Текст книги "Зов Лавкрафта (сборник) (СИ)"

Автор книги: Николай Романов

Соавторы: Максим Кабир,Дмитрий Тихонов,Александр Матюхин,Александр Подольский,Виктория Колыхалова,Алексей Жарков,Илья Пивоваров,Дмитрий Костюкевич,Елена Щетинина,Андрей Миллер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Других людей поблизости не наблюдалось, однако это не означало, что их нет: до сих пор не рассвело.

– Они готовы к переговорам?

– Хорошее решение. – спокойно отозвался Иаго. – Коттон Мэзер явно поумнел от добытой Дженкином книги, общения с вашим инквизитором… и так далее. Дошло, с чем имеет дело.

– Вы полагаете, что существует возможность достигнуть взаимовыгодной договоренности?

– Да пес его знает, я же не провидец. А ты, Кеция?

– Я не очень-то хочу с ним говорить.

– Но придется, если не желаешь до Страшного Суда куковать в своем доме.

Пабло Руис уже даже гадать не хотел, что еще может произойти – пусть будет как будет. Он лишь приложит все усилия, чтобы «было» получше.

– Мистер Мэзер желает говорить с вами! – объявил солдат.

– Тогда пусть выйдет! – Руис снова подивился тому, как бойко заговорил по-английски. – Вы не пустите нас в дом с оружием, а мы не войдем туда без него.

Раз уж англичане так серьезно отнеслись к визиту – они едва ли считали гостей идиотами и ждали согласия войти в дом проповедника. С другой стороны, если сам Коттон Мэзер не был дураком – выходить на улицу он бы не стал. Как выяснилось, компромиссное решение здесь очень простое.

По ту сторону решетчатых ворот из темноты показалась еще пара вооруженных солдат, а за их спинами – немолодой полноватый человек, от внешнего вида которого Руис едва не рассмеялся в голос.

Он понял, конечно – так изменилась мода за более чем восемьдесят лет. Но какой срам, прости Господи! Нелепый пышный парик на голове проповедника казался испанцу родом из начала семнадцатого века чем-то совершенно несусветным. Что же, теперь и в Испании такое носят? Тогда точно надо возвращаться домой – иначе ведь и самого заставят напялить эту дрянь…

– Я полагаю, эти джентльмены – Руис и Алава, о которых я наслышан от сеньора инквизитора! Ха-ха, чудесно! И о личности того мужчины с завидной бородой догадываюсь, хо-хо! Такая честь! А кто этот юноша? Впрочем, неважно, ха-ха, он еще слишком молод. И мисс Мэйсон здесь, как это прелестно, ха!

Коттон Мэзер искренне хохотал, будто был в восторге от сложившейся ситуации и совершенно не относился к ней всерьез. Руис ожидал от охотника на ведьм абсолютного иного поведения. Все походило на встречу старых друзей, а вовсе не на начало напряженных переговоров.

Добрый знак? Или дурной? Пабло склонялся ко второму варианту. Что-то здесь не так. Что-то просто обязано пойти не так.

– Ох, не будем терять времени. Я все знаю, и вы все знаете, да? Хо-хо! У меня есть предложение, которое позволит, ха-ха, разрешить возникшую напряженную ситуацию! Я, можно сказать, только и ждал вашего визита, чтобы это предложение изложить!

– Ну что, пусть излагает?

– Раз уж там обернулось, то я полагаю разумным и справедливым…

– Не верьте ни одному его слову.

– Давайте послушаем. Эй! Мы готовы выслушать предложение!

Коттон Мэзер опять расхохотался, да так, что ему пришлось извлечь из кармана платок и утереть пот с лица. Только теперь Руис обратил внимание: проповедник держит подмышкой книгу. Явно не случайно: это книга, с которой он не желает расстаться ни на миг.

– Вы знаете, хо-хо… знание! Знание – это сила, верно, мисс Мэйсон? Право слово, я должен благодарить испанских джентльменов, да! Я благодарю вас, хо-хо-хо! Испанское издание «Некрономикона» в средневековом латинском переводе Оле Ворма… начало семнадцатого века! Это же настоящее сокровище! Ха! Потрясающая книга, потрясающая. Рекомендую прочитать, если вы найдете еще один экземпляр где-нибудь, мда, ха-ха-ха… величайшая редкость, право. Мой отец… вы знаете моего отца? Инкрис Мэзер, он там этим заинтересуется, ха! Одного колледжа имени Гарварда этой благословенной земле мало, истинно говорю вам, хо! Он жаждет создать университет. Где-нибудь… в Архэме, например… о, эта книга… как она украсит!.. Но это будет позже, позже… Ха-ха-ха!

Речь Мэзера теряла связность из-за смеха и того, как он сам путался в мыслях. Однако вдруг, совершенно внезапно, проповедник осекся и помрачнел. Его дряблое лицо сделалось суровым, а в голосе заскрежетал металл. Казалось, будто предрассветный мрак вокруг него сгустился пуще прежнего.

– Я не отдам вам эту книгу. Вы можете попробовать ее отобрать… попробовать. Но чтобы дело не дошло до подобного, предлагаю сделку.

– Так какова же сделка?

– Забирайте своего инквизитора. Я узнал от него все, что мне нужно, и вы можете узнать тоже. Он нынче сделался сговорчивым. Этих занимательных сведений о законах геометрии, позволяющих перемещаться в пространстве и времени, вам хватит с головой. А тайны «Некрономикона» уж извольте оставить мне. Но есть еще условия. Нечестивые твари… я имею в виду вас, мисс Мэйсон, и всю вашу поганую компанию… вы покинете Салем. Я поклялся очистить город от колдовства и сделаю это любым путем. Вы останетесь живы, но уйдете. Обмен, честный обмен, хо! Вам нужны знания, мне нужен Салем. И да, джентльмены, своих солдат забирайте тоже! Вы все, все должны уйти из Салема. Ведьмы, испанцы… странный бородач. Все вон, вон из города, ха!

Звучало все это как-то даже слишком здорово. Конечно, Руис не мог оценить значимость книги – он узнал о ней только этой ночью, а теперь впервые услышал название. Это проблемы ведьм, проблемы инквизитора – пускай, капитана интересовали жизни солдат и возможность самому вернуться домой. Едва ли Алава мыслил по-другому, а Иаго наверняка устроил бы любой исход. Он был в этой истории фигурой случайной и желал только развлечься.

Для Кеции Мейсон ситуация, конечно, выглядела иначе.

– И что же, вонючий ты пес, будет с Пикман?

– С Пикман? Мы вздернем ее на Холме Висельников, конечно! А вы думали, мисс Мэйсон, тут можно обойтись без единой смерти настоящей ведьмы? Хо-хо-хо! Если бы вы читали эту книгу, если бы вы ее читали… Но ведь вам в целом безразлична Пикман, не так ли?

У Пабло еще в ведьмином доме сложилось впечатление: жизнью молодой ведьмы ковен особенно не дорожит. А то, как засверкали глаза Кеции, капитан был склонен связать именно с проклятыми законами геометрии, из-за которых вся фантасмагория началась. Если инквизитор Иньиго (или как там его зовут на самом деле) способен их раскрыть – то это решает общую проблему. Хотя кто знает, достаточны ли его знания… насколько важные детали он хотел выведать у еврея? Удалось ли ему сделать это в окрестностях Салема? А может, все-таки именно книга была главной целью Иньиго, раз уж на ней помешался даже Дженкин?

И кстати, где он? Хорошо бы все-таки придушить гаденыша.

Ох, какой же это все бред! Пабло Руису трудно было уложить в голове, с чего история началась, как все пришло к нынешней ситуации и какое развитие она способна получить. Наверное, не его ума дело. Ему бы вернуться к Марии, вот что важно, а в этом треклятом Салеме – хоть трава не расти. Ведьмы, евреи, каталонцы, протестанты… одна шваль.

– Так что, леди и джентльмены? Вы принимаете мои условия?

Руис хотел ответить, что их чудной компании нужно время на обсуждение, но тут наконец-то оправдались его прежние мрачные предчувствия.

– Я не принимаю эти условия!

Голос с противным акцентом капитан узнал сразу.

Дженкин, теперь уже одетый на английский военный манер, в остальном никак не изменился на первый взгляд. Но что-то в нем настораживало. Руис ощутил в позе, взгляде и голосе явившегося к дому ирландца нечто… отчасти напоминающее Иаго? Трудно сказать. Ко всему прочему Дженкин был не один: за его спиной стояли хорошо вооруженные солдаты. Видимо, верные теперь именно ирландцу – в отличие от тех, которые находились подле Мэзера.

Руис взялся на рукоятку эспады. Сейчас точно станет жарко.

– О, Дженкин, хо-хо! – появление ирландца также развеселило проповедника. – Ты очень вовремя! Я как раз хотел сообщить, что более не нуждаюсь в твоих услугах, и поблагодарить за неоценимую помощь английской короне!

– Не нуждаетесь?

Теперь настал черед смеяться Руису. Предателя вышвырнули за порог, надо же! Никогда такого не случалось, да вот снова… Алава и Хосе, судя по их реакции, тоже уловили иронию положения.

– Мистер Мэзер, у нас имелись договоренности. Я добыл книгу, а вы обещали помочь ее изучить. Я нашел инквизитора, а вы обещали, что его знания станут также и моими. Вы обещали, что мы покончим со всеми слугами Дьявола! Что происходит?!

– Ах, я вам это обещал, ха-ха! – Мэзер смеялся так, что ситуация уже выглядела откровенно неловкой, да и за его здоровье впору было начать опасаться. – Ну, возможно, мы обсудим эти детали позднее! Однако в данный момент вы свободны, хо-хо… не сомневайтесь, Англия всегда вознаграждает достойно! Каждому по заслугам!

Да-да: Руис не сомневался, что по веревке на каждого предателя у англичан найдется.

– Мистер Мэзер… – вот теперь и Дженкин зазвучал весьма грозно. – Не вижу удивительного в том, чтобы англичанин попытался обмануть ирландца. Испокон веков так происходит. Вот только я не обычный ирландец, и вы это знаете.

– Дженкин, послушайте-ка меня…

Алава вклинился в этот обмен любезностями неожиданно. Он сделал несколько шагов вперед, ближе к ирландцу, отделившись от товарищей. Выглядел капитан настроенным весьма серьезно.

– Дженкин, если мне не изменяется память, то несколько лет назад я лично добился вашего назначения в свою роту, и так вы стали офицером настоящей испанской терции, а не каких-то ирландских войск на службе нашего великого монарха. Полагаю, что Хосе сможет подтвердить это, будучи свидетелем означенного события. Принимая во внимания все сложившееся за последнее время обстоятельства…

Поразительно, но когда Алава начинал свои витиеватые речи, очевидно затянутые сверх всякой разумной меры, его всегда терпеливо и внимательно слушали. Что друзья, что враги.

– …я принял решение уволить вас со службы!

С этими словами Алонсо де Алава выхватил пистолет, о наличии которого Руис даже не подозревал. Дженкин и моргнуть не успел, как салемская улица озарилась яркой вспышкой. Прозвучал выстрел. Ирландец пошатнулся: было совершенно очевидно, что пуля попала в цель.

Столь же очевидно стало иное – Дженкин теперь и правда не совсем обычный ирландец.

Рыжий офицер только с любопытством поглядел на свой живот, в котором образовалась дыра, а затем совершил нечто невообразимое. Дженкин не просто бросился на Алаву: он преодолел разделявшее их расстояние буквально мгновенно, таким стремительным рывком, который лежал далеко за пределами человеческих возможностей.

Алава тоже не успел и моргнуть прежде, чем получил удар кинжалом.

Отследить в точности все дальнейшие события оказалось, конечно, трудно. Руис заметил, что из-за ограды прозвучали выстрелы, а Коттон Мэзер поспешно скрылся в темноте. Выстрелил и один из солдат Дженкина: пуля угодила в шлем Хосе, но едва ли причинила серьезный вред. Прошла по касательной – рикошет, удача.

Пабло бросился на помощь раненому другу, но между ними уже встал другой человек Дженкина, и капитану ничего не оставалось, кроме как скрестить с ним клинки. Пока он убивал англичанина, на поверку оказавшегося весьма слабым в фехтовании, до Дженкина добрался Иаго.

И фехтовать с ирландцем он не стал. Ничего подобного.

Карвасса схватил Дженкина за плечи, и хотя ирландец колол его своим оружием, Иаго на это оказалось наплевать. Словно в старой сказке, где черт уносит человека, каталонец резко взлетел вместе со своим противником, как если бы ими из пушки выстрелили – оба тотчас исчезли в глубине ночного неба.

Похоже, насчет бытия «не совсем человеком» Иаго скорее недоговорил, чем преувеличил.

Алава истекал кровью на земле, Кеции след простыл, так что Руис и Хосе оказались в незавидном положении. Сколько бойцов Дженкина на улице? Пабло мгновение назад поклялся бы, что только трое – не считая уже убитого, но теперь их стало больше. Такие условия схватки не сулили ничего хорошего, однако и отступить сделалось невозможным: Алава нуждался в помощи.

Капитан Пабло Руис подумал: возможно, это конец, пусть и далеко не самый худший. Однако развитие событий в который раз обмануло его ожидания. Было то заслугой ведьмы или нет, но мимолетное ощущение замедления времени, которое часто случается в критических ситуациях, оказалось чем-то совершенно иным.

Время для Руиса и правда замедлилось в разы. А судя по тому, как ловко сражался сразу с тремя противниками Хосе – удивительный эффект имел место и для него. Теперь, вопреки численному превосходству противника, Пабло нисколько не сомневался в победе.

Из ненаписанного дневника

К великому сожалению, мне никогда не довелось удовлетворить свое вполне естественное любопытство относительно природы противника, одолеть которого злополучной ночью оказалось невозможно. Описывать состоявшуюся в небе над Салемом схватку едва ли имеет смысл – откровенно говоря, в памяти моей сохранилась она удручающе плохо, словно дурной сон. Зато вот уж чего забыть я никак не мог, так это подробностей богомерзкого ритуала, совершенного надо мной, тяжело раненым и лишенным всяких сил, Кецией Мэйсон и другими ведьмами салемского ковена.

В этом месте хотелось бы отметить, что по прошествии многих лет я уже практически не держу на нее зла. Это может показаться странным, но последующая жизнь в виде весьма причудливой помеси человека и крысы, которую бывшие друзья сочли удачной иронией, была по-своему неплоха. Я всю жизнь кому-то служил, и стать в итоге фамильяром могучей ведьмы – логичное продолжение пути. Хотя, как уже отмечал ранее, жалкая смерть на заколоченном чердаке в Архэме никак не отвечает былым амбициям. Увы: к двадцатому веку золотая эпоха колдуний Новой Англии завершилась, и фамильярам также давно не суждено ничего хорошего.

Что касается похороненного на следующий день после тех событий капитана Алавы, то он первым пустил вход оружие, и тут я не ощущаю какого-либо груза вины. Если же вы спросите о Коттоне Мэзере, то лучшим ответом будет «Бог ему судья» – но я не употреблю подобную формулировку, ибо знаю о богах гораздо больше, чем вы желали бы узнать. В мире очень много знаний, которыми лучше не обладать, и мой печальный жизненный путь – прекрасное тому доказательство.

Надеюсь, что кто-нибудь все-таки описал его, коль скоро мне не суждено изложить всю эту историю на бумаге. Увы, убедиться в этом невозможно. Знаю я лишь о творчестве потомка несчастной Пикман (тот человек достиг высокой степени в искусстве), однако оно не лежит в литературном поле. Что остается добавить? Книга, которую взял я из холодных мертвых рук Симона, беглеца во времени и пространстве, до сих пор хранится в Аркхэме, в овеянном столь тревожной и загадочной славой Мискатоникском университете. Испанское издание начала семнадцатого века, перевод с утраченного арабского оригинала на латынь, одна их немногих возможностей ознакомиться с «Некрономиконом».

Советую вам держаться от этой книги подальше.

VII

Пабло Руис наконец пришел в себя после путешествия, похожего на сон. После долгого пути сквозь неизмеримое безумное пространство, наполненное светом, неописуемыми звуками и постоянно пребывающими в движении фигурами.

Не самый приятный опыт, если честно. Вполне понятно, почему Хосе отказался повторно нырнуть в треугольный люк – уже другой, проделанный под ведьминым домом в Салеме. У него теперь были дела поинтереснее…

Перед глазами лежащего на каменистой земле Руиса вновь обнаружилось звездное небо. Только теперь он уже по запаху воздуха понял: дома. Это однозначно Испания. Никак не вонючий Новый Свет… а что с теми солдатами? Успешно ли все они добрались? Все ли у ведьм и проклятого инквизитора, настоящего имени которого капитан так и не узнал, получилось сделать правильно?

Об этом лучше подумать потом. Сейчас время заботиться о себе.

Руис уже хотел подняться, когда над ним склонился человек в странных доспехах. Нечто похожее капитан некогда видел, но где? Память работала плохо. Солдат обратился к Руису, однако тот не разобрал ничего, кроме имени Луция Целия Руфа и слова «квестор». Над лагерем, разбитым в очень напоминающей Сугаррамурди местности, реяли штандарты римского легиона.

Солдат продолжал говорить, и незнакомый капитану язык, лишь отдаленно похожий на родной испанский, постепенно становится понятным – вот это уже знакомое ощущение.

Пабло не испытал ни отчаяния, ни разочарования.

В первый момент подумал он об одном: очень старый город лежит недалеко отсюда, и дом еврея там наверняка стоит. А значит, есть и люк, до которого можно добраться. Нужно. Ничего другого-то не остается.

Потому что следующая мысль, посетившая измученную голову капитана, была о ждущей его в иной эпохе жене. И о пачаране, который она так славно готовит.

Евгений Абрамович
ГРЯЗНАЯ ВОДА

Наступление на столицу провалилось. Весна выдалась холодной и дождливой. Ливни чередовались со снегопадами, дороги и поля затопило. Войска повстанцев завязли в грязи. Походные колонны растянулись на многие километры, отрываясь от тылов, подставляя фланги под удары правительственной армии. На подступах к столице мятежники были разгромлены. Теперь они тянулись обратно, на восток, в более лояльные к ним районы. К границам соседнего государства, которое предоставляло им оружие, инструкторов, финансирование и лагеря подготовки в обмен на возможные будущие уступки от нового, взамен свергнутого, правительства. Бросали на ходу технику, боеприпасы и мертвецов. Обочины дорог зарастали пустыми машинами и танками. Там же лежали трупы. Где аккуратно, в ряд, заботливо укрытые брезентом или плащ-палатками, где кое-как, вповалку. Тела лежали там, где их настигала смерть или там, где их оставляли товарищи, предусмотрительно сняв все ценное.

За последние дни Грех похудел, осунулся. Зарос густой рыжеватой щетиной. Он уже потерял счет времени, спал урывками, прятался в канавах и разрушенных домах. Да еще приходилось тащить на себе раненого Вавила. Раньше тот шел сам, ковылял на перевязанной ноге. Сейчас нога распухла, раздула изнутри штанину, как разваренная сарделька. Вавил пытался бодриться и шутить, но Грех видел, что парню хреново. Даже на расстоянии он чувствовал исходящий от него жар. Вавил никогда ни о чем не просил, Грех сам покорно брал второй автомат и подставлял плечо под дрожащую руку товарища. Так они и шли, медленно, с частыми остановками. Молча, разговаривая только на привалах.

– Как думаешь, сколько еще? – отдуваясь, спросил Вавил.

Он тяжело рухнул на вялую мертвую траву, где посуше. Стоянку выбрали хорошую. У склона высокой насыпи, возле моста. С дороги их не видно, зато впереди открываются бесконечные поля, затопленные тут и там вышедшей из берегов рекой. Вавил порылся в рюкзаке, вытащил консервную банку, ловко вскрыл ножом, жадно сунул в рот кусок жирной свинины.

– Не знаю точно, – ответил севший на корточки Грех, – до границы еще километров сто. Может повезет, нарвемся на наших. Или кто из местных укроет. Есть люди. Ты так-то не дойдешь…

Вавил пропустил слова мимо ушей, продолжал есть. Грех почесал колючий затылок, опустил лицо в ладони. На пару секунд погрузился в мысли. Наступление было тяжелым, но за ним была цель. Когда на горизонте уже виднелись высотки столичных окраин, когда своя артиллерия уже занимала позиции, казалось, что осталось совсем чуть-чуть. Ноги сами несли вперед. Потом были затяжные бои в пригороде, окружение, разгром. Отчаяние и жуткое предвкушение отступления. Даже нет, бегства. О плене не было и речи. Противник их не пощадит. В контрразведке заморят голодом, сломают пальцы и отобьют все нутро. На занятиях по политинформации им рассказывали жуткие истории о зверствах режима. Да и без того Грех наслушался всякого от перебежчиков и тех, кого меняли после временных перемирий.

Олег Грешкин, так привык к своему прозвищу, что иногда не отзывался на настоящее имя. Было в этом что-то. Посмотришься в зеркало – точно, по-другому и не скажешь. Ежик волос, глубоко запавшие хмурые глаза, скорбно опущенные уголки губ. Вылитый Грех. Два года назад он записался в добровольцы. После переворота, после студенческих волнений и беспорядков. После комендантского часа и расстрела на центральной площади, где погибли его однокурсники. После того, как полиция пришла за его родителями.

Прошлого больше не было, ни имен, ни фамилий. Он остался просто Грехом. Уже после боев за столицу, когда штурмовики сожгли отступающую колонну, были только он и Вавил, с которым они сдружились в учебке. Больше никого. Только они и желание дойти. До своих, до границы, до чего угодно.

Мысли прервал Вавил, протянул полупустую консервную банку.

– На, поешь.

Грех выудил остатки мяса, кусочком хлеба вымакал жир, запил водой из фляги. Привычно помог подняться Вавилу, взвалил его руку себе на плечи, обхватил за талию.

– Тяжелый вы стали, рядовой Вавилов, – попытался пошутить, – пузо отъели, мама не горюй…

– Поговори мне.

Пошли по склону насыпи, вдоль дороги. Под ногами хлюпала влажная земля, шелестела высохшая еще с осени трава. Было тихо, только где-то далеко-далеко ухала артиллерия. Звук шел отовсюду, растекался в пространстве. Невозможно было установить, где точно стреляют. Поля вокруг расходились в стороны, на самом горизонте сливались с серым небом. Тут и там отражали серость затопленные участки, как маленькие озера. Местность становилась болотистой, сырой. Греха бросало в дрожь от мысли, что придется идти через нее. Идти самому и тащить на себе раненного Вавила. Нужно избегать дорог и открытой участков. Оставались только затопленные леса и непроходимые болота. «Что ж, посмотрим, какой из меня следопыт» – успокаивал себя Грех.

– Хоть дождь закончился, – просопел над ухом Вавил.

Грех не ответил.

До следующего привала, казалось, прошла целая вечность. Грех опустил на землю Вавила, отдышался. Он был мокрым по пояс, пришлось идти по затопленному полю. Штанины липли к ногам, в ботинках мерзко хлюпало. Он оглянулся, увидел вдалеке мост, возле которого они останавливались в прошлый раз. Плохо, очень плохо. Прошли километра три, не больше. При этом выдохлись, измотались до полусмерти. Вавил лежал на боку, вытянув больную ногу. Хрипло, с бульканьем дышал. Грех лег рядом.

– Не, нельзя так… Не дойдем… Отдохнуть надо… Подольше…

– Ага, – Вавил перевернулся на спину, – ты спи… тебе надо. Я покараулю, а то…

Конец фразы утонул в реве двигателей. Низко пролетели два самолета, скрылись где-то вдалеке, уменьшились на горизонте до черных точек. Оттуда донеслись глухие раскаты взрывов.

– Ууу, – Вавил погрозил кулаком вслед самолетам, – слышь, Грех…

Он снова не закончил фразу. Грех спал, тяжело дыша, опустив подбородок на грудь.

Проснулся уже в сумерках. С трудом разлепил глаза. От сырости и мокрой обуви ломило ноги.

– Долго спал? – спросил Вавила.

– Так, пару часов.

– А ты?

– Я караулил.

Грех огляделся. Из-за низких туч солнца не видно. Скоро совсем стемнеет. Тихо, только где-то далеко по-прежнему раздавалась артиллерийская канонада, как ранний весенний гром. На самом горизонте, уже погруженном в темноту, сверкали вспышки.

– Идем.

Он поднялся, взял автомат Вавила, взвалил товарища на плечо. Тот был плох, хоть и не подавал виду. Горел, пылая сквозь одежду болезненным человеческим жаром.

Путь держали вдоль дороги, в сторону леса впереди. Долго шли молча, чавкая раскисшими ботинками. Ноги вязли в густой грязи, путались в длинной сухой траве, что как водоросли извивалась в холодной воде. Грех сопел и отдувался, волоча на себе непомерный груз. Не было сил, чтобы смотреть по сторонам, он полностью сосредоточился на ходьбе.

– Смотри в оба, – буркнул он Вавилу.

Впереди уже можно было рассмотреть ближайшие деревья. Между ними тоже журчала и переливалась вода. Паводок затопил лес, вышедшие из берегов реки захватывали все новые территории. Дорога спускалась с насыпи и разрезала чащу надвое, делая резкий крюк.

Грех отдался мыслям о лесе, будто там его ждал родной дом, ломящийся от еды стол и теплая женщина в сухой и теплой кровати. Вон уже деревья, совсем рядом. Поскорее уйти с открытого места, в уютную тьму деревьев. Там можно снова сделать привал. Переждать ночь. Спать.

Он даже не понял сразу, когда Вавил зашипел над ухом.

– Справа, Грех, справа!..

Они не бросились даже, рухнули в грязную холодную жижу под ногами. Намокшая одежда потянула вниз, вода сомкнулась над головой. Грех быстро вынырнул, за шкирку вытащил Вавила, сунул ему в руки автомат. Быстро вскинул свой, щелкнув предохранителем.

– Где? – шепнул он.

Ствол медленно ходил туда-сюда, обшаривая местность. Только привычные уже пейзажи. Затопленные поля до горизонта. Тут и там из воды торчали голые верхушки кустов и перекрученные скелеты мертвых деревьев. Больше ничего и никого. Только громко плюхнулось что-то в воде вдалеке.

– Ну? – повторил он, начиная злиться.

Вавил под боком трясся от холода и страха, не в силах связать два слова.

– Я ви… я вид… – заикался он, – видел…

– Что?

Вавил не успел ответить. Грех зажал ему ладонью рот, прислушался, молясь про себя, чтобы ему всего лишь показалось. Но нет, со стороны дороги точно послышался рев приближающейся техники.

– За мной! – коротко рявкнул он. – Живо!

Схватил товарища за воротник и как можно быстрее помчался прочь от дороги. Широко шагая, расплескивая воду. Но медленно, все равно медленно. И шумно, думал он. Заметят.

Залегли в кустах, наспех укрывшись среди голых ветвей и сухих камышей. Почти скрывшись под водой. Наружу торчали только макушки и носы. И глаза, которые внимательно следили за происходящим.

Со стороны моста показался броневик. В сумерках он казался почти черным, но хорошо был виден правительственный флаг на борту.

Броневик остановился. Как раз напротив затаившихся беглецов. Полсотни метров, не больше. С брони спрыгнули трое, огляделись. Четвертый остался сидеть сверху, возился там с каким-то прибором. У Греха внутри похолодело. Ствол его автомата выглядывал над водой, смотрел прямо вперед. Держал на мушке солдата на броне. Вавил рядом, затаился, тоже целился в кого-то из них. Если заметят, бой будет коротким. Они подстрелят одного-двух. А остальные? Экипаж машины?

У Греха еще два магазина плюс граната. У Вавила столько же. Те на дороге среагируют быстро. Залягут, спрячутся за броневиком. Повернется орудийная башня с крупнокалиберным пулеметом. На них двоих хватит одной меткой очереди.

Солдаты о чем-то громко переговаривались, даже спорили. Один в гневе жестикулировал, показывал рукой на лес. Двое других наоборот, указывали на поля вокруг и назад на мост. Боец на броне продолжал сосредоточенно возиться с чем-то. Кто-то из них ткнул пальцем, как показалось Греху, прямо туда, где спрятались они с Вавилом. Другие будто бы повернули головы. Дыхание перехватило. Заметили! Палец лег на спусковой крючок.

Нет, успокоился Грех. Продолжают спорить. До него доносились обрывки фраз и мат. Спорят, стоит ли ехать дальше. В лес. Те двое, что были против твердо стояли на своем. Боятся, отметил Грех с удовлетворением, хотят вернуться.

Боец на броне, наконец, зашевелился. Громко сказал что-то, привлекая внимание. Остальные замолчали. Что-то громко зашипело, прокашлялось помехами и заговорило усиленным динамиками человеческим голосом.

– Бойцы повстанческой армии! Ваше дело погибло. Вы разбиты, а ваши лидеры сбежали. Правительство готово дать вам амнистию, о чем президентом был подписан соответствующий указ. Не оказывайте сопротивление. Выходите с поднятыми руками к позициям правительственных войск. У нас вас ждет сухая одежда и теплая пища. Война закончена. Мы даем вам слово, что после сдачи и разоружения вас сразу отправят домой…

Грех с Вавилом переглянулись. Грех покачал головой. Известный прием. Не в первый раз уже противник балуется подобным. Такие вот сообщения, листовки над окопами. Сдавайтесь, мы вам все простим. Грех уже видел, когда бойцов с белым флагом расстреливают в упор. Они с Вавилом продолжали держать на прицеле солдат у броневика, сидя по горло в грязной ледяной воде.

Голос говорил что-то еще, но все об одном и том же. Когда сообщение закончилось, бойцы снова запрыгнули на броню. Машина развернулась и поехала в сторону моста. Решили все-таки вернуться. Грех провожал их взглядом.

Совсем стемнело. Когда броневик скрылся из виду, Грех потащил Вавила дальше.

– Быстрей, – сопел он, отдуваясь, дрожа от холода и пережитого напряжения, – давай, скоро уже…

Однако лес теперь уже не казался спасением. Темная громада стояла впереди, безмолвная, подтопленная водой. Из-за пасмурной погоды не было ни звезд, ни луны. Ни света, ни огонька. Кромешная тьма. Черным-черно.

Не успел он подумать об этом, как темноту позади них осветила сигнальная ракета. Грех с Вавилом снова нырнули в воду, обернулись на свет. Огонек вспыхнул высоко и теперь бледным маленьким светлячком опускался к воде. Тут щелчками и треском раздались выстрелы. Со стороны моста. Оттуда, куда уехал броневик. Линии трассеров рассекали ночь. Работали автоматы и крупнокалиберный пулемет. Стреляли с дороги куда-то в сторону, по воде.

– В кого они? – будто сам у себя спросил Грех.

Вавил застыл на месте.

Ракета спустилась к самой земле, догорела. В ее последних отблесках Греху показалось, что какая-то тень карабкается по насыпи далеко впереди. Игра света, успокоил себя. Ничего особенного.

Стрельба прекратилась вместе с вернувшейся темнотой. Грех посмотрел на друга. Тот стоял по пояс в воде. В метре, потрогать можно, но виден был только темный силуэт с автоматом наперевес. Товарища трясло.

– Идем, – Грех взял его под руку.

Идти в воде было тяжело. Ноги будто налились свинцом, отваливались.

– Ты кого там видел?

– А? – Вавил встрепенулся, будто разбуженный.

– Когда в первый раз нырнули?

Вавил долго не отвечал, только сопел и трясся на плече у Греха.

– Так, – выдавил наконец, – показалось…

В лесу было помельче, вода доходила до колен, иногда опускалась до щиколоток. Но теперь ноги вязли в мягком мхе, проваливались в затопленные норы, цеплялись за корни деревьев. На поверхности толстым слоем плавали хвойные иголки и обломанные ветки.

Грех шел наугад, просто вперед. Зная, что дорога слева. Впереди не должно быть крупных населенных пунктов, только деревни. Большинство из них брошены из-за войны. Уже совсем рядом пограничная зона. Это еще впереди, рано расслабляться. Пока надо найти место повыше. Отдохнуть, просушиться, поесть, поспать.

Лес молчал. Мертвый, болотистый. Верхушки деревьев не видны в темноте, только могучие стволы. Массивные, шершавые наощупь, как ноги окаменевших исполинских животных. Вокруг ни звука, только плеск воды между деревьями и хлюпанье собственных шагов.

Тишину разорвал до боли знакомый свист. Грех нырнул к стволу ближайшей сосны. Потащил Вавила, обнял, накрыл собой. Снаряд разорвался впереди, деревья застонали. Засвистели, защелкали в воздухе осколки, выбивая щепки из стволов. Другой с чавканьем и железным лязгом плюхнулся совсем рядом. От взрыва вспучилась и задрожала земля. В стороны полетели брызги и жирные влажные комья. Грех вжался в землю. Не первый раз он был под обстрелом, но снова и снова хотелось зарыться куда-нибудь с головой.