Текст книги "Замок ужаса"

Автор книги: Николай Чадович

Соавторы: Юрий Брайдер,Людмила Козинец,Николай Романецкий,Елена Грушко,Виталий Пищенко,Юрий Медведев,Альфред Хейдок
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 28 страниц)

– Наверное, уронил перстень, – тут же предположил Андрей. – Для того и свет включил на полную мощность.

Но предположение, даже самое естественное и логичное, не является фактом и тем более – уликой. А улик не было. Кинжал оказался абсолютно чист, убийца аккуратно стер все отпечатки пальцев, даже следы Андрея, который клялся, что накануне брал кинжал в руки.

Шеф выслушал мой отчет внешне спокойно, но я-то представлял, что творится у него на душе. Убийство и в былые времена считалось преступлением из ряда вон выходящим, тем более такое страшное, жестокое и бессмысленное.

– Сделаем так, – сухо распорядился шеф, прослушав запись моих бесед с обитателями замка, – я оставлю тебе Нормана и Тараса, поработаете здесь. Сам встречусь с Ольгой. Тебе, кстати, привет от Учителя.

– Он приехал?

– Да. Сейчас у Ольги. Я распоряжусь собрать всю информацию о людях, с которыми ты беседовал. Брат Гюстава уже вылетел, будет здесь после обеда. Поговори с ним. Все, до связи.

– До связи, – машинально ответил я.

Андрей оказался в тронном зале. Он стоял рядом с Норманом, придирчиво изучавшим металлический крюк, на котором, по словам Андрея, висел вчера проклятый кинжал.

Я постоял рядом, послушал их разговор, потом отошел к креслу, в котором сидел накануне. Нужна была хоть какая-то зацепка. По сути, стопроцентного алиби не было ни у одного из участников вечеринки. Но подозрение не может быть основой для обвинения, единственной, во всяком случае. Хотя, если говорить честно, не было у меня в тот момент и подозрений: никого из сотрудников музея, не говоря уж об Андрее, Борисе и Марианне представить убийцей я не мог.

Так я и сидел, бесцельно скользя взглядом по увешанным старинной мишурой стенам замка, пока не почувствовал смутную тревогу. Что-то было не так….

– Андрей! – позвал я.

Друг повернул разгоряченное спором с Норманом лицо, вопросительно посмотрел на меня.

– Тебе не кажется, – медленно проговорил я, продолжая осматривать стены, – что здесь с вечера что-то изменилось? Только никак не пойму – что?

Андрей подошел ко мне и тоже уставился на стену. Потом опустился в кресло, в котором сидел на протяжении беседы с Гюставом, глянул еще раз и…

– Рука, – решительно произнес Андрей, – вчера она висела под другим углом. Точно.

Одновременно мы рванулись к железному протезу. Андрей не ошибся. Руку снимали со стены, причем совсем недавно. Вот только отпечатков пальцев на ней не оказалось. Зато Норман обнаружил нечто другое: на нижнем сгибе металлической ладони виднелась небольшая, но совсем свежая царапина.

– Это след от рукоятки кинжала, – сообщил Норман, – удар был очень сильный.

– А осмотреть ее поближе можно? – попросил Андрей. Норман кивнул. Андрей осторожно засунул руку в отверстие протеза, я помог ему пристегнуть ремни. Небольшой рычажок на кисти повернулся легко, и железные пальцы сжались в мертвой хватке. Меч, снятый Андреем со стены, словно прирос к металлической перчатке. Андрей поднял меч кверху, повел руку вниз… Сверкающая полоса стали со свистом рассекла воздух.

– Помоги, – попросил Андрей и принялся отстегивать протез.

– Вот вам и разгадка силы удара, – мрачно констатировал Норман. – В локтевом сгибе, похоже, установлена пружина, усиливающая движение.

– Пластины, – поправил Андрей, пристраивая протез на стену.

– Черт знает что, – почти простонал Норман, – только этого нам и не хватало. Дикость какая-то, бред средневековый! Рыцарские замки, железные руки, а за всем этим – страшная смерть вполне реального человека, нашего современника…

– Знать бы, зачем убийца использовал этот протез, – задумчиво протянул Андрей, – не надеялся на свою силу, или все это имеет какое-то ритуальное значение?

– Ты еще о привидении вспомни, – пробормотал я.

Что и говорить, открытие было не просто ошеломляющим. Чувство чудовищной неправдоподобности происходящего накатило на меня. Словно дурной вязкий сон, от которого никак не удается избавиться.

– Давайте-ка прикинем все еще раз, – рассудительный голос Нормана вернул меня к действительности. – Раньше мы исходили из того, что некто, уходя из зала, спрятал кинжал под одеждой, потом прошел в комнату Гюстава и нанес удар. Теперь ситуация, похоже, меняется… Ну-ка, посчитаем. Гюстав и Ольга покинули зал в четверть первого, так?

– Так, – подтвердил Андрей, – но ты забыл про снотворное.

– Вовсе нет, – возразил Норман. – Дело в том, что снотворное обнаружено только в двух бокалах – в тех, из которых Гюстав и Ольга пили вино. И подсыпали его перед самым их уходом. Если бы снотворное было в бутылке, им просто не удалось бы просидеть с вами четыре с лишним часа. Значит, снотворное попало в бокалы перед последним тостом.

– Интервал в час с небольшим, – задумчиво проговорил Андрей. – Предпоследний тост поднимал Ройский, перед тем, как уйти. Гюстав, помнится, еще пошутил, что в его чаше столько приятных пожеланий, что грех не допить ее до дна хотя бы и к концу торжества.

– Значит, исходим из того, что снотворное попало в бокалы между без пятнадцати одиннадцать и четвертью первого. Подсыпать его мог любой из присутствовавших, тем более, что вся компания собралась у очага, и за столом никто, естественно, не следил, – сказал я.

– Ройского можно исключить. Он сразу же ушел, – напомнил Андрей.

– Не сразу, – возразил я. – Минуты три-четыре он еще оставался в зале. Вспомни, ведь Алексей пел рыцарскую песенку по его, заказу.

– Верно, – согласился Андрей.

– Ну что ж. На этом этапе исключить мы никого не можем, – продолжал Норман. – Идем дальше. Итак, Гюстав с Ольгой ушли в четверть первого. По мнению Бориса, не позже, чем без пяти час снотворное сделало свое дело. До этого времени все, кроме четверки ребят, уже разошлись. Последним по коридору прошел Яцек. Это было примерно в то время, когда вы добрались до своих комнат.

– Значит, без пяти час, – подытожил Андрей. – Я посмотрел на часы, когда зашел к себе.

– Без пяти час, – повторил я. – В распоряжении убийцы было почти полтора часа: с часу до двух двадцати, когда в коридор вошли Павел и Алексей. А сколько времени нужно, чтобы пройти в зал, снять со стены руку и кинжал, проникнуть в комнату Гюстава и Ольги, нанести удар, снова вернуться в зал и, наконец, спрятаться?

– Прикинем, – предложил Андрей. – Думаю, что сначала убийца зашел в комнату Гюстава и Ольги. Едва ли он туда полез сразу с этой железякой. Объяснить такое появление в случае, если снотворное не подействовало, весьма сложно. Значит, так. По коридору – две-три минуты, в комнате Гюстава и Ольги на то, чтобы убедиться, что хозяева крепко спят, – еще столько же. Дойти до зала, там наощупь осторожно снять руку и кинжал так, чтобы не услышала компания, сидящая на балконе. Это еще минуты три, обратно до комнаты, там… Он ведь еще под кровать лазил, да и на то, чтобы протез прикрепить, а потом снять, тоже нужно время. Снова в зал, причем сначала выглянуть в коридор, осмотреться, выбраться из зала, пробраться к себе в номер. Думаю, на все это минимум полчаса нужно.

– Проще проверить, – предложил Норман.

Андрей ошибся ненамного. Три проверки показали последовательно тридцать четыре, тридцать одну и тридцать шесть минут.

– Ну и что это дает? – поинтересовался Андрей, когда мы снова вернулись в зал.

– То, что мы смело можем вычеркнуть из списка подозреваемых четверку артистов. Ни один из них не покидал балкон более чем на десять минут. Сговор я исключаю, врать так естественно сразу четыре молодых человека не смогут. Хоть один, да прокололся бы, – сказал я.

– И кто же тогда остается? – протянул Андрей.

– Ройский и Вероника, – неохотно ответил я.

– И еще обитатели второго этажа, – ляпнул Норман.

– Ну да, – подтвердил Андрей, – Ройский, Вероника, я, ты, Борис и Марианна. Выбор богатейший. Кто главный подозреваемый?

– Иди ты к черту, – мрачно отмахнулся я. – Ни тебя, ни Бориса, ни тем более Марианну никто не собирается подозревать.

– А остальных? Ты всерьез веришь, что кто-то из них совершил убийство?

– Не верю, – признался я.

– Да уж, – печально усмехнулся Андрей. – Либо кто-то из нас, либо привидение, которое, если верить слухам, шатается в этом злосчастном замке. Третьего не дано.

Мы сидели молча в разных углах тронного зала, пока дверь не распахнулась, и на пороге не возникли Тарас с Маруфом.

– Вот хорошо, что вы здесь, – обрадовался Тарас. – Хочу еще разок сам осмотреть подземелье, а вдвоем несподручно: Вы не возражаете?

Вопрос адресовался мне. Тарас начинал работу в розыске под моим руководством, и с тех пор на людях свято соблюдал субординацию.

Естественно, возражать я не стал. Маруф подошел к трону, нагнулся, и вдруг часть стены беззвучно повернулась, открывая черную щель потайного входа.

Маруф первый шагнул вперед и тотчас под сводами подземелья вспыхнули яркие лампы.

– Лабиринт невелик, но достаточно запутан, – пояснил наш провожатый, – многие ложные ходы заканчиваются ловушками, ямами, падающими плитами. Мы, понятное дело, все это заблокировали, но без меня вам лабиринт все равно не пройти.

– Сделаем так, – предложил я. – Мы с Андреем будем двигаться только по основному проходу. Вы осматриваете каждый ложный ход, возвращаетесь к нам, и так до конца. Идет?

– Вполне, – согласился Маруф. Эксперты тоже не стали возражать.

Кто и когда вырубил этот ход в монолитной скале, невольно думал я, касаясь руками почти черных стен подземелья. Труд колоссальный, но зачем? Прятался здесь кто-то, или скрывали что-нибудь от излишне любопытных глаз? Узнаем ли мы когда-нибудь ответ на этот вопрос?

«Ты лучше, найди ответ на вопрос, на который обязан ответить», – одернул я себя.

Одни мы скорее всего и вправду заблудились бы. А Маруф ориентировался в лабиринте превосходно.

– Направо, четвертый поворот налево, сразу направо, еще раз, теперь налево… – негромко бормотал он, безошибочно выбирая единственно правильный путь.

Эксперты, ведомые Маруфом, то и дело исчезали в боковых проходах. Спустя какое-то время, то более, то менее долгое, возвращались, отрицательно покачивая головами в ответ на мои вопросительные взгляды.

Путешествие по лабиринту завершилось в небольшой идеально круглой комнате. Потолок подземелья полусферой сходился над головами. Ничего в ней не было, если не считать странной чаши, вырубленной прямо в полу и занимавшей почти всю площадь комнаты. Еще одна полусфера, чуть меньших размеров. Неведомые строители сгладили камень до блеска.

– А это что за корыто? – непочтительно поинтересовался Тарас.

– Неизвестно, – откликнулся Маруф. – Гюстав считал, что когда-то здесь хранили воду на случай осады замка. Правда, следов источника мы так и не нашли.

– Зачем тогда лабиринт? – резонно поинтересовался Норман. – Скорее уж, здесь сокровища прятали.

– Слишком велика шкатулка, – возразил Тарас. – Ну и бог с ней. Пойдем отсюда, все равно в этом подземелье нет ничего, имеющего отношение к делу.

– Осмотрели все тщательно, – отрапортовал он мне. – Следов не обнаружено.

Шеф связался со мной в полдень. Постукивая пальцами по столу отчеканил:

– Ольга утверждает, что перстень оставался у Гюстава на руке.

Значит, все-таки перстень… Господи, но что в нем особенного?! Золото? В замке масса вещей куда более дорогих, да и преступления с целью наживы давно канули в Лету. Камень? Но и он ничем не отличается от миллионов самоцветов, что ежедневно добываются в шахтах и рудниках Земли и освоенных человечеством планет. Цвет, правда, странный – серый, точно крыло летучей мыши. Ну и что?

Ответа я не знал. Стояло за всем этим что-то непонятное, не вписывающееся в рамки нашего времени, привычные схемы и оценки. Точно глухая стена, в которую бейся – не бейся, толку все равно не будет…

Ричард совсем не походил на брата. Невысокий, хрупкий, с редкой светлой шевелюрой. Держался он неплохо, но неестественная синеватая бледность выдавала, чего стоит ему это кажущееся спокойствие.

Идею о наличии у Гюстава врагов он отмел сразу. Да и какие в наш век враги? Научные споры таким страшным способом не разрешаются.

Перстень? Конечно, он знает о нем, в семейных летописях этому изделию уделено удивительно много места. Подробнее? – Можно и подробнее.

Впервые перстень упоминается в хронике конца десятого века. Тогда же и была сформулирована заповедь, которую свято выполняли все члены семьи на протяжение доброй тысячи лет. Перстень имел право носить только глава рода, надевался он в день свадьбы. Передавать перстень другому лицу, дарить его, даже просто доверять кому бы то ни было строжайше запрещалось. Откуда такое пиететное отношение к недорогому в общем-то украшению (были в фамильной сокровищнице вещи, стоящие в тысячи раз дороже перстня), Ричард не знал.

– Объективно говоря, – негромко рассказывал он, – было в этом перстне что-то роковое. Я специально анализировал. Представители младших ветвей нашего рода доживали до преклонных лет, нянчили внуков и правнуков, но мало кто из обладателей перстня успел поднять на ноги хотя бы своих детей. Дуэли, несчастные случаи на охоте злым роком тяготели над родом. Ни один заговор не обходился без моих предков. А правители той поры были скоры на расправу…

– Ройский говорил мне, что ваш род оставил в истории чистый и ясный след, – заметил я.

– Это так, – кивнул Ричард. – По большому счету, никто из наших предков не был замешан в грязных делах. Но то, что считалось в обществе нормой… Здесь они не ограничивали себя ни в чем.

– Гюстав рассказывал, что этот перстень несколько сот лет назад исчез? – поинтересовался я.

– Было такое, – утвердительно кивнул головой Ричард. – Могу даже точно сказать когда. В апреле 1940 года тогдашний владелец замка был вынужден бежать и из фамильного гнезда и вообще из страны. Тогда-то, наверное, впервые и был нарушен завет предков – он снял с руки древний перстень и вместе с другими сокровищами спрятал его в тайнике. Вернуться ему не удалось – шла война, он погиб под бомбежкой чуть ли не в тот же день, а перстень пролежал в тайнике без малого три столетия.

– А что за эти годы происходило с замком?

– Да ничего особенного. Полстолетия стоял заброшенный, потом его подреставрировали и открыли музей. В середине прошлого века законсервировали из-за недостатка средств на капитальное восстановление и вновь открыли лет десять назад по инициативе брата. Все, что вы видите вокруг сегодня, – это заслуга Гюстава.

– Во время войны замок сильно пострадал?

– Нет. Кстати, это любопытная история. Она связана с нашим фамильным привидением. Утверждают, что в начале 1941 года в замке разместился отряд фашистов. Они рылись во дворе, простукивали стены. Но в одну прекрасную ночь в тронном зале появилось привидение. Вам его описывали?

– Да, – подтвердил я.

– Ну вот. На вояк, которые как раз ужинали у очага, призрачная дама произвела неизгладимое впечатление. Командир отряда скончался на месте, а остальные бежали прочь от замка чуть ли не до утра. Больше фашисты здесь не показывались. В общем – красивая сказка, но замок действительно практически не пострадал.

– Похоже, вы не очень-то верите в то, что в легендах есть хоть какое-то зерно истины? – заметил я.

– Гюстав верил, что есть, – вздохнул Ричард, – а я… У меня наверное, слишком прагматический склад ума. Да и как можно верить тому, что живет только в старинных летописях? О привидении, кстати, вплоть до конца девятнадцатого века в них не упоминается. Вообще-то, это довольно странно: у каждого приличного привидения есть своя история, известен его прототип, когда-то обитавший на земле, присутствует какая-никакая романтичная история, объясняющая, почему дух несчастного не может упокоиться. Здесь же – ничего. То ли наша призрачная красавица не имеет к замку никакого отношения и занимает тронный зал в связи с отсутствием других свободных площадей, то ли на само воспоминание о ней когда-то было наложено столь жесткое табу, что ее история полностью стерлась из людской памяти. Ну а перстень… Боюсь, что он действительно имеет для нашей семьи роковое значение. Стоило ему только явиться из небытия, и вот… Бедный Гюстав…

Результаты встречи с Ричардом (вернее, полное их отсутствие) я доложил шефу. Тот недовольно хмыкнул и распорядился:

– Утром прилетай. Начинает поступать информация о сотрудниках музея – займешься ее разбором. Ребят тоже забери, ничего вы больше там не найдете.

– Они уже улетели, – сообщил я.

На том разговор и окончился.

Темнело. Огромная туча быстро затягивала красный диск солнца. Замолчали неугомонные цикады, пилившие свою незатейливую мелодию сутки напролет. Обитатели разбрелись по замку, углубившись в свои дела. Словно бы тень отчуждения пролегла между людьми, даже дружная четверка не собиралась вместе.

Андрей несколько раз заглядывал ко мне в комнату, вздыхал и снова уходил, не начиная разговора.

Следствие зашло в тупик. Я это ясно понимал, но выхода из сложившейся ситуации не находил. Искать украденный перстень бесполезно – замок огромен, такую маленькую вещь ни с какой аппаратурой не обнаружить. Может быть, шеф прав, и информация, стекающаяся к нему сейчас со всех сторон, поможет нащупать нить, пусть самую тоненькую, самую призрачную… А еще остается ждать, ждать упорно, в надежде, что убийца как-то проявит себя, не зря же он пошел на такое преступление…

Страшный, леденящий кровь вопль, донесшийся со двора, прервал мои мысли. И тотчас же закричал Андрей.

Сорвавшись с места, я буквально ворвался в его комнату. Андрей сжался в комок на полу, сжимая голову руками. Упав на колени, я встряхнул друга раз, другой.

Опустив руки, Андрей взглянул на меня. В его глазах плескался дикий, почти животный ужас.

– Что с тобой?! Да говори же, черт?!!

В ответ донеслось бессмысленное бормотание.

– Опомнись! Слышишь, Андрей! Внизу раздавались крики, топот ног.

– Андрей!!!

Слава, богу во взгляде появилось что-то осмысленное.

– Долго ты еще будешь молчать?!

Андрей слабо оттолкнул меня, сел на пол.

– Колька, ты?

– Нет, тень отца Гамлета! Что случилось?

– Не знаю… Вдруг стало так страшно… Такого ужаса я никогда не испытывал…

Шум переместился во двор.

– Ты можешь встать?

– Могу, – пробормотал Андрей.

– Тогда – за мной! Быстро!

Я выскочил из комнаты. Андрей спотыкаясь бежал следом.

Четверка друзей бестолково металась по двору, размахивая фонарями.

– Тихо! – рявкнул я. – Кто кричал?!

– Не знаем! Услышали шум и прибежали! Здесь никого нет! Мы думали, что-то с вами случилось! – вразнобой прозвучало в ответ.

– Ладно. Что там такое? – Я ткнул рукою в темноту.

– Склады, – ответил Маруф.

– Пойдем, – приказал я.

Дверь длинного приземистого строения была подперта изнутри тяжелым столом. Створка медленно отошла под нашим напором, и я, взяв фонарь у кого-то из ребят, протиснулся в щель. За мной пробрались остальные.

Лучи фонарей скрестились на темной фигуре, скрючившейся на полу. Только по одежде я узнал Ройского. Лицо старика искажала гримаса ужаса. Правая рука, далеко откинутая в сторону, сжалась в кулак. Он был мертв.

С трудом удалось нам разжать закостеневшие пальцы Ройского. Когда же ладонь распрямилась, что-то звякнуло и покатилось по полу.

Я повел фонарем. Перстень! Перстень Гюстава… Так вот какую маску носил хладнокровный убийца – тихого, безобидного старичка.

– Посмотри, – Андрей, похоже, окончательно пришедший в себя, протягивал мне раскрытую ладонь.

Я взял перстень у друга, всмотрелся. Камень был повернут. В его нижней грани виднелась выемка. Совсем маленькая – чуть больше рисового зерна.

3

Вопрос о моем уходе из отдела как-то незаметно отпал сам собой. Отчет о расследовании убийства Гюстава в положенный срок лег на стол шефа, был утвержден и отправлен в архив. Вернее, так я думал, когда спустя почти два месяца после трагической гибели Гюстава шел в кабинет шефа, ломая голову над вопросом, чем объясняется срочный вызов.

Подбор собравшихся у шефа людей меня удивил. Директора института времени Александра Патлая я узнал сразу – в последние недели он частенько выступал по визору. С одной стороны от него восседал совершенно незнакомый мне старец весьма внушительных габаритов, с другой… Андрей. Вот уж кого не ожидал увидать в стенах нашей фирмы! А присутствие Терри Савенко – члена Всемирного Совета и прочая, и прочая, меня смутило окончательно – обыденными вопросами он никогда не занимался.

Савенко и начал разговор.

– Я пригласил вас для обсуждения ряда вопросов, связанных с трагическими событиями, о коих все присутствующие наслышаны, – с места в карьер заявил он. – Ольгерд, результаты следствия ты сообщишь?

– Дело вел Николай Ефимович, – откликнулся шеф, – ему и карты в руки.

– Следствие завершено, – сообщил я. – Нет сомнения, что убийство совершил Вильям Ройский. Помимо косвенных улик есть и прямые. В шкафу Ройского обнаружена рубашка со следами крови убитого. Очевидно, убийца испачкал ее, когда искал что-то под кроватью Гюстава. Предположительно – перстень, закатившийся в угол. На нижнем сгибе ладони правой руки Ройского обнаружена незначительная гематома. По мнению патологоанатомов, она получена в результате сильного удара – Ройский ушиб руку об оболочку железной перчатки. Целью убийства, бесспорно, было похищение перстня. В бумагах Ройского нами обнаружен любопытный документ.

Шеф вынул из папки несколько листков бумаги и протянул присутствующим.

– Вот его копия, – пояснил он, – продолжай, Николай.

– Это запись ориентировочно конца шестнадцатого – начала семнадцатого века, – пояснил я, – хотя эксперты считают, что это лишь список с документа, относящегося к гораздо более раннему периоду. Письмо некоего Генриха фон Ройского своему наследнику. Вот что здесь говорится: «Не стану объяснять тебе, сын мой, каким путем проник я в эту тайну. Источник – самый достоверный. Знай же: перстень, коим владеют нечестивые наследники Гуго Однорукого, таит в себе секрет неземной власти. Тысячи тысяч сильных мира сего с помощью перстня станут покорными вассалами его властелина. Верю, что знание этой тайны позволит роду нашему подняться из запустения и возвыситься до пределов, очерченных ему Создателем нашим. Будь решителен, сын мой, не отступай ни перед чем, ибо таким должен быть обладатель сего сокровища. Но заклинаю тебя, не рискуй понапрасну, ибо ни один человек на целой Земле не знает этой тайны, кроме тебя, не посвящены в нее и клятвоотступники, оскверняющие сегодня перстень своими руками. Помни – это последний шанс нашего рода и ниспослан он свыше». Почему сын не выполнил завещание отца, мы, наверное, никогда уже не узнаем. Но есть косвенные сведения, что за перстнем охотились многие поколения Ройских. Начальником фашистского отряда, занимавшего замок в 1941 году, например, был унтершарфюрер Герман Ройски. Похоже, идея завладеть перстнем стала для этого рода наследственной манией. И когда Вильям Ройский увидел вожделенное сокровище совсем рядом, он не выдержал. Установлено, что Ройский вернулся в замок буквально накануне свадьбы. До этого он отсутствовал почти полгода – работал в архивах Мюнхена и Вроцлава. По сути, он был больным человеком, и по мнению врачей, в момент убийства находился в невменяемом состоянии. Вот, собственно, и все.

– От чего умер Ройский? – спросил Савенко.

– Сердечный приступ. Есть версия, что его смерть – результат страшного разочарования: ведь перстень, наконец попавший в его руки, оказался обычным украшением. Да и осознание содеянного им не могло не сказаться на состоянии Ройского. Он был уже достаточно стар, а напряжение тех дней потрясло нервную систему людей куда моложе и выносливее Ройского.

– Такова официальная версия, – заговорил Савенко, видя, что я окончил. – Вполне логичная и убедительная, если бы не одно но…

Терри извлек из под стола огромный старомодный портфель, достал из него миникомп, пощелкал клавишами… На столе возникла миниатюрная голографическая модель хорошо знакомого мне замка.

– Шестнадцатого июля сего года в двадцать один час сорок шесть минут восемнадцать секунд по среднеевропейскому времени, – объявил Савенко, – грузовой флаер, находящийся в тридцати километрах от замка, неожиданно потерял управление. Аппаратура вывела флаер из пике, все закончилось благополучно. Пилот пояснил, что внезапно почувствовал беспричинный ужас, а затем потерял сознание. Медицинские датчики рассказ пилота подтверждают. Зафиксируем этот факт.

Как завороженные проследили мы за тем, как над столом возникло микроизображение флаера.

– В то же время, – снова заговорил Савенко, – заметьте, совпадающее до миллисекунды, экипаж орбитальной обсерватории «Ариэль-4», находящейся в перигее на расстоянии почти полутора тысяч километров от Земли, почувствовал сильное волнение, беспокойство, имелись нервные срывы. Многие сотрудники обсерватории были вынуждены обратиться к врачу, который, несмотря на все старания, причин для такого феномена не обнаружил. Это факт номер два.

Сверкающая линия соединила место нахождения «Ариэля-4» и изображение флаера, уперлась в пристройку к замку…

– Где окно вашей комнаты, Андрей Васильевич? – поинтересовался Савенко. – Это? Отлично. Все три точки, как видите лежат на одной прямой. Если же мы продолжим линию дальше, она упрется в землю в том самом складе, где не то от угрызений совести, не то из-за разочарования отдал богу душу Вильям Ройский. Вот такова картина, Друзья мои. Физики давно знают о возможности генерирования волн, способных вызвать у человека, да и вообще у живых существ состояние ужаса. Замок обследовали, и заверяю вас, очень тщательно, ни один камень не был пропущен, но генератора не обнаружили. Да и скорость распространения… Возникает ощущение, что из этого сарая, – Савенко ткнул пальцем в сторону макета, – узким лучом вырвалось нечто, затем – почти мгновенно, во всяком случае, гораздо быстрее скорости света, пронзило флаер, расширяющимся конусом накрыло «Ариэль-4» и кануло в мировое пространство. Сегодня мы знаем, что быстрее света распространяется, например, гравитация. Но гравитационные генераторы человечеству неизвестны. Что вырвалось из сарая? Не думаю, чтобы это была грешная душа Вильяма Ройского. Нет, неведомое что-то явно хранилось в перстне, в мизерном углублении камня. И результат его освобождения не может не настораживать.

Я почти с суеверным волнением посмотрел на мирно покоившийся на столе перстень. Камень по-прежнему был повернут, темнело крошечное углубление в его грани. Невероятно, фантастика какая-то…

– Теперь вы понимаете, как важно для нас узнать как можно больше об этой безделушке, – снова заговорил Терри, – если эти, назовем их волны ужаса, создал человек, то когда и где? И почему об этом открытии ничего не известно? Нам нужна твердая гарантия, что это изобретение не станет новым оружием, может быть, самым страшным из всех известных.

– Мы проверили версию тысяча девятьсот сороковых годов, – заговорил Патлай, – в те времена, как вы знаете, родилось немало оружия. Рейды хронодесантников показали, что шкатулка с перстнем оставалась в тайнике с апреля 1940 по наши дни. Никто к ней не прикасался. Уверенность стопроцентная.

– Ну что ж, – вздохнул Савенко, – придется восстанавливать биографию этого перстенька. Вы что скажете, Вильгельм Оттович? Профессор Джибрин, – представил он нам незнакомого мне старика, – крупнейший специалист в своей области.

– Полно, Терри, – прогудел тот, – комплименты оставь. Тем более, что крупнейший специалист, как ты соизволил меня именовать, едва не сел в лужу. Да-с. Не нашел я аналогов этому перстеньку и совсем уж было опустил руки, да привлекло мое внимание это вот изображение на золоте. Необычное изображение, да и сам перстенек необычный. Обычно камень крепится в оправе, а здесь как бы лежит в золотой купели. Так делают, когда в кольцо вставляют небольшие самоцветы или сколы бриллиантов. Но тут-то камушек каратов на двадцать. Л под ним золотая пластинка, а на ней со стороны, прикрытой камушком, – рисуночек. Вот на этих фото он покрупнее, лучше виден.

Я покрутил в руках фотографию. Рисунок выделялся четко – меч, разрубающий солнце. Ну и что?

– Ничего подобного я не видел, – пояснил профессор. – Солнце во все времена, у всех народов было символом тепла, света да и самой жизни. Ни одна религия на наше светило не покушалась, а тут – этакое кощунство! И зашевелился у меня в памяти какой-то червячок – вроде бы я что-то подобное не то слышал, не то читал. Зарядил память университетской машины – ничего. А червячок не успокаивается. Пустил машину в свободный поиск, и вот, чуть не полмесяца спустя, – есть! Нашел-таки. Хранится у нас в архивах так называемая Сорокская летопись. Ну, летопись – это громко сказано. Клочок обгорелого пергамента, а на нем несколько несвязных слов. Специалисты датируют его девятьсот девяностым – девятьсот девяносто пятым годом. Там и оказалась разгадка. Слушайте.

Джибрин поднял вверх поросший седым волосом палец и громко проскандировал:

– «Сама эмблема этого богомерзкого королевства была кощунственна – меч, рассекающий светило, жизнь дарящее всему сущему на Земле». Ну что – в точку?! – И он радостно захохотал.

– А о каком королевстве идет речь? – спросил шеф.

– Ну, батенька, – профессор развел руками, – спросите что-нибудь полегче. От летописи-то почитай ничего не сохранилось. Слава богу, что хоть это прочли. Есть, правда, одна зацепка. Отмечено на том пергаменте, что особенно боялись нападения войск этого самого королевства жители южных земель, «хоть и далеко оно было». Вот и все.

– Так может быть, речь идет о вымышленном или и вовсе мифическом государстве? – спросил я.

– Вот и мы раньше так же думали, – кивнул Джибрин. – Удивляло то, что больше нигде об этом неведомом королевстве ни слова. Однако, вот он – перстенек, и эмблема на нем наличествует.

– Девятьсот девяностый год, – раздумчиво протянул Пат-лай. – Как я понимаю, Терри, нам работать?

– Если такая возможность есть, – подтвердил Савенко. – Очень важно узнать как можно больше об этом загадочном перстне.

– Постараемся не подвести, – сказал Патлай. – Но ты сам понимаешь, что нужно время на подготовку, помощь специалистов. Десятый век для нас – Терра Инкогнита.

– Получите все, что нужно, – заверил Савенко. – И все-таки я бы очень хотел знать, когда, хотя бы примерно, может начаться рейд?

– Через месяц я буду готов, – негромко произнес Андрей.

Я не участвовал в дальнейших событиях, хотя знаю о них все так, словно сам пережил. Легко, без малейшего напряжения предстает в моем воображении невероятно ясная и четкая картина.

Копыта лошадей почти беззвучно тонут в прелых листьях, Дорога ведет в гору, и кони переступают осторожно, опасаясь острых камней, надежно укрытых пестрым покрывалом осени. Угрюмые грабы то подступают вплотную к убогой тропе, то отшатываются прочь, и тогда багровые лучи заходящего солнца, падая на прогалину, освещают маленький караван: четырех лошадей и их владельцев, по внешнему виду которых опытный взгляд поймет сразу – идут издалека и неблизок конец пути. Но некому осматривать и оценивать путников – на много лиг вокруг не сыскать человеческого жилья. Что же касается зверей, то давно уже зверь не заступает по своей воле дорогу человеку и заслышав лишь его шаги или почуяв запах, уходит, искусно путая следы. Правда, остается еще нежить, но о ней всяк слышит, да не каждый видит.