Текст книги "Мерцание золотых огней"

Автор книги: Николай Новиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

Юля не удивилась богатому убранству спальни – в роскошном доме только такая спальня и могла быть. Раиса усадила её в го лубое кресло, немного похожее на стул из фильма "Двенадцать стульев", но больше, мягче и с подлокотниками. Сама села дру гое, точно такое же.

– Честно тебе скажу, я обижалась на тебя, Юлька, я ведь хотела увезти тебя в Москву, но ты... А, да что там говорить! Но все это в прошлом. Я рада, что ты нашла меня, что мы все же вместе.

– Я тоже обижалась на тебя, мама. Как же я могла уехать в Москву, бросить отца? Кто бы его кормил? Стирал, убирал в доме, сажал, поливал и пропалывал в городе? Нельзя было все это бро сить. Но я тоже рада, что ты у меня все-таки есть...

– Рассказывай, Юля. Я ведь совсем ничего не знаю о тебе. Это непростительно для матери, но что поделаешь, если так полу чилось. Какая же ты красивая у меня девчонка выросла! И умни ца... Но я заметила у тебя седые волосы в голове. Расскажи мне все, Юля.

Омельченко принес серебряный поднос с чайными принадлеж ностями, поставил на столик с изогнутыми ножками и голубыми цветами на лаковой поверхности.

– Спасибо, Володя, – кивнула Раиса. – Ты иди, а мы тут нем ного посекретничаем. А потом спустимся вниз и пообедаем.

– Рая, твоя дочь восхитила и... поразила меня, – сказал Омельченко, глядя на Юлю. Но она, по-моему, обижается на меня. Ты, пожалуйста, объясни Юле, что я не враг, просто оберегал те бя от излишнего нервного напряжения.

– Конечно, Володя, обязательно объясню, – кивнул Раиса и, когда он ушел, внимательно посмотрела на Юлю. – Он все ещё любит меня, да и я его тоже. Хотя... Да, это не важно. Рассказывай, Юля, как ты жила без меня.

Она замерла, будто мраморная статуя, слушая невеселый рассказ Юли. И только пухлые пальцы нервно барабанили по округ лым коленкам. Когда Юля дошла до своего бегства из Ростова пос ле сожжения дома и кухни, Раиса сцепила пальцы в замок, прижала их к груди и заскрипела зубами. Слезы катились по её бледным щекам. Слезы катились и по смуглым щекам Юли.

– Вот так, мама, я и оказалась в Москве...

– Бедная моя девочка... – Раиса встала с кресла, подошла к Юле, обняла её, прижавшись бледной щекой к смуглой щеке. Теперь их слезы смешивались. – Сколько же тебе довелось вынести!... А Григорий, значит, умер... Царство ему небесное.

– Он любил тебя, мама, и перед тем, как его увезли в мили цию, просил, чтобы я написала тебе. Я тогда написала письмо на фирму "Фермопил", ты не получала его?

– Доченька, "Фермопил" к тому времени уже не существовал, и письмо твое, конечно же, не дошло до меня. Я бы, конечно, приехала, я бы помогла тебе... Но, видишь, как все получилось. Бедная, бедная моя девочка...

– Это ещё не все, мама. В Москве была ещё труднее.

И Юля принялась рассказывать о мучительной жизни в кварти ре Колготина, о трудных поисках матери.

– Вот что, Юля, – вытерев глаза шелковым платочком, сказала Раиса. Ты сегодня же переберешься в нашу квартиру в Безбожном переулке... Теперь он стал Протопоповским. Люди с юмором зани мались переименованием, что тогда, что сейчас. Переедешь, все равно мы там не живем. Об этом Колготине забудь, если он оскор бил тебя, я сделаю так, что будет ползти на коленях от Земляно го вала до Без... Протопоповского.

– Мама, а как ты живешь? Я ведь тоже ничего не знаю о те бе. Говорят, дела твоей фирмы совсем плохи. Почему?

– А говоришь, ничего не знаешь, – невесело усмехнулась Раи са. – У плохих новостей длинные ноги. Да, Юля, дела идут неваж но. Мы с Володей организовали "Фермопилы" в 92-м году. Он дого ворился со своими знакомыми, получил кредит в два миллиона руб лей, по тогдашним временам – огромная сумма. А я взвалила на себя все организацию дела. Зарегистрировали фирму, сняли хоро шее помещение в центре, ты была там, видела, закупили офисное оборудование, взяли толковых людей провели рекламную компанию. К нам пошел народ, понесли вначале ваучеры, потом денежные вклады. Мы на эти средства образовали дочерние торгово-закупоч ные компании, вкладывали деньги в ширпотреб, получали хорошую прибыль, вкладчикам платили большие проценты. А потом случилась осечка. Провели огромную работу, потратили большие деньги, ос тальные придержали, чтобы в нужный момент бросить их на органи зацию нового дела. На компьютерный бизнес. Но в самый последний момент все сорвалось. Появились какие-то оборотистые юнцы и пе рехватили наш контракт. А потом пошли проверки, налоговая инс пекция схватила за горло – не вздохнуть. Кое-как выкрутились, выстояли. Конечно, ни о каких процентах вкладчикам уже и речи не могло быть. Люди разозлились, митинговать стали... Кошмар! Но и это пережили. А когда стало казаться, все трудности поза ди, новая беда... – Раиса подумала и решила не рассказывать Юле о потере водочного склада. – Совсем руки опустились...

– Я знаю, контракт с американцами у тебя перехватила фирма Вадима Лаврентьева, – сказала Юля.

– Откуда?! – воскликнула Раиса. Она попятилась, устало плюхнулась в свое кресло, не сводя с дочери изумленного взгля да.

– Он сам рассказал мне.

Уже не изумление, а ужас вспыхнул в глазах Раисы.

– Юля... – прошептала она. – Ты знакома с этим... с этим подлецом?

– Да, мама. Вчера вечером он приходил в квартиру Колготина с цветами и шампанским. Но я выгнала его.

И Юля рассказала, как познакомилась с Лаврентьевым, как заставила Колготина попытаться ограбить квартиру на Олимпийском проспекте, как Иваненко арестовал Колготина и разбил голову хо зяину квартиры.

– С тобой не соскучишься, дочка, – пробормотала Раиса. – И милиционер у тебя есть, и наглого юнца... Лаврентьева ты прог нала, прямо не верится.

– Он в тот вечер был в "Спарте", разговаривал с твоим но вым мужем. Вадим не знает, что я твоя дочь. Он думал, что может обзывать, оскорблять меня, а потом лишь пальцем поманит, и я прибегу! Но я не такая, мама.

– Ты не такая, Юлька... Ты можешь... я бы никогда не реши лась на такое. В погреб – и кипятком! По улице – на бочке с квасом! Вот бы кто спустил этого Лаврентьева на бочке с квасом! Да к нему не подберешься. И таких крутых спусков нет.

– Они и не нужны, мама, – уверенно сказала Юля. – Мы приду маем что-нибудь другое.

Раиса ещё раз изумленно посмотрела на дочь. У этой девчон ки, похожей на отца, был её характер! Даже – более сильный, бо лее решительный! Бог послал ей не только дочь, но и союзницу! Никто вокруг не понимал, когда она говорила, что Чернов и Лав рентьев должны быть наказаны за то, что перехватили контракт, натравили на "Спарту" налоговую инспекцию, а потом и до водоч ного склада добрались, никто!

И вдруг появляется Юлька и заявляет, что Лаврентьев будет наказан! Господи, да не провокация ли это? Они ведь столько лет не виделись...

– Юля, дочка, пойми, дорогая, Лаврентьев – это тебе не Стас Котов, а Москва – не Ростов... – осторожно сказала Раиса.

– Я понимаю, мама, ты не веришь мне, – тихо сказала Юля. – Ну и зря. Я, конечно, искала тебя, чтобы попросить помощи, только ты у меня и осталась... Но и я тебе хочу помочь. Если человек обидел нас обеих, это не должно сойти ему с рук, ведь правда?

– Да, Юля, да. Но... как?

– Не знаю, мама, – улыбнулась Юля. – Что-нибудь придумаем. Да ты не беспокойся, я никакие секреты у тебя выпытывать не стану. Кстати, Стас Котов для девчонки-восьмиклассницы был нам ного опаснее, чем Лаврентьев для меня сейчас. А про Аркана Ро гатулина и говорить нечего.

– Ох, Юлька, Юлька! – улыбнулась и Раиса, пожалуй, впервые за сегодняшний день – спокойно. – Ты на отца только внешне похо жа. А на самом деле – полная копия матери. Говоришь, ничего не просишь? И правильно, дочка. Тебе не нужно ничего просить, все, что у меня есть – твое. Я из тебя принцессу сделаю, этот Лав рентьев будет выть от досады! О, на это стоит посмотреть! Гос поди, как я счастлива, что ты у меня опять есть, Юлька!

– Я тоже, мама.

– Ну что, хватит грустных воспоминаний? Пошли вниз, пообе даем. А потом подумаем, где тебе лучше устроиться: тут, с нами, или на Протопоповском.

– Я же не одна, мама. Сейчас мы вместе... С Иваненко. Я не могу его бросить.

– А-а, этот милиционер. Обязательно познакомь нас. Хочу посмотреть, что он за человек. Ну, пошли, пошли, дочка, вниз. Хватит о грустном, давай отпразднуем, как следует, нашу встре чу?

– Давай, мама.

– Только вот ещё что, Юля... Ты, пожалуйста, не злись на Владимира Васильевича. Он, действительно, хотел оградить меня от лишних волнений. Думал, что я не хочу тебя видеть... Я и са ма так думала, пока ни услышала твой голос, Юлька.

– Постараюсь, мама, – кивнула Юля.

35

– А я не один, – сказал Чернов. Он остановился в прихожей, раскрыл пошире дверь и, театрально взмахнув рукой, воскликнул. – Мадам! Прошу вас!

В квартиру, обольстительно улыбаясь, вошла длинноногая На дюша в распахнутом кожаном пальто.

– Вадим Павлович, это вам от всего нашего дружного коллек тива со пожеланием скорейшего выздоровления! – она протянула ему букет красных роз.

– Похоже, мир свихнулся, – озадаченно пробормотал Лавренть ев.

Чернов и Надюша с удивлением уставились на него.

– Вы не любите розы, Вадим Павлович? – огорченно сказала Надюша. Она обращалась к нему на "вы", но надеялась, что очень скоро, как только Чернов уйдет, они перейдут на "ты". Такое у неё было имя – Надежда.

– Да нет, люблю. Спасибо за розы. Просто... это немного странно, когда девушка дарит цветы мужчинам. Должно быть наобо рот, – пояснил Лаврентьев.

Он лукавил, дело было совсем в другом. Он подарил девушке розы, а она выбросила их в окно. Ему девушка дарит розы, кото рые хочется выбросить в окно. Потому-то и кажется, что мир вок руг свихнулся. Розы-то не при чем!

– Ты слишком интимно воспринимаешь этот подарок! – засмеял ся Чернов. – Это же не от Надюши, а от всего коллектива! Когда какой-то большой московский хрен посещает завод в областном центре, и девушки преподносят ему цветы, он же не думает, что мир сошел с ума!

– Вы неправы, Михаил Евгеньевич, – возразила девушка. – Цве ты и от меня тоже! И, может быть, в первую очередь от меня, по тому что я их вручила.

– А я думал, в первую очередь от меня, потому что деньги выделил.

– Фу, какой вы меркантильный!

– Вы замечательно смотритесь вдвоем, – сказал Лаврентьев. – Ну проходите в кабинет, я поставлю чайник, посидим, поговорим.

– Как голова? – быстро спросил Чернов.

– А как... – в то же время начала Надюша. Посмотрела на ге нерального директора и погрозила ему пальчиком. – Всегда вы опе режаете меня, Михаил Евгеньевич.

– Спасибо, нормально, – ответил Лаврентьев на оба вопроса. Он помог Надюше снять пальто, любезно распахнул перед нею дверь в кабинет. Проходи, устраивайся.

– А мы пока поговорим на кухне, – сказал Чернов. – Нужно об судить пару секретных вопросов.

– Ну зачем же на кухне? Вадим Павлович, давайте я похозяй ничаю, поставлю чайник, посмотрю, что там ещё есть, а вы пого ворите в кабинете. Когда закончите, позовете.

– Хорошо, – не стал возражать Лаврентьев. – Ты знаешь, где что, разберешься.

– Конечно!

– Иногда я поражаюсь парапсихологическим способностям на шей секретарши, – громко сказал Чернов. – Войдет в незнакомую квартиру и сразу видит, где что лежит за стенкой!

Надюша настолько осмелела, что не побоялась показать язык генеральному директору.

– О, у тебя новый светильник, – сказал Чернов, усаживаясь в кресло. Я тоже собирался взять такой, с водопадиком. Что-то в нем есть, а? Пошловато-лубочное и ультрамодное одновременно. Как и в Надюше. Я прихватил её с собой, чтобы развеять твою пе чаль. Позавчера ты не позвонил мне после визита к своей особен ной, а вчера у тебя был совсем плохой голос. Что, осложнения?

Лаврентьев плотно прикрыл за собой дверь, сел на диван.

– Пошловато-лубочное и ультрамодное... – задумчиво повторил он. – А может, мода нынче такая, пошловато-лубочная?

– Или мы в ней вообще ни фига не смыслим. Так что у тебя, с головой проблемы, или особенная оказалась не такой уж особен ной?

– Похоже, совсем наоборот.

– А это – как?

– Так, что особенная оказалась чересчур особенной. Такой, что даже меня поразила! – со злостью сказал Лаврентьев.

– Даже так? Очень интересно. Ну давай, рассказывай, в чем дело. Адрес верный? Ты нашел ее?

– Нашел...

– Ну и что?

– Отстань.

– Тоже мне, друг! – обиделся Чернов. – Я ему помогаю, достаю отца с идиотской просьбой, а он даже не скажет, почему такой мрачный.

– Рассказывать-то не о чем. Я нашел её, а там этот лейте нант бродит по квартире Колготина в рубашке и тапочках. Она со мной и разговаривать не желает. Шампанское купил, "Ruinart", триста шестьдесят тысяч отдал, сам ещё не пробовал такое, а она его – в окно!

– Ух ты! – Чернов с восхищением покачал головой. – Телка-то с характером! Надо было объяснить, сколько стоит, она бы не выбросила.

– Объяснил, все равно выбросила. А мне, что-то вроде: ва ли, ты тут лишний. И мент рядом с ней хорохорится, я так понял, они давно знакомы.

– Класс! Вадик, а тебя родители в свое время не просвети ли, что с незнакомыми девушками нужно вести себя осторожно и предусмотрительно? Мне отец очень убедительно объяснил, почему. Ты хоть взял потом бутылку, или разбилась?

– Да плевать мне на бутылку!

– Ну и что дальше?

– Да ничего. Я понял: сговорились, чтобы посадить Колготи на, а самим остаться в его квартире. Менту заявление написал, мол, Колготин мой приятель, он пришел, потому что я пригласил, а все остальное получилось из-за тебя. Чтобы Колготина выпусти ли. Вчера вечером поехал, решил посмотреть, как они себя чувс твуют? Уже испугались? Может быть, она изменит свое отношение ко мне? А там – тишина. Света нет, на звонок никто не реагиру ет. Я с восьми до одиннадцати сидел в машине напротив подъез да, ждал, когда вернутся.

– И не дождался, да?

– Похоже, он увез её к себе... Напрасно я писал это заяв ление, напрасно вообще приезжал к ней! Дура деревенская! Надо же, какая упрямая! То приходит сама, когда её никто не ждет, а то – поздно, говорит! Черт знает, что!

– Ты же сам говорил, что она из Ростова, значит, не дере венская, и, как я понимаю, совсем не дура. К таким женщинам, Вадик, я стараюсь не приближаться. Как представлю себе, сколько авантюристок по Москве бродит, и все симпатичные! Те, которые пострашнее, замуж быстренько выходят и детей воспитывают, а вот симпатичные!.. Им же Москву завоевать надо. Чтобы потом в свой Ростов и ли Урюпинск на черном "Мерседесе" приехать. Встанет на тебя, ноги вытрет и полезет дальше. Нет, я в такие игры не иг раю. Пусть хоть суперкрасавица будет – я спокоен. Могу, конеч но, приударить, заплатить, сводить куда-то. Но, малейшее подоз рительное движение и прощай, дорогая. А ты чего разнервничал ся? Выбрось её из головы. Я, между прочим, так и понял, что у тебя осложнения. Надюшу прихватил с собой, она умеет снимать нервные стрессы.

– Это совсем другое. Временное. Но в тридцать один можно и о постоянном подумать.

– О семье, детях? Можно. Я об этом подумывал и решил: как только встречу... красивую, с бриллиантами в ушах, породистую, чтоб ей не деньги мои презренные были нужны, а сам я – так сра зу женюсь.

– С бриллиантами? – усмехнулся Лаврентьев. – Мечта идиота! Слушай, Мишка, ты вообще когда-нибудь влюблялся?

– В каком смысле?

– Ну, в школе, например. Нравились тебе девчонки?

– Нравились. Но я нашел радикальное средство борьбы с этой напастью. Анонизм. Как понравится, так я позанимаюсь немножко, потом смотрю: а что в ней такого особенного? Да ничего. Так и спасался. Ты не пробовал?

– Не пробовал... Как дела в фирме, нормально? Пора мне уже на службу выходить.

– Повязку снимешь, тогда и выходи. А то всех клиентов рас пугаешь, усмехнулся Чернов. – Ну что, может найти адрес этого мента? Поедешь теперь к нему спрашивать, отпустил он Колготина или нет?

– Да пошли они! Оставишь Надюшу немного похозяйничать?

– А как же. Со стола убрать, посуду помыть, стриптиз пока зать больному начальнику – для этого она и пришла. А мне пора. Ты не забыл, что послезавтра презентация новой модели? Бетти устраивает фуршет в своем представительстве.

– Послезавтра? Помню. Вряд ли удастся повязку снять к это му времени. А с нею... не только наших клиентов, но и американ цев напугаю. Так что, на меня не рассчитывай.

– Я и не рассчитываю. Придется самому отдуваться. Возьму с собой нашего главного финансиста, Гену Краевского, скажу речь о том, как мы счастливы сотрудничать с гениями из "Форс", пообща юсь с банкирами и дипломатами. Кстати, старик Норман не прие дет, говорят, болеет. А Бетти только обрадуется, если ты не явишься. Он бы с удовольствием вообще никого из нас не пригла сил, да – не может.

– О`кей. Нам нужно поскорее организовать сборку новой ма шины у себя. Я уже думаю об этом, – сказал Лаврентьев.

– Знаю я, о чем ты думаешь, – усмехнулся Чернов. – Ну, пожа луй, я пошел. Выздоравливай, успокаивайся, не то и с головой осложнения возникнут. После банкета я заскочу к тебе, расскажу, что там было.

– Может, выпьешь? – предложил Лаврентьев.

– Я за рулем, Вадик. Надюша! Как там чай, готов? – крикнул Чернов.

Надя открыла дверь в кабинет, остановилась на пороге, соб лазнительно выставив вперед правую ногу.

– Готов. Где будем пить?

– Где вам удобнее. Я поехал, нужно как следует продумать торжественную речь к послезавтрашней презентации. Думал, Вадим Павлович поможет, да у него совсем плохо с головой. Придется самому рыться в бумагах, вспоминать даты, сроки, и много-много всяких цифр. Ты поухаживай за Вадимом Павловичем, налей ему по горячей... чайку. А то он в последнее время сильно мерзнет. Последствия травмы. Ну, пока.

Он говорил с таким откровенным намеком на дальнейшие собы тия в этой квартире, что любая другая девушка покраснела бы от стыда. Но не Надюша.

– Пока... – улыбнулась она, игриво махая пальчиками.

"А Юля бы обиделась и убежала", – подумал Лаврентьев.

– Вадимчик, ну почему ты такой грустный? – капризно сказала Надюша и неожиданно засмеялась.

Лаврентьев сидел на диване, разглядывая серебряную ложку в руке. Чашка с остывшим чаем стояла на журнальном столике. Отк ровенное желание девушки поскорее забраться в постель раздража ло его. Она была похожа на красивую искусственную розу. А ведь у него была настоящая, живая. Юля тоже хотела забраться к нему в постель, но все получилось так, что у него и мысли не было заподозрить её в излишней уступчивости...

– Знаешь, почему я засмеялась?

– Почему?

– Вспомнила, что в таких случаях обычно говорят женщины, – она села рядом, картинно закатила глаза и низким, грудным голо сом сказала. Дорогой, послушай, как у меня бьется сердце... – и приложила его ладонь к своей левой груди.

У неё были маленькие, упругие грудки. Их приятно было тро гать, гладить, целовать. Но это же – аванс, который потом нужно отрабатывать, весь вечер слушать её глупое щебетание. Прогнать женщину сразу после любовных утех он не мог. Но и терпеть её разговоры сегодня – тоже.

– Я пошутила, дело совсем-совсем в другом, – обычным своим голосом сказала Надюша. – Я просто хочу, чтобы ты потрогал меня там. И... везде. Хочешь?

Лаврентьев убрал ладонь с её груди, пожал плечами.

– Не знаю, Надюша. В последнее время я утратил чувстви тельность. Наверное – последствия черепно-мозговой травмы.

– Я тебя растормошу, Вадимчик...

Надюша встала с дивана, поставила в музыкальный центр ла зерный диск и начала медленно раздеваться под нестареющую мело дию песни с красивым названием "Дом восходящего солнца".

Вадим, склонив набок голову, молча смотрел, как она, гра циозно изгибаясь, сбрасывает с себя одежду: просторную вязаную кофту, короткую юбку... Белое кружевное белье казалось ослепи тельным на фоне черного пояса, поддерживающего черные чулки. Не колготки была на ней, а чулки! Длинноногая обольстительница выглядела очень привлекательно. Она все продумала, чтобы до биться своего, даже чулки надела, хотя прежде всегда носила колготки. Значит, теперь он, по её разумению, никуда не денет ся. И все будет так, как она спланировала! Эта догадка ещё больше разозлила Лаврентьева.

А Надюша уже избавилась от лифчика и пояса, повернувшись задом, нагнулась, сняла чулки. Выпрямилась и, с игривой улыбкой поглядывая из-под опущенных ресниц, приспустила трусики. Еще больше наклонилась вперед, не сомневаясь, что Вадим через мгно вение окажется сзади. Разве может мужчина спокойно смотреть на такое?!

– Зачем ты это делаешь, Надя? – спросил Лаврентьев.

Так резко, так неприязненно прозвучал этот вопрос, что де вушка вздрогнула, выпрямила спину и с нескрываемым изумлением посмотрела на того, для кого старалась.

– Чтобы помочь тебе... растормошить...

– А кто сказал, что мне это нужно?

Надюша растерялась. Ей никогда не приходилось объяснять подобные вещи. Все знают, что это жутко нравится мужчинам, нуж но им... Всегда нужно. Она подошла к Вадиму, едва не касаясь гладко выбритым лобком его носа. Хотелось обнять его, прижаться к нему, сказать что-то хорошее-хорошее... Но жесткий взгляд от талкивал её.

– Ты не хочешь, да? Не хочешь?.. – повторяла она, глядя на него широко раскрытыми глазами.

"Как собачонка... – подумал Вадим. – Притащила из мусора грязную палку, положила у ног хозяина и не понимает, почему её не хвалят за это."

– А ты хочешь делать то, что сейчас делала? – спросил он. – Это доставляет тебе удовольствие?

– Да... если тебе нравится. Но когда ты сидишь на диване и разговариваешь, и смотришь так сердито, я... нет, не нравится.

– Выходит, я обязан был встать и что-то начать делать. Ты не сомневалась в этом, правда?

– Что с тобою, Вадим?

– А потом я должен был отнести тебя в спальню, и сделать то, ради чего ты и пришла сюда, верно?

– Пожалуйста, не надо, Вадим, – умоляюще сказала Надюша. Она вдруг вспомнила, что стоит перед ним голая, испуганно прик рылась ладошками.

– А потом это должно мне понравиться, – безжалостно продол жал Вадим, делая ударение на слове "должно", – я должен хотеть ещё и еще, а потом ты поставишь условия, на которых я смогу по лучить то, к чему успел привыкнуть.

Надюша стала торопливо одеваться. В глазах её блеснули слезы.

– Я просто хотела... хотела сделать тебе приятное, – испу ганно бормотала она. – Без всяких условий. Ты такой грустный, перевязанный... я просто хотела растормошить...

– Просто ничего не делается, Надя, – жестко сказал Лав рентьев. – И ты это прекрасно знаешь. За твоей простотой стоит холодный расчет.

– Нет, Вадим, не говори так!.. – дрожащими пальцами она застегивала "молнию" на юбке и одновременно смахивала слезы со щек.

– Почему? Прежде чем делать человеку приятное, нужно хотя бы поинтересоваться, а нужно ли ему это? Может, он хочет побыть один? Стихи почитать! Но ты не обо мне думала, когда раздева лась, о себе. О своих далекоидущих планах.

– Если тебе это не нужно, то и пожалуйста! – сквозь слезы крикнула Надюша. – Не смей больше прикасаться ко мне!

– А вот и условия. Не будешь слушать маму, не получишь конфетку. А мама велит съедать весь суп даже тогда, когда со вершенно нет аппетита... Перестань обижаться, Надя. Почему бы нам ни поговорить на эту тему спокойно?

– Потому что... потому что об этом не разговаривают!

– Не разговаривают о тайных планах, которые пытаются вы дать за благие деяния. Обо всем другом – почему бы и нет?

– Ты и вправду больной! Больной! Больной! Вот и лечись! Она стремительно побежала в прихожую, схватила в охапку

пальто и выскочила из квартиры.

Лаврентьев мрачно усмехнулся. У него было два выхода: де лать то, что принято делать, когда приходит симпатичная девуш ка, дарит цветы, заваривает чай, а потом красиво раздевается и с нетерпением ждет продолжения. Или – оказаться свиньей небла годарной, но поступить по-своему.

Он предпочел второй вариант.

Потому что недавно он поступил благородно, почти героичес ки приютил девчонку, которой негде было ночевать и даже не приблизился к её постели ночью, потому что Юля не хотела этого. А потом была другая ночь, когда он делал то, что она хотела, за чем пришла. И чувствовал себя счастливым, и не сомневался, что она тоже счастлива, и верил – это продлится долго!

И ошибся...

Не счастье быть вдвоем, а холодный расчет привел её к не му. А потом увел к менту – надо было расплачиваться за услуги лейтенанта. Если бы он поступил с нею по-свински, не мучился бы сейчас. Ну что ж, впредь будет умнее.

Потому что – все они такие...

36

Перебраться в квартиру Омельченко в Протопоповском переул ке было совсем несложно. Все вещи Юли поместились в большой сумке. Туда же она, улучив момент, когда Иваненко был на кухне, сунула на самое дно бутылку шампанского, извлеченную из сугро ба. Бутылка напоминала ей о Вадиме, о том, как счастлива она была с ним.

Только бутылка шампанского и осталась от всего, что бы ло... До сегодняшнего дня Юля прятала её на балконе, в грязной горке пустых бутылок. Шампанское, которое никогда не будет вы пито.

Иваненко собрал в другую сумку постельные принадлежности, которые они купили в последние дни и посуду, тоже купленную не давно. Ничего из вещей Колготина они не взяли с собой. И даже оставили ему новые шторы.

– Это ему плата за то, что я жила здесь, – сказала Юля. По молчала и добавила. – Хотя я уже заплатила...

Иваненко недовольно поморщился. Теперь, когда Юля жила с ним, принадлежала ему, каждое воспоминание о её прошлой жизни было – как нож в сердце.

Перед тем, как уйти навсегда из мрачного дома, Юля замкну ла дверь квартиры и, не выдержав, пнула её носком сапога.

– Провались ты, провались навсегда, грязная дыра! – крикну ла она. Никогда больше и близко не подойду к этому дому!

Накануне мать привела Юлю в квартиру, объяснила, как отк рываются хитроумные замки стальной двери, как выключается ох ранная сигнализация и мощная сирена. Потом провела по комнатам, показала, где что лежит.

– Все, что тебе понравится и подойдет, можешь смело брать, – сказала она. – Абсолютно все. А это потратишь на себя, – она протянула Юле пачку американских денег, перетянутых желтой резинкой. – Я бы сама походила с тобой по магазинам, но неважно себя чувствую. Да ты у меня девушка не промах, разберешься, что к чему.

– Мама, тебе не жалко? – серьезно спросила Юля, прежде, чем взять деньги.

Раиса грустно улыбнулась.

– Жалко, что мы так долго не могли быть вместе, доченька. Что не смогла уберечь тебя от стольких неприятностей... – она за думалась, а потом решительно махнула рукой. – И все, Юля. Насчет "жалко – не жалко" мы больше с тобой не говорим. Не чужие.

– Спасибо, мама, – Юля обняла её, поцеловала в бледную ще ку.

– И вот ещё что. Вкус у тебя есть, не сомневаюсь, купи се бе красивые, дорогие вещи. Денег не жалей. Послезавтра состоит ся презентация новой модели компьютера фирмы "Форс". Той самой, с которой у нас сорвался выгодный контракт. Ее представитель, Чарльз Бетти, мой хороший знакомый, он пригласил меня на это мероприятие. Пойдем вместе.

– Там, наверное, будет и Лаврентьев? – насторожилась Юля.

– Кто-нибудь из их фирмы обязательно будет. Пусть посмот рят на мою дочурку, я уверена, ты произведешь фурор. И немного осмотришься, поймешь, с кем нам придется иметь дело, если хотим добраться до Лаврентьева.

– Доберемся, мама, – уверенно сказала Юля.

Это было вчера вечером. Юля вернулась в квартиру Колготи на, долго ждала Иваненко, который задерживался на службе. Пере езжать на ночь глядя не хотелось, и они решили сделать это завтра.

Новая квартира не понравилась Иваненко. Юле она чем-то на поминала квартиру Лаврентьева: две комнаты, одна – спальня, другая – кабинет. Красивая мебель и там и там, просторный холл, большая кухня, в которой Юле больше всего понравилась стеклоке рамическая электроплита. Включишь – и на черной, блестящей по верхности вспыхивает малиновая конфорка. Вроде и не горячая, а чайник вскипает быстро. Здорово!

– Зря ты согласилась переехать сюда, – хмуро сказал Иванен ко. Больно роскошная квартира. Лучше б мы поселились в общежи тии. Там все просто, зато – наше.

– Видел бы ты коттедж, в котором живет мать! – весело ска зала Юля. А почему роскошная квартира – это плохо?

– Потому что здесь все чужое. Привыкнем, понравится нам, а потом скажут: а ну выметайтесь отсюда! Тяжеловато будет снова привыкать к простым и обычным вещам.

– Никто не скажет. Мать обещала, что если мне здесь понра вится могу жить сколько угодно. Она пропишет меня в этой квартире, но чуть позже. Сейчас ей нужно разобраться с делами фирмы, сложности возникли.

Иваненко пожал плечами.

– Здесь ты уже не повесишь шторы, какие хочется. И вооб ще, чувствую, по этой квартире нужно ходить на цыпочках, чтобы ничего не поцарапать, не сдвинуть с места.

– А вот и нет! – Юля разбежалась, с размаху шлепнулась на голубой кожаный диван. – Видишь?

– А я?

– Что – ты? Хочешь прыгнуть сюда – ну так прыгай!

– Я на каких правах буду жить здесь? Как долго?

Этот вопрос застал Юлю врасплох.

– Я не знаю. Ну, Саня! Почему ты все ворчишь? Хочешь ис портить мне праздник, да? Я нашла свою мать, она разрешила мне пожить в этой замечательной квартире! А ты все недоволен. Что будет потом, да ещё потом! Не знаю, и думать не хочу.

– А я знаю. Я скоро потеряю тебя, Юля...

– Ну сядь, поплачь, может легче станет, – посоветовала она.

– А тебе? Легче?

– Ох, Саня, ты мне уже надоел своим нытьем! Я же ясно ска зала: поживем вместе, а там видно будет. Я ничего не обещала тебе. И мы договорились, что бы ни случилось – останемся друзьями. Забыл, да?

– А разве можно жить с любимым человеком и понимать, что в любую минуту можешь потерять его? Ты спокойна, Юля, тебе все равно, а я только об этом и думаю!

Он не сказал о том, что так остро почувствовал вчера: пока ей трудно, пока живет на птичьих правах в чужой квартире, из которой запросто могут вышвырнуть даже завтра – они будут вмес те. Он ей просто необходим – как опора, защита, как запасной вариант с жильем. Но когда она прочно встанет на ноги, он ста нет для неё обузой. И тогда вряд ли сможет удержать её рядом. Юля не просто встала на ноги, она взлетела над ним!

– Ну, Санечка! Ты такой сильный, такой... весь из себя ми лиционер! Думай, пожалуйста, о другом, – беззаботно сказала Юля. – Нам ещё столько дел нужно переделать. Уже завтра презен тация нового компьютера фирмы "Форс". Давай пообедаем, и поедем покупать мне всякие красивые вещи. И тебе тоже купим, что хо чешь. Костюм, галстук-бабочку... – она засмеялась. Представляю тебя в таком галстуке! Умора, да и только.

– Мне ничего не будем покупать, – резко сказал Иваненко. – Сам заработаю и куплю.

– У нас есть пять тысяч долларов! Это не мои, а наши день ги, Саня! Мы же покупали на твои чашки-ложки, простыни, шторы. Теперь что-нибудь купим на мои. Потому что на самом деле они наши!