Текст книги "Джек Восьмеркин американец [3-е издание, 1934 г.]"
Автор книги: Николай Смирнов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)
Пока коммунары работали у силосной башни, Николка Чурасов двигал свое дело.
Вместе с Джеком он разработал план большого молочного хозяйства, которое должно было развернуться на будущий год в здешних местах. Все расчеты показали, что дело это требует объединения полей «Новой Америки» с полями «Умной инициативы» и «Кулацкой гибели».
Николка нисколько не сомневался в том, что «Кулацкая гибель» пойдет навстречу коммуне. Козлов и его товарищи были своими людьми в «Новой Америке» и мечтали о больших делах. Но «Гибель» была артель маломощная, она объединяла всего одиннадцать дворов. С ее помощью «Новая Америка» не смогла бы выполнить договора с кооперацией. Поэтому необходимо было либо усилить «Кулацкую гибель», либо привлечь в компанию и «Умную инициативу».
К тому времени «Умная инициатива» объединяла дворов сорок. Это была артель из зажиточных хозяев. Общего скотного двора не имели, а завели сепаратор, который стоял во дворе Скороходова, Раза два в неделю члены «Умной инициативы» сливали молоко в общую посуду, пропускали его через сепаратор, били масло. Петр возил масло в город, продавал на базаре, через торговок. Никаких других машин, кроме сепаратора, в «Умной инициативе» не было. Общий клин, гектаров восемьдесят, артель обрабатывала по-старинке, обыкновенными крестьянскими плужками. Урожай делили по дворам. На этом и кончалась деятельность артели.
Хотя особых доходов мужики от артели не видели, они были довольны своим председателем и не доверяли Козлову, который при каждом удобном случае говорил, что «Умная инициатива» не колхоз, а лжеколхоз, а Петр Скороходов – классовый враг и обманщик.
Конечно, Козлов и Николка Чурасов допустили ошибку, организовавши в Чижах особую, бедняцкую артель. Козлову было бы легче подорвать доверие к Петру, записавшись в «Умную инициативу». Но тогда, осенью, показалось, что это дело несбыточное, и «Кулацкая гибель» была организована в экстренном порядке. В «Гибель» вошли бедняки, активисты, раскусившие «Петю», и теперь Скороходов этим пользовался: он каждого боевого крестьянина отсылал к Козлову, а принимал только тех, которые тянули его руку.
Правда, десятка полтора членов «Умницы», середняков, относились к Петру недоверчиво. Но они больше помалкивали, боялись неприятностей. И таким образом две артели продолжали существовать бок о бок, и, хотя Козлов часто поговаривал об объединении, Петр Скороходов и его друзья на это не шли, находя тысячи отговорок.
Николка Чурасов приехал в Чижи жарким июльским вечером. Вместе с Козловым он посидел под яблонями на задворках, поел кислых падальцев, выпил два ковшика воды. Потом заявил, что пришла пора действовать решительно. Город предлагает ссуду на образцовый скотный двор, отказываться от этого нельзя. Если «Умница» в компанию не пойдет, надо развить агитацию, привлечь на свою сторону середняков и оставить Петра Скороходова с десятком подкулачников.
У Козлова глаза заблестели от радости. Наконец-то «Новая Америка» взялась за дело! «Кулацкая гибель» давно мечтала обзавестись машинами, поставить скотный двор. Тормозило только отсутствие средств, а тут деньги сами шли в руки.
– Идем к Пете! – сказал Антон Козлов решительно. – Посмотрим, какая его точка зрения.
И он, как был, босой и без шапки, потянул Николку через улицу к избе Петра Скороходова, словно боялся, что Николка передумает и уедет.
Петр Павлович принял гостей любезно и весело. Сейчас же поставил самовар и подал на стол сахар и баранки.
– Хоть и жарко, – сказал он, – а чай в самый раз. Жара жару вышибает, я так смотрю.
Николка не стал поддерживать разговор о жаре, а прямо перешел к делу. Он изложил предложение кооперации. Петр сразу растерялся и, не ответив ни слова, пошел раздувать самовар. Повозился с этим порядочно, потом подошел к столу, согнал мух, вздохнул и заговорил:
– Дело в следующем: предложение лестное, иначе не назовешь. Только, думаю, наши на него не пойдут: другие упас планы. Мы уж на три года вперед все утвердили. Хотим крупное зерновое хозяйство постепенно создать. Коровками мало интересуемся. О хлебе едином помышляем.
– Да ведь хлеб-то надо с маслом кушать! – перебил его Николка. – Район наш подгородний, мы должны это учесть. Да и не помешают коровы хлебу. Чтобы поля удобрить, навоз все равно нужен. А где его взять без коров?
– А мы на минеральные удобрения перекинуться решили, – сказал Петр задумчиво. – Навоз свой век отжил: пережиток помещичьей эпохи.
– Какой там пережиток! – заволновался Николка. – Яшка вон говорит, что и в Америке навоз на поля подают.
Петр засмеялся:
– Как ты, Чурасов, говоришь! Да разве нам Америка указ, чудак ты человек? Мало ли что у них там делается? Вот пишут, что негров они бьют здорово. Что же, и мы должны?
– Так, значит, и скажи, что отказываешься, – вмешался Козлов.
– Нет, зачем! Я не правомочен отказываться, не помещик. Соберу правление, потолкуем. Тогда ответ пришлю.
– А сейчас нельзя собрать правление?
– При всем желании невозможно. Мы постановление сделали только по субботам заседать и по вторникам. Золотое время на разговоры тратить жалко.
Николка и Козлов прекрасно поняли, что Петр хочет посоветоваться не с правлением, а со своим отцом. Но делать было нечего. Николка отказался от чая, поднялся и пошел из избы. Козлов за ним. У крыльца столкнулись со стариком Скороходовым. Он шел через улицу, опираясь на две палки. Очевидно, ему уже сообщили, что у Петра идет важный разговор, и он не выдержал, пошел к сыну. С Петром он уже давно помирился, еще во время болезни.
Козлов не мог пропустить Скороходова молча.
– Опоздал, друг, – сказал он насмешливо. – Кабы без костылей путешествовал, может быть, и поспел. А так опоздал.
– Я всюду поспею, – ответил Скороходов смиренно. – Мне палочки не мешают, а помогают.
– Да, ты поспеешь! – согласился Козлов. – Без твоего участия ни одно свинство на селе не обходится.
Петр Скороходов из окна услышал разговор и выскочил на крыльцо.
– Прошу с папашей в политические споры не вступать! – закричал он нахально. – Ему это врачом запрещено на год. Кондратий его хватит опять, если он разволнуется.
– Нас переживет, – сказал Козлов. А Николка прибавил:
– Раз гроб на замок запер, значит умирать не собирается.
Старик Скороходов страшно рассвирепел.
– Молчи, Чурасов! – закричал он и замахал костылями. – А то языка опять лишусь. Где есть такое распоряжение, чтобы коммунары единоличников без языка оставляли?
Петр Скороходов размашисто соскочил с крыльца, подбежал к Николке и начал шептать ему на ухо:
– Убедительно прошу вас папашу не задевать. Мне докторша определенно сказала, что дальше успенья он не протянет. Пусть уж последние дни без неприятностев поживет и при языке.
Козлов плюнул, взял Николку под руку, и они пошли по деревне. Немного еще посидели на дворе в телеге, поговорили о том, что дело можно считать проигранным. Надо было придумать что-нибудь новое. Но ничего нового не придумали. Николка вернулся в коммуну злой, прямо к ужину.
Над столом горела электрическая лампа, и вокруг нее вились белые бабочки. Николка вошел молча и сел. Все поняли, что дело прогорело. Джек пришел с опозданием.
– Ну как? – спросил он бойко и принялся за винегрет. – Накрутил?
Николка махнул вилкой.
– Не соглашается Петр. Власть потерять боится, ясно.
– А Козлов?
– Козлов хоть сейчас.
Джек съел целую тарелку молча. Попросил еще, засмеялся.
– Придется к делу технически подойти.
– Это как?
– Да очень просто. Поезжай завтра в Чижи, объясни там, что мы начинаем электричество распределять. Дадим всем членам «Кулацкой гибели» по лампочке. Может, у них членов и прибавится.
Николка посмотрел на Джека внимательно.
– А энергии-то у нас хватит?
– Еще останется. Ведь у нас на двести ламп запас энергии есть.
– А провод где внешний возьмем?
– Снимем с изгороди колючую проволоку и размотаем.
– А пойдет по ней ток?
– Думаю, что пойдет. Потеря, конечно, будет. Но что ж делать.
– А ведь идея! – закричал Николка. – Электричество нашим союзником будет против Пети… Как я не додумался? Ведь козырь-то какой! Чем Петр Павлович его покроет, а?
На другой день под вечер на дворе у Козлова собрались все члены «Кулацкой гибели». Колхозники, босые, в расстегнутых рубашках, молодые, загорелые, расселись прямо на земле, полегли на пузо. Кто постарше, разместились на телеге и оглоблях, ребята на изгороди. Козлов вынес маленький столик и сел за председателя. Докладчиком выступил Николка Чурасов.
Сначала он рассказал о предложении кооперации, упомянул и о тракторах и о ссуде. Большинству дело уже было известно.
Поэтому решение приняли почти без прений: с докладом согласиться, предложить правлению действовать совместно с «Новой Америкой».
– Запиши, Гриша, – сказал Козлов брату. – Теперь другое дело, товарищи.
Колхозники насторожились, все думали уже, что собрание кончается, и стали подниматься с мест.
– Есть у нас в коммуне мысль, товарищи… – начал Николка с подъемом и остановился.
Начало заинтересовало.
– Ну, какая мысль, говори! – закричали колхозники.
– А вот какая мысль. Раз мы теперь вместе работать будем, хотим мы забросить электрический провод в Чижи и энергию подать, примерно по лампочке на двор. Хотелось бы знать ваше мнение…
Первыми с забора слетели ребята, бросились к столу. За ними взрослые. Столик окружили, Николку забросали вопросами.
– Когда проведете? Что стоить будет? А ты не шутишь?
– Прошу занять места и относиться к делу выдержанно! – закричал Козлов. Кое-какой порядок восстановился.
Николка разъяснил, что подать ток можно скоро, как только столбы будут поставлены, и обойдется это удовольствие примерно по пяти рублей со двора.
Снова началось волнение: дешевая цена удивила. На дворе поднялся крик. Столик повалили, все лезли к Николке с заявлением, что хотят к току примкнуться и деньги могут внести хоть сейчас.
Николка поручил Козлову составить список желающих пользоваться электричеством и собрать двести столбов для подвески провода. Потом быстро простился и ушел.
В Чижах начались чудеса. На двор к Козлову попер народ, который к нему сроду не захаживал. Все спрашивали об одном: можно ли к току примкнуться и какие будут условия. Козлов разъяснял всем, что проводить электричество будут только членам «Кулацкой гибели». Выводы отсюда ясны. Единоличники собрались, на улице и решили послать делегацию в «Новую Америку» с просьбой осветить все избы сплошь.
У избы Козлова была толкучка до поздней ночи. Входили, уходили, кричали. В десять часов он потушил в избе свет и лег спать.
В полночь кто-то тихо постучался к нему в окно.
– Кто еще? – спросил Козлов сердито.
– Пусти.
– Кто, спрашиваю?
– Советкин.
Козлов впустил Советкина в избу и зажег свет. Советкин попросил завесить окно тряпкой и начал расспрашивать об электричестве.
– Да ведь к вам, дорогой товарищ, это не относится, – сказал Козлов с хитринкой. – Речь о наших членах идет, а ваших мы не касаемся.
– Неправильный подход, – возразил Советкин. – Мы тоже колхозники. И реку прудить опять же я помогал.
– Ничего сделать не могу. Такое постановление коммуна вынесла. У нас с весны большое дело затевается. Переходи в нашу артель – получишь лампу.
– Да ведь я не один. Со мной товарищей полтора десятка.
– Всех примем.
– Больно название у вас неподходящее: «Кулацкая гибель».
– Название что! Не в названии дело.
Советкин крепко задумался.
– Ну, вот что, Козлов. Давай так договоримся: как загорится у тебя лампа в избе, я к тебе опять приду. Тогда потолкуем. До этого времени ничего сделать нельзя. Прямо говорю, не верят наши ребята в электричество. Говорят, это коммуна шутит шутки для интересу.
– Однако тебя прислали?
– Однако прислали.
– Ну, хорошо. Заходи через десяток дней. Вот на этом самом месте будет огонек гореть в бутылке. Сам убедишься.
– Ладно, зайду. А вы как провод тянуть будете, нас в виду поимейте.
На другой день Козлов роздал наряды по артели: кому столбы в роще рубить, кому развозить, кому копать ямы. Решили работы провести ударно, придавали им большое значение.
Через три дня столбы повезли по полю. Была намечена линия проводки. Стали рыть ямы.
В коммуне в это время тоже шла работа. Джека послали в город за проводами, патронами, лампами. А Чарли, Булгаков и Маршев занялись размоткой колючей проволоки. Пришлось всю ее снять с изгороди, что была вокруг сада и огорода. Проволоку смерили и решили, что до Чижей хватит.
Разматывать проволоку было невесело, резала она руки и кололась, но выхода другого не было.
Николка считал, что первая же электрическая искра ударит в самый бок Петру Скороходову. Советкин как-то встретил Козлова и сказал ему по секрету, что восемнадцать дворов хотят отколоться от «Умной инициативы», чтобы получить свет.
Электричество не загорелосьЗеленая масса осела в башне, и надо было пускать силосорезку снова в ход.
Теперь на силос косили вику с овсом, наметили порубить и кукурузу. Возы с зеленым кормом заскрипели на дворе, машина застучала, вентилятор загудел. Чарли опять засучил рукава и стал у башни.
Пионеры в коммуне очень полюбили Чарли. Было в нем много повадок, приемов в работе, разных штучек, которые казались смешными, но нравились. Кроме того, он освоился немного с языком и рассказывал ребятам, как мог, разные истории. В смешных местах он хохотал первый, и это помогало разбираться в его рассказах.
После каждого часа работы Чарли делал перерыв на пять минут и за это время пытался рассказать что-нибудь очень коротенькое. Вообще он старался теперь говорить как можно больше по-русски, для практики.
В начале перерыва Чарли бил в ладоши и кричал:
– Стоп, ребята! Что я расскажу… – И выключал трактор.
Сейчас же наверху башни появлялось несколько человек.
Это вылезали те, что утрамбовывали силос. Им не хотелось спускаться, и они кричали сверху:
– Громче рассказывай!
– Один раз, – говорил Чарли, – я был в инкубаторе в Калифорнии. Инкубатор мистера Витстона Имплайна у местечка Ларч.
– Ничего непонятно! – кричали сверху. – Где ты был?
– Он был в инкубаторе, – ответили снизу.
– В Америке инкубатор более, чем у нас, немножко. Его греют углем, а тепло идет по трубам вместе с водой.
– Сколько же яиц в него закладывают?
Чарли показал два пальца.
– Две тысячи, что ли?
Нет, две тысячи тысяч…
– Ого-го! Что же с цыплятами делают?
– Отправляют в корзинах, почтой.
Ребята захохотали. Они никогда раньше не слышали о таких посылках. Чарли тоже захохотал, неизвестно почему. И вдруг большая электрическая лампа над силосорезкой начала мигать в такт смеха. Чарли сейчас же смолк, ребята – тоже.
Лампа мигнула несколько раз и потухла.
– Перерыв на один час! – крикнул кто-то.
Электричество в коммуне иногда гасло и раньше – на станции бывали неполадки, но никогда не было таких странных миганий, как сегодня.
– Стоп, ребята! Я на станцию! – закричал Чарли.
Он побежал к каретному сараю. Там загорелись огни в автомобиле, и не успели ребята слезть с башни, как машина выехала во двор…
Чарли закричал с машины ребятам:
– Скорее на станцию всех! – И укатил.
Свет погас во всей коммуне. Коммунары выскочили во двор, началась тревога.
Джек сбежал со светелки босиком и, узнав, что Чарли уехал в автомобиле, бросился к конюшне. Он вывел Байрона, вскочил на него, поскакал к воротам. За ним бежал Боби Снукс, а сзади – ребята.
Джек шпорил лошадь босыми пятками и гнал кулаками. Уже в конце дубовой аллеи, где надо было сворачивать к реке, он ясно понял, что станция горит. Розоватый, красивый дымок поднимался над кустами. Когда Джек пересекал поле, пожар был уже ясно виден. С одного бока пламя охватило деревянную постройку станции и отразилось в спокойной воде.
Все было очень тихо, и огонь как-то неохотно тянулся к небу, словно щадил постройку.
– Пожар!.. Пожар!.. – закричал Джек, повернувшись назад, к коммуне, и пустил лошадь галопом.
У станции не было слышно криков, обычных на деревенских пожарах. Только две фигурки суетились у огня. Это был Курка, дежуривший в этот день, и Чарли. Тут же, рядом с огнем, стоял автомобиль, и он казался уже не черным, а розовым.
– Ну, – крикнул Джек, скатываясь кубарем с лошади, – машину вынесли?
Чарли ответил:
– Ее невозможно снять с фундамента: очень горячо. Постарайся, я сейчас… – И побежал к автомобилю.
Джек услышал шум машины за своими плечами и догадался, что Чарли поехал в коммуну за ведрами. На станции было только одно ведро, и хотя вода рядом, тушить пожар было нечем.
Коммунары один за другим подъезжали верхами, но все они были без ведер. Мысль о пожаре никому не пришла в голову. Почему-то показалось, что прорвало плотину, и Капралов захватил с собой лопату.
Джек, увидевши Капралова, закричал:
– Стань, Вася, на плотину. Никого не пускай сюда из Чижей!..
– Чего ради?
– Мы еще узнаем, кто поджег. Собаку пустим.
Капралов понял, в чем дело, и побежал на ту сторону реки.
Слышно было, что из Чижей уже бегут люди. Ведра звенели на ходу.
Огонь разрастался. Одно-единственное ведро не могло остановить пожара. Пришлось пропустить через плотину чижовцев. В числе прибежавших были и Советкин и Петр Скороходов, оба с ведрами. Николка Чурасов организовал цепочку людей к воде, и ведра начали передавать из рук в руки. Но горела уже крыша постройки, и ведрами трудно было помочь делу.
Джек два раза врывался в горящее помещение и пытался снять машину с фундамента, Но это не удалось ему. Первый раз он подскочил к динамо, охватил ее, но сейчас же выпустил: больно горяча была машина, обжигала руки.
Он выбежал во двор и со всего размаха бросился в воду, благо был без сапог. Моментально выскочил на берег и мокрый опять полез в горящую постройку. Но и тут сделать ничего не мог: нехватило сил стащить машину с фундамента.
– Растаскивайте постройку! – закричал он, опять выскакивая во двор.
Но нечем было растаскивать: не нашлось ни топоров, ни багров.
В это время со стороны коммуны послышались гудки авто. Это Чарли ехал назад. Он подвел машину очень близко к огню и, ничего не говоря, спрыгнул на землю. Ведер в автомобиле не было. Чарли привез с собой другое – каких-то два свертка, похожие на бутылки.
Он широко размахнулся и бросил бутылку в раскрытую дверь станции. Раздался негромкий взрыв. Облако белого пара одело горящее здание, как чехлом. Бревна зашипели, и огонь как-то сразу увял.
Чарли бросил вторую бутылку. Огонь еще больше сжался. Кругом стало почти темно. Острый, неприятный запах ударил в носы.
– Что за бутылки? – закричал Николка.
Чарли не мог ответить по-русски на этот вопрос, ответил по-английски.
Джек перевел:
– Патентованный огнетушитель Сирса. Чарли из Америки привез парочку.
Пожар кончался. Из Чижей прискакали Зерцалов и Козлов с пожарной машиной сельсовета. Один рукав машины опустили прямо в пруд. Струя ударила в бревна, вода шипела, добивала последний огонь.
Динамо была спасена.
Но когда Чарли, примерно через час, попытался пустить станцию в ход, электрического тока не получалось. Машина вращалась, как прежде, но лампочка на щитке не зажигалась.
– Значит, с электричеством крышка? – тревожно спросил Козлов, который помогал Чарли в работе.
– Зачем крышка? – ответил Джек. – Поправим машину: в город свезем, а поправим. Станцию теперь поставим каменную.
– А столбы-то устанавливать?
– Обязательно. Мы своего слова не нарушим.
Николка в это время допрашивал дежурного по станции – Курку. Тот чистосердечно сознался во всем.
Под вечер, недалеко от станции, у плотины, Курка заметил сверток и поднял его. В свертке оказалась бутылка водки, хлеб, огурцы. Курка не стал доискиваться, откуда взялся сверток, а просто открыл бутылку, выпил водку и закусил огурцами. Скоро после этого задремал на полу, рядом с динамо, под ровный стук колеса. Проснулся он от треска огня. Очевидно, подожгли заднюю стенку постройки, у которой лежали хворост и солома, приготовленные на случай наводнения.
– Как же ты водку пил? – закричал Николка. – Не знаешь разве, что на дежурстве нельзя? Ведь тебе враг ее подкинул.
– Теперь сам вижу, что враг, – виновато ответил Курка. – А когда пил, думал, что бог послал.
– Придется, брат, тебя из коммуны исключить: нам пьяницы не требуются.
Курка заплакал. Он начал клясться, что никогда больше не будет пить, что понимает свою вину перед коммуной, что он нарочно давал сигналы, выключая свет, чтобы скорее приехали. Все это было так, но положение от этого не менялось. Станция пришла в негодность именно в тот момент, когда она была нужнее всего.
– Ведь вот они, враги-то, какие! – сказал Николка со злостью. – Видят, что конец их близок, и на все решаются. Сейчас к следователю поеду.
Но ехать к следователю был рано, утро только начиналось.
Люди с ведрами, перепачканные и усталые, расходились по домам, продолжая разговаривать о пожаре. Быстро светлело, и следы разрушения с каждой минутой становились заметнее и горестнее. Все вокруг было завалено обуглившимися кусками дерева.
Когда посторонних на плотине не осталось, Джек попытался пустить в дело Боби Снукс. Но из этого ничего не вышло: слишком много народу перебывало на пожаре, следы все перепутались.
Начали искать бутылку, в которой была водка, но и ее не нашли.
Днем Николка поехал к следователю на станцию и заявил о поджоге. Следователь приезжал в коммуну, снова допрашивал Курку, и тот в сотый раз повторял свою историю о найденной водке. Выезжали на место пожара, потом пришли в Чижи и там устроили общее собрание. Но ничего нового на собрании не узнали.
Отдельно говорили с Петром Скороходовым. Тот сказал, что весь вечер провел на заседании правления артели и, как только весть о пожаре дошла до Чижей, сейчас же побежал на помощь.
В конечном счете не удалось обнаружить даже следов преступления.
Николка, да и все остальные коммунары, после этого пожара затаили в себе мысль, что так дальше итти не может. Друг другу не говорили, но чувствовали, что, если не открыть тайного врага, успех и радость общего дела будут всегда под угрозой и что теперь можно ждать любого несчастья.
Враг следил за каждым шагом коммуны и шел на преступление.
Надо было покончить с таким положением.
Но никто, конечно, не представлял себе тогда, что развязка так близка и что так дорого заплатит коммуна за свою победу. Меньше всех думал об этом Джек, который пострадал больше остальных.
