Текст книги "Глубинный путь"

Автор книги: Николай Трублаини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

11. Поручение «доктору Ватсону»

Меня поднял с кресла телефонный звонок.

– Слушаю.

– Добрый день, – послышался знакомый голос.

– Добрый день!

– Послушайте, Ватсон, я хотел бы вас видеть.

– А-а… это вы. Так вы ко мне или я к вам?

– Очень прошу вас ко мне.

– Хорошо. Приду через пять минут.

– Будьте пунктуальны, – попросил Томазян и повесил трубку. Через пять минут я был на первом этаже, где жил следователь.

Он встретил меня очень приветливо.

– Вы приехали сегодня утром? – опросил я.

– Откуда вы знаете?

– Сужу по вашему усталому виду… И, кроме того, здесь, в гостинице, вас узнали и уже известили меня.

– Не Тарас ли Чуть?

– Да.

– А я думал, что он не узнал меня.

– Сначала действительно не узнал, но потом вспомнил. С ним случается и так: видит знакомое лицо, а вспомнить, где встречал человека, не может.

И я рассказал о случае с Догадовым.

– Где же Тарас мог его видеть?

– Вероятно, у Аркадия Михайловича или у Черняка, а может быть, в редакции «Звезды».

– Кто он такой, этот журналист?

– Сейчас он работает палеонтологом. К слову сказать, кажется, единственный человек, который горячо выступает в защиту Макаренко.

– Интересно… Ну, хорошо. Рассказывайте, что у вас нового.

Что я мог рассказать Томазяну? Я нигде не замечал ничего угрожающего или подозрительного в отношении людей, которых обещал ему охранять. Шелемеха уехал, на Самборского никто никаких покушений не делал, Лида была взволнована, но непосредственно ее творческой работы это не касалось. Ярослав Макаренко – вот человек, судьба которого меня наиболее тревожила. Мой доклад в основном был об этом инженере. Я передал следователю все, что слышал о Макаренко, и особо остановился на рассказе Догадова. О разговоре с самим Макаренко я промолчал, не желая нарушить свое слово, и считал, что ничего особенного этот разговор Томазяну не даст.

Он слушал внимательно, не перебивая, но, по крайней мере так мне показалось, ничто в моем рассказе по-настоящему его не заинтересовало.

– Хорошо, – сказал он, дослушав меня до конца. – Итак, Лидия Шелемеха выезжает на девятьсот двадцать пятую шахту. Придется вам тоже туда ехать. Вы ее ангел-хранитель. Только помните: не нужно быть надоедливым… Не раздражайте ее чрезмерным вниманием…

– Я понимаю. Ее брат тоже поручил мне охранять девушку, хотя и по другим причинам.

Выслушав, какое поручение возложил на меня Станислав, Томазян остался вполне доволен.

– А теперь, – попросил я, – расскажите своему Ватсону, что вы нашли в тайге.

– Охотно.

Утомленный следователь удобно устроился на диване и, подложив под голову подушку, начал свой рассказ.

– Во-первых, вот что мне известно точно: первого мая, перед рассветом, в Свердловск из Москвы прибыл самолет. Из самолета вышел пассажир с маленькими рыжими усиками, в сером плаще и в черной фуражке. Он спешил в Иркутск. Дежурный по аэропорту решил отправить его дальше почтовой машиной. В то же самое утро в том же Свердловском аэропорту попросил побыстрее отправить его в Иркутск высокого роста мужчина в костюме цвета хаки и в желтых крагах. Откуда он прибыл, не установлено. На корешках билетов – фамилии: одного – Черепашкин, другого – Виноградов. Виноградова тоже посадили на почтовый самолет. Нужно вам сказать, что этого Виноградова уже искали. К сожалению, люди, которые должны были задержать этого субъекта, опоздали. Он улетел. В Иркутск была послана шифрованная телеграмма. Ну, а дальше вы знаете: почтовый самолет прибыл сюда без пассажиров. Пилот и бортмеханик засвидетельствовали, что пассажиры исчезли незаметно для них. Парашютный люк был открыт – открыть его могли только пассажиры. В самолете было три парашюта, но пассажиры ими не воспользовались. Возможно, один из пассажиров захотел выбросить другого, они боролись, и оба выпали в открытый парашютный люк. Понятно, какая их ждала судьба… Пилот и механик и вправду могли не заметить, как они выпали. Самолет мог сильно затрястись – такое бывает в воздушной яме. А грохот мотора громче человеческого крика. Но возникает вопрос: чем могла быть вызвана эта трагическая история? Кроме того, вместе с пассажирами исчезла сумка с московской почтой в Иркутск. В сумке были важные документы, отправленные из лаборатории металлов на имя Лидии Шелемехи. Эти документы предназначались для Саклатвалы. Через два дня из Москвы выслали копии документов, и тем бы дело закончилось, если бы пассажиры почтового самолета на самом деле разбились насмерть.

Томазян немного помолчал, словно собираясь с мыслями, потом продолжал:

– Нужно было установить факт их смерти и разыскать сумку с почтой. По моему поручению опытные агенты тщательно обследовали каждый квадратный метр тайги, расспрашивали местных жителей. Розыски не прекращались ни на минуту. Я сам выехал туда, так как мне сообщили, что первого июня двое золотоискателей видели, как с самолета, летевшего над тайгой, прыгнул парашютист. Один рассказали, что парашютист спускался с каким-то грузом, второй уверял, что видел под одним парашютом двух человек. Оба золотоискателя (они наблюдали каждый отдельно) думали, что с самолетом случилось несчастье и он вот-вот упадет. Но самолет промчался дальше и исчез за лесом. Видя это, золотоискатели не стали разыскивать парашютиста: они решили, что прыжок сделан со специальным заданием и парашютист в помощи не нуждается… Узнав такие новости, я, разумеется, распорядился обследовать местность, над которой видели парашютиста. На следующий день среди густого кустарника на берегу узенькой речки нашли небрежно свернутый парашют. Я был там. Осмотр убедил меня, что эта площадка пригодна даже для посадки небольшого самолета. Ни парашютиста, ни сумки с почтой мы не нашли.

Томазян умолк.

Его рассказ чрезвычайно заинтересовал меня. Что за странная история!

– Какой вы нашли парашют? – спросил я.

– Обыкновенный. Вы разбираетесь в парашютах?

– Приходилось прыгать… Кроме того, о парашютах я много слышал от Догадова. Кажется, он когда-то увлекался этим видом спорта.

– Парашют шелковый, пятьдесят четыре квадратных метра, учебный…

– И никаких меток?

– Есть номер: Р-002561.

– А по номеру ничего нельзя установить?

– Только то, что он выпущен фабрикой три года назад.

– Что же вы думаете по этому поводу?

– Парашютиста нужно найти во что бы то ни стало. И даже не одного, а двух. Будем искать везде: в тайге и вне тайги.

Теперь я почувствовал, что над моими друзьями и всем строительством Глубинного пути нависла серьезная опасность. Чья-то рука пытается похитить принадлежащие государству тайны. Не эта ли рука мечтает о срыве величайшей стройки?

– Не знаю, найдут ли их в тайге, но думаю, что московская почта и корреспонденция на имя Лидии Дмитриевны Шелемехи не целиком удовлетворит этого энергичного парашютиста или тех, кто вместе с ним работает, – заговорил Томазян. – Итак, нужно следить за теми, кто будет вертеться вокруг этой девушки и ее товарищей. Пайрекс-алюминий – это вещь, о которой мечтают за границей. Мечтают там также о чертежах литостатов. Вот почему за окружением Самборского тоже нужно следить.

– Кому же все-таки принадлежит честь изобретения литостата? – спросил я. – Сам Самборский что-то глухо намекал на Макаренко…

– Идея Макаренко, но чертежи и конструкция Самборского. Заграничной агентуре идея знакома, и машину они, вероятно, видели не раз. Ее конструкция – вот что их интересует.

– Вы говорите – агентура. Значит, вы считаете, что здесь действует целая шпионская организация?

– Об этом я знаю столько же, сколько и вы… Повторяю: вражеских агентов, появлявшихся здесь до сих пор, мы ловили, как кроликов… Но есть какой-то дьявол, которого нам никак не удается вытащить. Очевидно, он прекрасно владеет искусством маскировки. К тому же, на охоту за ним я вышел, по сути, без помощников, если не считать вас. Помощникам я уже не доверяю… Когда едет Лидия Дмитриевна?

– Вероятно, сегодня или завтра утром.

– Итак, вы должны туда выехать самое позднее послезавтра.

В эту минуту в дверь постучали и подали следователю телеграмму.

Сев за стол, он начал внимательно изучать ее. Текст телеграммы состоял из большого количества цифр. Телеграмма была шифрованная.

– Подождите, пока я прочитаю ее, – сказал Томазян, передавая мне какой-то журнал.

Я пересел в кресло возле окна и сделал вид, что углубился в чтение. Мысли мои настойчиво возвращались к только что услышанному. Кроме того, меня интересовала телеграмма. Не имеет ли она какого-то отношения к делу?

Томазян вытащил из ящика небольшую книжечку, посмотрел на стенной календарь, открыл книжку на первой странице и отсчитал какое-то количество строк. Потом он что-то обозначил в книжке карандашом и только после этого принялся переписывать телеграмму.

Я вглядывался в его энергичное, восточного типа лицо с несколько длинноватым носом и чуть кудрявящимися у висков черными волосами. В его внешности чувствовались упорство, настойчивость и в то же время темпераментность.

Иногда он останавливался на какой-нибудь цифре, но ненадолго: решение задачи находилось быстро, и он записывал на бумаге очередное слово.

Я думал: стоит ли рассказать следователю обо всем, что мне известно? Хотя Томазян и прекрасный человек, но сумеет ли он чутко отнестись к трагедии моих друзей – Лиды и Ярослава? Хватит ли у него деликатности обойти их взаимоотношения? Это очень трудно, особенно когда присматриваешь за этими людьми, выслеживая врага… Нет, лучше ничего не говорить. Пусть я буду единственным посторонним, кому известна эта тайна.

Но вот Томазян закончил расшифровку телеграммы и протянул мне бумагу. Я прочитал:

«Возле Братска задержан подозрительный человек с документами на имя Виноградова. Есть сходство одежды. Остальные приметы не соответствуют тому, что нам известно».

Пока я читал, Томазян начал что-то писать.

– Что вы думаете делать? – спросил я.

– А вот посылаю телеграмму в Братск, – ответил следователь. – «Немедленно самолетом доставьте Виноградова в Иркутск. Требую осторожности». Полагаю, что завтра мы увидим этого Виноградова.

Во мне заговорило любопытство:

– Послушайте, Томазян, мне очень хотелось бы увидеть этого субъекта.

– Хорошо, – сразу же согласился следователь. – Завтра, после того как мы его увидим, мы окончательно решим, нужно ли вам выехать в Забайкалье вслед за Лидией Дмитриевной. Все-таки готовьтесь, чтобы вы могли за час собраться в дорогу.

– Хорошо, буду готов. Я вам еще нужен?

– Будьте здоровы… Между прочим, имейте в виду, что тот, за кем мы охотимся, знает о личных – кажется, достаточно сложных – взаимоотношениях между Лидией Шелемехой и Ярославом Макаренко.

Услышав это от Томазяна, я оторопел.

– Вам что-нибудь известно об этом? – спросил он, испытующе глядя на меня.

– Нет… – едва выговорил я и сразу почувствовал, как у меня начинают гореть уши.

– Ну хорошо, – усмехнулся Томазян. – Итак, имейте в виду, что между ними что-то было и кто-то об этом пронюхал… До свиданья.

Выйдя, я сейчас же посмотрел на себя в зеркало, стоявшее в коридоре. В самом деле, уши мои были красны как огонь. На душе было скверно. Но мог ли я сказать что-нибудь Томазяну о моих друзьях?

12. Человек, сомневающийся в своей фамилии

Прокуратура помещалась в двухэтажном доме напротив областного суда. Мы приехали туда во втором часу дня.

В кабинетах следователей царила тишина. Сюда не долетали ни стук пишущих машинок из канцелярии, ни шум посетителей из приемной прокурора.

Один из этих кабинетов занял Томазян. Местный прокурор давно знал московского следователя и помогал ему не только по обязанности, но также из чувства дружбы и уважения.

Нам сказали, что Виноградова уже привезли из Братска и он находится в помещении для арестованных.

Томазян попросил одного из следователей проводить меня в это помещение и дать мне возможность посмотреть на арестованного так, чтобы тот меня не видел.

Выяснилось, что сделать это нетрудно: в помещении для арестованных было небольшое затемненное оконце. Очутившись перед ним, я посмотрел в камеру и увидел на скамье маленького человечка без шапки, с усиками. На нем был костюм цвета хаки, на ногах – краги. Костюм был явно не по нем. Рукава рубашки он подвернул, брюки обвисали над крагами. Вообще арестованный выглядел грязным, испуганным, помятым.

Он сидел неподвижно, вперив взгляд в стену.

Весь его облик был воплощением тупости, и именно это заставило меня вспомнить, что я когда-то уже встречал этого субъекта. Да, достаточно было на несколько секунд закрыть глаза, как в воображении всплыла ночь на улице Красных ботаников, когда мы собрались в дендрарии Довгалюка, его кабинет, протокол… Какой же это Виноградов? Это не кто иной, как Черепашкин! Я пригляделся еще внимательнее и убедился, что это действительно тот самый управляющий домом, в котором жили профессор Довгалюк и летчик Шелемеха.

Я поспешил к Томазяну.

– Ну? – спросил он.

– Черепашкин, – коротко ответил я.

– Вы уверены? – живо спросил следователь.

Я рассказал, как мне довелось встретиться с этим гражданином.

– Интересно… Это становится исключительно интересным! Как же Черепашкин на протяжении нескольких дней стал Виноградовым? Попробуем сейчас выяснить. Хотите его послушать?

– Это было бы любопытно.

– Сейчас мы попросим принести сюда ширму. Вы посидите за ней, пока я буду с ним говорить. Только сидите тихо, не выходите, пока я вас не позову.

Диван и маленький столик отгородили ширмой, и я удобно устроился. В ширме имелось несколько едва заметных дырочек, и таким образом весь кабинет был мне хорошо виден.

Томазян велел дежурному коменданту задержанного в кабинет. Когда это было сделано, следователь попросил оставить его наедине с арестованным. В светлом кабинете я еще раз убедился, что это Черепашкин. В этом мог сразу убедиться и Томазян, если помнил переданные свидетелями приметы управдома: маленький рост, усики под носом. В кабинете цвет этих усиков так и бросался в глаза.

– Прошу, гражданин, садитесь, – предложил следователь.

Арестованный несмело подошел ближе к столу и с явным удовольствием сел в кресло, на которое ему указали. Можно было подумать, что он отдыхает после долгой, утомительной работы.

Томазян придвинул к себе папку с делом и, не заглянув в нее, спросил:

– Как ваша фамилия? Вероятно, не Виноградов?

– Как моя фамилия? – переспросил арестованный. – Я уверен, что Черепашкин, а мне все говорят, что Виноградов. И я уже начинаю думать: не сошел ли я, часом, с ума?

– Удивительно!.. Но такое… случается, – медленно выговаривая слова, сказал Томазян, и в голосе его звучало нечто похожее на сочувствие.

– Умоляю вас! – вдруг отчаянно вскрикнул арестованный. – Скажите, как моя фамилия? Черепашкин?

– А вы как думаете?

– Сам не знаю… Виноградов, но… Да нет, честное слово, я – Черепашкин, управляющий домом номер пять по улице Красных ботаников.

– Почему вы так считаете? – спросил Томазян.

Черепашкин развел руками, поднял одно плечо, склонил набок голову и безнадежно заявил:

– Ничего не понимаю. Не представляю себя Виноградовым.

– Вы и в самом деле не Виноградов, а…

– А?.. – испуганно и с надеждой глядя на следователя, выпрямился арестованный.

– Вы, – сказал, пристально глядя на арестованного, Томазян, – вы действительно Черепашкин Иван Семенович.

– Слушайте, вы правду говорите? – В голосе Черепашкина зазвучала радость, потом маленького человека снова охватил страх, и он зашептал: – Нет, тот уверял меня, что я Виноградов, только сошел с ума.

– Успокойтесь, выпейте воды, закурите папироску.

Следователь подал ему стакан с водой и положил на стол раскрытый портсигар. Человечек выпил воды, потом закурил и жадно затянулся дымом.

– Теперь расскажите, что с вами случилось.

Черепашкин как будто поверил, что он – это он, и начал рассказывать о своих приключениях.

– Я летел самолетом. У меня было важное дело. Хорошо помню, как мы вылетели из Свердловска. Со мною был еще один пассажир. Мы смотрели на виды, хотя они мне скоро надоели – леса и леса… Летели мы то ниже, то выше, потом тот пассажир снял из сетки над головой чемодан, вытащил оттуда географическую карту и начал ее разглядывать. Я думал, что он знает, где мы летим, и заглянул в карту. Он показал мне пальцем какое-то место и отдал карту. Я тоже начал ее разглядывать. Что было дальше, вспомнить не могу.

Открыл глаза и вдруг вижу: вокруг меня лес. Рядом стоит человек и прикладывает к моей голове мокрый платок. А голова моя словно раскалывается. Человек как будто тот, что летел со мной в самолете, а может быть, и не тот. Чем-то не похож… Я спросил, что случилось. Он ответил, что произошло несчастье, но сейчас все идет к лучшему. Потом он спросил, кто я такой. Когда я назвал свою фамилию, незнакомый человек очень удивился, несколько раз переспросил меня и наконец сказал, что я ошибаюсь, что я совсем не Черепашкин, а Виноградов, не управляющий домом, а научный работник. Я полез в карман за документами и в этот момент заметил, что на мне другой костюм, не мой. Вынул документы… Документы были на имя Виноградова. Я ничего не понимал. Голова болела… Я опять начал рассказывать ему о себе. Рассказал всю свою биографию, где работаю, куда и зачем еду. Он все расспрашивал, но смотрел на меня, как на сумасшедшего. Не знаю, что было дальше, но, верно, я снова потерял сознание. Когда я пришел в себя, я был в тайге уже один, в этой самой чужой одежде и с чужими документами… Высокий незнакомец исчез. Знаете, как я намучился? Ходил по лесу, слышал, как ревут медведи, голодал, ел листья и коренья, каких раньше никогда и не видел. Наконец меня встретили люди…

Он перевел дыхание. Томазян чуть заметно улыбнулся.

– Как я обрадовался людям! Но, когда они посмотрели мои документы, вышло, будто я все-таки Виноградов. Я возражал, но меня арестовали.

– Хорошо, достаточно, – перебил его Томазян. – Мне о вас известно. Даже знаю, что вы летели в Иркутск вручить судебную повестку профессору Довгалюку.

Арестованный, слушая следователя, нагнулся, чтобы скрыть лицо. По-видимому, он волновался. Я представлял себе его безграничную радость.

– Да, да. Я ведь Черепашкин! – вскочив с кресла и схватив руку следователя, закричал он.

– Бесспорно! Теперь расскажите, пожалуйста, как выглядел ваш спутник и о чем вы с ним говорили.

Нельзя сказать, чтобы этот управляющий домом отличался наблюдательностью. Томазян долго бился над тем, чтобы восстановить в его памяти образ Виноградова. Наконец ему удалось выяснить, что спутник Черепашкина был высокий, чисто выбритый блондин с «серо-неприятными», по определению Черепашкина, глазами. Темно-зеленый костюм и краги, вероятно, придавали ему полувоенный вид, потому что управляющий домом считал его «словно военным».

Приглядываясь к Черепашкина, я пришел к выводу, что Виноградов поменялся с ним одеждой. Удивительно, как этому высокому человеку удалось натянуть на себя одежду маленького Черепашкина. Что же касается разговоров, то выяснилось, что во время полета они почти не говорили. Черепашкин еще раз передал весь разговор в тайге. По его словам, говорил больше он, чем Виноградов. Вспомнил также, что когда в первый раз пришел в сознание, то увидел возле себя брезентовую и кожаную сумки и рюкзак. Но подробно об этих вещах ничего рассказать не смог.

– Очень рад, что вы остались живы, хотя и пострадали, – собираясь, очевидно, закончить допрос, обратился Томазян к Черепашкину. – Вас арестовали по ошибке. Через пять минут, – следователь посмотрел на часы, – будет шестнадцать часов. Вы пробыли под арестом двадцать три часа пятьдесят пять минут, обвинение вам не предъявили – и вы освобождены. Жалею, что так случилось.

Минуты три Черепашкин молчал. Он повернулся в кресле. Я хорошо видел его лицо. Понемногу радость на нем исчезла, и оно начало омрачаться.

– Вы не имели права меня задерживать! – вдруг резко заявил он следователю. – Это возмутительно! Я привлеку вас к ответственности. Вы должны компенсировать мне потерянное время, пока я сидел под арестом. Вы обязаны уплатить мне за это время и за мое здоровье.

– Что?

– Я перенервничал. Я требую!

– Успокойтесь, выпейте еще воды. Никто не виноват, что вы не только дали выбросить себя из самолета, подменить документы, переодеть себя, но даже позволили убедить себя, что вы сумасшедший.

– Разрешите! – закричал Черепашкин. – Я…

– Ничего вам не разрешат! – перебил его следователь. – Пока я привлекаю вас к этому делу как свидетеля, но нужно будет еще подумать о вашей вине, потому что своим бестолковым поведением вы запутали нас.

Меня поразило нахальство этого маньяка. Но, видимо, он принадлежал к тем храбрым крикунам, которые весьма чувствительны к чужому окрику. Слова Томазяна ошеломили его, и он залепетал:

– А как же мне без документов?

– Зайдите в секретариат прокуратуры. Это на первом этаже. Я позвоню управляющему делами, он возьмет с вас подписку и все устроит. Вы свободны. Прошу.

Едва за Черепашкиным закрылась дверь, я вышел из своего укрытия.

– Вот идиот! – сердито сказал Томазян, глядя вслед управдому. – Ну, его счастье, что он такой идиот.

– Почему? – полюбопытствовал я.

– Вряд ли оставил бы его в живых Виноградов, будь этот Черепашкин поумнее. Но Виноградов тоже, знаете, фрукт! Нужно уметь уговорить, что ты сумасшедший.

– К каким же выводам вы пришли?

– Что вам не следует задерживаться в Иркутске. Вылетайте в Забайкалье. О Черепашкине никому ничего не рассказывайте. Я его освободил из-под ареста, но сделаю так, что он никому на глаза не попадется. А о Виноградове пойдет слух, что он арестован. Если там будут какие-нибудь разговоры на эту тему, скажите, не вдаваясь в подробности, что вы тоже слышали нечто подобное. Вот и все.

– Но на днях здесь состоится сессия Научного совета. Я получил от Саклатвалы приглашение быть на ней, – заметил я.

– Дня два пробудете в Забайкалье, а потом, если там ничего подозрительного не заметите, можете прилететь сюда.