Текст книги "На службе военной"

Автор книги: Николай Воронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)

На рассвете мы вылетели на французском рейсовом пассажирском самолете "Ле-Франс". Путь пролегал над территорией, занятой мятежниками. Летели на предельной высоте – около 5000 метров и благополучно приземлились на аэродроме вблизи Мадрида. На автомашине въехали в столицу, оказавшуюся в прифронтовой полосе. Сугубо мирное чередовалось здесь с военным. На каждом шагу встречались солдаты и вооруженные рабочие.

Я получил свой постоянный псевдоним – "Вольтер". Французское имя, однако, никого не могло обмануть. Бойцы быстро и безошибочно определяли: "камарада руссо".

Наш военный атташе тов. Горин порекомендовал мне обратиться к начальнику артиллерии республиканской армии подполковнику Фуэнтесу.

Весь следующий день я безуспешно пытался разыскать его. В военном министерстве никто толком не знал, где он и что делает. Пробовали разыскивать в различных штабах вблизи Мадрида, но и там его не оказалось.

Во второй половине дня я вместе с тремя нашими товарищами-волонтерами выехал на один из участков Мадридского фронта в районе Хетафе. Здесь мы получили первое на испанской земле боевое крещение, попав под огонь фашистской артиллерии. Мы были людьми достаточно обстрелянными, и близкие разрывы вражеских снарядов не вывели нас из равновесия, зато о нашем спокойном поведении под обстрелом пошла неплохая молва.

Поиски Фуэнтеса продолжались. Наконец один из офицеров-артиллеристов сообщил, что Фуэнтес обычно находится на своей квартире. Меня соединили с ним по телефону. Фуэнтес наотрез отказался встретиться со мной, сославшись на то, что не имеет никаких указаний от высших инстанций по поводу использования волонтеров.

До крайности раздосадованный, я вместе с переводчиком отправился прямо на квартиру Фуэнтеса. В прихожей меня встретила супруга подполковника, бойкая испанка. Она доложила мужу обо мне. За дверью слышался ее звонкий голос на повышенных тонах и резкие слова хозяина.

Переводчик сообщил, что подполковник не хотел со мной встречаться, но его супруга уговорила принять гостя.

Фуэнтес принял меня недружелюбно. Без знания испанского языка, по его мнению, я не смогу принести пользы. Подполковник самодовольно хвастался своим боевым опытом и пренебрежительно заявил, что в помощи иностранцев не нуждается.

– Напрасно вы приехали. Ничем не сможете помочь испанской артиллерии, сказал в заключение Фуэнтес и предложил найти работу в военном министерстве или генеральном штабе.

Я кипел от негодования, но удержался от резкостей и, официально раскланявшись, удалился.

На следующий день Фуэнтесу было объявлено решение военного министерства Испании, и он был вынужден примириться с моим пребыванием при нем в качестве военного советника. Читатель уже догадывается, сколько терпения, выдержки и такта пришлось мне проявить в этой роли.

Скоро я убедился, что Фуэнтес не утруждал себя фронтовыми делами. Вся его работа выражалась в малопродуктивной переписке с министерством, департаментом и штабами. Он плохо знал обстановку на фронтах и еще меньше – в подчиненных ему частях и подразделениях.

Подавляющее большинство кадровых офицеров-артиллеристов, оказалось по ту сторону баррикад. Испанская артиллерия в боевом отношении была весьма слабой. На ее вооружении состояли устаревшие орудия времен первой мировой войны, да и тех было крайне мало. Испытывался острый недостаток в боеприпасах. Зенитной и противотанковой артиллерии вовсе не было.

Все с нетерпением ждали 29 октября. На этот день было назначено контрнаступление республиканских войск под Мадридом. Задача – разгромить части мятежных войск Франко в районе Эскивиас – Сесенья – Борокс и остатки их отбросить далеко от города. Все надежды возлагались на массированное применение танков и авиации. Артиллерии отводилась скромная роль, она будет использоваться лишь на второстепенном направлении.

В Испании были верны модной в то время теории, которая считала, что артиллерия отживает свой век, а главными родами войск становятся танковые и авиационные части.

Накануне наступления в войска прибыл пламенный, но далеко не безупречный в военном отношении приказ высшего командования республиканской армии, напоминавший прокламацию:

"Слушайте, товарищи! Двадцать девятого, на рассвете, появится наша славная авиация и обрушит на подлые головы врага много бомб, она будет расстреливать его из пулеметов. Затем выйдете вы, наши смелые танкисты, и в наиболее чувствительном для противника месте прорвете его линии. А уж затем, не теряя ни минуты, броситесь вы, наша дорогая пехота. Вы атакуете части противника, уже деморализованные, вы будете бить их и преследовать до полного уничтожения..."

Текст этого приказа ночью в канун наступления был объявлен по радио. То ли по наивности, то ли по злому умыслу тайна наступления была разглашена на весь мир. Командование во всеуслышание объявило врагу: "Иду на вы!"

Вместе с остальными частями готовились к наступлению и мы на второстепенном направлении. Артиллеристы успели отработать тесное взаимодействие с пехотой, разведали и осторожно, чтобы не выдать свои намерения врагу, пристреляли цели.

В шесть часов утра 29 октября на нашем вспомогательном направлении началась артиллерийская подготовка, а за нею последовала атака республиканской пехоты. Активно действовали два импровизированных бронепоезда.

Бой развивался медленно, но верно. Если пехота задерживалась, ее выручали пушки. К исходу дня части продвинулись вперед до 4-6 километров, но не смогли развить успеха – для этого у нас, на второстепенном направлении, не хватало сил. Фашисты не раз переходили в контратаки, но все они были отбиты. Республиканские войска закрепились на новых позициях.

Весь день я с завистью посматривал налево, где наносился главный удар. Оттуда непрерывно доносились рокот моторов и грохот взрывов: республиканская авиация усиленно бомбила вражеские позиции...

Вечером меня вызвали в Мадрид для доклада. У всех в штабе были хмурые лица. Наступление на главном направлении постигла неудача. Резко критиковались недостатки: плохое управление войсками, отсутствие четкого взаимодействия авиации, танков и пехоты на поле боя, слабое сочетание огня и маневра. Авиация и танки совершили рейд в глубину обороны противника, но их действия своевременно не поддержала пехота. В результате, потеряв несколько танков, войска отошли в исходное положение.

Когда все это было обсуждено, командование, наконец, поинтересовалось ходом действий на второстепенном направлении.

С каким удивлением все слушали мой краткий доклад, разглядывая карту! Наши скромные успехи неожиданно оказались крупнейшим достижением дня.

Это был наглядный урок. Многим пришлось призадуматься тогда об истинной роли артиллерии в современном бою. Нет, нельзя было противопоставлять артиллерию авиации и танкам – они должны действовать согласованно, в тесном взаимодействии.

Хотя военное министерство заранее раструбило о готовившемся наступлении, удар республиканской армии, тем не менее, был неожиданным для мятежников и потряс их. Фашисты стали действовать менее уверенно.

Боевой дух защитников Мадрида стал еще выше. Особенно храбро сражались дружинники народной милиции. Коммунисты сплачивали людей, мобилизовывали все силы и средства на отпор врагу. 5-й полк под командованием славного коммуниста Листера ковал стойкие кадры для молодой революционной испанской армии. Отважно дрались войска, руководимые Модесто и другими командирами-патриотами.

"Телефоника-Централь"

Я объехал наблюдательные, пункты и огневые позиции батарей Центрального фронта. Встретился с чудесными людьми, пламенными борцами, настоящими героями. Тотчас же забылась горечь первых встреч с подполковником Фуэнтесом. Я понял, что мое место – среди этих веселых и немного бесшабашных парней, беззаветно храбрых, очень похожих на наших артиллеристов времен гражданской войны. Сразу же мы нашли общий язык, быстро подружились и решили вместе бить врага. Республиканские артиллеристы просили меня скорее передать им русский опыт.

Батареи, оборонявшие Мадрид, действовали примитивными методами, разрозненно. Надо было организовать централизованное управление, чтобы сосредоточенным огнем бить по наиболее важным целям, наладить круглосуточное наблюдение за противником.

Мне приглянулось в Мадриде 16-этажное здание фирмы "Телефоника-Централь", которая владела чуть ли не всей междугородной связью Испании. Какой широкий, должно быть, обзор открывался с крыши этого высотного здания! Вот бы использовать его для командного пункта артиллерии...

Уговорил подполковника Фуэнтеса поехать на "Телефонику". Директор фирмы принял нас довольно любезно и разрешил подняться на верхний этаж, но предупредил, что в случае какого-либо несчастья фирма слагает с себя всякую ответственность.

Лифт донес нас до четырнадцатого этажа, далее мы поднимались по крутой, далеко не безопасной винтовой лестнице.

С верхнего этажа, действительно, виден был весь город и его окрестности. Отлично просматривались многие важные детали в боевых порядках противника. В бинокль я видел вражеские батареи, вспышки их орудий, дороги, по которым двигались войска.

Фуэнтес принял мое предложение организовать здесь командно-наблюдательный пункт для управления огнем республиканской артиллерии. Прежде всего, надо было срочно установить в башне телефон и подключить его к центральной станции.

Пока я с увлечением изучал расположение противника, Фуэнтес вступил в долгие и весьма темпераментные споры с представителями фирмы. Переводчик сообщил, что за установку телефона предъявлен счет на довольно крупную сумму, а Фуэнтес решительно отказывается платить. Я посоветовал представителям фирмы предъявить этот счет для оплаты военному министерству. Инцидент был тотчас улажен к обоюдному удовольствию обеих сторон.

На другой день этот важный командно-наблюдательный пункт артиллерии начал действовать. Он сыграл немалую роль в обороне Мадрида. Вскоре здесь был устроен и центральный пост ПВО.

В одинокой высокой башне, около которой постоянно пролетали со страшным свистом и завыванием снаряды вражеской артиллерии, многим было не по себе. Недаром авиационные начальники направляли дежурить сюда на пост ПВО, особо провинившихся летчиков. Это считалось строгим наказанием. В то же время здесь несли постоянную службу лучшие, ни в чем не провинившиеся артиллеристы такова уж наша профессия.

Своеобразно была организована связь с батареями. Республиканская армия не имела телефонных аппаратов к полевого кабеля, поэтому пользовалась городской телефонной сетью. Батареи имели абонентный номер и вызывались через городскую центральную телефонную станцию. Батарейный наблюдательный пункт соединялся с огневой позицией тоже при участии барышни-телефонистки. Если телефон был занят длительное время, то барышня часто подключалась и задавала свой обычный вопрос: "Вы кончили?" Конечно, это не способствовало сохранению тайны переговоров. Впрочем, большинство телефонисток центральной станции горячо поддерживали народные войска и деятельно помогали артиллеристам в их боевой работе. В грозные минуты опасности телефонистки-патриотки с особым рвением следили, чтобы связь работала бесперебойно.

Многое казалось здесь странным. Высшие начальники, ставя перед артиллерией боевые задачи, указывали не конкретные объекты, а квадраты карты. Если внезапно появлялись важные цели, по ним некому было, в сущности, стрелять, так как батареи добросовестно долбили указанные ранее квадраты. Для переноса огня требовалось решение высших инстанций, и, чтобы уговорить их, нужно было немало времени.

В книге Михаила Кольцова "Испанский дневник" есть такие строки: "Эти объекты – не конкретные цели, батареи противника, скопления войск, здания, железные дороги, а чаще всего квадраты на карте. Начальство указывает, в какой квадрат сделать за день, сколько выстрелов – и все. Чтобы переменить цели или хотя бы квадраты, нужно письменно сноситься с начальником артиллерии всего сектора... Вольтер, француз-артиллерист (автор пытается маскировать мою национальность.– Н.В.), в отчаянии от здешних порядков. Он рассказывает, как на днях командир батареи, видя большую массу наступающей пехоты противника, не стрелял по ней, а продолжал палить в другое место. Там, согласно приказу, данному накануне, предполагалась неприятельская батарея. Этой батареи уже не было, но, как ни уговаривал Вольтер, стрельба шла в бессмысленном направлении – артиллерийский офицер боялся пойти под суд за нарушение приказа".

С большими трудностями "французу-артиллеристу Вольтеру" удалось, наконец, добиться, чтобы боевые задачи поступали сверху и снизу и чтобы относительно малочисленная республиканская артиллерия поражала достоверно известные, наиболее важные объекты и цели.

У противника появлялось все больше легких танков с пулеметным вооружением. Я беспокоился, что непривычные к танковым атакам бойцы могут дрогнуть. Объехал пушечные батареи и познакомился с тем, как они подготовлены к стрельбе по танкам и бронеавтомобилям. Выяснилось, что командиры батарей считают борьбу с танками не своим делом. К стрельбе прямой наводкой они не были готовы. Все полагали, что для борьбы с танками должна быть создана малокалиберная противотанковая артиллерия. Но как быть, если ее нет? Простодушные командиры в ответ на этот вопрос недоуменно пожимали плечами. Впрочем, они весьма внимательно прислушивались к моим советам.

Помнится встреча с Энрике Больяносом, молодым командиром батареи, имевшей на вооружении 75-миллиметровые пушки. Он и его офицеры с удивлением встретили мои слова о том, как советские артиллеристы поражают прямой наводкой танки противника. Вместе начали тренироваться. Учеба пошла впрок. 30 октября у Гриньона группа фашистских танков ринулась в атаку. Батарея была уже хорошо подготовлена. Стреляя прямой наводкой, она поразила четыре танка при минимальном расходе снарядов.

Энрике Больянос в этом бою был ранен. После выздоровления он взял на себя тяжелую, но благородную миссию – стал ездить по всем пушечным батареям и учить артиллеристов бить танки противника.

В дни боев под Мадридом я любил нести вахту на башне "Телефоники", откуда удобнее всего руководить борьбой с вражеской артиллерией. Особенно привлекательны были дневные часы – с двух до четырех. Это время обеда. Как ни странно, в эти часы вовсе прекращались боевые действия с обеих сторон. В обеденное время я часто ходил в полный рост по передовым позициям, вне окопов и ходов сообщения и ни разу не попадал под огонь – обед у испанцев был своего рода всеобщим священнодействием. С башни "Телефоники" прекрасно просматривалось оживленное движение во вражеском стане в эти обеденные часы, что помогало нам заполучить немало ценных данных.

Однажды перед обедом, наблюдая с башни "Телефоники" за боевыми порядками фашистских войск, я обнаружил 155-миллиметровую батарею противника, которая, по-видимому, готовилась стрелять по Мадриду. Я показал эту цель командиру батареи, который имел наблюдательный пункт в этом же здании, и помог ему перенести огонь с ранее пристрелянной цели на вновь обнаруженную. Командир батареи экономил снаряды и с моей помощью корректировал каждый разрыв.

Вскоре мы отчетливо увидели прямое попадание в одно из орудий противника, а затем и в другое. На позиции фашистской батареи началась суматоха.

Вдруг раздалась решительная команда командира батареи:

– Альто! (Стой!)

В чем дело? – воскликнул я. – Почему батарея перестала стрелять?

– Комида! – ответил переводчик. – Обед!

Мои увещевания не помогли: командир и все находившиеся с ним немедленно приступили к обеду. Артиллеристы уверяли, что сразу же после обеда фашистская батарея будет добита, она никуда не уйдет – у мятежников ведь тоже обед!

Этот обычай стал меня уже раздражать. Я отказался от предложенного мне обеда и вина и в продолжение двух часов, пока длился обеденный перерыв, непрерывно вел наблюдение за недобитой батареей противника. В конце второго часа к разбитым орудиям подошла грузовая автомашина, в нее погрузили убитых и раненых.

Ровно в четыре часа дня раздалась команда:

– Фуэго! (Огонь!)

Стрельба возобновилась. Разрывы ложились вблизи молчаливо стоящих орудий противника. Командир республиканской батареи оказался все-таки прав: мятежники за время обеда так и не притронулись к своим пушкам.

Но пасаран!

В первых числах ноября мятежники объявили, что они вступают в Мадрид, и пригласили иностранных корреспондентов быть свидетелями их торжественного марша по улицам побежденного города. Радио Рима, Лиссабона, Берлина истошно вопило о взятии Мадрида. Но героический город продолжал борьбу.

К 5 ноября 1936 года определилась явно предательская роль главы республиканского правительства Ларго Кабальеро и его ближайших приспешников. Крылатые, гордые слова великого русского полководца М. И. Кутузова: "С потерею Москвы не потеряна Россия", они перефразировали на свой лад: "С потерей Мадрида еще не потеряна республиканская Испания", не замечая, что изменились времена и условия и сейчас этот лозунг звучит предательски, деморализует защитников города.

"Пятая колонна" все чаще наносила удары в спину трудовому народу Испании. Коммунистическая партия призывала к бдительности и отпору предателям.

6 ноября правительство Ларго Кабальеро эвакуировалось из Мадрида в Валенсию. Туда же выехали все правительственные учреждения. Оборона Мадрида была поручена престарелому генералу Миаха.

В сущности, правительство Ларго Кабальеро бросило Мадрид на произвол судьбы. Но в городе остался революционный народ во главе с коммунистами. В столь сложной обстановке 5-й коммунистический полк в полном составе поступил в распоряжение генерала Миаха. В Мадриде образовался новый штаб обороны. Немалую роль сыграл подполковник Рохо, взявший на себя обязанности начальника штаба и проявивший большие организаторские способности. Он стал правой рукой генерала Миаха.

– Но пасаран! (Не пройдут!) – стало лозунгом испанских бойцов. Тысячи новых людей взяли в руки оружие.

Весь день 6 ноября я был на передовых позициях, среди войск, отбивавших атаки мятежников. Командиры и бойцы дрались до последнего патрона и были полны решимости, во что бы то ни стало отстоять город. Конечно, в эти дни, как и в последующие, по всему фронту с обеих сторон был забыт обеденный перерыв – до обеда ли было в горячке отчаянных боев!

Как же я был удивлен и расстроен, когда получил прямое приказание ночью выехать из Мадрида в Валенсию. Никакие просьбы и возражения не помогли. Я был включен в колонну, которую вел генерал Купер. Никто толком не мог объяснить причин отъезда. Все ссылались на строжайшие и категорические приказы высшего командования.

В дороге нас застал дождь, мы сбились с пути и до рассвета блуждали по горным дорогам. Наконец утром 7 ноября остановились в городе Таранконе. У всех было мрачное, подавленное настроение.

За обедом подняли бокалы в честь годовщины Великой Октябрьской революции. На Родине был праздник, а у меня тяжелый камень лежал на сердце. Я спрашивал себя вновь и вновь: правильно ли я поступил, уехав из Мадрида, надо ли было подчиняться этому приказу? Безусловно, я не мог нарушать военные порядки другой страны, но к чести ли советского человека слепо следовать безрассудным приказам?

Я предложил связаться с Мадридом и выяснить обстановку. Вскоре нас соединили со штабом генерала Миаха. Оказалось, что в Мадриде ничего не изменилось – враг стрелял и бомбил, а республиканская артиллерия вела ответный огонь. Мятежники предприняли разведку боем, чтобы выяснить, не покинут ли город. Встретили достойный отпор и откатились. Оборона столицы с каждым часом усиливалась. Голос, доносившийся из Мадрида, звучал бодро, уверенно. Как бы между прочим было сказано, что республиканцами только что захвачен секретный приказ по войскам мятежников, раскрывающий военные планы противника.

Это сообщение переполнило чашу нашего терпения. Оно как бы послужило сигналом к действию. Мы вскочили в машины и понеслись обратно в Мадрид.

В штабе генерала Миаха царило возбуждение. В этот день республиканцы захватили итальянский легкий танк "Ансальдо". В полевой сумке убитого фашистского офицера был найден оперативный приказ генерала Варела о штурме Мадрида. В приказе были перечислены десять наступающих колонн мятежников, каждой колонне указаны районы сосредоточения, исходное положение для наступления, ближайшие задачи и направления дальнейших действий.

Штаб обороны Мадрида решил активными действиями сорвать наступление противника и разгромить его под стенами города. Правда, при этом по-прежнему далеко не полностью учитывались возможности республиканской артиллерии. Действия артиллеристов предусматривались лишь в день наступления республиканцев, причем на артиллерийскую подготовку отводилось всего 15 минут.

Я сразу же взялся с группой артиллеристов за разработку системы "концентрированного огня" (так называли испанские офицеры сосредоточенный и массированный огонь артиллерии) по всем важным объектам, перечисленным в захваченном приказе генерала Варелы. Силы республиканской артиллерии были весьма скромны, не хватало боеприпасов, поэтому надо было вести огонь экономно, но точно, нанося врагу возможно большие потери.

Мадрид с каждым часом обретал новые силы. В ряды дружинников, защищавших важнейшие подступы к городу, влилось много пожилых рабочих. Они храбро сражались на баррикадах. Жители столицы решили до последней капли крови отстаивать каждую улицу, каждый переулок.

8 ноября продолжались упорные бои с противником. Главный удар мятежники наносили в парке Каса дель Кампо и продвинулись здесь в этот день на полтора километра.

Долгие часы я проводил в башне "Телефоники" – изучал боевые порядки противника, помогал командирам батарей корректировать огонь.

Артиллеристы каким-то путем добыли немецкую звукометрическую станцию фирмы "Симменс", которую вскоре удалось использовать для засечки стреляющих батарей противника. Данные звуковой разведки перепроверялись с помощью визуального наблюдения с башни "Телефоники". Теперь наш огонь стал еще более точным. Вскоре мы обнаружили, что и противник стреляет по нашим батареям на основе данных звукометрической разведки. Одна из наших батарей занимала огневую позицию на окраине Мадрида и успешно стреляла по фашистам. Мятежники рьяно охотились за ней, но фашистские снаряды обычно ложились на небольшой пустырь, расположенный позади огневых позиций батареи. Мадридские артиллеристы даже огородили этот пустырь и вывесили предупреждающие знаки: "Стой! Здесь смерть!"

Мы задумались, почему так происходит, и пришли к выводу: выстрелы орудий республиканской батареи, расположенной среди городских зданий, образуют искаженную звуковую волну, которая регистрируется вражеской звукометрической аппаратурой. Видимо, вера в технику у фашистов была настолько слепой, что они изо дня в день били в одну и ту же точку, хотя и видели, что огонь их не наносит вреда и республиканские орудия продолжают стрелять.

Атаки следовали за атакой. Участки парка Каса дель Кампо переходили из рук в руки. Ожесточенные бои развернулись у моста Принцессы. Мятежники попытались прорваться в Карабанчеле, у Толедского моста, но партизанский батальон ликвидировал прорыв. Беззаветно сражались бойцы интернациональных бригад, то и дело прибегая к штыковым схваткам.

Артиллерия мятежников, постоянно получая подкрепления из Германии и Италии, усиливала огонь по городу. Непрерывно, днем и ночью, бомбила Мадрид фашистская авиация, поджигая целые кварталы. Это были трагические дни.

Контрнаступление республиканцев в ноябре не удалось. Несмотря на поразительный героизм и самоотверженность бойцов, оно захлебнулось, и все попытки отбросить противника оказались безуспешными.

Но и противник не смог продвинуться вперед. Теперь он стремился при помощи авиации интервентов стереть город с лица земли, сломить боевой дух защитников непрестанными ударами с воздуха и артиллерийскими обстрелами.

Пребывание на башне "Телефоники" становилось день ото дня опаснее. Но никто не покидал боевого поста.

В один из ноябрьских дней мне особенно повезло – я обнаружил в стереотрубу колонну пехоты противника численностью более тысячи человек, располагавшуюся на привал. Несколько республиканских батарей немедленно получили задачу подготовиться к открытию огня. Они быстро доложили о своей готовности. Когда мятежники собрались на относительно небольшой площади, была дана команда "Огонь!". Снаряды накрыли место привала. Все окуталось дымом и пылью. Когда дым рассеялся, стало видно, что противник понес большие потери.

Как-то я работал в штабе одного из секторов обороны Мадрида. Комната была большая, все говорили громко, непрерывно звонили телефоны. Я обратил внимание на командира в полевой защитной форме, шумно разговаривавшего с начальником штаба. Было видно, что это не испанец, а скорее всего иностранный офицер-доброволец. Когда шумная беседа была закончена, он подошел ко мне, представился на русском языке с иностранным акцентом. Это был командир 2-й Интернациональной бригады генерал Пауль Лукач, он же венгерский писатель Матэ Залка. Генерал был взволнован тем, что штаб отказывает ему в самой элементарной помощи.

– Войдите в мое положение! – темпераментно говорил он. – Завтра бригада вступает в бой, а командир бригады не имеет даже положенного ему револьвера!

Я тотчас расстегнул свой кожаный пояс вместе с револьвером в добротной кобуре и опоясал им своего нового товарища. Генерал Лукач был растроган и объявил меня своим другом на вечные времена.

С тех пор мы часто встречались. Это был интересный, умный, храбрый человек. Мы с ним условились, что если будем обращаться друг к другу с просьбами, то только с самыми серьезными и неотложными – не выполнить такие просьбы нельзя. И я знал, что если Лукач просит добавить ему артиллерии или срочно сосредоточить огонь в том или ином пункте, то это действительно необходимо.

Бригада Лукача, по моему мнению, была одной из лучших среди интернациональных бригад. Бойцы ее проявляли в боях подлинное геройство.

Трагическую гибель генерала Лукача, легендарного командира-интернационалиста, оплакивала вся республиканская Испания, а народ объявил его своим национальным героем.

Добрую славу заслужили интернациональные бригады, руководимые Клебером, Вальтером и другими талантливыми командирами. По ним равнялись, у них учились воевать все бойцы-республиканцы. Но, конечно, главная тяжесть борьбы с мятежниками и интервентами ложилась на испанские бригады и дивизии. Под руководством замечательных командиров – Листера, Модесто и многих других – они выросли в грозную силу. Вдохновляемые коммунистической партией, рабочие, крестьяне, интеллигенция Испании и прибывающие из многих стран добровольцы-интернационалисты сражались плечом к плечу и проявляли невиданную храбрость в боях за республику, за кровью добытую свободу.

В середине ноября пришла помощь сражающемуся Мадриду из Каталонии: сюда прибыл из-под Сарагосы известный анархист Дурутти с тремя тысячами хорошо вооруженных бойцов. Анархистов называли "рохо-негро" – красно-черными, по цвету их рубашек и головных уборов.

Дурутти объявил, что он со своим войском пришел спасать Мадрид и, как только выполнит эту задачу, сразу же вернется под Сарагосу. Дурутти потребовал себе самостоятельный участок фронта, на котором он всем покажет, как нужно сражаться. Его направили в район Каса дель Кампо.

На следующий день анархисты ринулись в атаку, чтобы выбить из парка засевших там марокканцев.

Однако, несмотря на точные бомбовые удары республиканской авиации и не менее удачную стрельбу артиллерии, атака провалилась. Стоило противнику открыть огонь, как анархисты бросились назад.

Дурутти обещал на следующий день возобновить наступление, но из-за анархического беспорядка и недисциплинированности время было упущено марокканцы сами перешли в наступление и даже проникли в университетский городок, находящийся на окраине Мадрида. На выручку были посланы интернациональные батальоны, однако противник уже успел закрепиться в нескольких зданиях.

Дурутти стал неузнаваем – он осунулся, похудел, был до крайности подавлен сознанием, что его подчиненные пропустили врага на территорию города. Вскоре он погиб от шальной пули.

24 ноября с двух часов ночи на всем Мадридском фронте обороны завязалась ружейно-пулеметная перестрелка, затем включилась и артиллерия. Мятежники начали новое наступление. Особенно опасной была их попытка ворваться в центр Мадрида через университетский городок. Республиканцы встречали врага огнем пулеметов и артиллерии. Испанские и интернациональные батальоны и бригады не раз бросались в контратаки.

Из перехваченного по радио сообщения стало известно, что Франко обещает 25 ноября захватить Мадрид. Началась самая напряженная подготовка республиканской артиллерии по сосредоточению огня на важнейших направлениях.

Это очень пригодилось с рассветом 25 ноября, когда фашисты усилили натиск. Мятежники сразу почувствовали на себе "концентрированный" да еще перекрестно-фланговый огонь артиллерии обороны Мадрида.

Бой шел непрерывно весь день. К вечеру мы узнали, что в оливковых рощах пригорода сосредоточивается конница, образующая десятую наступающую колонну противника. Несколько наших батарей немедленно обрушили огонь на эти рощи. Все насторожились, многие бинокли были направлены в район, где разрывались снаряды. Вскоре мы увидели, как оттуда вскачь помчались перепуганные кони, в большинстве без всадников. Не описать радости артиллеристов, наблюдавших за этим с башни "Телефоники". Вскоре от пленных стало известно о больших потерях марокканской конницы.

Франко снова просчитался. Мадрид, несмотря на по– тери, не только выстоял и на этот раз, но, по сути дела, одержал победу над хорошо вооруженным врагом. Представители "пятой колонны", как оказалось, в этот день были готовы к выступлению в центре столицы, но из-за неудач фашистов на фронте не посмели поднять головы. Трудящиеся Мадрида, отстояв город, взялись за решительное искоренение предателей.

В поисках пополнений

Силы артиллерии Мадрида все более истощались. Надо было предпринимать самые срочные меры для ее пополнения.

Конечно, никакого производства орудий в республиканской Испании не было. Все надежды возлагались на частные закупки за границей. Прибыли пушки изготовления 1914-1918 годов с большим количеством плохо сохранившихся боеприпасов. Все это было подвергнуто чистке, разборке, смазке и опробованию на полигоне. Перед стрельбой ко мне явился немецкий антифашист-артиллерист, участник первой мировой войны, и сообщил, что некоторые снаряды помечены разноцветными крестами, указывающими на их химическое наполнение. Таких снарядов оказалось значительное количество.