355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николай Непомнящий » Величайшие загадки XX века » Текст книги (страница 22)
Величайшие загадки XX века
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 07:00

Текст книги "Величайшие загадки XX века"


Автор книги: Николай Непомнящий



сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)

КАК МЕНЯЛИ ПАУЭРСА НА АБЕЛЯ [36]36
  Материал Т. Филипповой.


[Закрыть]

Американский летчик Френсис Гарри Пауэрс был сбит под Свердловском 1 мая 1960 года. Военной коллегией Верховного суда СССР он был осужден на 3 года тюрьмы и 7 лет лагерей. Во Владимирский централ, главную политическую тюрьму страны, Пауэрса привезли сразу же после суда, в сентябре 1960–го. Он пробыл здесь до февраля 1962–го, пока его не обменяли на советского разведчика Абеля, арестованного в США.

Отставной полковник КГБ В. И. Шевченко живет во Владимире. Он – один из тех четверых с советской стороны, что осуществляли обмен.

Когда Пауэрса привезли во Владимирскую тюрьму, он, по заключению врачей, находился на грани психического срыва: во–первых, его мучило то, что он нарушил полученный перед вылетом приказ подорвать в случае провала самолет и себя. Во–вторых, он не только не воспользовался отравленной иглой, зашитой у него в воротнике, но и стал давать на суде показания, подтвердив, что совершал полет с разведывательными целями. Вероятно, он представлял, что по этому поводу говорили и думали в США, потому что даже его отец, приезжавший на суд, первым делом спросил: «Почему ты не покончил с собой?» Допустить, чтобы Пауэрс покончил с собой в советской тюрьме, было нельзя. И перед Шевченко поставили задачу: установить с Пауэрсом контакт.

– О чем же вы с ним разговаривали? Пытались расположить его как‑то в пользу Советского Союза?

– Разговаривали преимущественно о бытовых вещах – как спал, что ел, кино смотрели в тюремном кинозале. А всякие пропагандистские разговоры исключались строжайше.

– Почему?

– Пауэрс был уверен, что в тюрьме ему обязательно начнут промывать мозги в надежде сделать из него коммуниста. А если это не получится, то под каким‑нибудь благовидным предлогом его отправят на тот свет. Но я такие темы обходил, и он успокоился.

Потом Пауэрс расскажет Шевченко, каким образом он оказался в ЦРУ. Пауэрс по профессии был военным летчиком, и неплохим, поэтому его и пригласили в разведывательную эскадрилью. Согласился он из‑за денег – взамен 2000 долларов по старому месту службы ему предложили 2500, а он тогда только–только женился и хотел провести медовый месяц на Кубе.

О предстоящем обмене Пауэрс ничего не знал, но особенно не удивился, когда однажды Шевченко объявил ему: «Будьте готовы, завтра уезжаем в Москву». Поехали поездом, единственный конвойный – все тот же Шевченко. Еще по дороге на вокзал Шевченко проинструктировал Пауэрса: смотреть на пейзаж за окном и – ни слова. Что Пауэрс сбежит или его попытаются выкрасть, было маловероятно. Тревожило полковника другое. Еще в тюрьме уголовники допытывались у надзирателей, в какой камере сидит Пауэрс, говорили: «Дали бы его нам, мы его грохнем – и дело с концом. А то что он ест советский хлеб?» Вот этого и боялся Шевченко – непредвиденных «патриотических» порывов.

Но все обошлось, и до Москвы доехали без приключений. Далее предстояло лететь в Берлин. В самолете, кроме экипажа, находились трое: сотрудник КГБ, близко знакомый с Абелем, Пауэрс и Шевченко. В Берлине их встретили представители советского посольства.

10 февраля 1962 года, 6 часов утра. В сторону Потсдама из Берлина выезжают две машины. В первой сидят два дипломата – они отвечают за технику проведения обменной операции. Она согласована с американцами до мельчайших деталей. Во второй машине Шевченко, его коллега и Пауэрс. Машина направляется к мосту Глиникер, соединяющему берега озера Ванзее. Пограничники ГДР, имея на то указание, пропускают к центру моста двух советских дипломатов. Со стороны Западного Берлина им навстречу идут два американских. Они встречаются ровно посредине моста. Визирование документов, подтверждающих процедуру обмена, занимает около получаса.

Эти тридцать минут ожидания были полны драматизма и напряжения. Обе стороны внимательно следили друг за другом, так как малейшее отклонение от договоренностей – жест ли, слово – могло быть воспринято как намерение сорвать обмен. Хватило бы искры, чтобы операция в буквальном смысле взорвалась: по словам Шевченко, вводная для армейских частей, задействованных в операции, была жесткая, и в случае неожиданного поворота событий никто из восьмерых, находившихся на мосту, не ушел бы живым.

Наконец дипломаты подают условный знак – можно идти остальным. Пошли. Со стороны ГДР – Шевченко, слева – его коллега, между ними – Пауэрс. Со стороны Западного Берлина – командир разведывательной эскадрильи, где служил Пауэрс, знавший его в лицо, Абель и адвокат Донован, защищавший Абеля на судебном процессе. Не доходя примерно 25 шагов до дипломатов, останавливаются – стороны должны удостовериться, что на самом деле Абеля меняют на самого настоящего Пауэрса. И тут один за другим случаются два инцидента, что приводит русских к мысли: вот оно и есть – начало конца.

Поначалу нарушил план обмена командир эскадрильи, начальник Пауэрса. Он перешел на советскую сторону, ухватил Пауэрса за руку и потянул его за собой. Все четыре дипломата растерялись – кроме обмениваемых лиц, никто не должен был пересекать границу. А тут такое!

– Надо отдать должное Пауэрсу, – говорит Владимир Иванович, – он повел себя в той ситуации безукоризненно: опять вернулся на свое место, сказав, что без разрешения не сделает и шагу.

Только перевели дух, поняв, что поступок командира эскадрильи – всего лишь проявление эмоций, как на мост со стороны Западного Берлина выехала грузовая машина, набитая американскими солдатами. Опять чуть не обмерли, потому что уговор был закрыть мост для любых передвижений на два часа. Но и это оказалось только досадной неувязкой, и в конце концов американцы разрешают Абелю идти. Навстречу идет Пауэрс. На мосту приходится задержаться еще на некоторое время – американцы зачитывают Абелю вердикт президента Кеннеди о помиловании. А потом с разрешения дипломатов к нему подходит Донован: «Ну скажите хоть сейчас своему адвокату, вы все‑таки советский разведчик?». «Господин Донован, – отвечает Абель, – я не могу добавить ничего нового к тому, что вам известно из моего следственного дела или из наших неоднократных бесед». Донован, пожав плечами, замечает: «Русские всегда оставались для нас загадкой. Пусть будет так и на этот раз».

По вполне понятным причинам Шевченко старался быть в курсе дальнейшей судьбы Пауэрса – ведь он находился с ним в невольной связке почти два года. В августе 1977 года Пауэрс погиб в вертолетной катастрофе неподалеку, от Лос–Анджелеса. Крохотная заметочка об этом была опубликована в газете «Труд». Своей смертью погиб Пауэрс или нет – об этом остается только гадать.

КТО И ЗА ЧТО УБИЛ ВАСИЛИЯ СТАЛИНА? [37]37
  По материалам Д. Лиханова.


[Закрыть]

Василия Сталина арестовали через полтора месяца после смерти отца – 28 апреля 1953 года. В документах, рассекреченных полвека спустя, нет ни слова о том, кто замыслил эту операцию. Можно только предполагать, что инициатива исходила от бывших сталинских соратников – Берии, Молотова, Маленкова, Хрущева. Как раз в эти самые дни Лаврентий Павлович прямой дорожкой направлялся к трону: объединял госбезопасность с милицией, подчинил себе внутренние войска, злобно сверкал золотом пенсне на товарищей по партии, и те, по их собственным признаниям, впадали в транс, а про себя думали–гадали, как бы им поскорей спихнуть «товарища по партии». Возможно, Берия (и не только он) полагал, что Василий Сталин сможет занять место отца? Не в буквальном смысле, естественно (кто б ему это позволил!), а в смысле народной любви или, правильнее сказать, народной памяти, которая, останься Вася на свободе, постоянно пробуждала бы к нему повышенное внимание. Ведь вспоминали мы о Светлане, читая ее запрещенные мемуары!

Как «убирали» Василия Сталина? Об этом в гэбистских и партийных документах тоже молчок. Однако сохранились воспоминания последней гражданской жены Василия – Марии Николаевны.

О грядущем аресте сын Сталина узнал от друзей–летчиков по телефону. Неизвестно, что думал в эти мгновения Василий Сталин, но одна мысль пронеслась в его голове наверняка: «Предали, суки!» Василий перебрал все свои бумаги, кое‑кто сжег, потом застрелил из табельного револьвера любимую овчарку и принялся ждать. Наутро пришли бугаи–чекисты: «Товарищ генерал, вот ордер на ваш арест!»

К тому дню генерал–лейтенанту Василию Сталину исполнилось тридцать два года. Он занимал должность командующего ВВС Московского военного округа. Много пил. Помогал спортсменам. Жил с любовницей. Но не могли же его арестовать только за это или за то, что он сын Сталина! Обвинили в разбазаривании государственных средств…

Допрашивать Васили начали 9 мая 1953 года. Поручено это ответственное дело было начальнику следственной части по особо важным делам генерал–лейтенанту Влодзимерскому и его заместителю полковнику Козлову. Суть протокола обвинения, состряпанного ими за три дня допросов, в двух словах сводится к тому, что Сталин Василий Иосифович, «занимая пост командующего ВВС Московского военного округа, допустил разбазаривание государственного имущества и незаконное расходование денежных средств, чем нанес большой материальный ущерб Советскому государству».

Виновным в «расхищении государственных средств» Василий себя признать отказался: «Расхищения государственных средств и казенного имущества в целях личного обогащения я не совершал и виновным в этом себя признать не могу». И то верно – обвинять в хищениях с целью личного обогащения человека, у которого всего лишь два месяца назад было все! А вот гипертрофированная страсть Василия Сталина к спорту и его щедрое покровительство спортсменам действительно происходили за казенный счет: «В период с 1947 по 1949 год, – каялся на допросе Василий, – в ВВС МВО были сформированы команды мастеров почти по всем видам спорта… Кроме того, я добился передачи ВВС из центрального клуба Советской армии футбольной команды. Во всех этих спортивных командах числилось более 300 человек, содержание которых обходилось в сумму свыше 5 млн рублей в год». А в 1950 году на территории парка культуры и отдыха Ленинградского района штаб ВВС начал строительство спортивного центра, причем эту и все другие стройки, по словам Василия, санкционировал военный министр маршал Василевский, а стало быть, на всех бумагах стояла его подпись. Однако Василевского на Лубянку даже не вызывали. А в памяти многих спортсменов послевоенного поколения Вася Сталин остался «мировым мужиком», который многим помог: перетягивал в Москву, устраивал квартиры, зарплаты, звания. Многие ветераны советского спорта до сих пор считают себя обязанными этому человеку, что называется, по гроб жизни.

Следствие отыскало за Василием Сталиным еще множество грехов и грешков: летал на охоту в служебном «Дугласе», ездил по личным делам на казенном авто «паккард», построил на даче конюшню и баню, вывез из побежденной Германии несколько вагонов разного барахла…

Летом 1953 года «друзья по партии» устранили Лаврентия Берию, а в августе новый шеф госбезопасности Круглов отправил в президиум ЦК записку, в которой Василий Сталин официально обвинялся в растратах на 20 миллионов рублей, во «враждебных выпадах» и антисоветских клеветнических измышлениях. «После кончины Сталина И. В., – писал Круглов, – стал высказывать клеветнические измышления против руководителей КПСС и Советского правительства, якобы незаслуженно уволивших его из Советской Армии и стремящихся представить его как пьяницу и разложившегося человека. Вместе с тем Сталин В. И. осуждал мероприятия Советского правительства, направленные на обеспечение бесперебойного руководства страной после кончины Сталина И. В., а также высказывал недовольство тем, что Советское правительство якобы не проводит достаточных мероприятий по увековечению памяти Сталина И. В. Окончательно морально разложившись, Сталин В. И. в конце марта и апреле с. г. высказывал настроения встретиться с иностранными корреспондентами и дать им интервью о своем положении после кончины Сталина И. В.».

Василия Сталина осудили лишь два года спустя – 2 сентября 1955 года. Трудно сказать, чем была вызвана эта пауза. Может быть, какими‑то внутриполитическими причинами? За антисоветскую пропаганду и злоупотребление служебным положением (растрату так и не удалось доказать) он получил восемь лет лишения свободы. Два года до суда Василий провел в Лефортове в роли безымянного узника, и только следователи и начальник тюрьмы знали о том, что это сын Сталина. После суда его отправили в знаменитую Владимирскую тюрьму, построенную еще при царском режиме. Здесь Василий провел почти шесть лет…

5 января 1960 года. Генпрокурор Руденко и главный гэбист Шелепин вновь пишут бумагу на Старую площадь. На дворе политическая оттепель – оттого, видать, и письмо такое: просят у ЦК за хорошее поведение и по причине болезни «применить к Сталину В. И. частную амнистию; …поручить Моссовету предоставить Сталину В. И. в г. Москве трехкомнатную квартиру; поручить Министерству обороны СССР назначить Сталину В. И. пенсию…; предоставить ему путевку в санаторий сроком на 3 месяца и возвратить изъятое при аресте лично принадлежащее ему имущество; выдать Сталину В. И. 30 тысяч рублей в качестве единовременного пособия». Чуть ниже пометочка: «Постановлением Президиума ЦК КПСС от 8 января 1960 г. предложения А. Шелепина и Р. Руденко были приняты». Казалось бы, добро пожаловать на свободу! Но тут как раз что‑то происходит…

В рассекреченных документах имеется явный пробел – отсутствие двенадцати страниц, которые, возможно, составляли документ за номером 121, до сих пор нерассекреченный. Не исключено, что в нем таится разгадка того, что произошло с Василием Сталиным в последующие годы.

Следующий документ, от 7 апреля 1961 года: «За период пребывания в местах заключения В. И. Сталин не исправился, ведет себя вызывающе, злобно, требует для себя особых привилегий, которыми он пользовался при жизни отца. На предложение, сделанное ему о том, чтобы после освобождения из тюрьмы выехать на постоянное место жительства в гг. Казань или Куйбышев, Сталин В. И. заявил, что добровольно из Москвы он никуда не поедет… На предложение о смене фамилии он также категорически отказался… и заявил, что если ему не будут созданы соответствующие условия… то он «молчать не будет, а станет всем говорить о том, что осудили его в свое время необоснованно и что в отношении его чинится произвол».

В неоднократных беседах с ним он постоянно подчеркивал, что по выходе из тюрьмы будет добиваться приема у товарища Н. С. Хрущева и других членов президиума ЦК КПСС, а также писать письма и заявления в различные инстанции. При этом он высказал мысль о том, что, возможно, снова обратится в китайское посольство с просьбой отправить его в Китай, где он будет лечиться и работать. Прокуратура СССР и Комитет госбезопасности убеждены, что В. И. Сталин, выйдя на свободу, будет снова вести себя по–прежнему неправильно. В связи с этим считаем целесообразным… в порядке исключения из действующего законодательства направить В. И. Сталина после отбытия наказания в ссылку сроком на 5 лет в г. Казань (в этот город запрещен въезд иностранцам). В гор. Казани предоставить ему отдельную однокомнатную квартиру. По заключению врачей, состояние здоровья В. И. Сталина плохое и он нуждается в длительном лечении и пенсионном обеспечении. Как прослужившему в армии более 25 лет, в льготном исчислении В. И. Сталину была назначена пенсия в размере 300 рублей (новыми деньгами). Однако, учитывая, что он своими действиями дискредитировал высокое звание советского генерала, предлагается установить для него по линии Министерства обороны СССР пенсию в размере 150 рублей в месяц. По улучшении здоровья его можно было бы трудоустроить на одном из авиационных заводов гор. Казани. Считаем также целесообразным при выдаче В. И. Сталину паспорта указать другую фамилию…»

Василий Сталин прибыл в Казань в марте 1961–го. У него отняли все: дом, друзей, женщин, работу и даже фамилию. Воднокомнатную квартиру на Гагарина, 105 он зашел только с одним чемоданом, в котором лежал серебряный рог, бурка и пластинки с грузинскими песнями. Здесь, в Казани, Василий прожил всего лишь год. Однако именно этот последний год жизни сталинского сына буквально переполнен таинственными событиями.

В январе 1961–го, по воспоминаниям последней его жены – Марии Николаевны, – в Казани неожиданно появилась некая Мария Нузберг, о которой было известно, что КГБ привез ее вместе с детьми из Сибири специально для ухода за Василием и даже выделили ей отдельную кварти–ру. Более об этой Нузберг ничего неизвестно, однако совершенно очевидно, что она несколько месяцев жила на Гагарина, 105 по специальному заданию госбезопасности. И именно с появлением Нузберг сын Сталина «заболел странной болезнью», от которой не оправился уже до конца своих дней.

«Тогда, в январе, – вспоминает Мария Николаевна, – я вынуждена была уйти от Васи. Эта Нузберг постоянно находилась в квартире, делала ему уколы». Марии Николаевне говорили, что это инъекции снотворного, однако когда она попыталась рассмотреть одну ампулу, медсестра тут же ее выхватила и раздавила ногой на полу.

«В марте мне на работу позвонила врач Барышева, – продолжает Мария Николаевна, – и сказала: «Ваш муж очень плох. Он очень просит вас приехать». Я приехала. Ему и в самом деле было очень плохо. Василий еще больше похудел и не стал похож на себя. Нузберг сидела тут же, не оставляла нас ни на минуту двоих. «Почему ты не позвонил сам?» – спросила я. «Я не мог. Меня не было». – «Как?» – «Меня увозили». – «Куда увозили?» – «Не имеет значения». Куда его увозили? Зачем? Что они с ним там делали? У меня не было ответов на эти вопросы, и никто не собирался мне их давать. А он лежал передо мной, беспомощный, худой и страшный…»

17 марта Василия снова увозили в неизвестном направлении, а всего через два дня сын Сталина умер – в возрасте сорока одного года. Пройдя через девять лет Лефортова и Владимирки, этот молодой, крепкий мужик в казанской ссылке «сгорел» подозрительно скоропостижно.

И последний штрих. Когда на Арском кладбище открыли гроб для прощания, Мария Николаевна не узнала Василия. Его лицо было синим от гематом, а нос разбит. Она подумала: «Наверное, это кукла». Гроб опустили в могилу. Сверху приладили красный фанерный обелиск со звездочкой. Вместо имени – жестяная табличка с номером. Два года спустя друзья поставят здесь гранитный памятник с надписью «Единственному от М. Джугашвили» и фотографией Василия на фарфоровой пластинке, однако через несколько дней кто‑то расстреляет фотографию несколькими выстрелами в упор…

ГИБЕЛЬ АПЛ «ТРЕШЕР» [38]38
  Материал А. Петрова.


[Закрыть]

10 апреля 1963 года весь мир был потрясен сообщением о гибели атомной подводной лодки ВМС США «Трешер». Лодка исчезла, не успев даже подать сигнал бедствия. Никто из 129 членов экипажа не сумел спастись. Для Америки это стало подлинной национальной катастрофой.

Сидя перед телевизорами, американцы задавали только один вопрос: «Как лучшая в мире подводная лодка могла в одночасье погибнуть?» И дело тут было не только в обычном для американцев восхвалении своих достижений. Погибла головная лодка, которая открывала собой целую серию из 30 субмарин, и на тот момент ее тактико–технические характеристики действительно были лучшими. АПЛ этого типа обладали высокой – до 30 узлов – скоростью и предельной глубиной погружения до 360 м. Ядерная энергетическая установка позволяла 10 раз обогнуть по экватору земной шар, а дальность плавания на полной мощности насчитывала 100 000 миль. Словом, американским конструкторам и кораблестроителям было чем гордиться. И вот такой корабль, созданный с учетом последних достижений науки и техники, погиб. Причем в мирное время! По гордости американцев был нанесен удар страшной силы. Впервые во весь рост стал вопрос и о том, как поведет себя ядерная установка на глубине и чем это может закончиться для человечества.

Из‑за чего же погибла лодка?

Достоверно известно следующее. «Трешер» вышел в море для проведения двухдневных испытаний. На борту находились 12 штатных офицеров, 96 старшин и матросов, 4 офицера с кораблестроительной верфи и 17 гражданских специалистов.

Первый день прошел без происшествий. На второй было запланировано погружение на предельную для ПЛ глубину, то есть 360 м. При таких погружениях лодка опускается на глубину поэтапно. На каждом производятся многочисленные замеры, чтобы определить прочность корпуса и конструкций, а также проверить правильность работы механизмов. Любое глубоководное погружение страхуется. В данном случае этим занималось спасательное судно «Скайларк». Согласно выпискам из вахтенного журнала, события развивались следующим образом:

8.00 – произведена проверка звукоподводной связи;

8.02– глубина 120 метров. Осмотр прочного корпуса;

8.9– глубина 180 метров;

8.24 – очередной сеанс связи;

8.35 – глубина 270 метров;

8.53 – ПЛ приблизилась к предельной глубине;

9.02 – сеанс связи, курс прежний;

9.10– ПЛ не ответила на вызов.

В 9.12 с борта «Трешера» поступило сообщение о наличии неполадок. Лодка имела дифферент на корму и явно пыталась продуть главный балласт. Акустики слышали шум сжатого воздуха в течение 20—30 секунд. Последнее искаженное сообщение капитана было невнятным: «…предельная глубина…»

В 9.17 раздался приглушенный грохот.

В 11.04 командир «Скайларка» дал в штаб радиограмму: «Не имею связи с «Трешер» с 9.17».

В 13.32 по приказу командующего подводными силами Атлантического флота США в район аварии направлены корабли, самолеты и ПЛ «Сивулф».

В 15.30 начальник Главного штаба ВМС США докладывает военно–морскому министру о случившемся. А спустя 15 минут о ЧП сообщили президенту Кеннеди. Первым вопросом, который он задал, был: «Сколько людей на борту?» Военные чины точной цифры не знали и ответили ориентировочно – 80—90 человек. К 17 часам спасательные суда обнаружили на поверхности моря масляные пятна и куски полиэтилена. Однако у военных еще теплилась надежда на чудо, и в своем вечернем выступлении начальник Главного штаба адмирал Андерсен не прочел поименного списка погибших. Но уже в утреннем выпуске новостей тот же адмирал сказал: «С глубоким прискорбием я вынужден объявить вам, что атомная подводная лодка, имевшая на борту 129 человек, погибла…»

11 апреля на всех американских военно–морских базах по всему миру были приспущены флаги. И в тот же день семьям подводников были выплачены компенсации.

Для определения причин катастрофы лодку требовалось найти. К поискам подключались все новые и новые корабли, подводные лодки, научно–исследовательские суда. С Тихого океана на десантном корабле доставили батискаф «Триест», способный погружаться на предельные глубины Мирового океана. Общее количество кораблей, собранных в районе поиска, достигло 12—16 единиц. Но и спустя месяц поиски оставались безрезультатными.

Важно было не только выяснить причину катастрофы, но и «сохранить лицо» нации и, конечно, понять, что происходит с реактором. «Триест» совершал многочисленные погружения до ноября 1963 года. Ученые сделали более 250 ООО снимков. Были обнаружены переборочная дверь, трубы, баллон воздуха высокого давления и сапог из комплекта спецодежды. Но ни тела подводников, ни лодку не нашли.

Комиссия по расследованию причин катастрофы начала свою работу 11 апреля 1963 года, в нее вошли видные подводники и специалисты–кораблестроители. Возглавил комиссию один из старейших подводников США вице–адмирал Бернард Остин. И в страшном сне ему не могло присниться, что пять лет спустя он будет расследовать катастрофу еще одной АПЛ.

Работать комиссии было трудно. В СМИ муссировалось множество слухов и версий, включая традиционную «руку Москвы». Порождены они были, в первую очередь, вспыхнувшей межведомственной склокой «за честь мундира». Со страниц газет и с экранов телевизоров подводники яростно обвиняли кораблестроителей, те в ответ поливали грязью военных. Однако крайней в итоге оказалась Портсмутская верфь, построившая «Трешер». Эксплуатация ПЛ в течение 12 гарантийных месяцев выявила 875 дефектов, 130 из них относились к конструктивным и 5 были связаны с безопасностью корабля. Поэтому «Трешер» вернули на верфь для доработки.

За это время сменился командир корабля. Лодку было предложено принять 35–летнему капитан–лейтенанту Джону Гарвею. Несмотря на свой относительно молодой возраст, он был опытным подводником. Гарвей быстро понял, что лодка к выходу в море не готова. Но оказалось, что по «высшим» соображениям можно заткнуть рот даже толковому специалисту. Единственное, что смог сделать командир, – это написать письмо другу своего отца вице–адмиралу У. Смедбергу. Последний занимал должность начальника управления кадров ВМС США. После катастрофы военно–морской министр запретил публиковать письмо, но кое‑что в прессу просочилось. Известно, что Гарвей просил вице–адмирала использовать свое влияние и надавить на специалистов, так как качество ремонтных работ на ПЛ вызывает у него тревогу. Вице–адмирал получил письмо в тот день, когда 129 человек вместе с новейшей лодкой ушли на дно Атлантики.

Надо отдать должное американцам – они сделали все, чтобы избежать повторных аварий. Уже в октябре 1963 года командование ВМС США заявило о приостановке строительства всех АПЛ этого типа для проверки качества работ. Была уменьшена предельная глубина погружения, улучшены тактико–технические характеристики и условия обитания экипажа. Спустя 12 дней после катастрофы была создана научно–исследовательская группа, основной задачей которой стала организация поиска и оказание помощи затонувшим ПЛ. На тот момент надежных средств спасения субмарин и их личного состава не существовало. Впрочем, многие специалисты полагают, что их нет и до сих пор…

Следственная комиссия опросила 120 свидетелей. Их показания, многочисленные фотографии, карты и схемы составили 12 томов дела. Вывод комиссии был неутешителен: «…полученные данные не позволяют определенно утверждать, что же в действительности произошло с подводной лодкой…»

Катастрофа, конечно, привлекла внимание и советских специалистов. Из печати вышла книга А. А. Нарусбаева и Т. П. Лисова «Тайна гибели «Трешера»» (Л., 1964). Вот что пишут они: «Около 9.12 случилось непоправимое: колоссальное забортное давление сорвало арматуру или разорвало трубопровод в одном из кормовых отсеков. Пробоина была не очень большой, иначе бы лодка затонула мгновенно. Гарвей отдал необходимые распоряжения, вызвал «Скайларк» и спокойным голосом произнес: «Столкнулись с небольшой проблемой… Имеем дифферент на корму. Пытаемся продуться». Судя по интонации, командир еще не представлял масштабов беды.

Между тем обстановка в корме была ужасной. Струя воды буквально косила оказавшихся на ее пути людей. Плотный туман окутал отсек, вызвав короткое замыкание. Это вывело из строя системы, жизненно важные для управления кораблем. Быстро нарастающий на корму дифферент вскоре превысил допустимую величину, что привело к срабатыванию защиты реактора. Корабль лишился хода.

Получив отрицательную плавучесть и лишившись управления, лодка начала проваливаться за предельную глубину. Вышедшая из строя связь не дала возможности капитану сообщить что‑либо на «Скайларк».

Финал трагедии наступил в 9.17, когда под действием забортного давления разрушился один из отсеков (глухой треск, который слышали спасатели). В считанные секунды вода смела все водонепроницаемые переборки и затопила корабль. Оказавшийся в отсеках воздух сжимался до такой степени, что возникали пожары, которые тут же тушились массой поступающей воды. Смерть экипажа была мгновенной». Лодка падала более двух километров со скоростью 110—160 узлов и при ударе, возможно, углубилась в грунт на 150 метров…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю