Текст книги "Тёмная сторона бизнеса (СИ)"

Автор книги: Николай Мохов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

– Почему? Ну послал я его на хуй, но только потому, что его парни решить ничего не могли. Менеджеры тупили. Меня заказчики тоже по столу таскают и ничего. Я же не воюю с   ними.

– Ну, видимо, он забыл, что такое бывает.

– А скажи, что с ними ты можешь сделать?

– Надо собирать информацию. Это не очень быстро. Владельцы ездят только с охраной и машинами сопровождения. На адресах прописки никто не живёт. Это сложная операция. Займёт какое-то время. Возможно, уголовное дело удастся возбудить, возможно, ещё что-то.

Антон явно хочет крови. Но как пустить кровь из ребят, которые к обороне относятся гораздо серьёзнее, чем он сам?

Глава XII. Чугунков

Детство Антона Чугункова прошло в СССР, и вряд ли его можно было бы назвать счастливым. Антон был маленьким тщедушным мальчиком. За это его и били. Мама вышла замуж второй раз, от брака появился ненавистный Чугункову плод – мальчик по имени Витя. В противовес Антону, Вите доставалась и любовь, и ласка. Витя был здоровым и рослым мальчиком, Антон – мелким и больным. За это его и били. Много лет спустя Чугунков возьмет Витю на работу в свою компанию и там уж оттянется по полной. С мамой будет сложнее: маму он перевезёт в Лондон на собственном самолете, но так и останется ничтожеством в её глазах. О чём мама и из Лондона будет напоминать при каждом удобном случае.

Но всё это будет потом. А пока у Чугункова не было ничего, кроме лютого желания стать сильным. Стать крутым, как он позже для себя сформулирует. Стать самым крутым человеком на свете. И свалить подальше из ненавистной Самары. Здесь он познал только горе. Издевательство, нищету и нелюбовь. Жизнь была непрекращающейся пыткой. Это осталось с ним навсегда. «От мира я не жду ничего хорошего», – любил повторять он, уже став миллиардером.

Ему страстно хотелось секса. Но даже подойти к одноклассницам было немыслимо. Да они и говорить с ним побрезгуют! Не  то что дать. Поэтому девственности пришлось лишаться со старой пятидесятилетней подругой матери, у которой внезапно открылось последнее дыхание похоти, и ей хотелось трахнуть этого худенького паренька. Гормоны превозмогли чувство брезгливости. Однако после соития чувство брезгливости взяло естественным образом верх, и у Чугункова в голове билась только одна мысль: бежать, бежать, бежать.

Так он оказался во флоте. Флот казался ему идеальным местом. Во-первых, новое окружение, где можно завоевать авторитет. Здесь стираются границы – кто богат, кто беден и кого кем считали в школе. Во-вторых, статус. Он станет капитаном дальнего плавания. Светлый могучий образ! В-третьих, путешествия. А к себе домой он вернётся только капитаном.

В те времена будущий миллиардер Чугунков больше всего ненавидел деньги. Он ненавидел людей, у которых есть деньги. Быть военным – вот у кого настоящая власть и сила. Одновременно с этим Чугунков проникся какой-то странной формой угасавшей к тому времени коммунистическо-утопической идеи. Что-то в духе Компанеллы, если бы он знал, кто это. «Я стану самым сильным и построю Город Солнца, где не будет такого ада, который мне пришлось пережить». Это была запредельная мечта, которая нашла его сама и о которой он даже боялся думать.

Первое время в училище очень важно. Именно оно определит иерархию, которая выстроится в дальнейшие годы службы. Тогда ещё не знали слова «имидж». Но Чугунков уже очень хорошо понимал, что это такое. Первое впечатление определило десять лет страданий в школе. Именно из-за того случая в сентябре он мучился потом. И никогда уже не смог избавиться от брезгливого отношения к себе. Поэтому на флоте он решил биться сразу, как только появится возможность. «Лучше умереть, чем быть задроченным» – такой принцип Чугунков сформулировал для  себя.

– Смотри как Ёбнутый машкой Толстого хуячит, – комментировали поединок Чугункова с Толстым. Толстый был местным авторитетом. И поэтому, когда они с друзьями проходили мимо молодого, который машку за ляшку тянул, то бишь пол мыл, он не мог удержаться и плюнул.

– Подотри, – со всей возможной брезгливостью, которую только мог проявить, сказал Толстый. Именно на эту брезгливость и отреагировал Чугунков. Десять лет он копил злобу. Тогда он не мог ответить, потому что его сломали сразу, а потом уже били толпой. Теперь его как будто ударило током. Дальше он уже ничего не помнил. Только концовку. Когда он стоит и как мотыгой долбит обломком швабры в окровавленную пасть валяющегося на склизком полу Толстого.

Толстый отправился в лечебку. Чугунков на губу – повезло, могло быть хуже. Но теперь у него было новое имя. Антоха Ёбнутый. В училище выстраивалась новая иерархия. Старшие побаивались доставать Чугункова. А сокурсники просто оказались в его власти. Он не бил их. Он даже не издевался. Он научился вселять страх и показывать всю неполноценность своих товарищей по сравнению с ним. Ещё полгода назад Антоша Чугунков был чмошником, чугунком, которого одноклассники скинули из окна второго этажа, а теперь стал вождём!

Новый статус только усиливал страх. Если кто-то узнает, кем он был... Нужно постоянно держать всех под контролем, только так можно выстоять. Нервное напряжение проявилось довольно забавно. У Чугункова появилась привычка харкаться. Он не курил, т.к. сверхчеловеку не положено курить. Поэтому весь напряг скидывал в плевках. Но напряг то и дело прорывался в общей непредсказуемости поведения – Чугунков легко мог устроить истерику своим. Его и знали в училище.

Первая цель была взята. Он стал вождём. Однако путь к капитану обламывался. Рассыпался по кускам, как Франкенштейн. Удар по цели наносило время. Било оно сильно, жестоко и воевать со временем Чугунков не мог.

Тот статус, к которому он двигался, резко обесценивался. Новыми героями эпохи становились бандиты. Именно они становились новыми крутыми. Капитаны же и прочие офицеры стали резко обедневшими аристократами. Они ещё цеплялись за традиции, за свои звания. Но Чугунков кожей чувствовал – они становятся такими же чмошниками для общества, каким он был в школе. Их больше не уважают. Над военными посмеиваются. Их презирают бабы. Поэтому надо делать резкий разворот. В училище с удовольствием от него избавились. Руководству не нужен был непредсказуемый отморозок.

Возвращаться в Самару пришлось с зубовным скрежетом. Довольная, здоровая морда брата вызывала ненависть. Особенно Чугункова выводила из себя его беззаботность.

Чтобы зарабатывать хоть какие-то деньги, пришлось идти ремонтировать телевизоры. Это было временно, и Чугунков это сразу понимал. Ведь в душе билось мощное желание быть не слугой, а вождём. Однажды попробовав, вкус власти уже не забыть, как зверь не может забыть вкус человечины.

Глава XIII. Братва

«Бандиты или военные. Какая разница?» – думал Чугунков, сидя в своей девятке. У него были все атрибуты успеха начала девяностых – волшебные три М: мобила, машина, «макаров». Он сидел в тачке и упивался взглядами прохожих. Он крут, и это видят все. Он на вершине мира. На самом деле, Антон стоял на Партизанской улице Самары, но это волновало мало.

Чугунков только что наладил свой первый бизнес. Через старшаков из мореходки, среди которых он был в уважухе, он пробился к одной из дочерних контор, понемногу получавших машины с АвтоВАЗа. В Самаре продавать их было равносильно самоубийству, но тут Петро, который занимался поставками в Новоахтарск, был убит какой-то шпаной в подъезде своего дома. Петро был пьяный, и пистолет не спас – хулиганы его отобрали и забили этим пистолетом до смерти.

Чугунков не пил – боялся потерять контроль. Поэтому судьба Петро его не волновала. Сложности были с деньгами для предприятия и ещё много с чем. Но после школьного ада и крещения в мореходке, все остальные препятствия были шелухой, недостойной внимания.

После Самары Новоахтарск показался Чугункову очень спокойным городом. Он готовился к войне. Готовился прогрызать себе путь в новом городе. Но здесь все были какими-то пассивными и медлительными. Местные бандиты – просто тормоза какие-то. После мясорубки Самары – это курорт.

Чугунков довольно быстро захватил значительную часть новоахтарского авторынка. Смог, правда из последних сил, выдавить одного из поставщиков, получавших машины непосредственно из Тольятти. Эта война принесла кое-какие связи с местными ментами, зато практически подорвала экономику незаматеревшего ещё чугунковского бизнеса. Но самое неприятное было в другом. В пространстве наблюдалось какое-то мерзкое движение. Волшебные три М переставали работать. Бабы, а по ним он и мерил температуру в обществе и вообще улавливал тенденции, начинали сторониться бандитов. Нет, они ещё не презирали их. Но уже сторонились.

«Жить с мужиком, который спит с пистолетом и посередь ночи вскакивает? Нет уж. Извините. Не хочу!» – такой откровенный отпор был дан одному из его шестёрок (не шестёрок у Чугункова не было).

С этого момента дела у Антона пошли под откос. Только выстроившийся мир начинал рушиться. И было непонятно – куда бежать. Кем быть. В голове у Чугункова не умещалось, что новой кастой будут предприниматели. Как так? Ведь это же чмошники, к которым те же бандиты относились с высочайшим презрением. Коммерсы – это просто коровы, которых надо доить. Однако он видел, как деньги забирают власть физического насилия.

Вдобавок к этому менты, денег на которых уже не хватало, возбудили на Чугункова уголовное дело. То, что показалось ему поначалу ерундой, грозило теперь реальным сроком. И каждое его усилие в этой борьбе работало против него же. Срок серьёзно замаячил перед ним. А на зоне он боялся оказаться больше всего на свете. В Новоахтарске он только подрасслабился. Не нужно было постоянно всё контролировать. На решение вопроса ушли практически все заработанные в автобизнесе средства.

Пришлось сидеть на пустой хате, растягивать последние копейки. А главное – и без особого желания жить. Он хотел снова в стаю, он хотел снова верховодить. Но сил становиться коммерсом у него не было никаких. Это было то, против чего он боролся. Он их ненавидел. Он презирал деньги. И вот получил неожиданный удар под дых. Жизнь выходила из него с  каждым вдохом и с каждым выдохом. Он умирал после каждого движения.

Глава XIV. Ученик

У Мороза занимался один его балбес. Вроде как Мороз мог раскатать любого. С любым поясом, из любого спецназа. Это умение Чугунков высоко ценил. «В реальном мире важна только сила», – повторял он про себя. Один раз он сходил на тренировку, но ему не понравилось. Это скорее какие-то танцы, а не реальная драка.

Однако сейчас он остался не у дел, а та тренировка, или как говорили там – занятка, почему-то не шла из головы. Про себя он посмеивался над всеми этими «а теперь превращаемся в тигра». Детский сад. «Однако сейчас заняться решительно нечем», —подумалось ему. Почему бы и не пойти к этому Морозу?

У Мороза собиралась серьёзная тусовка. Про него ходили слухи. Суть которых сводилась к тому, что сам Учитель может творить чудеса. И чудеса он может творить из своих учеников. Так Чугунков и оказался на пороге додзё – невозможного кирпичного сарая возле местных цыганских трущоб. Гелентваген на парковке возле ржавого мусорного бака выглядел летающей тарелкой с Сирисуса. Чугунков стеснялся в этом признаться себе, но он хотел чуда. Он хотел много денег. Очень много денег. Так много, чтобы их невозможно было потратить. И власти. Такой, которую нельзя отнять.

Мороз был мужичком неопределённо-старшего возраста. Хитрющую его физиономию украшали очки. Меньше всего он был похож на бойца, но ещё меньше – на Учителя. Не то что Веры, а даже элементарного доверия он не внушал ни в малейшей степени. Но Чугункову было уже всё равно. Ему хотелось верить. Да и терять было уже откровенно нечего – на занятку он явился в напрочь убитых кедах с бельевыми верёвочками вместо шнурков: на спортивную обувь денег не было.

– Пти-ца сча-стья завтрашнего дня! При-ле-тела выпить у меня! Выпить у меня! Выпить у меня! Пти-ца сча-стья завтрашнего дня! – радостно пропел Мороз, после чего взгромоздился на учительскую свою скамеечку и посмотрел на Чугункова, склонив голову на бок. В этот момент он сам сделался удивительно похож на птицу, но не счастья, а хищную – вроде некрупного сыча. Чугунков мотанул головой и сбросил видение.

– Я хочу заработать денег, – сказал он прямо. – Много денег. Миллион долларов, – как-то невпопад добавил он. Сумма вовсе не была запредельной. Но вот нереальной – да, была.

– Сумма не имеет значения. Нет разницы между рублём и миллионом долларов. Знаешь анекдот? Мужик спрашивает у бога: «Боженька, что для тебя миллион?» – «Копеечка», —отвечает Господь. – «А что для тебя сто лет?» – «Секунда», – отвечает Господь. – «Боженька, дай копеечку!» – «Подожди секундочку!»

Чугункову почему-то стало не по себе от этого анекдота. И последовавшего вопроса:

– Скажи, а что ты готов сделать ради своей цели?

– Всё, что угодно, Учитель. – Чугунков был искренен. И он уже знал, что Морозу очень нравится, когда его называют Учителем.

– Достойный ответ, пять баллов! – от души обрадовался Мороз. – Деньги – это упакованное время.

Чугунков взмыкнул вопросительно, мол, с этого места поподробнее, пожалуйста. Но Мороз не снизошёл до объяснений:

– А ты подумай. Ты же любишь думать, – заговорщицки подмигнул он Чугункову. – О себе, о других, о бабах. Как Пятачок – молчишь и всякую херню думаешь. А сам как та армейская кружка: во-первых – верх запаян, а во-вторых – дно выбито.

Чугункову было физически тяжело слушать то, что говорил Мороз. Слова как-то не держались в голове, и вообще тянуло спать и подташнивало, как будто переел. Из всех слов Мороза он вынес только одно: деньги и время как-то связаны, но не так, как все говорят, а хитрее.

Мороз пыхтел сигарой и внимательно смотрел сквозь Чугункова.

– Но богатым ты будешь. Потому что – дурак, – Мороз прыснул. – Очень богатым. А думать на тебя другие будут.

Чугункову хотелось спросить, как это – думать на тебя, но он не смог – душила обида на то, что дурак. Ничего, придёт время, и мы ещё посмотрим, кто из нас дурак.

– Теперь будешь платить мне десятину, – Мороз выдохнул ароматный дым.

– Десять процентов с прибыли?

– Десять процентов с любой суммы, которая будет тебе приходить. Какая бы ни пришла, хоть десять копеек, – копейку будешь отдавать мне.

– А если прибыли нет, – вспомнил Чугунков отмазку коммерсов.

– Если будешь платить – появится, а если не будешь платить, то и прибыли не будет, – жёстко сформулировал Морозов. – И не советую затягивать. Некоторым пришла копеечка, а они и стесняются нести – ждут, пока ещё накопится. А потом ещё что-то высчитывать начинают, запутаются и вообще стесняются приходить. А потом мир своё забирает. Причём в десятикратном размере. Так что лучше сразу неси сюда, – Мороз указал сигарой на каменного скарабея, под которым лежало некоторое количество купюр. – Не стесняйся.

– Нести даже копеечку? – тупо переспросил Чугунков.

– Даже копейку, – отчеканил Мороз. – Потому что нет разницы между копейкой и твоим миллионом долларов. Для меня нет. И для мира нет. Только для дураков вроде тебя есть. Иди и приходи через неделю – будем делать из тебя воина.

Мороз резко встал. Чугунков самопроизвольно подпрыгнул. Ему показалось, что его выпнули.

Он шел из додзё к себе домой пешком. Его тошнило. Эмоции подкатывали как рвотные массы. При этом хотелось что-то делать, куда-то бежать. Как ни странно, мыслей по разговору с Морозом практически не было, он даже вряд ли смог бы этот разговор воспроизвести.

– Наверно, я и правда дурак, – сказал он вслух неожиданно для себя самого. Стало смешно, как от анаши. Вертя головой, как интурист, он шёл по незнакомому городу.

Первые же занятки заставили Чугункова вспомнить детство. Подначки Мороза были вроде бы невинными, но с удивительной точностью воспроизводили все издевательства школьного и домашнего ада. Нет, Мороз не топил чугунковский портфель в сортире, не качал безнадёжно головой, как мама, даже не бил его. Но что-то неуловимое во взгляде, в интонации, случайно, вроде бы, брошенная фраза, – с точностью иглы попадали в  самое больное место и пробуждали персональный чугунковский ад, который, как ему казалось, он навсегда похоронил. После этого ползанье крокодилом, летание журавлём и спарринги в полный контакт без какой-либо з ащиты с более опытными учениками – казались спасением. Но Мороз и тут был недоволен.

– Серьёзный, как настоящий сварщик, – комментировал он чугунковские поползновения. – Не изображай зверя, стань им. И тогда узнаешь, как он двигается, как чувствует мир. А ты пытаешься воспроизвести то, что видел когда-то, да ещё и косишься на меня – правильно ли? Сахару хочешь?

Самое обидное для Чугункова было, что он действительно старался. Он, блядь, из кожи вон лез. Он последние деньги отдавал! Нашёл, блядь, мальчика, учитель хуев! А главное – толку-то ни хрена же нет! Хоть бы по делу выёбывался, а то последний хуй без соли доедаешь!

– Это нормальная история! – искренне радовался Мороз. За полгода заняток Чугунков так и не въехал, то ли он сам, не замечая того, начинает мыслить вслух, то ли Мороз просто читает его мысли. – Так и будет, пока для тебя будет разница – миллион или копейка, похвалят или наругают! Ты гонишься за результатом, как Ахиллес за черепахой. А ты набирай из самого процесса!

Всё это был абсолютно непонятный бред, но хуже всего было, когда Мороз замолкал. Не то чтобы совсем, а просто месяцами игнорировал все вопросы, связанные с учебой – распевал частушки, травил байки, обсуждал политику… На прямые вопросы отвечал излюбленное «Подумай сам» – и продолжал клоунаду. Потом скакали-ползали зверями. Потом тошнило и не спалось. И так без конца. И без толку.

Однажды, когда других учеников в додзё не было, Мороз вдруг спросил Чугункова:

– Ты, я знаю, с «Макаром» ходил? Поедешь со мной на стрелку. Тут хорошую девочку обидели. Вспомним детство босоногое. Только раньше меня ничего не делай.

Дорогой Мороз рассказал суть дела:

– Девочка стояла, что характерно, возле областной администрации, носик пудрила в зеркальце заднего вида. И тут ей в зад въезжает пьяный поп. В рясе, я подчеркиваю, с крестом и всеми знаками различия. Не так, чтоб сильно пьян, да и помял несильно. Виноват, говорит, дочь моя, искуплю. Ну, обменялись телефонами, всё культурно. А через день она звонит мне, плачет: мне, говорит, стрелку забили. Я ей: ты точно ничего не перепутала, может встречу просто? Нет, говорит, точно стрелку. Прямо как в молодости, даже интересно.

На место приехали загодя. Чугункова немного удивило, что только вдвоём. Мороз некоторое время пошатался по пустырю, высмотрел муравейник, чему очень обрадовался. Объяснил, что муравьи – это посредники между миром мёртвых и живых, согласно египетской традиции.

Пацаны подъехали тоже вдвоём – делюга-то пустяковая. При виде двух явных фраеров довольно переглянулись. Но всё же сходу хамить не стали – мало ли, кто там приехал. Поздоровались культурно, предъявились:

– Мы от батюшки.

После этого любые ответные меры однозначно рассматривались как богохульство. Мороз молча смотрел сквозь них и улыбался. Он был расслаблен, как обкуренный. У пацанов разговор отчего-то не клеился, как будто у кассетного плеера садились батарейки.

– Так она, ну, твоя, нашла, где стоять, – начал молодой и затих.

– Короче, батюшке ремонт обошелся… – попытался включиться тот, что покрепче. И тоже затих.

Чугунков буквально видел, как на каждом слове из братков вытекает энергия. С каждой секундой они теряли энтузиазм, с которым приехали. Из молодых наглых спортивных ребят они на глазах превращались в помятых, оплывших, пьющих дядек с жёлтыми от никотина пальцами.

Мороз уже откровенно развлекался. Эти метаморфозы радовали его необычайно. Вдруг он осклабился, по-волчьи подобрался и перешёл на блатную скороговорку, как будто оттянул десятку, не меньше:

– Пацаны, я не пойму, вы за пьяный базар качать приехали? Батюшке скажите, девочка плачет, обижать – грех. Там и ремонт на копейки. Ему это зачем?

– Так она сама сказала!.. – попытался было встрепенуться старший.

– А тебе это зачем? – плавно, но мгновенно развернулся к нему Мороз. – Тебе батюшка райское блаженство обещал? Ты пулю зубами можешь остановить? Сам-то в это веришь, баклан ты говорящий?

Чугунков буквально охренел от зрелища. Пацаны не только проглотили «баклана», но и начали чуть ли не спорить друг с другом, явно пытаясь оправдаться перед Морозом.

– Не, ну он реально-то не пьяный был… – молодой покосился на старшего.

– Да с бабы какой спрос! – уверенно возразил ему второй. – Кто ж знал, что это твоя! «Это он уже Морозу», – машинально зафиксировал Чугунков.

Пацаны помялись немного и начали прощаться. Мороз, сердечно улыбаясь, пожал обоим руки. То же проделал совершенно охреневший Чугунков. Пацаны потопали к машине.

Чугунков тоже повернулся было к морозовскому гелику.

– Погоди, – остановил Мороз. – Пусть уедут. Там у них в дороге только беда. А нам она зачем? Вон, лучше на муравьёв посмотри. Знаешь про их круг смерти?

– Что за круг?

– Иногда один муравей сходит с ума и начинает бегать по кругу. За ним начинают бегать остальные, и так все муравьи бегают по кругу, пока не обессиливают и не умирают. Ты сейчас тоже по кругу смерти бегаешь, пора бы выбрать уже другое направление.

На следующей занятке Чугунков узнал, что батюшка полностью рассчитался.

Глава XV. Разворот

Тяжелее всего было, когда Мороз заставлял двигаться очень медленно. На согнутых ногах, не прерывая движения и не повторяясь. Вся натура Чугункова протестовала против этого! Но после случая с братками, Чугунков решил во что бы то ни стало научиться. Он перестал обдумывать задания, оценивать их полезность, перестал даже пытаться как-то измерить результат. Просто делал и всё. Медленно – значит медленно.

– Умочка! – прокомментировал Мороз. – А теперь высвобождаем Дракона!

И в этот момент Чугункова как прорвало. Он забыл про других учеников, что были в додзё. Он забыл про время. Он стал Драконом. Большим мощным Драконом. Каждое движение которого приносит ему, дракону, энергию. Каждый вздох – это энергия. Он увидел, как энергия разливается вокруг него, он купался в ней, как в океане, физически ощущая её поддержку, плотность и мощь.

В тот день мир ему начал казаться каким-то ненастоящим и даже мультяшным.

– Вот теперь можно и бизнес делать, – объявил Мороз.

От начала заняток прошло полтора года.

Собственно, определённые телодвижения по новому бизнесу Чугунков как-то незаметно для самого себя уже начал. Идея давно витала в его голове, но для того, чтобы паззл собрался, не хватало какого-то доворота, как в калейдоскопе. Году в девяносто третьем, считай, с первых же более-менее достойных мужчины прибылей, Чугунков, как и положено новому русскому, поехал покататься по Европе. Правда, в отличие от коллег по цеху, Антон не грел пузо на пляже и не размазывал чёрную икру по рожам нерасторопных официантов. Ему хотелось посмотреть, как живут люди в другом мире. Поэтому поселился он не в отеле, а в семье. Вникал в бытовую обстановку, а большую часть времени колесил на арендованной машине по идеально ровным, но неестественно узким дорогам. Сейчас так путешествуют студенты. Английского он не знал совершенно, других языков – тем более, так что языкового барьера для него не существовало. Зато наблюдательности было не занимать. Чугунков, например, обратил внимание, что если не хочешь идти в магазин, можно и не ходить – привезут домой. И не только пиццу, как в кино, но и повседневные продукты – хозяева, например, каждое утро получали из рук улыбчивого мальчика бумажный пакет со свежайшим хлебом и молоком. Это понравилось Чугункову – дома недобитые совдеповские гастрономы вызывали знакомую брезгливость, а недоношенные супермаркеты – лёгкий, но неприятный страх. Короче, с молоком он решил не связываться, а торговать свежим хлебом. Причём не просто торговать, а доставлять непосредственно на дом. Идея захватила. То и дело прямо на ходу он доставал записную книжку и корябал там чёрточки и каракули, вычисляя себестоимость производства и доставки: продукт компактный, но и недорогой… делим одно на другое… Своей мыслью он осторожно поделился с Морозом.

– Хлеб наш насущный дай нам на сей день! – радостно прокомментировал Мороз. – Пять баллов! Что бы ни было, а хлеб покупать будут. Делай!

Чугункову показалось, что основную фишку – с доставкой – Мороз даже не уловил. Но уточнять не решился. Благословение Учителя мёдом растекалось в душе.

Дальше события развивались не то чтобы чудесным образом или сами собой, но как-то естественно и неостановимо. Если дерево растёт, его нужно поливать и удобрять. Иногда это тяжело, но если не делать очевидных глупостей, в свой срок оно принесёт плоды. Если же не растёт – дешевле не работать. И любая выверенная и безотказная схема рассыпается в пыль. А причины для этого найдутся. Но уже потом. Чугунков почувствовал, что бег по кругу смерти закончился. Теперь он понял, что такое – набирать даже из борьбы. Например, перетянул на свою сторону былого противника. Мужика, с которым он воевал, звали Кирилл Бекасов. Именно с его подачи менты возбудили против Антона уголовное дело. Бекасов, которого, как оказалось, в свой срок тоже выдавили с АвтоВАЗа, первое время относился к чугунковской идее как к глупости – шёл девяносто шестой год – да мало ли тех пекарен. Но после того, как они вместе слетали в Испанию (деньги пришли в последний момент – ни с того ни с сего Чугункову вернули давно забытый долг), Бекасов уже через неделю бегал по Новоахтарскому химзаводу, договариваясь временно пристроить дрожжевые культуры из семейных хлебопекарен в спецхранилище, где раньше выращивали бактериологическое оружие. И бекасовские связи в силовых кругах начали работать на Чугункова. Бекасовская же «подушка» на чёрный день, потом и кровью добытая на АвтоВАЗе, как-то незаметно перетекла в инвестиции в новый проект. Причём сам Бекасов так же естественно оставался миноритарием, несмотря на все его деньги и связи. Это даже не обсуждалось.

Кстати, заметно потеплели и менты, отношения с ними почему-то перестали мериться только деньгами, как будто от самого общения с Чугунковым они получали нечто такое, после чего и денег-то просить грех. Да и вопросы, которые совсем недавно заставляли вскакивать по ночам, по факту оказывались совершенно пустяковыми. Чугунков как будто создавал вокруг себя водоворот, куда люди и события втягивались помимо их воли, но незаметно – оттого и практически не сопротивляясь.

На занятки времени почти не оставалось, однако дважды в неделю – как штык! – Чугунков приходил в додзё и летал Драконом. Даже если Мороз давал какое-то другое задание, Чугунков предпочитал выполнять его «из Дракона». Порой в  таком состоянии он часами пребывал и после занятки. Ему нравилось быть Драконом, это его устраивало. Зачем ещё что-то усложнять? За драконью ярость на спаррингах другие ученики снова прозвали его Антохой Ёбнутым, но к старой-новой кличке, которой когда-то гордился, Чугунков теперь оставался равнодушным. Его вообще перестало волновать, что говорят другие. Когда он пошёл регистрировать новую компанию «Свежий Хлеб», чиновница только бровки домиком подняла: «Ещё один, гос-с-поди!..»

Чугунков не прореагировал никак. Спустя пару лет эта баба ещё разжиреет на его булочках, забыв о той истории. Чугунков же оставит нанесённые ему обиды при себе. Антон стал потихоньку отделяться и от Учителя. Теперь ему казалось странным, что Мороз не подчиняет людей своей воле. При таких-то возможностях – преподавать в каком-то сарае в Новоахтарске!.. Да и вообще, безумие – передавать такие знания! Их надо держать в тайне. Поймают за руку – отрицать до последнего. Ведь в руках Мороза золотая жила.

Денег у Чугункова и правда с каждым днём становилось всё больше. Он быстро перенёс производство с химзавода, чтобы не портить имидж – пусть там и дальше делают китайскую лапшу. Обзавёлся небольшим собственным цехом, который оборудовал по евростандарту. А уж стандарты чистоты, которые буквально драконовскими методами ввёл на производстве брезгливый Чугунков, удивляли и европейцев. Девочки-берёзки ловили прохожих, предлагая отведать хлеб да соль, мальчики-Емели на малолитражках развозили хлебушек по домам. К хлебушку быстро стала прирастать всякая сопутствующая дребедень: чай-кофе, сладости… «Сопутка» прибавляла к выручке процентов тридцать. На новоахтарских рекламных щитах поселилась домохозяйка с батоном вместо телефонной трубки в руках. Тем не менее, бизнес постоянно балансировал на грани выживания – заказов было ещё относительно немного, затраты съедали прибыль. Правда, в критических ситуациях необходимые суммы либо возникали естественным путём в последний момент, либо естественным же путём рассасывалась сама ситуация. Но «волшебных» денег хватало всегда впритык – это раздражало.

– Относись к денежному потоку как к игре в ручейки. Играл же в детстве? Прутиком убирай потихоньку льдинки, присоединяй другие ручейки к своему – не заметишь, как озеро набежит, – объяснял Мороз. Чугунков в ручейки в детстве не играл, но мысль уловил.

Но ручейки ручейками, а хорошо бы и пожарный гидрант подтянуть, размышлял Чугунков. И тут образовалась Лилия. Лиля была умна, опасна и красива, как Миледи из «Трех Мушкетеров». Она тусовала с бандитами, банкирами и чиновниками. Кредитную линию на строительство нового завода – крупнейшего за Уралом, она пробила играючи. Сложности возникали скорее с самой Лилией – в отличие от Бекасова, с облегчением сбросившего груз принятия решений и уверовавшего в Чугункова почти как в Бога, Лиля бродила, где вздумается и гуляла сама по себе. Что не помешало ей вежливо, но непреклонно отжать подобающую долю в растущем бизнесе. Впрочем, границ она не переходила, и Чугунков пока просто махнул рукой: сейчас пользы всё равно больше, потом разберёмся. Теперь время было его ресурсом и союзником. Пора было идти в прорыв.

Глава XVI. 1 сентября

– Я услышал, что ты пошёл за шоколадкой, – вспоминает Черкес наш поход в «Пентхаус». Ну и подумал, что ты хочешь «Сникерс» там или «Баунти», я ж не знал про негритянку. Думаю, в киоск что ли пошёл? Но где ты собрался найти киоск с шоколадками на Арбате? Жду и жду тебя. Становится скучно. Дай, думаю, бабу сниму. А с какой ни договорюсь, все говорят  – сейчас вернусь, и не возвращаются. А виски-то мне продолжают приносить. Говорить становится тяжело. Грустно как-то. Пошёл к людям, к барной стойке. А там барменша смотрит на меня и спрашивает: «Ты чего такой грустный? Что ты хочешь?» Ну я напрягся. А там же они без лифчиков, и протягиваю руку к её сиське и говорю: «Сиську хочу». С ней и ушёл…