогда сильно хотелось найти мать, найти не за тем, чтобы просить помощи, а просто плюнуть ей в лицо. При людях – пусть знают, какая это подлая женщина!

Лаврентьев принес красный пластмассовый тазик с теплой во дой, медикаменты, сердито посмотрел на Юлю.

– Ты чего сидишь?

– Вы же сами сказали: сиди и не двигайся. Я и не двигаюсь.

– Ага, ожила. Это уже хорошо. Ну давай, снимай джинсы.

– Зачем?

– Что за глупый вопрос! Я должен обрабатывать рану на те ле, или рану на джинсах? Повязку накладывать на джинсы? Черт возьми, а как же ты снимать их будешь потом, когда нужно бу дет?!

– Не могу же я перед вами сидеть голая?

– Ты у врача когда-нибудь была?

– Была... Но это же в больнице.

– Чувствуй себя, как в больнице. Хорошо?

– Хорошо... – Юля неуверенно потянулась к "молнии".

– Погоди, – приказал Вадим. – Ткань присохла к ране, будет больно. Не спеши, – он намочил кусок бинта, осторожно приложил его к ране и вокруг нее. – Посиди несколько минут.

На столе зазвонил красивый черный телефон, с виду похожий на дореволюционные аппараты. Лаврентьев снял трубку.

– Да! – отрывисто сказал он. – Да, Люда, я звонил. Хотел с тобой встретиться, но, к сожалению, сегодня уже не получится. Дорожное происшествие... Нет-нет, не волнуйся, все в порядке, я жив-здоров, просто нужно уладить некоторые неприятные формаль ности. И машина в общем не пострадала... Извини, что так полу чилось... Целый день мечтал о тебе, уже собирался заехать... Дорога скользкая, а когда под колеса бросаются всякие... сама знаешь... Да нет, никого не убил, легкая травма. Завтра встре тимся, все расскажу, о`кей? До завтра, я люблю тебя. Целую, – он положил трубку и свирепо посмотрел на Юлю. – Черт побери, ты мне весь вечер испортила!

– Это я неприятные формальности и "всякие сама знаешь"? – спросила Юля.

– И ты, и твой приятель.

– Никто не просил вас привозить меня сюда! – отрезала Юля.

– Я врач, и мой долг помогать страждущим. Так что сиди и не умничай, – Вадим не стал говорить, что он уже не работает хи рургом. Врача она может послушаться, а вот снять джинсы перед бизнесменом вряд ли согласится. Странно... Проститутки ведут себя иначе.

– Помогать или оскорблять?

– Выслушивать всяких умниц! Снимай джинсы.

– Так я всякая умница или "всякая сама знаешь"?

Вадим расхохотался.

– С тобой не соскучишься, Юля. Давай я тебе помогу. Уверенно и в то же время осторожно он снял с неё джинсы.

Больно было только два раза, и то не очень. Юля, ожидавшая сильной боли, вздохнула с облегчением, забыв о том, что сидит перед ним в трусиках. А когда вспомнила, Вадим уже ловко стирал кровь вокруг огромной ссадины с глубокими порезами. Юля не смотрела, что он делает, только слышала спокойный голос, пре дупреждающий: "сейчас будет немного больно. Потерпи", – и уже не боялась боли. Легкие прикосновения его теплых пальцев успокаи вали её.

– Ну вот, все в порядке, я наложу тебе бактерицидный плас тырь и забинтую. Завтра ты спокойно сменишь повязку сама. Но вот синяк на бедре... сними трусы, они мешают.

– Нет, – сказала Юля, ухватившись обеими руками за резинку белых трусиков.

– Перестань выпендриваться! – снова рассердился Лавренть ев. – Я что с тобой, в игрушки играю? Во-первых. они перепачканы кровью, во-вторых, нужно посмотреть, что под ними...

– Что под ними – это не ваше дело, – быстро сказала Юля.

– Я не в том смысле! – с мучительным вздохом сказал Лав рентьев. Если там рана, её нужно обработать. Ты почему такая дикая? Я врач, хирург, черт побери, я видел тысячи, миллионы голых женщин, потому что в одежде никто под нож не ложится! Всяких – молодых и старых, красивых и не очень, знаменитых ар тисток, жен больших начальников и проституток! И все они дове ряли мне! Если ты думаешь, что ростовские женщины по-другому устроены, могу тебя заверить – нет! Встань, пожалуйста, встань, только осторожно, у тебя сильный ушиб, постарайся не нагружать больную ногу.

Юля нехотя подчинилась.

Он ловко стащил с неё трусики, так же легко и бережно об работал небольшую ссадину, потом заклеил специальным пластырем, забинтовал, и уселся на ковер, глядя на неё с улыбкой.

– Все? – спросила Юля.

– Все. Посмотри, как ты теперь выглядишь. Мне нравится. Юля бросила взгляд на больную ногу и решила, что врач он

хороший. Все сделал аккуратно и совсем не больно было. А Вадим увидел вдруг перед собой нежную смуглую кожу красивых длинных ног и, неожиданно для себя, потянулся, поцеловал её чуть пониже марлевой повязки. Юля вспомнила, что она стоит голая, испуганно прикрылась.

– Вы же обещали!

– Извини, нечаянно получилось. У тебя великолепные ноги, – он улыбнулся, виновато развел руками.Просто нельзя было их не поцеловать.

– Это мои ноги! – крикнула Юля. – И никто не дал вам права приставать ко мне! – она схватила с дивана куртку, опоясала её воротник вокруг пояса.

– Я же сказал: извини, – Лаврентьев поднялся с пола. – Не буду тебя смущать, одевайся и уходи.

– Куда?.. – тихо спросила Юля.

Не ему задала вопрос, а сама себя спросила, но почему-то – вслух.

Он шагнул к двери, намереваясь подождать на кухне, пока она будет одеваться, но тихий вопрос остановил его.

"Что все это значит? – подумал Вадим. – Ей, действительно, негде ночевать? Или решила заработать на новые джинсы? Или не хочет возвращаться к своему сутенеру, он же злой сейчас?.. А в качестве платы за ночлег предложит себя? Черт возьми, я же сов сем ничего не знаю о ней..." – он с любопытством посмотрел на девушку. Не как на пациентку, не как на смуглую длинноногую кра

савицу, а как на проблему, неожиданно возникшую перед ним. Нет,

проблем ему не нужно. Пусть уходит. А если у неё нет денег, он

даст. Как говорится, компенсирует материальный урон.

– Тебе некуда идти?

– Некуда... – пробормотала она, опуская голову. – И надеть нечего... Только, пожалуйста, не думайте, что я готова на все. Просто... я бы вам потом отдала деньги за ночлег.

Вадим посмотрел на разодранные, заскорузлые джинсы, окро вавленные трусики – в этом, действительно, не разгуляешься по ночному морозу. Да и куртка была порвана.

– Потом – это когда? – спросил он.

– Когда найду свою мать.

– Так ты приехала в Москву на поиски матери?

– Ну да. Только я адрес её не знаю. Пришла в фирму, где она работает, а меня туда не пускают, говорят, что мать уехала за границу, вернется через месяц. Прямо не знаю теперь, что де лать... – Юля вспомнила мрачное здание на Сретенке, где и лю дей-то почти не бывает, и не стала говорить, в какой фирме ра ботает её мать. Зачем это врачу?

– А что за фирма? – спросил Лаврентьев. – Чем занимается?

– Да откуда я знаю? Раньше называлась "Фермопил"... Мать давно уже развелась с отцом, хотела, чтобы я к ней в Москву пе реехала, но я же могла отца бросить... А когда он умер, я поду мала, и приехала.

– Да-а... – пробормотал Вадим, чувствуя, что от этой проб лемы легко не избавишься. – Юля, а этот... твой знакомый, или кто он тебе...

– Вася Колготин? Да просто грязный подонок! – с ненавистью сказала Юля. – Привязался ко мне на вокзале, ну я и остановилась у него... А больше негде было...

– Но у него, похоже, какие-то права на тебя?

– Никаких у него прав нету. Как понял, что у меня мать большой начальник, так и сказал: пока живи, а когда найдешь её, заплатишь мне за все. Я согласилась. А теперь он узнал, что ма тери нет в Москве, разозлился и вздумал заставить меня прости туцией на вокзале заниматься, а деньги ему приносить, расплачи ваться за то, что жила в его квартире. Да только я никогда не пойду на это. Так ему и сказала. А он стал орать, бить меня, и побежала и... попала под вашу машину.

– Понятно, – Лаврентьев не знал, что сказать. Как посту пить. Он не привык, чтобы его стесняли в собственной квартире, может быть, из-за этого и не женился на Люде. А тут вообще ка кой-то странный случай... – Ну а дальше ты что собираешься де лать?

– Найду мать.

– А если не найдешь? Вернешься в Ростов?

– Нет. Мой дом спалили бандиты.

Вадим растерянно пожал плечами: час от часу не легче! Но в конце-концов, он не бюро добрых услуг, а квартира его – не бо гадельня. На одну ночь... хорошо. В такой одежде и вправду на улицу не выгонишь.

– А если я попрошу заплатить мне сейчас, сегодня ночью? – просто так спросил он.

– Тогда я уйду. На вокзале переночую, – Юля решительно взя ла с дивана свои изодранные, окровавленные джинсы, спрятала в них трусики.

Лаврентьев брезгливо поморщился. Скрывать красивые ноги со смуглой, нежной коже под таким грязным рваньем? Надевать за черствевшее от крови белье? Можно ли такое позволить беспомощ ной девчонке?!

– Хорошо, – сказал он, – хорошо. Но только на одну ночь. Устроишься здесь, на диване, а я пойду в спальню. Утром уйдешь

– и все. Мне твои проблемы ни к чему.

– Спасибо...

– Но вначале тебе нужно помыться и что-то надеть... Черт! Повязку мочить не желательно. Ты можешь сама разобраться в этом? Губкой обтереться, что ли...

– Конечно!

– Тогда – иди в ванную. Джинсы я тебе завтра дам свои. Внизу подогнешь чуть, вверху пояс потуже затянешь, будет в са мый раз. На ночь возьмешь мвою фланелевую рубашку и халат. А вот... – он бросил взгляд на белый край трусиков, торчащий из джинсов. – У меня такого фасона нет.

– Спасибо, – смущенно улыбнулась Юля.

Боль пульсировала в раненой ноге, и казалось, что сердце из груди переместилось в рану и стучало там. Диван был мягким, одеяло – толстым, теплым, простыни – чистыми, хрустящими, фла нелевая рубашка показалась даже удобнее ночнушки. Ее, тщательно выглаженную и аккуратно свернутую, он принес из другой комнаты. Юля надела в ванной, посмотрела на себя в зеркало и вдруг захо телось выскочить в таком виде, сказать ему: смотри! Она идет мне, правда? Рубашка лишь чуть-чуть прикрывала её смуглые ноги. Даже самой приятно было смотреть на себя – такую. Но ему пока зывать это не стоило. Еще не так поймет, станет приставать...

Врач. Мужчина, а такой чистюля, прямо удивительно. Сам раздел её, все сделал, и ей даже стыдно не было, что стоит го лая перед молодым, симпатичным мужчиной с каштановыми волосами и карими глазами. Даже приятно было чувствовать прикосновения его теплых, умелых рук. Интересно, а со своей подругой он такой же умелый и ласковый? Сам раздел её, сам одел... то есть, ре шил, что ей надеть, и ничего больше не случилось. Другой бы по валил её на диван, да и все. Или тут же засунул свои грабли ей между ног, всегда так было... Или стал бы отпускать мерзкие шу точки. А этот Вадим Павлович даже внимания поначалу не обращал, хотя его руки были приятны ей. А потом все же не вытерпел. Уви дел вдруг её, такие смешные, изумленные глаза были у него! И поцеловал в коленку. Неожиданный поцелуй вызвал сладостную дрожь во всем теле. И это напугало её, насторожило – не его по целуй, а то, что он был таким приятным...

Она лежала под одеялом, ждала. Мужчины, оказываясь рядом с ней в переполненном ростовском троллейбусе, пытались потеснее прижаться к её телу. А уж если мужчина оказывался наедине с нею, нужно было просто убегать поскорее, это она прекрасно зна ла. А тут – они вдвоем в квартире и больше никого... Неужели не придет?