Текст книги "Джек Восьмеркин американец [3-е издание, 1934 г.]"
Автор книги: Николай Смирнов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)
Во флигеле, рядом с кухней, прежде была большая светлая кладовка. Теперь на дверях кладовки появилась надпись: «Инкубатор». В кладовке действительно стоял самодельный инкубатор, а в нем лежали пять дюжин московских яиц. Помещение было приведено в полный порядок, и вход посторонним в него был воспрещен.
Первые дни наблюдение за лампой в инкубаторе взял на себя Чарли. Это было нелегкое дело. Чарли очень боялся, что самодельная лампа потухнет ночью или снизит температуру, и он целыми часами внимательно прислушивался к бульканью керосина, который переливался из резервуара по трубке. Даже ночью американец просыпался, зажигал спичку и смотрел термометр. Таким образом в несколько дней он выверил инкубатор. Вместе с Чарли безотлучно дежурили пионеры, которым американец с грехом пополам растолковывал, что надо делать в случае неисправности лампы и как пользоваться термометром. Пионерам инкубатор нравился, и они исправно несли данные дежурства. А когда Чарли перешел на другую работу, они приняли инкубатор в свое полное ведение. Чарли же был вынужден заняться трактором.
«Новая Америка» получила из города, по наряду газеты, трактор «интернационал». Его привезли по железной дороге, и коммуна выходила на станцию всем активом, чтобы сгрузить машину.
Трактор был великолепен: новый, черный, с огромными красными колесами и длинной выхлопной трубой. Весил он три с половиной тонны, и пришлось долго повозиться, прежде чем шпоры его впились в землю. Тут же на станции машину заправили, и в коммуну трактор пришел на своем ходу. Было в нем пятнадцать лошадиных сил. Трактор поставили в каретник, рядом с автомобилем. Но машине недолго пришлось стоять без дела. В конце апреля неожиданно и сильно потеплело, и пахота началась.
Ответственным за работу трактора был назначен опять тот же Чарли. Джек настоял на этом. Он знал, что американец скучает по машинам да и хорошо управляется с двигателями. Помимо Чарли, к трактору были прикреплены Булгаков, Маршев и Дмитрий Чурасов.
По плану работ в весеннюю кампанию трактор должен был поднять около ста гектаров, и для этого надо было, чтобы он работал по двадцать часов в сутки. Когда после окончания сева, уже в мае, подсчитали, сколько машина вспахала фактически, то оказалось, что сто четыре гектара.
Около тридцати гектаров подняли на лошадях. В каждый плуг запрягали по паре, и работа шла хорошо: лошади были кормленные, специально к пахоте был для них припрятан овес.
Из ста тридцати гектаров, обработанных в этом году, десять засеяли первосортной американской пшеницей, пятьдесят – местной, одиннадцать гектаров пустили под подсолнухи. Остальная земля пошла под овес, ячмень, просо, картошку. Три гектара засеяли кукурузой, а один – сорго, новым для коммуны растением. Мешочек семян сорго Чарли привез из Америки. Было в мешке не больше десяти кило, но на гектар хватило. Если считать, что двадцать гектаров еще осенью пустили под озимые пшеницу и рожь, то о хлебе коммуна могла не беспокоиться. Благополучно обстояло дело и с кормами для скота. Чарли считал, что к осени можно заготовить корма на сорок коров, а в коммуне было всего двадцать три, с телками. Джек все время жаловался Николке, что помещение гуляет, говорил, что коммуна должна довести стадо хоть до довоенной помещичьей нормы. Но пока средств на покупку коров не было. Столярная мастерская в первую зиму прибыли почти не дала. Много средств пошло на дооборудование, много вещей сделали для самой коммуны. А летом работы в мастерской вообще пришлось приостановить.
По ту сторону пруда, в поле, запахали пять гектаров под огород. Небольшую часть его все-таки засадили табаком, – в отремонтированной теплице выгнали высадки. Остальную часть огорода разбили на участки, каждый под особую культуру. Посадили и дыни, и помидоры, и капусту, и другие овощи. На пруду Джек придумал сделать колесо, чтобы подавать воду для поливки, но времени на это нехватило, были дела поважнее – ведь силосную башню все-таки построили этой весной.
Бригадиром по постройке башни был назначен Бутылкин. Правда, силосных башен ему раньше строить не приходилось, но он взялся за дело охотно и проявил распорядительность: дважды съездил в город, поговорил там со знающими людьми, достал чертежи в колхозобъединении, даже цемент выхлопотал на постройку. А кирпича в коммуне было достаточно, он лежал на дворе еще с прошлого года и затруднял движение.
Под башню вырыли котлован в два с половиной метра глубины. Залили цементом дно, начали возводить стены. Ни Джек, ни Чарли ничего не понимали в кладке кирпича, поэтому советами помочь не могли. Но они много башен видали на своем веку и знали, какие они бывают. Особенно они следили за тем, чтобы стены внутри были гладкие.
Бутылкин, сделавшись бригадиром постройки, немного заважничал: потребовал себе фартук как прозодежду, затем слишком часто и без дела заглядывал в чертежи, покрикивал на товарищей. Но в общем с работой он справился. Клали башню в два кирпича, и постройка двигалась хорошо. Башня вылезала из земли, как огромная бочка, и росла на глазах с каждым днем. Строили ее рядом с коровником, чтобы корм было близко брать. Вместимость рассчитали на триста тонн. Хотели кончить постройку к первому мая, но не успели.
Помимо сооружения башни, на дворе производились и другие работы. Чарли запахал на тракторе площадку перед большим домом, и теперь пионеры делали здесь гряды и клумбы. Руководил работой Мильтон Иванович. Он согласился летом посадовничать немного: ему это дело нравилось. На гряды он предложил рассадить клубнику, которая во множестве росла у теплицы. Там, в сорняках, она измельчала и перестала приносить ягоды. Мильтон Иванович ручался, что, если высадить ее на солнце, она ягоды даст. Проект этот поддержали все, и под клубнику было отпущено несколько возов навоза.
Помимо гряд, перед домом были сделаны клумбы. В теплице взошло много львиных зевов, левкоев, флоксов и вербен. Самым рьяным сторонником цветоводства был Чарли. Он доказывал Джеку, что коммуна сильно выиграет, если перед домом зацветут душистые табаки и вербены. Американец и ребят пытался убедить в этом. Но Джеку больше хотелось, чтоб в коммуне был настоящий курительный табак, помидоры, овощи. Он говорил Чарли одно и то же:
– Не увлекайся ты, пожалуйста, цветами! Подожди хоть год. Разведем цветы, когда у нас будет всего много.
Чарли отвечал:
– Как ты не понимаешь, Джек! Цветы поднимают дух и радуют сердце. Приятней жить, когда пестрый ковер расстилается перед домом. А потом, раз мы решили завести пчел, ведь надо ж обеспечить их сырьем. Да наконец в крайнем случае мы можем пустить цветы на продажу. Наделаем букетиков, а кто-нибудь свезет их в город и продаст оптом.
Джек сердился, махал рукой и уходил. Но Татьяне проекты Чарли очень нравились. Она помнила, что в раннем детстве рвала перед домом цветы, и их было очень много. Ей хотелось, чтобы теперь было, как прежде. В свободное время она выходила на площадку и работала лопаткой вместе с ребятами. Это доставляло ей удовольствие, потому что остальное время она сидела в конторе, за книгами. Она записывала все приходы и расходы коммуны, составляла наряды и вела учет работы каждого коммунара. Эта работа была не тяжела, но весной Татьяне захотелось вместе с остальными покопаться в земле. Несколько раз она просила Джека, чтобы ее перевели на огород. Но Джек против этого возражал: Татьяна писала разборчиво и быстро. В конце концов Татьяна поговорила с Николкой о своем желании переменить работу.
Николка поставил вопрос в правлении, и в помощь Татьяне дали Веру Громову, которая тоже хорошо писала. А Татьяна была прикомандирована к Мильтону Ивановичу на полдня и таким образом могла заняться приведением в порядок сада.
Старик Громов был назначен заведующим пчельником, хотя в коммуне не было еще ни одной пчелы. Громов почти каждый день приходил в правление и напоминал об этом. Чтобы он успокоился, за ним закрепили и фруктовый сад. Он начал окапывать деревья, обмазывать их известью, подрезать сухие ветки. Под яблонями расставил свои пустые ульи, которых было сделано за зиму двадцать штук. На пчельник и деньги были ассигнованы – сто рублей, но потратили их на свиней, а пчел в этом году не купили.
Так ульи и стояли под яблонями пустые, но нарядные, раскрашенные в разные цвета. Только в одном несколько позже, на радость старику Громову, появились пчелы.
Сережка Маршев заметил рой, пролетавший около пруда. Подняли тревогу. Начали кропить пчел водой, и они сели на вербу. Громов влез на дерево и собрал рой в мешок. Искусали пчелы старика страшно. Но он был доволен тем, что начало новому делу положено, и притом без малейших денежных затрат.
Первое маяТридцатого апреля после обеда все работы в коммуне были прекращены, и коммунары начали готовиться к празднику.
На этот раз Чарли и Джек принимали участие в подготовке встречи гостей, которые должны были приехать из города.
Но по украшению двора Чарли не работал. Он решил воспользоваться перерывом в пахоте и почистить трактор, который по этому случаю был приведен во двор и помещен в каретник. Чарли работал напряженно: ему не хотелось задерживать машину больше чем на день. Он заперся у себя в каретнике и никого не пускал внутрь, чтоб не мешали. По его просьбе Джек даже написал на бумажке: «Чарли убедительно просит не входить», и бумажку эту прибил на воротах каретника.
Все остальные коммунары дружно принялись за уборку двора. Теперь штабеля старого кирпича почти растаяли, превратились в стены силосной башни. Стало просторней. Двор срочно чистили и подметали. Из лесу привезли еловых веток, и пионеры делали из них гирлянды. А Джек и Николка этими гирляндам украшали ворота. Небольшое происшествие заставило на время прекратить эту работу.
На крыльцо флигеля вдруг выскочила сестра Маршева, Анютка, и с громким визгом понеслась к воротам.
– Яков Петрович! – закричала она. – В инкубаторе уже пищат!
Джек выплюнул в руку гвозди, которыми был набит его рот, и начал слезать на землю. Потом вместе с маленькой Маршевой побежал к флигелю. У комнатки, где помещался инкубатор, толпились коммунары. Всем интересно было посмотреть цыплят, которые вывелись без помощи наседки.
Оказалось, что вылупились уже два цыпленка. Джек вытащил их осторожно в ящичек, на чистую салфеточку, а в это время из яйца еще вылез один.
– Здесь без Чарли не обойдешься! – закричал Джек. – Зовите американца!
Прибежал Чарли, перепачканный в машинном масле.
– В чем дело?
– Готовь брудер, старик.
О цыплятах как-то забыли последнее время. И хотя самодельный брудер был сделан давно, его надо было заправить и привести в полную готовность.
Чарли живо зажег лампу и надел на нее железный зонтик. Зонтик начал нагреваться, но прежде чем пустить под него цыплят, следовало проверить температуру. Пока Чарли возился с градусником, вывелось еще три цыпленка. Каждый новый вызывал тихие крики радости со стороны пионеров: громко Джек кричать не позволял. У кладовой столпились чуть ли не все коммунары, вся комячейка пришла посмотреть цыплят. Но больше всех был рад все-таки Джек. Он очень боялся, что растряс яйца в пути и все пять дюжин поэтому окажутся болтунам. По крайней мере Пелагея это предсказывала. А цыплята, крохотные английские леггорны, все лезли и лезли из яиц.
Брудер был отрегулировал, и цыплята, тоненько попискивая, начали устраиваться под зонтиком. Механическая наседки заработала.
Инкубатор, цыплята и брудер поступили в распоряжение Катерины Восьмеркиной. Она была назначена главной птичницей, ей доверяли в коммуне, работница из нее получилась хорошая.
Катерина, гордая этим назначением, пообещала, что не будет спать всю ночь, чтобы не прозевать новых цыплят. Пионеры должны были ей помогать.
Весь вечер коммунары толковали о цыплятах – ведь это выводилась породистая птица, которая в будущем должна была вытеснить обычную деревенскую курицу и обеспечить обилие яиц. Для леггорнов надо было строить теплый курятник.
За разговорами о курах и приборкой двора не заметили, как прошло время.
Спать легли поздно.
Ночью в коммуне произошло таинственное событие.
Катерина Восьмеркина не спала до часу ночи, но тут ее начал одолевать сон. Цыплята больше не выводились в инкубаторе, а те, что сидели под брудером, заснули. Катя решила, что сейчас время тихое и ничего не случится, если она поспит в уголке.
Проснулась она от какой-то неизвестной причины, словно ее кто-то толкнул в бок.
Катя подошла к инкубатору – ничего особенного. Под брудером слабо попискивали новорожденные цыплята. Катя хотела снова улечься в углу, как вдруг ее поразил странный свет во дворе. Она прошла в контору, посмотрела в окно и тут увидела, что окна большого дома сильно освещены изнутри. Катерина решила, что это стружки загорелись под верстаком, и громко закричала:
– Пожар!.. Караул, пожар!..
С криком она побежала по коридору.
Первый слетел со светелки Джек, за ним поднялся Николка. Сбежались и другие коммунары, ночевавшие во флигеле. Все выскочили во двор. Двор был темен, большой дом спал.
Испуганная Катька плакала и клялась, что она видела только что свет в окнах большого дома, хотя пламени и не видела. Джек и Николка пошли в большой дом и долго стучались, пока наконец им не открыл заспанный Мильтон Иванович. Вместе обошли все помещения. Коммунары спали по своим комнатам, в большом зале и не пахло пожаром. Кстати сказать, никаких стружек под верстаками не было. По случаю праздника мастерская была приведена в порядок и пол подметен.
Катерину ругнули и решили, что она увидела свет во сне.
Попросили ее больше таких вещей не устраивать.
Все разбрелись по своим местам.
Утром было много разговоров об этом приключении. К обеду о нем забыли, а вечером вспомнили опять. Впрочем, все по порядку.
Шефов выехали встречать на станцию на шести лошадях. Чарли на автомобиле не поехал, он все еще возился с трактором, да и дорога была грязновата. Гостей приехало человек двадцать. Тот же большой Орлов, несколько рабочих и работниц, пионеры. На подводах ехали только до границы коммуны, а дальше пошли пешком. Осматривали поля, вспаханные трактором, огород, изгородь из колючей проволоки, поваленные дубы. Потом на дворе смотрели постройку силосной пашни, инкубатор и двадцать девять цыплят, которые вывелись к этому времени.
На крыльце перед большим домом устроили митинг, и на этом митинге присутствовали члены соседних колхозов (даже из «Умной инициативы»), были и крестьяне окрестных деревень. Шефы приехали без оркестра, но привезли с собой гармониста, который для начала сыграл «Интернационал».
После митинга обедали в большом доме, а затем начали готовиться к концерту. Дело в том, что шефы, кроме гармониста, привезли с собой рассказчика и фокусника-затейника. Фокусник приехал с целым сундуком разных вещей, потребовал себе три стола и на этих столах расставил цилиндры, кастрюли, коробки и даже пистолет положил.
И гости и коммунары расселись на длинных лавках, специально сделанных в мастерской на случай общих собраний. Николка сел в первом ряду вместе с Орловым. К ним подсел Джек. Николка тихо спросил:
– А что это Ифкин в своем сарае окопался?
– Горе у него. Шарики рассыпал из подшипника. Ищет. Сказал, что к фокуснику подойдет.
Концерт начался.
Сначала выступал рассказчик. Он рассказал о гражданской войне, о взятии Перекопа, Потом перешел на смешные вещи. Тут здорово похохотали – уж больно ловко он представлял мужиков-единоличников, которые не хотят итти в колхоз. Рассказчику много хлопали.
Вторым номером должен был выступать фокусник.
К этому времени в зале потемнело, и пришлось сделать перерыв, чтобы зажечь лампы, которые заранее были собраны со всей коммуны, их расставили на подоконниках и даже на полу.
Фокусник остался недоволен таким освещением и заявил, что фокусов с монетами он показывать не будет, все равно публика не увидит. Зрители закричали, что увидят, и просили скорей начинать. Столы с кастрюлями и цилиндрами заинтересовали всех, да многие никогда раньше не видали фокусников.
Фокусник умел подогреть нетерпение зрителей, недаром он был затейник. Он долго двигал столы и расставлял на них свои загадочные предметы. Наконец вынул из кармана маленький звонок и начал звонить.
Все замолчали. Но он и тут не стал показывать фокусов, а сначала сказал речь:
– Уважаемые товарищи колхозники и единоличники! Прежде, при царском режиме, фокусники уверяли публику, что немного знают чародейство и основывают свои опыты на помощи невидимых духов. Теперь, при советской власти, этого нет. Научно доказано, что невидимых духов не существует. Поэтому мы, советские фокусники, заявляем публично, что наши опыты основаны только на знании точных наук, физики, механики и астрономии, а также на развитой ловкости рук. Вы в этом сейчас, со своей стороны убедитесь. Смотрите внимательнее за моими опытами, так будет лучше. Кто внимательнее смотрит, тот меньше замечает. Итак, начинаем…
Все уже думали, что он действительно начинает, и затаили дыхание. Но не тут-то было. Фокусник вышел вперед и начал засучивать рукава. Был он одет в черкесский костюм и говорил с иностранным акцентом. Немудрено, что он все делал по-особому, даже рукава засучивал долго, почему-то помогая себе в этом маленькой черной палочкой.
Наконец рукава были засучены. Фокусник взял со стола легкий красный платочек, надел его на палочку и крикнул:
– Итак, фокус номер первый!
Фокусник взмахнул красным платочком, и в этот момент над его головой вспыхнула огромная электрическая лампа. Она висела в зале на проволоке еще с зимы, и все перестали обращать на нее внимание, потому что она не горела. Но теперь она вдруг загорелась так ярко, что все лампы коммуны померкли в ее свете.
Многие из присутствующих подумали, что это и есть фокус номер первый. Недолго помолчали, щурясь от сильного белого света, а потом вдруг закричали все вместе, захлопали, затопали, так что ничего нельзя было разобрать. Кто-то крикнул из дальних рядов:
– Качать затейника, ребята! Без динамы лампу зажег!
Все бросились качать фокусника, но Николка вскочил на лавку и заорал:
– Назад, ребята! Будет дурака ломать. Это не его фокус. Наверное, Ифкин в сарае динамо пустил от «интера».
Катька вдруг заголосила:
– Я этот свет ночью видела, ребята. Не во сне, значит! За что ж ругались-то?..
Тут уж все смешалось. Никто не хотел смотреть фокус номер первый, электричество было интереснее. Все повалили вон из зала, туда, к каретному сараю, откуда шел ток.
На дверях каретника по-прежнему висела записка: «Чарли убедительно просит не входить». Но никто теперь не обратил внимания на эту просьбу. Ворота были открыты, и электрическая станция предстала перед глазами всех.
Она была очень примитивна. Динамо, поставленная на деревянный ящик, вращалась от шкива трактора при помощи самодельной передачи, сшитой из брезента. Испачканный с ног до головы Чарли находился тут же. Он широко улыбался.
Николка закричал:
– Что же ты, чортова головушка, от нас электрификацию скрыл? – И полез обниматься.
Чарли начал отвечать по-русски, но у него ничего не вышло. Тогда Джек ответил за своего приятеля:
– А вы почему нам осенью не сказали, что шефы рамы принесут? Вот мы и решили вам отплатить.
Никто не возражал против такой отплаты. К фыркающему трактору поставили Булгакова, а Чарли потащили в зал, под электрическую лампу. Фокусник-затейник отошел на задний план со своими платочками. Чарли, щурясь, долго глядел на лампу, а потом сказал несколько слов, обращаясь к присутствующим: надо как можно скорей соорудить водяной двигатель; трактор жрет слишком много керосина, только по случаю праздника можно позволить себе эту роскошь.
Джек перевел речь Чарли, Николка ответил:
– Это мы все понимаем и станцию своевременно построим. А пока, ребята, качнем американца!
Чарли схватили и подбросили так высоко, что он носком башмака чуть не разбил лампу.
Джек начал просить:
– Ниже качайте, товарищи, а то без лампы останемся.
Чарли поставили на пол.
Тут выяснилось, что многие хотят высказаться. Капралов открыл собрание, и речи об электричестве полились рекой.
Первым говорил председатель шефской комиссии Орлов. Он поздравил коммуну с завоеванием и пообещал помочь в постройке станции.
– Внешний провод нам нужен! – закричал Джек с места.
– И провод вам найдем. Только вы из этого электричества должны выводы сделать. Не только о себе думайте, но и о других.
Потом говорил Зерцалов от сельсовета, Николка и Ольга Ивановна, жена Капралова.
После Ольги Ивановны вдруг кто-то выкрикнул из задних рядов незнакомым голосом:
– Прошу высказать заявление!
Капралов пригляделся, мотнул головой и произнес многозначительно:
– Слово предоставляется члену правления артели «Умная инициатива» товарищу Советкину.
– Середнячество заговорило! – шепнул Николка Джеку.
Советкин быстрым шагом вышел из рядов и повернулся к публике. Был он ростом невелик, но широк в плечах, с чистым лицом и такой румяный, словно на щеках его только что раздавили по вишне. Вокруг лица курчавилась русая бородка. Советкин быстро поднял руку, – показалось, что он хочет перекреститься. Но он не перекрестился, а снял картуз и без смущения быстро, по-торговому, заговорил:
– Что ж, товарищ коммунары, ваша взяла, можно сказать. Ведь мы так полагали, что производить электричество в деревне невозможно, городская это механика. Однако накалилась стружка в лампе и вот горит. Без прения можно в сложение крестьянских сил поверить…
– Правильно говоришь, Советкин! – закричал Козлов. – Дальше вали!
– По копейке на динамо собирали, – вставил Маршев.
– Я так полагаю, – продолжал Советкин, – может, председатель наш Петр Павлович и маху дает, что от вашей коммуны – нос воротит. В единении сила, как говорится. Надо этот вопрос обсудить. А теперь позвольте вас с праздничком поздравить, с Первым мая, и высказать мысль: как будете энергию распределять, наше село Чижи не забудьте. Мы хоть и мужики, а при лампочке пожить хотим. Вы нам ток, а мы вам пирог. Вот…
Советкин поклонился, надел картуз и пошел на свое место.
– А ведь треснула «Умница»! – тихо сказал Николка и захлопал изо всех сил.
Коммунары, да и остальные все, поддержали Чурасова, затопали, закричали «браво».
– Только ты, Советкин, от своих слов не отказывайся! – крикнул Козлов.
– Не откажусь, Антон, не бойся, – ответил Советкин.
Капралов хотел объявить перерыв, но тут вспомнили о фокуснике и потребовали его на сцену.
Фокусы оказались замечательными. Вещи летали по воздуху, из носу у Чумакова сыпался целый дождь двугривенных. Бутылкин хотел разоблачить затейника и вылез из рядов. Но фокусник не сплошал. Он дал Бутылкину понюхать розу, а в ней оказался чихательный порошок. Пока Бутылкин чихал и отплевывался, фокусник прикрепил незаметно ему длинный лисий хвост сзади. Бутылкин, ничего не подозревая, ходил за фокусником, а зрители помирали со смеху, некоторые даже на пол легли.
В одиннадцатом часу шефы начали собираться на поезд. Чарли подал автомобиль. В машину сел фокусник со своим сундуком, Орлов, гармонист. Остальных гостей повезли на подводах.
Поздно вечером, когда коммуна уже спала, Чарли вернулся со станции. Он поставил автомобиль в каретный сарай, потом подошел к флигелю и кинул в окно Джека песком.
Джек быстро спустился со светелки, вышел, во двор.
– Знаешь что, Джек? – сказал Чарли шопотом. – Нам надо купить какой-нибудь музыкальный инструмент, например граммофон или банджо.
– На что? – спросил Джек сердито. – То тебе цветы, то граммофон.
– Подожди, Джек. Мне кажется, что между делом очень полезно заниматься музыкой. Последнее время я так завозился с машинами, что мне начали являться призраки.
– Брось, Чарли! Откуда могут быть призраки у нас в СССР?
– А между тем они есть. Представь себе, я сейчас ехал со станции без фонарей и вдруг встретил… Как ты думаешь, кого? Фермера Скороходова, который лежит с осени без ног.
– Где же ты его встретил?
– Да здесь, недалеко от коммуны, у большого дуба.
– Куда же он шел?
– По-моему в Чижи.
– Может быть, это был не он?
– Ну, говорю тебе – он. Я ехал тихо и, когда увидел фигуру перед собой, сразу зажег фонари. Он побежал от машины, как заяц, и исчез в кустах.
– Ты чего-нибудь не разобрал, Чарли, – сказал Джек подозрительно. – Как может бегать человек, у которого не работают ноги?
– А вот представь себе…
Приятели еще немного поболтали на эту тему, потом поговорили о работах, потом разошлись по своим постелям. Но Джек не сразу заснул. Сообщение Чарли вызвало в нем тревогу. Он долго ворочался с боку на бок, прикидывая в уме, как бы узнать всю правду о Скороходове.
На другой, день вечером Джек побывал в Чижах, зашел к Козлову и, как бы между прочим, справился о здоровье Скороходова.
– Поправился, – сказал Козлов. – Сегодня утром выходил на солнце греться.
– А вчера грелся?
– Вчера нет.
– А бегать-то он может?
– Шут его знает! Ты его спроси. Вон он вышел.
Действительно, Скороходов с помощью дочери медленно сошел с крыльца и уселся на завалинку. Вид его был беспомощный, жалкий.
Джек решил, что Чарли ошибся, и успокоился.
