Текст книги "Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция"

Автор книги: Николай Лосский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 45 страниц)

2. Реализация законов и правил в единичных событиях

Выше были различены понятия закона и правила. Законы есть те преимущественно формальные связи двух определенностей групп определенностей, которые реализуются с абсолютно непреложною необходимостью, т. е. так, что свобода деятеля не может разорвать этой связи: если реализована первая группа определенностей, указанная в законе, то необходимо реализована и вторая группа; напр., если ребро куба равно а, то объём куба равен, а в третьей степени. Правила суть связи содержания событий, которые фактически могут единообразно реализоваться биллионы раз и, тем не менее, лишены характера абсолютной необходимости: реализация первого содержания, указанного в правиле, может оказаться не сопровождающейся реализациею второго содержания, так как правило, отменено деятелем навсегда или, по крайней мере, в данном случае. Таковы правила связи содержаний, устанавливаемые физикою, химиею, физиологиею, психологиею, социологиею и т. п. науками; их принято называть законами, но я условился называть их правилами, чтобы подчеркнуть, что осуществление их зависит от свободного деятеля и может быть замещено иным порядком следования событий. Так, напр., даже такое событие, как столкновение двух тел движущихся навстречу друг другу, может не наступить, если деятель лежащий в основе одного из них, отменит свои действования отталкивания, так что второе тело пролетит сквозь место, занимаемое первым, как сквозь пустоту.

Как реализуются законы и правила в единичных индивидуальных случаях, абсолютно так, как они формулированы наукою, или только с большею или меньшею степенью приблизительности? – Ответ на этот вопрос дадим отдельно для законов и для правил.

Законы реализуются в составе событий с абсолютною точностью.

Чтобы согласиться с этим положением, поскольку речь идёт о воплощении математических законосообразностей в реальном бытии, необходимо иметь в виду следующие особенности развиваемого мною учения о природе. Пространство и время сплошны; именно сплошность их служит основою также и для момента прерывности, напр. для точек границ и моментов-границ [CCCXIV]  [CCCXIV] О парах противоположных понятий А и В, относящихся друг к другу так, что если положить в основу мира или какой-либо стороны его А, то окажется, что в той же сфере мира возможно и В, в качестве производного момента, а если положить в основу В, то А окажется неосуществимым, см. мою статью «Принцип наибольшей полноты бытия». Труды Русса. Народа. Унив. в Праге, вып. 1, 1929.


[Закрыть]. Содержание процессов, оформленных пространством и временем, если, понимать материальную природу в духе динамистической теории материи [CCCXV]  [CCCXV] См. мои книги «Мир как органическое целое» и «Типы мировоззрений».


[Закрыть] также может быть сплошным и на основе сплошности своей может иметь различные аспекты прерывности.

Отсюда понятно, что реализация математических форм и законосообразностей в такой природе осуществима с абсолютною точностью.

Если делить между детьми тридцать яблок поровну, в смысле количества яблок то на каждого ребёнка в каждом случае такого распределения придётся по пяти яблок. Как числовые, так и пространственные формы и законосообразности реализуются абсолютно точно, В реальном бытии нет нигде таких ребер, которые представляли бы собою математическую прямую линию: ребро кристалла, ребро комнаты, ребро куска древесной коры всегда есть кривая и ломаная линия. Тем не менее в объёме этих предметов есть бесчисленное множество прямых линий Выше было уже сказано, что, смотря на два дерева от вершины до корня их, воспринимать одно из них как более высокое можно, только прослеживая в составе того и другого прямую линию как направление, реально осуществленное в том и другом предмете. Это столь необходимый момент строения протяженности, что без него вообще не было бы ни восприятия, ни бытия протяженных вещей. Точно так же кривые и ломаные линии входят в состав протяженных вещей, и те линии, которые представляют собою ребро кристалла или куска древесной коры, могут быть выражены уравнениями аналитической геометрии, но они столь сложны, что человеческий ум не в состояний формулировать их. Точно так же ни один реальный предмет не имеет объёма, представляющего собой точный математический шар. Однако в каждом трёхмерном объёме всякого материального предмета реально содержится бесконечное множество математически точных шаров со всеми законосообразностями их, но выделить один из этих шаров и «взять» его, конечно невозможно. Что же касается трёхмерной формы предмета, напр. кристалла, которая может быть «взята» в руки, а не только мысленно прослежена в нем, и о ней следует заметить, что отношение поверхности её к объёму и т. п. выразимо в математическом уравнении, однако столь сложном, что оно недоступно человеческому уму.

Что касается устанавливаемых наукою правил содержания процессов, они, как известно, никогда не осуществляются в точности. Имея в виду этот факт, многие философы отвергают идеал-реалистическое учение о том, что законы суть идеальные онтологические основы реального процесса, и считают их конструкциею ума исследователя, приемом экономии мышления, фикциею и т. п. Чтобы разобраться в этом вопросе, рассмотрим пример из области сложных процессов, доступных высокой степени опознания, именно возьмем хозяйственную деятельность человека. Адам Смит отвлек из сложного комплекса мотивов этой деятельности один только мотив, эгоистическое стремление к выгоде и вывел отсюда законы хозяйственной деятельности. Без сомнения действительность не регулируется точно этими законами: отклонение от них обусловлено такими основаниями, как симпатия, всегда наличная наряду с эгоизмом, или привычка, консерватизм, леность и т. п. условия.

Отсюда вовсе не следует, будто законы, установленные Адамом Смитом, не выражают никакого объективного момента бытия. Исходя из развитого выше учения об идеях как возможностях, которые вовсе не обязаны принудительно осуществляться, легко найти решение вопроса в духе идеал-реализма. Эгоистические стремления взяты Адамом Смитом в абстракции от других стремлений человека; но абстрагированное есть не субъективная конструкция, а реальный момент бытия: абстракт есть экстракт, как говорит Тэн. Соответственно эгоистическим стремлениям действительно существует тенденция осуществить поведение, сообразное законам, установленным Адамом Смитом; она существует как идея, как тип поведения индивидуума, поскольку он отдается своему эгоизму. Умственный эксперимент, прослеживающий мысленно поведение такого упрощенного существа, легко открывает его строение. Но действительное поведение индивидуума оказывается более сложным, чем это выражено в абстрактной законосообразности абсолютно эгоистического существа. Таким образом, законосообразность, устанавливаемая наукою, оказывается гипотетическою и, тем не менее, имеющею объективное значение в двух смыслах этого слова: 1) поскольку она точно выражает идеальную структуру абсолютно эгоистического поведения; 2) поскольку она выражает слагаемую, обыкновенно участвующую в реальном поведении человека. Но этот тип поведения может быть и совершенно отменен человеком, вполне победившим эгоистические мотивы в своей хозяйственной деятельности. Поэтому-то и не следует единообразия связи содержаний процессов называть словом «закон»; лучше обозначить их термином «правило».

Отношение правил к реальным процессам, найденное нами на вершинах природы, в таком же виде существует и на самых её. Так свободное падение камня на Земле, согласно учениям физики, есть равномерно ускоренное движение его в направлении к центру Земли.

Этот закон такая же абстракция, как и произведенная Адамом Смитом.

В нём учтено только взаимное притяжение Земли и камня и оставлено в стороне сопротивление среды, вращательное движение Земли, изменение силы притяжения во время падения и т. п. Но абстрактный момент взаимного притяжения действительно существует. Стремление к сближению и усилие сближения известно нам из достоверного опыта: когда мы держим пудовый камень в руке и сопротивляемся его падению, в кругозор нашего сознания отчётливо вступает его усилие движения вниз психоидное устремление, аналог того, что на высших ступенях развития имеет характер волевого усилия. Соответственно этому стремлению существует также идеальная возможность осуществления его, точно выраженная в математической формуле закона, устанавливаемого физикою. Умственный эксперимент, облегчаемый «трансцендентальною памятью», осуществим даже и при исследовании этих элементарных законов низших ступеней природы. И эта законосообразность, как и в политической экономии, – гипотетическая. Действительное падение отклоняется от этого закона: стремление, соответствующее закону, участвует в этом событии только как одна из его слагаемых. Мало того какой-либо из электронов, атомов или молекул» участвующих в падении камня, может и совершенно выйти из состава этого процесса, отменив деятельность притяжения. Невероятно только, чтобы в порядке процесса неорганической природы, без участия высшего Сверхприродного фактора все атомы падающего камня одновременно отменили это действование: чем ниже ступень развития деятелей, тем более действия их однообразно правильны.

3. Предметы чувственного восприятия и предметы научного знания как действительное бытие

Природа как предмет чувственного восприятия так глубоко отличается от природы как предмета научного знания, что эти два аспекта её как полагают многие философы, не могут быть вместе транссубъективною действительностью. Эта кажущаяся несовместимость их приводит к следующим трем типам учений: 1) одни философы (напр., Локк материалисты и др.) утверждают, что весь состав чувственного восприятия субъективен, а предметы, мыслимые наукою, суть копия транссубъективной реальности; 2) другие философы утверждают, что состав чувственого восприятия внешних предметов есть сама транссубъективная реальность, а предметы, мыслимые наукою, суть конструкции мышления, производимые с практическою целью (таков, напр., сенсуалистаческий реализм Маха и некоторых современных реалистов); 3) наконец третьи утверждают, что чувственные восприятия суть индивидуально-психические субъективные переживания человека, а предметы, мыслимые наукою, суть связанные с этими индивидуальными переживаниями конструкции мышления, общеобязательные для человеческого мышления (учение Канта).

Английский философ С. Е. М. Тоад в своём докладе «Современная наука и религия» [CCCXVI]  [CCCXVI] С. Toad, Modern Science and Religion, Proceed of the Aristot. Society, 1931.


[Закрыть] утверждает, что мир состоит из многих различных царств бытия, которые все одинаково реальны и что удовлетворительный ответ на вопрос о бытии и знании может быть дан лишь такою философиею, которая показывает, что и чувственное восприятие, и научное мышление, и мистический опыт дают сведения, правда, о весьма различных, но одинаково подлинно сущих царствах бытия.

Интуитивизм, как это видно из предыдущих глав и будет дополнено в главе о мистическом опыте, есть именно такое философское учение, которое решает задачу, намеченную Тоаdом, утверждая к тому же, что все царства бытия познаются субъектом непосредственно, путём различных видов интуиции.

В чувственном восприятии, осуществляемом с целью практической ориентировки в среде, человек имеет дело с мертвыми «вещами» (т. е. с бытием, поскольку оно есть продукт, а не продуцирование, не творческая активность) преимущественно в юс перспективном аспекте, т. е. в их отношении к телу наблюдателя. Научное мышление сосредоточивается преимущественно на неперспективных, нечувственных сторонах предмета или на перспективных сторонах его, однако таких, которые существуют не в отношении к случайному положению наблюдателя в пространстве и времени; при этом наука исследует преимущественно идеальные аспекты предмета и, подобно практическому чувственному восприятию, отвлекается от живой динамики бытия; даже изучая творческую активность, она исследует только омертвелые отношения и формы изменения, а не само живое действование. Только целостное мифически-художественное восприятие, проникающее вплоть до творческой активности бытия и видящее всюду в природе жизнь, освобождается от односторонностей как чувственно-практического восприятия, так и научного мышления. В мифически-художественном восприятии, впитавшем в себя знание ученого, каждый природный индивидуум, небесное светило, растение, кристалл предстоит как живое целое, включающее в себя как свои органы множество более мелких, но тоже деятельных единиц, осуществляющих свои нечувственные деятельности, пронизывая их чувственными телесными переживаниями и воплощениями.

В таком восприятии материальная природа, даже и на низших её ступенях, предстоит перед нами, выражаясь языком Шеллинга, как совокупность таких деятельных единиц, из которых каждая есть не просто объект, а субъект-объект, – правда, субъект-объект без самосозерцания [CCCXVII]  [CCCXVII] Schelling, System des transc. Idealismus, III, 452


[Закрыть]. Это те субъект-объекты, которых Лейбниц называет сонными монадами.

От учения Шеллинга развиваемая мною философия материальной природы глубоко отличается: Шеллинг выводит противоположные силы её из условий возможности наглядного представления (Anschauung) т. е. из условий познавательной деятельности, тогда как я исхожу из конечной цели каждого субъекта достигнуть абсолютной полноты жизни и из возникающей отсюда, в случае отпадения от Бога, коренной противоречивости всех его действий, – с одной стороны, изолированности его вследствие эгоистического самоутверждения, а с другой стороны, необходимости для него сохранять хотя бы в минимальной степени связь со всем миром. Цель, для свободного достижения которой сотворены субстанциальные деятели, предполагает в их сущности не только наличность Логоса (отвлеченного), но также Воли и Эроса.

Глава восьмая МИСТИЧЕСКАЯ ИНТУИЦИЯ

1. Божественное Ничто

В чувственной и интеллектуальной интуиции познается бытие, определенное согласно закону тожества, противоречия и исключённого третьего (цвет, число и т. п.). Определенность, соответствующая этим законам, есть онтологическая форма, присущая всем проявлениям субстанциальных деятелей в пространстве и времени и всему отвлеченно-идеальному бытию. Для познаваемости предметов и выразимости их в суждении эта форма имеет существенное значение; поэтому, в отношении к знанию, она может быть названа логическою формою предметов или рациональным аспектом их [CCCXVIII]  [CCCXVIII] См. мою «Логику» §§ 30-36.


[Закрыть].

Умозрение, исследующее условия возможности логически определенных предметов, приводит с логическою необходимостью к усмотрению начала, которое стоит выше этих предметов и обосновывает их, будучи само сверхлогическим, металогическим бытием, которое не подчинено законам тожества, противоречия и исключённого третьего. С. Л. Франк в книге «Предмет знания» убедительно показывает необходимость такого начала, исходя из соображения, что определенность А возможна лишь постольку, поскольку А есть член комплекса «A+non-A» *, причём non-А есть весь остальной мир; условием этого отношения А ко всем остальным определенностям может быть только такое начало которое охватывает все определенности и само стоит выше их, следовательно, относится к области металогического.

Далее, Франк утверждает, что это металогическое начало есть исконное единство всего: оно ничего не имеет вне себя, оно есть абсолютное Всеединство, т. е. единство единства и множества. С теми рассуждениями Франка, в которых он чересчур сближает Абсолютное, т. е. Бога и мир, приближаясь к пантеизму, нельзя согласиться. Каждый субстанциальный деятель, будучи наделен творческою силою, способен вносить в мир новые определенности и может осуществлять эти творческие акты не иначе как охватывая, по крайней мере в своём предсознании, весь мир;

этот охватываемый им внешний для него и не сотворенный им мир предлежит ему в предсознании только интенционально, так что субстанциальный деятель вовсе не есть Всеединство; но для того, чтобы совершить такие творческие акты, он должен быть в своей субстанциальной сверхкачественной основе существом, стоящим выше логических определенностей, т. е. началом металогическим.

Итак, все субстанциальные деятели в основе своей металогичны. Их много, каждый из них как носитель сверхкачественной творческой силы, есть самостоятельное существо, но, с другой стороны, поскольку они суть единосущные носители тожественного отвлеченною Логоса, они составляют систематическое единство космоса. Отсюда возникает вопрос: как возможно систематическое единство деятелей, такая спаянность и соотнесенность всех их друг с другом? Должно существовать начало, стоящие выше субстанциальных деятелей и обосновавшее их все в том их соотношении, которое придает им характер систематического единства. Это начало должно быть Сверхсистемным и Сверхмировым. В самом деле, если бы оно само тоже было систематическим единством, а также если бы оно входило в состав мира, опять оно оказалось бы не высшим существом, так как требовалось бы найти то начало, которое стоит выше его отношений и устанавливает их [CCCXIX]  [CCCXIX] См. мою книгу «Мир как органическое целое», гл. V.


[Закрыть].

Итак, последнее высшее тачало есть начало Сверхсистемное, Сверхмировое. Оно – металогично, так стоит выше системы логических определенностей. Хотя Оно стоит выше всех остальных начал, Оно не есть Всеединство; наоборот, оно чётко отграничено от мира как начало, несоизмеримое с миром, обосновывающее мир, но само никем и ничем не обоснованное Само от тебя сущее (aseitas * Его). Обоснование мира таким началом может быть понято только как абсолютное творение мира из ничего в том смысле что Творец мира не пользуется никаким материалом, ни данным извне, ни заимствованным из Себя» но творит мир сполна и по форме и по содержанию его как нечто новое, иное, чем Он сам. Эта инаковость вовсе не есть логическая категория, согласно которой два отличные друг от друга члена должны подходить под одно родовое понятие: как всегда, когда речь идёт о Высшем начале, это есть категория иного порядка только по аналогии называемая терминами, заимствованными из области логически определенного бытия. Франк называет такую инаковость металогическою. Точно так же множественность металогических начал» открывавшаяся перед нами (Сверхмировое начало, субстанциальные деятели в мире), не есть категория количества, применимая к однородным предметам; это качественная множественность (Бергсон), Когда мы подсчитываем деятелей, речь идёт не о их субстанциальной основе, а о них в связи с их пространственно-временными проявлениями и сравнительно второстепенными свойствами.

Важно отметить, что именно логически необходимое мышление, если оно осуществляется со строго логическою последовательностью неизбежно выводит за пределы себя и при обзоре мировой системы обязывает к усмотрению Сверхлогического, Сверхмирового начала. Философия, оставаясь в своей специфической области логического мышления, может сообщить очень мало об этом начале. Она способна только усмотреть, что, будучи несоизмеримо с миром, оно не может быть выражено и определено никакими понятиями, заимствованными из сферы мирового бытия: оно не есть Разум, не есть Личность, не есть дажеБытие, потому что оно выше всех этих определений; по сравнению с мировым бытием оно есть Ничто в том смысле, что оно не есть никакое ограниченное что. Только отрицательное (апофатическое) боговозможно по отношению и нему в этом его аспекте.

В этих холодных, логически строгих умозрениях, подчеркивающих только сторону отрицания, веет ледяным дыханием отчужденности от мира, в них Сверхмировое начало предстаёт нашему уму же, как благой Бог, а как страшная бездна Нирваны.

Бывают, однако, натуры, более богато наделенные дарами Духа Святого; философствуя и не отказываясь от строго логического пути они, поднявшись на предельную высоту, видят Сверхмировое начало не только в Его отрицательном, но и в Его положительном аспекте. Таков напр., дух величайшего философа древности Плотина, также дух великого Отца Церкви, творения которого распространились под именем Дионисия Ареопагита (действительное имя автора их неизвестно). Отрицания не пугают Ареопагита; всякое отрицание превращается у него в величайшее утверждение: Ничто есть Сверхчто, не Добро есть Сверхдобро; Бог для него есть начало Сверхбытийственное и даже Сверхъеденое, т. е. не ограниченное единичностью. Когда человек хотя бы издали подходит к этому несказанному величию, дух захватывает у него, и это значит, что он пребывает уже не в сфере одного лишь отвлеченного логического мышления: он удостоился уже, хотя бы в малой мере, конкретного приобщения к Сверхмировому началу – не умом одним, а и чувством или, вернее, любовью. Здесь философствование легко переходит в молитвенное общение или, в крайних случаях, в экстаз.

Положительное приобщение к Сверхмировому началу есть высокое проявление религиозной жизни и религиозного опыта. В нём Сверхмировое начало открывается как сверхбытийственная полнота бытия, но может открыться также, в другом видоизменении того же опыта, как живой Личный Бог. В том и другом своём аспекте Бог с предельною достоверностью обнаруживается как начало вездесущее и всепроникающее; стоя выше всяких ограничений, Он сочетается неслиянно, но и нераздельно со всяким ограниченным земным бытием во всяком месте и времени, допуская его быть причастным Себе. В этой своей беззавистной самоотдаче Бог открывается миру как предельное Благо, как само Добро, сама Красота и полнота жизни, как начало, которому ничто не чуждо: Он всех зовет к Себе принять соборное участие в богатстве Его даров. От Него можно отвернуться, потому что Он не насилует ничьей свободы, но Он никогда не отвернется от нас, и, стоит только ответить на Его призыв хотя бы тенью любви, Он неизменно и верно окажется тут, в самой глубине нашего сердца и душа наша осветится «радостью о Господе», тем чувством, в котором человек испытывает предельное удовлетворение от одного сознания, что столь прекрасное, столь добротное, как Бог, есть. Это приобщение к Богу сопутствуется таким завершением любви к Нему, которое выводит за пределы всяких личных, себялюбивых желаний: «радость о Господе» о том, что Он есть, не умаляется даже и мыслью, что мне, недостойному, не дано и, может быть, никогда не будет дано принадлежать к Царству Его.

Не самому овладеть этим Царством, а другим помочь идти к нему – таково рвение, возбуждаемое этим опытом, «Я желал бы сам быть отлученным от Христа за братьев моих, родных мне по плоти», – говорит Апостол Павел (К Римл. IX, 3), и делом всей своей жизни он показывает силу своей бескорыстной любви к Богу, а через Бога и ко всем тварям.

Высшие ступени «радости о Господе» известны из творений великих мистиков – св. Бернарда Клервосского, бл. Сузо, св. Терезы, из жизнеописания св. Серафима Саровского или, ещё ближе к нам, из сияющих ровным светом, дающих великое утешение «Откровенных рассказов странника духовному своему отцу» [CCCXX]  [CCCXX] Новое изд. YMCA-Press, Париж, 1930


[Закрыть], показывающих, какую несокрушимую твёрдость во всех превратностях жизни придает духу человека постоянное хождение пред Богом.

Не только великие мистики, также и всякий человек, бескорыстно стремящийся к абсолютным ценностям, испытывает хотя раз в жизни хотя бы в малой степени это приобщение к абсолютной полноте Сверхмировой жизни под влиянием любви, в созерцании или творчестве красоты, в искании истины, в трудных положениях жизни. Кто пережил опыт приобщения к Сверхмировому началу и свободен от тех душевных поранений, извращений и предвзятостей, которые пробуждают во что бы то ни стало упорно отрицать смысл такого опыта, тому не надо умозаключений, логически доказывающих бытие Бога, подобно тому как, смотря на залитые солнечным светом поля и леса, не надо умозаключениями доказывать, что свет есть [CCCXXI]  [CCCXXI] См Вл. Соловьев «Оправдание добра», 2 изд., стр. 215-220


[Закрыть].

Переживания, о которых речь, можно назвать опытом потому что они не сводятся только к субъективным чувствам; радость, священный трепет, умиленное преклонение направлены здесь на нечто абсолютно отличное от душевной жизни субъекта и от всего тварного мира. Объективную сторону этого опыта Р. Отто в своей книге «Das Heilige»* хорошо описал как «совершенно иное» («Das ganz Andere») священное, нуминозное, fascinans, mysterium tremendum (тайна, вызывающая трепет). Это первичная данность, ни с чем не сравнимая ни из чего не сложимая, не производная ни из чего. Кто утверждает будто встреча с этим началом есть субъективно-иллюзорное переживание, тот вообще должен полагать, что в нашем сознании нет ничего выводящего за пределы субъективности; он должен прийти к солипсистической теории знания.

Согласно теории Deube (Revue philosoph, июль и ноябрь, 1902) мистическое переживание приобщения к несказанному Сверхмировому началу есть аффективное состояние, отнесенное к религиозным догмам.

Эта теория есть типичный образец позитивистического толкования подобных фактов: ученый, дорожащий условною «научностью», описывает только те факты, которые допустимы согласно предпосылкам его мировоззрения (аффекты), а факт, не укладывающийся в рамки его системы (объективную несказанную сторону мистического опыта), подменяет своею конструкциею из знакомых ему явлений (религиозные догмы).

Не усматривая своеобразия Божественного Ничто, которое есть Сверхчто абсолютной полноты бытия» многие философы приходят к ложному пониманию философии Плотина, Дионисия Ареопагита Эриугены, Экегарта, Николая Кузанского и др. Они говорят, что во главе этих систем поставлено начало, представляющее собою результат крайней ступени абстракции [CCCXXII]  [CCCXXII] См., напр., в общем ценную книгу Е, Vacherot, Histoire critique, de l'ecole d'Alexandrie и множество других книг об этих предметах.


[Закрыть]. В действительности мистики восходя к Сверхчто, отвлекаются от мира потому, что мир понижает конкретность Высшего начала; они делают исходным пунктом своей системы не наиболее тощую абстракцию, а, наоборот, абсолютно конкретное начало.

Человек начинает искать Бога и находит Его чаще всего в дни тяжелых личных потрясений и особенно в годы социальных катастроф.

Указывая на этот факт, атеисты говорят, что идея Бога не имеет объективного значения, что она порождена страхом и желанием найти защитника. Правильно в этом рассуждении только констатирование факта, что всего нужда побуждает человека обратиться к Богу. Кто подвергается нападению собаки, тот оглядывается и быстро находит камень или палку; он стал искать средств защиты под влиянием нужды однако из этого не следует, будто найденный камень есть субъективная конструкция.

Опыт, вводящий в область Священного, присущ хотя бы в зачаточной форме громадному большинству людей. Без него невозможно было бы возникновение религии; при попытках выразить его в суждении он легко подвергается ложным истолкованиям и подменам, тем не менее религия оказывается неистребимою в сознании человечества, несмотря на множество враждебных сил, стремящихся разрушить её. Когда говорят, что этот опыт есть исключительное состояние, переживаемое немногими людьми, имеют в виду высшую ступень его развития, встречающуюся у людей, одаренных высокою степенью мистической интуиции.

Существуют пути для развития в себе способности мистической интуиции. Мистики всех стран и народов выработали один и тот же, по существу, путь, основные стадии которого в христианской мистике формулированы Дионисием Ареопагитом. Первая, подготовительная ступень, путь очищения (via purgativa), состоит в нравственных и аскетических упражнениях, обуздывающих чувственность и порочные страсти освобождающих от рабства миру. Вторая ступень есть путь просветления (via illuminativa); он состоит в молитве и медитации, т. е. сосредоточении мысли и воображения на Сверхмировом начале, на Боге и всем что ведёт к Нему. Третья ступень, путь единения (via unitiva), есть цель всех этих упражнений, она состоит в переживании единства с Богом – у христианских и многих нехристианских мистиков, в догружении в Нирвану у буддистов и т. п.

Высокие ступени мистического единства с Богом сопутствуются экстазом иногда с полною потерею сознания и впадением в каталептическое состояние (судорожное сокращение мышц и оцепенение их).

Возможна, однако, ещё более высокая ступень приобщения к Божественной жизни (некоторые мистики называют её браком души с Богом) при которой сознание сохраняется, в телесной жизни не наступает никаких патологических изменений, а душевная жизнь достигает высших ступеней напряжения как внутренне, так и внешне в практической деятельности.

В мистической интуиции, в её чистом виде открывается Бог в Его аспекте несказанности, «без модусов» (т. е. без образов и без каких бы то ни было определенностей). Многие мистики считают этот вид мистического единения с Богом высшим. Св. Иоанн Креста (испанский мистик Juan de la Cruz, 1542-1591) полагает, что медитация с сосредоточением на «образах», «формах» есть путь только для начинающих, не дающий высшего «единения» (unio) с Богом. Экстазы с ненормальными телесными состояниями, видения, слышания он оценивает низко, как «путь плоти». Подлинное, несомненное и недоступное никакой подмене единение с Богом получается, по его учению, лишь тогда, когда душа человека, отвлекшаяся от всех чувственных представлений, от своей памяти и умственной деятельности» достигнув «ночи чувств» и «ночи ума» освободившись от всех своих «модусов», сочетается с Богом без «модусов». В этом теопатическом * состоянии нет даже сознания времени, оно не сопутствуется экстазом; наполняя душу спокойною ровною радостью о Господе, оно может длиться неопределенно долго, может сохраняться даже и во сне: «я сплю, а сердце моё бодрствует» (Песнь Песней, V, 2) [CCCXXIII]  [CCCXXIII] См. J. Baruzi, Saint Jean de la Croix. et le probleme de l'experience mystique, 2. год. 1931 г., стр. 386, 504, 525, 486, 479, 611, 482, 654, 263


[Закрыть].