Текст книги "Величайшие загадки XX века"

Автор книги: Николай Непомнящий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)

КАК БЕРИЯ СОБИРАЛСЯ ПРОДАТЬ ГДР [30]30
  Материал Ф. Лукьянова.


[Закрыть]

Сегодня, спустя полвека после берлинских событий, ряд историков считают весьма обоснованной версию, по которой события июня 1953 года могли быть спровоцированы всемогущим властелином тогдашнего МГБ Лаврентием Берией. Один из преемников Сталина намеревался… «продать» ГДР за 20 млрд долларов для последующего финансирования восстановления экономики СССР…

В мае 1953 года на стройках ГДР неожиданно для многих сразу на 10 процентов повысили нормативы. Мало того, что это означало дополнительную нагрузку, – задним числом обесценивался и прежний труд рабочих. Возмущение и недовольство было повсеместным. Достаточно было повода, чтобы оно выплеснулось наружу.

Как вспоминает известный германский социал–демократ Эгон Бар, работавший тогда редактором на американской радиостанции «Риас» в Западном Берлине, после полудня 16 июня в редакцию пришла делегация строительных рабочих из Восточного Берлина с просьбой зачитать по радио их призыв к всеобщей стачке и демонстрации. После долгих сомнений Бар все же вставил заявление в информационный блок. В тот же вечер будущий соратник канцлера Вилли Брандта получил за это нагоняй от американского уполномоченного Джона Макклоя: «Вы что, хотите, чтобы “Риас” развязала третью мировую войну?» Американцы опасались, что если произойдет какое‑то выступление и русские вмешаются, то неизвестно, где они тогда остановятся.

Хотя под давлением американцев информация о требованиях рабочих и была быстро снята с эфира, весть о ней широко распространилась. Восточноберлинские рабочие, занятые на строительстве аллеи Сталина, решили бастовать и выйти на следующий день на демонстрацию. Их поддержали рабочие Лейпцига, Магдебурга, Галле, Биттерфельда, тоже вышедшие 17 июня на улицы городов с требованиями сократить нормы выработки и снизить потребительские цены. В ряде мест (Галле) экономические требования дополнили политические: отставка руководства ГДР и воссоединение Германии…

Забастовка 17 июня охватила 500 предприятий и 300 тысяч человек. За два дня волнений было зарегистрировано 160 демонстраций. Дальнейшее в общих чертах известно: столкновения, советские танки на улицах Берлина, объявление чрезвычайного положения… Общее количество жертв событий составило не тысячи, как говорилось ранее, а 60 человек, из которых 14 погибли на улицах от рук немецкой полиции, а десятки позже были приговорены к смертной казни.

Долгое время, пока молчали секретные архивы, считалось, что берлинские события 17—18 июня были чисто спонтанным проявлением недовольства рабочих условиями труда и жизни. На самом же деле подоплека июньских волнений в Берлине намного глубже, чем кажется на первый взгляд.

Считается, что автором плана объединения Германии путем продажи чересчур «затратной» ГДР был Лаврентий Берия. Впервые, однако, эта идея – естественно, без упоминания о денежной компенсации – была озвучена самим Сталиным в марте 1952 года. Советский лидер дал понять остальным великим державам – США, Англии и Франции, что Советский Союз при определенных условиях готов оставить ГДР, вывести оттуда свои войска и способствовать объединению двух Германий.

В Москве часть руководства полагала, что объединенная нейтральная Германия – а нейтралитет был одним из основных условий Сталина – стала бы своеобразным буфером между США и СССР в Европе и только укрепила бы положение советской державы в восточной части континента. Осуществить объединение предполагалось не безвозмездно, а за серьезную денежную компенсацию. По данным бывшего министра культуры ГДР, а ныне историка Ханса Бентциена, сумма «компенсации» должна была составить 20 млрд долларов – гигантские по тем временам деньги! Достаточно сказать, что в рамках знаменитого «плана Маршалла» по восстановлению Западной Европы в 1948– 1952 годах США предоставили европейским странам, включая Германию, всего 13 млрд долларов.

После смерти Сталина в марте 1953 года идея воссоединения Германии опять была оживлена, теперь уже Берией. Тот же X. Бенщиен, работавший в 1953 году зав. отделом одного из обкомов германской компартии, считает, что, став одним из преемников Сталина, глава могущественного МГБ Берия в мае – июне 1953 года попытался осуществить свой план. В своей недавно вышедшей книге «Что случилось 17 июня» немецкий историк утверждает, что для реализации плана и ускорения процесса воссоединения Берия использовал многочисленную советскую агентуру в ГДР – 2200 чекистов. Хотя он прямо не говорит, что именно люди Берии спровоцировали события 17 июня, но обращает внимание на ряд странных обстоятельств. Во–первых, поводом для выступления рабочих, как известно, послужило повышение нормативов. Примечательно, что произошло это именно в мае 53–го, когда Берия фактически приступил к реализации своего плана, а не раньше. Учитывая степень контроля и влияния советских оккупационных властей в ГДР, трудно предположить, что такие меры принимались без их ведома. Странно, но именно накануне событий советские оккупационные власти решили собрать оружие у членов областных парткомов… В городе Гера рабочих уранового рудника, находившегося под полным контролем советских органов безопасности, организованно доставляли на места демонстраций на машинах предприятия. И это далеко не все странности, с которыми сталкиваются историки…

Павел Судоплатов в своей книге «Разведка и Кремль» пишет, что в апреле 1953 года, перед самым Первомаем, Берия поручил ему подготовить секретные разведмероприятия для зондирования возможности воссоединения Германии. «Берия предупредил, что этот план является сверхсекретным».

Сначала мая 1953 года события в ГДР развиваются по нарастающей. В начале месяца в Москву приезжает генерал Волльвебер, министр госбезопасности Восточной Германии, который сообщает о расколе в руководстве страны. Тогдашний генсек Вальтер Ульбрихт непременно желает продолжить строительство государства пролетарской диктатуры. В ответ Берия, по словам Судоплатова, заявляет: «Нам вообще не нужна постоянно нестабильная социалистическая Германия, существование которой целиком зависит от поддержки Советского Союза».

Вопрос о воссоединении Германии, по признанию Судоплатова, еще и потому стоял так остро, что Москве, самой не оправившейся еще от последствий войны, приходилось снабжать сырьем и продовольствием по низким ценам как Восточную Германию, так и Польшу…

5 июня в Берлин прибывает новый Верховный комиссар Семенов с задачей выполнения новых московских директив – не форсировать ход социалистического строительства! Звучит удивительно даже сейчас. Зачем форсировать, если грядет объединение? В рядах немецкого руководства полное смятение. Все говорят о скорой отставке Ульбрихта.

Еще через неделю, 12 июня, президиум ЦК в Москве, опять‑таки с подачи Берии, принимает новый курс в отношении Восточной Германии, одобрив до сих пор не опубликованное постановление «О мерах по оздоровлению политической обстановки в ГДР». В Москву срочно вызывают Ульбрихта. Тот противится изменению курса. Берия, Маленков и Хрущев, как пишет Судоплатов, принимают решение отстранить его от власти. Но как? Нужен подходящий повод. Все это происходит буквально накануне 17 июня.

Пока невозможно доказать, что это именно Берия и его люди спровоцировали берлинское выступление рабочих. Документы на этот счет, если они и существуют, по понятным причинам еще долго будут пылиться в секретных архивах. Но вся логика новой политики Кремля говорит в пользу такой версии.

Примечательно, что по ту сторону демаркационной линии события в Восточном Берлине сразу же восприняли как провокацию. Вечером того же дня канцлер ФРГ К. Аденауэр заявил, что речь явно идет о «советской провокации». Западногерманская разведка в анализе от 20 июня тоже пришла к выводу, что речь «с большой долей вероятности» шла об «организованной на Восточной стороне акции»…

Вторая версия Судоплатова – о том, что выступления 17 июня могли быть спровоцированы самим Ульбрихтом, на наш взгляд, не выдерживает серьезной критики, ибо это равнозначно предположению, что «железный Вальтер» решил сам себе копать могилу. Однако Берия, скорее всего, все же просчитался в своих планах, и размах волнений вышел за рамки управляемого процесса, что в конце концов стоило автору амбициозного плана и политической карьеры и жизни. Вряд ли случайно, что ровно через 9 дней после событий в Берлине Берия в спешке был арестован своими оппонентами Хрущевым и Маленковым прямо в Кремле, а затем казнен без суда и следствия. План воссоединения Германии, таким образом, был похоронен вместе с его одиозным автором.

После внутренних репрессий, снятия со своих постов в спецслужбах и СМИ людей Берии ГДР благополучно вернулась на путь соцстроительства, и Москва еще почти 40 лет поддерживала «социализм» в этой части Германии, тратя на это миллиарды и миллиарды каждый год, пока не надорвалась сама. Спустя 40 лет, в начале 1990–х, уже при Горбачеве, новое издание плана воссоединения было реализовано Москвой, но уже без всяких «компенсаций», хотя немцы, как говорят, готовы были платить. Москва сама осталась должна Германии чуть ли не 100 млрд марок. ФРГ воссоединение с ГДР обошлось где‑то в 70 млрд долларов – приблизительно в такую же сумму, которую Берия когда‑то мечтал получить за свое объединение Германии. Но это уже другая история.

БЫЛ ЛИ РЕФОРМАТОРОМ «ЛУБЯНСКИЙ МАРШАЛ»? [31]31
  Материал Вл. Иванова.


[Закрыть]

Шокирующее известие о появлении в Санкт–Петербурге общественного комитета, выступающего за реабилитацию Л. Берии, взбудоражило общество. Зловещая роль этого человека в истории нашей страны, казалось бы, давным–давно доказана. Чем же тогда объяснить попытку пересмотреть прежние оценки? Насколько правомерны разговоры о нем как инициаторе реформ во внутренней и внешней политике?

Уже в июле 1953 года недавние соратники по политбюро, еще в дни похорон Сталина величавшие Берию «верным ленинцем» и «преданнейшим делу строительства коммунизма товарищем», дружно принялись убеждать народ, что «любимый вождь» стал «жертвой интриг Берии», и представлять «преданнейшего товарища» как абсолютное воплощение зла, главного преступника сталинских времен. Словно напрочь забыв о своих лестных характеристиках Берии, Хрущев гневно бросал с трибуны пленума: «Еще при жизни товарища Сталина мы видели, что Берия большой интриган. Это коварный человек, ловкий карьерист. Он очень крепко вцепился своими грязными лапами в душу товарища Сталина, он умел навязать свое мнение товарищу Сталину…»

За этими разоблачительными речами стоял определенный расчет: возложив всю вину за совершавшиеся беззакония на Берию, устранить политического конкурента и одновременно обелить себя и систему, которой они все так верно служили. Не случайно тот же Н. С. Хрущев, сознавая шаткость своей репутации, постоянно подчеркивал как свою особую заслугу перед партией и народом арест и устранение Берии. По его словам выходило, что именно Берия мог стать главным препятствием на пути начатых политических и экономических реформ.

Завеса тайны оставалась опущенной и в первые годы перестройки. О Берии стали писать открыто и достаточно много, но общий тон этих публикаций оставался однозначно негативным. Лишь публикация стенограммы июльского (1953 г.) пленума ЦК стала своего рода сенсацией, так как открылись весьма любопытные детали. В том числе и в отношении «реформаторской программы» Берии.

Напомним, Верховный суд СССР, приговоривший Берию и его сообщников к расстрелу, поставил им в вину тяжкие преступления: измену родине, организацию антисоветской заговорщической группы в целях захвата власти и восстановления господства буржуазии, террористические акты против преданных коммунистической партии и народам Советского Союза политических деятелей, преступную связь с иностранными разведками. Весь этот набор традиционных для сталинской эпохи обвинений для устранения политических противников, как и весь наспех слепленный образ «английского шпиона – сексуального маньяка», выглядит сегодня достаточно нелепо. Но речь не об этом.

Как видно из стенограммы, наиболее резкую реакцию вызвали те действия Берии, в которых ораторы усматривали сомнения в правильности сталинского курса во внутренних делах и на международной арене. Стенографические записи выступлений пестрят выражениями: действовал «не теми методами», единолично прекратил «дело врачей», «призывал восстановить законность», пытался умалить авторитет Сталина и ограничить функции партии пропагандистской и кадровой работой, намеревался восстановить отношения с «ревизионистской» Югославией, требовал отказаться от курса строительства социализма в Восточной Германии… Выступавшие на пленуме не стеснялись в резких словах, стараясь добавить свой штрих в оценку личности Берии и методов его работы. Вряд ли в тот момент они думали о возможности эффекта обратного действия. Между тем за речами ораторов, независимо от них, проступал образ если не реформатора в привычном понимании этого слова, то человека, попытавшегося проявить определенную инициативу по демонтажу сталинского социализма. Другой вопрос – что подтолкнуло его на этот шаг?

На этот счет существуют различные версии, но все они требуют документальных доказательств. Пока же очевидно лишь одно: Берия раньше других наследников Сталина провозгласил необходимость преобразований. И не только провозгласил, но и фактически взял в свои руки в первые месяцы после смерти вождя инициативу реформаторских начинаний. Противники Берии, включая и Хрущева, выглядели на пленуме ярыми сталинистами, отстаивающими каждую крупицу наследия своего «великого» учителя.

Предположения по поводу реформаторской программы Берии находят подтверждение в целом ряде других документов: в его докладных записках, справках, проектах распоряжений и постановлений правительства. Наиболее полно представлены документы, связанные с детельностью министерства внутренних дел СССР – в частности, о реорганизации экономики и освобождении правоохранительных структур от несвойственных им функций, о реорганизации системы ГУЛАГа, о сокращении строительства объектов, при сооружении которых использовался труд заключенных; о передаче в ведение министерства юстиции исправительно–трудовых лагерей и колоний; об ограничении прав особого совещания при НКВД СССР…

Все эти факты не могли не привести ученых к осознанию необходимости более глубокого анализа некоторых аспектов политической карьеры Берии, и в первую очередь вызывающего повышенный интерес того короткого, трехмесячного периода, когда он действовал как самостоятельный политик. Существование реформаторских замыслов у Берии, как уже говорилось, не подлежит сомнению. Спор идет о побудительных мотивах, а в зависимости от этого – можно или нет считать Берию реформатором. Одни полагают, что реформаторские усилия Берии должны быть признаны и оценены в историческом аспекте без всяких оговорок; другие убеждены, что его реформаторским поползновениям грош цена, так как все это были лишь тактические маневры в борьбе за власть.

Отстаивая вторую точку зрения, доктор исторических наук В. Наумов обращает внимание: за пересмотр следственных материалов после смерти Сталина, что ставится в заслугу Берии, он взялся с тех дел, которые возникли в период, когда он не имел прямого отношения к следственной работе. К тому же, замечает Наумов, под удар попали все те работники органов, которые по указанию Сталина собирали компрометирующие материалы на самого Берию. Гласное и демонстративное прекращение «дела врачей», предпринятое, как сообщалось в газетах, по инициативе МВД, позволяло не только рассчитывать на положительную реакцию интеллигенции, но и служило хорошим поводом для кадровой чистки МВД от «чужих людей». В первую очередь – от сторонников Хрущева, которые в период фабрикации «дела врачей» занимали в этом ведомстве многие ключевые посты.

Различие во взглядах, да еще по такой теме, которая недавно была закрыта для дискуссий, – в принципе вполне нормальное явление. Но, думается, в самой такой постановке вопроса – считать Берию бескорыстным реформатором, на которого снизошло озарение, или ловким карьеристом, вырядившимся для маскировки в реформаторские одежды, – есть некоторое упрощение ситуации. Проблему реформ нельзя отрывать от вопроса о власти, поскольку осуществить политику реформ невозможно, не обладая властью. И, кроме того, нужно, чтобы пришел «час реформ». Обращаясь к первым месяцам после смерти Сталина, можно сказать, что основные направления необходимых преобразований были, если так можно сказать, заранее заданы сложившейся к тому времени ситуацией.

Вспомним обстановку в стране. Экономическая и политическая ситуация внутри самого государства, разгар «холодной войны» на международном уровне, сложности отношений с партнерами по социалистическому лагерю – все это создало целый ряд проблем, которые неизбежно пришлось бы решать любому, кто пришел бы к руководству страной. К тому времени определились и главные «болевые точки»; репрессивная политика, сохранение которой не только не отвечало задачам экономической целесообразности, но и создавало угрозу политической стабильности; сложный комплекс проблем в аграрной сфере, где без радикальных и немедленных мер трудно было предотвратить кризис; многочисленные трудности во внешней политике, в которой нарастали, с одной стороны, сопротивление диктату Москвы в странах Восточной Европы, а с другой – жесткая конфронтация с Западом.

Тем самым вся «тройка» (Берия, Маленков, Хрущев), в руках которой сосредоточилась власть, была обречена на избрание реформаторского пути. У каждого из них был «свой набор реформ»: у Берии – национальная политика, перестройка системы МВД/МГБ, внешнеполитические инициативы; у Маленкова – новый аграрный курс, поворот к социальным программам, идея разрядки в международных делах; у Хрущева – целина, совнархозы, новая военная доктрина. Оценивая эти «программы» в ретроспективе, скорее всего, следует говорить о персональных инициативах, поскольку ни одна из них не представляла целостной концепции.

Вернемся, однако, к разговору о Берии как реформаторе. По мнению многих ученых и политологов, выступление «Лубянского маршала» в такой роли с самого начала было обречено на провал, даже если бы его карьера на этом поприще и не была прервана бывшими соратниками. Причина не в самих предложениях – по иронии судьбы большинство из них, отвергнутых в 1953–м и поставленных в вину Берии, позже были воплощены в жизнь. Но общество не могло принять в роли реформатора человека, за которым тянулся мрачный шлейф массовых репрессий и других преступлений. Чтобы признать за Берией право называться реформатором, его нужно было реабилитировать, отделить от него тень главного сталинского палача. Как справедливо заметил историк Олег Хлевнюк в статье «Берия: пределы исторической «реабилитации», какие бы новые сведения и соображения ни приводились в защиту Берии, ничто не сможет перевесить его преступлений…

ТАЙНА ЗАКРЫТОГО ДОКЛАДА НА XX СЪЕЗДЕ [32]32
  Материал А. Богомолова.


[Закрыть]

Прошло сорок лет после XX съезда КПСС. Но до сих пор не утихают споры вокруг доклада Н. С. Хрущева на закрытом заседании. Одни ставят его в заслугу Никите Сергеевичу. Другие вменяют ему в вину то, что своим докладом он нанес по коммунистической системе чудовищной силы удар. Говорят и о его «невиданном вероломстве», будто доклад буквально за несколько дней до оглашения втайне от членов президиума ЦК был коренным образом переработан и оглашен вопреки прежней договоренности с соратниками.

А собственно говоря, на основании чего был составлен доклад? Кто его автор (авторы)? Каков его правовой и политический статус? Что отражал этот документ – настроения в обществе, верхушечную борьбу или авантюристический характер самого Хрущева?

Стенографический отчет XX съезда – это два объемистых тома, 1100 машинописных страниц. Повестка дня – четыре вопроса: отчетный доклад ЦК, докладчик Н. С. Хрущев; отчетный доклад ревизионной комиссии, докладчик П. Г. Москатов; директивы съезда по шестому пятилетнему плану, докладчик Н. А. Булганин; выборы центральных органов. Вот и все. Невероятно, но факт: в стенограмме съезда, осудившего преступления Сталина, нет ни единого упоминания его имени. И в последний день, 25 февраля 1956 года, – никаких разоблачений. Оглашаются итоги голосования по выборам в центральные органы партии. Повестка дня исчерпана, съезд завершил свою работу.

Но что это за странное постановление «по докладу Н. С. Хрущева о культе личности и его последствиях»? Что же это за доклад такой?

Если верить архивным источникам, то поначалу задуманная Хрущевым акция по развенчанию Сталина ограничивалась рамками судеб нескольких десятков репрессированных делегатов XVII съезда ВКП(б). Но когда об этом намерении Хрущева пошли слухи, к нему двинулись сотни ходатаев. Хрущев охотно принимал их, выслушивал хватающие за душу истории, и круг намеченных к пересмотру дел расширялся.

В последний день 1955 года Хрущев проводит через президиум ЦК решение об образовании специальной комиссии по изучению материалов о массовых репрессиях не только среди членов и кандидатов в члены ЦК ВКП(б), избранных XVII съездом, но и среди других советских граждан. Расширены были и временньЕ рамки: с 1935 по 1940 год. Возглавить комиссию Хрущев поручил секретарю ЦК П. Н. Поспелову.

Первоначально П. Н. Поспелов определял ее задачи следующим образом: сбалансировать положительные и отрицательные стороны в отношении Сталина. Огласить справку должен был Поспелов. Она замышлялась не как разгромный доклад, а как сдержанная объективная информация. Исходили из того, что ни партия, ни страна не были подготовлены к восприятию прямых обвинений в адрес Сталина.

В начале февраля 1956 года комиссия Поспелова представила Хрущеву результаты своей работы. Прочитав справку, Хрущев, как рассказывают, никак не отреагировал: не одобрил и не отклонил.

На второй день работы съезда к секретарю ЦК Д. Т. Шепилову подошел помощник Хрущева Шуйский и что‑то прошептал на ухо. Шепилов тотчас же поднялся и в сопровождении Шуйского направился в комнату отдыха членов президиума. Два дня после этого Шепилов на заседаниях съезда не появлялся. Подолгу отсутствовал и Хрущев.

Доклад Н. С. Хрущева «О культе личности и его последствиях» был заслушан делегатами XX съезда на закрытом утреннем заседании 25 февраля 1956 года. «Свои» приглашенные и делегации зарубежных компартий не присутствовали. Исключений из правил проведения такого рода мероприятий было много.

Во–первых, заседание не стенографировалось. Во–вторых, после окончания доклада прений не открывали. В–третьих, по предложению председательствовавшего на заседании Н. А. Булганина съезд без обсуждения принял постановление «О культе личности и его последствиях» – более чем странно, если учесть, что куда более мелкие вопросы обсуждались часами. Вообще в процедуре подготовки, оглашения доклада, принятия постановления таких загадок и нестыковок тьма–тьмущая.

Вот одна из них – невесть откуда взявшееся закрытое заседание. В примечаниях к опубликованному в 1989 году секретному докладу Хрущева сказано: предложение о проведении закрытого заседания и выступлении на нем Хрущева с докладом о культе личности было выдвинуто президиумом ЦК КПСС 13 февраля 1956 года. Получается, президиум ЦК уже до 13 февраля имел текст доклада. Это совсем не стыкуется с заявлением самого Хрущева, сделанным во время беседы с руководством итальянской компартии летом 1956 года.

– Мы считали, – сказал он, – что доклад не будет опубликован, в противном случае мы бы построили его иначе. Более того, решение поставить этот вопрос было принято не при подготовке к съезду, а в ходе его. В ходе XX съезда было проведено несколько бурных заседаний президиума ЦК. Отдельные члены президиума считали, что не следует поднимать вопрос о культе личности, так как это создаст трудности внутри страны и в рабочем движении. Как видите, мы учитывали это, но также стояли перед необходимостью ответить на вопрос, кто же виноват в том, что погибли многие лучшие коммунисты. Не ответить на него – значило показать, что нынешний ЦК КПСС покрывает виновников, соглашается с ними, боится сказать правду…

По воспоминаниям Л. Кагановича, комиссия Поспелова с задачей справилась и подготовила хорошую справку. Ее обсудили на президиуме и решили: после съезда созвать пленум ЦК и на нем заслушать доклад Поспелова, после чего сделать политические выводы. Хрущев тоже был за такое решение. И вдруг, когда съезд уже заканчивался, в перерыве в кулуарную комнату съезда, где собирались члены президиума, входит Хрущев. Присутствующим раздали брошюрки в красных переплетах. Показывая на них, Хрущев сказал: «Надо выступить на съезде».

– Мы говорим, – вспоминал Каганович, – что условились обсудить этот вопрос на отдельном пленуме ЦК, после съезда, в спокойной обстановке. «Надо сейчас!» – настаивал Хрущев.

Члены президиума ЦК не успели толком просмотреть те красные брошюрки. Хрущев торопил: быстрее, съезд ждет.

– Он потом написал, – продолжал Каганович, – что ему предложил президиум выступить с докладом. Это он врет. Он сам сказал: «Я сделаю доклад».

Свидетельствует Д. Т. Шепилов:

– Никакого согласования с членами президиума ЦК не было, не говоря уже о решении. Просто в кулуарах, в комнате отдыха президиума съезда, Хрущев сказал: «Мы не раз говорили об этом, и вот время пришло доложить коммунистам правду!» По версии Шепилова, это они вдвоем с Хрущевым, уединившись, два дня готовили доклад и лишь 25 февраля, когда все было написано и отпечатано, вернулись на съезд. Тогда и был сделан этот потрясший всех доклад.

Впрочем, существует еще несколько версий по поводу его авторства. Одна из них – доклад произнесен Хрущевым экспромтом. В пользу этой версии говорит и то, что текст доклада, предназначенный для партийных организаций, подвергся значительной редакторской и стилистической правке, задним числом были даны ссылки на произведения Маркса, Энгельса, Ленина и на другие цитируемые источники, уточнены даты принятия отдельных документов. Сторонники этой версии, восхищаясь поступком Хрущева, отдают дань и его хитроумию – усыпил бдительность соратников, произнес доклад «из головы». Однако новейшие архивные изыскания и свидетельства присутствовавших на закрытом заседании лиц эту версию не подтверждают…

5 марта 1956 года президиум ЦК КПСС принял постановление о порядке ознакомления с докладом Хрущева «О культе личности и его последствиях». Публикация в открытой печати не предусматривалась, но несколько миллионов коммунистов на закрытых собраниях были ознакомлены с этим документом. Представители итальянской компартии, шокированные докладом не меньше отечественных коммунистов, поинтересовались у Хрущева, какую реакцию вызвал закрытый доклад внутри страны. Он ответил им:

– В Советском Союзе содержание доклада сразу все поняли правильно. Не поняли только единицы…