Текст книги "На службе военной"

Автор книги: Николай Воронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)

"Заслуги Кутузова не в каком-нибудь гениальном, как это называют, стратегическом маневре, а в том, что он один понимал значение совершавшегося события. Он один понимал уже тогда значение бездействия французской армии, он один продолжал утверждать, что Бородинское сражение была победа, он один тот, который, казалось бы, по своему положению главнокомандующего, должен был быть расположен к наступлению, он один все силы свои употреблял на то, чтобы удержать русскую армию от бесполезных сражений.

Подбитый зверь под Бородином лежал там где-то, где его оставил отбежавший охотник, но жив ли, силен ли он был или он только притаился, охотник не знал этого. Вдруг послышался стон этого зверя..."

Трудно сказать, в каком состоянии находится теперь фашистский зверь, получивший в 1943 году серьезные ранения, и каковы его способности внезапно броситься на охотника. Берлога зверя обложена лишь с востока. Западные охотники не спешат, тягуче-медленно снаряжают патроны и держат еще густо смазанными свои ружья. Между тем было ясно, что, несмотря на все наши успехи и победы в летне-осеннюю пору 1943 года, зверь еще силен и охотник должен свое ружье держать наготове!

Тогда, в вагоне, мне думалось, что, если ранней весной будет открыт второй фронт, война обязательно за кончится к исходу 1944 года.

Каким-то будет новый год?

...Вот и Мелитополь. На автомашинах добрались до командного пункта 4-го Украинского фронта. Я дружески встретился с командующим фронтом генералом Ф. И. Толбухиным. Он сообщил подробности готовящейся во взаимодействии с левым крылом 3-го Украинского фронта наступательной операции по освобождению Правобережной Украины. Командующим артиллерией фронта был генерал С. А. Краснопевцев, генерал Толбухин был доволен его работой.

Вскоре с 3-го Украинского фронта прибыл маршал А. М. Василевский и мой заместитель М. Н. Чистяков. Мы собрались у Толбухина, чтобы еще раз согласовать все вопросы совместной наступательной операции двух фронтов.

Операция была подготовлена весьма тщательно. Приняли решение собрать на следующий день командиров соединений и их заместителей по артиллерии.

Совещание состоялось в здании школы одного из прифронтовых селений. Когда мы подъехали к ней, нас поразило большое скопление легковых автомашин. Беспечность удивительная!

Генерал Толбухин приказал рассредоточить машины и замаскировать их. Это оказалось своевременным. Во время нашего совещания, несмотря на туман, налетели вражеские бомбардировщики и отбомбили соседний населенный пункт, расположенный от нас в 3 – 4 километрах. Видимо, какими-то путями противнику стало известно о нашем "слете", но летчики в тумане перепутали объект. Нам помог "его величество случай".

Доклады артиллеристов были серьезными, они свидетельствовали о деятельной подготовке, полном понимании поставленных боевых задач. Но в то же время вскрылся и ряд существенных недостатков. Я поделился новинками в использовании артиллерии, которые применялись на других фронтах.

После совещания Толбухин изложил в узком кругу наметки плана предполагаемой наступательной операции по освобождению Крыма, в частности план прорыва обороны противника на Перекопском перешейке. Вместе с генералом Краснопевцевым мы произвели предварительные прикидки. Стало ясно, что для этого прорыва, а затем и штурма Севастополя потребуется привлечение и артиллерии особой мощности.

Я обратился в Ставку за разрешением выделить для этого фронта дивизионы 280-миллиметровых орудий. Вскоре оно было получено.

Впоследствии эти дивизионы были действительно применены для разрушения особо прочных инженерных сооружений на оборонительном рубеже под Перекопом и при взятии Севастопольского оборонительного обвода. Снаряды таких орудий имели вес около четверти тонны, легко разрушали немецкие долговременные сооружения и, конечно, оказали огромное воздействие на противника.

Я давно уже задумывался над взаимоотношениями представителей Ставки и командования фронтов. Теперь эти мысли стали содержанием донесения в Москву. Главной обязанностью представителей Ставки на фронтах – считать координацию действий фронтов и оказание помощи фронтовому командованию в обеспечении наиболее полного. выполнения директив Ставки. Не командовать, не заслонять своей фигурой командующих фронтами, а поднимать их авторитет и ответственность – к этому сводились мои предложения.

Вскоре я снова был в Москве. Состоялась беседа в Ставке на эту тему. Мои предложения были одобрены.

Я вернулся на западное направление. Неудачи здесь продолжались. От нас между тем требовали решительных действий: ни в коем случае не давать противнику возможности снять хотя бы одну – две дивизии с этого направления для отправки на юг.

Поэтому под Витебском то и дело возобновлялись слабо подготовленные операции, которые успеха не имели. Мне же по-прежнему казалось, что следовало сделать передышку, пополнить силы и средства, тщательно подготовить в условиях полной скрытности крупную операцию на новом для противника направлении.

Вскоре меня и генерала Соколовского вызвали в Москву.

Сталин принял нас на даче. Он был болен гриппом, сильно раздражен и встретил не очень приветливо. Вместо благодарности за перевыполнение им же поставленной задачи на нас посыпался град упреков. Помнится его резкая фраза: "Вы там оба чаи распиваете".

Мы с В. Д. Соколовским действительно по вечерам иногда встречались для обмена мнениями и взаимной информации за стаканом чая. Значит, кто-то уже пожаловался, увидев в обычных встречах с чаепитием какую-то крамолу.

Мы молчали, считая бесполезным оправдываться. Наше молчание внесло успокоение. Наконец можно было, кратко доложить о трудностях наступления на Западном фронте.

Совершенно неожиданно разговор зашел о только что закончившейся Тегеранской конференции. Самая главная новость, которую мы узнали в этот вечер: Сталин принял предложение Черчилля и Рузвельта участвовать в войне против Японии через три – четыре месяца после окончания войны в Европе. Он сказал нам, что мы должны использовать благоприятную для нас международную обстановку и возвратить все то, что Япония захватила в результате русско-японской войны. Добавил при этом: "Но чужого нам не надо".

Мы расстались. То, что сообщили нам о войне с Японией, было, конечно, большой государственной тайной, я не мог и словом о ней обмолвиться, но мне пришлось, всерьез подумать о подготовке к действиям на востоке. Следовало заранее готовить артиллерийское усиление Дальневосточного фронта за счет частей и соединений артиллерии резерва Верховного командования, заранее завозить туда боеприпасы и все то, что мы сможем выделить без малейшего ущерба для ведения войны на западе.

Как-то раз, находясь в Ставке, я докладывал о противовоздушной обороне страны. Меня вдруг спросили, как обстоит дело с охраной важных объектов на Сибирской железнодорожной магистрали. Я дал необходимую справку и попросил возможно скорее принять оперативные решения о средствах усиления Дальневосточного фронта. Со мной согласились и обещали дать особое задание Генеральному штабу.

Вскоре после моего доклада меня снова вызвали в Ставку, где состоялось узкое совещание лиц, которым было доверено работать по подготовке проведения военных действий на Дальнем Востоке. Совещание рассматривало предварительные наметки наступательных операций против Японии. Теперь по линии артиллерии многое прояснилось.

Чтобы выиграть время, следовало заранее, в спокойной обстановке завезти на Дальний Восток все нужное для артиллерийского снабжения. Я дал секретное указание лично начальнику ГАУ генералу Н. Д. Яковлеву начать осторожно завозить на Дальний Восток боеприпасы, вооружение и приборы – все то, что не понадобится в войне с Германией. В частности, туда была отправлена часть боеприпасов для артиллерии большой и особой мощности.

Однако вскоре командующий артиллерией Дальневосточного фронта при разговоре со мной по телефону ВЧ просил меня строго наказать работников ГАУ за присылку боеприпасов к орудиям, которых, как он выразился, "никогда здесь не было, нет и не будет". Я предложил ему никогда и нигде больше не говорить об этом. Но моего, предупреждения оказалось мало: неугомонный командующий артиллерией прислал мне письменное донесение на эту же тему. Его неуместные протесты могли принять огласку и раскрыть важную государственную тайну. ГАУ перевозило эти грузы на восток очень конспиративно, маскируя их, хотя риск, безусловно, был большой. Пришлось дать понять упрямцу, что разговоры на эту тему грозят ему неприятностями.

Наши заблаговременные перевозки впоследствии целиком и полностью себя оправдали.

Несчастливое ли число 13?

В начале декабря 1943 года на 1-м Прибалтийском фронте готовилось наступление в направлении на Городок. Разведчики доложили, что основной оборонительный рубеж противника перед фронтом 11-й гвардейской армии представляет систему опорных пунктов, вписанных в довольно разветвленную систему траншей и окопов полного профиля.

Городок, Витебск, Полоцк имели круговую оборону. Нашей разведкой и партизанами подтверждалось наличие оборонительных сооружений и в оперативной глубине.

Из допросов пленных было установлено, что войскам объявили приказ Гитлера удержать занимаемый оборонительный рубеж любой ценой. Противник, опасаясь возможного прорыва наших войск, усилил свою группировку на городокском направлении.

Чтобы иметь полную картину обстановки, я запросил прогноз погоды на первую половину декабря. Он предсказывал сплошную облачность, временами снег, в некоторые дни – низовую метель, легкие морозы, а с 6 декабря установление санного пути.

Зима, зима! С каким нетерпением ждали ее на фронте!

Начало зимы во многом улучшало пути подвоза, облегчало работу наземной и воздушной разведки – одна только очистка противником своих траншей и ходов сообщения от снега давала немало сведений о начертании его обороны. Топка печей в землянках и убежищах тоже многое вскрывала при наблюдении с наземных пунктов и при фотографировании с воздуха. Если фотографировать с самолета стрельбу батарей противника, то на снегу легко обнаруживаются задульные конуса впереди стволов стреляющих орудий. С другой стороны, применение лыж и небольших санок облегчало маневр нашей наступающей пехоты на поле боя.

Разработку операции вели командующий фронтом генерал И. X. Баграмян, член Военного совета генерал Д. С. Леонов, начальник штаба генерал В. В. Курасов и командующий артиллерией генерал Н. М. Хлебников. Эта славная группа генералов работала дружно, организованно, с большим знанием дела. Много внимания уделялось взаимодействию родов войск, вопросам управления. Правильно были организованы артиллерийские группировки, им поставлены четкие боевые задачи в статике и динамике боя и операции, созданы необходимые плотности артиллерии, надежно обеспечивающие хорошо управляемый массированный огонь. В эти дни я и мои ближайшие помощники – полковники Казаков, Стеганцев, Вайсбанд и другие работали вместе с артиллеристами фронта.

Мне думается, немцы и на этот раз знали или догадывались о готовящемся нами наступлении. Но момент наступления все же оказался для них неожиданным. Они не могли, видимо, представить себе, что мы начнем активно действовать тринадцатого числа, с которым на Западе связаны всяческие предрассудки.

13 декабря на рассвете началась наша мощная артиллерийская и авиационная подготовка прорыва оборонительной полосы противника. Бои развивались медленно, но верно.

Войска фронта в продолжение восемнадцати суток прорвали сильно укрепленную оборонительную полосу противника по фронту до 170 километров и в глубину до 60 километров. Было преодолено пять оборонительных рубежей, противнику нанесен большой урон в живой силе, вооружении и боевой технике. Были взяты пленные и трофеи. Наши войска освободили 2623 населенных пункта, в том числе и Городок.

Хороший план – это еще половина дела.

Городокская наступательная операция закончилась 5 января 1944 года. Как логическое продолжение ее, после небольшой паузы стала готовиться новая, Витебская наступательная операция силами 1-го Прибалтийского и Западного фронтов. Для осуществления ее было привлечено вполне достаточное количество сил и средств. На 1-м Прибалтийском фронте с этой целью выделялись две армии, каждая трехкорпусного состава. Для обеспечения прорыва и развития успеха, кроме штатной полковой и дивизионной артиллерии, было выделено две артиллерийские дивизии прорыва (каждая шестибригадного состава) и двадцать восемь артиллерийских, минометных и гвардейских минометных полков. Борьба с артиллерией противника возлагалась на фронтовую артиллерийскую группу из одной дивизии, двух артбригад и четырех артполков.

Генералы И. X. Баграмян, В. В. Курасов и Н.М. Хлебников, кроме оперативной директивы войскам фронта, разработали также указания по планированию и подготовке операции, в которых предусматривались этапы предстоящих боевых действий и их продолжительность.

Все рассчитали до деталей. План был хорошим. Н. М. Хлебников и его штаб разработали график артиллерийского наступления, вычертили его на отличной бумаге и раскрасили цветными карандашами – сразу видна артиллерийская штабная служба высокого класса! Строго расписан расход боеприпасов по дням операции. Всего за первые три дня наступления предполагалось израсходовать более 350 тысяч снарядов и мин, не считая боезапаса гвардейских минометов, из них 127050 – на артподготовку и 112290 – на бой при развитии успеха и в глубине обороны противника в первый день боевых действий.

Кажется, не так уж мало, но нужно учесть, что одну треть выделяемых боеприпасов составляли снаряды 45-миллиметрового калибра. Конечно, снарядов тяжелой артиллерии было накоплено недостаточно для такой сильно укрепленной обороны, какую сумел создать противник в этом районе. Такое же положение с боеприпасами сложилось и на взаимодействующем правом крыле Западного фронта. Это не могло не отразиться на успехе операции.

Утром 3 февраля войска 1-го Прибалтийского фронта перешли в наступление на стыке 4-й ударной и 11-й гвардейской армий на участке Горбачи – Бондарево, но за пять суток продвинулись всего на шесть километров.

Командующий артиллерией фронта в своем донесении мне докладывал, что ударные группировки 4 ударной и 11 гвардейской армий к началу операции были обеспечены большой плотностью артиллерии – до 270 стволов на 1 км фронта, из них до 150 стволов 120-мм минометов, 122-мм и 152-мм гаубиц. Из частей реактивной артиллерии было четыре бригады М-31 и семь полков М-13. Боеприпасами были обеспечены полностью в соответствии с планом.

Первый день боя, тщательно организованный, закончился успешным прорывом на 5 километров, несмотря на сильную огневую группировку противника. Из 69 подавлявшихся батарей только 17 вели огонь. В дальнейшем продвижение застопорилось, особенно с выходом на реки Пестуница и Заронок.

Причинами дальнейших неудач он считал:

1. Резкое ухудшение руководства боевыми порядками с продвижением вперед и слабой организацией боя. С выдвижением за р. Пестуница не было быстро построено необходимое количество переправ для переброски через реку артиллерии, и, кроме того, распутица, начавшаяся на второй день боя, препятствовала продвижению техники (танков и артиллерии).

2. Организация наблюдения за полем боя и перемещение КП и НП командиров всех степеней резко отставали от продвижения войск. Особенно это касается командиров корпусов, стрелковых дивизий и даже стрелковых полков. Многие из них продолжали сидеть на старых местах, боя не видели и не чувствовали его, а вследствие этого не знали, кроме как из искаженных докладов по телефону, истинного положения частей.

3. Танки не были увязаны с соответствующими стрелковыми подразделениями, чем и объясняется следующее: а) Танки ворвались в Веревщину, Козики, Курятники, разбили всю огневую систему противника, а пехота входила в эти пункты только через несколько часов. б) Танки систематически оставались на поле боя далеко впереди пехоты, неся большие потери.

.4. Пехота запаздывала с выходом на рубежи для броска и атаковала через продолжительное время после подавления огневой системы противника, который на отдельных участках к этому времени успевал снова организовываться. Это вызывало необходимость новой обработки опорных узлов и задерживало развитие боя.

5. Наконец, пехота, слабо управляемая в боевых порядках, при продвижении в глубину залегала. Попытки объяснить это большим огнем противника несостоятельны, так как в первый день боя было 17 батарей противника и пехота прекрасно шла. Во второй и последующие дни боя артиллерийский огонь вели не более 10 батарей противника при малом числе минометных батарей на всем участке прорыва, а пехота все же не продвигалась.

Оборонительная позиция противника стала в глубине значительно слабее, и даже при отсутствии траншей (имелись отдельные ячейки) противника пехота не продвигалась (лес южнее Победидово, Степаньково, Шарово),

6. Не зная действительного положения своей пехоты, общевойсковые командиры иногда снимали артиллерийский запланированный огонь неправильно, а впоследствии топтались на месте, затягивали бой, и тогда снова приходилось обрабатывать артиллерией снятые участки. Пример: залп М-31, снятый командармом-4.

Подробный отчет об операции Хлебников мне представил дополнительно. По вопросам управления огнем и взаимодействия, как показала эта операция, нам, артиллеристам, еще много нужно работать.

Как сейчас, помню эти листы сероватой, грубой бумаги, исписанные карандашом. Я их получил, когда подводил первые итоги так тяжело складывающейся для нас наступательной операции. Мне тогда понравились эти предварительные выводы генерала Хлебникова и его самокритичное заключение. Многие факты, приводимые им, мне уже были известны из личных наблюдений и систематических докладов работавших со мной офицеров-артиллеристов центрального аппарата. В этом документе были и некоторые неточности, допущенные, видимо, в спешке. К ним следует отнести недооценку прочности обороны противника и переоценку обеспечения артиллерийскими боеприпасами столь сложной и трудной наступательной операции. Кроме того, автор, да и все мы, принимавшие участие в подготовке операции, недооценили "незначительные речки" с топкими берегами, которые во время весеннего паводка широко разливаются и обращаются в серьезные препятствия.

Никогда не забуду две такие речки – Заронок и особенно Пестуницу, которые поминались тогда ежедневно множество раз. Их столь часто проклинали, что они стали в умах иных генералов, офицеров и бойцов чуть ли не одной из главных причин наших неудач в районе Витебска.

Вообще, когда начинаешь перебирать в памяти причины неудач в районе Витебска, то становится затруднительным выделить из них главные и решающие. По данным опроса пленных, особенно пленного командира 2-го батальона 51-го егерского пехотного полка, выяснилось, что немцы каждый раз совершенно точно знали день нашего наступления. Все шло по стандарту: на рассвете начиналась мощная артиллерийская подготовка, наносила удары авиация, а затем частенько возникала пауза – артиллерия переносила огонь, а пехота медлила.

Противник мог догадываться о подготавливаемой наступательной операции и еще раньше по ряду других признаков. К ним следует отнести весьма откровенные рекогносцировки некоторых групп генералов и офицеров, проводимые на главных направлениях предстоящего наступления. От систематической разведки противника трудно было скрыть перегруппировки наших войск, а особенно усиление подвоза боеприпасов, горючего и других материальных средств к участкам прорыва. Заблаговременная пристрелка артиллерии проводилась лишь в полосах, намеченных для прорывов. Это тоже давало возможность противнику судить о направлении наших ударов и ширине намечавшихся участков прорыва.

Несмотря на все меры скрытности и маскировки, едва ли ускользнул от воздушной и агентурной разведки противника длительный шестисоткилометровый марш 3-го. гвардейского кавалерийского корпуса под командованием генерал-лейтенанта Осликовского из района восточнее Орша по маршруту: Рудня, Демидов, Велиж, Усвяты. Противник прекрасно знал, что мы применяем крупные кавалерийские соединения, усиленные артиллерией, танками и моторизованной пехотой, для развития успеха в оперативной глубине обороны противника. Так что марш кавалерийского корпуса мог тоже послужить серьезным предупреждением для противника. К тому же 3-й гвардейский кавкорпус гитлеровцам был уже знаком: он участвовал в боях за Городок в составе того же 1-го Прибалтийского фронта.

Конечно, противник после всех наших попыток поздней осенью 1943 года прорвать сильно укрепленный оборонительный рубеж Витебск – Орша – Могилев уделял большое внимание этому участку. Гитлеровское командование считало Витебск основным опорным пунктом на левом крыле центральной группы армий и стремилось любыми мерами удержать его. Противник создал здесь ряд оборонительных рубежей, связанных между собой: системой отсечных позиций, с большим умением использовал особенности пересеченной местности. Он оборудовал много огневых точек, имевших запасные позиции и; надежные укрытия для личного состава и вооружения. Нашей 11-й гвардейской армии нужно было преодолеть:

– семь водных преград, удаленных друг от друга на 0,5 – 2 километра. Необычно ранний разлив этих речек и сильная оборона противника на их берегах оказались довольно трудными препятствиями.

Противник, своевременно предупрежденный о дне нашего наступления и о направлении главного удара, незамедлительно создавал здесь высокую плотность боевых порядков. Об этом подробно рассказал пленный немецкий офицер. Батальон, которым он командовал, оборонялся на фронте в один километр, ему в непосредственное подчинение были приданы две батареи дивизионной артиллерии и четыре штурмовых орудия. Имели место случаи, когда противник перед нашей артиллерийской подготовкой отводил свои войска и технику до трех километров в глубину своей обороны, оставляя на переднем крае лишь пулеметное прикрытие и необходимое количество орудий прямой наводки для стрельбы по нашим танкам.

9 – 11 февраля подразделения пехоты противника с тяжелыми танками (до 10 -15 машин) переходили в контратаки сразу же после нашей артиллерийской подготовки. Противник смело снимал части и подразделения с неатакованных участков фронта и быстро перебрасывал их в район образовывающегося прорыва. Этому в значительной мере способствовала довольно разветвленная сеть дорог на подступах к Витебску. Три шоссе в этом районе обеспечивали противнику нужный маневр его резервных подвижных групп.

Если все эти контрмероприятия противника сопоставить с нашим, часто неумелым использованием огневого воздействия на врага, становится ясным, как трудно было рассчитывать на успех при таких грубых ошибках.

Я в те дни часто недоумевал: куда девался наш богатый опыт тесного взаимодействия между основными родами войск – пехотой, артиллерией, танками и авиацией?

Только безответственностью и надеждой на "авось" можно было объяснить пренебрежение этим драгоценным опытом.

Вся подготовка к борьбе с артиллерией противника проходила под строгим контролем и не без помощи извне. Артиллерийская разведка фронта провела свою работу хорошо во всех отношениях. Была создана надежная топографическая основа подготовки данных для стрельбы нашей артиллерии по батареям противника, неплохо исчислены необходимые поправки для определения так называемого "прицела дня".

Во время артиллерийской подготовки прорыва в первый день был нанесен большой урон артиллерии противника, что и обеспечило продвижение нашей пехоты и танков в глубину обороны противника до 5 километров. Но в данной обстановке этого оказалось мало. Ряд уцелевших батарей, находившихся в глубине вражеской обороны, не был захвачен или хотя бы стронут со своих огневых позиций. Под их прикрытием противнику удалось уплотнить свою оборону и подбросить свежие артиллерийские и минометные батареи с соседних участков.

Наше наступление сразу же замедлилось и превратилось в затяжной бой только огневыми средствами. Вновь разведанные вражеские орудия мы стали поражать уже с меньшей плотностью огня. Стрельба по ним велась большей частью короткими огневыми налетами с расходом всего лишь 15-20 снарядов на батарею противника. Вот почему так быстро оживали эти батареи, преграждая путь нашей пехоте и танкам.

Еще один большой недостаток выявился во время наступления – батальонные минометы, пулеметы, автоматы и винтовки использовались плохо. Обычно пехотные командиры предпочитали обращаться к помощи артиллерии, ставя ей весьма общие задачи. В ряде подразделений даже боялись иметь орудия сопровождения по той причине, что противник, ведя ответный огонь, попутно будет поражать и боевые порядки пехоты. Вот до чего могут додуматься нерешительные люди, когда бой принимает затяжной характер!

Может быть, при подготовке операции было мало контроля? Нет, контроль был во всех звеньях, начиная с фронта и кончая батальонами и артиллерийскими дивизионами, ротами и батареями. Но не всегда этот контроль оказывался конкретным и действенным. Соответствующие командиры слабо следили, как выполнялись все указания и требования, высказанные во время проверок.

В ходе самого наступления грубые недостатки выявлялись не сразу, многие виновники не несли должной ответственности, хотя из-за их недисциплинированности срывалась операция.

Мне хотелось как можно скорее изучить ошибки и предупредить командующих артиллерией всех фронтов, чтобы они учли их и не допускали подобных промахов в будущем.

Да, мы недовольны были своими действиями, хотя было сделано не так уж мало. В итоге Духовщинской, Городокской и Витебской операций войска 1-го Прибалтийского фронта за период с 13 августа 1943 года по 7 февраля 1944 года освободили 6198 населенных пунктов, в том числе города Духовщина, Демидов, Велиж, Рудня, Лиозно, Невель, Городок. Очищена от врага территория в 15256 квадратных километров. Противник потерял убитыми и ранеными десятки тысяч солдат и офицеров. Наши войска уничтожили 1498 вражеских орудий, 1160 минометов, 87 самоходных орудий, 3794 пулемета, 351 танк 454 самолета, 3896 автомашин, 131 склад с боеприпасами и техническим имуществом. В боях захвачено 5353 пленных солдата и офицера, 989 орудий, 908 минометов 33 самоходных орудия, 3223 пулемета, 79 танков 908 автомашин, 249 складов.

Своими активными действиями фронт оказал содействие успеху Смоленской операции, сковал многочисленные войска противника, не дал врагу возможности снимать соединения и перебрасывать их на другие направления.

На Втором Прибалтийском

Ставка в это время развертывала подготовку к весенне-летней кампании 1944 года на многих фронтах. Для этого следовало накапливать вооружение, различные виды боевой техники и особенно боеприпасы.

Где же брать эти резервы?

Главное артиллерийское управление тщательно подсчитывало наличные остатки на фронтах. Учет боеприпасов по каждому фронту был поставлен хорошо. Если на данном фронте в ближайшее время не предполагалось проводить операции, то все находившиеся в пути боеприпасы переадресовывались на другие направления, где они были более всего нужны.

Командующие фронтами обычно предъявляли завышенные заявки. Каждый из них стремился упредить своих соседей в этом отношении. От начальника ГАУ требовались проницательность, предвидение и твердость при решении вопросов артиллерийского снабжения.

В эти месяцы мне было поручено быть одновременно представителем Ставки и на 2-м Прибалтийском фронте. Читатель поймет мое состояние – нелегко работать представителем Ставки на трех фронтах, ведущих свои наступательные операции в самых сложных условиях, и в то же время быть командующим артиллерией Красной Армии и командующим ПВО страны.

Мне просто посчастливилось, что у меня в эти трудные времена были хорошие помощники – знающие артиллеристы и талантливые организаторы. Помощник командующего артиллерией по формированиям генерал Б. И. Шереметов, начальник управления формирования генерал П. Е. Васюков, начальник управления кадров генерал П. В. Гамов и их подчиненные много потрудились над тем, чтобы наша артиллерия на протяжении всей войны своевременно получала вновь сформированные артиллерийские подразделения, части и соединения с подготовленными кадрами командного состава и солдат.

Пользуюсь случаем, чтобы упомянуть об огромной работе, проведенной управлением военно-учебных заведений артиллерии и его начальником генералом А. И. Курбатовым. Тысячи офицеров окончили Артиллерийскую академию, высшие офицерские школы и училища.

С честью справился со своей задачей артиллерийский зенитный лагерь во главе с его начальником генералом С. И. Макеевым. Здесь прошли обучение многие тысячи зенитчиков. Из них комплектовали полки и дивизии, которые отправлялись на фронт.

Могло ли быть спокойно на душе, когда наступательные операции на "подопечных" мне фронтах не получали должного развития?

Мы понимали, почему враг здесь сопротивляется с отчаянным упорством: отсюда ближе всего к фашистской столице. Но этого никак не хотел учитывать Сталин. Он требовал и требовал продвижения вперед и в то же время более чем скромно помогал этим трудным фронтам. Все силы направлялись на южные фронты, гигантскими шагами продвигавшиеся на запад, и под Ленинград, где готовился сокрушительный удар по фашистским войскам – первый из серии исполинских ударов 1944 года.

Во время Городокской операции развернул активные действия и 2-й Прибалтийский фронт под командованием генерала М. М. Попова. К 7 января 1944 года его войска, развивая наступление, достигли очередного оборонительного рубежа противника, расположенного южнее железной дороги Новосокольники Идрица. Однако все попытки преодолеть это новое препятствие были безуспешны. Продвижением в западном направлении фронт, безусловно, оказал немалую помощь своему левому соседу и в то же время отвлек внимание противника от Ленинградского и Волховского фронтов, где шла деятельная подготовка к наступательной операции, которая должна была снять блокаду с города Ленина и освободить от немецко-фашистских захватчиков Ленинградскую и Новгородскую области.

Ставка поставила перед командованием 2-го Прибалтийского фронта новую задачу: 12 января двумя армиями – 3-й ударной и 10-й гвардейской – прорвать оборону противника западнее Новосокольников, а 14 января начать наступление войсками 22-й армии севернее этого населенного пункта. Операция, развернувшаяся за двое суток до начала наступления под Ленинградом, имела главной целью отвлечь на себя основные силы 16-й немецкой армии и не допустить их переброски в район Ленинградского и Волховского фронтов.