Текст книги "Глубинный путь"

Автор книги: Николай Трублаини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

24. Прогулка в горах

Дня через два после этого в подземных глубинах прозвучал взрыв – это взорвали остаток породы, разделявший Дальневосточный и Забайкальский секторы туннеля, – и глубинные воды потекли руслом, которое вывело их к морю.

На следующее утро я зашел в столовую и застал там Ярослава и Лиду. Они оживленно разговаривали.

Давно мне не приходилось видеть их в таком приподнятом настроении. Лида непрерывно смеялась, слушая шутки Ярослава, а он в это утро был на удивление говорлив и остроумен.

Он рассказывал всякую чепуху, задирал пушистого кота, который терся у его ног, встретил меня шуткой, едва я переступил порог столовой.

– Мартынович, идите к нам, – пригласил Ярослав, подвигая мне стул.

– Давно не видел вас такой веселой, – обратился я к Лиде, устраиваясь на стуле. – Кажется, снова влюблюсь.

– Олекса Мартынович, лучший возраст мужчины, о котором мы когда-то говорили, уже миновал.

– А именно?

– Помните, когда-то вы признались, что вам тридцать восемь. Теперь, наверное, уже за сорок.

– У вас прекрасная память. Лучше, чем у меня, – усмехнулся я.

– Да, неплохая.

Но Ярослав, как видно, решил, что наш разговор может перейти на разные воспоминания, чего он сейчас не хотел, и постарался направить беседу в иное русло – сказав, что у него сегодня выходной день и он свободен до следующего утра.

– А у вас? – спросил я Лиду.

– Считается, что я еще не совсем выздоровела. Доктора запретили мне работать и сегодня и завтра, – итак, я могу присоединиться к вашей компании. У вас, как известно, всегда есть свободное время.

– И никогда его нет, – ответил я, – потому что всегда обдумываешь еще не написанную статью или очерк.

– Ну, на сегодня вы об этом забудьте. Мы собираемся весело провести время после обеда.

– А до обеда?

– До обеда? Мне хотелось пройтись к Высокой беседке. Оттуда открывается чудесный пейзаж. Хотите, друзья, пойдем?

Разумеется, мы оба сразу согласились. Впрочем, не знаю, был ли Ярослав доволен моим согласием.

Идти было недалеко. День выдался теплый, и мы не взяли ни шляп, ни пальто. Только Лида захватила с собой легонький плащ. Узкая тропинка вывела нас на край поселка к холму, и мы начали не спеша взбираться наверх.

Вдали поднимались вершины гор, до половины покрытые невысокими соснами и густыми кустами. На фоне леса кое-где виднелись скалистые утесы, придававшие дикому пейзажу своеобразную красоту. Лида называла нам отдельные горные вершины и скалы, показывала, где пролегают дороги и горные тропинки.

– Там я еще не была, но несколько раз поднималась к Высокой беседке с картой и биноклем и оттуда осматривала окружающую местность, – объяснила девушка.

Мы вышли на узкую, огибавшую холм проезжую дорогу. Этой дорогой идти было легко, но мы решили ускорить наше восхождение и подняться наверх по довольно крутой тропинке. Это было лишней нагрузкой на сердце, но если такой путь предложила Лида – отчего было возражать мне, бывшему альпинисту? Конечно, я спросил, не будет ли ей трудно идти, но она в ответ лишь звонко рассмеялась.

Минут через двадцать мы очутились у Высокой беседки.

Самую высокую точку холма, поросшего кустами ползучей березы и карликовыми сосенками, занимала небольшая круглая колоннада с крышей. Она выглядела недостроенной или разрушенной.

Именно здесь разведчики строительства наметили пробивать первую шахту и даже начали работы. Но через несколько дней было признано лучшим пробивать шахту на километр дальше, в восточном направлении. Строить жилые дома в месте, открытом всем ветрам, тоже было нельзя. Материалы и инструменты увезли. На опустевшей вершине осталась только беседка – произведение какого-то техника-строителя. Высокая беседка служила работникам Глубинного пути излюбленным местом отдыха. В свободное время они любовались отсюда горным пейзажем и водопадом Учан-Чан. Водопад находился километрах в пяти от беседки и отсюда был прекрасно виден.

Мы тоже смотрели в ту сторону, где сходились вершины двух гор и в расщелине между ними блистал на солнце величественный поток воды, падающей с высоты нескольких сот метров.

Внизу, под нашими ногами, лежали расположенные в небольшой котловине между горами копры и терриконы шахты, поселок и аэродром. От поселка на юг изгибалась мощеная дорога. Она проходила вблизи водопада и вела к перевалу. По этой дороге то и дело проезжали большие грузовики, пробегали маленькие черные лимузины. Между шахтой и железной дорогой поддерживалось непрерывное движение.

Прислонившись к колонне, Лида смотрела на шахту и поселок. Ярослав был занят только девушкой и не сводил с нее глаз. Но вот Лида что-то надумала и предложила немного пройтись по направлению к водопаду.

– Давайте посмотрим, что это за каменная гряда вон там, где растут сосенки…

На расстоянии приблизительно километра от нас возвышался необыкновенно ровный, невысокий скалистый вал, а под ним – низенькие деревья и кусты, посаженные словно по определенному плану.

– Идем, – поддержал предложение Лиды Ярослав.

Наш путь шел через почти плоскую равнину, спускавшуюся к этой естественной стене. Идти было легко. Только кое-где приходилось обходить камни или кустарник.

Переход занял минут двадцать и, собственно, был отдыхом после крутого подъема. Мы подошли к скалистому валу и увидели, что он состоит из значительного нагромождения камней. За валом начинался отлогий спуск к реке. Скалы преграждали доступ ветрам, и, наверное, поэтому здесь поднималась сравнительно густая растительность.

Мы нашли несколько проходов среди скал и скоро оказались по другую сторону вала. Внизу, метрах в двухстах под нами, протекала маленькая горная речушка. За нею поднимался невысокий холм, и, казалось, совсем близко за этим холмом виднелся Учан-Чан. Напрягая слух, мы улавливали шум водопада.

Лида предложила спуститься вниз, к речке. Мы согласились. Всем нравилась прогулка, мы ощущали прилив бодрости. Отсюда мы уже не видели ни строений шахты, ни поселка – они скрылись за холмом Высокой беседки.

– Идемте! – крикнула мне девушка. – Вы, кажется, замечтались?

Спуск был крутой. Кроме того, под ногами осыпался грунт. Мы то и дело просто съезжали вниз вместе с камнями и песком. Ярослав все время помогал Лиде и мне на этих осыпях, выказывая при этом немалую ловкость, силу и смелость. Я отказывался от помощи, ссылаясь на опыт альпиниста, но он только смеялся: вот когда дойдет до веревки, кошек и ледорубов, уверял он, я стану ему полезен. Мне оставалось только смеяться и благодарить за помощь.

Не задерживаясь у речки, мы быстро нашли место, где ее можно было перепрыгнуть, и начали подниматься вверх. Нас охватила потребность движения, появилось желание дойти до самого Учан-Чана. Мы вспоминали Кавказ, Крым, Урал, где каждый из нас бывал, сравнивали горные пейзажи, рассказывали о разных приключениях…

Тут уже главным рассказчиком выступал я. За свою жизнь мне довелось побывать почти во всех горах нашей страны. И хотя большую часть этих путешествий я совершил на автомобиле, самолете или, в крайнем случае, на коне, рассказывать о них я могу три дня подряд.

Весело и незаметно мы взобрались на новый холм и снова спустились метров на полтораста к новому потоку, бурно текущему между скалами. Здесь мы набрели на узенькую, но хорошо утоптанную тропинку. Безусловно она шла из поселка, но куда? Мы начали догадываться, что это кратчайшая дорога к водопаду. Вблизи от него, на шоссе, должны были находиться десятка два домиков дорожного управления.

Решили идти к Учан-Чану. Вскоре тропинка вывела нас к деревянным мосткам, переброшенным через поток. Два связанных проволокой бревна упирались краями в скалы обоих берегов. Перилами служила проволока, протянутая сбоку. Держась за проволоку, мы по бревнам перебрались через бурный поток и вышли на другой берег, к хаотическому нагромождению скал, окруженных маленьким сосновым леском. У леска нам неожиданно пришлось остановиться. Тропинка здесь раздваивалась. Одна поворачивала направо и вела в противоположную от Учан-Чана сторону, вторая извивалась среди скал и тоже, казалось, сворачивала в сторону от нашей цели.

– Налево пойдешь – костей не соберешь, направо пойдешь – тоже пропадешь, – пошутил Ярослав, вспомнив известную народную сказку.

Я предложил подняться вверх и произвести разведку.

Условились, что я вскарабкаюсь на скалы, посмотрю, куда ведет тропинка, и, если окажется, что по ней можно добраться до водопада, позову своих спутников.

Бросив плащ на камни, Лида села отдохнуть. Ярослав собирал цветы, выглядывавшие кое-где из расселин.

– Только не поднимайтесь, пока я не вернусь, – сказал я им и направился в разведку.

Через минуту я уже не видел ни Лиды, ни Ярослава. Я вскарабкался на скалу и очутился в леске. Тропинка сворачивала то в одну сторону, то в другую, и, чтобы сократить дорогу, я старался идти напрямик, срезая ее причудливые изгибы. Часто мне это удавалось.

Через четверть часа быстрой ходьбы я убедился, что дорога действительно ведет к Учан-Чану. Налево виднелась река, которую мы недавно переходили. Она то сужалась, то разбегалась между скалами несколькими потоками. Мне показалось, что именно здесь легко перебраться на другой берег и несколько сократить обратный путь.

«Вот будет для моих спутников неожиданность, когда я появлюсь оттуда, откуда они меня совсем не ждут!» – подумал я.

Я решил вернуться по другому берегу речки и немедленно приступил к осуществлению своего намерения. За это я поплатился часом напряженной работы рук и ног. Перебраться на другой берег оказалось нетрудно. Но вот начались очень густые и колючие кусты. Приходилось их обходить. Я пробовал пройти у самой речки, но как раз там дорогу загораживала скала, торчавшая над берегом словно нарочно, чтобы никого не пропускать. Обойти кусты с другой стороны мне тоже не удалось – они тянулись на значительном расстоянии. Несколько раз я пытался продираться через них. Давно миновали те четверть часа, через которые я условился вернуться к мосткам. Я повернул назад, но не мог найти проход, через который я попал в кустарник…

Одним словом, к моим спутникам я добрался не меньше чем через час. Я думал, что уже не увижу ни Лиды, ни Ярослава, и очень удивился, увидев, что мои инженеры находятся на том самом месте, где я их оставил. Ничто не свидетельствовало об их тревоге за мою судьбу. Они по-прежнему сидели на большом камне и, увлеченные разговором, даже не заметили моего приближения.

– Ого-го-го! – крикнул я. – Нашел дорогу!

Только теперь они посмотрели на меня.

– Так быстро? – удивился Ярослав.

– Это уж как сказать, – иронически заметил я, бросая взгляд на часы.

– Ну, пойдем, – проговорила Лида. – Мне почему-то холодно.

Она поднялась и накинула на себя плащ.

Прошел еще час, пока мы подошли к грандиозному водопаду. Шум воды заглушал слова. Нас обдавало водяной пылью.

Как высоко мы ни поднимали голову, нам все-таки не удавалось рассмотреть, откуда водопад берет свое начало. Вода падала тремя каскадами, из которых средний имел приблизительно две сотни метров.

Учан-Чан отличался не массивностью своего потока, а высотой падения. Все же воды было так много, что, пролетев двести метров, она не вся превращалась в брызги и пыль. Поток с огромной силой падал на каменное основание и непрерывно долбил его. Я обратил на это внимание своих спутников.

– Геолог, внимательно изучая этот водопад, мог бы определить его возраст, – заметил Ярослав. – Он мог бы по стенкам, размытым водой, как по кольцам в стволе дерева, узнать годы жизни потока и гор.

– Но если сравнивать силу природы с силой людей, пробивающих Глубинный путь – придется признать, то человечество побеждает природу, – сказал я.

– Не побеждает, а только приспосабливается к ней, к ее силам, – не согласился инженер.

– Ярослав Васильевич, – обратился я к нему, – мне бы хотелось побеседовать с вами о некоторых делах строительства… Сейчас для этого самый удобный момент. Кстати, здесь и Лида…

Макаренко промолчал, и я решил продолжать.

– Слушая выступления на заседании Научного совета в Иркутске, слыша на протяжении двух лет разные толки о строительстве, я…

– Олекса Мартынович, – с улыбкой перебил меня инженер, – на протяжении больше чем двух лет я каждый день думаю и толкую только о строительстве. Сегодня я впервые решил немного развлечься и отдохнуть. Очень прошу вас говорить о чем-нибудь другом.

Я невольно посмотрел на Лиду. На ее лицо легла тень какой-то тревоги. Но эта тревога сразу исчезла, когда Ярослав подошел к девушке, взял ее под руку и предложил вернуться домой.

– Вы обещали, что после обеда мы весело проведем время, – сказал я Лиде и показал ей часы.

Она засмеялась. Часы как раз показывали время обеда, а мы забрались довольно далеко от дома. Если возвращаться пешком, то дорога, принимая во внимание нашу усталость, должна была отнять по крайней мере часов пять.

Простившись с Учан-Чаном, мы прошли мимо маленького поселка дорожного управления и выбрались на шоссе. Здесь то и дело проезжали автомашины, но все они были перегружены. Самое большее, на что можно было рассчитывать, – это попросить какого-нибудь шофера посадить одного пассажира рядом с собой. Я предложил в первую очередь отправить таким способом Лиду, но Ярослав вспомнил, что здесь довольно часто проходит автобус. Мы можем остановить его, и он нас захватит, если найдутся свободные места.

Мы решили с полчаса подождать и уселись на каменных столбиках, тянувшихся вдоль шоссе. Здесь дорога круто сворачивала и машины замедляли ход.

Автобуса все не было и не было.

– Придется добираться пешком, – проговорила Лида и поднялась со своего места.

Мне было жаль девушку. Прогулка заметно утомила ее. С лица исчез румянец, под глазами появились темные тени.

На наше счастье, едва мы поднялись, показался автобус, да еще с прицепом. Мы подняли руки, и шофер остановил машину. Нашлось как раз три свободных места: два в моторном автобусе и третье – в прицепном. Ярослав и Лида заняли два первых, а я полез в прицеп и, пробравшись на заднюю скамью, сел возле окошка. Устраиваясь, я нечаянно толкнул дремлющего пассажира. Он проснулся, посмотрел на меня и протянул мне руку.

– Здравствуйте, Олекса Мартынович, – услышал я знакомый голос.

Это был доктор Барабаш.

25. Врачебная тайна раскрыта

Утомленный, я вскоре уснул, погрузившись в мир скалистых пропастей, водопадов, холмов и речек. Среди ночи меня разбудил стук в дверь. В коридоре слышались поспешные шаги. Казалось, кто-то быстро бежал. Где-то стукнула дверь.

«Не новая ли катастрофа?» – мелькнула у меня мысль.

Я вскочил с постели и открыл дверь. На пороге стоял Аркадий Михайлович.

– Голубчик, пожалуйста, выйдите на минутку, – попросил он.

– Что случилось? – тревожно спросил я.

– Неожиданно заболела Лида. Кому-нибудь нужно пойти в аптеку.

Мимо нас пробежала горничная с бутылками в руках.

– Горячая вода сейчас будет! – на бегу крикнула она профессору.

– Врача вызвали? – спросил я ошеломленный.

– Возле нее Барабаш, – ответил старик.

Я наспех оделся, накинул поверх пижамы пальто. Аркадий Михайлович сунул мне в руку рецепты и сказал, чтобы я просил выдать лекарства немедленно.

– Что же у нее такое? – спросил я, торопливо выходя из комнаты.

– Приступ сильной боли… Потом расскажу. Бегите. Вы знаете, где аптека?

– Знаю, – ответил я и, не задерживаясь, выскочил на улицу.

Аптека была недалеко. Там меня ожидал разбуженный телефонным звонком Аркадия Михайловича дежурный фармацевт. Минут через двадцать я уже возвращался с какими-то ампулами, каплями и электрической грелкой.

«Что с Лидой? – тревожно думал я. – Не отравилась ли она чем-нибудь? Или, может быть, это имеет отношение к диабету?»

Я слышал, что при диабете бывает кома, но представление о ней имел самое смутное. Я знал только, что кома иногда может привести к смерти.

Аркадий Михайлович взял лекарства и грелку и оставил меня в коридоре, возле Лидиной комнаты.

– Не следует беспокоить больную, – сказал он и исчез за дверью.

Через минуту профессор вышел. Больная находилась в забытьи.

– Аркадий Михайлович, да скажите же мне, что с нею? – просил я старика.

– Ох, голубчик, я и сам толком не знаю. Вижу только, что Барабаш очень взволнован.

– А когда и как вы узнали? Кто вас позвал?

– Лида сама позвонила дежурной горничной и попросила позвать меня. Когда я пришел, ей было очень плохо, и я, не теряя времени, известил об этом Барабаша, а потом разбудил кастеляншу и вас.

В это время в коридор вышел бледный и взволнованный Барабаш. Он сказал, что ему необходимо связаться с начальником участка. Я сейчас же позвонил на квартиру к Кротову. Барабаш взял трубку и начал просить Кротова помочь заказать самолет, чтобы перевезти больную в Иркутск.

Услышав это, я оцепенел. Итак, положение Лиды было чрезвычайно тяжелым.

Через несколько минут позвонили с аэродрома и известили, что самолет сможет вылететь через два с половиной часа. Это сообщение принял уже я и немедленно передал его Аркадию Михайловичу. Профессор позвонил в гараж и вызвал санитарную машину. Барабаш говорил по телефону и условливался с кем-то о необходимости прислать медицинскую сестру.

В коридоре появился Макаренко. Не знаю, кто его разбудил и сообщил тяжелую новость. Он подошел к нам и только хотел о чем-то спросить, как из комнаты вышел Барабаш.

– Можно мне войти? – обратился Макаренко к доктору.

– Нет, не нужно, – ответил Барабаш. – Она сейчас почти без сознания.

Макаренко молча смотрел на доктора, словно о чем-то размышляя, а потом тихо спросил:

– Что с нею?

– То, что я предвидел.

Инженер рванулся вперед, но сразу же утратил энергию и растерянно проговорил:

– Неужели это не ошибка?

– Как я хотел бы, чтобы это оказалось ошибкой! – с болью в голосе сказал доктор.

Ярослав медленными шагами подошел к окну, оперся рукой о подоконник и замер. Он выглядел уже не таким молодым, каким я привык его видеть. Это был человек в расцвете сил, человек непомерной воли, о чем свидетельствовали черты лица – но подавленный сейчас тяжким, необычайным горем.

Ни Аркадий Михайлович, ни я не поняли диалога Барабаша и Макаренко. Очевидно, оба они знали о болезни Лиды что-то, чего мы и не подозревали. Невольно мне вспомнился разговор с Ярославом Макаренко перед моим отъездом за границу, когда он намекнул, что болезнь Лиды, может быть, значительно тяжелее, чем мы представляем.

Аркадию Михайловичу этот разговор, вероятно, был еще менее понятен, чем мне. Старик пригласил доктора к себе в комнату, находившуюся рядом с комнатой Лиды.

– Войдите и вы, Олекса Мартынович, – сказал он.

Когда мы вошли, старый профессор поставил перед Барабашем вопрос ребром:

– Что такое с Лидой?

Доктор колебался, не зная, что ответить. В эту минуту в дверь постучали. Пришла медицинская сестра, которая должна была вместе с ним сопровождать Лиду в Иркутск. Барабаш вошел с ней в комнату больной.

– Олекса Мартынович, – обратился ко мне ботаник, – я уверен – Барабаш что-то скрывает от нас… и давно… с того времени, как Лида заболела. Это не диабет. Он говорит, что в Иркутске должен состояться консилиум и, вероятно, придется немедленно делать операцию.

– Он должен сказать нам, – решительно заявил я. – Может быть, это тайна, которую скрывают от Лиды, но вы и я, близкие люди ее семьи, должны знать, чем она больна.

Когда Барабаш вернулся, мы начали настаивать, чтобы он сказал нам все. Доктор еще с минуту колебался.

– Я давно подозреваю, что у нее рак поджелудочной железы, – решился он наконец выговорить.

От этих слов на нас повеяло ужасом. Рак! Ведь это едва ли не самая страшная болезнь человечества! Болезнь, которую нельзя вылечить! Только нож хирурга иногда может задержать ее развитие.

– Несколько лет назад, – продолжал Барабаш – один очень опытный терапевт намекнул мне, что у Лиды может быть эта болезнь. Свои опасения он обосновывал наследственностью. От этой болезни умер ее дед. Имелись также некоторые конституциональные особенности ее организма. Правда, он не мог сказать, где именно появится онкологическая опухоль, и думал, что болезнь начнется после тридцати лет. Известно, что предсказать рак почти невозможно, но врач не ошибся, если не считать, что она заболела значительно раньше. Вы знаете, что у Лиды начался, как мы тогда думали, диабет. В первое время врачи были в этом уверены, но вскоре наблюдения показали, что это не обычный диабет. Болезнь проходила несколько иначе, чем это бывает. Появилось подозрение на рак, хотя в данном случае мы не имели типичного проявления симптомов рака. Врачи спорили между собой, а больную пока уверяли, что у нее легкая форма диабета. Рак желудка, печени и других внутренних органов в большинстве случаев можно определить только после хирургического вскрытия. К сожалению, этого в данном случае мы сделать не могли. Я считал, что мы имеем дело с легкой формой рака поджелудочной железы. Со мной не соглашались, и это привело к тому, что иногда больной позволяли нарушать необходимый режим, а она слишком увлекалась работой. Разумеется, ни Лиде, ни ее родным мы ничего не говорили о наших подозрениях, а только угрожали последствиями диабета. Я думаю, что это было правильно…

Аркадий Михайлович схватил Барабаша за руки:

– Юрий, неужели ее нельзя спасти?

Барабаш легонько отстранил профессора, прошелся по комнате, потом остановился у стола и что-то прошептал. Тогда я не разобрал его слов, но после, вспоминая эту минуту, почему-то был уверен, что он пробормотал:

– Проклятое время!.. Почему оно так быстро идет? Я еще не закончил своих опытов.

Профессор не сводил с него глаз. Барабаш тихо сказал:

– Положение безнадежное. Но мы должны сделать все, чтобы оттянуть конец.

– Как же она будет мучиться! – проговорил, словно обращаясь к самому себе, профессор.

– Я дал ей морфий, и она спит, – сказал доктор и вышел.

Под окном гостиницы загудела сирена. Прибыла санитарная машина. Мы направились вслед за Барабашем, чтобы помочь вынести Лиду.

Прислонившись плечом к косяку окна, на нас смотрел бледный Ярослав Макаренко.

Санитары с носилками вошли в комнату больной и минут через десять вынесли ее. Рядом с носилками шли Барабаш и сестра, мы с Аркадием Михайловичем замыкали шествие.

Выходя, я оглянулся. Макаренко, не меняя положения, словно окаменев, оставался на том же месте, возле окна.

На улице нас встретил только что приехавший на своей машине Кротов. Он тоже встревожился и хотел знать, что случилось. Доктор коротко объяснил, что у Лиды, очевидно, какое-то воспаление. Начальник участка был так любезен, что взял профессора и меня к себе в машину и повез на аэродром следом за санитарным автомобилем. Он хотел там, на месте, распорядиться, чтобы самолет отправили возможно скорее.

Было еще темно. Высоко в небе ярко горели звезды. Безветренная погода обещала больной и ее провожатым спокойный перелет.

На аэродроме все было уже готово, и никаких дополнительных распоряжений Кротова не понадобилось. Санитарный автомобиль подъехал к самолету. Наскоро укрепили койку и перенесли Лиду в кабину. Там она неожиданно пришла в сознание, тихо застонала и позвала меня. Барабаш и Аркадий Михайлович о чем-то разговаривали с пилотом. Я склонился к больной.

– Олекса Мартынович, что со мной? – спросила она.

– Пустяки, приступ аппендицита, – солгал я.

– А куда меня отправляют?

– В Иркутск. Вам необходима операция.

– Вы Ярослава видели?

– Он провожал вас, когда мы выходили из гостиницы.

Лида закрыла глаза и снова тихо застонала. В это время заработали моторы. Их шум мешал разговаривать. В кабину вошел Барабаш. Я пожал ему руку и вышел из самолета.

Через несколько минут темная масса самолета оторвалась от земли и исчезла в предутреннем сумраке.

Мы снова сели в автомобиль Кротова.

Профессор глубоко задумался. Кротов высунул голову в окошечко и курил папиросу.

Я думал о Макаренко. Неужели он знает, чем больна Лида?

Вернувшись в гостиницу, я постучал к главному инженеру туннельных сооружений, но никто мне не ответил. На мой вопрос дежурный швейцар сказал, что инженер куда-то ушел.

– Должно быть, поехал в управление.

Светало. Спать мне больше не хотелось, и я медленно пошел к управлению участка.

Там, как всегда, кипела работа, не существовало разницы между днем и ночью. Мне сказали, что Макаренко в радиотелефонной будке прямой связи с Иркутском. Я пошел туда, увидел открытую дверь будки и невольно услышал слова Макаренко.

– Скажите Самборскому, чтобы категорически настаивал на строительстве герметических вагонов с установкой для кондиционирования воздуха, – говорил кому-то инженер. – Думаю, что мне немедленно нужно вылететь на Дальний Восток. Пока жду ваших распоряжений.

Очевидно, он разговаривал с Саклатвалой.

Закончив разговор, Макаренко вышел из будки, кивнул мне головой и, не останавливаясь, направился во двор, к подъемной машине.