Текст книги "Мерцание золотых огней"

Автор книги: Николай Новиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

– Не знаю и знать не хочу, – твердо сказал он.

27

Юля дрожала от холода, спрятавшись за деревянной башенкой на детской площадке неподалеку от подъезда Лаврентьева. Эта дрожь началась ещё утром, когда увидела в глазах Колготина за таенную злобу, на губах – льстивую усмешку, а в словах и жестах

– странную суетную мягкость. Он что-то задумал, что-то нехоро шее, и мысли об этом пугали Юлю. Может, решил затащить в квар тиру и ее? Подставить под кулаки милиционеров? Устроить скан дал? Опозорить в глазах Сани и Вадима? Да он на все способен, этот негодяй! Она дрожала от нервного напряжения всю дорогу, но Колготин так и не выдал своих намерений. Он велел ей ждать на лавочке у подъезда, а сам пошел к лифту.

Юля вздохнула с облегчением – теперь он ей не страшен. Те перь она уже никогда-никогда не встретится с этим злобным и подлым человеком! Не будет каждый вечер со страхом и отвращени ем думать, о том, как его грязные, грубые руки начнут шарить по её телу, корявые пальцы больно вцепятся в нежную кожу грудей... Как тяжелые пощечины будут обжигать её лицо, если что-то ему не понравится... Все это – в прошлом. Он думал, можно безнаказанно издеваться над беззащитной девушкой? Нет, нельзя! И скоро пой мет, на своей шкуре почувствует! Минутное облегчение сменилось томительным ожиданием. Напряжение не спадало, но теперь к нему добавился ещё и холод. В Москве потеплело, снег, падавший в ту ночь, когда она была с Вадимом, таял, но сырой ветер, сменивший легкий мороз, пронизывал тело до мозга костей.

Как же трудно было ждать, когда же Колготина, наконец, арестуют, и Вадим останется один в квартире! Чтобы можно было зайти к нему и все объяснить. Наверное, он будет злиться внача ле... Кому же понравится, если к нему в квартиру забирается грабитель? Но Юля верила, что когда он все узнает, поймет её. Поймет и простит. Он же так хотел увидеться с нею вчера вече ром, а она дала неправильный номер телефона. И об этом расска жет. Вадим умный мужчина, поймет её, и потом... Им же так хоро шо было вдвоем! И, может быть, это повторится. А с Иваненко они останутся хорошими друзьями.

Напряженное ожидание сменилось ужасом, когда она увидела Вадима с окровавленной головой. Его придерживал под руку креп кий парень в светлой куртке. Наверное, подчиненный Сани. Спустя мгновение, Саня и ещё один парень в куртке вывели согнутого Колготина. Рукав его пальто был влажным, похоже, в крови. Кол готин поднял голову, посмотрел по сторонам. Искал ее! Юля маши нально спряталась за деревянную башенку.

Что там случилось? Почему голова Вадима в крови? Иваненко не хватило времени, чтобы остановить, обезвредить Колготина? А что делали эти крепкие ребята в кожаных куртках? Куда смотрели, о чем думали?! Сердце гулко колотилось в груди, ладони стали потными. Колени дрожали от страха. За себя, за Вадима... Но разве можно было подбежать и спросить?

Вадима осторожно посадили в машину, которую властным жес том остановил его провожатый, Колготина затолкали в грязный "Жигуленок". И все уехали.

А она осталась... Страшно было подумать о том, что Колго тин все рассказал Иваненко, а Вадим подтвердил, что она была у него. Значит, соучастница преступления? Грабительница?..

Иваненко мрачно разглядывал Колготина. Грязный свитер, мя тый воротник давно не стиранной рубашки, грубые узловатые паль цы. Она жила у него? Жила с ним? И эти пальцы лапали Юльку? Черные, глубоко посаженные глаза, в которых блестели страх и злоба, мясистые, влажные губы... Он целовал ее?! Он бил её, из девался над Юлькой?! Иваненко пожалел о том, что выстрелил в руку. Надо было застрелить эту сволочь. Состав преступления на лицо, в руках оружие, что это зажигалка – кто мог знать? Су ществовала непосредственная угроза жизни потерпевшему и опера тивникам. Таких мерзавцев ничто уже не исправит. Застрелить!

– Значит, Колготин Василий Андреевич, – медленно сказал Иваненко. Москвич, разведен, временно не работает. Я правильно записал?

Колготин дернулся, нервно облизнул влажные губы.

– Правильно.

– Ты знаком с потерпевшим?

– Знаком!.. Нет.

– Да или нет?

– Он избил меня на улице.

– Подробнее.

Колготин, путаясь, рассказал, как встретился с Юлей, как они вместе искали её мать, как она побежала от него и попала под машину. А Лаврентьев потом избил его и увез эту ростовскую дуру к себе.

– Думай сам, начальник, знаком или нет. А она – точно зна кома, была у него, два раза! Она и накеросинила меня: давай ог рабим, там у него денег тысяч пятьдесят в столе лежит. Баксов. А что делать? Я и согласился.

– Значит, она побежала, попала под машину. Почему побе жала?

– Какое это имеет отношение...

– Почему?!

– Да просто... захотелось размяться. Размяться, вот и все!

– А Лаврентьев избил тебя?

– Да он, падла такая, сбил бабу и разозлился. А тут я...

– Он просто разозлился?

– Ну да. Не знаю... может я чего и сказал ему. Смотреть надо, когда едешь по улице! Купил себе тачку импортную, думает все можно теперь, да?

– Колготин, ты бы себя со стороны послушал! – презрительно сказал Иваненко. – Девушка ни с того ни с сего бежит по улице, попадает под машину. Водитель ни с того, ни с сего набрасывает ся на тебя с кулаками. Потом ты ни с того, ни с сего идешь гра бить квартиру... Ты что, за идиота меня принимаешь?

– Чего за идиота? Я рассказал, как было дело. Да ты пойди ко мне домой, она ж, сучка такая, сидит, наверное там! Посмотри на нее! Шлюха несчастная! Нет у неё тут никакой матери! Шлюха вокзальная! Она... вспомнил! Второй раз была у него, принесла слепки с ключей, я отмычки подбирал. Ты посмотри, у меня на кухне, в столе – пластилин со отпечатками, ты найди его и сам увидишь!

– Что?

– Она во всем виновата, она! Сговорилась с этим врачом сучьим, чтобы меня посадить, а сама квартиру приберет к рукам!

– Колготин, пострадавший заявил, что никогда не встречался с тобой, девушку не видел, не знает. Я пойду, если она там, по говорю с ней. И знаешь, что она скажет?

– Не скажет, а сделает. Юбку задерет и раком встанет.

– Молчать! – рявкнул Иваненко, грохнув кулаком по столу. – Она скажет, что никакого врача в глаза не видела. Я в этом не сомневаюсь, потому что ты врешь мне, Колготин! Кто дал наводку на квартиру Лаврентьева? Кто стоял на стреме? Ты же не один работаешь, верно?

– Она дала наводку, она стояла на стреме, а потом убежала. А кто вам сообщил, что я приду? А-а, она же и сообщила! Теперь понятно. Так ты её знаешь, начальник? – догадался Колготин.

– И я тебя подговорил ограбить квартиру Лаврентьева. Наг лая клевета в адрес органов правопорядка карается законом.

– Ты подговорил? Не путай меня! Я сказал – она! – заорал Колготин.

– Ты влип, Колготин, и очень здорово влип. Разбойное напа дение с нанесением тяжких повреждений, плюс клевета, сокрытие сообщников... В лучшем случае – пять лет.

– Я не скрывал, я сказал – её зовут Юлия Малюкова. Сообщ ница. Проститутка вокзальная.

– Ты врешь, Колготин! – Иваненко злорадно усмехнулся. – В суде посмеются над твоими утверждениями, что девушка, которая жила у тебя, заставила совершить преступление. Сам подумай, ес ли муж, разозлится на жену, пойдет, убьет, ограбит, а потом скажет: это она меня подговорила, я хороший, отпустите на волю, а её арестуйте... Кто-нибудь поверит? Поэтому, предупреждаю: забудь о Юлии Малюковой и давай говорить о настоящих сообщни ках. Ну, ты будешь давать показания?

– Забыть? Я понимаю, начальник, ты слишком хорошо её зна ешь! Небось, лазил под юбку к этой сучке, да? – Колготин кричал, брызгая слюной. – Да только запомни: она и тебя прищучит! Она в Ростове троих убила, сама сказала! Сперва ноги растопырит, а потом людей гробит, стерва! Ты ещё узнаешь её, хорошенько узна ешь, тогда и вспомнишь меня!

Иваненко нахмурился.

– Речь не о ней, а о тебе, Колготин. Что она тебе говорила

– никого не интересует. Ты взрослый человек, сам отвечаешь за свои поступки. Ты совершил преступление и был задержан с полич ным. В зону пойдешь в любом случае, вопрос в том, на какой срок. Назовешь адреса, имена сообщников – можешь рассчитывать на снисхождение. Будешь упорствовать, нести чушь о девушке, ко торая заставила тебя ограбить квартиру – получишь на полную ка тушку. Ну?

– Я сказал все, что знаю. И предупредил тебя: ещё узнаешь, кто она такая, эта шлюшка! Сладенькая на полчаса, да потом горько будет не один год.

– Ты ничего не понял, Колготин, – недобро сощурился Иванен ко. Нажал кнопку и приказал конвоиру. – Увести.

28

К счастью, рана оказалась несерьезной. Из травмопункта по ликлиники, где Вадиму оказали первую помощь, он позвонил отцу, и тот сам примчался через тридцать минут на реанимобиле, забрал в свой институт. А вскоре туда прибежала и мать. Павел Сергее вич собственноручно провел тщательное обследование с компьютер ной томограммой мозга и убедился, что сын отделался легким сот рясением. Вадим засобирался было домой, но Павел Сергеевич нас тойчиво попросил его побыть в институте хотя бы до завтра. А там, если повторное обследование покажет, что сдвигов в худшую сторону не намечается, он отвезет сына домой.

Родители были были так взволнованы случившимся, что Вадим не стал спорить. До завтра, так до завтра. Тем более, отец бу дет поблизости до позднего вечера, можно поговорить, наконец, по душам. А то все некогда...

За окном таял вчерашний снег, по-весеннему синие сумерки опускались на город. Вадим включил настольную лампу и снова прилег на деревянную кровать поверх синего одеяла. В одномест ной палате было тепло, а в душе холодно. Боль понемногу сме нялась злостью, но легче от этого не стало.

Потому что злиться можно было только на себя, на свое не постижимое легкомыслие. Или постижимое? Все же она красивая девчонка. И красиво обманула его. Обвела вокруг пальца, как опытный наперсточник подвыпившего провинциала.

Повязку она не могла сменить сама! А он и уши развесил, не подумал, что красивая женщина сама просится к нему в постель, а это никогда добром не кончается! Дешево хорошо не бывает. За красивой женщиной нужно ухаживать, добиваться её благосклоннос ти, завоевывать... А если она сама нужно сто раз подумать, что ей нужно на самом деле.

Не подумал, не предположил, не просчитал возможные пос ледствия! А она все просчитала...

Черт побери! Он даже влюбился в нее... А как это называет ся, если сидишь весь вечер дома и ждешь звонка? Даже после то го, как понял: телефон дала неправильный? Полночи не мог ус нуть, и все мысли были о ней!

Вадим машинально потрогал повязку, кисло усмехнулся. Ду мал, ждал за это и получил по голове. Когда не ждал, а просто набирал номер и вызывал – все было нормально.

Но какая актриса в ней пропадает! Как она отдавалась! Не истово, страстно, с таким неподдельным наслаждением, что у него голова пошла кругом. А на самом деле балдела от того, что у неё получилось... Утром даже покормить его хотела – отблагодарить за глупость...

Интересно, после такой ночи она удовлетворила сообщника? Наверное.

Вадим скрипнул зубами. Подлая тварь! Права, тысячу раз права была Люда. Вот, кто, действительно, любит его. А он как обошелся с нею?

Осторожный стук в дверь отвлек его от мрачных мыслей.

– Да! – громко сказал Вадим. Усмехнулся и добавил. – Дверь не заперта.

Как будто в больничной палате можно запереть дверь!

– Ты похож на раненого партизана, – сказал Чернов. Он подо шел к кровати, нарочитым жестом остановил движение Лавренть ева. – Лежите, лежите, господин пострадавший.

– Откуда узнал, что я здесь? – удивился Вадим.

– Павел Сергеевич сообщил, что ты сегодня вряд ли сможешь исполнять служебные обязанности. Потому как получил череп но-мозговую травму. Ну, что с черепом, я и сам вижу. А как нас чет мозгов?

– Немного осталось.

– А нам и не нужно много. Когда в фирме все нормально, це нятся работники, которые мало думают и много делают. Я шучу, шучу. Кстати, вся команда передает тебе привет и желает скорей шего выздоровления. Рвались приехать, навестить любимого гене рального менеджера, да я не позволил. Работать надо.

– Спасибо. Скажи, завтра я сам навещу их.

– Завтра не вздумай. Черепно-мозговая – это тебе не шутки. Но ты нормально выглядишь, Вадик, я рад. Принес тут тебе... – он принялся выкладывать из пластикового пакета ананасы, яблоки, груши, бананы.

Лаврентьев с интересом наблюдал, как растет на тумбочке аппетитный натюрморт, а потом усмехнулся.

– Чего-то не хватает, Мишка.

– Я не знаю, можно тебе, или нет... – засомневался Чернов.

– Можно. Я тут задержался потому, что отец просил. Не хо телось огорчать старика. Завтра уеду домой.

– Ну тогда... – Чернов с опаской посмотрел на дверь и выта щил из пакета бутылку виски и два одноразовых стаканчика. Быст ро наполнил их, протянул один Вадиму. – Давай. И – рассказывай, что с тобой случилось.

Вадим рассказал о звонке лейтенанта, о визите грабителя и... ни словом не упомянул о Юле.

– Я говорил тебе: поставь израильскую дверь. Там суперзам ки, ни один грабитель не откроет.

– Дверь у меня нормальная. Я сам хотел, чтобы он открыл её, вошел и попал в лапы этого Иваненко.

– А он попал тебе по голове. Хочешь, ему в КПЗ отобьют все, что можно отбить? Я скажу отцу, он устроит. Кстати, мог бы рассказать мне о звонке лейтенанта раньше. А то: задержусь до обеда, срочные дела!..

– Нет, Мишка, ничего отцу не говори. И трогать этого деби ла не нужно. Ему и так руку прострелили. А пистолет у него ока зался игрушкой. Зажигалкой. Я сам хочу разобраться в этом деле.

– Темнишь ты, Вадим. Это связано с фирмой?

– Это связано с женщиной, Мишка. Но пока ничего больше сказать не могу.

Они поговорили минут двадцать, выпили ещё по стаканчику, и Чернов стал прощаться.

– Пора, Вадик. Меня там два оптовика ждут, а к тебе сейчас придет кое-кто еще.

– Кто?

– Сам увидишь. Ну, пока. Значит, завтра ты дома, вечером я у тебя. Может, шлем нужен или немецкая каска? Достану!

– Себе, – засмеялся Лаврентьев. – Мне уже не нужно.

– О, – закричал Чернов. – Она уже здесь! Надо же, как быстро прибежала!

И галантно посторонился, пропуская в палату Люду.

– Привет, – сказала она решительно присаживаясь на край кровати. – Ну что, Вадим, я была права?

Он посмотрел на неё и опустил глаза. Да, она предупрежда ла, да, оказалась права, но теперь это вызывало раздражение. Никакой вины перед Людой он не чувствовал. И видеть её не хо тел. А она, похоже, не сомневалась, что увидит перед собой каю щегося грешника?

– В чем ты была права, Люда?

– В том, что эта дрянь прибежала к тебе за тем, чтобы все высмотреть, а потом ограбить квартиру! Вспомни, я ведь предуп реждала тебя. Много раз!

– Никто не собирался меня грабить. Просто ворвался ка кой-то сумасшедший с игрушечным пистолетом.

– Но ведь это она все подстроила!

– Послушай, Люда, я уже и думать о ней забыл. Можешь сде лать то же самое?

– Забыть?! Никогда.

– Ты за этим пришла к больному?

– Я пришла узнать, как ты себя чувствуешь! Я волновалась за тебя.

– Ну вот и узнавай. Что тебя интересует?

– Вадим... Я, конечно, не то говорю, но ты должен понять меня... После всего, что было...

– Были твои капризы, истерики, обида. А больше – ничего.

– Я не верю тебе.

– Давай поговорим об этом в другой раз? Я же не спрашиваю тебя о других мужчинах, которые только и ждут, когда ты освобо дишься?

– Мне никто кроме тебя не нужен... – тихо сказала Люда и, наклонившись поцеловала его в губы.

– Не надо, Люда, пожалуйста, – недовольно поморщился Ва дим. – У меня голова раскалывается от боли.

– Бедненький мой... – она ласково погладила его по голове. Потом достала из сумочки два апельсина, положила на тумбочку рядом с горой фруктов. – Я так спешила, что больше ничего не ус пела купить.

Вадиму стало жаль её.

– Спасибо, Люда. Когда поправлюсь, мы обязательно встре тимся. А сейчас извини... голова болит.

– Поскорее выздоравливай, Вадик, – прошептала Люда.

Когда она ушла, Вадим вспомнил строчку из стихотворения Евтушенко: "А ходят в праздной суете разнообразные не те..." И сам себе удивился. Неужели он хочет увидеть красивые, лживые глаза смуглой негодяйки?

Вернувшись в квартиру Колготина, Юля с тоской посмотрела на телефон. Саня обещал позвонить, рассказать, как все произош ло, но ждать его звонка не было сил. Она сегодняшний день ждала с нетерпением, и что же? Он не принес облегчения. Не станет легче и после звонка Иваненко.

Юля взяла погнутый таз, тряпку, засучила рукава, подогнула джинсы и осторожно, стараясь не беспокоить рану, принялась за уборку. Последний раз она убиралась тут месяц назад, а потом – никакого желания не было что-то делать. Она скребла пальцами пол, мыла подоконник, протирала мебель, выгребала из углов пыль, похожую на клочья сизой ваты. Потом открыла настежь окно в комнате, а сама перебралась на кухню. Попила чаю, съела бу терброд с маслом и принялась мыть полы там. И газовую плиту, и мойку, и столы. Телефон молчал. Юля закрыла в комнате окно, сняла дырявые шторы, сняла занавески с кухонного окна и пошла в ванную стирать. Время от времени она замирала, прислушиваясь, не звонит ли телефон. Тревожно было на душе, и страшно за Вади ма. Как он себя чувствует? Серьезна ли его рана? Почему Саня не защитил его? Почему он сам не защитился, ведь мог же!

Иваненко позвонил часа через три. По его мрачному тону, Юля поняла, что все не так просто, как ей казалось вчера. И насторожилась.

– Приеду к тебе вечером, поговорить надо, – сказал он. – Сейчас не могу, дела есть.

– А что случилось, Саня? Что с Вадимом?

– Ты знаешь его? Я так и думал. Приеду, расскажу.

– Саня, в какую больницу его отвезли?

– Дима сказал, что в какой-то травмопункт, а оттуда его забрал отец, он работает в Институте нейрохирургии. Да ничего страшного. Ты хоть соображаешь, что затеяла?

– Ничего я не затеяла, Саня, – сказала она и повторила его слова. Приедешь – расскажу. Адрес ты знаешь, после семи буду ждать тебя. И не думай обо мне плохо, пожалуйста.

Она позвонила в справочную, узнала адрес Института нейро хирургии и, не раздумывая, поехала туда. Уже стемнело, когда она выяснила, в какой палате, на каком этаже лежит Вадим Лав рентьев. И уже собиралась направиться к лифту, как увидела его подругу, Люду, которая стремительно пересекала вестибюль. Похо же, ей не нужно было выяснять, в какой палате лежит Вадим, уже знала. Юля осторожно отошла в сторону, к лестнице. Придется по дождать, когда Люда уйдет от него.

И вновь, который раз за этот нескончаемо-длинный день, она должна была с напряжением ждать... Прятаться, опасаться, как бы ни случилось чего-то непоправимого... А если жизнь Вадима в опасности? Если он останется калекой? В этом виновата будет только она. И никому, даже себе не объяснишь, что у Сани было много времени для того, чтобы подготовиться и спокойно аресто вать Колготина, как только он войдет в квартиру. И Вадим уже знал об этом! Он ведь может за себя постоять, она помнит, как он легко отлупил Колготина.

Почему же так получилось?.. Почему все, кто над нею изде вается, чувствуют свою безнаказанность, а она, отомстив него дяю, вынуждена оправдываться, бежать, прятаться, сомневаться в своей правоте... Почему?! Вон Люда промчалась, никого не боясь, не стесняясь, а ведь она кричала, что видеть его не желает больше. Ну и что? Позавчера не желала, сегодня желает. А Юля Малюкова и желать для себя ничего не смеет. Стоит у лестницы и просит Бога, чтобы он помог Вадиму. Себе ничего не просит, не до этого... Видно, так ей на роду написано: отбиваться, мстить, убегать, прятаться, чтобы снова попасть в грязные, липкие руки, и снова мстить, и снова убегать...

Как долго ещё она сможет терпеть такую жизнь?

Кто знает...

Юля опасалась, что Люда надолго задержится у Вадима, может быть, на всю ночь останется, она ведь медсестра. Но нет. Минут через десять, а может пятнадцать Люда вышла из лифта и направи лась к выходу. Юля не видела его лица, но по походке поняла, что Люда чем-то расстроена.

Он был не слишком любезен с ней?

Или рана оказалась серьезной? Господи, только бы не это! Так трудно было поднять руку и тихо постучать в белую

дверь! Но оказалась, ещё труднее открыть её и шагнуть внутрь после того, как она услышала его уверенное: да!.

Он лежал на кровати, но увидев её, вскочил на ноги

– Это ты?!

– Я... Вадим, я так волновалась за тебя, так переживала, – торопливо забормотала Юля. – Не могу понять, как же все так не хорошо получилось... Ты в порядке, Вадим? – она подняла голову и увидела ужас в его широко раскрытых глаза. Попятилась к двери.

– А ты сама в порядке? – хриплым голосом спросил он.

– Да что со мной случится... Тебе очень больно?

– Очень. А разве не бывает больно после того, как ты при водишь в дом человека, перевязываешь, помогаешь, оставляешь но чевать у себя, ничего взамен не требуя, а он предает тебя?

– Вадим, хочешь, я тебе расскажу все, как было?

– Когда этот человек приходит к тебе снова, – продолжал Лаврентьев. И ты впускаешь его к себе... Не только в квартиру

– в душу! Веришь его глазам, веришь его словам, и сам чувству ешь себя счастливым, а потом убеждаешься, что это ложь, ложь, гнусная, грязная ложь! Разве после такого не будет больно?!

– Пожалуйста, не кричи... – тихо сказала Юля. – Я тебе все-все расскажу.

– Что – все? Не надо ничего рассказывать, я и сам знаю, зачем ты пришла! Боишься, что я выдам тебя, расскажу Иваненко или другим ментам, что ты, сожительница этого дебила, была у меня, что ты приходила по его заданию, чтобы все разнюхать, а потом вместе придумать, как меня ограбить! Боишься, что тебя посадят вместе с сожителем-сообщником!

– Нет, Вадим, нет! – закричала Юля. – Я не обманывала тебя, мне и вправду было хорошо, очень хорошо с тобой!

– А мне – нет! – отрезал он.

– Почему?.. – прошептала Юля.

– Потому что ты подлая и лживая шлюха!

Она отшатнулась к двери, побледнела, как будто он только что ударил её.

– Не надо так говорить, это неправда...

– Это правда! Не беспокойся, я не сказал ментам, что зна ком с тобой. И не скажу. Я тебя не знал, не знаю и знать не хо чу! Не потому, что жалею тебя, просто противно было слышать, как эта сволочь, с которой ты спала, пытается все свалить на тебя. Он тебя использовал – пусть отвечает за это! А ты исполь зовала меня. Я не в обиде. Ты за этим пришла? Теперь можешь спокойно уйти.

Юля тоскливо улыбнулась. Сказал бы про неё такое кто-то другой, разозлилась бы, но ведь он же больной, раненый... Вон сколько фруктов на тумбочке, целая гора. И наши, и заморские... Натащили. А она даже коробку конфет не догадалась купить. Приш ла с пустыми руками... Хотела рассказать всю правду, надеялась, что поймет, не станет обижаться. Может быть, обнимет её, улыб нется и скажет: я так скучал без тебя, так хотел увидеть, прямо места себе не находил. Весь вечер звонил, но ты дала чужой те лефон... А он и не знает, что номер был неправильный, наверное, выбросил бумажку на которой записал его... Чего она, дура, ожи дала от этой встречи? Ему нужна была новая женщина в постели, прежняя надоела, вот и все... Поэтому и рассердился, когда проснулся и не увидел её рядом. Как же, посмела встать без раз решения...

– Ты не жалеешь меня, а мог бы и пожалеть, – опустив голо ву, сказала она. – Я пришла сюда потому, что переживала за тебя, ни о чем другом не могла думать. Я хотела рассказать тебе, как случилась эта дурацкая история, но ты и слушать меня не жела ешь. Только кричишь, оскорбляешь...

– Кто б меня самого пожалел, дурака доверчивого, – криво усмехнулся Вадим. – Я не оскорбляю тебя, а говорю то, что есть на самом деле. К великому моему сожалению. А то, что натворила ты, и оскорблением назвать трудно. Это просто подлость!

– На самом деле все не так, но ты ничего не хочешь знать, кроме своих дурацких догадок. Ну и ладно... Я не навязываюсь. Просто... мне и вправду было хорошо с тобой, – тихо сказала Юля, коротко взглянув на него. Слезы блеснули в её голубых глазах. – Я никогда не забуду этого. Ты тоже. Да только я тебе не Люда, и никогда, слышишь – никогда! Не вернусь к тебе. Оставайся с не вестой, Вадим.

– Спасибо за разрешение... – Вадим закашлялся, прочищая горло. Что-то мешало говорить. Кашель болезненным эхом отдавал ся в раненой голове. А ещё эти глаза... они будто загипнотизи ровали его.

– И... прости, что я вторглась в твою жизнь. Мне казалось, что ты... но я... я ошиблась.

– Что ты имеешь в виду? – он машинально дотронулся до белой повязки.

Она не ответила, ещё раз посмотрела ему в глаза, на миг задержала свой взгляд. В нем не было ни уязвленной гордости, как тогда утром, ни раздражения. Боль и какая-то детская безза щитность... Юля нашарила за спиной ручку, отворила дверь и, пя тясь, вышла из палаты. Вадим стоял и смотрел, как она уходила, но не было сил что-то сказать, что-то сделать. И лишь после то го, как дверь за нею захлопнулась, отсекая синие глаза, он бо лезненно поморщился. Юля ушла, оставив ему свою боль. Там, где она только что стояла, была пустота.

Пустота, от которой веяло холодом.

Он прав, он разгадал, зачем она пришла сюда, но... не надо было говорить об этом. Тем более, так резко, грубо... Не стоило уподобляться её сожителю. Что она хотела рассказать ему? Черт побери! Неужели трудно было послушать? Трудно. Увидел её, и вспыхнула в груди злая обида, вспыхнула, ослепила... Выпитый коньяк и визит Люды не принесли облегчения, напротив, усилили досаду. Он даже не разглядел, как следует, Юлю, не помнит, в джинсах она была или в юбке! Злая обида... А хорошее не вспых нуло... Почему-то – нет.

Вадим зябко поежился, достал из тумбочку бутылку, налил полный стаканчик виски, залпом выпил. Надкусил огромное тем но-красное яблоко с глянцевой кожурой и с недоумением уставился на него. У яблока был вкус ваты слегка посыпанной сахаром.

– Неужели все, что снаружи красиво, внутри совершенно безвкусно? пробормотал он, присаживаясь на кровать. И этот ри торический вопрос вряд ли был адресован яблоку. Вадим положил его на тумбочку, стукнул кулаком по колену. – Я не могу, не могу ей верить!

Но и не верить ей он не мог.

29

– Но так нельзя, Юля! – воскликнул Иваненко. – Если ты заду мала избавиться от подлеца, могла бы прежде посоветоваться со мной! А потом уж что-то делать.

– Ты ешь, Саня, ешь, – тихо сказала Юля. – Картошка остыва ет, а холодная она невкусная.

Иваненко с сожалением покачал головой, взял со стола бу тылку шампанского, поморщился.

– К такому разговору нужно было водки купить. Но с водкой не ходят в гости к прекрасной даме... Давай, ещё немного выпь ем, Юлька?

– Спасибо, я не хочу. Ну и купил бы водки, не к даме шел, а к преступнице. Ты ведь так думаешь?

– Я, когда вижу тебя, никак не думаю. Только чувствую, что хочется всю жизнь сидеть рядом с тобой и смотреть, смотреть... Ладно, я сам выпью, – он наполнил стакан, выпил, иронически ус мехнулся. – Картошка под шампанское не идет.

– Извини, Саня, ничего больше нет, и деньги кончились.

– Деньги у меня есть, – Юля, ну почему ты не рассказала мне всю правду? Если уж надо было избавиться от Колготина...

– Если уж?.. Саня, ты бы пожил хоть пару дней рядом с этой скотиной, не говорил бы так.

– Хорошо, но есть другие способы, Юлька! Я бы мог взять его на вокзале, за сутенерство, дома, за то, что устроил тайный притон для проституток. Добавил бы оскорбление при исполнении, сопротивление органам правопорядка. Год-полтора он бы получил. И ты тут не при чем.

– Я и так не при чем, – упрямо сказала Юля.

– Ты совершила уголовно наказуемое деяние.

– Интересно, какое? Расскажи.

– Ты сообщница преступника. А это уже серьезно!

– Это можно доказать?

– Можно. Если Лаврентьев подтвердит, что знаком с тобой, что ты была у него.

– Ничего он не подтвердит, Саня, – вздохнула Юля.

– Ты все же была у него? – ревниво спросил Иваненко. – Пере живала за него, да? Поэтому интересовалась, в какую больницу его отвезли?

– Была, – Юля вспомнила резкие, обидные слова Вадима. – По тому что, действительно, переживала. Не за него, а за нас с то бой. Хотела узнать, что он сказал тебе.

– Что не знает и знать не желает Юлию Малюкову, – подсказал Иваненко.

– Ну вот. Он злой на Колготина, поэтому ничего не скажет про меня. Еще в тот вечер разозлился, когда сбил меня. Я, вся в крови, лежала на тротуаре, Вадим хотел помочь мне, а Колготин набросился на него с кулаками: давай, плати тысячу долларов, ты мне товар испортил! Это он меня товаром считал, думал, заставит работать на вокзале, а когда увидел, что я лежу в крови, понял, что теперь и заставлять бестолку.

– Точно – скотина! – сквозь зубы процедил Иваненко, стиснув кулаки.

– Ну Вадим тогда и врезал ему. Так, что Колготин едва-едва очухался. А после того, что сегодня было, и вообще... И предс тавить себе не могла, что Колготин ударит его. Вадим сильный, приемы знает, да и вы были рядом...

– Если на тебя направлен пистолет, лучше не дергаться, это все знают. Сразу ведь не поймешь, зажигалка это или настоящий. К тому же, он решил сам увидеть преступника, поговорить с ним, хотя я просил Лаврентьева переждать в спальне. Теперь понимаю, почему он остался в кабинете. Догадывался, что к этой истории причастна ты, хотел убедиться, так ли это.

– Так, не так, это уже не интересно. Главное, Вадим не скажет, что я была у него.

– Юля, а что между вами было?

– Ничего не было. Саня, я тебе все рассказала, забудь о Лаврентьеве, я о нем уже забыла, – резко сказала Юля.

Иваненко взглянул на неё и потянулся к бутылке. Эту злую, уверенную в себе женщину он совершенно не знал. Еще вчера она была прежней Юлей: красивой, несчастной, напуганной, такой, что хотелось бежать, крушить всех, кто осмелился обидеть её. Потому что в её бедах виноват и он, потому что... любит её. Но сей час перед ним была совсем другая Юля. Такой и помогать не нуж но, она сама все знает, сама так устроит, что не успеешь огля нуться, а уже оказался втянут в её темные замыслы! Ничего не было у неё с Лаврентьевым? Говорила, что и с Колготиным ничего не было... А может, прав Колготин? Она способна погубить любо го, кто мешает ей? Жутковато стало при этой мысли. Ведь и Кол готин поселил её у себя не случайно. Что-то обещала ему, что-то давала... А потом, когда стал не нужен – за решетку спровадила! Он, конечно, отвратительный тип, там ему и место, но... что ес ли и лейтенант Иваненко станет ей в тягость?

Жутковато...

– Что молчишь, Саня, обиделся? Небось думаешь, какая я злодейка? Обманщица?

Она словно угадала его мысли. Да это и нетрудно было сде лать.

– Думаю, – признался Иваненко. – Колготин несколько иначе говорил о вашей совместной жизни. Не сомневаюсь, что и Лав рентьев сказал бы не то, что ты.

Юля опустила голову.

– Хорошо, Саня, я тебе все расскажу. Да, я спала с Колго тиным. Несколько раз. Когда он понял, что мою мать не так-то просто найти, стал бить меня, издеваться, каждый вечер собирал ся вышвырнуть из квартиры. А я все надеялась: вот-вот и найду мать, ещё немного потерпеть надо. Что ещё оставалось делать? Не на вокзал же идти... Из двух зол выбирают меньшее, вот я и выб рала. Вспоминать тошно, но я терпела... пока могла. С Лавренть евым было по-другому, всего один раз. Вадим понравился мне, но он же богатый барин! А я не крепостная, поэтому ушла от него. Я сама ушла, Саня, хотя он чуть ли не коленях умолял остаться, встретиться... Конечно, разобиделся. Но не выдал меня, и не вы даст. Больше я с ним никогда не увижусь. Что тебя ещё интересу ет? Спрашивай.