Текст книги "Замок ужаса"
Автор книги: Николай Чадович
Соавторы: Юрий Брайдер,Людмила Козинец,Николай Романецкий,Елена Грушко,Виталий Пищенко,Юрий Медведев,Альфред Хейдок
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)
Когда Иван с позором вернулся от Мэта, отец встретил его неласково.
– Ну что, лоботряс? – сказал он. – Была возможность стать человеком, и той не использовал… За что же это он тебя выставил?
– Не знаю, – промямлил Иван.
– «Не знаю!» – передразнил отец. – Что ты вообще знаешь?! До шестнадцати лет дожил, а одни только сказки на уме… Сказку-то послушав, жрать захочешь!
Иван сидел, втянув голову в плечи. Отец расходился все больше и больше, давно Иван не видел его таким раздраженным.
Конечно, думал он. Батя рассчитывал попасть на старости лет к Мэту в приближенные. Рассчитывал в своей постели умереть, а не как другие старики. Надеялся на меня, а тут такой подарок…
Мишка показал ему язык. Сестры чинно сидели на койке, делая вид, что все это их совершенно не касается. А отец продолжал бушевать. Наконец матери это надоело.
– Успокойся, Петр! – сказала она, сложив руки на круглом животе. – Можно подумать, что Мэту так просто угодить… Он придирками кого угодно из себя выведет… Ты бы лучше взял да сходил к нему.
– Это еще зачем? – спросил отец грозно, но было видно, что он быстро успокаивается.
– Как это зачем? – сказала мать. – Узнаешь из первых рук, чем сын перед ним провинился.
Отец почесал в затылке и ушел. Вернулся он очень скоро.
– Ну что? – спросила мать. Отец махнул рукой.
– Не стал он со мной разговаривать. Сказал, что плохого парня воспитал. Приказал пристроить его к делу, так что надеяться не на что…
– Почему же он все-таки его выгнал?
– Он сказал: «За непослушание!» – ответил отец.
Мать посмотрела на Ивана. Иван лег на койку и отвернулся к стене.
– Что ж, – сказала мать. – Может, оно и к лучшему… Что ни говорите, а от Зрячего Мэта лучше всего держаться подальше.
Отец подошел к койке и потрепал Ивана по затылку.
– Ладно, хватит дуться, – миролюбиво сказал он. – Будешь работать с дядей Мартином. – Я договорился…
Вечером, когда уже собирались ложиться спать, он спросил Ивана:
– Чему хоть Мэт тебя научил-то?
– Не знаю, – сказал Иван. – Не помню.
С утра Иван помогал бригаде водопроводчиков. Чистили входные фильтры насосной станции. Работать приходилось, стоя по пояс в воде.
Было теплое августовское утро. Солнышко жарило вовсю, и потому вынужденное купание пришлось как нельзя кстати. Работа Ивана, в основном, сводилась к тому, чтобы подавать и принимать от взрослых слесарей инструмент. Иван разместился прямо на трубе, здесь же лежал и контейнер с ключами и молотками. Труба была теплая и гладкая. На середине реки время от времени сильно била хвостом какая-то крупная рыбина. Над головой с криками носились птицы. Им было хорошо: их Черный Крест не трогал.
Зрячий Мэт по обыкновению сидел на вершине холма и, время от времени поглядывая на часы, озирал небо. Водопроводчики торопились закончить работу как можно скорее, и на Мэта никто не обращал внимания – знали, что он на страже, и стало быть, беда не грозит.
Река текла на юго-запад, большая, широкая и спокойная. И если прикрыть лицо с боков ладошками и смотреть только туда, куда она несет свои воды, можно было подумать, что находишься на мостике огромного корабля, плывущего в открытом море. И может быть, вскоре увидишь, как из-за горизонта появится неизвестная еще земля, на которую до сих пор не ступала нога человека.
Земля не появилась. Вместо нее выплыло из-за горизонта нечто доселе невиданное, непонятное, черное как ночь, зловещее. Оно оторвалось от воды и стало быстро подниматься вверх, выше и выше, к зениту, а Иван все смотрел и смотрел, не понимая, что перед ним такое.
– Ты чего глаза вылупил? – сказал дядя Мартин. – Девку, что ли, увидел?.. Дай-ка лучше ключ на двадцать семь.
Иван не слышал. Он смотрел на странное небо, ставшее вдруг из синего серым, и видел, как по этому серому фону плывут две черные полоски, соединенные друг с другом.
И словно взрыв в мозгу. Как озарение, как откровение, как истина… Черный Крест!.. Не может этого быть, но это он! Только почему?.. Ведь я не могу его видеть, НЕ МОГУ! Я же Слепой, Слепой, как все остальные. Кроме Мэта. Только он может видеть, а я не могу… Но и я вижу. Вижу! ВИЖУ!!!
И еще одна мысль. Она рождается где-то там, глубоко внутри, в мгновение ока разрастается и захватывает целиком: спокойно, милый… Видишь – и ладно! Совсем необязательно, чтобы об этом знал весь Приют…
Иван посмотрел на вершину холма и увидел, что Зрячий Мэт дрыхнет, разморенный на летнем солнышке. Спит сном праведника. Или ребенка. Иван не заорал, не засвистел и не запрыгал, тыча пальцем в небо. Он очень натурально поскользнулся и, выронив из рук большой разводной ключ, плюхнулся в воду, подняв уйму брызг. Ключ упал на трубу, и по всей округе пошел такой гул, словно неподалеку ударили в колокол.
– Растяпа! – обругал Ивана дядя Мартин. – Теперь придется нырять.
Но в этот раз нырять за ключом никому не пришлось. Проснувшийся Мэт сразу же заорал что есть мочи:
– Черный Крест! Черный Крест!!! Все в Приют!
Всех как ветром сдуло. В жизни никто так не бегал. А в выходном тамбуре, отдышавшись и разобравшись, что к чему, дядя Мартин сказал:
– Да-а, Иван! Если бы ты так вовремя не хлопнулся, гореть бы нам всем. Вместе с этим старым чертом… Воистину, счастлива наша судьба!.. А к Мэту надо кого-то приставлять. Чтобы толкали в бок…
А дядя Томас, горестно вздохнув, произнес:
– Иэх!.. Хоть бы родился кто-нибудь Зрячий! Ей-богу, я бы свою бороду съел!
Кушайте на здоровье, чуть было не ляпнул ошалевший от восторга Иван. Но сдержался.
Зрячий Мэт был очень сконфужен и, кажется, даже перепуган. Во всяком случае, он без обиняков согласился на то, чтобы теперь рядом с ним на холме всегда находился дежурный.
Иван молчал весь день, а вечером пошел к Доктору и признался, что видел Черный Крест. Кажется, видел, сказал он. И самым удивительным было то, что Доктор ему поверил. Сразу и без лишних эмоций. Как будто так и должно было быть. Как будто так было кем-то запланировано. Как будто так уже происходило не раз. Он только посоветовал Ивану все как следует проверить.
– А вдруг это какое-то единичное озарение? – сказал он.
И Иван стал проверять. На это ушло три месяца. Он проверял днем, проверял ночью, проверял в дождь, ведро и в первый снег. Осторожно, с оглядкой, не раскрываясь, под трубные сигналы Зрячего Мэта. Как древний разведчик в стане врага… И убедился, что действительно стал Зрячим. Правда, это было необычное зрение… Небо сразу становилось уныло-пасмурным. И днем, и ночью. Ни звезд, ни солнца, ни луны – просто серый фон, и на этом сером неумолимо ползет черное… Хотя солнце все равно давало себя знать, потому что, когда Крест подходил к дневному светилу Иван переставал ВИДЕТЬ.
Доктор так и не дал воли эмоциям.
– Все правильно! – сказал он. – Матушка-природа просто так, по собственной глупости, вымереть человечеству не позволит… Не для того она столько времени его пестовала… Теперь надо подумать, как твое Зрение можно использовать.
– Помогать Зрячему Мэту, – сказал Иван.
– Нет, – сказал Доктор. – Не нуждается он в твоей помощи… Знаешь, что здесь самое главное?
– Что? – спросил Иван.
– А то, что, пока жив Мэт, ты спокойно можешь покидать пределы Приюта. И на какой угодно срок…
– Пока жив Мэт? – сказал Иван. – Почему?
– Потому что если он умрет, ты будешь привязан к Приюту. Ведь ни одного дня не проходит, чтобы ремонтникам не приходилось выбираться наружу, а значит, твое место будет на холме… Сейчас же ты свободен как птица. Надо только научиться прятаться от Креста.
И только тут до Ивана дошла вся исключительность его нового состояния.
Идти стало легче. Наверное организм постепенно втягивался в ходьбу. Во всяком случае, Иван мог теперь думать не только о дороге.
Что было нужно от меня Мэту, спрашивал он себя. Чего старик хотел? Все эти цифры, страницы, по-моему, для отвода глаз… Что-то ему было надо другое… Или отвлекал меня?.. Может быть, и так, но от чего?..
Ничего умного в голову не приходило. Тогда Иван поднял левую руку и внимательно осмотрел часы. Нажал кнопочку, о которой сказал старик. Цифры на часах стали из черных красными. Тогда он снова нажал кнопочку. Цифры опять почернели.
– Слушаю, Айвэн, – отозвался Мэт. – Что случилось?
– Ничего, – сказал Иван. – Проверка связи.
– Не волнуйся. Аппарат надежный. С ним делались когда-то многие великие дела.
– Я знаю, – соврал Иван.
Он прервал связь и пронаблюдал, как цифры медленно краснеют. Словно кровью наливаются.
Что же это получается, сказал он себе. Получается, что они все время были включены на передачу… И старик, по крайней мере, мог слышать, что тут у меня происходит… ну, тогда я вообще ничего не понимаю! Зачем же он раскрылся?.. С папочкой этой? Или она действительно ему нужна?.. Ничего непонимаю!
Ему вдруг стало не по себе, и он несколько раз оглянулся вокруг, словно опасался, что Зрячий Мэт выйдет сейчас из-за ближайшего куста, хитро подмигнет, погрозит пальцем и, хрипло откашлявшись, скажет: «Ага, голубчик! Вот я тебя и поймал!»
Ощущение было настолько сильным, что Иван перевесил лайтинг на правое плечо и, засунув приклад под мышку, судорожно сжал рукоятку. И двинулся дальше, время от времени озираясь по сторонам. Минут через двадцать, весь в поту, он поднялся на вершину большого холма и замер. Впереди, на горизонте, темнела полоска леса. Как край земли… Слева за кустами ослепительно сверкало в реке солнце, а справа Иван увидел вьющуюся как змея по равнине и уходящую к лесу коричневую ленту шоссе.
И тут он во все горло расхохотался.
Хорошо же я выгляжу, думал он, вытирая слезы. С лайтингом в руках среди этой тишины и идиллии. Как старый корявый пень на цветочной клумбе…
Он перевесил лайтинг на грудь и, не снимая сумки, уселся на траву, с трудом вытянул ноги.
Надо немного отдохнуть, думал он. Это только с виду лес так близко, а до него еще топать и топать. А потом в лесу еще топать и топать. А потом обратно еще топать и топать…
Ему вдруг показалось, что вот сейчас, через мгновение, выскочит из-за холмов и со свистом пронесется по шоссе огромная серебристая машина, какую он видел в книжке, а за ней другая, третья, четвертая… И надо будет просто встать, не спеша спуститься с холма, спокойно выйти на обочину и с достоинством поднять руку. Кажется, это называлось «проголосовать»… И один из серебристых гигантов остановится, кто-то благожелательный приглашающе откроет дверцу, и можно будет подняться в прохладную кабину и сесть в мягкое кресло, удобное, как мамины колени, и поговорить о погоде и жизни, просто так, не думая о проклятой сумке, забыв о Приюте и ничего не боясь… А дорога будет стремительно нестись навстречу, и через две минуты вокруг уже будет лес, а еще через минуту его довезут до цели, и можно будет просто сказать: «Спасибо!» и, попрощавшись за руку, выйти…
Иван счастливо улыбнулся и открыл глаза. Серебристой машиной, разумеется, и не пахло, и шоссе осталось пустой, неуютной и никчемной лентой среди зеленого буйства. И жара не сменилась кондиционированной нежной прохладой. Вот только небо стало тоскливо-серым, и увидел Иван, как быстро и грозно поднимается над темной полоской леса Черный Крест. Зловещий, неотвратимый, беспощадный. Как рука судьбы.
До края леса Иван добрался только к вечеру, когда солнце, собираясь вскоре нырнуть вниз, уже зависло над верхушками деревьев. Иван страшно устал и брел, едва передвигая ноги. Отсиживаясь в кустах во время первого появления Черного Креста, он пообедал хлебом и питательной смесью, а потом вся дорога слилась в непрерывную цепочку однообразных событий: высокая трава, надоедливо цепляющаяся за штаны… серое зловещее небо… колючие кусты, осатанело царапающие руки… короткий отдых, пока Крест хищно проходит над головой… и снова – трава, небо, колючки, отдых… трава, колючки… Казалось, это никогда не кончится. Да и можно ли назвать отдых отдыхом, если все время приходится следить за собой, чтобы не заснуть от усталости. И постоянное ощущение, что кто-то присутствует совсем рядом с тобой и наблюдает за каждым твоим шагом, за каждым твоим взглядом, за каждым твоим вздохом… Ужас кошмарный, а не дорога! Кроты не привыкли бегать далеко и долго…
Но все, в конце концов, приходит к завершению. С каждым нырком в кусты лес становился все ближе и ближе, и вот уже остался один хороший бросок, и Иван рванулся сразу, как только Крест исчез за горизонтом. Сердце, выпрыгивающее из груди… в виски монотонно колотят чем-то тупым и тяжелым… во рту царапается огромный шершавый язык… И все чужое: руки, ноги, голова, и нет сил, чтобы сделать последний шаг, ибо за ним еще один, и еще, и еще, и так до самого конца, до самой смерти – шаги, шаги, шаги, и уже нечем дышать – ведь вокруг красный полумрак, сквозь который падают на тебя массивные тяжелые деревья. А перед лицом вдруг оказывается ласковая, мягкая как пух земля…
Сколько продолжался обморок, Иван не знал, но, по-видимому, недолго, потому что, когда он пришел в себя и с трудом поднялся на ноги, солнце еще пробивалось сквозь плотные кроны и всюду был рассыпан причудливый узор света и теней. Иван огляделся. Вокруг, взметнув в небо серые и коричневые стволы, стояли незнакомые гиганты. В основном лес был хвойный, только кое-где взгляд натыкался на лиственные деревья. Под ними лежали ковры прошлогодней листвы. Над головой вовсю распевали невидимые и неведомые птицы.
Вот так-то, сказал себе Иван. Все-таки я до него добрался! Пусть меня цепляли за штаны, пусть меня сгибали в три погибели страхом, пусть временами мне не давали носа высунуть из колючек! Все-таки я дошел… Жаль только, что не так быстро, как мечталось…
Он удовлетворенно крякнул и, не удержавшись, хлопнул в ладоши. В ответ ударило многоголосое эхо, как будто за каждым деревом спряталось еще по одному Ивану. Птицы с криками прошелестели в листве и исчезли.
Иван достал из сумки карту и разложил ее на траве. Где же это я нахожусь, подумал он. Совсем потерял ориентировку… Вот граница леса, вот река, вот шоссе… Скорее всего я нахожусь вот здесь, между рекой и дорогой, потому что за рекой я оказаться не мог никак, а через шоссе тоже, кажется, не перебирался. Кажется… Впрочем, ничего страшного не произошло: если отправиться на юг, то рано или поздно доберешься или до реки, или до дороги, а там уж мимо цели не пройти. Только все это я буду делать завтра. А сейчас завалюсь спать под ближайшей елью. Потому что ходить ночью по лесу могут только идиоты или самоубийцы… А если честно, то я просто устал, устал так, что даже есть не хочется… Но надо!
Он снял сумку, отвязал и расстелил на земле куртку. Сунул руку в отделение, где лежали продукты, пошарил там. Съесть что ли луковицу с хлебом?.. Глаза бы не глядели на питательную смесь!
Справа что-то дрогнуло. Иван повернул голову. Он успел увидеть, как от дерева отделилась странная тень, но ни схватить лежащий рядом лайтинг, ни обернуться навстречу опасности не успел: удар по затылку сбил его с ног, и он въехал носом в кучу опавших листьев. Кто-то тяжелый и сильный навалился ему на спину и начал выворачивать руки. В плечах хрустнуло, и мозг захлебнулся густой пустотой…
После уроков к Ивану подошел Доктор.
– Зайди ко мне сегодня вечером, – тихо сказал он. – Часов в семь.
Иван знал, что Доктор по вечерам приглашает к себе некоторых: об этом в классе ходили разговоры. Доподлинно было известно, что к нему ходят Анна, Крис и Наташка. Возможно, ходил и еще кто-то, но об этом не знали. Или не говорили.
Вечером Иван отправился на третий этаж. Доктор был один. Встретил он Ивана радушно, заварил молока, открыл банку питательной смеси, отрезал уже начинающего черстветь хлеба. Сели к столу.
– Что ты думаешь об уроках истории? – неожиданно спросил Доктор.
Иван поперхнулся и закашлялся. Доктор постучал кулаком по его спине.
– Вы рассказываете интересно, – проговорил Иван, откашлявшись.
Доктор покачал головой.
– Нет, – сказал он. – Я хочу знать не отношение к тому, как я рассказываю. Я хочу знать, как ты относишься к содержанию этих рассказов… Только абсолютно честно!
Иван задумался.
Уроки Доктора действительно были очень интересны. Мир, о котором он рассказывал, выглядел великолепным. Чудесный город Хоупсити, интернациональный город Мира, построенный людьми, съехавшимися со всей планеты, и заселенный ими… Сотни, тысячи других городов, возникших многими веками раньше Хоупсити, но не менее чудесных… Их названия, звучащие как стихи… А всесильные машины, помогающие людям… А сами люди, живущие чудесной и радостной жизнью… Все было прекрасно и великолепно. И, как все прекрасное и великолепное, походило это на сказку. Сказку удивительную, волшебную, абсолютно нереальную… В этом смысле Иван ответил Доктору.
Доктор усмехнулся.
– Значит, верится не очень?
– Не очень, – сказал Иван и зачерпнул ложкой из банки.
Тогда Доктор встал из-за стола и полез в шкаф. Он достал оттуда какую-то книгу и, отодвинув в сторону еду, положил ее перед Иваном.
– Вот, – сказал он. – Это альбом фотографий.
Иван открыл альбом, и сказка ожила в ярких цветных картинках, заполнивших альбом с первой до последней страницы. И на каждой фотографии среди красивых зданий и машин, знакомых по библиотечным книгам, присутствовал какой-то тип, одетый в белый костюм. Тип был красив, молод и весел.
– Это я, – сказал Доктор.
Иван посмотрел на него и с сомнением покачал головой.
– Сто двадцать лет прошло, – сказал Доктор.
Иван перевернул страницу и вздрогнул. На следующей фотографии рядом с мужчиной в белом костюме стоял прапрапрадед. Его портрет Иван не однажды видел в маминой шкатулке. И мама всегда говорила, загибая пальцы: «Это твой пра… пра… прадед!», а когда Иван спрашивал ее, кто он такой, этот самый пра-, мама, пожав плечами говорила: «От него произошли все мы… Если бы не было бы его, не было бы и нас!»
– Узнаешь? – спросил Доктор.
– Да, – прошептал Иван.
– С твоим прадедом мы вместе работали в муниципалитете Хоупсити… Он заведовал связями с ООН… Теперь ты веришь?
– Да, – прошептал Иван.
– Развалины этой сказки, – сказал Доктор, – находятся в сорока милях на север отсюда. И если бы не было Черного Креста, можно было бы сходить и посмотреть…
Ошарашенный, Иван долго молчал. Получалось, что все было правда. Что Земля существовала на самом деле. Что на небе было солнце, а не теплая лампа. И что в библиотечных книгах совсем не одни сказки, как утверждал отец. И что сам Приют был когда-то построен руками совсем не сказочных героев.
– Скажите, мистер Дайер, а у кого еще есть подобный альбом.
– Ни у кого, – сказал Доктор. – Все альбомы были уничтожены еще во время Великой Зимы. При первом поколении поселенцев… Так мы тогда договорились.
– При первом поколении поселенцев… – повторил Иван. – Но для чего?
– Во избежание ненужных иллюзий и сожалений, как говорил Коллинз. И я с ним тогда был согласен… Нас больше всего заботило психическое здоровье Слепых.
– Не понимаю, – сказал Иван.
– Неважно, – проговорил Доктор. – Когда-нибудь поймете. И может быть, простите… – Он помолчал. – А теперь шагай домой и постарайся никому не рассказывать о том, что здесь видел. Впрочем, я знаю, что ты не болтлив.
– Почему? – спросил Иван.
– Так надо!
И Иван ушел. Дома он спросил отца:
– Папа, а что было до начала Эры Одиночества? Отец с удивлением посмотрел на него и сказал:
– Ты бы вместо того, чтобы задавать идиотские вопросы, лучше бы сел за изучение системы очистки воды!
Больше заговаривать с ним на эти темы Иван не пытался.
И пошло. Вечерние разговоры с Доктором стали систематическими. Каждый четверг Иван приходил к семи часам в его камеру, и начинался рассказ о том, что когда-то было. И удивительное дело… Мир оказался не таким уж чудесным, как казалось поначалу. В нем было место злу и страху, подлости и ненависти, равнодушию и лжи… Тем не менее мир становился в рассказах Доктора все привлекательнее и привлекательнее. Мир стал сниться Ивану по ночам. Он видел себя живущим там, в этом мире, как в своем. И было там до странности интересно, и приходилось совершать какие-то реальные, абсолютно непонятные поступки, затягивающие в себя, как омут на реке. Утром, проснувшись, Иван, как ни пытался, не мог припомнить, что это были за поступки, и вставал с чувством такого сожаления, что порой хотелось выть от тоски. И становилось до слез жалко себя, потому что не родился на полтора века раньше и будешь всю жизнь прозябать под землей. Как крот…
А потом Иван узнал об атомной бомбе. Он был убит наповал. Как же мог существовать весь этот великолепный мир, если фундамент, на котором он держался, оказался столь непрочным, шатким и страшным?.. Ведь держался-то он на страхе, балансировал на нем, как на лезвии ножа, качаясь то в одну, то в другую сторону.
Неделю Иван ходил словно во сне. Ему чудилось, что его поманили в красивую светлую сказку, а когда он вошел в нее, надавали по физиономии, надавали жестоко, больно и обидно. Внутри все зудело и скреблось, хотелось поговорить с кем-нибудь, поговорить немедленно, сейчас, чтобы стало легче, чтобы выгнать из груди тяжесть, которая поселилась там и ни за что не хотела уходить, и давила, и щемила, и резала… Но говорить со Слепыми было бесполезно, а кроме Доктора оставался лишь Зрячий Мэт… К Мэту Иван не пошел. Это уж совсем надо было чокнуться, чтобы пойти к Зрячему Мэту. А потом настал следующий четверг, и Иван вдруг понял, что не может пойти и к Доктору. Что-то в нем как будто сломалось.
В пятницу после уроков Доктор подошел к нему сам.
– Ну что, Иван? – спросил он. – Плохо?
– Плохо, – сказал Иван.
– Это хорошо, – сказал Доктор и потрепал Ивана по плечу. – Разочаровался, да?
Иван пожал плечами и промолчал. Говорить было не о чем.
– Так почему же все-таки плохо? – сказал Доктор. Иван снова пожал плечами.
– Как вы не понимаете, мистер Дайер, – сказал он. – Разве может добрый мир держаться на страхе?.. Разве это честно?
Доктор присвистнул.
– Удивительно, – проговорил он. – Как ты мог это понять? Ведь это надо было видеть… Да и то многие не считали нужным… Погоди, погоди, – спохватился он. – А разве я когда-нибудь утверждал, что мир был добрым?
– Ну как же… – промямлил Иван, но Доктор оборвал его.
– Нет, мой дорогой! Мир был жесток, и порой очень. В нем много убивали, и чаще всего порядочных людей. Бывало, что убивали и детей. Часто бывало… Но не это главное. Уж таким он был, этот мир. Да и другим быть просто не мог. Такова уж диалектика развития человеческого общества, – произнес он непонятную фразу.
– А что же тогда главное? – спросил Иван.
– Главное-то? – Доктор усмехнулся. – Видишь ли… В том мире не было Черного Креста – и это главное! – Он снова потрепал Ивана по плечу. – Эх ты! Гамлет, принц датский!.. Иди думай! И в четверг приходи вечером. Поговорим…
И Иван пошел думать.
