Текст книги "Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция"

Автор книги: Николай Лосский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 45 страниц)

Связь субъекта с предметом внешнего мира («данного мне») есть также не причинное отношение: субъект не производит предмета и предмет не производит субъекта. Здесь нет субординации, зависимости одного бытия от другого, как в случае причины и действия: обе стороны, субъект и предмет внешнего мира, стоят друг против друга в сознании как равноправные по бытию. Отдав себе отчёт в своеобразии связи их в сознании, назовем отношение их друг к другу словом координация, чтобы подчеркнуть равноправие их по бытию. Точнее следует обозначить эту сочетанность субъекта и предмета словом гносеологическая координация, так как она есть условие возможности истины о предмете [CLXXXV]  [CLXXXV] Авенариус во второй своей теории знания, намеченной в книге «Der menschtiche Weltbegriff»*, подходил к этому понятию, отлети не отдавая себе отчёта в том» как это видно из его предисловия к книге» он обозначал его термином принципиальная координация.


[Закрыть].

Непосредственная, непричинная связь субъекта с познаваемыми предметами внешнего мира может сопутствоваться также и причинным взаимодействием с ними. Предмет внешнего мира, воспринимаемый чувственно при посредстве глаза, уха, осязания, действует на эти органы световыми или звуковыми волнами и т. п. Однако возникающие отсюда физиологические процессы в нервной системе наблюдателя не суть причина имманентного сознанию воспринимаемого предмета. Какое значение имеет для восприятия предметов этот ряд причинно связанных друг с другом физико-физиологических процессов, об этом будет сказано в следующей главе.

Предмет, с которым координирован субъект, может вовсе не существовать как действительное бытие: он может быть, напр., созданием чьего-либо воображения или наличествовать только в мифотворческой деятельности какого-либо народа (напр., Юпитер в Древней Греции) и тем не менее координация между таким предметом и мною, как познающим субъектом, существует. В самом деле, даже и такой предмет, не принадлежащий к области действительного бытия, входит в состав мира на основе каких-либо своеобразных функций (напр., фантазирования) того или иного деятеля и через посредство координации этого деятеля координирован со всеми познающими субъектами [CLXXXVI]  [CLXXXVI] См. соображения Брентано против этого учения об отношении между субъектом и объектом в «Von der Klassifikation der psychishen Phanomene». Anhang, I *; см. такжеО. Краус «Предисловие» к «Psychologie von empirischen Standpunkt» Брентано (XXV с.). См. также G. Katkov «Bewusstsein Gegenstand, Sachverhalt» § 11-13, в Arch. f. d. ges. Psyshologle» Bd. 75, 1930, Проф. Краус указывает, между прочим, на то, что объектом знания может быть также и «не сущее». В ответ на это нужно заметить, что и отрицательность принадлежит к составу ограниченного бытия, как особый аспект его. См, мою статью «Логическая и психологическая сторона утвердительных и отрицательных суждений» (Логос, IV, 1912).


[Закрыть].

Сверхвременность и сверхпространственностъ координации была бы невозможна, если бы субъект и предмет были сполна пространственно-временными. Что касается субъекта, нашего я как субстанциального деятеля, мы с очевидностью усматриваем, что только проявления я, да и то не все, а лишь такие, напр., как отталкивания, оформлены пространственно, само же я не имеет пространственного оформления, оно не кубическое, не шарообразное, не линия, не точка и т. п.; точно так желишь проявления я суть события, протекающие во времени, возникающие, исчезающие, длящиеся; само же я т имеет временной формы, не возникает и не исчезает во времени, не течет и не длится по типу временного бывания: оно – сверхвременно и сверхпространственно.

Не только это непосредственное наблюдение над я как субстанциальным деятелем открывает нам его стояние над временем и пространством. Умозрительное исследование любого события, напр. чувства радости, длящегося несколько секунд, отталкивания, направленного по определенной линии, и т. п., открывает в нём бесконечное множество внеположных друг другу отрезков во времени или во времени и пространстве (отталкивание), которые могут образовать единство события не иначе как под условием нахождения их из единого источника.

Таким образом, всякая временность и всякая пространственность возможны не иначе как на основе сверхвременного и сверхпространственного начала, осуществляющего свои проявления во временной или пространственно-временной форме. Этот источник сам не может быть временным и пространственным, так как в противном случае вновь поднялся бы вопрос об условии единства его и получился бы регресс в бесконечность. Он не только не временной и не пространственный, но ещё и сверхвременный и сверхпространственный так как он придает своим проявлениям форму времени, а некоторым из них также и форму пространственности, господствуя над раздроблением этих форм и обеспечивая единство их и своих проявлений в них. Нам знаком уже этот источник событий: это – субстанциальные деятели, как причины и носители событий. Сверхвременными и сверхпространственными теперь мы будем называть только субстанциальных деятелей, чтобы отметить их активное распоряжение формою времени и пространства, их господство над этими формами, а все остальное, лишенное форм времени и пространства (напр., такое, как математическая идея числа и т. п.), будем называть невременным и непространственным.

Координация, преодолевающая пропасть времени и пространства между познающим субъектом и всеми событиями также и внешнего для него мира, объясняется только что развитым учением о событиях: всякое событие есть проявление какого-нибудь субстанциального деятеля. Независящая от времени и пространства координация есть не что иное, как связь самих сверхвременных и сверхпространственных деятелей друг с другом, благодаря которой все, что переживает один деятель как своё проявление, существует не только для него, но и для всех других деятелей всего мира.

Это трансцендирование элементов внешнего мира за пределы своего бытия и существования их для наблюдающего субъекта есть несомненный факт, лежащий в основе сознания. Даже и собственные проявления субъекта трансцендируют за пределы своего отрезка времени, поскольку существуют для него в актах его сознавания, принадлежащих к иному времени, чем момент их осуществления; однако это трансцендирование не столь поражает нас, потому что в этом случае и сознаваемое проявление, и акт сознавания, направленный на него, принадлежат одному и тому же сверхвременно объёмлющему их субъекту. Удивляет нас это трансцендирование в случае сознавания субъектом отрезков внешнего мира; в самом деле, субъект есть самостоятельный деятель, способный быть носителем лишь своих собственных проявлений; и внешний мир состоит из других, тоже самостоятельных деятелей, из которых каждый есть носитель собственных проявлений. Каким же образом возможно, чтобы эти самостоятельные субстанциальные деятели вместе со своими проявлениями могли трансцендировать за пределы себя и как-то своеобразно наличествовать в сознании друг друга. Ответ на этот вопрос будет удовлетворителен лишь в том случае, если в нём будут учтены оба несомненные свойства субстанциальных деятелей – и самостоятельность их, и спаянность воедино, обнаруживающаяся в сознавании одним другого. Выход из затруднения может быть найден лишь путём совмещения обеих этих сторон в бытии субстанциальных деятелей: они не абсолютно самостоятельны, но и не абсолютно слиты воедино. Как носитель творческой силы, как причина своих проявлений каждый субстанциальный деятель самостоятелен, но все они другими сторонами своего бытия, напр. как носители тожественных идеальных принципов временной и пространственной формы, числа и т. п., слиты воедино, единосущны. Это единосущие их есть, однако, лишь несамостоятельный аспект их бытия и потому может быть названо отвлечённым единосущием. Оно определяет лишь общие рамки единого космоса, наполнимые благодаря самостоятельному творчеству каждого деятеля крайне различными, нередко противоборствующими друг другу содержаниями.

Благодаря единосущию, однако, все самостоятельные аспекты деятелей и проявления их координированы друг с другом и существуют друг для друга, своеобразно трансцендируя и наличествуя друг в друге тем идеальным, не реальным (не временным и не пространственным) наличествованием, которое на ступени развития сознания обнаруживается как «имение предмета в сознании» и до всякого сознания служит условием всякого взаимного влияния деятелей. Имея в виду это трансцендирование, можно сказать, что в мире все имманентно всему.

Необходимо отдать себе отчёт в том, что координация субъекта (субстанциального деятеля) с предметом есть условие возможности того, чтобы акт внимания был направлен на предмет; она есть условие сознания, а не продукт его. Как в практической сфере, чтобы совершить действие, напр. взять рукою графин с водою, предварительным условием служит пространственная близость руки и графина, так для сознавания условием служит непространственная связь субъекта и предмета координированность их, благодаря которой уже до сознания предмет имеет значение для субъекта, он идеально наличествует в нем; эту идеальную досознательную имманентность предмета в субъекте можно назвать предсознанием.

Координация не нужна только в случаях сознавания и познавания субъектом самого себя и своих проявлений, так как наличествование проявлений субъекта для него самого обеспечено ещё более глубоким единством, именно принадлежностью юс субъекту, а наличествование субъекта для самого себя в самосознании обусловлено тожеством сознающего и сознаваемого.

Нам могут задать вопрос: из какого источника может быть известно что координация есть досознательная связь субъекта с предметом внешнего мира и что условием сознания служит предсознание? Ответ мы дадим следующий. Наблюдая своё сознание, мы усматриваем не только элементы его, но и строение его, именно связи элементов сознания друг с другом, зависимость или независимость одних из них от других, значение их друг для друга; так, мы усматриваем, что внимание безразлично для существования координации, а координация наоборот, не безразлична для возможности внимания; координация есть логически и реально необходимое условие возможности сознания а не наоборот; эта необходимая связь есть одна из черт сущностного строения сознания. Говоря о досознательной координации, мы во все не утверждаем нового элемента мира, ненаходимого в сознании: речь идёт о той самой координации, которая наличествует в сознании, но только в том виде, как она существует в более простой обстановке без сознания. Наблюдая сознание как объект исследования, я могу совершать мысленные отвлечения, абстрагирования от него то тех то других сторон и получить в качестве наблюдаемого мною объекта также и предсознание, усматривая при этом, что предсознание есть условие возможности сознания.

Оглядываясь на пройденный путь и рассматривая свой метод разработки гносеологии, я утверждаю следующее: отброшенные предпосылки прежней гносеологии я не заменяю новыми предпосылками а ставлю на их место доказанные путём анализа состава сознания положения: учение о данности внешнего мира в сознании и учение о непричинной связи познающего субъекта с познаваемым предметом.

С. Франк, отыскивая условия возможности интуиции, т. е. созерцания предмета в подлиннике, развивает иное учение, чем то, которое изложено мною. Согласно его учению, всякое определенное бытие укоренено в Абсолютном, которое он понимает как Всеединство, и именно как «единство единства и множества», вне которого ничего нет. Исходя из слитости всего бытия в Абсолютном как Всеединстве, Франк следующим образом решает загадку направленности сознания на бытие независимое от него: предмет до всякого нашего знания о нём близок нам «совершенно непосредственно, в качестве самоочевидного и неустранимого бытия вообще, которое мы ближайшим образом не «знаем» а есмы, т. е. с которым мы слиты не через посредство сознания а в самом нашем бытии» [CLXXXVII]  [CLXXXVII] С. Франк, «Предмет знания», стр. 177. Там же, стр. 141-161, 177, 218-239, 257, 320.


[Закрыть]. Раньше всякого нашего сознания и знания он уже «имеется у нас и при нас».

Метафизические учения о строении мира и отношении мира к Абсолютному (к Богу), развиваемые мною в книге «Мир как органическое целое», значительно отличаются от учений Франка. Сверхмировое начало, полагаю я, не есть Всеединство: Оно не содержит в себе мировую множественность, сотворенную им; вследствие совершенной своей несоизмеримости с миром и неоднородности с ним Оно нисколько не ограничивается и не умаляется относительным внебытием мира. Однако, как бы ни были велики различия между учениями Франка и моими оба мы признаем органическое единство мира, интимную внутренюю связь между частями его как условие возможности интуиции. И у других представителей русской философии, у Вл. Соловьева, у кн. С. Трубецкого у кн. Е. Трубецкого учение об интуиции также связано с органическим мировоззрением. То же самое мы находим и у философов прежних веков: у Шеллинга, напр., природа, как предмет интеллектуальной интуиции, есть органическое целое; точно так же у Гегеля мир, как предмет конкретной спекуляции (конкретная спекуляция Гегеля есть интуиция) есть органическое целое.

Резко иной путь избрали некоторые видные представители американского неореализма, напр. Perry, Holt и др., пытающиеся развить учение о данности предмета внешнего мира в подлиннике на почве не органического миропонимания. Начало такому реализму положил уже Мах (зачатки его можно найти даже у Юма). Согласно Маху познающий человек есть не субстанциальное единство, а связка ощущений; материальные вещи внешнего мира также суть не более как связки ощущений; в этом мире слабо и внешним образом объединенных агрегатов ничто не мешает любому элементу материальной вещи, оставаясь в одном отношении частью этой вещи, стать в другом отношении временно частью комплекса человеческого сознания.

Развитие этих учений в целую гносеологическую систему осуществлено американскими неореалистами в борьбе с идеализмом Бредли и его гипертрофированно органическим миропониманием, согласно которому мышление об отдельной вещи не есть знание о действительном бытии так как действительность есть Абсолютное как абсолютная целостность. Всякое отношение Бредли понимает, как «внутреннее» отношение; этим термином он хочет выразить мысль, что отношение между двумя или более членами меняет природу самих этих членов. Отсюда следует, что предмет не может быть познан таким, как он существует независимо от познавания его, потому что отношение познавания неизбежно меняет природу его.

Неореалисты правильно устанавливают несостоятельность и противоречивость такого крайнего органицизма. Они правильно утверждают возможность внешних отношений, т. е. таких, которые не изменяют природы соотносящихся членов» Однако они не правы, поскольку для учения о внешних отношениях отказываются от идеи органической целости и развивают неорганическое миропонимание. Поставив на место субъекта мозг или нервную систему, заменив психические интенционалъные акты, направленные на предмет, реакциями нервной системы превратив и вещи, и личности в пучки внешнеобъединенных элементов извне присоединяющихся друг к другу и отпадающих друг от друга неореалист может утверждать, что бывают случаи, когда один и тот же элемент мира в одном отношении принадлежит и составу вещи внешнего мира, а в другом отношении – к составу жизни субъекта. Однако, эта внешняя принадлежность одного и того же элемента к двум комплексам вроде того как один и тот же столб может входить в состав двух изгородей, пересекающихся друг с другом, ещё не объясняет самых глубоких, специфических свойств сознания и знания, которые должен был бы особенно чутко улавливать сторонник учения о непосредственном знании. В самом деле, положим, на расстоянии пяти метров от тела человека X находится дерево В; световые волны, отбрасываемые деревом, вызвали, реакцию. А на сетчатой оболочке зрительного нерва зрительного центра и мышц, обусловливающих приспособление зрительного аппарата к объекту, Что такое эта реакция? Без сомнения, она есть перемещение множества молекул внутри пространства, занимаемого телом X. Оставаясь на почве неорганического миропонимания и допуская только внешние отношения, нельзя понять, как эти движения в теле X, с одной стороны, и цвет, форма дерева и вообще его телесная внешность, с другой стороны, образуют факт, выражаемый словами «я (X) вижу дерево», т. е. находящееся там, в пяти метрах от моего тела существует для меня не в том лишь смысле, что молекулы в моём теле переместились благодаря более или менее отдаленному влиянию его, а в том смысле, что само дерево в подлиннике стало вместе с тем причастным и моей жизни, правда, иначе, чем органы моего тела.

Нельзя не согласиться с М. W. Calkins, которая, критикуя эти учения, говорит, что неореалисты не учли единственности в своём роде отношения сознающего к сознаваемому [CLXXXVIII]  [CLXXXVIII] Journ. of Philos., Psych. and Scient Meth., 1911.


[Закрыть]. Поскольку неореалисты сводят сознание только к внешнему отношению и отрицают специфический интенциональный акт сознавания, говорит проф. Hicks, у них от сознания осталось лишь имя [CLXXXIX]  [CLXXXIX] G. Dawes Hicks, The Basis of Critical Realism, cтp. 346


[Закрыть].

Данность в сознании есть проявление своеобразной взаимовключенности элементов мира, имманентности их друг другу, которая кажется непостижимою тайною, неосуществимым чудом для всех умов привыкших допускать лишь внешние отношения между элементами мира. Её можно понять не иначе как опираясь на органическое миропонимание и учение о единосущии сверхвременных и сверхпространственных субстанциальных деятелей, которые, объёмля пространственно-временные процессы, опосредствуют трансцендирование их за пределы себя, идеальную имманентность их друг другу [CXC]  [CXC] См. об отличии моего интуитивизма от неорганического неореализма мою статью «Интуитивизм и современный реализм» в «Сборнике статей, посвященных П. Б. Струве» Прага, 1925. Среди неореалистов своеобразный характер трансцендирования замечает и учитывает Montague (см. его статью в сборнике «The New Realism»).


[Закрыть]. Конечно органическое миропонимание должно быть свободным от крайностей учения Бредли, превратившего все действительное бытие в единую целостность Абсолютного. Отграничивая Абсолютное от мира и рассматривая мир как множество самостоятельных субстанциальных деятелей, спаянных необходимо только отвлечённым единосущием и способных свободно осуществлять конкретное единосущие на основе единения любви (или, наоборот, отвергать его, враждуя друг с другом) мы получаем органическое мировоззрение [CXCI]  [CXCI] См. мою книгу «Мир как органическое целое».


[Закрыть], согласно которому в мире возможны и внутренние отношения, и внешние в зависимости от того, где что требуется для осмысленности и целесообразности мира [CXCII]  [CXCII] Что бытие может быть только осмысленным бытием, см. мою книгу «Ценность и бытие. Бог и Царство Божие как основа ценностей».


[Закрыть].

Возможность истины как адекватного знания субъекта о предмете есть одно из важнейших условий осмысленности мира; она обеспечена найденным выше строением мира – отвлечённым единосущием сверхвременных и сверхпространственных деятелей и координациею их, благодаря которой акты сознавания и опознания могут быть направлены на предмет, независимый от них по своему бытию и не меняющий своей природы под влиянием направленных на него актов сознавания. Субстанциальность субъекта, а также субстанциальная основа всех предметов внешнего мира здесь признана, но самостоятельность субстанций не абсолютирована так, как это сделал, напр., Лейбниц, утверждавший что у монад нет «ни окон, ни дверей».

Изложенное учение о координации глубоко отличается также от теории английского реалиста Александера. Отношение между познающим духом (mind, который есть не что иное, как единый отрезок Пространства-Времени, обладающий высоким качеством сознательности) и объектом есть, согласно Александеру, соприсутствие (compresence или togetherness). Это – самое простое и первое отношение, сочетающее все предметы всего мира, – принадлежность двух предметов вместе к миру, связанность всех конечных вещей вместе в одном Пространстве-Времени [CXCIII]  [CXCIII] S. Alexander, Space, Time and Deity, 1920. I т., стр. 27, II т., стр. 75.


[Закрыть]. В случае соприсутствия духа и предмета, стоящего на более низкой ступени бытия, предмет причинно обусловливает психофизиологическую реакцию духа, акт познавания, направленный на предмет.

Таким образом, возникает знание, как «откровение» (revelation) низшего бытия высшему. Дух «созерцает» внешние объекты; себя же самого он не созерцает, а «переживает» (enjoys, I, 12). Но отношение соприсутствия существует также и между всеми другими предметами, напр. между столом и полом, между растением и светом и т. п. Все эти предметы вызывают друг в друге реакции, на основе которых одна вещь «открыта» (revealed) другой, но именно так, что низшее бытие открыто высшему или, если обе вещи стоят на одной ступени, то каждой открыта в другой её низшая сфера (напр., пол и стол открыты друг другу в своих «первичных», механических, а не «вторичных» качествах). Описывать эти отношения в низших сферах бытия можно не иначе как в терминах духа поэтому, говорит Александер, приходится употреблять термин «познавание в широком смысле слова для отношения между любым существом и существами низшей сравнительно с ним эмпирической ступени» (II, 103). Не только дух, но и всякое конечное существо переживает себя самого и «созерцает» низшие сравнительно с ним существа имеет «знание» о них (II, 104). Вследствие сплошности Пространства-Времени каждая точка-момент (point-instant) прямо косвенно связана со всеми другими точками-моментами; если расширить значение слова «awareness» (сознание), то «можно сказать о всякой точке, что она «сознает» всякую другую точку, как духи сознают друг друга» (II, 144).

Этим учениям Александера мы сочувствуем, поскольку он близок к мысли об имманентности всего всему и допускает нечто вроде предсознания.

Однако для объяснения чуткости одних элементов мира к другим недостаточно понятия compresence, которое в своей чрезмерной простоте похоже на отношение «и», внешним образом охватывающее все, что ни есть в мире. Нельзя также удовлетвориться учением Александера о том что «субстанция есть специально определенный объём пространства-времени» и что «носитель качеств (the support of qualities) есть не более и не менее как пространство-время, в пространственных контурах которого качества объединены» (I, 276), так что «единство субстанции есть принадлежность к одному контуру пространства-времени» (II, 24). Основное первичное бытие, согласно этой системе метафизики, есть чистое пространство и время, именно элементы их – точка и момент; будучи неразрывно связаны друг с другом, они образуют, говорит Александер «точку-момент», т. е. событие, лишенное ещё каких бы то ни было качественных содержаний; эти «чистые события» (pure events) являются творческим источником возникновения материально-механического процесса с его первичными качествами массы», инерции, движения, отсюда далее возникает, как третья ступень эволюции, природа, наделенная вторичными качествами, т. е. теплом, светом, звуком и т. п.; далее – растительные и животные организмы, а вслед за ними сознательные существа (mind).

Эта попытка вывести все высшее целиком из низшего без содействия каких бы то ни было высших начал, приняв за исходный пункт творческой эволюции пустое чистое пространство и время, есть нагромождение непонятностей уже потому, что пространство и время суть только пассивные формы, не способные существовать без содержания и быть источником творчества. Чтобы понять органическое единство мира и творческую активность находящихся в нём существ, необходимо идти сверху от Абсолютного к множеству сверхвременных и сверхпространственных подлинно субстанциальных деятелей, спаянных еданосущием и далее к творимым ими событиям, содержание которых они оформляют сообразно принципам пространства и времени [CXCIV]  [CXCIV] См. мою статью «Die Lehre Wl. Solowjows von der Evolution» в «Festschrift Th. G. Masaryk zum 80. Geburtstage, I Th., 1930, также мою статью «Что не может быть создано эволюциею?» в «Совр. Записках». 1927, вып. XXXIII (по англ. в Journal of Philos. Studies. 1927, oct).


[Закрыть].

Наличие субъекта, предмета и координация их ещё не есть знание и даже ещё не есть сознание о предмете; для того, чтобы было сознание, необходим интенциональный психический акт сознавания, может быть, сложный, содержащий в своём составе внимание к сознаваемому и ведущий к тому, что субъект начинает в некотором смысле жить предметом, а не только своими проявлениями. Далее, на основе сознания может возникнуть знание о предмете, если субъект начнет совершать разнообразные теоретические интенциональные акты в результате которых получается восприятие, воспоминание, суждение умозаключение, понятие.

Только постепенно в главах о чувственной и особенно об интеллектуальной интуиции будет выясняться различие между этими деятельностями и будет развито учение о их объективной стороне. Здесь будут даны лишь некоторые предварительные замечания, необходимые для того чтобы наметить дальнейший порядок изложения и предотвратить недоразумения, могущие возникнуть вследствие постепенности решения взаимозависимых проблем.

Знание вполне развитое, т. е. содержащее в себе истину, существует в виде суждения: «эта кора – белая», «вода в этом котле, стоящем на плите, кипит» и т. п. Элементы знания, входящие в состав суждения или служащие его основою, восприятие, представление, понятие, а также недоразвитое знание становятся понятными после рассмотрения суждения. Поэтому начнем с вопроса о суждении.

Отдать себе отчёт в том, что «эта кора – белая», это значит не просто сознавать кору и белизну, не просто обогащать свою жизнь трансцендированием во внешний мир; сознавание в смысле жизни предметом как бы даже ослабевает, потому что в знании, как теоретической деятельности, субъект забывает о себе и сосредоточивает свой интерес на самом предмете, именно на том, каков он в своей природе или в своих отношениях к другим предметам. В этом отрыве от непосредственной жизни субъекта заключается своеобразная неестественность теоретической деятельности; на низших ступенях природного бытия она возможна только на короткое время и лишь как средство для достижения практических целей.

Теоретическая деятельность требует отрыва субъекта от своей жизни уже потому, что она производит умственное выделение предмета из мировой множественности в таком сопоставлении его с другими предметами, при котором становится усмотренною определенность предмета как нечто отличное от других определенностей, напр. «белизна, а не коричневость, не зелёность» и т. п. Это – акт различения или, если взять все стороны его, акт сравнивания, ведущий к различению и отожествлению. Отдавая себе благодаря этому акту отчёт в том, что «кора этой березы белая», субъект, конечно, не созидает различия а находит его.

В акте различения достигается опознание предмета, однако не целиком, а лишь с той стороны, которая подвергнута различению и может оказаться лишь бесконечно малою дробью содержания предмета; ряд различений и опознаний, дающих все более полные сведения о предмете может быть продолжен: кора этой березы – белая; белая кора этой березы – твердая; твёрдая белая кора этой березы – гладкая и т. д.

Предмет, благодаря имманентности всего всему, дан субъекту целиком но опознание его человеком, существом с ограниченными силами, неспособным произвести одновременно бесконечное множество актов различения, достигается лишь частичное: опознанное в предмете есть лишь выборка из сложного состава предмета, другие стороны которого остаются только сознанными, а вся полнота таится ещё глубже в предсознании субъекта.

Акт различения даёт ответ на вопрос о какой-либо стороне предмета (напр., на вопрос: «Каков цвет коры этой березы?» – ответ: «Кора этой березы белая»); результатом его (в сочетании с некоторыми другими интенциональными актами) является имение в трёхчленной системы, составляющей объективную сторону суждения. В эту систему входят: 1) предмет суждения, 2) предикат суждения (то, что опознано в предмете в данном суждении) и 3) отношение (связь) предиката к предмету.

Проследить в различенном виде отношение между предметом и его стороною или между предметом и другими предметами можно не как посредством интеллектуальной интуиции, о которой речь будет позже. Конечно, это отношение предстоит в знании не как синтез производимый субъектом, не как конструкция, осуществляемая им, а как находимое им в самом предмете строение.

Схематически можно следующим образом выразить объективную сторону суждения:.:: SA-A.

Предмет – незамкнутый отрезок мира; SA – стороны предмета, опознан ные в предыдущих актах суждения («кора этой березы»; – в первом акте сужде ния о предмете – предмет фигурирует в знании, как X и суждение о нём выражается безличным предложением); Р – предикат; тире – отношение предиката к предмету.

Имея в этой расчлененной опознанной системе ответ на вопрос о какой-либо стороне предмета, субъект нередко сопровождает усмотрение её психическим актом согласия, т. е. актом признания её за истину о предмете и актом высказывания её посредством слов именно посредством грамматического предложения. В случае чьего-либо несогласия с нею он берёт на себя обыкновенно защиту её как истины стараясь показать собеседнику или доказать ему, что там, «где есть SA, есть и Р», так что, признав наличность SA, нельзя не признать также и наличности Р. Такая связь необходимой сопринадлежности есть отношение основания и следствия.

Усмотрение связи основания и следствия есть сущность каждого суждения и каждой истины. В суждении «тело, погруженное в воду теряет в весе столько, сколько весит вытесненная им вода» часть предмета, служащая исходным пунктом суждения, содержит в себе основание той части, которая выражена в предикате. Даже суждение, констатирующее единичный факт и опирающееся на чувственное восприятие, имеет такое же строение. Говоря «вода в этом котле, стоящем на плите кипит», я усматриваю принадлежность кипения к тому отрезку мира который назван словами «вода в этом котле, стоящем на плите», и невозможность отрицать предикат «кипит», сохраняя сознание – объективности высказанного, указывает на то, что предмет «вода в этом котле на плите» (на огне при такой-то температуре) содержит в себе достаточное основание для признания предиката.

Название основания и следствия мы даем этой связи, поскольку она опознана мыслящим субъектом и руководит переходом его от мысли о предмете к мысли о предикате; как основа объективно значимой связи мысли, она есть логическая связь. В самом же бытии предмета это самое отношение есть онтологическая связь причинности (нагретая вода и кипение), или связь принадлежности свойства носителю (разновидность причинной связи), или связь функциональной зависимости идеального бытия, т. е. вневременная необходимая сопринадлежность (напр., квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов).

Таким образом, на вопрос, поставленный Кантом, как возможны необходимые синтетические суждения (о таком свойстве суждения, как общность, речь будет позже), интуитивист даёт следующий ответ: живая связь самого бытия, ведущего от одного содержания мира к другим руководит также и умственным слежением субъекта за предметом, если субъект задается целью познавать предмет, а не фантазировать, строить новые небывалые предметы. Согласно Канту, познающий субъект оформляет данное ему в опыте многообразие ощущений априорными категориями мышления и таким образом строит синтетическую систему суждения; согласно интуитивизму, наоборот, категориальное метафизическое строение самого бытия, вступая в сознание субъекта в подлиннике и будучи опознано им, предлежит перед умственным, взором субъекта как необходимая синтетическая система, т. е. как целое, в котором одна из сторон необходимо связана с другою отличною от неё, так что необходимость перехода от первой ко второй есть не аналитическая (основанная на законе тожества и противоречия), а синтетическая необходимость следования [CXCV]  [CXCV] См. мою «Логику», § 14, 20, 27, 29, 31, 53-55, 131-135.


[Закрыть].

Достаточное основание для предиката всегда содержится в составепредмета: высказывание суждения как истины с решимостью бороться за свою правоту является именно на основании усмотрения этой связи.