Текст книги "Глубинный путь"

Автор книги: Николай Трублаини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)

6. Ночь на улице Красных ботаников

– Что же нам делать? – спросил профессор.

Шел второй час ночи. С крыши виднелось сонный город, бледные фонари освещали безлюдную улицу Красных ботаников, куда выходил дом. Как пропасть, чернел двор перед домом.

– Чья же это затея? – поинтересовался астроном.

– Конечно, коменданта, – возмущенно сказал Шелемеха.

Гопп и Макуха смеялись, предлагая заночевать на крыше и поручить Свече охранять их сон, а заодно заняться изучением звездного неба.

– Смех смехом, – недовольно бормотал Барабаш, – а мне завтра утром на работу надо.

– Так чего же ты спешишь? – удивился Самборский.

– Как чего? Когда же я буду спать? И ты тоже?

– В твоем распоряжении еще целые сутки, если тебе на работу только завтра… Еще выспишься. А вот нам сегодня.

– Опять пристал, – Барабаш махнул рукой. – Я говорю «завтра» условно, имея в виду наступающее утро.

Все опять начали стучать в дверь и кричать, но ничто не помогало. Какой-то одинокий прохожий поднял голову, взглянул с противоположного тротуара на крышу, однако на крики, обращенные к нему, не ответил и поспешил своей дорогой.

Конечно, мы могли бы поднять такой шум, что разбудили бы не только весь дом, но и всю улицу, но перспектива стать мишенью для шуток остановила нас.

Я обратил внимание, что врач ни на минуту не отходил от Лиды, хотя та относилась она к нему довольно холодно: не отвечала на его вопросы и лишь иногда приказывала ему стучать или звать людей. Зато Барабаш очень заботился о девушке, и в голосе его все время звучала нежность. Макаренко пристально следил за ними, а когда ему приходилось обмениваться с Барабашем несколькими словами, голос его звучал неприветливо.

Выход из нашего неудобного положения неожиданно предложил именно Макаренко.

– Позвольте мне спуститься вниз по водосточной трубе, а там я уже найду способ вызволить вас.

– Ты что, решил заняться акробатикой? – спросил Самборский.

– Возможно. С вашей помощью я через пять минут буду стоять на тротуаре.

– Нет, это безумная затея, – сказал Аркадий Михайлович. – Лучше продолжим стучать.

– А может, молодой человек действительно выручит нас? – спросил Шелемеха.

– Тоже придумал! – вдруг возмущенно вырвалось у Лиды.

– А что? Я поддерживаю. Собственно, я и сам мог бы проделать эту операцию.

– Еще бы!

– Правда, я килограммов на двадцать тяжелее…

Аркадий Михайлович прервал разговоры и предложил еще раз «хорошенько постучать в дверь».

Все подошли к двери. Только Лида, Макаренко и я остались на месте. Я стоял под пальмой, а они – у стола и, видимо, не видели меня.

– Прошу вас, – раздался взволнованный голос Лиды, – бросьте эту выдумку.

– Тут нет ничего страшного.

– Назло?

«Черт возьми! – мелькнула у меня мысль. – Я физкультурник и раньше не уступал сноровкой акробатам. Правда, давно не практиковался, но есть шанс заслужить внимание этой молодой особы».

Долго не раздумывая, я подошел к столу и сказал:

– У меня есть опыт в таких упражнениях…

– Вы что же, специально тренировались лазить по водосточным трубам? – насмешливо спросил Макаренко.

– Нет… но…

– Товарищи! – воскликнул Барабаш, подходя к нам. – Тут еще один желает спуститься по водосточной трубе.

Аркадий Михайлович, услышав, что спускаться собрался я, сильно разволновался, а Шелемеха рассмеялся мне в лицо, уверяя, что я только воображаю себя искусным альпинистом.

– Ничего ты не знаешь, – защищался я. – Сейчас покажу.

Короче говоря, мне удалось добиться своего.

Из обрывков шпагата, найденных на вазонах, сплели веревку и обвязали меня ею для страховки.

Я снял пиджак и ботинки и чувствовал себя героем, пока не оказался на краю крыши и не спустил ноги в воздух. Пятиэтажный провал показался мне вещью не самой приятной. Надо сказать, что всю жизнь я боялся высоты, хотя упорно с этим боролся. Я прыгал с парашютом, летал на самолетах, лазил по горам, но избавиться от этого страха так и не смог.

Спускаться мне помогали Шелемеха и Макаренко. Больше всего я боялся, что они заметят мое волнение. Меня словно била нервная дрожь, и они могли почувствовать это по моим рукам.

Обхватив широкий раструб трубы, я пытался поймать ногами ее изгиб. Один раз мне показалось, что я вот-вот сорвусь, но спасла веревка, которой я был обвязан. Наконец, крепко держась за водосточную трубу, я начал медленно спускаться.

Я поравнялся с четвертым этажом и нащупал ногами узкий карниз, но почувствовал, что труба гнется в руках. Посмотрел вниз, и голова начала кружиться. Тогда я поднял голову, раздумывая, что делать дальше, и увидел, как по водосточной трубе спускается еще кто-то.

– Подождите, – послышался голос Макаренко. – Я сейчас спущусь ниже, а после спускайтесь вы. Пропустите меня вперед.

Я послушно выполнял его приказы. Теперь он находился ниже и время от времени поддерживал меня, помогая спускаться. Делал он это так тактично, как будто никакой услуги мне не оказывал.

Не прошло и пяти минут, как мы оказались на тротуаре и… увидели перед собой двух милиционеров.

– Вы, граждане, из солярия? – спросил один из них.

– Да… А откуда вы знаете? – удивился инженер.

– Знаю. А ну-ка, зайдем в дом.

– Нам как раз сюда и надо.

Мы вкратце объяснили милиционеру, в чем дело.

– А нас по телефону управдом вызвал. Просил помочь и сказал, что группы неизвестных хулиганов забралась в солярий.

– Хулиганов? – возмутился я. – Там же профессор Довгалюк, летчик Шелемеха. Слышали о них?

Конечно, в те дни трудно было встретить человека, который не слышал бы о майоре Шелемехе.

На пятом этаже мы увидели человека, который сидел на стуле перед запертой дверью в солярий и с видом полного безразличия курил папироску. Увидев милиционеров, мужчина поднялся, вопросительно глядя на меня и на Макаренко. Возможно, мы поразили его тем, что были босиком и без пиджаков.

– Вы кто такой, гражданин? – спросил старший милиционер.

– Управляющий этого дома, Иван Семенович Черепашкин. Очень рад, что вы пришли. Мне надо задержать группу нарушителей общественного порядка и составить на них акт.

– Идиот, – прошипел Макаренко и обратился к милиционеру:

– Прикажите ему отпереть дверь. Это он запер нас в солярии.

– Товарищ милиционер, граждане, что там заперты, не подчиняются распоряжениям домоуправления. Против них надо принять решительные меры.

– Открывайте, – приказал милиционер. – Там разберемся.

Короткая летняя ночь кончалась, когда мы выходили из квартиры профессора Довгалюка. Черепашкин настоял на составлении протокола, который в конце концов подписали все, за исключением самого управдома, не соглашавшегося с формулировкой «преступления гражданина Довгалюка и его знакомых».

7. На следующий день

Станислав уехал на дачу. Он оставил меня в своей квартире, заявляя, что моя обязанность, пока не приедут родители, охранять его сестру. Должно быть, Лида и в самом деле после случая с ворами побаивалась оставаться одна на ночь.

Мне была отведена небольшая комната рядом с кабинетом, и Станислав взял с меня слово приходить домой не позже одиннадцати вечера.

Я обещал сдержать слово и за это получил запасной ключ от квартиры.

Около часа дня я перевез из гостиницы на улицу Красных ботаников свои вещи и отправился в редакцию. Первым я встретил там Догадова. Он обнял меня за плечи и, ведя по коридору, начал расспрашивать о «вечере фантазии».

– Интересно? Расскажите, кто был.

– Не так интересно, как я думал, но мне нравится эта затея. Получается очень забавно.

– О чем же там говорили?

Вспомнив, что профессор просил не рассказывать о фантастическом плане Тараса Чутя, я не знал, что ответить Догадову. Собственно, и без того я не отважился бы говорить: вчерашняя беседа в дендрарии профессора Довгалюка казалась мне делом несерьезным. Но ответить было надо.

– Ничего особенного. Ну, говорили о мальчике, приславшем в «Звезду» письмо…

– То письмо, которое взял у нас профессор?

– Да.

– А что о нем говорили?

– Говорили, что из парнишки человек получится, – выдумывал я, лишь бы что-нибудь сказать. – По мнению нескольких присутствующих, это должен быть талантливый мальчик. Ну, а по-моему, – я засмеялся, чтобы мой собеседник понял, что это шутка, – по-моему, он просто гениален.

– Да ну?

– Вот вам и «ну».

Я рассказал о вторжении в дендрарий идиота Черепашкина и вызвал своим рассказом у Догадова веселый смех. Он снова попросил меня помочь ему посетить один из вечеров профессора.

– Сестра вашего летчика была?

– Была.

– Вы меня с нею познакомите?

– Постараюсь, – не особенно охотно пообещал я.

Из редакции я пошел обедать в ресторан, а перед вечером вернулся на новую квартиру. Из столовой выглянула Лида.

– Идите сюда, – позвала она.

В столовой, возле широко раскрытого окна, того самого, через которое позапрошлой ночью удрал вор, стоял – кто бы вы думали? – инженер Макаренко. Я хотел пройти в свою комнату, чтобы не мешать разговору хозяйки с гостем, но Лида задержала меня, расспрашивая, где я был. Мне пришлось остаться с ними.

Я впервые смог разглядеть Макаренко при дневном свете. Он был высокого роста, но не очень, я бы сказал, строен. Густые черные брови над темными глазами, то хмурыми, то, наоборот, спокойными, жизнерадостными. Хорошее мужественное лицо, которое немного портили большой нос и тонкие губы. Он говорил не очень громко, быстро выговаривая слова, жесты не были округлыми, но и не отличались угловатостью. Я глядел на него и впервые почувствовал какую-то симпатию к этому человеку. Да, это не был веселый, живой, чуть въедливый Самборский, который мне сразу понравился, или Барабаш, привлекавший к себе спокойствием, некоторой медлительностью и приятным дружеским тоном. Вряд ли Ярослав Макаренко мог понравиться кому-нибудь с первого взгляда. Но, присмотревшись к нему ближе, нельзя было не заметить, что это человек, полный противоречий, борющийся с самим собой, человек, который остро чувствует, лишен самоуверенности, наоборот – склонен к сомнениям и колебаниям, но в то же время отличается невероятной настойчивостью.

«Такой человек может быть героем… или великим злодеем» – промелькнула мысль, но сразу же стало неловко за такую банальность.

– Выспались? – спросил я его, чтобы завязать разговор.

– Я могу мало спать, когда нужно. Один шахтер научил меня так спать, что минут за двадцать-тридцать высыпаешься и чувствуешь себя совершенно бодрым, – улыбнулся он.

– И вы всегда так спите?

– Нет. Злоупотреблять этим не следует.

– Вы бы меня научили.

– Это нужно показать. Может быть, когда-нибудь сделаю.

– Ну, а я едва не опоздала на работу, – сказала Лида. – Сегодня лягу рано… Хотите чаю?

– Если позволите, то немного погодя, – сказал я.

– Хорошо. Тогда я угощу вас концертом. У нас радиола, а Станислав принес новые пластинки.

– Я предпочел бы пианино, – проговорил Макаренко.

Он посмотрел на Лиду таким ясным, хорошим взглядом, что мне захотелось сказать:

«Я знаю, что вы называли Лиду Снежной Королевой».

Лида подошла к пианино, открыла крышку и провела рукой по клавишам.

– Ярослав, что?

– Ты знаешь, что я люблю.

– Шопена?

Они на «ты»? А как же Барабаш?

Хотя я и не очень понимаю в музыке, но Шопена люблю. Лида играла так, что и сейчас, много лет спустя, закрыв глаза, я с необыкновенной яркостью вспоминаю ее за пианино, снова в ушах моих звучит музыка, снова меня охватывает очарование тех минут.

Прислонившись головой к оконной раме, прикрыв глаза, Ярослав Макаренко слушал музыку.

«Может быть, мне лучше уйти отсюда?» – подумал я.

Вдруг у входных дверей прозвучал звонок. Я встал, чтобы открыть. Лида оборвала игру.

За дверью стоял Барабаш.

– Добрый вечер! Добрый вечер! – весело приветствовал он меня.

Я постарался ответить ему тем же тоном:

– Доброго здоровья, доктор!

– Лидия Дмитриевна дома?

И он, как человек почти свой, не ожидая ответа, направился в столовую.

Мы вошли туда вместе. Ярослав прощался с Лидой. Кивнув мне и Барабашу, он быстро вышел. Лида проводила его до лестницы.

– Что, работает инженер над проектом? – спросил с явным любопытством Барабаш.

– Не знаю, – сказал я. – Мне лично вчерашние разговоры кажутся сплошной фантазией.

– Вы правы. Но наш старик всю жизнь увлекался разными фантазиями. Увлекался искренне и старался их осуществить, хотя это удавалось ему редко. Но мы любим его именно за это. Вы знаете, он возил одних из нас в Арктику, других в тропики, поднимал в воздух, спускал под воду и под землю, искал с нами каучуконосы, выращивал в комнатах бананы, строил модели ракет для космических путешествий, носился с идеей показа живых акул в нашем зоологическом саду… Интересный дед! Я, например, глубоко благодарен ему за все его фантазии…

В комнату вернулась Лида. Она выглядела немного смущенной и встревоженной. Остановилась у пианино и стала слушать нашу беседу.

– Лида, я зашел, чтобы идти в кино, – обратился к ней Барабаш.

– Я в кино не пойду.

– Почему? Ведь мы условились.

– У меня болит голова. Две бессонные ночи и столько волнений… Я устала. Сегодня рано лягу спать.

Я мысленно хмыкнул, слушая объяснения Лиды. Она, я бы сказал, говорила неправду – хоть сказать так было бы не совсем точно. Да, Лида провела две бессонные ночи; вероятно, у нее и в самом деле болела голова. Но бесспорно и то, что она радовалась предлогу не пойти с Барабашем в кино. Счастливое настроение, охватившее ее вблизи Макаренко, исчезло, что-то ее раздражало… Вероятно, мне лучше уйти в мою комнату.

Я так и сделал.

Вскоре после этого стукнула дверь на лестнице. Это вышел Барабаш.

С час я лежал на диване, думая о Лиде, о Макаренко и Барабаше. Их взаимоотношения были неясны мне, но письмо, найденное на берегу моря, помогло кое в чем разобраться. Когда-то, давно, где-то на Кавказе, Макаренко и Лида встретились. Лида понравилась инженеру… Вероятно, он еще не был инженером… Любопытно, сколько лет ему и ей?.. Она, без всякого сомнения, на несколько лет моложе его. Шутя девушка назначила ему свидание. И вот встреча на маленькой станции. Договорились они там о чем-нибудь? Почему она не отвечала на его письма? Почему он, такой энергичный и влюбленный, не вернулся и не разыскал ее? У него был неприятности… Мне что-то говорил об этом Черняк. Потом все-таки он вернулся… Ну, а Барабаш? Любит она его? Он, по-видимому, очень любит ее. Станислав ждет, что они поженятся… А что будет теперь? Вернулся Ярослав и разбудил старые чувства. А все-таки, что будет?

На этом мои размышления оборвал легкий стук в дверь.

– Идите пить чай, – позвала Лида.

Я вскочил и пошел в столовую. На столе стоял букет белых роз.

– Так вы не спите? – сказал я.

– После чая лягу.

– Чудесные розы! – проговорил я, садясь к столу и глядя на бутоны с нежно-белыми лепестками.

– Это «снежная королева».

– Они напоминают… вас.

– Спасибо за комплимент! Но не от вас первого слышу.

– Значит, это не комплимент, а правда. Кто же высказал эту мысль?

– Вам какого варенья?

Пока мы пили чай, она рассказывала о своей лаборатории, о людях, там работающих, о директоре института – академике Саклатвале.

– Вы знаете, это необыкновенный человек. Он исключительно точен во всем. Он живет по расписанию и всегда работает. Только во время отпуска он разрешает себе отдых: занимается физкультурой, купается, копает огород, сажает цветы.

– Вы хорошо осведомлены о жизни вашего начальника.

– Я работаю с ним третий год.

– А когда вы окончили институт?

– Весной. Я училась и одновременно работала в нашей лаборатории.

– Сколько же вам лет?

– Двадцать один. А вам?

– Тридцать восемь.

– Какой вы старый!

– Разве это старость? – обиделся я. – Для мужчины это самое лучшее время.

Она рассмеялась.

– Возможно, возможно… Между прочим, Саклатвала заинтересовался нашими вчерашними разговорами.

– Как он узнал о них?

– По всей вероятности, ему звонил Аркадий Михайлович. Они старые друзья. А сегодня Саклатвала пригласил к себе Самборского и Макаренко и долго разговаривал с ними. Кажется, речь шла об этом деле.

– Завидую Тарасу Чутю. Чего доброго, и в самом деле что-нибудь выйдет из его выдумки.

– У нас в последнее время вообще шли разговоры о строительстве туннелей. Макаренко предложил свой проект крымского туннеля. Вы знаете Макаренко?

– Мало. Сегодня видел его в третий раз. Говорят, способный инженер. Он мне нравится, а сначала, откровенно говоря, показался несимпатичным.

– А-а… – Она что-то хотела сказать, но вдруг замолчала, потом пожелала мне спокойной ночи и ушла к себе.

Я вернулся в свою комнату и, по привычке, начал ходить из угла в угол.

«Что она хотела сказать? Почему оборвала разговор?» – роились в моей голове вопросы.

Потом мысли перешли на другое. Я старался представить себе Тараса Чутя и гадал, чем закончится причуда профессора Довгалюка, связанная с проектом парнишки.

После получасовой прогулки по комнате я лег спать, так и не решив ни один из вопросов.

8. Доклады двух инженеров

Заседание Научного комитета новых сооружений началось точно в назначенное время. За минуту до этого все члены комитета заняли места за длинным столом, на краю которого пристроились и мы с Черняком. Антон Павлович был членом комитета. Благодаря его протекции мне разрешили присутствовать на этом заседании, причем предупредили заранее, что здесь могут рассматриваться дела, не подлежащие оглашению.

Заседание открыл председатель комитета, академик Саклатвала. Высокий, бородатый, с седой головой, он возвышался над столом, словно монумент. Сразу же он предоставил слово инженеру Макаренко.

С самого начала доклад крайне удивил меня. Месяц назад, присутствуя на «вечере фантазии» в дендрарии на улице Красных ботаников, я не сомневался, что разговоры о фантастическом туннеле для сверхскоростного движения так разговорами и останутся. Теперь же речь шла о туннеле как о чем-то вполне реальном, а Комитет новых сооружений, очевидно, уже готовил материалы по этому вопросу для рассмотрения их правительством.

Сегодня комитет слушал информацию Макаренко и Самборского. Первый должен был изложить все «за» и «против» строительства туннеля, второй – ответить на вопрос, можно ли создать энергетическую базу для такого колоссального сооружения.

Все члены комитета уже ознакомились с докладными записками Макаренко и Самборского. Инженеры сделали только предварительные наброски. Но даже по этим наброскам можно было достаточно отчетливо представить, каким явится подземный путь от Москвы до Дальнего Востока. Главное – были рассмотрены принципиальные вопросы, а сейчас происходила, так сказать, публичная защита видоизмененной идеи Тараса Чутя перед выдающимися учеными и техниками. В том, что вопрос о строительстве гигантского туннеля поступил на рассмотрение в комитет, некоторая заслуга принадлежала и редактору «Звезды». Антон Павлович Черняк, непосредственно связанный со многими учеными, сделал все, чтобы их заинтересовать. Разумеется, мой редактор принимал живое участие во всем, о чем шла речь на заседании, задавал вопросы и время от времени подталкивал меня, чтобы обратить мое внимание на то, что, по его мнению, было самым важным.

Макаренко закончил свой доклад так:

– Я изложил свои взгляды на осуществление этой идеи. Мы пришли к выводу, что объем грунтовых работ составит около одного миллиарда кубометров. Разумеется, круглая форма туннеля была бы наилучшей, но для поездов она не совсем удобна, а потому туннель должен иметь немного иную форму. Это будет колоссальная труба со стенками различной толщины – в зависимости от грунта, где она будет проходить. В скалистых грунтах достаточно будет стальной рубашки толщиной в один сантиметр. В самых плохих грунтах, таких, как глина, пески, плывуны, подземные воды, это должна быть труба со стенками в три – три с половиной метра. Оболочка туннеля в таких местах должна слагаться из четырех слоев: бетона, железобетона, стали и так называемой чугуностали. Эти слои гарантируют туннель от каких-либо повреждений извне. Если правительством будет утверждено такое строительство, нам придется выкопать около двух тысяч шахт, чтобы можно было проводить туннельные работы на всей трассе одновременно. По моему мнению, следует строить двухколейный путь, чтобы поезда могли двигаться в обоих направлениях без остановок. Весь туннель будет пролегать на уровне поверхности моря, поэтому под Москвой вокзал придется строить на значительной глубине… Итак, наши технические возможности дают нам право заявить, что туннель Москва – Дальний Восток не фантазия. Его можно построить за два года. Опыт наших горных инженеров и строителей порука в том, что все работы будут проведены быстро и энергично. Конечно, строительство потребует чрезвычайно большого количества материалов и людей. Для того чтобы через два года закончить туннель, непосредственно на строительстве должны работать полтора миллиона человек. Получится немногим больше четырех погонных метров туннеля на одного человека. Не менее двух миллионов человек будет занято производством материалов. В Сибири нужно создать специальные металлургические и другие заводы. В первые годы они будут работать исключительно на туннель. Но эти колоссальные затраты целиком оправдают себя. Скорость движения поездов в таком туннеле составит полтораста километров в час. Расстояние Москва – Владивосток будет покрыто за шестьдесят часов, а теперь скорые поезда проходят его за двести сорок часов.

Далее докладывал инженер-энергетик Самборский.

Он рассказал о своих подсчетах: сколько необходимо электроэнергии для обслуживания строительства и для эксплуатации туннеля. По мнению Самборского, туннель должен иметь пять мощных электростанций, с линиями высоковольтных передач на расстояния до семисот километров. Новейшие изоляционные материалы дают возможность делать такие передачи кабелями, проложенными под землей.

– Вы видите из моей докладной записки, – говорил Самборский, – что намеченные станции будут иметь несколько необычный вид. Это гидро– и теплоцентрали, расположенные под землей, что, так сказать, отвечает стилю нашего строительства. Почему я предлагаю такие станции? Я исхожу из того, что, пока существуют на земном шаре империалистические государства, мы не избавлены от угрозы военного нападения на нашу страну. Вражеская авиация может сбросить огромное количество взрывчатых веществ на наземные строения и уничтожить их. Но подземные сооружения останутся в полной безопасности – наши электростанции мы спрячем на большую глубину. Даже атомная бомба не причинит им никакого вреда… Кроме того, я лично убежден, что в данном случае подземное строительство будет дешевле, так как мы широко используем подземную газификацию и подземные воды. Из докладной записки вы видите, что сама прокладка туннеля требует колоссального количества электроэнергии и тем самым ставит на реальную почву проблему Ангарского гидроэлектрокомбината. Ранее, как вам известно, вопрос о создании серии огромных электростанций на Ангаре упирался в невозможность найти поблизости потребителей для десяти миллионов киловатт энергии. Теперь такими потребителями будут подземный электропуть и связанные с ним предприятия. В число подземных электростанций я включаю гидроцентраль, которая использует воду Байкала. Идею этой станции подсказал мне мой друг инженер Макаренко. Нужно создать подземную реку, вытекающую из Байкала на глубине приблизительно пятидесяти метров. Эта река образует водопад вышиной в сто – сто пятьдесят метров. Мы предлагаем создать подземную Ниагару, пользуясь тем, что уровень воды в Байкале на полкилометра выше уровня океана. Сделать это тем легче, что именно на больших глубинах геологические условия будут нам благоприятствовать. Я очень благодарен Ярославу Васильевичу за то, что он натолкнул меня на такую мысль, но… – голос Самборского зазвучал резко, – но я не могу не выступить здесь с критикой некоторых его утверждений. Я считаю, что сумма затрат, количество рабочей силы и материалов в его докладной записке сильно преувеличены. Одной из причин его неправильных расчетов является то, что он слишком большое внимание уделяет внутреннему оборудованию туннеля. В скалистых грунтах, часто встречающихся на больших глубинах и в горных местностях, туннелю не понадобится никакой рубашки. Во всех других грунтах расчеты этой рубашки у Макаренко недопустимо преувеличены.

Слушатели зашумели. То, что между основными докладчиками возникли несогласия, было для всех неожиданностью.

Снова выступил Макаренко. Он защищал свои расчеты, но даже мне, не такому уж знатоку в этих делах, его доказательства казались гораздо менее убедительными, чем доказательства Самборского. Почти все выступавшие по этому поводу склонялись на сторону Самборского, хотя и советовали еще раз все подсчитать.

Заседание затянулось допоздна. Закрывая его, академик Саклатвала сказал:

– Я считаю, что эта чудесная идея должна претвориться в жизнь. Большинство присутствующих, мне кажется, даже не представляют себе, какое большое значение имеет сооружение туннеля. Должен уведомить членов комитета, что правительство очень интересуется туннелем. По мнению авторитетных людей, туннель, кроме экономического, будет иметь также большое стратегическое значение. Каждый из нас получит для обработки один из разделов эскизного проекта этого глубинного пути с тем, чтобы через месяц можно было доложить правительству результаты. Что касается спора между молодыми людьми, я ему очень рад, ибо, как известно, в спорах рождается истина.

…Когда все вышли на улицу, была уже ночь. Антон Павлович подвез меня на своей машине домой. Я снова жил в гостинице, так как вернулись в город родители Станислава. В этой же гостинице жил и Макаренко.

Со дня на день я ждал откомандирования на строительство новых нефтяных промыслов, но Черняк задерживал меня. После очерка о лаборатории металлов, где работала Лида, он заставил меня писать о велосипедных моторах, потом о новом рефлекторе в обсерватории, но из города не отпускал.

– Как вам нравится? – торжествуя, спрашивал редактор.

– Что именно?

– А то, что мы заварили с проектом. Ведь это заслуга нашего журнала. Скольким редакциям парнишка посылал свой проект, а к нам попал – и вот видите.

Я прямо-таки оторопел, слушая самовосхваления Антона Павловича, которого до сих пор знал как человека скромного.

– Но… при чем здесь мы с вами? Ведь от замысла Тараса Чутя осталось совсем мало. Это Макаренко… Самборский… И не мы, а профессор Довгалюк познакомил их с фантазией мальчика.

– Но ведь Довгалюк наш старый сотрудник, а Самборский и Макаренко – его ученики, люди, которые бывают в редакции чуть ли не каждый день. Где они нашли проект? В редакции «Звезды»! Кто горячее всех откликнулся на предложение осуществить эту идею? Мы! Понятно? То-то оно и есть!..